ОБЗОР СОБЫТИЙ НА КАВКАЗЕ В 1851 ГОДУ

I.

Задача войск прикаспийского края в 1851 году. Первые тревоги. Хаджи-Мурат на взморье. Князь Аргутинский запирает Хаджи-Мурата. Первый день Пасхи. Хаджи-Мурат и подполковник Золотухин. Взгляд главнокомандующего на дело 8-го апреля. Меры к обороне края. Прибытие Шамиля в Ругджу и Чох. Бой на Турчидаге. Попытка гоцатлинского наиба Омара проникнут в сюргинское общество. Встреча при Кукма-даге. Недовольство Шамиля действиями Омара.

К началу весны 1851 года от грозного шалинского завала, считавшегося несокрушимой преградой, ничего не осталось, кроме безобразного, длиною около двух верст ребра из утоптанного мусора и щебня. Когда завал или, правильнее, окоп, стоивший горцам неимоверных трудов и усилий, был окончен и вооружен, Шамиль сказал: “Дальше этого русские никогда не пойдут." Русские пришли и сравняли окоп с землей и тем доказали Шамилю, что несокрушимого для них ничего нет. Падением шалинского окопа поколеблено было доверие горских народов к их властелину, а потому, чтобы заставить забыть о своей неудаче в Чечне, Шамиль решил в 1851 году перенести действия в прикаспийский край, т. е. Дагестан — северный, средний и южный. Отсюда естественно вытекала и задача для войск, расположенных в этом крае: оберегать его от вторжений, зорко следить за всем, что будет происходить в разбросанных и разрозненных районах между Сулаком, Самуром и Алазанью и поспешать ко всем угрожаемым [133] пунктам, двигаясь не иначе, как по едва проходимым горным дорогам, проложенным над глубокими пропастями.

Зимние месяцы описываемого года прошли в Дагестане совершенно спокойно. Тревоги начались с 6-го марта нападением пеших и конных партий араканского наиба Ибрагима на команду Дагестанского пехотного полка, высланную в числе двадцати человек для осмотра дороги из Аймяков в полковую штаб-квартиру, Ишкарты. Вырученная двумя ротами своего полка, команда все-таки сильно пострадала, потеряв 4-х убитыми, 2-х ранеными и 2-х контужеными. 15-го числа охотничьей команде драгун из 37-ми рядовых при двух унтер-офицерах, под начальством миатлинского старшины Абдуллы-хаджи, удалось захватить на переправе через Сулак партию абреков и нанести ей чувствительное поражение. Главнокомандующий приказал благодарить Абдуллу-хаджи за его храбрость и распорядительность, а Император Николай, прочитав донесение об этом деле, был очень удивлен, что команда русских солдат поручается аульному старшине, не имеющему даже офицерского чина.

В ночь на 7-е апреля в штаб-квартире Самурского полка ур. Дешлагаре получено было известие, что часов около 10-ти вечера между Губденем и Дешлагаром прошла конная партия, состоявшая из 700 человек с 7-ю значками, под предводительством Хаджи-Мурата, направляясь ко взморью. Заведовавший штаб-квартирой подполковник Семенов тотчас же командировал к взморью маиора Горшкова с двумя ротами вверенного ему 3-го баталиона, а сам с 4-м баталионом двинулся по направлению к аулу Буйнаки с тем, чтобы занять находившееся выше этого аула ущелье, которого, по-видимому, неприятель не мог миновать. Дорогой он узнал, что Хаджи-Мурат был уже на взморье и с добычею возвращается назад, а потому послал маиору Горшкову приказание расположиться вблизи [134] кацыкамышского ущелья; сам же занял высоты, командующие буйнакским ущельем, полагая, что Хаджи-Мурат нападет на богатое и беззащитное с. Буйнаки, куда вели дороги от Дешлагара через названные ущелья. Однако разведка к стороне Буйнаков показала, что неприятель потянулся к реке Монасу-Озень и прошел южнее селения, на виду у жителей. Тогда нарочные подполковника Семенова поскакали в с. Карабудахкент, чтобы оттуда распространить тревогу вплоть до Темир-Хан-Шуры, а баталион двинулся между Карабудахкентом и Буйнаками. Но и тут его ожидала неудача: не доходя 4-х верст до почтового тракта, он узнал, что партия уже прошла между Карабудахкентом и с. Гилли. Убедившись в невозможности предупредить неприятеля у переправы через Койсу и не будучи уверен, что жители Карабудахкента, куда о движении неприятеля дано было знать, выступят против Хаджи-Мурата и принудят его отступить на Губдень, Семенов направился к этому последнему селению и прибыл туда вечером, узнав только, что, проходя мимо наших мирных аулов и кутанов, неприятель никого и ничего не тронул: даже стада и табуны их продолжали пастись на прежних местах, как будто никакая опасность не угрожала им и как будто жители наперед знали, что неприятель не причинит им никакого вреда, преследуя другие цели, которые, надо полагать, были им хорошо известны. Поравнявшись с русскими пастбищами, Хаджи-Мурат разделил свою конницу на две партии: одна тотчас окружила прикрытие, состоявшее из сорока человек, другая бросилась угонять полковой, артиллерийский и артельный табуны. Прикрытие встретило ее залпом и пробовало прорваться, но безуспешно, поплатившись шестью человеками убитыми и пятью ранеными. Аварский наиб мог истребить эту горсть апшеронцев, но он, видимо, куда-то торопился, должно быть на переправу, опасаясь, что она будет раньше его занята [135] нашими войсками. Действительно, уже были приняты все меры к тому, чтобы не допустить его до переправы.

7-го апреля перед вечером командующий войсками в прикаспийском крае генерал-адъютант князь Аргутинский-Долгорукий получил известие, что конная неприятельская партия ночью выступила из Араканов в наши пределы, прошла между Апши и Ахкентом и далее между Кадаром и Оглы через какашуринские леса в леса губденские и что утром 7-го числа она направилась к с. Буйнаки. Аргутинскому предстояло или преследовать неприятеля войсками, расположенными в Темир-Хан-Шуре и ее окрестностях, или окружить его, не выпуская из наших пределов. Преследование, по дальности расстояния, могло и не увенчаться успехом, тогда как занятием всех главнейших путей, по которым горцы могли безнаказанно отступить за Койсу, будет достигнута менее гадательная и более существенная цель — истребление партии. На этой мысли князь Аргутинский остановился и, не теряя времени, сделал все соответствующие распоряжения: 3-му баталиону Дагестанского пехотного полка, расположенному в с. Кутиши, приказано занять кутишинские высоты; двум ротам 2-го баталиона того же полка, занимающим с. Оглы, наблюдать за окрестностями; 3-му баталиону Апшеронского полка, расположенному в с. Большом Дженгутае, занять дорогу, ведущую в уроч. Харкас и далее в Араканы; первым трем сотням дагестанских всадников и одной сотне мехтулинской конной милиции наблюдать за пространством между селениями Оглы и Большим Дженгутаем; сводному дивизиону драгунского Наследного Принца Виртембергского полка, 4-й сотне дагестанских всадников, сотне шамхальской милиции и 2-му баталиону Апшеронского полка при 2-х орудиях горной № 2 батареи 20-й артиллерийской бригады и пешей ракетной команде предписано направиться на высоты, отделяющие с. Буглень от [136] Большого Дженгутая; жители селений Новые Эрдели, Новые Ишкарты, Новый Каранай и Новый Черкей должны были занять по возможности дороги к ахатлинской переправе; 4-му баталиону Дагестанского полка расположиться севернее дороги, идущей из Темир-Хан-Шуры в Евгениевское укрепление по направлению к высотам Хатым-баш; начальнику сулакской линии послано приказание стеречь двумя дивизионами драгун миатлинскую переправу и наблюдать за пространством между этою переправою и высотами Хатым-баш. Оставленным в Темир-Хан-Шуре 1-му баталиону Апшеронского полка и шамхальской милиции при 2-х горных орудиях велено быть готовыми к выступлению каждую минуту. Таким образом все дороги к единственно доступным для неприятеля переправам ахатлинской и миатлинской были заняты нашими войсками, между крайними пунктами расположения которых было почти девяносто верст.

Так как развязка, которою завершилось вторжение Хаджи- Мурата, имела исключительный характер, то чтобы дать более наглядное представление о картине славного боя, происшедшего утром 8-го апреля, необходимо привести некоторые подробности, о которых умалчивается в официальном донесении. Героями развязки были драгуны. До 7-го апреля они стояли в Больших Казанищах, но к вечеру этого числа, с разрешения командующего войсками, прибыли в Темир-Хан-Шуру, чтобы по-христиански встретить первый день Светлого Праздника, приходившегося в том году 8-го апреля. После заутрени, окончившейся в 2 часа пополуночи, командир дивизиона подполковник Золотухин пригласил своих офицеров к себе на квартиру разговеться “чем Бог послал, по русскому обычаю.” Офицеры не заставили себя ждать — прямо из церкви, в полной парадной форме, явились к своему начальнику, которого любили за его приветливость и товарищеское обращение. Несмотря на усталость вследствие [137] утомительного перехода из Казанищ и ночь, проведенную без сна, все они были в таком настроении, точно труды, лишения и в особенности скука, угнетавшая их за все время пребывания в походе, принадлежали далекому прошлому. Все были одинаково настроены, даже и те, для которых первый день праздника должен был оказаться последним днем их жизни. Едва успели офицеры собраться, как командира сводного драгунского дивизиона потребовали к командующему войсками. “Господа — сказал Золотухин, надевая перчатки — вы меня не ждите; я может быть не скоро приду.” У командующего войсками дивизионер застал довольно многолюдную компанию: весь его штаб, полковых командиров с их адъютантами и офицеров из милиции.

— Подполковник Золотухин — обратился князь Аргутинский к дивизионеру — я просил вас пожаловать сюда с тем, чтобы объявить вам, что вы немедленно должны выступать в поход,— куда — это вы узнаете после; с вами будет надежный проводник, к тому же и шамхальская милиция выступит в одно время с вами. С дороги между Темир-Хан-Шурой и Буглень-аулом вам придется повернуть на другую, на которой вы увидите следы большой конной партии; по этим следам вы должны идти всю ночь и на рассвете прибыть к подошве горы, на вершине которой в наскоро устроенном из завалов редуте стоит Хаджи-Мурат с партией. Вы не должны вступать с ним в дело, до моего прибытия вы ничего не должны предпринимать, а только наблюдать за неприятелем: если он тронется с позиции, тотчас же пришлите дать знать с нарочным из милиции. Поняли?

— Понял, ваше сиятельство.

— Помните же, отнюдь не завязывайте дела с неприятелем: во-первых это было бы немыслимо: партия занимает очень сильную позицию и численностью по крайней мере [138] в пять раз превосходит ваш дивизион; во-вторых вы выпустите Хаджи-Мурата из того круга, которым я его оцепил, а этого я более всего опасаюсь. Теперь — с Богом, я все сказал, идите и готовьтесь к выступлению.

Золотухин повернулся и был уже у дверей, когда князь Аргутинский снова окликнул его: “Еще раз повторяю вам, подполковник Золотухин, отнюдь без меня с неприятелем дела не начинайте."

Менее нежели через двадцать минут драгуны выступили из Темир-Хан-Шуры, не переодеваясь, в полной парадной форме. В воротах их нагнал проводник. Ночь была не особенно темная, так что когда дивизион свернул с шуринской дороги, не трудно было различать следы большой массы кавалерии, резко выделявшейся из окружающего мрака широкой черной полосой. Далеко ли, близко ли неприятель — этого никто не знал. Проводник ничего не ответил, когда его спросили об этом: он только приложил два пальца к губам, приглашая хранить молчание. Драгуны и без его предостережения шли молча. Они не говорили и не курили, хотя ни того, ни другого никто не запрещал им. Наскучив продолжительным бездействием, они ожидали встречи с неприятелем, боялись чтобы он преждевременно не открыл их и не отступил: они не знали, что отступать ему некуда. Только конский топот гулко отдавался в тишине ночи. Утром, перед восходом солнца, дорога вдруг прекратилась, и драгуны остановились в неглубокой лощине у подошвы горы, на вершине которой, в старом, давно брошенном русском редуте, слегка подновленном только что срубленными деревьями, стоял Хаджи-Мурат. Под его начальством было не менее пятисот человек, как это показывали и лазутчики. Над передним фасом редута, колеблемые утренним ветерком, развевались красные значки, между которыми не трудно было отличить давно знакомый [139] войскам прикаспийского края значок Хаджи-Мурата. Лицо подполковника Золотухина просияло; на нем слишком ясно было написано: “Наконец-то Бог привел меня встретиться лицом к лицу с первым джигитом Кавказа и, конечно, сразиться с ним.” В этот момент им все было забыто: и наставление командующего войсками, и его категорическое, несколько раз повторенное приказание отнюдь не вступать в бой с неприятелем. Он забыл и то, что дивизион составлял одно из звеньев того кольца, на которое потребовались все войска дагестанского отряда, и что малейшая неудача здесь откроет Хаджи-Мурату дорогу к переправе; смелый наездник уйдет из наших пределов и посмеется над обдуманным и быстро приведенным в исполнение планом своего противника. Дивизионер помнил только одно: видеть неприятеля на таком близком расстоянии и не атаковать его значит показать себя недостойным носить мундир Нижегородского драгунского полка. Повернувшись лицом к дивизиону, он скомандовал: “К пешему строю!” Предчувствовал ли он, что это будет его последняя команда? Сводный дивизион состоял из 1-го драгунского и 10-го инженерного эскадронов. Пикинеры не могли действовать в пешем строю, а в первом эскадроне налицо было 120 человек, из коих 80 спешились, а 40 остались при лошадях. Итак, 80 человек шли штурмовать редут, в котором стояло 500 человек отборных джигитов из Аварии, Тилитля, Андаляла и других непокорных нам округов. Впереди, с обнаженной шашкой, шел подполковник Золотухин; от него не отставал молодой прапорщик Ратиев; драгуны шли с примкнутыми штыками, несколько врассыпную. Командир 1-го эскадрона, всегда осторожный и благоразумный капитан Джемарджидзе, остался при коноводах. Шамхальская милиция, которая, согласно данному ей приказанию, должна была не отставать от драгун, подошла к ним в то время, когда [140] атакующие, осыпаемые пулями, были уже у подошвы подъема. Между тем из-за горы Атлы-Буйна показалось солнце, и все, что было металлического на людях заиграло под его лучами; в особенности ярко сверкали штаб-офицерские эполеты, лядунка и золотая перевязь на Золотухине, так что он представлял собою превосходную мишень; но пули пока щадили его, и он совершенно невредимым дошел до переднего фаса редута, где очутился лицом к лицу с человеком невысокого роста, державшим значок аварского наиба. “Христос Воскрес!” крикнул он, нанося ему со всего размаха удар шашкой в левую руку. Человек этот был сам Хаджи-Мурат: он молча выхватил из-за пояса пистолет и ответил бесстрашному дивизионеру выстрелом в упор. Смертельно раненый в грудь, Золотухин зашатался, но драгуны не дали ему упасть — они подхватили его и понесли вниз: один из них заплакал. “Напрасно ты плачешь, голубчик — сказал ему Золотухин — я очень рад, что умираю в такой великий день; да, я сейчас умру, братцы — моя песня спета; идите лучше к тем, кто больше меня нуждается в вашей помощи, а меня оставьте." Его продолжали нести, пока он снова не обратился к ним с просьбой оставить его. Драгуны бережно положили его на траву, и он тотчас скончался. Хаджи-Мурат отделался одним пальцем левой руки и глубокою раною в ладони, хотя в донесении князя Аргутинского почему-то говорится, что он ранен был пулею в ладонь. Не один Золотухин поплатился за свое геройское безумие: на половине подъема прапорщик Ратиев отделился с одним взводом вправо от колонны, чтобы атаковать левый фас редута (правый примыкал к лесу). Может быть он хотел сделать диверсию в пользу атаки с фронта, но и сам он, и вся его команда, в числе 19-ти человек, легли на месте, шагах в 70-ти от редута. Горцы отрубили [141] им головы, сняли с них мундиры, амуницию, забрали оружие и оставили их в одном белье. Но этим не ограничились наши потери на горе Як-Арни-баши (название горы, где стоял Хаджи-Мурат); нужно было позаботиться о раненых и подобрать тела убитых. На эту печальную операцию, сдав лошадей пикинерам, выступили с остальными офицерами коноводы 1-го эскадрона, а шамхал выслал человек до 30-ти своих милиционеров. Во время уборки несколько человек было ранено и 3 милиционера убиты. Цель подполковника Золотухина была достигнута: репутация драгун не пострадала, хотя сильно пострадали их ряды.

Появление драгун у подошвы горы показало Хаджи-Мурату, что он открыт. Давно знакомый с тактикой своего хитрого и дальновидного противника, он понял, что теперь все выходы к переправам заперты и что ему ничего не остается более, как распустить свое скопище, предоставив своим сподвижникам, наибам тилитлинскому и араканскому, спасаться кто куда может. Но наибы были того мнения, что до наступления сумерек им не следует покидать позиции: “русские, полагая, что мы уже отступили, будут искать нас по всем дорогам и нам легко будет наткнуться на них; в сумерки мы спустимся к лесу и как-нибудь проберемся к своим."

Тревога быстро распространилась по окрестностям. В 11-м часу командующий войсками уже знал, что драгуны атаковали Хаджи-Мурата и были отброшены с большим уроном. С 1-м баталионом Апшеронского полка и двумя орудиями горной № 2 батареи 20-й артиллерийской бригады он форсированным маршем двинулся из Темир-Хан-Шуры к высотам Як-Арни-баши, отправив 2-му баталиону этого полка, стоявшему между Бугленем и Большим Дженгутаем, приказание спешить туда же с двумя орудиями той же батареи. Только в 6 часов вечера он прибыл с [142] одним первым баталионом к Як-Арни-баши и вместе с кавалерией расположился против неприятельской позиции, охватив ее с двух сторон; третью сторону — дорогу, ведущую к Капчугаю, должен был занять 2-й баталион, еще не успевший прибыть на место. Сюда-то неприятель и спустился, пользуясь наступившими сумерками, но очень скоро наткнулся на 2-й апшеронский баталион, встретивший его залпами и орудийным огнем. Горцы смешались и бросились во все стороны. Заводные лошади их частью захвачены были нашими войсками, частью рассеялись по лесу. Драгуны, дагестанские всадники и милиция преследовали их насколько позволяла темнота ночи, усталость лошадей и лесистая местность, пересеченная извилистыми и глубокими оврагами. С пехотою, до крайности утомленною 1 усиленными переходами, князь Аргутинский остался ночевать у подошвы Як-Арни-баши. Главная часть рассеянного скопища направилась мимо Капчугая к горам, находящимся к югу от темиргоевского поста, и оттуда через урочище Сарикамыш к ахатлинской переправе, где хвост ее настигнут был ротою Дагестанского полка, выбежавшею по тревоге из своей штаб-квартиры укрепления Ишкарты. Другая часть бросилась вверх по Аварскому Койсу к Гимрам. Не всем, однако, удалось переправиться в эту ночь. Многие долгое время бродили по лесам, где их довили поодиночке. Как велика потеря неприятеля — определить довольно трудно. Лазутчики имеют обыкновение преувеличивать потери из желания польстить нашим начальникам: пленные же, напротив, всегда скрывают потери, чтобы умалить значение одержанной над ними победы. Известно было, что Хаджи-Мурат ранен в левую руку; из двух проводников его, один ранен, другой взят в плен; кроме того, взяты в плен 31 человек [143] и подобрано в разных местах 40 тел, брошенных неприятелем при отступлении. О полном поражении скопища Хаджи-Мурата красноречивее всего свидетельствуют доставшиеся нам трофеи: три значка — Хаджи-Мурата, Худайнет-Магомета тилитлинского и Гуссейна салтинского — затем множество разного оружия, седла, бурки, папахи. С нашей стороны, не считая нижних чинов Самурского пехотного полка, убитых и раненых у взморья, о которых доносил подполковник Семенов, убито: штаб-офицер 1 — подполковник Золотухин: обер-офицер 1 — прапорщик Ратиев, нижних чинов 19 — все драгуны, и 5 милиционеров. Ранено: обер-офицеров 3 — драгунского полка капитан Джемарджидзе, поручики Штейн и Семашкевич; нижних чинов — 26 драгун, 1 апшеронец, 2 артиллериста и 3 милиционера; контужено: 1 драгун и 2 апшеронца. Лошадей отбито неприятелем на взморье: Самурского полка подъемных 136, ротных артельных 12, офицерских 9, строевых артиллерийских 33, подъемных 8, артельная 1; всего 199.

Князь Аргутинский был недоволен делами, происходившими 8-го апреля; он не того ожидал от своих распоряжений; если бы дислокация его выдержана была до конца, Хаджи-Мурат не вышел бы из наших пределов. В донесении своем главнокомандующему он жаловался на преждевременную атаку драгунами редута, тем менее оправдываемую, что они не могли не видеть явного численного превосходства неприятеля, к тому же засевшего на крепкой позиции; им известно было также о скором прибытии к месту действия пехоты. Главнокомандующий в ответе своем приводил другой взгляд на дело подполковника Золотухина. Вот, что писал князь Воронцов командующему войсками в прикаспийском крае 2:

“С удовольствием узнал я из донесения вашего сиятельства [144] № 400 о поражении, нанесенном вверенными вам войсками партии Хаджи-Мурата 8-го апреля в окрестностях Атлы-Буйна, и о благоразумных и своевременных мерах, принятых вами к воспрепятствованию возвращения горцев через Сулак. Хотя наказание неприятеля, как вы замечаете, было неполное вследствие слишком отважной атаки драгун, тем не менее он бежал в совершенном расстройстве, потерпел весьма значительный урон, оставил в наших руках несколько пленных, множество оружия и три значка. Такое дело не могу я не назвать успешным, и благодаря вас искренно за эти действия, поручаю вам передать мою полную благодарность всем частям, участвовавшим в оных и в особенности храброму лейб-эскадрону драгунского Наследного Принца Виртембергского полка. Не оправдывая того, что драгуны слишком увлеклись, не рассчитав, что 80 человек не должны атаковать партию в 500 человек, занявшую сильную укрепленную позицию, я должен сказать, что эта, хотя излишняя пылкость, доказывает их храбрость и молодецкий дух, и что они достойно поддержали славу доблестного полка своего. Вместе с сим отправляю я к вашему сиятельству при особом предписании 10 георгиевских крестов, в том числе 5 для лейб-эскадрона драгун и 5 для остальных войск, участвовавших в этом деле.”

Во второй половине мая войска прикаспийского края начинают покидать свои зимние квартиры и располагаться на таких позициях, с которых удобнее всего они могли поспевать к угрожаемым пунктам. Оставлены только на прежних местах, на передовой кордонной линии, в казикумухском ханстве и даргинском округе находившиеся там частью с осени 1850 года, частью с весны 1851 года: 1-й баталион пехотного князя Варшавского полка, 1-й баталион Самурского и 3-й Дагестанского пехотных полков, дивизион горной № 2 батареи 20-й и взвод горной № 4-й 21-й артиллерийских бригад. Из остальных войск: 2-й баталион князя Варшавского полка со взводом горной № 4 батареи 21-й артиллерийской бригады и с пешею ракетною командой должны [145] выступить 15 мая из уроч. Кусары и 21-го занять назначенное им место между Ричою и Чирахом, где к ним того же числа присоединяются сотня кюринской конной милиции, две сотни Донского казачьего № 14 полка и сотня кубинских военных нукеров; 4-й баталион Апшеронского пехотного полка, сводный драгунский дивизион (1-й и 10-й эскадроны) и конная ракетная команда имеют выступить 1-го июня из Темир-Хан-Шуры и 3-го прибыть в с. Кулецму мехтулинского ханства; туда же из Темир-Хан-Шуры 4-го числа направятся 1-я рота и взвод 2-й роты Кавказского стрелкового баталиона, 3-й баталион Апшеронского и 2-й Дагестанского пехотных полков с двумя единорогами и четырьмя мортирами горной № 2 батареи 20-й артиллерийской бригады и пешею ракетною командой; 3-й и 4-й баталионы Самурского пехотного полка займут 5-го июня кутишинские высоты. Таким образом войска передовой кордонной линии охраняли южную границу даргинского округа, владения казикумухское и кюринское и Табасарань; войска, занимавшие Кулецму и кутишинские высоты, стерегли остальные границы даргинского округа, мехтулинское ханство, Кайтах и военно-дербентскую дорогу.

3-го июня к войскам, выступившим из Темир-Хан-Шуры, присоединились четыре сотни дагестанских всадников и сотня аварской временной конной милиции, вытребованные из Бугленя и Б. и М. Дженгутая, а 4-го Аргутинский присоединил к себе из Кулецмы и ее окрестностей 4-й баталион Апшеронского полка, сводный дивизион драгун и конно-ракетную команду. 5-го числа дагестанский отряд перешел на кутишинские высоты и, присоединив к себе прибывшие того же числа из Дешлагара 3-й и 4-й баталионы Самурского полка, расположился лагерем, в ожидании новых передвижений, какие будут указаны обстоятельствами. 6-го числа к отряду присоединились 3-й баталион [146] Дагестанского пехотного полка и взвод горной № 2 батареи 20-й артиллерийской бригады, занимавшие с осени 1850 года с. Кутиши.

В северном Дагестане пока все было тихо, даже мелкие тревоги вдруг смолкли. Из среднего Дагестана, от командующего войсками в казикумухском ханстве Самурского пехотного полка полковника Ракусы получено донесение, что 3-го июня неприятельское скопище, состоявшее из пеших и конных, под предводительством трех наибов: чохского Инко-хаджи, согратльского Хурши и худатлинского Омара, пробравшись ущельями к брошенному с. Турчи и засев в его развалинах, отделило от себя конную партию, которая спустилась к с. Курклю и напала на его скот. Курклинцы выбежали из аула и открыли огонь; их поддержали выбежавшие на тревогу три роты 1-го баталиона Самурского полка и жители окрестных деревень. Неприятель отступил к высотам, занятым его пехотой, откуда бежал на Турчидаг, преследуемый жителями и ротами до самого спуска к аулу Чох. Горцы, по словам лазутчиков, потеряли убитыми 5 и ранеными 40 человек. С нашей стороны ранено 5 человек из жителей Курклю. Эпизод этот тем замечателен, что в нем сказалась преданность нам и сплоченность между собою аулов Курклю, Кумалю, Бегеклю, Куралю, Кундалю и Кубалю, о чем не без удовольствия заявляется в донесении командующего войсками 3. С половины июня к начальнику дагестанского отряда начали поступать сведения о намерениях неприятеля, но из них князь Аргутинский считал заслуживающим доверия только одно, что Даниель-бек действительно собирает скопище около Ириба. Управляющий казикумухским ханством гвардии полковник Агалар-бек, донося об этом, приписывал Даниель-беку намерение ворваться в нухинский уезд, [147] но, по расположению войск в том крае, полагал, что он не решится на такой рискованный шаг: Элису, Гельмец, Лучек и шинское ущелье заняты нашими войсками, и если он двинется к Нухе, то неминуемо будет отрезан. Скорее полагать надо, что сбор на Ирибе имеет назначением атаковать левый фланг лезгинской кордонной линии. На случай если бы Даниель-бек сделал покушение на казикумухское ханство, князь Аргутинский передвинул к Хозреку войска, расположенные между Ричою и Чирахом, около Харабкента, именно: 2-й баталион князя Варшавского полка при 2-х единорогах горной № 4 батареи 21-й артиллерийской бригады и пешей ракетной команде, две сотни казаков Донского № 14 полка, сотню кубинских военных нукеров и сотню кюринской конной милиции. От Хозрека эти войска могли одинаково быстро поспевать и к Кумуху, и к Чираху, куда надобность укажет, а равно двинуться к Лучеку и Гельмецу по дороге, разработанной в 1850 году через хребет Дюльти-даг. Сверх того, около Кумуха расположен 1-й баталион князя Варшавского полка с двумя единорогами горной № 4-й батареи, а между Кумалю и Курклю стоял 1-й баталион Самурского полка с двумя единорогами горной № 2 батареи 20-й артиллерийской бригады. Затем главные силы дагестанского отряда, в составе 3-го и 4-го баталионов Апшеронского, 2-го и 3-го баталионов Дагестанского, 3-го и 4-го баталионов Самурского пехотных полков, роты и одного взвода Кавказского стрелкового и команды Кавказского саперного баталионов, сводного дивизиона драгун, 4-х сотен дагестанских всадников, сотни аварской конной милиции, 4-х единорогов и 4-х мортир горной № 2 батареи 20-й артиллерийской бригады, пешей и конной ракетных команд,— остаются пока на прежней своей позиции на кутишинских высотах, откуда могут, смотря по обстоятельствам, передвигаться в ханства [148] казикумухское и мехтулинское и во владения шамхала Тарковского. 17-го июня командующему войсками дано было знать, что в Аварию прибывают скопища пеших и конных горцев из разных обществ северной части нагорного Дагестана, что в Аварии также идут деятельные приготовления к походу, наконец, что сам Шамиль прибыл туда и тотчас же двинулся со всеми скопищами к Ругдже и Чоху. Сведения эти побудили князя Аргутинского, оставив на кутишинских высотах для прикрытия даргинского округа, под начальством командира Самурского полка полковника Кеслера, 3-й и 4-й баталионы вверенного ему полка, 2 единорога горной № 2 батареи, 4-ю сотню дагестанских всадников и сотню аварской конной милиции, с остальными войсками главного дагестанского отряда выступить 18-го числа в казикумухское ханство и притянуть к себе 1-й баталион Самурского полка и 2 единорога горной 2 батареи, стоявшие лагерем между Курклю и Кумалю. На гамашинских высотах отряд оставался целый день 20-го, чтобы запастись провиантом и зерновым фуражом из кумухского провиантского магазина. 21-го июня, в 9-м часу утра, на ближайшей к гамашинским высотам оконечности Турчидага показались сперва отдельные пикеты горцев, а затем огромная масса кавалерии, под личным предводительством Шамиля. Невероятным казалось командующему войсками, чтобы неприятель имел намерение воспрепятствовать отряду подняться на Турчидаг. Во всяком случае необходимо было тотчас же сбить его с позиции, чтобы не дать ему возможности укрепиться на ней. С этою целью кн. Аргутинский спустился с гамашинских высот и направил, под начальством командира Апшеронского полка полковника Кишинского, 3-й баталион вверенного ему полка и 1-ю роту Кавказского стрелкового баталиона кратчайшим путем, по скалистому скату Турчидага, прямо на скопище Шамиля, чтобы тем облегчить [149] следование на Турчидаг остального отряда по дороге, идущей наискось по тому же скату. Одновременно с движением 3-го апшеронского баталиона драгуны, дагестанские всадники и конная ракетная команда понеслись по дороге, по которой должен был подняться на Турчидаг весь отряд. Часть неприятельского скопища расположилась над самым обрывом, по которому предстояло взобраться апшеронцам и стрелкам; главные же силы заняли оконечность плоскогорья на всем ее протяжении. Они первыми открыли огонь. Пока апшеронский баталион и кавалерия следовали по указанным им направлениям, жители окрестных казикумухских деревень сбегались на тревогу; из них 60 человек бегеклинцев и кумалинцев первые вскочили на ту часть оконечности Турчидага, куда выходила дорога с гамашинских высот. Ближайшие толпы горцев, заметив их, начали отступать, но, убедившись в их малочисленности, остановились и собрались вновь, чтобы смять эту горсть преданных нам людей. В этот самый момент поднялись на Турчидаг три сотни дагестанских всадников и конно-ракетная команда. Горцы были как бы в нерешимости: атаковать ли противника или отступить. Но быстрое наступление дагестанских всадников, появление за ними драгун и удачное действие ракет заставили их очистить позицию и подняться выше, на следующий уступ. Вслед за ними поднялась и наша кавалерия. Другая часть скопища, которая действовала против 3-го апшеронского баталиона и роты кавказских стрелков, стараясь сильным ружейным огнем затруднить движение их по чрезвычайно крутому скалистому подъему, должна была, как и первое скопище, убедиться в невозможности остановить наше наступление. Стрелки на огонь неприятеля отвечали меткими выстрелами своих штуцеров, апшеронцы батальным огнем. Удачным действием огнестрельного оружия значительно облегчилось выполнение их [150] трудной задачи. Они наконец вышли на обрывистый край Турчидага и уже готовились, несмотря на усталость, вступить в рукопашный бой, как горцы от него уклонились и начали поспешно отступать. Между тем кавалерия, отбросив первое скопище, вовремя подоспела, чтобы обратиться теперь против второго. Горцы бежали. Большая часть их вместо того, чтобы спуститься к Чоху, где стоял их лагерь, бросалась в обрывы к стороне Эбоха и Согратля, стараясь скорее уйти от наседавшей на них кавалерии. Кроме двух скопищ, действовавших против войск дагестанского отряда и состоявших из одной конницы, под начальством Шамиля была огромная масса пехоты, но она стояла на противоположной оконечности Турчидага и в деле участия не принимала. По доставленным сведениям, вместе с Шамилем на Турчидаг прибыли каратайский наиб Кази-Магомет — второй сын Шамиля, аварский Хаджи-Мурат, чохский Инко-хаджи и другие. Когда горцы были уже в сборе, на Турчидаг со стороны Чоха поднималась артиллерия Шамиля, под прикрытием многочисленной пехоты, но понесенное скопищем поражение заставило ее повернуть с половины подъема назад. Если принять во внимание численное превосходство неприятеля, двукратную атаку нашей кавалерии и медленное восхождение 3-го апшеронского баталиона и роты стрелков под сильным огнем по обрывистому склону Турчидага, то потерю с нашей стороны нельзя не признать ничтожною. Ранены: командир 3-го баталиона Апшеронского пехотного полка маиор Дубельт, адъютант того же баталиона прапорщик Донецкий, нижних чинов 10 и дагестанских всадников 2; контужено нижних чинов 9.

21-го июня в 2 часа пополудни, в то время, как войска наши преследовали неприятеля до верхних террас Турчидага и до обрывов чохского и согратльского, командующим войсками получено известие от полковника [151] Агалар-бека, что новое неприятельское скопище в 3 тысячи человек одних конных, предводительствуемое наибами гумбетовским, хиндаляльским, кеаляльским и гидатлинским, под общим начальством гоцатлинского Омара, вступило в дусраратский магал, откуда намерено пробраться по горам Алагон-даг, пересекши казикумухскую военную дорогу между Кукма-дагом и Чирахом, в сюргинское общество и вольный Кайтах. Известие это доставлено Агалар-беку гоцатлинским жителем Саидом-хаджи, единственным лазутчиком, которому осторожный и недоверчивый командующий войсками безусловно верил. Саид сам находился в скопище Омара и с опасностью жизни явился к русскому начальству, чтобы предупредить его о замыслах неприятеля. Не теряя времени, кн. Аргутинский немедленно послал предписание генерал-маиору Джафар-Кули Бакиханову спешить с расположенными под его начальством около Хозрека войсками — 2-м баталионом пехотного князя Варшавского полка, 2-мя единорогами горной № 4 батареи 21-й артиллерийской бригады, пешею ракетною командою, двумя сотнями Донского казачьего № 14 полка, сотнею кубинских военных нукеров и сотнею кюринской конной милиции — на Кукма-даг и присоединить к себе из Кумуха 4 сотни казикумухской конной милиции, 1-й баталион кн. Варшавского полка и 2 единорога той же горной № 4 батареи. Взамен того с Турчидага в Кумух отправлен 1-й баталион Самурского пехотного полка. Одновременно с этим управляющему Кайтахом полковнику Джамов-беку и даргинским округом штабс-капитану Нур-Баганду предписано немедленно выступить с их конными милициями к Кукма-дагу.

Г.-м. Джафар-Кули получил предписание командующего войсками 21-го и в тот же день вечером с расположенными около Хозрека войсками и нагнавшими их 4-мя сотнями казикумухской милиции, под начальством полк. Агалар-бека, выступил по [152] указанному направлению, В третьем часу утра он уже перешел Кукма-даг и стал подходить к назначенной ему позиции, верстах в 2-х от развалин караван-сарая, как в авангарде загремела перестрелка. Оказалось, что следовавшая впереди отряда казикумухская милиция едва не наехала на неприятеля, который на довольно близком расстоянии от нашей позиции переправлялся через реку Чирах-чай, намереваясь перерезать нам большую дорогу. Горцы никак не предполагали встретиться в такой поздний час ночи с нашими войсками и притом в таком месте, которое, как они думали, не могло быть известно русским. Приближение нашей колонны они не заметили, и потому были сильно озадачены, когда их обдали градом пуль. В первый момент они смешались, но скоро оправились и даже собирались броситься в шашки на милицию, но в это время послышался барабанный бой: подходил 2-й баталион кн. Варшавского полка. Бывшие с ним два горные орудия тотчас же снялись с передков и открыли огонь. На этот раз не смятение, а настоящая паника охватила горцев и они показали тыл. Темная ночь и сильный туман не позволили преследовать неприятеля, не говоря уже о том, что лошади под милиционерами были сильно изнурены последним форсированным переходом; к тому же горцы уходили не по той дороге, по которой прибыли из Ругджи и Чоха, а по другой, гораздо труднейшей, глухой и пересеченной многими оврагами, на которой они могли не опасаться встречи с местными милициями и с войсками, расположенными в Гельмеце. Таким образом, неприятелю не удалось перейти через дорогу по направлению к сюргинскому обществу и Кайтаху. Этим мы обязаны, по словам донесения кн. Аргутинского, энергии и распорядительности Агалар-бека: если бы он опоздал одним часом присоединиться к отряду г.-м. Джафар-Кули, замысел гоцатлинского наиба был бы приведен в [153] исполнение, Сделав от Кумуха до Кукма-дага слишком 50 верст большею частью в ночное время и став в авангарде отряда, он первый открыл и смешал неприятеля. Что касается 1-го баталиона кн. Варшавского полка, он не поспел, да и не мог поспеть раньше рассвета к месту назначения, но направлен был к Кукма-дагу на тот случай, если бы скопище Омара не прибыло туда раньше рассвета. Милиции кайтахская и даргинская также не успели прибыть вовремя к отряду г.-м. Джафар-Кули; зато даргинская милиция 22-го утром стояла уже на границе сюргинского общества. В ночном деле на 22-е июня горцы оставили в наших руках 9 тел, лишились 7-ми человек взятых в плен, 22-х лошадей с седлами, 2-х вьюков с провиантом, множества бурок, папах, башлыков и разного оружия, растерянного ими при неожиданной встрече с нашими войсками. Урон с нашей стороны заключался в одном раненом милиционере и одном контуженом нижнем чине кн. Варшавского полка. Шамиль остался недоволен действиями гоцатлинского наиба под Кукма-дагом. Имея под своим начальством 3 тысячи кавалерии, он должен был отбросить русскую колонну и пробить себе дорогу в Сюргу и вольный Кайтах, а не бежать после первой неудачи. Он сменил его и 4-х бывших с ним наибов, а на место его назначил гергебильского жителя Гуссейна. Только в последующие два дня, когда получены были дополнительные сведения о замыслах Шамиля, кн. Аргутинский мог оценить значение двух побед, одержанных нашими войсками 21-го июня на Турчидаге и 22-го под Кукма-дагом. Оказывается, что 17-го июня Шамиль прибыл в Ругджу, куда к тому же времени съехались все наибы Дагестана, кроме Даниель-бека и наибов ближайших к лезгинской кордонной линии округов. Здесь он изложил перед своими сподвижниками план предстоящих [154] военных операций, план, отличавшийся необыкновенною самонадеянностью. Ничто не было забыто для приведения его в исполнение, все было предусмотрено, кроме геройского духа наших солдат, которого гениальный горец почему-то никогда не принимал в соображение. В общих чертах план заключался в следующем: гоцатлинский наиб Омар должен был выступить из Ругджи с тремя тысячами человек конных, пробраться ночью скрытными дорогами в Сюргу и вольный Кайтах и, при содействии жителей этих двух обществ, поднять против нас другой, покорный нам Кайтах. Сам Шамиль, отправляясь с остальными скопищами в Чох, предполагал проникнуть в вицхинский магал казикумухского ханства и разорить все его деревни, так как они примыкали к одной из важнейших стратегических дорог, и никогда ни одна неприятельская партия не проходила мимо них без того, чтобы они не выступали против нее с оружием в руках. Если бы Омар с успехом выполнил возложенное на него в Кайтахе поручение, то Шамиль имел намерение, притянув его к себе, вторгнуться в даргинский округ и поднять против нас весь этот отдел прикаспийского края. Сверх того, особая партия отправлена была в уроч. Дучрагатыр, чтобы отвлечь внимание жителей Кумуха и окрестных деревень, а другая партия с тою же целью должна была показаться около вицхинских сс. Чукна, Курклю и Кубалю. С прибытием нашего отряда на гамашинские высоты Шамиль уже не мог надеяться на удачный исход покушения в вицхинском магале и поднялся 21-го числа из Чоха на Турчидаг, вероятно, с тем, чтобы отвлечь дагестанский отряд от скопища гоцатлинского наиба и дать этому последнему возможность беспрепятственно проникнуть в сюргинское общество, так как, по расчету времени, именно в ночь на 22-е июня он должен был перерезать дорогу между Кукма-дагом и Чирахом. Войскам дагестанского [155] отряда, прибывшим с гамашинских высот на Турчидаг, и тем, которые направлены были к Кукма-дагу против скопища Омара, приказано было оставаться на занятых ими позициях впредь до получения дальнейших сведений о намерениях горцев, сосредоточившихся после бегства около Ругджи и Чоха. Почему Шамиль не распускал своих войск в такое время, когда полевые работы требовали рабочих рук — оставалось пока неизвестным.


Комментарии

1. 1-й апшеронский баталион сделал в этот день 40 верст, 2-й в течение двадцати часов не менее 60-ти верст.

2. 20-го апреля № 549.

3. 10-го июня 1851 г. № 9.

Текст воспроизведен по изданию: Обзор событий на Кавказе в 1851 году // Кавказский сборник, Том 18. 1897

© текст - К. 1897
© сетевая версия - Тhietmar. 2019
©
OCR - Валерий. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Кавказский сборник. 1897