ОКОЛЬНИЧИЙ Н.

ПЕРЕЧЕНЬ ПОСЛЕДНИХ ВОЕННЫХ СОБЫТИЙ В ДАГЕСТАНЕ

(1843 год)

(Статья четвертая).

РУДЖА И ГОЦАТЛЬ.

Причины, недозволившие князю Аргутинскому отделить два батальона в Аварии. — Распоряжения корпусного командира. — Сосредоточение Самурского отряда. — Соображения князя Аргутинского. — Движение и бой под Руджею. — Возвращение на Гудул-Майдан. — Движение к Гергебилю, овладение Гоцатлинскими высотами и соедннение с Дагестанским отрядом в Аварской долине. — Танус. — Передвижение соединенных отрядов к Геничутлю. — Переселение аварских и койсубулинских деревень Шамилем и роспуск его скопищ. — Наши потери. — Положение плоскости во время аварских действий. — Движение подкрепления в Дагестан, распоряжения корпусного командира, прибытие генерал-лейтенанта Гурко в Темир-Хан-Шуру и его распоряжения. — Возвращение генерала Клюки-фон-Клугенау из Аварии. — Неудачное нападение Шамиля на Андрееву деревню. — Прекращение военных действий. — Мнение генерала Клюки-фон-Клугенау о важности Аварии, — ее решено удерживать. — Распределение войск для защиты Северного и Нагорного Дагестана.

Порядок повествования (№ № 1, 2 и 3 «Военного сборника» 1859 г.) заставляет нас перенестись на другой театр войны, не менее первого сложный и трудный, но [306] где войска, руководимые другими условиями, сохраняют грозное положение и через это приобретают иные результаты.

Возвратимся несколько назад и припомним, что генерал Клугенау, отправляясь в Аварию по первому известию о появлении Шамиля под Унцукулем, просил начальника Самурского отряда, генерал-майора князя Аргутинского-Долгорукова прислать из Казикумуха в Северный Дагестан два батальона. Действительно, сосредоточение всех средств Шамиля против Аварии обеспечивало Южный Дагестан и позволяло подать оттуда помощь, но помощь эта не должна была сопровождаться новым раздроблением войск, и мы видели, что князь Аргутинский не рискнул отделить от себя двух батальонов, предпочитая действовать в пользу Аварии целым отрядом.

Причины этому были весьма основательны. Отделение двух батальонов в Аварию, не дозволив генералу Клугенау перейти к решительным действиям, значительно ослабляло Самурский отряд и тем принудило бы его, во весь период кампании, ограничиваться чисто-пассивною обороною; отбытие их из Казикумуха произвело бы невыгодное впечатление на весь тамошний край, только что начинавший приходить в порядок. При первом известии о их движении по местам трудно-проходимым, неприятель легко мог их всюду задерживать. Далее, батальонам этим пришлось бы двигаться с обозами, и быть может и с ранеными, посреди восставшего населения (что можно было предположить в случай успехов Шамиля в Аварии), которое не дало бы им минуты покоя, ни во время марша, ни во время ночлегов. Наконец, два батальона не были так сильны, чтобы могли преодолеть встретившихся им препятствий, как, например, взятие с боя некоторых из селений и позиций, лежащих на пути их следования.

Напротив того, двигаясь с отрядом из 5 батальонов и имея при себе до 2,000 милиции, князь Аргутинский мог казаться страшным неприятелю. Неприятель не так легко решался его встречать, не так долго держался в крепких позициях, опасаясь обходов; наконец, население края не так легко бы препятствовало его движению, из опасения подвергнуться нападению.

Приняв во внимание все эти обстоятельства, мы скажем, что соображения князя Аргутинского были вполне основательны. [307]

Затем, генерал Клугенау, не дождавшись ответа от князя Аргутинского, вторично написал ему из Цатаниха о возможно-скорейшем направлении в Аварию двух батальонов. Мы видели отрывок этого письма, — оно было от 30 августа.

Полагая, что бумаги его не достигают своего назначения по причине небезопасности дорог от жителей, генерал Клугенау еще раз написал к князю Аргутинскому от 1-го сентября, где он в самых мрачных красках обрисовывает положение края.

Он писал: «Дела Северного Дагестана в самом отчаянном положении; в битвах с огромными скопищами уже уничтожено восемь рот; остальные весьма слабы. Если вы не поспешите подкрепить их высылкою двух, а если можно и более батальонов, то едва ли я успею спасти край, потому что собственные мои средства ничтожны.»

Бумага эта была послана дубликатом, но не дошла своевременно по назначению.

Около того же времени, именно от 4 сентября, корпусный командир генерал-адъютант Нейдгард предписал князю Аргутинскому подать помошь Северному Дагестану; но уже в это время Самурский отряд был в полном движении и стоял напротив Чоха.

Вместе с этим, генерал-адъютант Нейдгард предписал командиру 3-й бригады грузинских линейных батальонов, генерал-майору Шварцу, с отрядом от 2-х до 3-х батальонов, перейти Кавказский хребет и вторгнуться вглубь Дагестана. Если генерал Шварц был в состоянии, он должен был проникнуть в Тлессерух и действовать оттуда сообразно обстоятельствам, а главное, заботиться о прикрытии Казикумухского ханства, которое, за отсутствием Самурского отряда, оставалось обложенным. Даниэль, султан Элисуйский, обязан был присоединиться к генералу Шварцу с 1,000 человек своей милиции (Даниэль-султан был генералом нашей службы и управлял своим наследственным Элисуйским владением, лежащим по обеим сторонам Кавказского хребта, севернее Салавата. Он был человек способный, но пылкий и бешеный до безрассудства. В 1844 году, огорченный мнимою несправедливостью со стороны нашего начальства, изменил нам, потерял, свое владение и теперь пресмыкается у ног Шамиля.). В свою очередь, генерал Шварц, [308] отделенный от Казикумухского ханства рядом трудно проходимых гор, не мог прибыть туда иначе, как в половине сентября.

Получив первое уведомление от генерала Клугенау из Темир-Хан-Шуры о командировании в Аварию двух батальонов, князь Аргутинский, как мы видим, не считал возможным исполнить это требование.

Ему было известно, что в Нагорном Дагестане, за исключением гарнизонов в укреплениях, было 12 рот свободных (Две роты на рубке Хорочинского леса, две роты с майором Грабовским у Цатаниха, две роты с майором Коссовским у Ирганая, три роты майора Познанского и три роты на работах по военно-Дагестанской дороге.). В случае нужды, генерал Клугенау мог прибыть из шамхальства не менее, как с двумя батальонами, — итого под его начальством сосредоточивалось в Аварии пять батальонов.

Князю Аргутинскому было известно, что сформировавшиеся таким образом батальоны были слабы в численности, но все-таки их было достаточно, чтобы удержаться первое время против Шамиля, который, впрочем, и не смел бы ничего предпринять против войск. Все, что мог сделать Шамиль на первых порах, это разграбить какое-нибудь из преданных нам селений, как и было это в действительности; стоит припомнить, что Шамиль имел в виду наказать Унцукуль и только неожиданное стечение обстоятельств дозволило ему исполнить превосходную кампанию.

Следовательно, по первому известию о появлении Шамиля в Аварии, нужно было всеми силами стараться оттянуть большую часть его скопища, или наконец и его самого в другую сторону, не дать ему распоряжаться там полным хозяином и заставить его самого прикрывать покорные ему общества. Словом, принудить Шамиля перейти из наступательного положения в оборонительное.

Соображения эти были здравы, верны и совершенно основывались на тогдашнем положении обоих отрядов. Мог ли князь Аргутинский когда-нибудь думать о том безвыходном положении, в которое был поставлен генерал Клугенау [309] своеволием частных начальников, что, между прочим, есть непременное следствие раздробления сил.

Итак, не посылая в Аварию двух батальонов, князь Аргутинский решился действовать в пользу ее целым отрядом. Намерение его было проникнуть в средоточие мюридизма — к Тилитлю. Подобные действия доставляли ему две важные выгоды: 1) Они совершенно обеспечивали Казикумухское ханство, оставлять которое было опасно, по причине только что возникающего в нем устройства и недавнего прекращения беспорядков, и 2) нанося удар в центр подвластных Шамилю обществ, князь Аргутинский притягивал его к себе и через это оставил его скопища между двух огней, потому что, как средства генерала Клугенау не были слабы, он всегда имел возможность выйти из Аварии в тыл Шамилю в то время, когда последний был бы занят с фронта Самурским отрядом.

Нет сомнения, что при подобных соображениях, кампания 1843 года не принесла бы особых выгод неприятелю, если бы не крайнее стечение неблагоприятных для нас обстоятельств, которые были нами изложены во всей их ужасной последовательности.

Первое уведомление генерала Клугенау о появлении неприятеля под Унцукулем, отправленное из Темир-Хан-Шуры 28 августа, князь Аргутинский получил 29 числа, и руководимый вышеизложенными соображениями, решил направить свои действия к Тилитлю.

Но отряд его не был готов к движению; необходимо было запастись провиантом, снарядами и притянуть некоторые части, отделенные по обстоятельствам края на два больших перехода. Пока сделаны были необходимые распоряжения, пока успели разослать нарочных в разные места, прошли еще сутки.

К 1-му сентября действующий Самурский отряд был расположен следующим образом: 1-й и 2-й батальоны, три роты 3-го батальона Его Светлости князя Варшавского и 2-й батальон Тифлисского егерского полков, при 1-м легком орудии (батарейной № 2-го батареи), 6-ти горных единорогов кавказской гренадерской бригады № 1-го батареи, двух сотнях Донских казаков, двух сотнях Кубинских нукеров, [310] Ширванской и Кюринской милиции — при селении Кумухе. 1-й батальон Мингрельского егерского полка и рота 3-го батальона князя Варшавского полка, при двух легких орудиях, в 60 верстах от главного отряда, — у Чираха, при постройках по укреплению. Затем 1-й и 5-й батальоны Его Светлости князя Варшавского полка были разбросаны частью в Кубе и Кусарах, частью в укрепленных пунктах по дороге от Самура к Кумуху и в самом Кумухском укреплении, только что тогда отстраивавшемся, но где уже были готовы вчерне внешняя ограда и помещения для гарнизона. Хазранское, Тифлисское и Ахтинское укрепления, равно как и Дербент, занимались ротами линейных батальонов № 10-го и 11-го.

Несмотря на неготовность отряда, князь Аргутинский решился выступить 1-го же сентября, с тем, чтобы заранее иметь возможность произвести в непокорных обществах волнение и тем скорее притянуть на себя Шамиля из Аварии. «Если бы можно было», выражался князь Аргутинский, «я бы по воздуху послал в горы весть о моем наступлении, так важно теперь, чтобы о нем скоро проведал сам Шамиль». Фраза эта, слышанная мною от полковника Ассеева (ныне командира Апшеронского полка), бывшего в это время при князе Аргутинском отрядным адъютантом, вполне обрисовывает тогдашние намерения и надежды князя Моисея Захарьевича (Здесь почитаем не лишним упомянуть о предшествовавшей службе и характере этого замечательного человека. Князь Моисей Захарьевич по рождению принадлежал к одной из лучших фамилий армянской аристократии. Первоначальное воспитание он получил в Тифлисском благородном училище; (ныне гимназия) и предназначался отцом своим к гражданской службе, как приезд генерала Ермолова на Кавказ решил его судьбу. Алексей Петрович, заметив в молодом Аргутинском большие способности, уговорил, отца его не лишать сына возможности сделать карьеру и отправить на службу в Петербург. Таким образом, молодой Аргутинский, в 1817 году был зачислен в лейб-гвардии конный полк, имея 19 лет от роду. По приезде в Петербург, он поселился в доме родного дяди своего, и не имея ни склонности, ни возможности вести рассеянную жизнь тогдашней столичной молодежи, Аргутинский с жадностью принялся за чтение военных книг и для этого изучил французский язык. Через год он получил чин корнета гвардии.

Но служба в одном из первых гвардейских полков была не по душе князю Аргутинскому, жаждавшему более существенного для военных людей — боевого поприща. Он был небольшого роста, некрасивой фигуры, малообщежителен, постоянно сосредоточен в себе и следовательно, что его могло удерживать в столице, где молодость и красота играли столь важную роль в салонах, наводняемых гвардейскими офицерами? Это самое возродило в нем намерение перейти на Кавказ, и только просьбы отца удержали его в Петербурге, но в 1827 году он решительно выразил желание оставить гвардейскою службу; отец его более не удерживал, и князь Аргутинский был перечислен в Грузинский полк майором, так как он в это время имел чин штаб-ротмистра гвардии. Здесь участвовал он в Персидской, потом в Турецкой войнах и в делах с горцами, сначала в качестве батальонного командира, потом командиром Тифлисского полка, и удостоился многих отличий; в 1837 году он получил чин полковника. В 1841 году его с отрядом командировали в Грузию, где он удачно и в короткое время усмирил бунт; в начале 1842 года, как нам уже известно, он прибыл в Дагестан и успел совершить превосходную кампанию. Отсюда собственно и начало его военной славы. Ему тогда было 44 года.

Подобно Суворову, князь Аргутинский образовал сам себя, и подобно ему, отличался странностями и резкостью характера. Приближенные к нему его любили, солдаты боготворили его за заботливость и внимание. Татары, язык и обычаи которых были ему известны в совершенстве, боялись и уважали его. Об Аргутинском рассказывают кучу анекдотов, которые могли бы наполнить собою целый томик, но наше дело представить здесь только его военное поприще.). [311]

Кратчайший путь из Казикумуха на Тилитль пролегал через Цуарские высоты (выше Варейлю), Турчидаг, селение Чох, урочище Гудул-Мейдан, где имеется удобный брод на Кара-Койсу, и селение Руджу; отсюда на Куяду и, сделав перевал через отроги Тилитль-дага в ущелье Тилитлинки, достигает Тилитля.

Дорога от Кумуха до Турчидага пролегает по местности разработанной, не представляющей особых затруднений для движения и действий войск. Минуя Багеклинский овраг, она крутыми зигзагами поднимается на Турчидагскую террасу. Подъем 5 верст, и в то время еще не будучи достаточно разработан, крайне затруднял движение войск, особенно имеющих колесные повозки, как, например, легкая артиллерия. Выйдя на Турчидаг, дорога идет по ровному грунту вершины хребта, в изобилии покрытому сочною и душистою травою, до вершины Чохского спуска. Спуск к Чоху, извиваясь бесчисленными зигзагами на протяжении 3-х верст, приводит к самому селению, совершенно запирающему дорогу; самое селение окружено высокими горами. Дорога от Чоха к урочищу Гудул-Мейдану довольно удобна , она пролегает поперек контр-форсов Турчидагской террасы и пересекается изредка глубокими [312] оврагами и промоинами, через которые надо было переправлять артиллерию на руках. В 2-х верстах от Гудул-Мейдана, местность начинает понемногу расширяться и к самой реке образует довольно обширную площадку, удобную для переправы и ночлега. От Гудул-Мейдана до Руджи с небольшим 6 верст и туда ведут три дороги, проложенные по трем ущельям, выходящим на Кара-Койсу в довольно близком одно от другого расстоянии. В этих частях Андаляла местность не так сурова, как, например, в окрестностях Казикумуха; местами встречается лес по Кара-Койсу и впадающим в нее речкам; полей много и хорошо обработаны, а богатые и многолюдные селения, как, например, Сугратль, Руджа и Чох, доказывают значительную степень развитости края. От Руджи до вершины перевала в Куядинскую котловину 13 верст и дорога довольно удобна, но не иначе, как с вьючною артиллериею; отсюда до Тилитлей, первоначально на пространстве 5 или 6 верст, дорога пролегает по вершине хребта Котол — Мегер, ограждающего с юга общества Куяда и Гоэркех; она повсюду открыта и хороша для движения; минуя Тилитль-даг, остающейся верстах в трех вправо, дорога спускается по отлогим покатостям к руслу Тилитлинки, и перешагнув довольно глубокий ее овраг, выходит к Тилитлю. Всего от Казикумуха до Тилитлей 5 переходов.

1-го сентября, собранные у Кумуха три с половиною батальона (Князь Аргутинский, для большего обеспечения Кумухского укрепления и для вспомоществования производившимся там работам, кроме бывших там двух рот 4-го батальона Его Светлости полка, оставил там роту 3-го батальона этого же полка.), при 7 орудиях, 2-х сотнях казаков, Кюринской, Кубинской и Ширванской милиции, выступили к границам Андаляла. Торопливость этого движения, когда еще отряд не успел весь собраться, единственно объясняется, как мы сказали выше, желанием князя Аргутинского поскорее произвести тревогу в горах. От Кумуха отряд выступил по двум направлениям. Правая колонна, из 2-го батальона Тифлисского полка, при легком орудии, направилась по вновь разработанной дороге на Чох, а левая, из остальных частей отряда, выступила на селение Мукарклю (Казикумухского ханства). Последней предполагалось, по сделании демонстрации к Карахской [313] границе, повернуть вправо и выйти на соединение с первою колонною.

2-е число войска провели: первая колонна на Цуарских высотах, а вторая в селении Мукарклю, поджидая прибытия войск от Чираха.

В час пополудни 3-го сентября, присоединились к отряду ожидаемые от Чираха 1-й батальон Мингрельского полка, рота 4-го батальона князя Варшавского полка, два легких орудия и Казикумухская конная и пешая милиции, под начальством правителя ханства, ротмистра Абдурахман-бека. В тот же день обе колонны соединились и пошли по Чохской дороге. Продолжительный подъем на Турчидаг, при всех усилиях и усердии солдат, везших легкую артиллерию на себе, задержал отряд до 12 часов ночи. Утомление войск было велико и князь Аргутинский принужден был над вершиной спуска к Чоху дать отряду краткий привал, заменивший им ночлег.

Сосредоточенный отряд на Турчидаге состоял из следующих частей:

Пехота:

1-й и 2-й батальоны Его Светлости князя Варшавского полка, в численности . . . 1,500 штык.

2 батальона Тифлисского полка . . . 698 —

1 батальон Мингрельского полка . . . 629 —

Команда Кавказского саперного батальона . . . 30 —

Кавалерия:

Две сотни Донцов . . . 143 челов.

Две сотни Кубинских нукеров . . . 200 —

В милициях Ширванской, Кюринской и Казикумухской (считая и пеших) . . . 2,000 —

____________________________________________________________________

Итого: пехоты 2,800 штыков, конницы 2,000 чел. и 4 сотни пешей милиции при 9 орудиях.

4 сентября, в 7 часов утра, отряд миновал сел. Чох и расположился за селением для отдыха. Чохцы не только пропустили беспрепятственно наши войска, но даже вышли с поклонами к князю Аргутинскому, обещались ему выставить милицию и ругали Шамиля. Причина преданности одного из [314] важнейших селений Андаляла была следующая. В мае месяце этого года, Шамиль вознамерился наказать Чох, за постоянные сношения их с Русскими, и приказал наибам тилитлинскому Кибит-Магоме и карахскому Абдурахману занять селение открытою силою. Но Чохцы, несмотря на прибытие неприятеля в значительных силах, не струсили и поддержанные Цудахарцами и Казикумухцами, со славою отразили шамилевские скопища; это обстоятельство и боязнь мщения Шамиля заставили Чохцев уже упорно держаться русской стороны.

После краткого привала, войска двинулись от Чоха на Кара-Койсу и, отбросив неприятельские пикеты, занимавшие левый берег реки, расположились на ночлег на правом берегу. Крайнее утомление войск в течение последних двух дней марша не позволило князю Аргутинскому двигаться далее.

Между тем, при известии об окончательном сосредоточении Самурского отряда на границах Андаляла, Шамиль отделил от себя скопище Кибит-Магомы в Южный Дагестан, оставшийся за отсутствием последнего совершенно обнаженным. Кибит-Магома прибыл в Тилитль почти в одно время с движением князя Аргутинского к Чоху и тотчас же разослал повсюду воззвания к поголовному восстанию, а между тем бывшие у него под рукою скопища направил к Рудже, для прикрытия этого важного пункта. Когда Самурский отряд прибыл к Гудул-Мейдану, неприятель имел в сборе всего около 3,500 человек, которые, заняв тропинки, ведущие от Кара-Койсу к Рудже, ожидали дальнейшего наступления Самурского отряда.

Пользуясь неготовностью Кибит-Магомы, князь Аргутинский решился на другой же день атаковать Руджу. Овладение этим пунктом наносило чувствительный удар мюридизму и в тоже время показывало жителям, как были ненадежны для них обещания Шамиля, уверявшего их в постоянной и быстрой помощи с своей стороны. При том же, удачные действия князя Аргутинского в этих местах грозили Шамилю потерей влияния не только в Андаляле, но даже в обществах, обитающих в пространстве между реками Аварской и Кара-Койсу и наверное привлекли бы его туда, чем бы вполне достиглась цель движения Самурского отряда. Соображения эти вполне бы оправдались, если б не важные успехи, которые удержали [315] Шамиля в Аварии и о которых еще не было известно князю Аргутинскому.

Сообразно свойству дорог и расположению неприятеля, которого во всяком случае было выгодно удерживать на занимаемых им пунктах, пока главная колонна не успеет втянуться в ущелье, князь Аргутинский составил следующую диспозицию для движения отряда. По средней дороге, избранной за главную, было предположено направить всю пехоту и казикумухскую милицию в следующем порядке. Впереди всех казикумухская конница под начальством гвардии корнета Агалар-бека, для открытия местности. За нею колонна майора Фабера: команда сапер, 2-й батальон Тифлисского полка, 4 горных единорога и 1 батальон Мингрельского полка; далее казикумухская, чохская и сугратлинская пешии милиции (Сугратлинцы и в особенности Чохцы не отказались следовать за отрядом князя Аргутинского.), под начальством ротмистра Абдурахман-бека, и наконец в резерве колонна майора Масловского из 7 рот Его Светлости князя Варшавского полка, при двух горных единорогах. По правой дороге должны были выступить казаки, кубинские нукеры, ширванская и кюринская конницы, под начальством гвардии штабс-ротмистра Бакиханова. Все обозы и тяжести отряда предположено оставить на правом берегу Кара-Койсу в общем вагенбурге, под прикрытием 1-го батальона Его Светлости князя Варшавского полка, при 3 легких орудиях и части пешей казикумухской милиции.

Чтоб еще более ввести неприятеля в заблуждение на счет истинного направления войск, утром 5-го сентября, до переправы отряда, князь Аргутинский приказал командиру 1-го батальона Его Светлости полка, майору Хвостикову, с тремя ротами его батальона, при легком орудии, подняться вверх по правому берегу Кара-Койсу и, остановившись против левого ущелья, ведущего к Рудже, делать вид переправы; когда же головы прочих колонн углубятся в ущелья, быстро отступить к вагенбургу.

Как только майор Хвостиков, прибыв на указанную позицию, открыл огонь из орудий, прочие войска отряда, быстро перейдя вброд Кара-Койсу, направились, согласно данной [316] диспозиции. Движение колонны штабс-ротмистра Бакиханова, опередившей главную, и демонстрация майора Хвостикова вполне принесли ожидаемые результаты; обманутый неприятель, заведя с ними перестрелку, оставался на прежних местах, а тем временем главная колонна овладевала кратчайшим ущельем к Рудже. Поздно раскрыв настоящие наши намерения, неприятель было оставил боковые дороги и поспешил на среднюю, но сильный натиск казикумухской конницы, поддержанной егерями, отбросил его назад. Тогда горцы со всех сторон поспешили к Рудже. Селение это, крепкое по местоположению, сверх того было прикрыто семью большими завалами; за ними сосредоточилось все скопище мюридов под начальством руджинского кадия и брата Кибит-Магомы, Муртузали.

Между тем, главная колонна стягивалась в виду самой Руджи, открывшейся только с расстояния трех пушечных выстрелов. Дорога в Руджу извивалась по косогору и под самым селением связывалась с тропинкою, выходящей несколько севернее из того самого ущелья, по которому следовала колонна штабс-ротмистра Бакиханова.

Когда головы обеих колонн дебушировали на руджинские поля, князь Аргутинский приказал гвардии корнету Агалар-беку, с конными Казикумухцами и Сугратлинцами, подняться на левый хребет ущелья и по гребню его скакать к Рудже. Егерская колонна майора Фабера и пешая милиция почти бегом были направлены туда же, но по дороге, а колонны майора Масловского и гвардии штабс-ротмистра Бакиханова двинулись вправо, с тем, чтоб ударить в левый фланг неприятельским завалам и если можно, то и охватить самое селение с тылу. Обстреливать неприятельскую позицию снизу, где вышел отряд, не было никакой возможности.

Казикумухцы, имея прекрасных лошадей, по косогору быстро поднялись на хребет и, предводимые юным и отважным Агалар-беком, с запальчивостью понеслись на завалы с фронта. Неприятель едва успел сделать один залп, как наша конница ворвалась в его окопы и изрубив до полусотни наиболее отважных защитников, погнала остальных. Когда подоспели егеря Фабера, все семь завалов уже были в руках Казикумухцев, которые, тем временем, ворвались в Руджу и не давая опомниться мюридам, рубили их в тесных улицах [317] селения. Неприятель долго не держался. Видя обходное движение других колонн, грозивших ему в случае упорства конечным истреблением, он в беспорядке бросился из селения, преследуемый конницею Агалара и Бакиханова; последняя только в эту минуту могла принять участие в деле.

Более 11-ти верст неприятель был настойчиво преследуем нашею конницею по направлению к Куяде. В этом беспорядочном бегстве, горцы потеряли до 300 человек убитыми и ранеными; предводители их: брат Кибит-Магомы и руджинский кадий тоже оба были ранены. Только быстрота лошадей (наши были уже довольно утомлены предшествовавшими движениями) и изрытая местность спасли неприятеля от конечной гибели.

Для нас, руджинская победа, благодаря искусным распоряжениям князя Аргутинского, обошлась весьма недорого. Потеря наша состояла: убитыми — 16 милиционеров, и ранеными — 2 обер-офицера, 4 нижних чина и 44 милиционера. Больше всех пострадали Казикумухцы, покрывшие себя в этот день славою; сам Агалар-бек был тяжело ранен в руку.

Вступив в Руджу, князь Аргутинский тотчас же приказал разорить дома, принадлежавшие мюридам. Но дома и имущество жителей, как ни в чем не виноватых, остались неприкосновенными, за что последние искренно выражали свою благодарность победителю.

Не довольствуясь занятием Руджи и желая встревожить Шамиля внутри подвластных ему обществ, 6-го числа князь Аргутинский двинул отряд по направлению к Тилитлю, куда бежал разбитый накануне неприятель. Прибыв на перевал в Куядинскую котловину, в 13 верстах от Руджи, князь Аргутинский приказал сделать несколько сигнальных выстрелов из орудий, на которые ему немедленно отвечали из Хунзаха и Гоцатлинского укрепления.

Здесь только через лазутчиков из куядинских жителей князь Аргутинский узнал о падении Унцукуля и о затруднительном положении генерала Клугенау. Столь неожиданное известие, если только оно было справедливо, показало ему, что для спасения Аварии теперь уже недостаточно было одной демонстрации и поэтому он, в тот же день, повернул с войсками на Руджу и к вечеру прибыл к урочищу Гудул-Мейдану, на [318] соединение с оставленным там вагенбургом. Занимая здесь позицию в соседстве с главнейшими пунктами Андаляла, в переходе от Куяды и в двух от Тилитлей, он решился выждать последствий взятия Руджи. Прежде всего ему необходимо было знать, что предпримет Шамиль? Если он двинется на помощь Андалялу, тогда ему незачем предпринимать опасного и трудного движения в Аварию, а идти прямо навстречу последнему; при том же, необходимо было дождаться официальных известий от Клугенау, потому что на одни сведения от жителей нельзя было полагаться.

На Гудул-Мейдане, один Татарин вручил князю Аргутинскому уведомление генерала Клугенау, от 1-го сентября. Где бумага эта странствовала все это время — неизвестно? Но 7-го сентября прибывшие лазутчики дали знать, что неприятель, в числе 5,000, при двух орудиях, занял перевал от Руджи в куядинское общество, и что туда прибыл сам Шамиль. Последнее показание тем более казалось достоверным, что в гудул-мейданском лагере были ясно слышны выстрелы из орудий с неприятельской позиции, а до того времени только один Шамиль возил при своих скопищах артиллерию. Но Шамиль, как нам известно, продолжал оставаться в Аварии, а то был Кибит-Магома, который, не успев прикрыть Руджу, находился теперь в полной готовности действовать против Самурского отряда, в случае какой-нибудь попытки его против этой части края.

С своей стороны, князь Аргутинский, довольный, что взятие Руджи притянуло к нему Шамиля, 8-го числа, в 11 часов утра, снялся с позиции у Гудул-Мейдана и отступил на Турчидаг, желая заманить неприятеля в долину Кара-Койсу и вместе с тем надежнее прикрыть Казикумухское ханство.

9-го сентября, со всех сторон прибыли к нему известия, что в окрестностях Руджи стоит не Шамиль, а Кибит-Магома, с войсками своего наибства при 2-х орудиях, а первый по прежнему находится в Аварии и блокирует Хунзах; последнее сведение подтверждалось еще и тем, что уже в течение нескольких дней, князь Аргутинский не получал никакого известия от генерала Клугенау.

Обстоятельства были затруднительны. Ближайшая помощь Аварии лежала на войсках Самурского отряда. Диверсия в [319] Андаляле, при всем успехе, не поколебала Шамиля, который, отделив от себя Кибит-Магому, продолжал действовать с прежнею настойчивостью. Князю Аргутинскому ничего не оставалось более, как самому спешить в Аварию и спасти что было возможно. Но движением этим он отделял себя на несколько переходов от Казикумуха и всего Южного Дагестана и подвергал тыл свой опасности, потому что население этих мест заметно колебалось. Мог ли он найти в Аварии провиант, снаряды и фураж, а двигаться туда с обозами было невозможно? Углубившись туда, не бросал ли он на произвол судьбы слабые гарнизоны в недостроенных еще укреплениях? Не могли ли они сделаться новыми жертвами неприятеля и увеличить его трофеи? Повторяем, обстоятельства были крайне затруднительны, однако князь Аргутинский решился спешить, куда его призывали долг и честь истинного воина.

Донося от 10-го сентября корпусному командиру о намерении своем двинуться в Аварию через Гергебиль, князь Аргутинский просил, вместе с тем, генерала Шварца поспешить своим выступлением в Тлессерухское общество и если можно, поближе расположиться к Дусраратскому магалу, для прикрытия Казикумухского ханства. Начальника 19-й пехотной дивизии, генерала Рененкампфа, принявшего в Темир-Хан-Шуре, за отсутствием генерала Клугенау, начальство над войсками, остававшимися на плоскости, князь Аргутинский просил направить в Гергебиль сколь возможно более войск. По этой просьбе, генерал Рененкампф тотчас же отрядил туда сводный батальон из 500 штыков.

10-го и 11-го сентября прошли в необходимых распоряжениях к движению отряда в Аварию. Князь Аргутинский предполагал двинуться туда форсированными маршами через Гергебиль и Гоцатль. Имея в виду, что в Гергебиле находятся склады провианта, он не хотел ими обременять отряд, по крайней мере на первом (самом трудном) переходе, и приказал воинскому начальнику Гергебильского укрепления выслать к переправе на Койсу у Гомли-керпи десяти-дневный провиант на весь отряд. В тоже время, он отправил в Кумухское укрепление бывшие при отряде легкие орудия, заменив их горными 3-х фунтовыми единорогами, остававшимися там без лошадей. [320]

12-го сентября, Самурский отряд, в прежнем составе выступил с Турчидага через Куппу к Гергебилю и прибыл туда поздно вечером, совершив в этот день более 50-ти верст по каменистой дороге, при беспрерывных подъемах и спусках. Во время этого движения, князь Аргутинский убедился что общее волнение уже успело проникнуть в Цудахар и Акушу, которые, хотя и не обнаруживали открытой неприязни, но тем не менее решительно отказались выставить милицию в состав Самурского отряда.

С своей стороны, Шамиль, осведомившись о прибытии отряда князя Аргутинского к Гергебилю, тотчас же направил Хаджи-Мурата, с партиею в 3,000 человек, к нему на встречу. Хаджи-Мурат, прибыв на Гоцатлинские высоты, перегородил перевал, а равно и вершину ущелья, по которому шла дорога от Чалдов, завалами в несколько ярусов и занял их самыми отборными мюридами. На высотах же, ограничивающих ущелье, было рассеяно более 1,000 человек, которые, скрываясь за каменьями и будучи сами недоступны нашим выстрелам, могли поражать отряд во все время его подъема. Таким образом, Самурскому отряду предстояло следовать от самых Чалдов, на протяжении 5-ти верст, по крутому подъему, где обороняющийся, действуя с фронта и фланга, может наносить сильный вред ружейным огнем и каменьями, и где атакующий не может с пользою употребить орудий, не может сделать никакого обходного движения, а должен тянуться по извилистой узкой дороге, постоянно работая штыками. Короче сказать: Гоцатлинские высоты со стороны Гергебиля представляют такую позицию, что 3,000 горцев в состоянии остановить неприятеля вдвое и втрое сильнейшего.

Присоединив к отряду из гарнизона Гергебильского укрепления 3-ю карабинерную роту Тифлисского полка, в числе 115 человек, князь Аргутинский, на рассвете 13-го сентября двинулся по дороге к Чалдам. В час пополудни войска стянулись к переправе на Аварской Койсу, которая прикрывалась одними наблюдательными неприятельскими пикетами, тотчас же при появлении войск отступившими.

Имея в виду, во что бы то ни стало, сбить неприятеля с высот и тем проложить себе дорогу к Хунзаху, князь Аргутинский сделал следующее распоряжение. Все вьюки отряда, [321] за исключением патронных ящиков, были оставлены в общем вагенбурге, на правом берегу Аварской Койсу, под прикрытием 1-го батальона князя Варшавского полка, при двух единорогах, и большей части конницы. Остальные затем войска, в двух колоннах, при семи горных единорогах, и имея впереди себя казикумухскую милицию, быстро перешли реку вброд и направились к подошве подъема. Отсюда уже нельзя было следовать иначе, как в одной колонне, и поэтому князь Аргутинский пустил вперед казикумухскую милицию, а за нею первую колонну под начальством маойра Фабера, из 2-го батальона Тифлисского, 1-го батальона Мингрельского полков и команды сапер при 4-х горных единорогах; далее следовала вторая колонна, из 2-го и сводного батальонов князя Варшавского полка, при 3-х горных единорогах, а за нею все патронные ящики отряда.

Едва войска втянулись в узкое ущелье, как со всех сторон посыпался град пуль и каменьев. Милиционеры, исключая немногих узденей, дрогнули и попятились назад. Не желая на первых порах дать неприятелю нравственный перевес, князь Аргутинский тотчас же двинул вперед колонну майора Фабера, а милиции приказал принять вправо, где огонь неприятельский не наносил такого вреда. Вторая колонна непосредственно поддерживала первую.

Храбрые егеря, предводимые Фабером, невзирая на сильный перекрестный огонь, двинулись к завалам. Это движение вперед было так затруднительно, что горная артиллерия не могла поспевать за войсками, тем менее вредить неприятелю, и потому князь Аргутинский приказал ей отправиться к арьергарду.

Не доходя версты до завалов, утомление войск от беспрерывного подъема достигло крайних пределов, и авангард, задыхаясь от усталости, невольно остановился в самом трудном месте. Минута была критическая. Тогда князь Аргутинский вышел перед авангардом и, обнажив шашку, кинулся вперед. Закаленные в боях Тифлисцы и Мингрельцы напрягли последние усилия и с криками «ура!» устремились за любимым начальником и в миг достигли завалов. Победа была несомненна, потому что неприятель только тогда страшен, когда он занимает мало доступную местность. После краткого [322] рукопашного боя в завалах, мюриды бежали, оставя в руках наших тела своих убитых.

Утомление войск, сделавших в 30 часов 80 верст, было так велико, что преследовать разбитого неприятеля не было возможности, и князь Аргутинский расположил отряд на взятой с боя позиции. Вагенбург оставался по прежнему на правом берегу Койсу.

Потеря наша в этом славном деле заключалась: убитыми — 2 обер-офицера, 15 нижних чинов и 2 милиционера; ранеными: 1 штаб-офицер (майор Фабер), 3 обер-офицера, 112 рядовых и 6 милиционеров; контужено каменьями 11 человек. Неприятель потерял до 150 человек.

С рассветом 14-го числа, прибывшие лазутчики доставили сведения, что разбитый накануне неприятель сосредоточивался в селении Ках, и что туда имеет намерение прибыть и сам Шамиль (От них же князь Аргутинский узнал, что Гоцатлинское укрепление взято три дня тому назад; об этом даже не знали в Гергебиле. Смотри донесение князя Аргутинского корпусному командиру от 17-го сентября № 1380.). Чтоб не дать неприятелю времени утвердиться там в значительных силах, 14-го сентября на рассвете, князь Аргутинский поспешил туда с отрядом, послав приказание вагенбургу следовать за собою. При первом появлении войск, Хаджи-Мурат, еще не успевший собрать свою партию и помня вчерашнее поражение, зажег селение Ках и быстро отступил к Танусу. В полдень, Самурский отряд вышел в Аварскую долину без боя и благополучно соединился с отрядом генерала Клугенау, бывшим до этого времени у Хунзаха в блокадном положении и может быть сомневавшимся в своем спасении.

Все силы Шамиля, по достоверным сведениям, полученным от перебежчиков и пленных, простирались до 10,000, при пяти орудиях; в том числе 1,000 кавалерии. Неприятельское скопище занимало сел. Танус и позицию по подножию хребта Танус-бал, а отчасти было рассеяно по ближайшим аварским селениям, для наблюдения за оставшимися там жителями. [323]

Численность соединенных под начальством генерал-майора Клюки-фон-Клугенау Дагестанского и Самурского отрядов, включая и милицию, простиралась до 6,000, именно:

Дагестанский отряд.

Сводный батальон, сформированный в Хунзахе из остатков разных рот . . . 936 штык.

Сводный егерский батальон (Кабардинский) . . . 389 —

Команда сапер . . . 141 —

Донских и Уральских казаков . . . 42 —

Дагестанской милиции . . . 260 —

________________________________________________

Всего 1,768 человек, при 2-х полевых, 6 горных орудиях и 16 крепостных ружей.

Самурский отряд.

1-й и 2-й сводные батальоны Его Светлости князя Варшавского полка . . . 1,488 штык.

1-й батальон Мингрельского полка . . . 507 —

2-й — Тифлисского полка . . . 568 —

Донских казаков . . . 140 —

Милиции:

Конной . . . 1,176 —

Пешей . . . 475 —

________________________________________________

Всего 4,274 человека, при 9-ти горных единорогах.

Немедленно по соединении, оба отряда двинулись к Танусу. Начинало уже смеркаться, когда они успели занять выгодную позицию против неприятеля. Фронт их расположился на легкой покатости, скрывавшей войска от взоров неприятеля; правый фланг, порученный подполковнику Пассеку, примкнул к крутому оврагу, а левый, составленный из войск Самурского отряда, под начальством князя Аргутинского, был совершенно открыт. Позади его, генерал Клугенау старался скрыть пешую и конную милицию, надеясь, что неприятель решится атаковать этот фланг, с целью поставленной на воздухе. Но вообще полагали, что неприятель, видя перед собою соединенные силы, не замедлит отступить и воспользуется предстоящею ночью для увоза своих орудий. [324]

Предположение это не оправдалось. На рассвете 15-го сентября, сильная канонада из трех батарей, устроенных в деревне, на хребте Танус-бала и между ними, в небольшом хуторе, возвестила о присутствии неприятеля. Скопище Шамиля оставалось на прежних позициях и по-видимому готовилось к упорной защите.

Генералу Клугенау предстояло или штурмовать селение, или ограничиться нанесением наибольшого вреда неприятелю. Отваживаться на первое, по его мнению, было крайне опасно, принимая во внимание огромные средства Шамиля и моральные силы, прибретенные недавними и важными успехами. Неудача, в этом случае, могла повлечь за собою тем более пагубные последствия, что сел. Гоцатль было снова занято мюридами. Поэтому, генерал Клугенау решился ограничиться артиллерийским огнем, пока обстоятельства или случай не позволят ему перейти в наступление. Утром 15 сентября, с нашей позиции был открыт огонь по Танусу из 2-х полевых и 4-х горных орудий. В полдень батареи эти были усилены подвезенными из Хунзаха: 12 фунтовою, 6 фунтовою пушками и 1/4 пудовым единорогом. На всем протяжении обеих позиций закипела неумолкаемая канонада.

Мюриды было покушались утвердиться против нашего правого фланга, но были отражены двумя ротами Апшеронского полка. В это же самое время, на левом крыле, застрельщики 2-го и сводного батальонов князя Варшавского полка, поддержанные 2-м батальоном того же полка, вместе с кюринскою, кубинскою и казикумухскою конными милициями, ворвались в передовые завалы и нанеся неприятелю довольно значительный урон, быстро отступили на свои места.

С наступлением ночи, канонада прекратилась. Потеря наша в течение 14-го и 15-го чисел состояла из убитых: 1 обер-офицера, 24 нижних чинов и 3 милиционеров; ранен был генерал-майор князь Аргутинский-Долгоруков пулею в левое плечо.

16 сентября поутру, возвратился из с. Ахальчи лазутчик, с известием, что мюриды, понеся огромный урон, мало по малу оставляют Танус по недостатку в продовольствии и снарядах. Сведение это подтверждалось и редкою пальбою с неприятельских батарей. Тогда генерал Клугенау отправил [325], под начальством генерального штаба капитана Вранкена, всю милицию на сообщения неприятеля, а с фронта была усилена канонада. Но в полдень мюриды получили подкрепление хлебом и снарядами из Цатаниха и жаркая канонада снова закипела. В этот день у нас было убито 11 человек нижних чинов.

С рассветом 17-го сентября, часть шамилевского скопища поднялась на хребет Танус-бал, а другая оставалась по прежнему в завалах и полуразрушенном селении. Хотя теперь генерал Клугенау и мог атаковать неприятеля уже с большею надеждою на успех, но все еще не решался, опасаясь встретить отчаянное сопротивление. Эта нерешительность была естественным последствием всех предшествовавших неудач; она деморализовала и войска Дагестанского отряда и всех частных начальников.

Между тем, наши войска тоже терпели недостаток в провианте и снарядах. Надо было восстановить сообщение с Гергебилем и тем более, что там уже находился следовавший из Темир-Хан-Шуры в Аварию транспорт. С этой целью, генерал Клугенау, ограничиваясь наказанием Тануса, решился перенести отряд к Геничутлю, где он был вне выстрелов неприятеля и лучше прикрывал сообщение Хунзаха с Гоцатлем. 18-го числа на рассвете, войска выступили туда в совершенном порядке. Правый фланг снялся первым с позиции, за ним последовал отряд князя Аргутинского; милиция прикрывала общее движение. Заняв новую позицию у Геничутля и усилив ее завалами, редутами и батареями, генерал Клугенау 18-го же числа вечером отправил в селения Гоцатль и Чалды 2-й батальон князя Варшавского полка и сводный Апшеронский, при 5-ти горных единорогах, под начальством майора Познанского, приказав ему принять из Гергебиля транспорт с провиантом. Что же касается решительных действий, то предполагалось к ним приступить только тогда, когда из Темир-Хан-Шуры прибудет другой транспорт с провиантом и артиллерийскими запасами. Этим промедлением генерал Клугенау дал время неприятелю исполнить, в виду больших сил, свой отважный проект.

По отступлении отряда к Геничутлю, Шамиль решился прибегнуть к своей системе переселения, которую он в [326] первый раз употребил в большом объеме в марте 1840 года в Чечне и потом в конце 1841 года в Салатавии, где сжег шесть деревень, а жителей перевел в другие аулы, лежавшие в более неприступных местах. Имея в своих руках аманатов из лучших фамилий Аварии и Койсубу, а также их стада, которые приказал перегнать далее в горы, в покорные ему общества, он предложил Аварцам и Койсубулинцам переселиться на время в давно отложившиеся их деревни и даже в Гумбет. Переселение это, как он объяснял, без кровопролития принесет важные выгоды. Русские в безлюдной стране не будут иметь возможности держаться, потому что им не откуда будет добывать фураж, съестные припасы и дрова, а потому сами обстоятельства заставят их очистить Хунзах; таким образом, Авария и Койсубу совершенно освободятся от владычества христиан. Аварцы и Койсубулинцы, опасаясь отказом раздражить Шамиля и тем погубить аманатов и лишиться своих стад, волею и неволею вверились своему новому покровителю; в этом случае им оставалась одна надежда, что их жилища, по крайней мере, останутся в целости, куда они в непродолжительном времени получат позволение возвратиться.

19-го сентября началось переселение, а 20-го Шамиль приказал зажечь аварские аулы, лежащие к северу от Хунзаха, и Койсубулинские по левому берегу Аварской Койсу, дабы лишить переселенцев возможности возвратиться в свои дома. Мера эта болезненно откликнулась в сердцах Аварцев; поздно они убедились в жестоком обмане и тщетно раскаивались в своей измене Русским. Действительно, впоследствии, доведенные до нищеты, они должны были искать убежища и хлеба, как милостыни, и делать угодное давшим им приют. Этот гордый и некогда славный народ, которого трепетали не только в горах, но даже грузинские цари, кубинский, ширванский, бакинский, мекинский ханы и ахалцихский паша (В преданиях аварского народа сохранилось, что Омар-хан получал от грузинского царя 12,000; от ханов: карабахского 15,000, гянжинского 7,000, нухинского 9 000, дербентского, кубинского, бакинского и ширванского 20,000; от ахалцихского паши 10,000 руб. сер. Конечно, это преувеличено по-восточному, но тем не менее заставляет догадываться, что означенные правители платили некоторую дань Аварии, чтобы спасти свои земли от набегов Лезгин), [327] теперь вынужден был раставаться с любимою им родиною и ползать перед Шамилем. Но сколько сожжение аварских деревень навело уныние на переселенцев, столько же оно подействовало благоприятным для нас образом на Хунзахцев, которые, видя разорение своих единоземцев, еще более решились держаться стороны Русских.

К 21-му сентября Шамиль успел выселить все аварские селения, за исключением Сиуха, где еще оставалось до половины жителей; в Ахальчах остались одни женщины. Толпы жителей тянулись по двум направлениям: из Койсубу на Игали, из Аварии на Тлох. Многие из них были казнены Шамилем за преданность к Русским; оставшиеся в живых с затаенною скорбью покидали родину, повинуясь воле Шамиля, переселявшего их с целыо сгруппировать в ближайших к своей резиденции местах, дабы всегда иметь их под рукою. Проклятиям не было конца.

21-го сентября скопища Шамиля, зажегши Танус, снялись с позиции и, перейдя Арактау, остановились у Моксоха; артиллерия была еще накануне отправлена через Чиркат в Дарго. Хаджи-Мурат с своею партиею расположился в Сиухе для наблюдения за поведением оставшихся там жителей, которые под разными предлогами отказывались переселяться. Скопище Кибит-Магомы двинулось в сторону Гоцатля и по дороге атаковало 2-й батальон князя Варшавского полка, расположенный на Гоцатлинских высотах.

По известии об этом, майор Познанский поспешил с сводным Апшеронским батальоном от Чалдов на соединение со 2-м батальоном князя Варшавского полка и, прибыв вовремя на Гоцатлинские высоты, занял крепкую позицию, усилив ее завалами. Неприятель пытался несколько раз атаковать его во время ночи, но был отражен с весьма незначительною для нас потерею. У нас был убит один рядовой и ранено: один обер-офицер и семь рядовых.

Генерал Клугенау, узнав вечером 21-го сентября от пикетов о нападении на отряд майора Познанского, немедленно выступил со всем отрядом к Гоцатлю. Тогда Кибит-Магома, опасаясь быть охваченным с двух сторон, поспешно отступил к Карадахскому мосту.

Оставив под начальством генерал-майора князя Аргутинского, на Гоцатлинских высотах, три с половиной [328] батальона, при восьми горных единорогах и большей части милиции, генерал Клугенау возвратился с двумя с половиной батальонами, при четырех горных единорогах и остальною милициею, на прежнюю позицию у Геничутля. Князю Аргутинскому дано было приказание войти в связь с Гергебилем и приняв оттуда транспорты с провиантом и артиллерийскими припасами, следовать обратно в Аварскую долину. Для связи между обоими отрядами, в Кахе было расположено две роты, при двух горных единорогах и 50-ти милиционерах.

По удалении скопищ Шамиля из Аварской долины, соединенные отряды, в ожидании подвозов продовольственных и военных запасов, оставались в бездействии, а хунзахский гарнизон ежедневно выходил на фуражировку и за дровами, которые в избытке добывались из разоренных аулов.

Общая потеря с нашей стороны, с 27-го августа по 21-е сентября, следующая: убито 32 штаб и обер-офицера и 776 нижних чинов; ранено: 1 генерал, 16 штаб и обер-офицеров и 458 нижних чинов; взято в плен: 6 обер-офицеров и 238 нижних чинов, преимущественно тоже раненых. Орудий взято неприятелем: медных разного калибра 12, в том числе 2 горных и 2 мортирки. В Цатанихском укреплении, где находился самый значительный наш запас, захвачено неприятелем 4,035 зарядов, с пропорциею палительного фитиля и других принадлежностей; 250,000 ружейных патронов и более 2,000 четвертей муки.

Прекращение военных действий в Аварии позволяет сказать несколько слов об остальных частях Северного Дагестана, поверженных отсутствием войск в томительную агонию. Действительно, падение Унцукуля и последовавшие затем быстрые успехи Шамиля обнаружили весьма неблагоприятное впечатление на оставшихся нам покорных жителей, преимущественно же в прилегающих к Аварской Койсу селениях и на Шамхальцев.

30-го августа прибыл в Темир-Хан-Шуру начальник 19-й пехотной дивизии, генерал-лейтенант Рененкампф, который принял за отсутствием генерала Клугенау начальство над войсками, расположенными вне круга военных действий, и озаботился прикрытием плоскости от вторжений неприятеля. Таким образом, согласно распоряжениям генерала Клугенау, [329] собранную в шамхальстве и Мехтуле милицию, генерал Рененкампф распределил следующим образом:

Для прикрытия Гергебиля были высланы в селение Кикуны 200 человек мехтулинской милиции; для усиления гарнизона Зырянинского укрепления и прикрытия Ирганая — 900 человек Шамхальцев и Мехтулинцев. Хотя неприятель не предпринимал ничего против этих пунктов, однако, самая важность их заставила усилить милициею находившиеся там войска. Против Гимр неприятель имел только наблюдательные пикеты по левому берегу Аварской Койсу, тем не менее волнение Гимринцев принудило усилить находившийся там гарнизон до 230 человек; сверх того, туда было отправлено четыре сотни шамхальской милиции.

С Нижне-Сулакской линии получались первоначально неблагоприятные сведения о сборах неприятеля в Дылыме и в Ауховском обществе и о намерении его вторгнуться на правый берег Сулака. Но сведения эти не оправдались и только небольшие партии хищников рыскали по левому берегу реки и тревожили пикеты уральских казаков, охранявшие броды. Для подкрепления их и в то же время для обеспечения плоскости с севера, была направлена, в первых числах сентября, в Султан-Янгиюрт, рота Апшеронского полка.

Командующий войсками на левом крыле Кавказской линии, генерал-майор Фрейтаг, не могший, из опасения открыть Кумыкскую плоскость, содействовать всеми силами генералу Клугенау, немедленно по получении от него сведений об успехах Шамиля отправил в Дагестан сводный батальон из рот Кабардинского полка, который прибыл в Темир-Хан-Шуру 6-го сентября. Из этого батальона на другой же день была направлена рота в Зырянское укрепление, потому что неприятель начал уже делать попытки к переправе на правый берег Аварской Койсу.

Вскоре все сношения с аварским отрядом были прерваны. Сведения отовсюду получались самые возмутительные, а народ волновался. Шамхальские милиционеры решительно уклонялись от исполнения своих обязанностей, самовольно покидали вверенные им посты и расходились по деревням. Мехтулинцы, расположенные в Кикунах, вели себя добросовестно, но бывшие в Ирганае и Зырянах следовали дурному примеру [330] Шамхальцев. Из всех оставшихся нам верными койсубулинских деревень, были надежны одни только Араканы, управляемые своим умным кадием Гассан-Ходжио. Акуша и Цудахар оставались равнодушными зрителями совершавшихся событий, а между Шамхальцами ходили слухи, будто бы акушинский кадий писал к Шамилю, что если он в силах овладеть русскими укреплениями, то Акушинцы и Цудахарцы готовы признать его власть. Чиркеевцы, руководимые Джамилом, были в беспрерывных сношениях с Шамилем; прочие аулы по Сулаку, беззащитные по своему положению и угрожаемые нашими войсками и неприятелем, трепетали за свои имущества.

При всех усилиях, генерал Рененкампф едва мог собрать при Темир-Хан-Шуре резерв в 1,500 человек, считая в том числе три роты сводного Кабардинского батальона, нестроевую и фурштатскую роты Апшеронского полка, слабых и прикомандированных от других частей войск. С этими силами невозможно было прикрыть плоскость, на которой паслось больше 100,000 баранов, а не только подавать помощь укрепленным пунктам по правому берегу Аварской Койсу. Не имея возможности содействовать генералу Клугенау в Аварии, генерал Рененкампф обратил всю свою заботливость на транспортировку провианта в Зыряны и Гергебиль, откуда он мог быть доставлен в Аварию тотчас по восстановлении сообщения.

Движение Самурского отряда к Гергебилю еще более ослабило резерв плоскости, так как генерал Рененкампф, по просьбе князя Аргутинского, отправил в Гергебиль сводный батальон из 500 штыков.

В таком положении находились средства наши на плоскости , когда по распоряжению корпусного командира, генерал-адъютанта Нейдгарда, с разных сторон Кавказа были направлены в Дагестан подкрепления.

Предписав начальнику Самурского отряда содействовать войскам в Аварии, генерал-адъютант Нейдгард, вместе с тем, двинул генерал-майора Шварца с Лезгинской линии в горы, для прикрытия обнаженного Казикумухского ханства.

Генерал Шварц, успев собрать семь некомплектных рот, 5-го сентября поднялся на Акимал, с тем, чтобы дождавшись там прибытия остальных частей, наскоро им [331] двинутых с обоих концов Лезгинской линии, следовать через перевал Маал-Рас и урочище Тамалду в Тлессерух. Дорога эта была избрана с намерением удержать в повиновении общества Анкратльского союза, из коего Бугнодальцы, поджигаемые эммисарами Шамиля, уже отложились.

7-го числа генерал Шварц достигнул границ Тлессеруха, но далее следовать не мог, потому что дожди испортили в горах дороги, возмутившиеся жители легко могли его не пропустить, а с 1300 штыков, составлявших его отряд, опасно было форсировать Тлессерухские теснины. Обстоятельства эти принудили генерала Шварца отступить на урочище Тамалду, где он решился выждать более благоприятного случая; отряд его был обеспечен по 16-е сентября продовольствием, а между тем приступили к сбору элисуйской милиции.

Наконец, 17-го сентября, генерал Шварц, с отрядом из восьми рот, при двух горных единорогах, сотни казаков и 500 элисуйской милиции, собранной Даниэль-султаном, выступил вторично в горы, благополучно миновал Тлессерухское общество и узнав об удалении отряда князя Аргутинского в Аварию, двинулся в Казикумух, куда и прибыл 24-го сентября.

Обеспечив таким образом Южный Дагестан, корпусный командир сделал распоряжение о направлении всех свободных войск с Кавказской линии в Северный Дагестан; для этого им было предписано от 4-го сентября:

1) Генерал майору Фрейтагу — прекратить все работы по укреплениям левого фланга Кавказской линии и двинуть в Темир-Хан-Шуру два батальона, с соразмерным количеством артиллерии.

2) 3-й батальон Навагинского полка спустить с работ по военно-грузинской дороге и тоже направить в Дагестан.

3) 1-й батальон Тифлисского и 5-й Мингрельского полков командировать в распоряжение Владикавказского коменданта, с тем, чтоб вместо их были двинуты оттуда на левый фланг два батальона Навагинского полка.

Вместе с тем, командующему войсками на Кавказской линии и в Черномории, генерал-лейтенанту Гурко было предложено отправиться на левый фланг, потому что обстоятельства могли его заставить лично принять начальство над всеми [332] действующими в том крае войсками. Но по получении сведений о новых успехах Шамиля в Аварии, генерал-адъютант Нейдгард предписал генералу Гурко немедленно выехать в Темир-Хан-Шару, двинуть туда сколь можно больше войск с левого фланга, подкрепив последний войсками из центра Кавказской линии, и затем, вступив в командование всеми собранными в Дагестане войсками, принять нужные по усмотрению его меры по восстановлению сообщений с Авариею и поданию помощи генералу Клугенау.

В свою очередь, командующий войсками на Кавказской линии и в Черномории, перед отправлением в Темир-Хан-Шуру, сделал следующие распоряжения:

1) Генерал-майору Фрейтагу предписал немедленно отправить в Темир-Хан-Шуру, кроме сводного Кабардинского, еще два батальона, с четырьмя полевыми орудиями; на него уже было возложено ускорить следование в Дагестан двух батальонов Навагинского полка, направленных из центра, шести горных орудий, подвижного запасного парка и конно-подвижного транспорта.

2) Начальнику штаба войск Кавказской линии и Черномории приказал сформировать, как можно поспешнее, шесть сотен линейных казаков, из полков правого фланга Кавказской линии; из них три сотни должны были остаться в распоряжении генерал-майора Фрейтага, а три отправиться на Нижне-Сулакскую линию.

Более усилить войска Дагестана генерал Гурко не находил никакой возможности. Правый фланг, где только что водворилось спокойствие, нельзя было ослабить, в центре так же опасно было уменьшить отряд, потому что Чеченцы могли этим обстоятельством воспользоваться; с левого фланга и так было взято три батальона, а если его ослабить еще одним батальоном, то генерал Фрейтаг не был бы в состояния ни защитить линии, ни прикрыть Кумыкских владений.

Прибыв 18-го сентября в Темир-Хан-Шуру, генерал Гурко нашел Северный Дагестан в следующем положении:

Все укрепления, находившиеся по левую сторону Аварской Койсу, исключая Хунзаха, были взяты неприятелем и срыты до [333] основания. Соединенные отряды отступили к Геничутлю, не достигнув решительных результатов. Шамиль по прежнему находился в Танусе, и приступил к переселению Аварцев и Койсубулинцев. Укрепленные пункты по правому берегу Аварской Койсу имели против себя наблюдательные пикеты. Шамхальцы, Мехтулинцы и прочие, оставшиеся нам покорными, не дозволяли полагаться на их верность. Акушинцы и Цудахарцы по-прежнему оставались равнодушными зрителями.

Такое критическое положение края требовало немедленных, и решительных действий; но генерал Гурко имел под рукою только 3-й батальон Кабардинского и 2-й Куринского полков, прибывших в Темир-Хан-Шуру 19-го сентября с 4-мя полевыми орудиями. Из Навагинских же батальонов один мог прибыть с конно-подвижным транспортом не ранее 1-го октября, а другой, с 6-ю горными орудиями и подвижным парком, не ранее 15-го октября. Несмотря на это, командующий войсками на Кавказской линии имел намерение 20-го сентября двинуться на соединение с генералом Клугенау через Гергебиль и Гоцатль, потому что ближайшая дорога через Балаканское ущелье была занята неприятелем, и до того испорчена завалами, что не было никакой возможности пройти там с двумя батальонами.

Уже все приготовления к этому движению были сделаны, как в ночь на 20-е сентября получены следующие известия:

Сборы в Чечне сильно действовали на Кумыков, так что при появлении неприятеля на Кумыкской плоскости, можно было ожидать перехода их на его сторону. От этих сборов подвергалась также опасности и Сулакская линия.

Партия в 1,500 человек, отделенная Шамилем по прибытии его из под Тануса в Моксох, имела намерение напасть на селение Кодух и проникнуть оттуда на сообщение Гергебиля с Авариею.

Волнение Шамхальцев и Мехтулинцев более и более начало обнаруживаться.

Полученные сведения были причиною, что генерал Гурко изменил прежнее свое намерение и, решившись остаться в шамхальстве с одним из прибывших батальонов, направил другой при легком орудии в селение Аймаки, для [334] охранения сообщения с Гергебилем. Этому батальону вменялось в обязанность, кроме защиты селения, постоянно наблюдать за дорогою, пролегающею к Гергебилю Аймакинским ущельем. В течение этого времени, соединенные отряды продолжали оставаться в Аварской долине, а скопище Шамиля — у Моксоха. В Темир-Хан-Шуре беспрерывно получались сведения о намерениях Шамиля атаковать Зыряны.

На основании этих слухов, генерал Гурко послал на усиление гарнизона этого пункта две роты 2-го Куринского батальона и просил начальника 19-й пехотной дивизии отправиться в Зыряны, чтобы принять все меры к обороне укрепления и воспрепятствовать неприятелю совершить здесь переправу на правый берег Аварской Койсу.

За отправлением двух рот в Зыряны, в резерве у Темир-Хан-Шуры оставалось только две роты. Тогда генерал Гурко предписал отправленному недавно батальону в Аймаки снова вернуться к Темир-Хан-Шуре, на том основании, что предполагалось вскорости открыть сообщение с Авариею более ближайшим путем через Балаканское ущелье. Но ожидаемый батальон из Аймаков еще не успел прибыть, как 25-го сентября пришло известие о переходе трех-тысячного скопища на правый берег Сулака, и о намерении его двинуться на Темир-Хан-Шуру.

В этих обстоятельствах, командующий войсками на Кавказской линии и Черномории предписал генералу Клугенау, тотчас же по прибытии транспортов, выступить из Аварии в Темир-Хан-Шуру, оставив для защиты Хунзаха и Балаканского ущелья самое необходимое число войск.

Между тем, транспорты с провиантом и снарядами прибыли от Гергебиля в аварскую долину только 25-го сентября. 26-го сентября, Шамиль, опасаясь вероятно атаковать Зыряны, имея в тылу аварский отряд и зная о сборе войск к Темир-Хан-Шуре, двинулся из Моксоха по направлению к Чиркату.

Пользуясь этим, генерал Клугенау поспешил восстановить сообщение с Зырянами, и 26-го сентября, вслед за уходом неприятеля, двинулся в Балаканское ущелье; в Хунзахе, кроме постоянного гарнизона из двух линейных рот, были им оставлены два батальона при трех горных единорогах. Но [335] значительное число раненых, следовавших при отряде, замедляло движение, и поэтому генерал Клугенау остановился на ночлег возле развалин Моксоха. На рассвете 27-го сентября, отряд его благополучно миновал Балаканское ущелье, где соединился с генерал-лейтенантом Рененкампфом, вышедшим из Зырянского укрепления ему навстречу с 4-мя ротами.

Только в полдень 27 числа генерал Клугенау получил предписание генерала Гурко поспешить с возвращением в Темир-Хан-Шуру. Тогда он приказал семи ротам Апшеронского полка, 1-му батальону Кабардинского полка, четырем ротам, вышедшим к нему навстречу из Зырянов, двум полевым, двум горным орудиям и большей части милиции Самурского отряда следовать немедленно форсированным маршем к Темир-Хан-Шуре. Для обеспечения же Балаканского ущелья, оставил там князя Аргутинского, с 1-м и 2-м батальонами Его Светлости, и 2-м Тифлисского полков, при 2-х полевых и 9-ти горных единорогах.

28-го сентября прибыли в Темир-Хан-Шуру следовавшие с генералом Клугенау части войск.

Между тем, сведение о намерении неприятеля напасть на Темир-Хан-Шуру не оправдалось. Мюриды, в числе 3,000 человек, перейдя Сулак, успели захватить часть стад, принадлежавших Чирюртовцам, и опасаясь направленных из Темир-Хан-Шуры двух батальонов Куринского полка, быстро отступили в горы. Удаление их немного успокоило насчет плоскости, но вслед затем получились отовсюду одинаковые сведения о сборе огромного скопища в Дылыме.

Шамиль, изменив свои намерения атаковать Зыряны, направился из Моксоха к Чиркату; отсюда он 27 сентября двинулся в Дылым, притянув к себе Шуаиб-муллу и Уллу-бея с Чеченцами и Ауховцами. Занимая позицию при Дылыме, он угрожал и Кумыкской плоскости и шамхальству.

Отправив для усиления гарнизона Евгеньевского укрепления одну роту (на случай направления неприятеля к Чиркею), а для прикрытия Сулакской линии 2-й батальон Куринского полка, с остальными войсками, генерал Гурко решился выжидать у Темир-Хан-Шуры разъяснения обстоятельств. Подвижный резерв его, с которым мог он поспешить на помощь к [336] угрожаемым неприятелем пунктам, состоял всего из семи кабардинских рот, потому что Апшеронскому полку следовало дать отдых на несколько дней, по случаю совершенного расстройства и понесенных потерь; в нем не было ни одной части, которая не пострадала бы и которая не требовала бы переформирования и пополнения.

На случай вторжения неприятеля в кумыкские владения, генерал-майору Фрейтагу разрешалось задержать один из следующих в Дагестан батальонов Навагинского полка.

Только 30-го сентября, вечером, получено верное известие о намерениях неприятеля: Шамиль напал на Андрееву деревню. Вследствие этого, генерал Гурко, 31 сентября, двинул в Кумыкские владения семь рот Кабардинского полка, при 4-х легких орудиях, под начальством полковника Ковалевского. Но к счастью, неприятель был отражен, а самое дело происходило следующим образом.

Защита крепости Внезапной и Андреевой (Андреева лежит возле крепости Внезапной и населена Кумыками. Это одна из многолюднейших деревень Кумыкской плоскости, пользовавшаяся в прежнее время большим влиянием на дела этой части края. Ныне она почти опустела и жители ее, покинув свои богатые земли, большею частью переселились в при-сулакские селения, где гораздо безопаснее.) деревни была вверена полковнику Козловскому, имевшему в своем распоряжении один Кабардинский батальон и учебную команду от этого полка. При первом известии о приближении неприятеля от Дылыма, полковник Козловский расположил войска следующим образом: учебную команду при одном орудии он поместил в самой слабой части деревни, где был устроен небольшой редут; две роты с одним орудием поставил на крепостном форштате, а на остальные две роты возложил собственно оборону Внезапной. Приняв таким образом меры к отражению неприятеля, полковник Козловский ободрял Андреевцев и убеждал их смело полагаться на защиту Русских. Андреевцы единодушно отозвались, что готовы на бой.

В три часа пополудни 30-го сентября, неприятель стал спускаться в огромных массах от старой крепости (Та самая крепость, которую осаждал Кази-мулла; ее срыли и возвели новую вблизи прежнего места, но только несколько ниже.) к реке и переправясь через нее, двинулся на северный конец деревни; [337] в то же время он открыл огонь из 4-х орудий. Как только раздались первые выстрелы, неприятель с неимоверною быстротою бросился на приступ, но был отбит; повторил его еще два раза, и снова неудачно. Тогда полковник Козловский, видя столь решительные действия неприятеля, оставил одну роту на форштате, а с другою поспешил в деревню.

Между тем блистательное мужество Андреевцев, три раза отбросивших мюридов, не остановило Шамиля. Он решился сделать еще последнее усилие и вновь приказал атаковать аул. На этот раз, отчаяние мюридов превозмогло мужество жителей; они ворвались в деревню, проникли к мечети и водрузили на ней значок. Увидя среди деревни свой значок, Шамиль поспешно спустился от старой крепости (откуда он наблюдал за ходом дела) с остальными резервами и закричал: «Андреева моя»! Но в эту минуту на площади показался полковник Козловский с ротой и одним орудием. Появление солдат ободрило Андреевцев; они с новою яростью бросились на мюридов и выгнали их из селения.

После этого, неприятель уже не возобновлял нападений, а ограничился действием из орудий до сумерек. В ночь на 31-е Шамиль отступил к Акташ-Ауху.

В этом деле неприятель потерял до 300 человек убитыми и ранеными; сверх того, у него было отбито в селении два значка и около тридцати лошадей. Потеря наша в сравнении с неприятельской ничтожна и заключается в четырех убитых и двадцати раненых.

По отступлении в горы, Шамиль, желая доставить своим скопищам необходимый отдых, распустил их по домам, довольный их усилиями и мужеством в течение месяца, при беспрерывных движениях и действиях. Но распуская их, он объявил, что может быть обстоятельства вторично призовут их к действию в нынешнем году и поэтому приказал им быть в совершенной готовности к 20-му октября.

Семь Кабардинских рот, направленных из Темир-Хан-Шуры на помощь Внезапной, прибыли туда 1-го октября, когда уже неприятель совершенно скрылся в горы. В таких обстоятельствах пребывание их на Кумыкской плоскости оказывалось лишним, и роты эти получили приказание возвратиться в Темир-Хан-Шуру. [338]

Военные действия окончились. Войска наши были утомлены, но на смену их спешили новые. Неприятель овладел нашими кутанами, которые мы считали за укрепления, но мы удержались в Хунзахе и тем сохранили идею господства над горами. Нравственное влияние наше сильно поколебалось, но народ, видя повсюду штыки, продолжал верить в могущество России и в молчании ожидал развязки этой странной и неожиданной борьбы. Один толчок все мог поправить… но увы! дело это попалось в плохие руки.

Теперь первою заботою было тщательно обсудить все средства, могущие поддержать наше колеблющееся владычество в Дагестане. Здесь естественным образом является Авария на первом плане. Прежде всего надо было решить: нужно ли было отказаться от нее совершенно, или держаться там до последней крайности?

Мысль о первом явилась у генерала Гурко тотчас же по прибытии его в Темир-Хан-Шуру. Основываясь на тогдашнем положении дел в Дагестане, он находил более выгодным и даже неизбежным вывести из Аварии отряд и обратить его на удержании и повиновении другие колеблющиеся общества. Вместе с тем, он признавал необходимым уничтожить Хунзаксхое укрепление, потому что гарнизон его не мог оставаться там на зиму, будучи отрезан от главных сил и окружен со всех сторон неприятелем. Очищение Аварии сохранило бы войска, которые с наступлением холодной и ненастной погоды изнурились бы без пользы и значительно уменьшились в своем составе. Сосредоточение большей части Дагестанского отряда в Шамхальстве дало бы возможность подать верную помощь укрепленным пунктам, лежавшим на правом берегу Аварской Койсу и совершенно прикрыть плоскость от покушений неприятеля, между тем как раздробление повлекло бы за собою гибельные последствия. Эти соображения генерал Гурко представил корпусному командиру, испрашивая разрешения его очистить Аварию. Вместе с тем, он предписал генералу Клугенау изложить и свои заключения по этому предмету.

Но генерал Клугенау, еще до получения предписания командующего войсками на Кавказской линии и в Черномории , напротив, ходатайствовал о необходимости занятия Хунзаха. Приведем целиком донесение его от 20-го сентября № 114. [339]

Он писал:

«Страна по левому берегу Аварской Койсу, бывшая в нашей власти, совершенно опустела. Шамиль переселяет аулы в покорные ему горы; жители покинули дома, могилы отцов, весь запас хлеба, часть имущества, даже больных и калек. Зарево пожара в ближайших селениях к неприятелю озаряет пустынную сторону.

«Шамиль, зная, что не может удержаться в захваченном им крае, прибегнул к общему опустошению и истреблению аулов, чтоб затруднить и нам удержание за собой центра гор.

«Действительно, войска, не имея впереди себя мирных селений, не будут иметь, так сказать, аванпостов и даже будут затрудняться в лазутчиках; но зато избавятся от труда и усилий оборонять каждое полупреданное нам селение и обеспечатся безденежно не только фуражем, но и огромным запасом пшеницы, ячменя, дровами и строевым лесом. Когда же мы прочнее утвердимся в горах, то богатая земля Аварской долины, совершенно предоставленная во власть нашу, даст возможность устроить значительное военное поселение.

«Таковы настояния обстоятельства края, важного по своему положению в центра горного треугольника всей страны (Дагестана). От Хунзаха 85 верст до Темир-Хан-Шуры, 75 верст до Казикумуха, 80 через Андию до Ичкирей, 80 через снеговые ворота Аварской Койсу до мирного Анкратля и 140 до Кахетии. Авария, выдавшись мысом в непокорные нам общества, разделяет их между собою и дает возможность обращаться против каждого из них, что и заставляет неприятеля смотреть с опасением на наше обладание центром гор. Наконец, историческое имя Аварии, освященное в памяти народа преданиями тысячелетия, придает еще более важности этому пункту. И вот причины всех усилий горских предводителей для овладения Хунзахом, а с ним Авариею, и Кази-муллы и Гамзат-бека и самого Шамиля.

«Усилия врагов должны заставить нас еще более дорожить нашим завоеванием и противоположить все меры к удержанию его, не по одной только важности пункта. Нет, честь и слава русского оружия требуют не дать восторжествовать над нами предводителю слабых племен Дагестана в сравнении с [340] могуществом России и уступить страну, однажды искупленную кровью наших храбрых в продолжении семилетней борьбы.

«Если же угодно будет Государю Императору, по окончании военных действий нынешнею осенью в Дагестане, удерживать нашими войсками Хунзах до весны 1844 года, когда необходимо должны начаться наступательные действия для наказания возмутителей и прочного нашего утверждения в горах, то должно принять следующие меры, которые потребуют значительных пожертвований:

«1) Расположить на зиму в Хунзахе три комплектных батальона.

«2) Устроить на зиму сообщение Хунзаха с Темир-Хан-Шурою через Ках, Гоцатль, Чалду и Гергебиль, оставив на время сообщение через Балаканское ущелье, потому что транспортировка через Балаканы и Арактау, по обнажении края, а главное по дерзости, приобретенной теперь неприятелем, будет сопряжена с большею опасностью и сверх того метели на Арактау будут затруднять передвижение оказий и войск; разработка же дорог, лежащая на жителях, будет еще опаснее самых передвижений.

«3) Расположить в Гоцатле и Гергебиле по батальону, в Кахе, Чалдах по две роты, а в Кикунах одну.

«4) Усилить оборону Хунзаха, укрепить Ках, Гоцатль, Чалду и Кикуны.

«5) Для успешного хода работ, должно прислать военно-рабочую команду и усилить команду сапер, а искусственную часть поручить особому опытному инженерному офицеру.

«6) Все пункты, как Хунзах, так и лежащие для сообщения, снабдить сильною артиллериею, снарядами, зарядами, провиантом и дровами из оставленных аулов.

«7) Снабдить все войска в Хунзахе и на сообщении полушубками в натуре.

«8) Иметь конных и пеших нарочных для пересылки конвертов, наконец

«9) Поручить все войска в Хунзахе и на сообщениях одному опытному и распорядительному штаб-офицеру и снабдить его суммою на военные и экстра-ординарные расходы.»

Прибыв в Темир-Хан-Шуру, генерал-майор Клюки-фон-Клугенау вновь подтвердил причины необходимости удержания за нами Аварии, представляя, что с обладанием ею [341] связана защита всего Северного и Нагорного и спокойствие Среднего Дагестана.

Корпусной командир, на основании соображений генералов Гурко и Клугенау, предоставил им, по взаимному соглашению, решить вопрос касательно Аварии, имея в виду следующие данные:

1) На укомплектование войск, в Дагестане расположенных, направлены из резервной дивизии Кавказского корпуса 3600 человек.

2) Князь Аргутинский-Долгоруков возвратится в Казикумух только с 1-м и 3-м батальонами Мингрельского полка (последний был в составе войск Северного Дагестана), при 3-х горных орудиях и всею милициею Самурского отряда. Следовательно, остальные четыре батальона его отряда, 1-й, 2-й и сводный Его Светлости и 2-й Тифлисского полков, при 6-ти горных орудиях и двух сотнях донских казаков, поступят на усиление войск Северного Дагестана.

3) Из войск, направленных с Кавказской линии, в Северном Дагестане будут оставлены никак не менее трех батальонов, а если обстоятельства позволят, то и более.

4) За тем необходимо иметь в виду, что ни на Кавказской линии, ни в Закавказье уже не остается никакого резерва, из которого можно было бы удалить что нибудь в помощь Северному Дагестану, в случае, если бы обстоятельства поставили бы его опять в затруднительное положение.

Средств, определенных корпусным командиром, было достаточно, и хотя генерал Гурко, произведя в первых числах октября осмотр Нагорного Дагестана, остался при первом своем мнении о необходимости очищения Аварии, однако мнение генерала Клугенау, уже десять лет управлявшего краем, восторжествовало, и Аварию было решено удерживать до весны 1844 года, когда прибытие войск из России позволяло перейти в Дагестане к решительным действиям.

Из двух сообщений, связывавших Аварию с плоскостью, предполагалось избрать одно, казавшееся более безопасным, через Балаканское ущелье.

Сообщение через Гергебиль и Гоцатль бросалось пока на следующем основании: [342]

Дорога между Аймаками и Гергебилем, пролегающая по Аймакинскому ущелью, весьма неудобна (Весьма удобное сообщение Темир-Хан-Шуры с Гергебилем проходит в обход Аймаков и Кутишинского хребта через селения Кутиши и Ходжал-махи; но по тревожному состоянию Акуши и Цудахара оно не могло быть тогда принято.). Аймакинское ущелье есть не более как расселина в хребте, отделяющем Гергебиль от Аймаков. Стороны его отвесно возвышаются на 400-600 фут, а по дну вьется каменистая тропинка, беспрестанно перерезываемая горным потоком. Ширина ущелья, у выхода к стороне Гергебиля, 1 сажень, у входа со стороны Аймаков менее сажени, а в середине есть места, где оно расширяется на 10 сажень. Далее переправа через Койсу, против селения Чалды, возможна только в мелководье, следовательно почти шесть месяцев не существует. Гоцатлинские высоты круты и подъем продолжителен. В Кахское ущелье неприятель легко может проникнуть от Буцры, Могоха и Карадагского моста по крайней мере десятью тропинками, следовательно движение команд и транспортов было бы не совсем безопасно, тем более, что характер ущелья позволял неприятелю во многих местах упорно держаться и уходить безнаказанно. При том же, путь этот требовал неминуемого раздробления войск: надо было занимать Ках, Гоцатль, Чалды и Кикуны.

Взамен того, сообщение Балаканским ущельем представляло следующие выгоды: сообщение это короче Гергебильского на 20 верст. Дорога от Зырян и через Ирганаевское ущелье и Койсубулинский хребет разработана даже для повозок. На Койсу существовала укрепленная переправа при Зырянах и летучий паром, дававший возможность переправляться через реку во всякое время года. Вход в Балаканское ущелье был уже, нежели в Кахское, но зато первое было легче оборонять. В Балаканское ущелье можно было проникнуть только от Арактау, именно ущельем, которое идет от Мокрой балки к Зырянам в обход селения Балаканы и от Харачей, но если подорвать Харачинскую лестницу, то последний доступ не будет существовать. Для обеспечения его, необходимо было расположить войска в двух пунктах: у Моксоха, где требовалось возвести укрепление на батальон и в самом ущелье (в 4 верстах от входа со стороны Зырянов), где надо было построить крепкую башню. [343]

Но сообщение это имело и свои выгоды: неприятель легко мог проникнуть со стороны Ирганая на дорогу к Бурундук-кале и разрушить Фезевскую насыпь. Бурундуккальская башня была слишком слаба, чтоб обеспечивать перевал через Койсубулинский хребет. Далее, положим, что Балаканское ущелье можно было сделать недоступным для неприятеля, но зато от Моксоха начинается продолжительный подъем на Арактау. Там неприятель легко может вредить транспортам, поднимающимся в гору, хотя местность здесь не стеснена скалами и в случае движения войск есть где развернуть силы. Вершина Арактау представляет ровную и открытую плоскую возвышенность, но зато на ней бывают глубокие снега, большие морозы и метели. Эти же самые неудобства имеют и другие два высоких хребта, лежащие между Арактау и Хунзахом; крутые бока их покрываются зимою снегом и льдом, а дорога требует беспрестанной расчистки.

Избрав сообщение через Балаканы, вопреки донесению своему от 20 сентября, генерал Клугенау предполагал на зиму расположить войска для защиты Аварии и прикрытия сообщения ее с плоскостью следующим порядком:

В Хунзахе, кроме гарнизона цитадели из двух рот, иметь подвижной резерв в четыре батальона, с соответствующим числом артиллерии. Резерв этот располагается по саклям селений (В это время Хунзах вмещал в себе все оставшееся население ханства и в нем сосредоточивалось до 800 душ мужеского пола, способных носить оружие. Хунзахская цитадель была сложена из дикого камня, на глине, слабой профили, открытая с восточной стороны действию орудий и вполне зависевшая от селения, которым командовали окрестные высоты. От цитадели к воде, через все селение, проходил крытый путь, оканчивавшийся башнею, нижний этаж которой был из камня, а верхний из дерева. Селение вокруг было обнесено бруствером, сложенным из камня на сухо; рва не было, по причине твердого каменистого грунта, в котором не возможно было делать выемку. Линия огня простиралась на две версты. В селении и цитадели могли поместиться удобно только два батальона.). В селении Балаканах расположить один батальон. Пункт этот был избран не потому, чтоб он имел стратегическую важность, а потому, что там представлялась еще возможность поместить людей в несовершенно разрушенных саклях и из имевшихся там материалов сложить кругом оборонительные стенки достаточной высоты. В Моксохе же, [344] селение было сожжено и башня наша срыта до основания, не было ни малейшей возможности поставить на зиму войска, а позднее время года не дозволяло приступить к необходим для этого постройкам; впрочем, в Балаканской теснине приказано было тогда же возвести временную башню, на пункте, преграждающем обходную дорогу от Мокрой балки к Зырянам. В Зырянах, по-прежнему, предполагалось иметь гарнизон из двух рот.

Предполагалось войска в Аварии снабдить полушубками, которых было потребно три тысячи, и улучшить пищу, полагая на каждого солдата еженедельно по 801/2 коп. ассигнациями. Дровами войска будут снабжаться из разоренных аулов, в которых оставалось много заваленного лесу, особенно в подземных этажах. Саман и ячмень (саман дается лошадям вместо сена) рассчитывали покупать у жителей, а в случае крайности, последний (ячмень) доставлять из Темир-Хан-Шуры. В Балаканах должно оставаться самое ограниченное число лошадей, а фураж для них будет доставляться из Темир-Хан-Шуры.

Что же касается того, какими средствами будет доставлено в Аварию на зиму продовольствие, рассчитывая, что там будет собрано пять батальонов (одной муки требовалось туда 5,544 четверти), генерал Клугенау полагал назначить до Зырян 500 обывательских подвод. Поместив на каждую подводу по две четверти, можно было в 36 дней перевезти туда весь требуемый провиант и сверх того 250 пудов сала, крупы, боевых снарядов и проч. Из Зырянов все эти запасы могли быть постепенно доставляемы в Хунзах черводарским вьючным транспортом. Если начать транспортировку в Зыряны всех исчисленных припасов в половине октября, она могла быть совершенно окончена к 25 ноября.

В отношении ручательству что войск, назначаемых в Аварии, будет достаточно, чтоб противиться всем покушениям неприятеля, генерал Клугенау приводил собственный пример.

«Там, говорил он, с горстью Русских, окруженный ополчением всех непокорных гор, я сохранил за нами центр Дагестана и удержался до прибытия Самурского отряда, которого силы теперь уже не будут ожидаться, но составят Аварский отряд, также как батальоны, пришедшие с линии, не [345] будут на линии, а у меня под рукою, в Темир-Хан-Шуре. Следовательно, есть полная вероятность, что при распределении сил, мною предположенном, войска в Аварии не подвергнутся опасности, какой подвергались во время вторжения Шамиля.

«Тогда весь резерв в Хунзахе состоял из четырех рот, теперь будет из четырех батальонов; тогда резерв в Темир-Хан-Шуре был в пять рот, теперь будет в три батальона.

«Неоспоримо, неприятель ободрен неожиданными успехами, но силы наши, когда все батальоны займут свои места, будут столько самостоятельны, что могут встретить и поразить врагов, которых уже не раз поражали в горах Дагестана, омыть временную неудачу и отомстить за кровь падших собратий.

«Спасение славы и чести русского оружия в горах, удержание от мятежа Среднего Дагестана, оборона Шамхальской плоскости — заключаются в стенах Хунзаха, зависят от наших успехов в Аварской долине».

Все эти соображения были представлены г. корпусному командиру и генерал-адъютант Нейдгард, одобрив их, изъявил свое согласие на удержание Аварии.

Теперь остается обратиться к войскам, сосредоточившимся в Северном Дагестане, и указать их распределение согласно идеям командующего войсками в Северном и Нагорном Дагестане.

Как только решено было оставить большую часть Самурского отряда в Аварии, генерал-майор Аргутинский-Долгоруков получил предписание возвратиться в Казикумух (куда он прибыл 13-го октября) с одним батальоном Мингрельского полка, при трех горных единорогах и со всею милициею бывшего Самурского отряда. Две роты 3-го Мингрельского батальона, долженствующего по новому распределению войти в состав его отряда, обещано было в скором времени направить в Казикумух; другие две роты этого батальона были истреблены. Генерал-майору Шварцу, по соединении с князем Аргутинским, предписано было возвратиться на Лезгинскую линию через Салават и Шинское ущелье, оставив в Казикумухе из приведенных с собою три роты Тифлисского и две роты Эриванского карабинерного полков, при двух горных единорогах. [346]

Таким образом, в Северном Дагестане, в половине октября, сосредоточилось 9,000 человек пехоты, необходимых, по расчету генерала Клугенау, для обороны края, именно:

а) Прежних войск:

Апшеронского полка . . . 2,800 штык.

3-го батальона Тифлисского полка . . . 385 —

Грузинских линейных № 8, 12, 13 и 14-го батальонов . . . 1,470 —

б) Из Самурского отряда:

1-й батальон Его Светлости полка . . . 593 —

2-й батальон Его Светлости полка . . . 466 —

3-й батальон Его Светлости полка . . . 593 —

2-й батальон Тифлисского полка . . . 574 —

в) Прибывшие с линии:

3 батальон Навагинского полка . . . 375 —

1 — Кабардинского — . . . 390 —

3 — — — . . . 520 —

4 — — — . . . 447 —

2 — Куринского — . . . 503 —

________________________________________________

Итого . . . 8,930 штык.

Кроме того, в распоряжение генерала Клугенау было назначено :

Кавалерии

3 сотни линейных казаков, две сотни уральских и три сотни Донского № 49-го полка.

Артиллерии.

14 десяти-фунтовых горных единорогов и 10 легких орудий.

Войска эти были расположены следующим образом: Для занятия Хунзаха, кроме гарнизона цитадели: 1-й батальон Его Светлости, 3-й Навагинского, 3-й Кабардинского и 2-й Куринского полков, при 6 горных единорогах. Отряд этот был поручен генерального штаба подполковнику Пассеку. [347]

Для занятая сел. Балаканы: 2-й батальон Его Светлости полка, два легких орудия, горный единорог и две 10 фунтовые мортирки.

Для занятия Сулакской линии: 1-й батальон Кабардинского полка, два легких орудия, три сотни линейных , две уральских и две сотни донских казаков.

Остатки 3-го батальона Тифлисского полка расположились в Гергебильском укреплении.

Линейные батальоны заняли прежние места в Хунзахе, Евгеньевском укреплении, Казиюрте, Низовом и урочище Гаркасе.

Затем, в Темир-Хан-Шуре общий резерв края состоял из трех батальонов Апшеронского полка, 3-го батальона Его Светлости (3-й батальон Его Светлости полка состоял из 3-х рот: 4-й гренадерской, 8-й и 9-й мушкетерских. Первую из них предполагаюсь отправить в Самурский отряд, а оттуда вытребовать 3-ю гренадерскую и 7-ю мушкетерскую), 2-го батальона Тифлисского, 4-го Кабардинского (Из этого батальона одна рота была отправлена для усиления гарнизона Евгеньевского укрепления.) полков, при 7 горных единорогах и 4 легких орудиях. Когда войска заняли свои места, немедленно приступили к перевозке продовольствия и военных запасов в Аварию. В прикрытие этих транспортов назначались: от Моксоха до Хунзаха три батальона Аварского отряда, а от Зырян до Моксоха — четвертый батальон этого отряда, именно 3-й Навагинский, который по окончании транспортировки должен был следовать в Хунзах.

Самурский отряд в это время состоял из 1-го батальона Мингрельского , трех рот Тифлисского и двух Эриванского полков, при пяти горных единорогах. Из Северного Дагестана ожидались две роты 3-го батальона Мингрельского полка. Милиция была распущена по домам. 4-й батальон Его Светлости полка (в довольно слабом составе) занимал укрепления по дороге от Самура к Кумуху; 5-й батальон того же полка был расположен в Кубе и Кусарах. Оставить Казикумухское ханство и весь Южный Дагестан под прикрытием столь слабых сил, было невозможно, а поэтому предписано было двинуть туда из Закавказья войска, [348] долженствующие усилить действующий Самурский отряд по-прежнему до пяти батальонов. Но подкрепления эти по отдаленности не могли прибыть в Казикумух ранее первых чисел декабря.

По-видимому, все меры были изысканы для защиты и успокоения края. Войск было достаточно, они были распределены весьма основательно, перевозка провианта совершалась с энергиею. Были забыты только два пункта — Гергебиль и Бурундук-Кале. С падением Гергебиля (весьма слабого по укреплению), прерывались прямые связи Южного Дагестана с Северным; с падением Бурундук-Кале, ничтожной башни, занятой несколькими солдатами, прерывалась связь плоскости с Авариею.

_______________

Текст воспроизведен по изданию: Перечень последних военных событий в Дагестане. (1843 год) // Военный сборник, № 4. 1859

© текст - Окольничий Н. 1859
© сетевая версия - Тhietmar. 2008
©
OCR - Over. 2008
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Военный сборник. 1859