НОРОВ В. Н.

КАВКАЗСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ В 1845 ГОДУ

Дело 10 июля

Генерал-майор Пассек с авангардом спустился с поляны в лес, очистил дорогу от неприятеля, засевшего за вновь устроенным им после дела 6 июля завалом, и с небольшою потерею перешел тот узкий перешеек дороги, который тянется по седловине хребта, предоставлявшей неприятелю все преимущество для обстреливания этого пункта метким перекрестным навесным огнем с боковых высот; Пассек, выбив горцев из-за большого завала, на этом перешейке сделанного, с пехотою поднялся по дороге выше, но орудия авангардные по невозможности переправить их через завал были оставлены им; ведя жаркую перестрелку с неприятелем. авангард остановился на восходившей местности за завалом.

Главные силы с ранеными и вьюками, следуя по дороге по колено в топкой глинистой грязи, образовавшейся от двухдневного беспрерывного дождя, не могли поспешно двигаться, причем увеличивали затруднение идти в порядке и конные грузины, которые в смешанной массе, движимой страхом, спешили пробираться вперед и тем расстраивали ряды пехоты. Генерал Клюгенау, видя, что авангард остановился по невозможности переправить через завал свои орудия, вызвал вперед саперов и приказал им срубить завал.

С своей стороны, неприятель по собравшимся на перешейке и подле него войскам нашим, не смотря на усиленное действие нашего картечного огня из двух горных орудии и конгревовых ракет, открыл из-за боковых высот и с вершин деревьев убийственный ружейный огонь; ничего не было слышно, и гром выстрелов с обоих сторон слился в один продолжительный звук. Работая с хладнокровием, саперы в 10 [153] минут срубили завал и тем открыли дорогу дня перевоза орудий: авангард, а за ним главные силы с обозом и ранеными выдвигались через остальную часть леса. Между тем, на перешейке неприятельский огонь не уставал, но напротив все более и более увеличивался. Последние вьюки колонны, а также некоторые из раненых проходили через лес в беспорядке, предоставленные собственной защите, ибо все войска в главных силах и в цепях быстро выдвигались из леса за авангардом.

Страшная минута вследствие быстрого движения авангарда приблизилась, толпы неприятельские в лесу усиливались прибывавшими вновь, беспорядок в следовании последних наших вьюков и раненых увеличивался, и горцы, пользуясь оным, с гиком бросались в шашки, почти на беззащитные вьюки и раненых, что могли захватить, то сбрасывали в кучу, а чего не могли — нещадно рубили шашками, проложив же себе таким образом путь через наш обоз, неприятель в большой массе занял дорогу и отрезал арьергард. Арьергард наш, уже понесший потерю, в этот момент сильно был тесним стыла и с обеих сторон. Генерал-майор Викторов, видя себя отрезанным и окруженным неприятелем со всех сторон, мужественно пробивался через неприятельские толпы и уже рождалась надежда восстановить сообщение, как сильно раненный Викторов повержен был на землю; беспорядок засим дошел до крайней степени; два орудия наши арьергардные, потеряв почти всю прислугу и лошадей, сделались неподвижными машинами и при общем движении арьергарда в разные стороны достались неприятелю, который немедленно сбросил их в кучу; завладев орудиями, горцы усилили натиск на арьергард и спереди и стыла; смятение в войсках нашего арьергарда увеличилось и ими овладел панический страх; никто уже не думал защищаться, всякий бежал в жалком намерении спастись бегством, так, Викторов, поверженный на землю и не имея сил сам подняться, несмотря на просьбы и обещания наградить того, кто бы его взял, оставлен был в добычу неприятелю и тут же им изрублен.

Клюгенау, находившийся в это время у авангарда, быстро выдвигавшегося из леса, осведомясь о потере арьергардом своих орудий, приказал адъютанту своему капитану Ключареву 121 с пехотного ротою следовать обратно в лес для подания помощи арьергарду и вместе с тем остановил авангард, коею головные части вытянулись уже к опушке леса, вдоль которой на поляне расположена была колонна, пришедшая из Андии с транспортом продовольствия. Поручив Пассеку распоряжаться на месте боя, Клюгенау, не руководя движением, отбыл к колонне подполковника Гюллинга и расположился там для отдохновения.

Ключарев, возвратившийся уже раненным, известил, что хотя неприятель частью отбит, но потерянные нами орудия спасти никоим образом не было возможности, ибо и прислуга и лошади все перебиты. [154] Войска же наши, в арьергарде следовавшие, сопротивляясь на каждом шагу отчаянным нападением горцев, проходили лес, исключая молодцев кабардинцев, в величайшем беспорядке, день клонился к вечеру, когда авангард, занимая опушку леса, встретил некоторые части из арьергардных войск, а последние из них успели пробиться и соединиться с авангардом к 10 часам вечера. Оставив опушку леса в своих руках. Пассек занял впереди лежавшую поляну и вправо берег оврага, примкнув хвост к голове колонны, из Андии пришедшей. Перестрелка ружейная не умолкала далеко за полночь.

Потеря двух орудий н большого числа людей (до 400 человек), смерть Викторова и некоторых еще из частных начальников, потеря обожаемого солдатами командира 2-го бат. кабардинцев полковника Ранжевского раненым, недостаток в снарядах и патронах, недоумение и едва ли не совершенная потерянность Клюге фон Клюгенау, пославшего между тем 7 охотников лазутчиков с известием в лагерь у Дарго о затруднительном положении колонны 122, — все это не могло не произвести дурного влияния на войска, кои, упав духом и потеряв уверенность в одержании над неприятелем верха, должны были на другой день тем же путем, следовать в Дарго на соединение с отрядом.

Ночь с 10-го на 11-е число, освещенная полным сиянием луны, прошла в сдаче раненых и приеме провианта; порядка и здесь соблюдено не было: выдача провианта произведена была в несколько раз, так что войска, утомившиеся 6-часовым кровопролитным боем, едва имели к утру несколько часов для успокоения своего сном.

Неприятель во время ночи, занимая лес и перелесную поляну, провел в дележе значительной добычи, приобретенной от нас в деле 10-го числа, а стук топора и шум падающих деревьев давали знать, что горцы вновь устраивают по дороге завалы. Малые толпы их, прибивавшие в лес во всю ночь и утром 11-го числа, значительно увеличили неприятельские силы.

В лагере нашем у Дарго, уменьшившемся в числительности своей, главнокомандующий для предупреждения нечаянного нападения, если бы таковое предпринял неприятель в ночь с 10-го на 11-е число, приказал, чтобы люди все без исключения были одеты и спали бы вне палаток у ружей по шереножно, дабы таким образом на случай тревоги весь оставшийся отряд был в готовности стать в ружье, кавалерии иметь ночью лошадей оседланными и равномерно быть готовой сесть на коней. Войска на фасах лагеря для уравнения боевой силы частью перемещены, а для командования назначены особо фасные начальники.

В 8 часов утра 11-го числа колонна, препровождающая к нам продовольствие, отошла обратным путем к Гогатлю, а вслед за тем при известительных ракетных сигнала взлетели дня подания знака в лагерь [155] у Дарго о нашем движении. Войска, разобрав остатки провианта, по приказанию начальника, на ура, что не обошлось без ссоры, стали сниматься с позиции и строиться для прохождения в третий раз этого рокового для нас леса.

Войска выступали в следующем порядке.

Авангард, под командою генерал-майора Пассека: Люблинский батальон, рота навагинцев при двух горных орудиях, рота саперов и часть пеших грузин.

Левая цепь (Левою цепью 11-го числа командовал Кирасировского Ее Величества полка молодой поручик Ольховский 124, с чувством величайшего восторга шел он в дело как начальник цепи, но вскоре был убит.) состояла из рот Замосцского и Литовского батальонов.

Правая цепь, из трех рот Кури некою полка.

Стрелки Кавказского батальона размещены по протяжении цепей.

Три роты Навагинского батальона размещены между обозами, состав коих против вчерашнего числа увеличился присоединением маркитантов и порционного скота.

В арьергарде, под командою раненного накануне полковника Ранжевского, находились 2-й батальон князя Чернышева полка, две роты апшеронцев и рота саперов.

Передовые войска, имея над собою храброго и любимого начальника в лице генерал-майора Пассека. воодушевились героизмом; твердость и уверенность на победу не замедлили поселиться в их рядах; распевая песни, они весело глядели на ходившего между ними Пассека. Веселость их прервана была внезапно ссорою, возникшею между генералами Клюю фон Клюгенау и Пассеком за какое-то распоряжение в приготовлении к бою, без ведома первого. К счастью, приближалось время к движению и Пассек, подойдя к авангарду, скинув шапку и перекрестясь, громко возгласил: «Благослови, Господи», что отозвалось и в рядах войск, а вслед затем послышались его же слова: «Марш, ребята, Бог не возьмет — свинья не съест».

Дело 11 июля

В 10 часов утра войска двинулись, и через 5 минут бой возымел свое начало.

1-й батальон Люблинский 123, которого батальонный командир подполковник Кривошеин убит был накануне, под командою адъютанта князя Паскевича, ротмистра Николая Беклемишева, имея впереди несколько пеших грузин, вдвигался в лес, за ним следовали рота саперов [156] и рота навагинцев с двумя орудиями. Пройдя шагов сто, передовые войска, встреченные из-за устроенного вновь ночью поперек дороги завала сильным ружейным огнем, остановились: два картечных выстрела из орудий наших понудили горцев оставить завал и авангард следовал далее. Так начался бой, продолжавшийся засим более 6-ти часов с невыразимым упорством и ожесточением, и представил собою ужасную картину кровопролитной резни.

Люблинский батальон в голове, и за ним прочие войска авангарда, не встречая на дороге горцев, быстро подавались вперед под сильным перекрестным огнем неприятеля, занявшего в больших силах боковые высоты и овраги, и, пройдя таким образом до перелесной поляны три четверти протяжения дороги по лесу, авангард остановлен, дабы дать возможность стянуться обозу и арьергарду.

Цепи наши, в то же время занимая, где дозволяла местность, боковые высоты, а где нельзя было, следуя вместе с войсками по дороге, с неумолкаемым треском ружейного огня, выдвигались за авангардом, потеря людей в обеих цепях делалась ощутительною, пары редели; сбить неприятеля не было возможности, ибо горцы 11-го числа, собравшись едва ли не вчетверо более противу нашей колонны, заняли неприступные места и вершины деревьев по всему протяжению и с обеих сторон лесистого хребта, через который пролегает дорога, и на занятых ими местах оставались во все время боя; цепи же наши, двигаясь вперед и движением сим люди, открывая себя неприятелю, падали на месте, поражаемые нередко многими в один раз неприятельскими пулями.

Остановив авангард, не выходя из леса. Пассек отравился сам назад, дабы следить за движением обоза и арьергарда и ожидать приказания, когда будет время тронуться авангарду.

Так истек час времени после вступления нашего в лес, между тем, ясное небо утреннего дня покрылось облаками и дождь начинал падать, впереди предстоял трудный переход через заболотившуюся часть дороги; неприятель в этот момент слабо перестреливался с авангардом, но нельзя было не ожидать, чтобы на остальном пути через лес к полям он дозволил бы следовать, не налегая сильно на нас.

Неприятельская партия, наблюдавшая за движением колонны подполковника Гюллинга, отошедшей по направлению к Гогатлю, услышав позади себя начавшийся бой в лесу, немедленно повернула назад и приняла участие в деле против нас.

Около часу употреблено времени, чтобы стянуть к лесу вьюки и арьергард; беспрерывные перекаты ружейных выстрелов в тылу авангарда не умолкали, и многие жертвы пали при прохождении описанного 10-го числа перешейка в седловине хребта и в других более [157] открытых неприятелю местах. Около же часу и авангард простоял, не двигаясь вперед. Пассек, возвратившийся к авангарду, объявил, что вьюки и арьергард скоро стянутся, что потеря хотя уже и есть между ними, но не так значительна, какой нужно бы было ожидать по превосходству неприятеля над нами, потом Пассек благодарил авангард за успешное движение по пройденной части леса; ему отвечали громким и искренним «ура», вовсе не думая, что еще несколько только минут нужно, чтобы не стало храброго. Поделившись сухарем и трубкою, все мы и с нами Пассек прилегли на дороге в лесу в ожидании приказания идти вперед.

Неприятель, приобрел накануне в добычу и несколько сигнальных наших рожков, мог легко ими воспользоваться для подания сигналов, несоответствующих распоряжениям движения нашего, а потому на 11-е число извещательных знаков сигнальными трубами отдавать запрещено и исполнять все не иначе, как по словесным приказаниям своих начальников.

Несколько минут прошло в раздумье, что готовит для нас неприятель впереди, как головной Люблинский батальон без приказания двинулся вперед и стал подходить к тому месту дороги, которое затоплено было глиною и где притом неприятель, готовя для нас решительный удар, воспользовался минувшею ночью и навалил на этом месте на протяжении до 30 сажень трупы обнаженных и страшно изувеченных наших человеческих и конских трупов, доставшихся в его руки после дела вчерашнего числа, составив таким образом небывалый доселе завал из трупов и заняв боковые по сторонам высоты и местность впереди завала на полуружейный выпрел, горцы открыли убийственный по люблинцам огонь, лишь только они вступили на этот страшный завал. Никакая сила не могла уже удержать люблинцев, они, по колено в глине, топча трупы своих товарищей, стремились достигнуть поляны, поражаемые смертоносным огнем, командовавший батальоном ротмистр Беклемишев, перерезывая себе дорогу через батальон, тщетно старался остановить люблинцев, они его не слышали, а может быть, и не хотели слушать от незнания лица, им приказывавшего остановиться, ибо Беклемишев, как выше сказано было, принял начальство над Люблинским батальоном утром 11-го числа пред боем. Часть саперов, следовавших за головным батальоном, также устремилась за люблинцами к поляне.

Между тем, генерал-майор Пассек, остановив саперов сколько было можно, приказал им расчищать дорогу от трупов в предположении, что головной батальон, миновав завил, остановится, но сделалось иначе: люблинцы, перейдя по трупам через завал, вышли на поляну и таковым движением открыли неприятелю дорогу, который, заняв ее немедленно, с ожесточением бросился в шашки на работавших саперов, [158] передние саперы, не успев защититься, туг же были срублены, находившиеся же сзади оставили работу и, приняв отчаянных горцев в штыки, сбросили их частью в овраг, а частью за завал. Таким образом, сообщение с головным батальоном было прервано и неприятель, оставаясь в оврагах и за завалом, открыл по саперам смертоносный огонь.

Через опыт неоднократных битв, с честью для русского оружия над горцами одержанных в разное время, Пассек свыкся с мыслью, что в подобном разе лишь решительный натиск с нашей стороны мог остановить отчаянного неприятеля, а потому, не видя иного средства к прогнанию горцев с дороги, как идти напролом, собрал роту навагинцев и с нею лично сам бросился вперед. Навагинцы не тотчас последовали, а Пассек, находясь впереди почти один, пал, смертельно пораженный пулею. Клюгенау, прибыв в это время к авангарду, видел, как не стало того, который до последней минут был и грозным и верным бичом горцев. Навагинцы остановились.

Неприятель, видя нерешительность с нашей стороны, усилил ружейный огонь, а толпы его, выбегая на дорогу с правой стороны, с гиком бросались в шашки; атаки эти хотя и стоили значительных для нас потерь, но горцы каждый раз были отражаемы при помощи навагинских рот, над коими начальство принял сам Клюгенау.

Более получаса прошло, пока прогнанный с дороги неприятель дал возможность восстановить сообщение с головным батальоном, который, между тем, вместе с грузинами частью занял цепь по оврагу, опоясывавшему перелесную поляну, и удерживал неприятеля, стремившегося овладеть поляною, другая же часть люблинцев, собранных Беклемишевым, введена была им обратно в лес навстречу к остановившимся войскам за завалом. В этот критический для нас момент в патронах и снарядах оказывался недостаток, боковых цепей на некоторые местах уже совсем не было, и горцы, поражая почти беззащитные наши вьюки, успели завладеть многими из них; отважность их доходила края границы, некоторые из более отчаянных, засев в оврагах у дороги, схватывали за ноги и вожатых, и вьючных лошадей, и порционный скот и сбрасывали их в овраги; беспорядок в обозе увеличивался до крайней степени.

Арьергард наш, сильно теснимый неприятелем, истратив притом все почти патроны и потеряв храброго начальника своего, продолжавшего с носилок (и дважды раненного) распоряжаться (Полковник Ранжевский в одну из схваток с неприятелем был убит.), должен был выдерживать отчаянные и неоднократные атаки горцев, почему и не имел возможности прикрыть с боков обоз наш. Хладнокровно и мужественно отражая неприятельские атаки и пренебрегая неумолкаемым перекрестным ружейным от нем, кабардинцы не терялись: они были [159] храбрые товарищи егерей, так славно ознаменовавшихся 14 июня на Азалских высотах, видя у себя недостаток в патронах, кабардинцы камнями и штыками удерживали и опрокидывали горцев, взбирающихся на дорогу по фланговым оврагам.

К сожалению, нельзя не упомянуть, что некоторые из арьергардных войск, как равно оставшиеся вооруженными при вьюках, видя страшный беспорядок и лишась, может быть, надежды на спасение, предались грабежу, вместо того, чтоб быть защитою обозу, они сами прокалывали бурдюки штыками, упивались вином без меры, грабили казну и вещи и в свою очередь падали, поражаемые в беспамятстве пулями и шашками неприятельскими.

Вот положение, очерченное, может быть, еще слабо, в сравнении с тем, в каком находилась колонна, не двигаясь вперед более получаса времени.

Но что может сравниться со смятением, наступившим засим? Неприятель, сброшенный передовыми навагинскими ролами в овраг, занял там места на полуружейный выстрел от дороги и смертного из трупов завала; войска наши подвинулись вперед к завалу и, чтоб переправить через него орудия, начали скидывать трупы в овраги. Едва только в средине вьюков заметили, что завал очищен от неприятеля и началось движение вперед, как спешенная грузинская кавалерия, раненые, вьючные лошади, порционный скот с их вожатыми и все безоружные, бывшие вне строя, бросились на дорогу плотною массою и в страшном беспорядке. Тщетно генерал Клюгенау своими же штыками хотел остановить эту толпу — многочисленность ее опрокинула все, что было впереди, и повлекши с собою большую часть навагинцев, бросилась к поляне, поражаемая смертоносным неприятельским огнем, а на едва очищенном завале образовала собою груды сваленных один на другой новых трупов. Клюгенау, как в донесении своем упоминает «...потеряв в эту страшную минуту всю надежду спасти остальные два орудия, коими овладеть неприятель беспрестанно покушался», увидев две люблинские роты, следовавшие, как выше сказано было, с Беклемишевым обратно в лес, и, приказав люблинцам остаться при орудиях, отправился сам вперед и после величайших усилий успел пробиться сквозь беззащитную массу, приведенную в движение одним страхом, и вышел из дефиле на перелесную поляну.

Погода становилась все хуже и хуже, хотя в пылу боя холод и не был чувствителен, но частый и довольно крупный, беспрестанно увеличивавшийся, дождь значительно уже вымочил всех. Бой не ослабевал.

Главнокомандующий в лагере у Дарго, слыша сильно завязавшееся сражение в лесу и видя новые толпы неприятельские, непрерывною нитью тянувшиеся от Белгатоя по левым высотам Аксая к месту боя, [160] отрядил в подкрепление сражающимся 1-й батальон князя Чернышева полка и сводный батальон из рот 3-го Люблинского и 3-го Навагинского батальонов с частью Кавказских стрелков и пешей грузинской милиции. Кроме того, часть кавалерии направлена была в Аксайскую долину для занятия правого берега Аксая.

Из войск, присланных к нам в помощь, только 1-й батальон Кабардинских егерей (князя Чернышева) под начальством майора Тиммермана 125 подоспел вовремя и показался вместе с грузинами на перелесной поляне около 2-х часов пополудни.

Генерал Клюгенау приказал майору Тиммерману, прибывшему с кабардинцами, идти с батальоном густыми цепями в лес и особенному его попечению вверить оставшиеся там орудия, которые по случаю убыли большой в людях, их прикрывавших, слабо уже были защищаемы, а под одним из ним подломался лафет. Обоз наш выходил небольшими частями на поляну, все еще обстреливаемую горцами из окрестных оврагов.

Движение 1-го батальона кабардинских егерей навстречу остававшихся в лесу частей колонны нашей восстановило неравный бой с многочисленным неприятелем; обозы ускорили свое следование по лесистому хребту, а за ними и арьергард, сильно теснимый горцами с тыла, подошел к завалу, у которого оставались наши орудия. Храбрый штабс-капитан Фохт 126, раненный в грудь, с остатками своей 2-й саперной роты, подоспев к орудиям, втащил их на руках на поляну. Между тем, кабардинцы 1-го батальона, торопившиеся навстречу к своим товарищам и однополчанам 2-го батальона, оттеснили горцев от дороги и сим много способствовали прохождению наших остатков через лес. Что же касается пришедших в помощь грузин, то они, встретившись на поляне со своими земляками, начали с ними обниматься и почти никто из них не принял участия в оканчивавшемся бою в лесу. Другой батальон и стрелки, отправленные в подкрепление, соединились с нами на скалистом спуске в Аксайскую долину.

В 5-м часу пополудни, среди тумана и проливного дождя, авангард колонны стал спускаться с поляны в Аксайскую долину; дорога по скалистому спуску или, точнее сказать, тропинки по оному до того испортились дождем, что не только легко раненные, но и те, которые вышли из боя целыми, опираясь ружьями и палками, с трудом могли сходить по спуску, склоняющемуся не менее 45°; трудно же раненные, равно как тела убитых, положены были на лубки, оставшиеся на поляне от неприятельского лагеря, и с помощью веревок, платков, древесных прутьев и всего, что было под рукою, привязанных к концам лубков, раненые на таковых носилках спускались с ужасными страданиями от беспрерывных скачков по крутому и скалистому спуску. На одном из описанных лубков, по приказанию начальника колонны, казаки тащили тело [161] Пассека, но при спуске от неосторожности останки храброго соскочили с лубка и упали в глубокий и отвесистый овраг, из которого уже никаким способом нельзя было поднять труп для отдания и последней славы, и последней чести геройски павшему и любимому всеми начальнику.

Раздел приобретенной от нас добычи в лесу привлек туда многочисленные толпы горцев, а потому лишь малые их части и преимущественно из не успевших принять участие в деле обеспокоивали колонну нашу на пути следования по спуску и в Аксайской долине.

Пока по спуску сходили авангардные войска, до тех пор соблюдался порядок, но как скоро очередь дошла до вьюков и грузин, страшный беспорядок воцарился; опять эта масса, стремясь скорей в лагерь, сталкивала шедшую по дороге пехоту, а усилия последней к отклонению беспорядка и здесь оказались тщетными. Начальников не было. Генерал-лейтенант Клюгенау находился на перелесной поляне, а когда более половины войск следовала по спуску, проехал между ними вперед, не обратив внимания на беспорядок, который затем еще более увеличился; дорогу на спуск заняли обоз, раненые и грузины; пехота же, приняв вправо, следовала через овраги с неимоверными затруднениями и с отсутствием всякого строя; не известно, был ли кто из людей жертвою при этом случае, но что касается лошадей и вьюков, то некоторые из них, сброшенные в толкотне в овраги, по невозможности вытащить отгула, оставлены были вдобавок добычи, доставшейся неприятелю сего числа.

К 7-ми часам вечера генерал-лейтенант Клюгенау с передовыми войсками подошел к лагерю нашему у Дарго и тот же час явился к главнокомандующему... К 9-ти часам и вся колонна мало-помалу стянулась в лагерь. (Что за разговор происходил у Воронцова с Клюгенау, остается неизвестным, но только с этого времени Клюгенау сходит со сцены навсегда. Очевидец событий, невоенный, состоявший при графе Воронцове барон А. П. Николаи, в своих воспоминаниях говорит «Клюгенау в этот день не обладал спокойствием и хладнокровием и был потрясен.»)

Потеря в два дела 10-го и 11 июля была весьма значительна с нашей стороны и простиралась убитыми: генералов — 2, штаб-офицеров — 3, обер-офицеров — 14 и нижних чинов — 446, раненными большею частью тяжело и по нескольку раз: обер-офицеров —34 и нижних чинов — 715; контужеными: обер-офицеров — 4 и нижних чинов 84; и без вести пропавших 122 человека нижних чинов (Официальный источник (Кав. сборн., поход 1845 г.) указывает некоторые другие цифры, например: раненых обер-офицеров — 32 и нижних чинов — 738, но не показывает вовсе 122 пропавших без вести.

Вообще же убиты генералы — Викторов и Пассек, полковник Ранжевский, командир Навагинского батальона подполковник Сервирог 127, обер-офицеры — 2 ниже указанных куринца, генерального штаба капитан Корсаков, апшеронцы — прапорщик Дымовский, адъютант Клюге фон Клюгенау — капитан Ключерев и поручик артиллерии Баумгартен 128.

Между ранеными кабардинцами обер-офицерами отметим капитанов Краузе и Дурова 129, прикоманд. л-гв. Гренад. полка Козлянинова 130 и прапорщика Геймана (известного впоследствии генерала и героя в войну 1877-1878 гг.) и между апшеронцами, подпоручики Кащиев 131 и Астафьев и 9 куринцев показаны ниже. Насколько велики и чувствительны были потери, видно, между прочим, из потерь только в 3-х ротах куринцев: убиты — капитан Пасиет (не Поссиет ли?), подпоручик Клименко и 42 нижних чипа, ранены капитан Донейко, адъютант генерала Будберга 132, прикомандированный к полку капитан Колюбакин (Николай Петрович, впоследствии Эриванский губернатор, известный под именем «немирного») и капитан Ушаков, поручики Бучгарчик и Шваченнин 133, прапорщики Мерклин 134, Скроцкий, Лабезников 135, Бардаченский и 93 нижних чина, итого потери только в 3-х ротах были в 11 офицеров и 125 нижних чинов.

Две роты Кавказского стрелкового батальона потеряли раненым поручика Новицкого 136 и нижних чинов: убитыми – 34, ранеными — 16 и без вести пропавшими — 7 человек. — Б. К.). [162]

Несмотря, однако ж, на большой наш урон, неприятель также понес немалую потерю, как по уверению о том лазутчиков, так равно мы сами были свидетелями, как падали трупы горцев в рукопашной резне, восстановлявшейся в разных пунктах и беспрерывно.

С возвращением в лагерь колонны генерал-лейтенанта Клюгенау, главнокомандующий, удостоверившись на деле, что доставление необходимых для отряда продовольственных и военных запасов через лес, лежавший в тылу нашего лагеря у Дарго, и единственный путь сообщения с Андиею, если и допустить возможным, то потери, с какими может быть сопряжено следование транспортов каждый раз через лес, слишком будут чувствительны, а потому предположил: двинуть отряд из Дарго вперед, сбить Шамиля с позиций, когда-то занятых нами Белгатойских высот, и оттуда предпринять движение через ичкерийские леса по направлению к Герзель-аулу, укреплению нашему на линии. 12 июля назначено для отдыха, раздачи провианта, пополнения патронов, уравнения рядов в ротах и назначения частых начальников вместо убитых и тяжело раненных. 12 июля назначалось днем выступление отряда.

Четырем эшелонам, оставленным на пути сообщения нашего: в Андии, за перевалом у Андийских ворот, в Мичикальском урочище и у перевала Кырк,— сосредоточиться к последнему и поступить в команду генерал-лейтенанта князя Бебутова, причем на обязанности князя Бебутова возложено, по усмотрению его, вывести войска эти из долины у перевала Кырк и расположиться в удобном месте по правому берегу Сулака, где оставаться в сборе вперед до особых приказаний. [163] Распоряжение о сем послано было с лазутчиками 12-го числа к ближайшему эшелонному начальнику подполковнику Бельгарду, находившемуся в Андии, в Гогатлинском редуте.

При раздаче принесенного колонною генерал-лейтенанта Клюге фон Клюгенау продовольствия оказалось, что такового вместо 6-дневной пропорции доставлено было не более как на 1 1/2 суток, ибо значительная часть сухарей, во время боя 11-го числа находившаяся на людях в мешках, как тяжесть, была сброшена в лесу, а также много сухарей пропало с убитыми и нагруженных на лошадях, которые отняты были горцами. Во внимание сего и не имея уже в виду подвоза продовольствия, пока отряд не выдвинется на линию, главнокомандующий, усилив дачу войскам мясной и винной порций, приказал подтвердить по отряду, чтоб люди берегли сухарь.

Озабочиваясь также пополнением частей, уменьшившихся в своей численности в течение двухдневного 10-го и 11-го чисел боя, главнокомандующий приказал укомплектовать их так, чтоб в каждом батальоне роты были составлены из одинакового числа всех чинов, а вместо убывших командиров частей назначить других, по усмотрению ближайших начальников. Отдавая сии приказания, граф Воронцов вменил в обязанность прочесть пред ротами приказ его о делах 10-го и 11-го числа следующего содержания:

«Вчерашнего дня (10 июля) колонна, посланная отсюда под командою генерала Клюгенау за сухарями для отряда, пострадала от сильного нападения неприятеля в лесу; мы потеряли двух достойных начальников, значительное число офицеров и нижних чинов. Вы все старые и добрые солдаты. Вы знаете, что в войне бываю иногда обстоятельства трудные; тогда-то и надобно показать настоящему хорошему воину, что он остается бодр, смел и весел. Все у нас будет хорошо, но надобно, чтоб каждый офицер, унтер-офицер и рядовой показал то усердие и ту неустрашимость, которыми русские всегда славились и которые всегда вас отличали. Помните, что неприятели наши — подлецы и всегда вас боятся и русских штыков. Я на вас надеюсь, как на каменную гору, и мы скоро возвратим вчерашнюю потерю».

Ночь с 11-го на 12 июля прошла спокойно, а слабо освещенное утро 12-го числа застало нас в приготовлениях к похоронам убитых товарищей наших третьего дня и вчера; тихо было в лагере русских и лишь раздавался заунывный возглас священнослужителей «Вечная память воинам, переселившимся в горние пределы». Войска пали духом — причинами тому были как понесенные ими потери в бою 10-го и 11-го чисел, так и недостаток в съестных припасах. Но вот, их собирают для прочтения приказа главнокомандующего и, лишь услышали они последние слова «…я на вас надеюсь, как на каменную гору, и мы [164] скоро возвратим вчерашнюю потерю», как прежняя бодрость и самонадеянность на одоление врага сменили общее уныние, а вслед затем личное радушное приветствие главнокомандующие каждой части войск, лагерь составляющих, заставило нас совершенно забыть и о потерях, и о недостатках жизненных. Веселые песни раздались по всему лагерю, а музыканты у ставки графа до позднего вечера вторили им. Между тем, приготовления к походу не выходили из своей очереди и прерывались лишь изредка пушечною канонадою в ответ Шамилю на выстрелы его артиллерии, которая и сего дня, подобно как во все предшествовавшие дни расположения отряда у Дарго, не нанесла нам никакого вреда, кроме небольшого числа раненных лошадей осколками гранат. Ночью же каждый день Шамиль увозил орудия к своей ставке, далеко отстоявшей от нашего лагеря.

Боевая сила главного действующего отряда, после дел с неприятелем 6-го, 7-го, 10-го и 11 июля, значительно уменьшившаяся в составе своем со дня выступления из Андии, к 13 июля простиралась:

Пехоты:

Число

батальонов

В строю

нижних

чинов

1-й батальон Литовского Егерского полка

1

384

1-й и 3-й батальоны Люблинского полка

2

711

2-й батальон Замосцского полка

1

390

3-й батальон Апшеронского пехотного полка

1

445

3-й и 4-й батальоны Навагинского полка

2

742

1-й и 2-й батальоны Егерского князя Чернышева полка

2

968

1-й батальон и 2 роты Куринского полка

1 1/2

728

5-й саперный батальон

1

402

3 роты Кавказского стрелкового батальона

S

235

Грузинской пешей милиции дружин

2

852

Итого в 12 1/2 батальонах и 2 дружинах

5857 штыков

Примечание 1. Сверх показанного числа штыков в строю пехоты состояло штаб-офицеров — 15, обер-офицеров — 138; легко раненные следовали при своих частях; музыканты — 236.

Примечание 2. Вне строя при отряде состояло больных и раненых штаб- и обер-офицеров — 56, нижних чинов — 1346, нестроевых нижних чинов при обозе — 736. [165]

Примечание 3. Для носки раненых требовалось не менее 8 человек. Офицеры, но не все, имели особые, кроме того, конвои.

Примечание 4. Прикомандированных к войскам от разных частей и в общий отчет не вошедших состояло: штаб-офицеров — 4, обер-офицеров — 35, унтер-офицеров н рядовых — 81, музыкантов — 42, нестроевых — 42; раненые и больные показаны в этом же числе.

Примечание 5. Чины штабов главнокомандующего и отрядного, простиравшиеся числом всего до 800 человек, из численности войск исключены.

Кавалерия:

Число сотен

В строю всадников

Казаков

Кубанского полка

1

140

Кавказского »

1

116

Моздокского »

1

99

Гребенского »

1

61

Семейных Кизлярских

1/4

19

Милиции

Грузинской с дворянскою

5

493

Осетинской

1

111

Кабардинской и Дигорской

S

56

Итого в 11 сотнях

1095 всадн.

Примечание 1. Сверх показанного числа всадников в строю кавалерии состояло, штаб-офицеров — 8, обер-офицеров — 72.

Примечание 2. Вне строя состояло больных и раненых: обер-офицеров — 2, нижних чинов — 73. Нестроевых нижних чинов при обозе — 206 (в том числе у грузин 175).

Артиллерии: легких орудий — 2, при 43 чел прислуги, горных орудий — 111-пудовых мортирок — 2, при 253 чел. прислуги; в подвижных запасных парках 14-й и 20-й артил. бригад — 301 чел. В ракетной № 1 бат. — 4 чел. Итого при 13-ти пушках и единорогах, 2-х мортирках и в парках прислуги — 601 чел.

Примечание 3. Сверх показанного числа в строю находилось, штаб-офицеров — 2, обер-офицеров — 13.

Примечание 4. Вне строя: больных и раненых обер-офицеров — 3, нижних чинов — 80. Нестроевых нижних чинов при обозе — 117.

Дабы облегчить предстоящее движение отряда и доставить более средств к возке трудно раненных, главнокомандующий приказал имеющиеся при войсках палатки перед выступлением 13-го числа разодрать на обувь солдатам, а древки сломать и сжечь все излишнее и [166] стесняющее движение имущество (Князь Дондуков-Корсаков в своих воспоминаниях говорит: «Граф Воронцов сам показал пример, приказав сжечь вес его имущество, оставив себе койку и солдатскую палатку. Кавказцам подобные случаи были не новость, никого не удивили, да в сущности мало что было и сжигать. Но всех тешило аutо dа fе имущества приезжих, особенно петербургских приезжих дилетантов. Солдаты и офицеры немало смеялись, видя как сжигалось имущество принца Гессенского, особенно же серебро и прочие затеи князя Барятинского, которыми он так щеголял до того времени. Метрдотели, камердинеры, повара — все это очутилось пешком, в оборванных черкесках, объятое страхом, при совершенно новой для них обстановке, подверженные выстрелам и ударам нагаек казаков, за производимые ими постоянно беспорядки в маршевой колонне» Воспоминания кн. Дондукова-Корсакова, с 130, «Старина и Новизна», книга 6-я. 137). Топоры, при саперах на вьюках возимые, зарыть в землю в скрытных местах и остающихся затем свободными подъемных лошадей распределить соразмерно по числу трудно раненных нижних чинов, с отрядом следующих, коих всего было до 700 человек (Легко раненных и больных, следовавших без посторонней помощи, было более 800 человек.).

Наконец, напала последняя ночь пребывания отряда у Дарго; гнездо фанатика вместе с солдатскою слободкою слабо уже освещалось заревом пожара, превратившим в пепел почти все сгораемые предметы, и там, где раскинуты были богатые сакли Шамиля и его приверженцев, остались одни лишь груды пепла и перегоревшей глины, жилище дезертиров русских выгорело до основания.

Туманное утро с мелким дождем сменило светлую ночь; Шамиль подвез уже свои орудия для действия по лагерю нашему; дым метнулся над затравкою и раздался первый неприятельский выстрел, за ним другой, третий и следующие, все чаше и чаще. Между тем, войска наши снимались с позиции и вытягивались к Аксайскому оврагу, часовая стрелка двигалась на пути своем между 4-ю и 5-ю часами.

Порядок прохождения по Аксайскому оврагу и дальнейшего следования по направлению к с. Цонтери был следующий:

В авангарде, под командою генерал-майора Белявского.

3-й батальон Апшеронский при 2-х горных орудиях, 1-й батальон Люблинский при 2-х горных орудиях и 4 крепостных ружья.

Две роты саперов и три роты стрелков.

Стрелки, подойдя к оврагу р. Аксай, отделяют одну роту для занятия левого берега по обеим сторонам дороги, где, расположась по обрыву оврага в удобных местах, обстреливают боковые балки; роте этой оставаться и на время прохождения обозов для прикрытия оных и присоединиться потом к арьергарду. Другой роте стрелков расположиться для той же надобности, перейдя реку, по окраинам оврага правого берега. [167]

Авангард, поднявшись из Аксайского оврага, занимает первые сакли и останавливается там до приказания.

Всадники конной милиции следуют за авангардом, но, перейдя овраг и выдвинувшись вперед, останавливаются и ожидают приказания.

Левая цепь, под командою командира Куринского полка полковника барона Меллер-Закомельского, сборный батальон Куринского полка, дружина Горийской пешей милиции и два крепостных ружья.

Правая цепь, под командою командира Навагинского полка полковника Бибикова 138. 3-й и 4-й батальоны Навагинского полка, Тифлисская пешая дружина, часть Гурийской милиции и два крепостных ружья.

Если цепи не могут спуститься вместе с авангардом, то следуют тотчас за ним перед кавалерией — сперва войска левой, а за ними правой пени. Цепи при прохождении оврага оставляют в нем каждая с своей стороны по одной или по две роты, смотря по надобности для прикрытия обозов.

Главные силы, под командою генерал-лейтенанта Клюге фон Клюгенау.

1-й батальон Литовский, две роты саперов, два полевых орудия и команда пеших казаков.

Обозы: главнокомандующего и отрядного штаба.

Раненые всех частей войск.

Две роты второго батальона Замосцкого полка при двух горных орудиях.

Запасный артиллерийский парк.

Обозы саперов, артиллерии, стрелков и милиции.

Рота 2-го батальона Замосцского (4-я рота сего же батальона дежурная и следует при штабе главнокомандующего).

Обоз всей пехоты по старшинству полков.

3-й батальон Люблинского полка при 3 горных орудиях.

(Общий надзор за обозами и ранеными поручается генерал-майору Хрещатицкому.)

Арьергард, под командою генерал-майора Лабынцева.

1-й и 2-й батальоны князя Чернышева полка.

Два горных орудия и конные казаки всех полков, под командою полковника Витковского 139.

Отдавая диспозицию к движению сего числа, главнокомандующему благоугодно было приказать еще следующее:

1) Войскам не рассыпаться — следовать в должном порядке, сохраняя благоустройство и тесный строй, с этими только средствами везде возможно пойти с малой потерей. [168]

2) Авангард, главные силы и арьергард должны составлять одно целое. Авангарду подвигаться медленно, дабы арьергард не мог отстать от главных сил.

3) Если арьергарду дан будет сигнал «стоп», то авангард немедленно останавливаемся, почему вменяется начальникам вслушиваться и наблюдать за сигналами.

4) Горнистам принимать всем, до кого относиться будут, подаваемые сигналы.

5) Пока не будет приказано начальниками, «ура» не кричать, и

6) Bагенмейстерам строго наблюдать, чтобы вьюки не расшивались и шли в столько рядов, как могут поместиться, не придерживаясь дороги; по дороге же и в особенности полем идти как можно теснее. На переправах вагенмейстерам останавливаться самим для ускорения движения.

Дело 13 июля

По мере, как войска наши стягивались к Аксайскому оврагу, неприятель, занимая Белгатойские высоты, отделил от себя значительную партию и направил ее по левому берегу Аксая к лесу, памятному троекратным кровопролитным боем. Неприятельское движение это наводило на мысль, что Шамиль еще не знал, какой был избран главнокомандующим путь, но когда передовые наши войска стали переходить Аксайский овраг, то помянутая выше партия вернулась и остановилась влево за Аксаем в тылу отряда.

Потеряв немалое число из полчищ своих в трех предшествовавших делах с нами. Шамиль не посмел отстаивать с упорством переправу через Аксай; горцы, засевшие по оврагу в наиболее лесистых рытвинах, скоро были выбиты, и авангард наш, прикрытый стрелками Кавказского батальона, занявшими правый берег оврага, и под покровительством сосредоточенного огня артиллерии нашей, быстро поднялся на противолежащие высоты, где генерал-майор Белявский выдвинул войска на позицию за сел. Белгатой, заняв вместе с тем и кладбище, и правые высоты. Наступлением сим и метким огнем двух легких орудий с правого берега неприятельская батарея на Белгатойских высотах, из трех орудий составленная, замолчала н поспешно снялась с позиции, отступив по дороге к аулу Ведено.

Авангард наш оставался на занятой позиции впереди Белгатоя до тех пор, пока прочие войска с обозом переправились через Аксай и сосредоточились у Белгатоя. Главные силы и арьергард перешли Аксайский овраг, почти не обеспокоиваемые неприятелем, но спуск и подъем артиллерии на людях с помощью канатов сопряжены были с величайшим затруднением и усталостью войск. [169]

Неприятель в это время находился в наблюдательном положении, и толпы его виднелись впереди за покинутым им лагерем и по дорогам из Беноя и Дарго в тылу нашем.

При движении авангарда и главных сил от Белгатоя до места, где дорога из Дарго разделяется на две ветви (одною идет влево на Маюртуп, а другою вправо пролегает через аул Цонтери), неприятеля не было видно впереди, авангард и часть главных сил беспрепятственно перешли уже еще два крутых лесистых оврага, но когда передовые наши войска показались на дороге к Цонтери, то главные толпы горцев, находившиеся влево от нас, заняли ближайшие от дороги высоты и открыли из двух орудий огонь по подымавшимся из последнего оврага вьюкам отряда, а часть из них зашла в тыл арьергарду. Против неприятельской батареи, немедленно, по приказанию генерала Лидерса, выставлены были два легких орудия, которые, по дальности расстояния, хотя и не могли остановить действие неприятельских орудий, но содействовали в том, что горцы не смели подвинуть своих орудий ближе к переправе, и тем прикрыли отчасти подъем наших вьюков из оврага. Арьергард, выдержав сильную ружейную перестрелку, причем 1-я карабинерная рота кабардинских егерей два раза отбивала атаки горцев, выведен был из оврага в стройном порядке и с незначительною потому потерею. (Верному нашему арьергарду, — говорит князь Дондуков-Корсаков, — состоящему из славных кабардинцев, с такими начальниками, как Лабынцев и Козловский, пришлось вынести на штыках весь напор горцев. Как только арьергард спустился в овраг, неприятель бросился в шашки, и кабардинцы, отступая шаг за шагом перекатными цепями и засадами, могли только при своей стойкости совершить это опасное движение в стройном порядке и с умеренной, сравнительно, потерей. Здесь подтвердил свою боевую репутацию и внушаемое им доверие генерал Лабынцев. Он совершил примерное отступление, благодаря своей опытности пользоваться местностью и знанию неприятеля. Здесь, как и до конца похода, Лабынцев на своих плечах вынес и оградил наш отряд от уничтожения. Здесь князь Воронцов вполне признал заслуги Лабынцева» «Старина и Новизна», часть 6-я, с. 134 и 135.)

Достигнув аула Цонтери в 8-ми верстах от Дарго, отряд, после 11-часового марша по трудной местности, остановился в урочище Кечи-корт на ночлег. Со вступлением нашего арьергарда на высоты, прилежащие к аулу Цонтери, неприятель остановился и с кавалерией своею при орудиях занял позицию в тылу нашем на дальнюю дистанцию; пехота же его пред закатом солнца виднелась тянувшеюся по высотам против левою нашего флата, обходя оный.

Урон с нашей стороны в деле 13 июля ограничился убитыми — обер-офицеров 1 и нижних чинов 5, ранеными — штаб-офицеров 1, обер-офицеров 4 и нижних чинов 62 и контужеными — штаб-офицеров 1 и нижних чинов 4. [170]

Урочище Кечи-корт (Курган совещания), место бивуаков отряда с 13-го на 14-е июля, лежит на пологом скате высот, которых четыре отрасли составляют в том месте род кургана. Вдали во все стороны виднеются густые и мрачные леса Ичкерии. Фуража и воды, равно как и дров, добывающихся из аула Цонтери, было в достатке.

В 4 часа 14 июля при ясной и тихой погоде отряд, снявшись с ночлега, двинулся по правой высоте урочища Кечи-корт, перемена в диспозиции на сегодня состояла лишь в том, что 1-й батальон Литовский назначен в авангард на место 1-го батальона Люблинского полка, который следовал во главе главных сил. Главнокомандующий и генерал Лидерс с их штабами и свитою следовали во главе колонны главных сил.

Дело 14 июля

Войска правой цепи, под командою полковника Бибикова, оттеснив горцев с дороги, идущей мимо аула Цонтери, и находившийся в авангарде Апшеронский батальон, очистив от неприятеля опушку впереди лежавшего леса, доставили свободный проход отряду. (Здесь был тяжело ранен командующий 3-м батальоном апшеронцев, подполковник граф Стенбок-Фермор 140, старый кавказец, прежде командовавший Гребенским казачьим полком, после ампутации ноги прожив еще несколько лет на Кавказе, умер от чахотки в Венеции (Воспоминания кн. Дондукова).)

К переправе через овраг, на берегах коего раскинуты сакли и плодородные огороды аула Урдали, дорога, сворачиваясь влево, идет по довольно ровной и открытой местности, а потому войска и обозы следовали по ней в густых и широких колоннах. Арьергард, имев небольшое дело с горцами, наблюдавшими в тылу нашем, скоро вышел также на Урдалинскую поляну.

С своей стороны неприятель, все еще недоумевая в выборе главнокомандующим дорог, идущих от Урдали к Герзель-аулу и Маюртупу, тянулся большими конными толпами по высотам на левом нашем фланге в значительном отдалении, то показываясь на полянах, то скрываясь в лесах, но, наконец, движением передовых частей наших к аулу Шуани, откуда проходит через отроги Аксайского оврага одна только дорога в Герзель-аул, горцы, убедясь, что этот путь избран, поспешно заняли оделяющие Урдали от Шуани высоты, покрытые дремучим лесом и укрепленные заблаговременно завалами. Едва авангард наш проследовал через покинутый жителями аул Урдали и, перейдя в оном овраг, стал подниматься по котловине на лежавшие впереди Шуанийские высоты, как неприятель открыл по голове авангарда сильный фланговый [171] ружейный огонь, покровительствуя ему огнем орудий, поставленных на левых высотах за крепкими завалами. Предстояло атаковать сильную шуанинскую позицию.

Многочисленность и превосходство занимаемой неприятелем местности на Шуанийских высотах не могли удержать благородного порыва войск наших к овладению завалами, но успех нашего оружия стоил больших усилий и немалой потери.

В 8 1/2 часов утра началась атака, 6 рот Куринского полка из левой цепи, под командою флигель-адъютанта полковника графа Бенкендорфа (с частью милиции под начальством князя Захария Эристова 141), взобравшись по отвесной почти крутизне на левые высоты, штурмовали завалы с фронта под убийственным неприятельским огнем. Направленные генералом Лидерсом вправо но дороге Апшеронский, Литовский и Люблинский батальоны, под командою генерал-майора Белявского, прикрывали смелую атаку куринцев, поднявшись же на высоты, Белявский, выдвинув вперед три роты апшеронцев и роту литовцев, направил их против левого фланга неприятельских завалов. Совокупному действию 10 рот (и главное обходу) неприятель, после упорной защиты и потери в своих войсках, не устоял и оставил нам левый завал. В решительный натиск этот с нашей стороны между прочими ранены граф Бенкендорф и князь Захарий Эристов.

Дабы обеспечить следование вьюков по дороге, пролегающей через лесистые Шуанийские высоты, войскам нашим предстояла еще надобность овладеть правыми высотами и лесом на протяжении 2 1/2 верст, занятым многочисленным неприятелем в разных труднодоступных местах. Генерал от инфантерии Лидерс, выставив авангардные орудия против фронта завалов на правых высотах, приказал в то же время Литовскому батальону с левой стороны, а полковнику Бибикову, подоспевшему с навагинцами из правой цепи, с правой стороны идти на штурм и сбить неприятеля с правых высот. По сделании сих распоряжений, главнокомандующий прибыл на место атаки и, видя упорное сопротивление горцев, в значительных силах занимавших завалы правых высот, приказал спешиться Кабардинской, Дигорской и Осетинской милиции и с двумя авангардными ротами саперов, которые между тем устроили уже по дороге необходимый для перехода войск мост, направил их на завалы с фронта, подтвердив притом правой колонне (навагинцам) сделать решительный натиск на левый фланг завалов. Неприятель, продолжая с ожесточением оспаривать свои завалы, усилил огонь с них против атакующих колонн, но все меры, предпринимаемые им к удержанию за собою правых завалов, остались тщетными и одновременным натиском трех наших колонн неприятель бы и сбит, [172] завалы остались за нами, а горцы, понеся и здесь потерю, рассеялись по лесу. У нас при штурме правых высот в числе прочих ранены: полковники Бибиков, Альбрант и Завальевский. (Лев Львович Альбрант, известный типичный кавказский герой, нес службу дежурного штаб-офицера, лишился здесь правой руки, умер в 1850 г. губернатором Эривани.— Б. К.)

Между тем, обозы наши, вытягиваясь из Урдалинского оврага, собирались, частью по полянам на Шуанийских высотах, а частью в котлообразной долине, ограниченной отрогами Урдалийского оврага и Шуанийских высот, обозы прикрывались целями, которыми заняты были необходимые для сего пункты по окрестной местности. Арьергард не переходил еще аула Урдали.

Необходимость требовала, чтобы вьюки следовали как можно теснее, а потому саперы, разломав загороды, открыли им путь через тучные кукурузные урдалийские огороды, которые по сему случаю частью стравлены лошадьми и порционным скотом, а частью вытоптаны во время боя на Шуанийских высотах

С прибытием главнокомандующего на место штурма завалов правых высот (После разведок, попытки разобраться в этом хаосе гор, лесов и ущелий (где в 1832 г. войска наши были только один раз с генералом Вельяминовым 143, большим мастером веления войны в лесистой Чечне) и после совещаний.), генерал Лидерс приказал генерал-майору Белявскому с 4-мя ротами апшеронцев, люблинцев и саперов, находившихся в голове главных сил, двинуться влево на дорогу, которую и очистить от неприятеля для прохода вьюков. Сквозь густой лес, перерезанный балками, достигнув дороги, горсть эта наших войск с барабанным боем и громким «ура» бросилась на неприятеля, занимавшего дорогу, опрокинула его в овраги и стремительно преследовала более версты бежавших горцев по дороге, которая пролегает по хребту над непроходимыми оврагами, поросшими вековым лесом. Впереди показалась поляна, служившая войскам нашим ключом к овладению Шуанийскими высотами. Выход на поляну из леса неприятель укрепил завалами: одним у самого выхода, а другим на полуружейный выстрел от первого, и горцы, заняв эти завалы, как равно расположась на ближайших от дороги высотах, отделенных глубокими оврагами, ожидали нашего появления со свежими силами. Презирая губительный неприятельским огнем, Белявский с 11-ю апшеронцами 142 овладел первым завалом, идти же далее по малочисленности нашей не было никакой возможности, а как притом передовая эта частица войск, увлеченная порывом боя, и без того отделилась вперед от отряда на значительное расстояние, и, наконец, если возвратиться к отряду, то неприятель снова бы занял выход на поляну и войскам нашим в другой раз пришлось бы одолевать горцев на этом пункте, а [173] потому генерал Лидерс, следуя здесь же и наблюдая за ходом дела, приказал Белявскому остановиться и залечь за завалом. Расположась, таким образом у выхода на поляну по дороге, склоняющейся к лесу, войска прикрыты были отчасти от неприятельского огня с фронта; надобность, однако ж, требовала обеспечить себя с флангов, ибо цепи наши находились еще далеко сзади, генерал Лидерс приказал отделить по возможности стрелков и расположить их, где местность дозволяла, в фланговых оврагах; тыл наш в этот момент также не был обеспечен, ибо горцы, сброшенные нами с дороги в овраги, опомнясь от стремительного на них натиска, снова заняли дорогу и обрезали нам сообщение с отрядом; небольшой взвод немедленно отделен был для прикрытия нашего тыла. Постигая трудное наше положение, генерал Лидерс послал наудачу с известием к главнокомандующему (Посланы три офицера, адъютант главнокомандующего поручик Лонгинов и адъютанты Лидерса — граф Бальмен и Башилов 144, и все трое по пути убиты, почему граф Воронцов долго не знал о затруднительном положении авангарда и лично самого генерала Лидерса.), а сам, считая необходимым удержать занятую позицию, приготовился защищаться на оной до последнего; с своей стороны, солдаты, видя среди себя истинно любимого и от мала до велика уважаемого начальника в особе генерала Лидерса и решась лучше пасть с честью, чем достаться в плен, воодушевились чувством нового героизма и, храбро отражая неприятеля, неоднократно бросавшегося в шашки на тыл наш, а также ведя неумолкаемую перестрелку с горцами, занявшими высоты впереди и по сторонам, эта горсть храбрецов в течение более 1 /2 часа удерживала и отстояла за собою завал.

Главнокомандующий, осведомившись о затруднительном положении генерала Лидерса и собрав бывшие под рукою войска, какие только оставались от штурмовавших колонн, лично поспешил на помощь к нам. Через 1 1/2 часа, по занятии завала у выхода на поляну, дорога в лесу вновь была очищена от неприятеля и на ней показались войска, спешившие к нам на помощь; со светлым, с вечною улыбкою, лицом и с обнаженною шашкою, указывая собою путь войскам, главнокомандующий торопился на соединение с генералом Лидерсом. Дорога еще не была очищена от неприятеля, и граф Воронцов должен был лично защищаться против горцев, часто выбегавших из оврагов. Завидя занимаемую нами позицию у выхода из леса, главнокомандующий отрядил вперед два горных орудия, которые, вскачь пронесясь по дороге, прискакали к завалу с одною лишь прислугою. Как на благодатных вестников смотрели мы на прибывшие два орудия, и вслед затем два удачных картечных выстрела из них совокупно с посланною налево по оврагу в обход пехотною ротою заставили горцев сняться из занимаемого ими [174] впереди завала и таким образом выход на поляну совершенно очистился от неприятеля, который при сем неудаче, по обыкновению своему, рассеялся в лесу. Белявский занял поляну.

Одновременно с сим движением, войска, шедшие с главнокомандующим, соединились с нами на поляне, обозы направлены по дороге, имея прикрытие, составленное из правой и левой цепи, которыми уже занят был лес по всей длине.

Вторично сбитые с дороги неприятельские толпы скрывались частью по балкам подле дороги и более отважные из них выскакивали на дорогу при прохождении вьюков отряда; алчные к добыче, горцы малыми толпами врывались в наши вьюки и по неимению при самом обозе почти никакого прикрытия, ибо все войска и авангарда, и главных сил употреблены были в дело при занятии Шуанийских высот, им удавалось производить между обозом и ранеными смятение; в один же из подобных прорывов в обозе нашем сделались жертвою несколько человек и в том числе уже раненый полковник Завальевский, а граф Бенкендорф, также раненый, еще был ранен тремя шашечными ударами (будучи спасен от верной смерти лейб-гвардии Конного полк поручиком бароном Шепингом), подоспевшая из правой цепи 10-я рота Навагинского полка, прогнав алчного неприятеля, восстановила порядок между вьюками.

Арьергард, выдерживая стойко атаки горцев, зашедших с тыла, перешел уже Урдалийский овраг и поднимался на Шуанийские высоты; твердые штыки арьергарда, направляемые храбрым Лабынцевым на неприятельские толпы, служили отряду верным оплотом. (В арьергарде, конечно, было в 10 раз тяжелее и труднее, но здесь распоряжался мастер своего дела, генерал Лабынцев с кабардинцами. Авангард, руководимый пылким Белявским, опять зарвался вперед, почему порядок и был разорван и горцы прерывали его сообщение с боковыми отрядами и врывались в необеспеченную колонну главных сил. Граф Воронцов, генерал Лидерс и Белявский были люди новые в этого рода войне. — Б. К.) Со вступлением арьергарда в лес, горцы, подойдя скрытно и заняв опушку леса, открыли было меткий огонь по переправе через небольшой мост, построенный по дороге в лесу, но возвращавшаяся из левой цепи 3-я егерская рота Куринского полка выбила дерзкого неприятеля из опушки, и засим арьергард, кончив переправу, продолжал движение через лес, мало обеспокоиваемый неприятелем.

Было 3 часа пополудни и 6 1/2 часов минуло от начала боя на Шуанийских высотах, как войска, сосредоточиваясь на поляне перед аулом Шуани, строились в прежний порядок, а авангард почти без выстрела переправлялся через овраг, за аулом лежащий. Неприятель быстро отступал, ибо местность здесь хотя и гористая, но безлесная, а потому всякое упорство горцев, не принеся никакой выгоды, непременно бы [175] сопряжено было со значительною потерею в их рядах, чему долговременный опыт в войне с русскими, научив их, вселил им идею к упорной защите против русских в одних только лесах.

С хребта, отделяющего Шуанийский овраг от оврага Карчуч-энь, впереди на высотах Кута-аулского урочища, неприятельские толпы виднелись в больших сборищах, а часть из них заняли лесистые берега оврага Карчуч-энь, на пути отряда нашего к Кута-аулскому урочищу лежавшего.

Переправа через овраг Карчуч-энь, под покровительством наших батарей, по правому берегу расположенных, произведена с незначительною потерею; но с другой стороны, спуски и подъемы тяжестей по местности весьма гористой сопряжены были с большими затруднениями, увеличившимися притом от проливного дождя, который начал падать с 6 часов вечера.

Уже смеркалось, как авангард, все двигаясь вперед, выбил слабо защищавшихся горцев из завала, на хребте Кута-аулского урочища устроенного, и занял урочище; за авангардом и главные силы и обозы становились в урочище Кута-аул на позицию, для ночлега избранную (вблизи аула Гвалдари).

Два легких наших орудия едва могли быть ввезены на позицию к утру следующею дня, почему арьергард, заняв подъем из оврага Карчуч-энь, расположился на ночлег и в продолжение всей почти ночи вел перестрелку с неприятелем, засевшим в небольшом лесу, раскинутом по левому берегу оврага.

Так кончился особенно тяжелый день 14 июля. На протяжении до 10-ти верст ни крепкие, защищаемые природою и искусством позиции неприятеля, ни его многочисленность, ни его упорное и отчаянное сопротивление, словом, ничто не могло удержать храброго порыва войск наших; горцы отовсюду сбиты, обращены в бегство с значительною потерею. С нашей стороны урон простирался: убитыми штаб-офицер — 1, обер-офицеров — 5 и нижних чинов — 65; ранеными штаб-офицеров — 6, обер-офицеров — 11 и нижних чинов — 158; контужеными обер-офицеров — 3 и нижних чинов — 37 и без вести пропавших 8 нижних чинов. (Убиты уже бывший раненым — полковник Завальевский, адъютант главнокомандующего поручик Лонгинов 145, адъютанты Лидерса — граф Бальмен и Башилов, прапорщик Кавказского стрелкового батальона Домбровский.

Между ранеными отметим командира Навагинского полка полковника Бибикова, вторично — графа Бенкендорфа (иссечен шашками) и полковника Альбранта, генерального штаба капитанов — барона Дельвига и графа Гейдена (Федора Логиновича, впоследствии начальника главного штаба), лейб-гвардии Конного полка барона Шепинга 146.) [176]

Гористая местность урочища Кута-аул, лежащего близ сел. Исса-Юрт, была невыгодна для расположения отряда, во-первых, потому, что войска необходимо было расположить по склонам нагорных частей урочища, которые от проливного вечером сего числа дождя сделались весьма скользкими и сообщение в лагере было затруднено, и, во-вторых, оттого, что не имелось вблизи воды, ибо Аксай, протекавший вправо, отдален был от лагеря нашего более 2-х верст и занят был горцами. Вода в малом количестве, с боя, добыта была к утру следующего дня.

Начальствовавший главным действующим отрядом генерал от инфантерии Лидерс, уже несколько дней пред сим боровшийся с недугом, сложил с себя командование отрядом, каковое поручено начальнику штаба войск на Кавказе генерал-лейтенанту Гурко. (Одновременно, командование Навагинским полком после убитого подполковника Бибикова принял Генерального штаба полковник барон Вревский, Ипполит, погибший в 1858 г.)

Дело 15 июля

В 10 часов утра 15-го числа главный действующий отряд, под командою генерал-лейтенанта Гурко, снялся с ночлега и в порядке предшествовавшего дня выступил по дороге к аулу Эллерой. Погода благоприятствовала во весь день, и только к ночи сделалось холодно и пошел дождь.

Батареи горных орудии, обстреляв занятый неприятелем лесистый и довольно крутой овраг, на пути нашем лежавший, способствовали движению авангарда, который с кавалериею впереди, перейдя овраг, начал штурмовать противоположную гору под покровительством же батарей, на левом берегу оврага поставленных. Неприятель недолго защищался и был прогнан.

Цепи выдвинулись за авангардом, занимая по сторонам дороги те места, с коих неприятель мог затруднить путь обозу. Обеспечив, таким образом, дорогу по оврагу, главные силы с обозом и ранеными начали переход через овраг.

При подъеме из оврага на гору войск левой цепи начальник оной упустил из виду занять одну из обрывистых высот с левой стороны дороги; неприятельская толпа, скрывавшаяся в лесу, воспользовавшись сим, заняла эту высоту и открыла меткий ружейный огонь по нашим войскам. Главнокомандующий, находясь на поляне за оврагом, при войсках, там сбиравшихся, получил это сведение через генерала Гурко, немедленно направленные на левую высоту 100 пеших грузин выбили горцев и остались там на все время, пока войска наши вытягивались из оврага на поляну. [177]

Подъем на поляну и был хотя достаточной широты, но в некоторых местах, особенно на поворотах, необходимо было срывать крутизны, затруднявшие следование артиллерии; работа эта производилась батальоном саперов с должным успехом.

Движение арьергарда нашего к оврагу сопровождалось частыми натисками неприятеля, в тылу находившегося; часть же горцев, оставшаяся в лесу от согнанной толпы авангардом нашим, вредила арьергарду с флангов, вспомоществуемые притом с правой стороны дороги жителями, вышедшими за добычею из аула Гвалдари. Все эти покушения неприятеля ниспровергнуты отчетливыми распоряжениями генерал-майора Лабынцева, стойкостью войск арьергарда (кабардинцы и куринцы) и огнем двух легких наших орудий, выставленных за оврагом на поляне; засим Лабынцев быстро переправил арьергард через овраг и поднялся по высотам на поляну.

Впереди других два лесистых оврага на пути отряда заняты еще были неприятелем; авангарду вновь предстояла работа очистить их, и горцы, не долго защищавшиеся, удалились и рассеялись по лесам. Арьергард прошел оба эти оврага, отступая в ротных колоннах и отбрасывая по временам слабо уже налегавших горцев на хвост отряда.

Убыль в рядах наших сего числа ограничилась: в обер-офицерах ранено 3 и в нижних чинах убито 15, ранено 44, контужено 19 и без вести пропавших 2.

За третьим оврагом, 15-го числа нами пройденным, стелется поляна, с восточной стороны коей протекает Аксай и на левом берегу Аксая виднеются сакли аула Адлер (Эллерой). Жители Эллероя с приближением нашего авангарда, не принимая участия в сражении, удалились в леса правого берега Аксая, во внимание чего главнокомандующий приказал щадить их жилища.

День клонился к вечеру и начинал падать дождь, когда отряд наш, стягиваясь на поляну Эллероя, отошел от ночлега с небольшим 4 версты. Главнокомандующий, имея в виду, что войска после боя н трудных переходов накануне и сегодня требовали отдохновения и как притом стоило бы больших трудов при дальнейшем следовании отряда в сумерки через сплошные леса и глубокие овраги, которые виднелись впереди, избрал Эллеройскую поляну для ночлега. Обширность сей поляны давала возможность расположить войска удобно, корм для лошадей был хороший, а дров из окрестных лесов имелось в изобилии так, что войска, сварив кто мог кашу, устроили из остатков дров шалаши на ночь; что же касается воды, то недостаток в ней был ощутителен и, если бы люди не сделали запаса в манерках при прохождении ручьев в оставшихся сзади оврагах, то не с чем бы было сварить в малой [178] порции каши (Здесь, как во многом другом, сказалась опытная предусмотрительность и запасливость Кавказских войск.), ибо Аксай занят был толпами Шамиля, расположившимися в балках правого берега, на поляне, хотя и можно было добывать дождевую воду по ямам, но в весьма малом количестве. Уже значительно повечерело, когда начальник отряда приказал полковнику Липскому с батальоном Люблинского попка и частью казаков занять Эллерой, очистить реку от неприятеля и прикрыть людей, наряженных из лагеря за водою, но, по неизвестности всем его приказания, не все войска успели послать от себя команды за водою, между тем сумрак увеличивался. Люблинский батальон с казаками, занимавшие Эллерой, присоединились к отряду, и войска, посылавшиеся к Аксаю за водой, добыли оной в весьма ограниченном количестве и в половину с грязью. Забыв недолю, сон понемногу укладывал воинов на земляное ложе; дождь не переставал и древесные наши шалаши, покрытые вьючными брезентами, лишь слабо защищали нас от сырой и холодной погоды. (С того времени, за болезнью генерала Лидерса, командование отрядом взял на себя лично граф Воронцов.)


Комментарии

121. Ключарев — в 1845 капитан Апшеронского пехотного полка, адъютант 1-й бригады 19-й пехотной дивизии, убит в «сухарной экспедиции». У Ржевуского и в Обзоре — Ключеров, в примечаниях Колюбакина — Ключерев (с. 162).

122. Известие о бедственном положении отряда доставил юнкер Длотовский, произведенный за это в офицеры.

123. Автор ошибается, в «сухарной экспедиции» участвовал 3-й батальон Люблинского полка.

124. Ольховский — поручик лейб-гвардии Кирасирского ее величества полка, исполнял обязанности адъютанта при Д. В. Пассеке; погиб в «сухарной экспедиции».

125. Тиммерман Николай Антонович (? — ок. 1878) — в 1845 майор, в июне сменил Гротенфельда в должности командира 1-го батальона Кабардинского полка, за Даргинскую экспедицию произведен в подполковники; позднее командир 10-го кавказского линейного батальона; позднее генерал-майор.

126. Фохт Вильгельм Вильгельмович — в 1845 штабс-капитан, командир роты 5-го саперного батальона, убит в Даргинской экспедиции.

127. Сервирог Август Людвигович — в 1845 подполковник, командир батальона Навагинского полка, убит в «сухарной экспедиции»

128. В Даргинской экспедиции участвовали два Баумгартена. Оба они служили в 3-й батарейной батарее 20-й артиллерийской бригады. Один из них — юнкер Михаил Баумгартен (приказ № 141 от 30 октября 1845 об утверждении императором наград, данных Воронцовым за бой 14 нюня; М. Баумгартен производился в прапорщики). Другой — поручик П. Е. Баумгартен, за движение от Дарго к Герзель-аулу награжден орденом Св. Анны 3 ст. с бантом (приказ № 99 от 24 августа). П. Е. Баумгартен умер после 1859 (РГИА, ф. 496, оп. 1, д. 197, л. 107). Ржевуский (здесь и далее имеется в виду работа «1845 год на Кавказе», КС 1882. Т. VI, приложение В, с 13-16) также не называет в числе убитых в 1845 офицера с фамилией Баумгартен. Дондуков-Корсаков также говорит, что погиб юнкер Баумгартен (А.М. Дондуков-Корсаков. Мои воспоминания 1845-1846 // Осада Кавказа. СПб., 2000, с. 473). Так что погиб в «сухарной экспедиции», по-видимому, М. Баумгартен. Путает двух этих однофамильцев в своих мемуарах и Дельвиг. Возможно, у него Колюбакин и заимствовал эту ошибку.

129. Дуров Иван Ефремович (? — после 1853) — штабс-капитан, командир 2-й роты Кабардинского егерского полка; ранен в «сухарной экспедиции»; позднее майор, жил в г. Верхнеуральске Оренбургской губернии.

Краузе Адольф (Альдар) Роберт Фердинандович (1817 —?) — в 1845 штабс-капитан, командир 1-й карабинерной роты Кабардинского полка, ранен в «сухарной экспедиции», произведен в чин капитана; позднее генерал-майор (е 1868), с 1858 командир Рязанского пехотного полка, с 1872 в отставке.

130. Козлянинов Константин Яковлевич (?—1863) — в 1845 поручик л.-гв. Измайловского полка, прикомандирован ко 2-му батальону Кабардинского полка, ранен по пути от Шаухал-Берды к Герзель-аулу, позднее командовал Прагским полком. Колюбакин ошибается, утверждая, что он служил в лейб-гвардии Гренадерском полку.

131. Кащиевым он назван и в истории Апшеронского полка (с. 147), Ржевуский называет его Кациевым.

132. Будберг Александр Иванович (1798-1876) — генерал-майор (с 1836), генерал-адъютант (с 1844); позднее генерал от кавалерии.

133. В примечании допущена ошибка; имеется в виду Швахгейм Егор Константинович (? — ок. 1854) — поручик Куринского егерского полка, ранен в «сухарной экспедиции».

134. Мерклин Август-Вильгельм Евгеньевич, фон (1823 - после 1882) — в 1845 прапорщик Куринского егерского полка, ранен в «сухарной экспедиции», позднее генерал-майор, начальник Эстляндского губернского жандармского управления, начальник Омского жандармского управления. Автор воспоминаний, опубликованных в настоящем сборнике.

135. Лабезников — прапорщик Куринского полка, ранен в «сухарной экспедиции», за участие в Даргинской экспедиции произведен в подпоручики

136. Новицкий — подпоручик Кавказского стрелкового батальона, ранен в «сухарной экспедиции»; возможно, Георгий Иванович Новицкий, позднее подполковник.

У Ржевуского среди раненых он не упоминается. Колюбакин называет его поручикам, согласно приказу Новицкий был подпоручиком, за участие в «сухарной экспедиции» он был награжден орденом Св. Владимира 4 ст. с бантом (приказ №125 от 30 сентября 1845).

137. Колюбакин ссылается на первую публикацию мемуаров А. М. Дондукова-Корсакова, Старина и Новизна, 1902. № 5, с. 19-234, 1903, № 6, с. 41-215, 1904. №7, с. 1-16.

138. Бибиков Михаил Николаевич (ок 1809-1845) — в 1845 полковник, командир Навагинского пехотного полка, убит 19 июля.

139. Витовский Иосиф Петрович (ок. 1796-1848) — в 1845 полковник, состоял по кавалерии и при Кавказском линейном войске, командовал сводным казачьим полком; за Даргинскую экспедицию произведен в генерал-майоры и назначен командиром 2-й бригадой 20-й пехотной дивизии.

В Н. Норов ошибочно называет его Витковским, путая, вероятно, с александропольским комендантом полковником Францем Матвеевичем Витковским.

140. Стенбок (Штейнбок) Максим Иванович (? — 1857) — граф, в 1845 подполковник, после смерти Познанского командующий 3-м батальоном Апшеронского полка, ранен 14 июля, за Даргинскую экспедицию произведен в полковники, позднее генерал-майор (с 1854), с 1850 член Совета Главного управления Закавказского края.

141. Эристов Захарий — князь, капитан Навагинского пехотного полка, начальник Горийской пешей дружины; за Даргинскую экспедицию произведен в майоры.

142. 11 апшеронцев — унтер-офицеры Лаврентий Юзьяк, Стефан Владимиров, Иосиф Стрелковский, рядовые Иван Жернов, Игнатий Наштенко, Марцелл Врублевский, Яков Хорошев, Андрей Мотрохов, Степан Перцов. Иван Гаврилов, Антон Вильчинский. В приказе по Отдельному Кавказскому и 5-му пехотному корпусам от 15 августа Воронцов писал: «...наградив всех этих храбрецов знаками отличия военного ордена, я священным долгом поставляю особенно благодарить каждого из них за столь доблестный подвиг, о чем и объявляю по войскам Отдельного Кавказского и 5 пехотного корпусов, приказываю приказ сей прочесть во всех ротах, эскадронах, батареях и сотнях при собрании всех воинских чинов» (Богуславский Л. История Апшеронского полка, Т. II СПб., 1892, с. 149-150).

143. Вельяминов Алексей Александрович (1785-1838) — генерал-лейтенант, при Ермолове начальник штаба Отдельного Грузинского (затем Кавказского) корпуса, в 1831-1838 командующий войсками на Кавказской линии и в Черномории.

144. Башилов — юнкер, ординарец генерала Лидерса, убит 14 июля.

145. Лонгинов Александр Николаевич — в 1845 поручик гусарского Короля Нидерландского полка, адъютант Воронцова, убит 14 июля.

Текст воспроизведен по изданию: Даргинская трагедия. 1845 год. Воспоминания участников Кавказской войны XIX века. СПб. Издательство журнала "Звезда". 2001

© текст - Лисицына Г. Г. 2001
© сетевая версия - Thietmar С. 2019
© OCR - Karaiskender. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Звезда. 2001