-

ОЛЬШЕВСКИЙ М. Я.

КАВКАЗ С 1841 ПО 1866 ГОД

РУССКО-ТУРЕЦКАЯ ВОЙНА ЗА КАВКАЗОМ

в 1853 и 1854 гг.

Из записок генер. от инфант. М. Я. Ольшевского.

VI. ¹

Переход через Арпачай.

Бояндурское сражение, стоившее нам, сравнительно с числительностию участвовавших в нем войск, большой потери в людях и расстроившее материальную часть артиллерии, невольно имело влияние на наши будущие соображения и наступательные действия.

Если бы не было Бояндурского сражения, то с прибытием, 30-го октября, Нижегородского драгунского полка с донской № 7 батареей, а 1 ноября двух баталионов Ширванского и одного баталиона Белостокского полков, у нас было бы более двумя баталионами против тех сил, с которыми мы предприняли наступательное движение за Арпачай, позже двенадцатью днями, и одержали победу под Башкадыкларом.

Те же доводы, которыми старались оправдать князя Орбелиани, были неуместны. Так, между прочим, говорили, что если бы и не было Бояндурского сражения, то все-таки мы прежде 10 ноября не перешли бы Арпачай, потому что ранее этого времени не был готов мост на этой реке. Такое доказательство совершенно неосновательно, потому что Арпачай не только у Александраполя, но и ниже у Бояндура был проходим в брод, чему служит примером турецкий корпус, действовавший на нашей стороне. Вот если бы обвинили князя Орбелиани в том, почему он держал под убийственным огнем в продолжении двух часов первую линию, а не отвел ее назад при первых выстрелах, против этого я не возражал бы. [418]

Впрочем, по истине нужно сказать, что и сам князь Бебутов долго не решался действовать наступательно, а тем более вступить в решительный бой с неприятелем, силы которого превышали наши слишком в пять раз. Несколько раз я рассуждал об этом с некоторыми из моих товарищей и даже раз высказался самому Василию Осиповичу.

— «Разве ты не знаешь, братец ², что турки в несколько раз сильнее нас и притом стоят несравненно выше в военном образовании против прошлых войн», — отвечал мне старик с свойственным ему хладнокровием.

— Совершенно согласен с мнением вашего сиятельства, отвечал я почтительно. — Согласитесь, однако, чтобы успокоить наших жителей и прекратить неистовые грабежи курдов и баши-бузуков не остается другого средства как перейти Арпачай и, действуя наступательно, искать боя с неприятелем, или оттеснить его до Карса.

— «И против этого не буду спорить с тобою, мой друг, — сказал князь Бебутов, ласково обнимая меня. — Окончится мост на Арпачае и я немедленно двинусь в турецкие пределы», — прибавил он.

Из этого разговора видно, что и у князя Бебутова, не смотря на лежащую на нем большую ответственность, в случае неудачи, была общая мысль на уме, искать боя с неприятелем; но только старик колебался перешагнуть Арпачай, который был для него Рубиконом. И, действительно, Василий Осипович в этом случае должен был действовать как отчаянный понтер, который, одним ударом желая сорвать банк, ставит на карту все свое достояние, или произнести Гамлетовское «быть или не быть», умереть или жить.

Наконец, 8-го ноября, не только мост на козлах, но и тет-де-пон, по правую сторону Арпачая, были совершенно окончены; между тем приказания о выступлении не отдавалось, и только 14 числа мы двинулись через Тахнис на Пирвали. Отряд был невелик. Он состоял из десяти баталионов, Нижегородского драгунского полка, 15 сотен казаков и милиции при 82 орудиях; но каждый солдат был воодушевлен и горел нетерпением сразиться с неприятелем.

День был пасмурный и довольно холодный, то пойдет дождь, то перепорхнет снег; однако дорога была не грязная. К вечеру [419] пришли к Пирвали, отстоящему от Александраполя в шестнадцати верстах, и расположились по Карс-чаю бивуаком, в полном смысле этого слова, потому что выступили без повозок, и с самым ограниченным числом вьючного обоза. Палатки ни одной, а все расположилось под открытым небом, и только князь Бебутов со штабом приютился в нескольких саклях небольшого армянского селения Пирвали. Даже костров нельзя было развести, потому что не только окрестности бивуака, но и все пространство между Александраполем и Карсом совершенно безлесно. Как было бы приятно погреться, а в особенности обсушиться возле костров, потому что было не столько холодно, сколько сыро; притом дул пронзительный ветер и крутил хлопья снега.

О неприятеле не было ни слуху, ни духу. Лазутчики говорили, что Абди-паша, отведя войска в Карс, сам поехал в Эрзерум доложить муширу об одержанной им победе под Бояндуром, предоставив в свое отсутствие действовать Рейс-Ахмету-паше, своему начальнику штаба, по его усмотрению.

На другой день сведения эти подтвердились посланными князем Бебутовым надежными лазутчиками. Между тем шедший ночью снег разгрязнил дорогу. А потому, вместо наступательного движения вперед за Карс-чай, было совершено фланговое движение влево на Баш-Шурагель, где отряд, по доставлении из Александраполя обоза, расположился лагерем.

Пятидневная стоянка при этом, оставленном жителями, турецком селении ничем не ознаменовалась, кроме перестрелок и отчаянной джигитовки курдов и баши-бузуков, в то время, когда наши колонны ходили раззорять окрестные селения, чтобы добыть из домов дров для варения пищи и костров.

Между тем, на третий день нашей стоянки под Баш-Шурагелем, лазутчики дали знать, что Рейс-Ахмет-паша, узнав о нашем переходе через Арпачай, воспылал гневом за такую нашу дерзость и немедленно выступил со всем корпусом из Карса. Однако, по мере сближения с нами, гнев Рейс-паши стихал, потому что он, 17 ноября, вновь расположившись лагерем между Суботаном и Огузлы, далее не двигался. Может быть его озадачила победа, одержанная ахалцыхским отрядом под Суплисом, над его собратом Али-пашою. Но если победа под Суплисом действительно смутила Рейс-пашу, то она возбудила энергию и у князя Бебутова, потому что Василий Осипович, после получения известия об этой победе, решился во чтобы ни стало сразиться с своим противником. [420]

VII.

Башкадыкларское сражение 19 ноября 1853 г.

18 ноября, в десять часов светлого морозного вечера, отдано было приказание об отправлении со всеми тяжестями колесного обоза в Александраполь и о выступлении отряда с рассветом по дороге на Пирвали.

Лагерь оживился, все заговорило о предстоящем сражении. Начали сниматься палатки и вместе с другими тяжестями укладываться на повозки. Деньщики и вообще офицерская прислуга суетились над вьючными чемоданами. Пехотинцы укладывали свои немногие вещи и четырехдневное сухарное довольствие в ранцы, пробовали остры ли штыки, исправны ли ружья и патроны. Кавалеристы, кроме заботы о своих вещах, приготовляли саквы с овсом, осматривали седла и своего ратного товарища. Артиллеристы, кроме заботы о лошадях, осматривали свои орудия, зарядные ящики и конскую сбрую. Даже беззаботные милиционеры не оставались в бездействии, и вместе с прочими суетились и хлопотали возле своих лошадей и переметных сум. И все это совершалось при свете пылающих костров, которые были разложены чаще и огромнее против других ночей, что очень естественно, потому что истреблялся весь запас дров и разный хлам.

О сне и успокоении, начиная с князя Бебутова и до последнего солдата, никто не думал, хотя, если строго рассуждать, он был очень полезен. Но можно ли думать о сне в такие минуты, когда приготовляешься к бою, и когда одного беспокоят заботы и распоряжения, другого занимают слава и подвиги, третьего тревожат разного рода предчувствия.

За два часа до рассвета отдано было приказание седлать лошадей, запрягать артилерию и обоз. Спустя же час, отряд начал сниматься с лагерного расположения под Баш-Шурагелем и на рассвете, предвещающем хороший осенний день, две движущиеся черные полосы обозначали направление наших войск.

10 баталионов, Нижегородский драгунский полк в полном составе, 15 сотен казаков при 32-х орудиях двигались по дороге на Пирвали ³. Весь же обоз этих войск, под прикрытием трех [421] сотен донского № 20-й и баталиона Белостокского полка, прибывшего из Александраполя, по переправе через Арпачай у Бояндура, следовал в этот город.

Около десяти часов началась переправа отряда у селения Пир-вали через Карс-чай. Не успели еще наши линейные казаки, под начальством полковника Камкова, подержанные Кавказским стрелковым баталионом, подняться по крутому подъему на правый берег этой реки, как огромные массы курдов и баши-бузуков появились с левой стороны. Но во все время движения нашего отряда, продолжавшегося около часа, они оставались в бездействии. Не могу сказать, были-ли они озадачены меткими выстрелами наших стрелков, от которых несколько всадников попадало с лошадей, или это произошло от других неизвестных мне причин.

Не думаю, чтобы наше появление было неожиданное для Рейс-паши, однако в то время, когда наши войска начали выстраиваться против Огузлы, на неприятельской позиции, занятой на возвышениях позади этого селения и речки Мавряк, здесь протекающей, происходили суета и передвижение частей ⁴.

Нельзя сказать, чтобы при этом и со стороны князя Бебутова не выразилась свойственная ему нерешительность. Вместо того, чтобы без промедления и в том боевом порядке, в котором войска были построены, атаковать неприятеля с одного из флангов и преимущественно с левого, где местность была более доступная, — начались совещания и перестроения. Вместо того, чтобы по малочисленности нашего отряда, состоящего с небольшим из 9000 штыков [422] и сабель, при 32-х орудиях, держаться в совокупности мы, во избежание обхода, рястянулись версты на две.

Думать о сохранении нашего сообщения на Пирвали было уже поздно, потому что те-же огромные массы курдов и баши-бузуков, которые при движении от Карс-чая находились с левой стороны, теперь очутились у нас в тылу, так что в случае нашего поражения, если бы мы не успели пробиться на Мусса-Мулла, то ни один из нас не избегнул бы смерти или плена. Недаром же Рейс-паша, увидя нашу малочисленность и то, что мы окружены со всех сторон, воскликнул с надменностию окружавшим его:

— «Побольше веревок и арканов; сначала перепившихся и сумасшедших гяуров перевяжем, а потом пленными поведем в Карс» ⁵.

Но судьбы Господа неисповедимы. Храбрость и мужество наши восторжествовали. Надменные и превышавшие нас в четыре раза турки были разбиты на голову и бежали без оглядки до самого Карса.

Опишу в общих чертах славное Башкадыкларское сражение. Первая линия боевого порядка, в котором мы следовали от Карс-чая, состоявшая из двух баталионов Ширванского и одного Куринского полков, гренадерского стрелкового баталиона и двух рот сапер, была выдвинута под начальством генерал-маиора Кишинского против центра неприятельской позиции. Находившиеся при этих войсках батарейные батареи, № 2-я гренадерской и № 5-я —21-й артиллерийских бригад, руководимые начальником артилерии, генерал-маиором Бримером, немедленно открыли пальбу из орудий против неприятельских батарей, уже стрелявших по нашим войскам, и нашими первыми выстрелами были взорваны два турецких зарядных ящика.

Два дивизиона Нижегородских драгун и шесть сотен линейных казаков при дивизионе донской № 7-й батареи, под начальством генерала Багговута, были двинуты влево на высоты для удержания курдов и баши-бузуков. Князь Чавчавадзе с остальными тремя дивизионами Нижегородских драгун, тремя сотнями линейных казаков и с другим дивизионом донской № 7-й батареи с тою же целию был направлен вправо.

Вторая линия нашего боевого порядка, состоявшая из двух баталионов Эриванского и двух баталионов Грузинского полков, начала сдвигаться к колонне генерала Багговута. Эти четыре баталиона гренадер, вверенные начальству их бригадного командира князя [423] Багратиона-Мухранского, с помощию кавалерии генерала Багговута, предназначались произвести решительную атаку против правого неприятельского фланга.

Наконец шесть рот эриванцев, донской № 4-й полк с легкой.

1-й батареей гренадерской бригады, составляя резерв, должны были оберегать наш тыл от огромных масс курдов и баши-бузуков. И если, впродолжение трехчасового боя, курды и баши-бузуки не осмелились сделать не только наступления, а держались в отдалении, то именно потому, что орудия, снятые с передков, были направлены против них, а казаки готовы были понестись на них в атаку.

Таково было первоначальное распределение войск, не соответствующее ни нашим силам, ни тому положению, в которое мы были поставлены при самом начале.

Пока располагались наши войска на указанных им местах и сдвигались четыре баталиона гренадер для произведения атаки на нашем левом фланге, неприятель открыл сильную канонаду из своих тридцати орудий. Его батареи, занимая возвышенный берег речки Мавряк, обстреливали сильным огнем все пространство, на котором действовали наши войска. Его ядра и гранаты долетали до нашего резерва, падали и разрывались между парковыми ящиками и транспортными повозками, взятыми с перевязочными припасами, и другими крайне необходимыми предметами. Даже перевязочный пункт не был укрыт от неприятельских выстрелов, доказательством чему служит то, что были ранены лекарь Борковский и один фельдшер, а подносимый к перевязочному пункту раненый командир 2-го Ширванского баталиона маиор Дьяконов был добит осколком гранаты.

Ранее и долее прочих подвергался неприятельским выстрелам наш центр, войска которого, стоя неподвижно, около часа находились под огнем 20 орудий. Между куринцами, пострадавшими от артилерийского огня под Бояндуром, слышался ропот:

«Зачем нас держут под ядрами, как под Бояндуром, и не ведут в штыки. Ведь нам не впервые бить татарина», говорили они, не зная того, что генералу Кишинскому ранее гренадер не приказано было наступать.

Впрочем в таком же затруднительном и опасном положении находился и князь Чавчавадзе. Кроме больших масс баши-бузуков, угрожавших драгунам и казакам с фланга и тыла, четыре баталиона с шестью орудиями сильно напирали и вредили им огнем с фронта. Не смотря на смелое и отличное действие полковника [424] Долотина с дивизионом вверенной ему батареи, и на отчаянно храбрые атаки нижегородских драгун, неприятель сильно теснил наш правый фланг. Много храбрых пало смертию или выбыло из фронта, как тяжело раненые.

Наконец, гренадеры пошли в атаку по крутой возвышенности, а генерал Багговут с кавалерией понесся по флангу и тыл неприятеля. Предводительствуемые генералами Бримером и Кишинским, двинулись вперед и войска, составляющие центр. Артилерийский огонь слился с сильным ружейным.

Трудна была атака эриванцев и грузинцев, построенных в две полковые колонны. Им нужно было подняться в гору и совершить это не только под картечью из восьми орудий, но и сильным штуцерным огнем трех баталионов. У эриванцев уже выбыли из строя оба батальонные командира: маиор Турчановский был убит, а барон Врангель сильно ранен; не досчитывалось уже нескольких ротных командиров; десятками падали нижние чины; но они, дойдя до гребня высоты, с криком ура бросились на врага и штыками обратили его в бегство, овладев четырьмя орудиями.

С таким-же мужеством и храбростию левее их поднимались грузинды; но, расстроенные сильным огнем двух штуцерных баталионов и поколебленные смертельною раною своего полкового командира, князя Орбелиани, в их рядах произошло замешательство, и они начали отступать. Однако, воодушевленные князем Бебутовых и во-время подкрепленные двумя ротами с двумя орудиями, взятыми из резерва, грузинцы скоро оправились и отмстили за смерть своего полкового командира и других своих начальников. Преследовавшие их два неприятельские баталиона, попавшие между двух огней, были уничтожены и трупами своими завалили глубокий овраг, находящийся между высотами, откуда началась атака и где теперь стояли победителями эриванцы.

Одновременно с тем, как гренадеры атаковали с фронта правый фланг неприятеля, генерал Багговут с драгунами, казаками и четырьмя орудиями, пронесшись вихрем между изумленными курдами и баши-бузуками, бросился в шашки с фланга. Отбросив одним ударом сувари или регулярную турецкую кавалерию, он налетел на пехоту, и тогда как драгуны и казаки крошили ее саблями и шашками, есаул Кульгачов, начальник дивизиона донской № 7 батареи, с самого ближайшего расстояния громил ряды низама ⁶ картечью. Много и здесь оказано было храбрости, мужества и самоотвержения. Много и здесь не досчитывалось в рядах павших смертию, или [425] выбывших из строя ранеными. И турецкая пехота, пошатнувшаяся с фронта от дружного удара гренадер в штыки, а также приведенная в ужас молодецкой кавалерийской атакой и поражаемая картечью с фланга и тыла, дрогнула и побежала, оставив в наших руках свои орудия, облитые кровью артилеристов.

Но в то время, когда полная победа была на нашем левом фланге, в центре у генерала Бишинского и на правом фланге у князя Чавчавадзе шла страшная упорная резня. Ширванцы, куринцы, стрелки и саперы или штурмовали сакли селения Огузлы, или дрались с неприятелем, засевшим за каменьями, расположенными террасами за этим селением.

Истомленные драгуны и линейные казаки князя Чавчавадзе, не смотря на отчаянные атаки, которыми они удерживали наседающего на них в десять раз сильнейшего неприятеля, были оттеснены за Огузлы, так что они с пехотой, действующей в центре, составляли острый внутренний угол, или, чтобы яснее выразиться, наш правый фланг был обращон к нашему центру спиною, находясь один от другого почти на версту.

Однако победные клики и громогласное неумолкаемое ура на Баш-кадыкларской возвышенности мгновенно изменили ход дела внизу у Огузлы. Турки, видимо осиливавшие здесь нас, начали быстро отступать по следам разбитых и бегущих своих товарищей правого фланга. В преследование отступающего неприятеля был послан донской № 4 полк, находившийся до того в арриергарде.

Преследование продолжалось только до неприятельского лагеря, находившегося в верстах двух от поля битвы и брошенного турками со всем багажем; далее же не могло продолжаться, потому что войска были сильно истомлены и понесли огромные потери. Притом и солнце было на закате. Да и зачем нам было заботиться о преследовании турок, когда курды помогали нам в этом, если не убивая, то обирая их на славу. В особенности они поживились хорошо в обозе пашей и даже самого Рейс-паши, как бы в отместку за то, что они прежде других, оставив поле битвы, уходили без оглядки в Карс.

Победа была полная, блистательная. 26 пушек, единорогов и гаубиц разных калибров с 68 упряжными лошадьми, десять зарядных ящиков, частью поврежденных нашими выстрелами, одно полковое знамя, десять значков и множество разного оружия, оставленные неприятелем на поле сражения, были трофеями этого славного для нас дня.

Пленных было только: 1 штаб-офицер и 1 обер-офицер, оба раненые и 10 нижних чинов. Да и не могло быть иначе, потому [426] что турки держались на позиции с упорством; когда же после штыкового дела пехоты и сабельных ударов кавалерии дрогнули и побежали, то первоначальное исчезновение их было очень быстрое. Пре-следовать-же на дальнем расстоянии, как я уже сказал, мы не имели средств и возможности.

Сверх того нам достались два лагеря, расположенные не в дальнем расстоянии один от другого, и состоящие по меньшей мере из 500 конусообразных новых палаток зеленых и белых. Но были палатки разноцветные, больших размеров и весьма красивые, по своему устройству, принадлежавшие, без сомнения, пашам и полковым командирам. В палатках были оставлены ранцы, плащи, сухари, котелки и другая посуда. Лагерь со всеми находящимися в нем вещами большею частию достался жителям окрестных деревень и курдам, потому что доходившая до лагеря кавалерия могла взять с собою незначительное число палаток.

Башкадыкларское сражение хотя стоило нам больших потерь, но, судя по упорности боя, продолжавшегося более трех часов, и силе неприятельского огня, эти потери не были столь огромны, как можно было предполагать. Убиты маиоры Турчановский и Дьяконов, 9 офицеров и 308 нижних чинов. Ранены, большею частию тяжело (из которых некоторые померли), 8 штаб-офицеров ⁷, 24 обер-офицера и 762 нижних чина. Сверх того оказалось контуженных, преимущественно артиллерийскими снарядами, 180 человек.

Собрать с поля сражения убитых для предания их с подобающею почестью земле, приютить и успокоить раненых, хотя было первой заботой каждого, но это не так легко было сделать. Убитые свезены и снесены к Огузлинскому храму Божию, жители которого были, как и других окрестных селений, армяне-григорианцы, я уложены в десятки рядов, с тем, чтобы на другой день, после общей панихиды, предать их погребению. Что же касается раненых, то успокоение их было не так легко. Хотя для размещения их были избраны лучшие дома жителей, но удобного помещения оказалось недостаточно.

Из тяжело раненых более, чем 40 человекам нужно было сделать немедленные ампутации; а это, при всем искустве и усердии медиков, не могло быть исполнено надлежащим образом, по неимению даже самых необходимых для этого средств. А потому [427] решено было тяжело раненых отправить в Александраполь с двумя баталионами завтра утром, неся их преимущественно на носилках. Для перевозки же всех прочих раненых, а равно отбитых орудий, зарядных ящиков, оружия и других трофеев, немедленно потребованы из Александраполя перевозочные средства.

По расположении победителей частию под открытым морозным небом, а частию в палатках, взятых из неприятельского лагеря, начались ликования и рассказы о совершенных подвигах вокруг слабо горящих костров, которые действительно были редки и малы по недостатку дров.

Не смотря на то, что прошлая ночь была проведена без сна, что весь день прошол в сильном напряжении физических и нравственных сил, громкие крики и возгласы пирующих не унимались далеко за полночь. За то мертвая тишина царила в отряде на рассвете; только часовые, медики и ухаживающие за ранеными бодрствовали, да раздавались стоны раненых.

Участники славного Башкадыкларского сражения были щедро награждены своим великим императором. Князь Бебутов получил орден св. Георгия 2-й степени. Произведенный в генерал-лейтенанты, Багговут, а также генерал-маиоры князья Багратион-Мухранский и Чавчавадзе были награждены тем-же орденом 3-й степени. Св. Георгия 4-й степени удостоились: полковники Москолев и Банков, подполковники Нижегородского драгунского полка Петров ⁸ и Борковский, маиоры князь Орбелиани, барон Врангель и князь Шаликов, с производством притом в следующие чины, и капитан князь Чавчавадзе. Нижним чинам пожаловано по десяти знаков военного ордена на роту и батарею и по пяти знаков на эскадрон и сотню. Независимо этого, кроме других наград, офицерам назначено не в зачет полугодовое жалованье, а каждый нижний чин получил по два рубля серебром.

VIII.

Возвращение в Александраполь и зимнее пребывание в этом городе.

Простояв еще одне сутки бивуаком под Огузлы, совершив кавалерийское движение по направлению к Карсу, и покончив погребение, при помощи жителей, убитых турок, отряд двинулся в Александраполь.

Был мрачный осенний день, но город казался праздничным. Все население, от старца до ребенка, могущего передвигать ноги, вышло [428] приветствовать победителей с хоругвями и образами, и расположилось по возвышенностям и холмам перед Арпачаем. Пушечная пальба с крепости, а вслед затем колокольный звон возвестили приближение отряда, и толпы с образами и хоругвями двинулись вперед и встретили князя Бебутова по переезде через мост. Одни, падая на колени, воссылали теплые молитвы к Творцу Небесному, другие, припадая к стремени и коню, на котором ехал князь, лобызали его руки и ноги.

Из этого оказывается каким высоким, беспредельным чувством благодарности проникнуты были жители Александраполя и окрестных деревень к победителю Башкадыклара, и как высоко они ставили и ценили эту победу. И действительно она была в особенности велика и важна для поселян, потому что одним этим ударом успокоивался пограничный край. После Башкадыкларского сражения уже ни один курд, а тем более баши-бузук, не являлся в наших пределах для грабежа, в продолжение всей зимы.

Бойска, расположенные по армянским селениям, хотя ни разу не были тревожимы, но нельзя сказать, чтобы они довольствовались удобствами зимнего квартирования. Чтобы выразилось это удобопонятнее и рельефнее, нужно обратить внимание на образ жизни и постройку жилищ, как жителями Кавказа, так и живущими в азиатской Турции. Обитатель Кавказа, кто бы он ни был, грузин, армянин, мусульманин сунитского или шиитского толка, мало заботится об удобном и теплом для себя помещении. Приписать же это нужно их беззаботности, а отчасти привычке жить на открытом воздухе.

До появления русских на Кавказе не имелось понятия о печах. Камины же их, как устраиваемые без заслонок и вьюшек, согревают внутренность жилища только тогда, когда в них есть огонь. Такой способ устройства жилищ еще пригоден в тех местах, где зима непродолжительна и не бывает больших морозов. Но жить в такого рода постройках на возвышенных местах, как например Ахалцыхский и Александропольский уезды, или Карский пашалык, где зима продолжается 4—5 месяцев и морозы достигают до 20 градусов, вовсе неудобно. Это тем более не по нраву русскому человеку, привыкшему погреться на печи и расправить на ней свои кости и члены.

По такой важной причине зимнее расположение в армянских селениях больно не нравилось нашему солдату — и он сильно грустях о своей родной избе и вспоминал о Духоборьи и молоканских селениях, если привелось ему стоять в них зимою.

Наш солдат о жилье армянина отзовется с презрением и назовет его не иначе, как «буйволятней». И он прав, давши такое [429] название, потому что под одной крышей с жильем человека помещаются буйволы, лошади и разные другие животные; а это делается не только в армянских, но и в мусульманских селениях, как наших, так и турецких.

В Карсе очень много таких домов, где внизу помещаются лошади, буйволы и другие животные, а над ними живет с своим гаремом зажиточный турок, а пожалуй и паша. Испарения, исходящие из навоза и кала животных, а равно их дыхание, согревая жилье, заражают его неприятным вонючим запахом. Но пограничные наши армяне и мусульмане, а равно турки, по неимению дров, и вообще по недостатку топлива, согреваясь теплотою животных, ни мало не гнушаются таким спертым воздухом, а напротив находят его весьма здоровым.

Но если войска наши, квартировавшие по армянским селениям, подвергались неудобствам, то нельзя было этого сказать о баталионах, расположенных в Александраполе. Не смотря на огромность караулов и большие работы по заготовлению сухарей для будущего довольствия, болезненность между людьми была умеренная, потому что обращалось полное внимание на хорошее их размещение и содержание.

Жилось удобно и притом весело и штабу Александрапольского отряда. Даже и на мою долю, не смотря на огромность занятий, перепадали удовольствия и развлечения. Правда, после Башкадыкларского сражения, моя деятельность приняла более правильное направление, потому что были уже и начальник штаба, и обер-квартирмейстер, и старшие адъютанты, и казначей.

Коснусь некоторых подробностей зимней александрапольской жизни. По воскресным и праздничным дням были в крепости собрания в комендантском доме, который был свободен, по случаю отъезда генерала Шульца в отпуск. Помещение было большое и удобное, два хора музыки, кавалеров бездна и в дамах не было недостатка; притом между ними были и хорошенькие. Если не было мятели и вьюги, что, как я уже упомянул, случалось в Александраполе довольно часто, собрания были полны и шумны. Князь Бебутов тоже не упускал случая бывать в собрании, и тем в общем мнении придавалось ему еще более значения. Говоря вообще о Василии Осиповиче, нужно сказать, что он любил общественную жизнь и не отказытвался от таких удовольствий и приглашений, на которых в кругу своих подчиненных мог провести вечер и сыграть несколько роберов в вист или ералаш. Он также любил и полюбезничать с дамами.

У князя Бебутова ежедневно к двум часам собирался к обеду весь штаб и приглашенные им лица, так что за стол менее 20-ти человек не садилось. Обед был вкусный и менее четырех блюд [430] не подавалось; вино было исключительно кахетинское и всегда хорошее. Разговор был самый оживленный, потому что не только сам князь любил порассказать, но и слушать веселые и смешные анекдота и происшествия. Часто раздавался самый задушевный и громкий хохот всех обедающих. Никто не стеснялся присутствием доброго, приветливого начальника и гостеприимного хозяина; но никто не дозволял себе сказать что-нибудь лишнее и неуместное.

Так жилось в Александраполе в продолжение всей зимы и мир и спокойствие дарили в нем и его окрестностях. К чести войск нужно сказать, что ни одно скандальное обстоятельство не помрачало их и не встревожило начальства.

Таким же мирным путем шли дела и за Арпачаем. Неприятеля как будто бы не существовало. Только через лазутчиков поучались сведения, что в Карсе сосредоточиваются войска, делаются огромные заготовления продовольственных и военных запасов, самая крепость приводится в сильное оборонительное состояние. И суля по рассказам лазутчиков, в Карсе находилось до 30,000 с 60-ю орудиями, сдвинутых после сражения под Башкадыкларом из-за Саганлуга и с других мест. Известно также было, что в эту крепость с венгерским ренегатом Хуршид-пашею прибыло много иностранных офицеров и разных других авантюристов и искателей приключений.

В Ахалцыхском уезде тоже было совершенно покойно. Только на оконечностях нашей границы, а именно в Сурмалинском участке — курды, а в Гурии — аджарцы и кобулетцы производили по временам тревоги. В особенности же частые тревоги с упорными перестрелками совершались в Гурии у Чахатского моста.

IX.

Сосредоточение Александрапольского отряда на Арпачае.

Между тем приближалась весна. Толстым слоем лежавший снег начал быстро таять. Ничтожные ручейки, текущие в частых и глубоких оврагах, вздулись и затрудняли сообщение. Вода в Арпачае тоже поднялась и мост несколько раз портило и угрожало совершенным снесением.

По причине дурной стоянки по армянским селениям усилилась болезненность в войсках, так что госпиталь в крепости переполнился, и нужно было больных располагать в городе. Однако все это было предусмотрено и своим чередом миновалось без всяких последствий. [431]

Наконец начали подходить полки 18-й пехотной дивизии, начальником которой был генерал-лейтенант Белявский, и сводно драгунская бригада под начальством красивого, рыцарски храброго и высокой честности генерал-маиора графа Нирода. Начались торжественные встречи желанных гостей. Князь Бебутов встречал все эти части за несколько верст до Александраполя с лаской и приветом, на что он был такой мастер. Нас радовал стройный молодецкий их вид и малость больных, не смотря на огромный и трудный по ход, совершенный ими в продолжение зимы. Тверской и Новороссийский драгунские полки удивляли нас притом сохранением своих лошадей в отличном теле. Каски же придавали красу и воинственность.

В начале мая по обе стороны Александрапольской крепости раскинулись два огромные лагеря. Я с целию подчеркнул слово «огромный», потому что до сих пор не сосредоточивалось на Арпачае такого большого числа войск. По северную ее сторону, по направлению к Ахалкалакам, расположились драгунские полки: Тверской — полковник Куколевский, Новороссийский — генерал-маиор Тануторов, Нижегородский — генерал-маиор князь Чавчавадзе; девять сотен Кавказского линейного казачьего войска — полковники Камков и Евсеев; три батареи: Донская № 6— полковник Двухжонов, Донская № 7— полковник Долотин и Кавказская линейная № 15 — подполковник Веревкин.

По другую сторону крепости, по направлению к Аллагезу, были расположены полки 18 дивизии: Ряжский — полковник Ганецкий, Белевский — полковник Неелов и Тульский — генерал-маиор Фетисов, с тремя батареями 18 артиллерийской бригады ⁹; три с половиной баталиона эриванцев — полковник Моллер; три баталиона грузинцев — полковник князь Тархан-Мауравов; гренадерский стрелковый баталион — полковник Лузанов; саперный баталион — полковник фон-Кауфман 1-й; батарейные № 1 и 2 и легкая № 1 батареи гренадерской артилерийской бригады ¹⁰.

Такое огромное сосредоточение войск под Александраполем хотя [432] значительно усложнило мои занятия, но не лишило меня удовольствия проводить вечера в кругу моих товарищей, где карты попрежнему преобладали. Был также участником пиров и обедов, которые давались кавказцами прибывшим к ним гостям, и наоборот.

На Кавказе с давних пор укоренился обычай гостеприимства. Не только офицеры, но и солдаты следовали ему. Прибывала ли в штаб-квартиру другая посторонняя часть — как офицеры, так и нижние чины старались приютить и угостить прибывших своих товарищей, зная, что в свою очередь и им будет отплачено тем-же. Это врожденное качество русского человека еще более окрепло на Кавказе от примера горцев, отличавшихся гостеприимством, и невозможности всегда и везде достать за деньги самых первых предметов потребности, для утоления голода и жажды.

Поэтому неудивительно, что, по прибытии 18-й пехотной дивизии и сводной драгунской бригады, первые приветствия были заявлены со стороны кавказских войск, которые впрочем выразились только наружными знаками гостеприимства; полного же сближения и сочувствия не было. Да иначе и не могло быть. Не только кавказские офицеры, но и солдаты всегда смотрели на «Российские войска» с высокомерием. Первые считали себя во всех отношениях выше последних.

Нет сомнения, что Кавказцы были сметливее, расторопнее, ловчее, находчивее в войне с горцами. Нельзя отвергать и того, что они были привычнее к совершению больших переходов, в особенности по горам, и перенесению трудов и лишений. Но нельзя согласиться с тем, чтобы кавказский солдат был мужественнее, неустрашимее, храбрее. Если же случалось, например, попадать в просак Люблинцу или Белевцу, — чаще Куринца или Ширванца, то это приписать нужно неопытности, нерасторопности и нераспорядительности офицеров первых.

Следует отчасти винить в этом и кавказское начальство, которое не всегда умело направлять надлежащим образом войска, прибывающие из внутри империи, а иногда не поощряло их наградами по заслугам. А это возбуждало ропот и неудовольствия, доводившие иной раз до вредных последствий в общем деле.

Однако, к чести Александрапольского отряда, должен сказать, что в нем от такого антагонизма не случилось ничего вредного вообще и скандального в частности. Все жило дружно, весело и спокойно, по крайней мере по наружности.

М. Я. Ольшевский.

(Окончание следует).

Комментарии

1. См. «Русскую Старину» изд. 1884 г., т. XLIV, октябрь, стр. 171-190.

2. Князь Бебутов в разговорах с большинством из своих близких и штабных подчиненных был «на ты», прибавляя зачастую слова: «братец, любезный, дорогой». Меня же, как воспитывавшегося в кадетском корпусе, называл иной раз и «однокашником». — М. О.

3. Поименуем части с означением числительного состава каждой: а) Пехота. 1-й и 4-й баталионы Грузинского гренадерского великого князя Константина Николаевича полка под начальством генерал-маиора князя Орбелиани —1320 штыков; 1-го, 2-го, 3-го и две роты 4-го баталиона Эриванского карабинерного Наследника Цесаревича полка — полковник Моллер — 2310 штыков; 1-й и 2-й баталионы Ширванского полка — полковник Алтухов — 1430 штыков; 1-й баталион Куринского князя Воронцова полка — подполковник Оклобжио — 650 человек; Кавказский стрелковый баталион — полковник Лузанов — 750 штуцеров; две роты Кавказского саперного баталиона — полковник Ковалевский —250 человек. b) Кавалерия. Нижегородский драгунский полк — генерал-маиор князь Чавчавадзе — 1100 сабель; 9 сотен Кавказского линейного казачьего войска — полковник Камков — 1100 шашек; Донской № 4-й полк — полковник Калинин — 600 шашек, с) Артилерия. Кавказской гренадерской бригады батарейная № 1-й батарея — полковник Лагода — и легкая № 1-й — полковник Десаже; 21-й артилерийской бригады батарейная № 5-й — полковник Москолев; Донская № 7-й батарея — полковник Долотин. Всего 10 баталионов — до 6500 штыков; 10 эскадронов и 15 сотен — до 3000 сабель и шашек и 32 пеших и конных орудий.

4. Верный и подробный план Башкадыкларского сражения читатель найдет в сочинении «Восточная война 1853-1856 годов» генерала М. И. Богдановича. — М. О.

5. Со слов пленных и лазутчиков. — М. О.

6. Турецкая регулярная пехота. — М. О.

7. Грузинского гренадерского: маиоры — князь Шаликов, князь Орбелиани и Чупятов, Эриванского карабинерного: маиоры — барон Врангель и князь Шаликов; командир стрелкового баталиона подполковник Лузанов; командир саперного баталиона полковник Ковалевский; командир 21 артилерийской бригады полковник Журавский. — М. О.

8. Ныне генерал-лейтенант и командир армейского корпуса. — М. О.

9. Командиры батарей: полковник Воронков, подполковник Рудаков и капитан Григорьев.

В «Русской Старине» за декабрь 1883-го года помещены записки П. Д. Рудакова, в которых описываются поверхностно и не вполне верно действия Александрапольского отряда в Азиатской Турции в 1853-1854 годах.

10. Командиры батарей прежние полковники. Ладога, Брискорн и Десаже. — М. О.

Текст воспроизведен по изданию: Русско-турецкая война за Кавказом в 1853 и 1854 гг. Из записок генер. от инфант. М. Я. Ольшевского // Русская старина, № 11. 1884