НИКОЛАИ Л. П.

ДНЕВНИК

КАВКАЗСКАЯ СТАРИНА.

(Материалы для истории кавказской войны).

(Выписки из дневника генерал-адъютанта барона Леонтия Павловича Николаи).

XIII.

Зимняя экспедиция.

1855-1856.

28 декабря. День этот назначен для начатия зимней экспедиции. Из Хасав-юрта выступают 3 роты 1-го баталиона и сборный баталион (он состоит из 5-й карабинерной, 10-й, 12-й и 14-й рот) под командою маиора Хризопулло. После молебствия на площади перед госпиталем, пехота и обоз выступают под начальством подполковника Краузе; я следую несколько позже с четырьмя сотнями полка Трехсвоякова.— Ночлег в Куринском.

29 декабря. Присоединив к отряду [4] первую роту 1-го баталиона, которая находилась в Куринском и четыре сотни полка Полякова, я двинулся к Умахан-юрту; здесь мы застали колонну, прибывшую из Грозной, для поступления. под мое начальство; она состояла из трех баталионов пехоты, (одного — Куринского полка под начальством маиора Габаева, девятого линейного баталиона, под командою полковника Берсеньева, и из сборного баталиона, составленного из двух рот 12-го линейного баталиона и двух рот Кабардинского полка; начальство же этим последним баталионом поручаю я маиору Броневскому) и двух сотен казаков полка № 26, при двух орудиях. Несколько позже прибыл еще один баталион Тенгинского полка, под начальством подполковника Баженова. — Лагерь располагается на противуположном от укрепления берегу реки Сунжи, при слиянии с нею Гудермесса.— Бата с милициею находится при отряде. Я получил сведение, что неприятельские сборища уже [5] весьма многочисленны, в том числе много тавлинцев; все они, под главным начальством наиба Эски, сосредоточены между Маюртупом и Гертме, так как Шамиль предполагал, что мы намереваемся рубить Маюртупский лес.

30 декабря. Ночью шел проливной дождь, люди большею частью были еще на биваках.— Сегодняшний день назначен для начатия действий. Имея в виду, что неприятель, конечно, предуведомленный о сборе отряда, захочет защищать известный завал (См. план № 1 F.), который устроен недалеко от Умахан-юрта, на пути нашего следования, и, зная, что он обыкновенно ожидает нашего движения ранним утром, а около 9 и 10 часов уже делается менее бдительным, я, во избежание потерь, послал полковника Берсеньева с тремя баталионами и несколькими сотнями для рубки леса близ лагеря и в тоже время поручил Балатаю с милициею сделать рекогносцировку завала. [6] Несколько времени спустя после 9 часов, он донес мне, что завал не занят; я тотчас взял два баталиона, остальную кавалерию и, присоединив к себе на пути Берсеньева, двинулся вперед. Завал действительно оказался незанятым и мы прошли его без выстрела, я здесь остановил полковника Берсеньева с двумя баталионами, чтобы разорить, насколько возможно, ту часть завала, которая примыкала к лесу и, во всяком случае, проделать чрез него несколько широких и удобных проходов. С остальным отрядом я продолжал путь и, обогнув бывший на лево от нас лес (См. план №1 D.), подвинулся до небольших находившихся за ним балок и занял их; первый баталион, опираясь правым флангом к дороге, подымавшейся на уступ, левым флангом огибал отдельный лесок (См. план № 1 С.), а сборный баталион, примыкая к нему, имел первую [7] карабинерную роту, при одном орудии, в промежутке между означенным леском и главным лесом, (См. план № 1 Е.) опушка которого была занята цепью. Стрелковая команда прикрывала правый фланг 1-го баталиона; милиция же была скрыта за изгибами уступа и в кустарнике, которым порос берег речки Хизин-Шавдона; кавалерия была несколько позади. Когда отряд был таким образом расположен, мы живо приступили к рубке леса. Задача заключалась в уничтожении, по возможности, отдельного леска (С) и расширении просеки (Е), дабы этим облегчить работу на следующий день. Неприятель только издалека показывался, в более или менее значительных группах, из которых некоторые смельчаки отделялись, дабы перестреливаться с нашею милициею; но огонь стрелковой команды их скоро отгонял. Около 2 1/2 часов, я начал отступление без всякой со стороны неприятеля попытки беспокоить нас. Я нашел, что [8] Берсеньев проделал в завале хорошие проходы, чрез которые мы продолжали путь к лагерю. Тут заметили мы на правой стороне — на горке, господствующей над лесом — довольно значительную группу конных. Сперва мы думали, что они собрались там из одного любопытства; но когда голова колонны дошла уже до лагеря, а арьергард отстал, набирая дрова, вдруг с этой горы послышался пушечный выстрел, а за ним второй. Затем неприятель, заметив, что кавалерия возвратилась уже в лагерь, и вследствие этого расхрабрившись, подвез орудие на такое близкое от нас расстояние, что выстрелом из него убило одного казака, который собирал в лесу дрова, а другого контузило, но как только кавалерия сделала вид, что собирается сделать наступательное движение, то орудие было столь же быстро увезено. Эта дерзость Эски меня рассердила, и я надеюсь, что мне удастся его проучить. 31 декабря. Подполковник Браузе ведет [9] на рубку колонну из четырех баталионов и шести сотен казаков; ему поручено расширить накануне начатую просеку. Около 10 1/2 часов послышалась с его стороны канонада, и легко было различить неприятельские выстрелы. Чтобы предупредить повторение вчерашнего случая, я приказал маиору Хризопулло пойти с своим баталионом и устроить засаду. Исполнив свое дело, Краузе благополучно возвратился в три часа, имея только одного раненого; неприятель, хотя и дал до 25 выстрелов из двух орудий, но на большом расстоянии, а ружейной перестрелки почти совсем не было. Вслед за ним вернулся и Хризопулло.

Вечером все штаб-офицеры отряда и все офицеры нашего полка собрались у меня, для встречи нового года. В 12 часов пушечный выстрел возвестил переход в новый 1856 год.

1856 г. 1 января. Воскресенье. Погода сырая.— Обедня и молебствие. Отдых войскам. [10]

2 января. Колонна идет под начальством подполковника Баженова для рубки леса в прежней местности (См. план № 1 D.). Начиная с 10 1/2 часов послышалась довольно сильная канонада; между 1-м часом пополудни и двумя она значительно усилилась, к ней прибавилась и ружейная перестрелка. Беспокоясь о происходившем, я взял остававшуюся в лагере кавалерию и один баталион пехоты и отправился на место рубки, но встретил возвращавшуюся колонну уже по сю сторону спуска. Оказалось, что завязалось дело довольно жаркое. С начала неприятель ограничивался артиллерийским огнем,— на этот раз из трех орудий; но когда подполковник Баженов начал отступление, дерзость неприятеля значительно увеличилась; массы кавалерии и пехоты и выходили как бы из под земли и напирали с замечательною смелостью, подходя на расстояние пистолетного выстрела; одно орудие было даже подвезено к тому месту, [11] где производилась рубка. Отступая в отличном порядке и с большею невозмутимостью, у подполковника Баженова, по-видимому, недостало предприимчивости, ибо он не только не решился наказать дерзость неприятеля, но даже и не сделал вида наступления против него. Упрек этот еще в большей мере относится к кавалерии, которою командовал Трехсвояков; давая подходить неприятелю на очень близкое расстояние, она не сделала ни одной атаки; это только подтверждает — насколько, для успешного действия кавалерии, необходим начальник с огнем и решимостью; к сожалению, у Трехсвоякова этих качеств не имеется. Между тем, неприятель, видя свою безнаказанность, делался все предприимчивее; он следовал шаг за шагом за арьергардом, так что в одном Тенгинском баталионе было 18 человек потери; вся же потеря этого дня дошла до 3 убитых и 34 раненых. Неприятель приостановил преследование только тогда, когда [12] колонна достаточно удалилась от завала. Я был весьма огорчен такою значительною потерею, которая могла быть избегнута при большей решимости. Пока я шел на встречу колонны, подеялась сильная буря с проливным дождем, который вечером обратился в снег.

3 января. Все покрыто снегом; морозит; это самая благоприятная погода. Подполковник Поляков повел колонну в лес; ему поручено озаботиться уничтожением завала, в особенности с того конца, который примыкает к лесу, а также (См. план №1 F.) вырубить по возможности этот весьма опасный лес, за тем продолжать рубку, начатую подполковником Баженовым. Предвидя, что после вчерашнего дела неприятель будет еще смелее, а, быть может, и неосторожен при преследовании, во время отступления, я решился дать ему урок, а вместе с тем и нашей кавалерии случай восстановить свою репутацию, несколько пострадавшую от вчерашней ее [13] бездеятельности. В этих видах я, около 10 часов, отправился сам на позицию, с четырьмя сотнями казаков при одном орудии и с стрелковою командою. Работы шли успешно, завал уничтожался, а в особенности был значительно расчищен примыкающий к нему лес. Далее маиор Хризопулло рубил от этого места до вчерашней рубки.

Сам Поляков с кавалериею стоял на оконечности работ между лесом (См. план № 1 D.) и Этци-юртом. Около 11 часов неприятель открыл огонь из двух орудий, из коих одно, принадлежавшее наибу Талгику, было поставлено на противуположном от нас берегу Хизин-Шавдона, выше по течению, а другое — Эски,— по-видимому на кургане за лесом (См. план № 1 А.), стрелявшее навесно через лес. Ядра неприятельские долетали, не причиняя однако вреда. Около 2 часов я дал сигнал к отступлению, предупредив [14] подполковника Полякова, чтобы он зорко следил за движением неприятеля и дав ему полномочие действовать в удобнейшую минуту, с тем лишь условием, чтобы неприятель был привлечен к завалу. План удался отлично. Мы дошли до завала; неприятель, видимо ободренный, вдруг появился в значительных массах конницы (См. план № 1 D.). Я остановил пехоту на завале, приказав обозу следовать далее. Между тем, Поляков с кавалериею стоял на оконечности завала (См. план № 1 K.). Вдруг увидел я, что он пустился марш-маршем с 5 сотнями, при крике ура! — Приказав шести ротам нашего полка с двумя орудиями следовать за мною, я сам с пятью остальными сотнями казаков, при двух конных орудиях, двинулся поддержать Полякова. Сделав решительную атаку, оп находился уже около Этци-юртовского кладбища, над самым уступом к реке; [15] очевидно было, что он опрокинул неприятеля, который попался на его пути, но в тоже время из-за угла леса показались густые массы конницы и красный значок наиба Эски. Левый фланг Полякова подвергался видимой опасности; к счастью, мы подходили усиленною рысью. Одно орудие было немедленно направлено на подходившие неприятельские массы и картечные выстрелы озадачили их; другое было послано к Полякову; вместе с тем, я приказал Малюгину с двумя сотнями атаковать остановившегося неприятеля; за ним последовал Трехсвояков и дружное ура! раздалось со всех сторон. Между тем, пехота беглым шагом шла по опушке леса, прикрывая наш левый фланг и тесня перед собою неприятельскую пехоту, которая, тою же опушкою, подбиралась к завалу. Одно из пеших орудий было направлено против другой части неприятеля, которая стояла перед отдельным леском (См. план №1 С.) и [16] обдало ее картечью. Две совокупные кавалерийские атаки совершенно расстроили неприятеля, который спасся за лесом и курганом (См. план № 1 С и А.); но так как наша конница довольно рассыпалась, а пехоты было немного, и я знал, что местность далее перерезана балками, то не решился продолжать преследование, а ограничился тем, что, поставив орудия на позицию, провожал неприятеля артиллерийским огнем. К сожалению, я в то время не знал еще до какой степени атака Полякова была успешна для нас и гибельна для неприятеля; ибо в таком случае и я с своей стороны продолжал бы еще преследование. Оказалось, что вся неприятельская конница, составлявшая левый его фланг, в то время когда она надеялась нас преследовать, была совершенно смята Поляковым, отрезана от остальной части неприятельских сил и прижата к болотистой реке; большая часть людей была перерублена, три значка и большое количество лошадей и [17] оружия были нашими трофеями. Дело это сложилось следующим образом: когда Эски увидел, что мы начали отступать, он решился дать нам дело на самом завале, надеясь, что и на этот раз кавалерия наша не решится действовать наступательно. Все его силы, при 6 или 7 наибах, поджидали нас за лесом, в котором производилась рубка, (См. план № 1 Е.) и на берегу Хизин-Шавдона; затем они вышли из своих позиций, чтобы догнать нас на завале. Часть этих сил — это оказались горцы чабарлинцы,— которая составляла левый фланг неприятеля, следовала по правому берегу Шавдона, обгибая Этци-юрт и пользуясь местностью, прикрытою уступом, (См. план № 1 H и G.) хотела незаметно пройти вне действия наших орудий, дабы вдруг броситься на оконечность завала (См. план № 1 К.) и занять примыкающую балку. В это время Эски с чеченскою конницею [18] приближался открыто, обгибая лес, (См. план № 1 D.), а пехота, проходя лесом, имела занять другую оконечность завала. (См. план № 1 F.) К несчастию для неприятеля он не рассчитывал на атаку нашей кавалерии; — Поляков скоро опрокинул передовую конницу Эски и, отбросив ее, тем самым отрезал чабарлинцев; сии же последние, идя избранным ими путем, конечно достигали своей цели тем, что они были скрыты; но за то и они сами ничего из происходившего не видели. Поляков же, заметив их, направил свои сотни по двум линиям, одну прямо на Этци-юрт, а другую на низменность под уступом. (См. план №1 G.) Эти две колонны налетели как молния на озадаченных чабарлинцев, которые, плохо зная местность, были опрокинуты в Шавдонку, где произошло настоящее побоище. Несчастные бросались с лошадей своих, пытаясь пешие в брод [19] перейти реку, но они вязли в тинистом грунте, и тут казаки кололи их своими пиками, или стреляли в них как в диких уток. И милиция наша не отказала себе тут в участии. Те из неприятелей, которым удалось перебраться через Шавдонку, были настигнуты картечью, или ружейными пулями. В этом-то месте три значка были отбиты в рукопашном бою, и все ложе Хизин-Шавдона было усеяно телами. С нашей стороны потеря была, конечно, самая ничтожная.

Этот блистательный успех меня очень обрадовал; я живо благодарил храброго Полякова и его молодецкие сотни, которые покрыли себя славою. Неприятелю был дан хороший урок и он поспешно убирался. Остановившись на малое время на Этци-юртовском мысе и, проводив неприятеля еще некоторыми выстрелами, я приказал начать отступление; оно исполнилось без малейшего появления неприятеля, и все возвратились в наилучшем расположении [20] духа. Приближаясь к лагерю, я увидел Апшеронский баталион, прибывший наконец из Дагестана для нашего подкрепления. Баталион этот, под начальством подполковника Тергукасова, имел до 850 штыков; люди смотрели бодро и весело.

4 января. Морозит. Дабы дать некоторый отдых войскам, лишь небольшая колонна посылается на рубку, в недальнем от лагеря расстоянии, под начальством полкового командира Трехсвоякова; неприятель совсем не показывается; он очевидно присмирел; лазутчики подтверждают, что неприятель потерпел большую потерю и рассказывают, что со всех сторон сыплются упреки на Эски за то, что он отдал на жертву чабарлинцев, послав их в самое опасное и им мало известное место. По делом ему!

5 января. Утром до 10° мороза; вода замерзает в палатках. В 6 часов колонна выступает; она составлена из шести баталионов при семи орудиях и [21] всей кавалерии; я сам повел ее, намереваясь сделать рекогносцировку местности до Гертмейской поляны, чтобы сообразить — сколько нам предстоит работы, и ознакомиться с целым театром наших действий. Хедис, Исса и другие вожаки сопровождают нас. Мы прошли по местам, где до сего времени производили рубку, дойдя до кургана, (См. план № 1 А.) я оставил около него полковника Берсеньева с тремя баталионами и тремя орудиями, считая нужным крепко занять это довольно суженное в тылу нашем место. Курган этот господствует над всею более трудною местностью (См. план № 1 Е. С.). Полковнику Берсеньеву поручается расчистить, по возможности, от леса местность на право и на лево от кургана, и в особенности, срубить отдельно стоявшие деревья, которые заграждали путь. Неприятель нигде не показывался. С остальною колонною я продолжал путь; поворотив [22] несколько на право, мы шли по поляне, только кое-где встречая отдельные мелкие деревья и небольшие перелески. Наконец мы дошли до более крупного леса; милиция помчалась чрез него, и я последовал за нею с кавалериею. Оказалось, что это была весьма неширокая полоса леса, за которою мы выехали на огромную равнину, расстилавшуюся вдаль перед нами. Это была Гертмейская поляна! Все обрадовались, достигнув так легко этой цели. На расстоянии 1 версты от нас показалась довольно густая масса неприятельской конницы и пехоты, которая стояла неподвижно посреди поляны и казалась удивленною нашим появлением. Я пустился в эту сторону с кавалериею; на пути нашем оказалась речка, которая, перерезывая равнину, текла в довольно крутых берегах. На том самом месте, где стояла неприятельская партия, устроен был через эту речку мост, уже поврежденный, а подальше было небольшое кладбище. В несколько большем [23] отдалении виднелось много аулов. При нашем приближении неприятель быстро отступил, обменявшись с нами несколькими выстрелами. Я сделал подробную рекогносцировку всей этой местности; между тем неприятель, воспользовавшись изгибами крутых берегов речки, открыл из-за них огонь; но вытребованная мною стрелковая команда и 1-й баталион, под начальством подполковника Краузе, скоро его прогнали. Поставив подполковника Полякова со всею почти кавалериею и тремя орудиями по сю сторону переправы, дабы командовать ею, я в тоже время приказал трем баталионам пехоты приступить немедленно к рубке в том лесу, через который мы выехали на поляну, чтобы проделать хотя какую-нибудь просеку. Все усердно принялись за дело. Неприятельские партии мало по малу начинали собираться в большем количестве; с 11 часов из двух мест был открыт огонь из трех орудий; он был преимущественно [24] направлен против Полякова; ядра и гранаты падали посреди кавалерии, но, к счастью, было только раненых два казака и несколько лошадей. Около 2 часов я начал отступление, успев проделать довольно широкое отверстие в лесу. Неприятель вовсе нас не преследовал. Когда мы соединились с Берсеньевым, то оказалось, что и он успел очистить лес возле кургана. Мы благополучно возвратились в лагерь; погода целый день стояла прекрасная.

6-е января. Наш полковой праздник и праздник 10-й роты, которою командовал Бюнтинг. Молебствие и водоосвящение. Вечером у меня многочисленное и оживленное собрание.

7-е января. Наступила оттепель. Берсеньев ведет колонну на рубку, опять около кургана, чтобы еще более расчистить это место. Неприятель обстреливает его из двух орудий, но без вредных последствий. [25]

8 января. Воскресенье. В 6 часов я опять выступаю с колонною из шести баталионов при семи орудиях и всей кавалерии. Цель моего движения в этот день — это разорение аула Гертме. Хотя было морозно, но туман был такой густой, что я опасался, чтобы он не помешал нашим действиям; однако, под его прикрытием, мы совершенно незамеченные дошли до Гертмейской поляны. Я остановился в проделанной нами 5-го числа просеке и в ожидании, чтобы туман рассеялся, приказал ее расширять, поручив в тоже время подполковнику Краузе возможно скрытнее подойти с 1-м баталионом и стрелковою командою к месту переправы через Шавдонку, и устроить ее для прохода артиллерии. Стрелковая команда совершенно неожиданно наткнулась на партию чеченцев, из 60 или 80 человек, которые преспокойно расположились в русле речки, держа лошадей в поводах. Пользуясь обоюдным удивлением, Соковнин пошел на ура! Чеченцы [26] смутились: двое из них были убиты и тела их остались на месте, другие были ранены, одна лошадь взята; остальные разбежались.— Вскоре Краузе мне дал знать, что, хотя мостик трудно исправить, но переправа возможна, ибо грунт в реке каменистый, а спуски легко устроить. Около 11 1/2 часов я поехал осмотреть переправу; она была готова, и так как туман начинал немного подыматься, то я послал колонне приказание двинуться вперед. Подполковник Баженов с тремя баталионами и двумя орудиями имел оставаться в просеке и расширять ее, служа вместе с тем мне точкою опоры и резервом. С тремя остальными баталионами — (двумя Кабардинскими и одним Апшеронским) и всею кавалериею, при двух конных и трех пеших орудиях, я перешел через Шавдонку. Оставив на переправе, для ее охранения, две роты Апшеронские, при одном орудии, я с остальными войсками двинулся прямо на аул [27] Гертме; 5-й баталион, составляя правую цепь, подвигался параллельно речке, течение которой очень извилисто и берега круты; 1-й баталион шел прямо на аул, имея 2 Апшеронские роты и два орудия в резерве. Заметив несколько влево от нас выступавшие, в виде мысков, лесные пространства и опасаясь, чтобы неприятель, под их прикрытием, не причинил нам вреда, я послал туда Полякова с двумя орудиями. Он быстро занял один из этих мысков и тем испугал неприятеля, который, хотя долго наблюдал за нашими движениями, но при приближении нашем, большею частью рассеялся и перешел на другую сторону речки, (См. план № 2 F.) под прикрытие лесков. Таким образом аул оказался оставленным; баталион бросился в него с криком ура! Последовала самая ничтожная перестрелка и в один миг цепь наша заняла берег оврага, который за аулом выходил к [28] реке. Другая часть цепи расположилась за саклями и за изгородями и затем началось дело разрушения. Подполковника Полякова я направил с шестью сотнями и двумя орудиями на открытую плоскость за аулом (См. план № 2 А.) для прикрытия нашего левого фланга; плоскость эта, то суживаясь, то расширяясь, тянулась, по словам вожаков, до Цатын-Хутора. Одна рота Апшеронская с одним орудием прикрывала наш правый фланг (См. план № 2 С.), обстреливая местность, на которую неприятель отступил; наконец, четыре сотни казаков, при одном орудии, под начальством Трехсвоякова, прикрывали наш тыл и составляли резерв (См. план № 2 В.). Я сам отправился в аул, который проехал по всем направлениям, поощряя солдат поджигать и разорять. Впрочем, в этом ауле было мало хороших сакель, ибо коренные жители давно его оставили, и он [29] только служил пристанищем для неприятельских партий. К счастью, тут было достаточное количество сена, так что вскоре густой дым обнял весь аул. Только небольшую группу сакель (См. план. № 2 G.) по ту сторону оврага я приказал оставить нетронутою, ибо разорение ее потребовало бы слишком много времени, а между тем, нужно было торопиться. Я только что успел возвратиться к резерву, как неприятель открыл канонаду, бросая гранаты как в аул, так в то место, где я находился и где виден был мой значок; несколько гранат разорвало почти посреди нас. Между тем, я уже дал приказание к отступлению; оно совершилось в отличном порядке, будучи прикрываемо с левой стороны Поляковым. Цепь благополучно очистила дымящийся аул, и неприятель, который последовал за нами, не успел воспользоваться этим моментом, чтобы нанести нам вред; только несколько [30] казаков были ранены. Когда мы приблизились к переправе, (См. план № 2 В.) я сперва послал через речку 5-й баталион, потом казаков с Трехсвояковым, и поставил их в позицию на том берегу. За ними переправился Поляков; последними остались две роты Апшеронские и стрелковая команда; они быстро перешли речку, пока наша артиллерия, (которая по мере того, как была перевозима, ставилась на позицию), беспрестанно обстреливала неприятеля, который, спускаясь по течению речки, по-видимому, хотел произвести нападение. Неприятельские орудия все время направляли свои выстрелы прямо на переправу, но, по особенному счастью, не причинили вреда. Когда весь отряд был собран на той стороне, я спокойно отступил на присоединение к Баженову и только цепь неприятельских конных нас несколько преследовала. Пока мы были заняты аулом, Баженов, не теряя времени, порядочно [31] порубил леса. Пропустив нас, он составил арьергард, и отступление не сопровождалось никакими особенными событиями; только незначительная перестрелка продолжалась, пока мы дошли до кургана, а после того неприятель исчез. Мы возвратились несколько усталые, но весьма довольные этим делом; аул Гертме, до которого никогда русская нога не доходила, и который у нас пользовался довольно громкою известностью, а неприятелем считался недоступным, был взят и разорен почти без всякой потери. Благодарение Богу!

9 января. Малая рубка в соседстве лагеря. Войскам дается отдых. Имея в виду, что мне предстоит вскоре окончить свои военные действия, и что из Грозной меня уже к тому побуждали, я желал завершить свою экспедицию каким-нибудь смелым предприятием. В этих видах, и так как мне во всяком случае предстояло идти в Куринское для расчистки там просеки 1853 года, у меня родился [32] план пройти в Куринское прямо через Гертмейскую поляну. Бата и другие вожаки уверяли, что это не трудно будет исполнить. Решившись, я написал маиору Шелеметеву, чтобы он собрал все свободные войска, оставшиеся на Кумыкской плоскости (6 рот при двух орудиях и три сотни казаков) и чтобы он скрытно двинулся в Куринское, а оттуда, спустившись к Мичику и перейдя его около Мазлагаша, направился по знакомой нам дороге к Шемиль-юрту, и таким образом, вышел к нам на встречу.

10 января. Маленький мороз, ночью выпал снег. Краузе идет с колонною, чтобы окончить рубку леса при выходе на Гертмейскую поляну. Слышится довольно сильная канонада. По возвращении колонны я узнал от подполковника Краузе, что он окончил расчистку просеки, что неприятель с ожесточением стрелял из двух орудий, но что поставленные на берегу Шавдонки стрелковая команда и часть пехоты [33] не дозволили неприятельским орудиям приблизиться к лесу, от чего его выстрелы оставались безвредными, а с нашей стороны они, к большой досаде неприятеля, не были даже удостоены ответа. Я остался очень доволен такими действиями подполковника Краузе.

11 января. Мороз несколько усилился. Подполковник Баженов отправляется для большей еще расчистки местности около кургана и в ближайшей его окрестности. По совету лазутчиков, мне пришлось изменить свой план обратного движения; по словам их, Эски, по-видимому, отгадал мое намерение, ибо делал приготовления для встречи нас между Гертме и Куринским; все партии, и особенно Тавлинская пехота туда стягивались, устраивались завалы, засеки и т. п. Мне предстоял по этому направлению выбор между двумя дорогами,— одной, ведущей прямо из Гертме на Шемиль-юрт, по которой приходилось переходить через две речки, а [34] потом через Гудермесс; хотя тут немного было леса, но переходы через речки, в особенности, если неприятель нас ожидал, могли стоить много людей, чего я ни в каком случае не желал допускать — и другой дорогой, которая, после перехода через Гертмейскую Шавдонку, направлялась в лево к старому аулу Галбу на Гудермессе, который тут нужно было перейти и потом, идя по правому его берегу, дойти до слияния с ним Мичика у Бей-булат-юрта. Это направление представляло бы ту выгоду, что избегались переправы через две речки, а местность до аула Галбу, по показаниям лазутчиков, довольно открыта; но за тем на правом берегу Гудермесса, приходилось бы проходить через лесистую теснину, отделяющую Качкалыковский хребет от Гудермесса на протяжении нескольких верст; здесь неприятель мог противопоставить нам сильные препятствия и вместе с тем, занимая недоступный нам левый берег реви, сильно беспокоить [35] нас перестрелкою. Хотя, конечно, начиная от Шемиль-юрта, мы могли рассчитывать на Шелеметева для прикрытия нашего фланга, но, тем не менее, как скоро неприятель ожидал бы нас в значительных массах, за завалами, проход не мог бы обойтись без значительного кровопролития, которое, не окупаясь никакою существенною выгодою, испортило бы результат нашей экспедиции, стоившей до сего дня, благодаря Бога, мало людей. По всем сим соображениям, я написал второе письмо Шелеметеву, в отмену первого, поручив ему быть 13-го числа вечером в Куринском, а в 11 часов вечера, или в полночь спуститься к Мичику около Гурдалинской переправы и исправить ее к моему приходу; сам же я, поддерживая, по возможности, слух о моем движении на Гертме, дабы ввести неприятеля в заблуждение, предположил внезапно выступить из лагеря в ночь с 13-го на 14-е число, пройти по обыкновенной дороге к [36] Куринскому, потом своротить по Хоби-Шавдонской просеке, перейти Мичик на переправе, приготовленной Шелеметевым, затем занять Маюртупский лес и проделать в нем хотя временную просеку, прежде чем неприятель, ожидавший меня у Гертме, успел бы прибыть. При этом я надеялся разорить Кала-юрт, новый Капу, устроенный Эски, а во всяком случае распространить страх в самом Маюртупе.

12-го января. Небольшой мороз с туманом. Подполковник Поляков пошел с колонною для окончания рубки на пространстве по сю сторону кургана. Я отправился на рекогносцировку до просеки Гертмейской. Чтобы совершенно ее отделать, нужно бы еще употребить от 4 до 5 дней; но так как меня торопят из Грозной покончить свою экспедицию, то приходится ограничиться тем, что сделано. Неприятель опять открыл канонаду из-за того берега Шавдонки. На обратном пути я произвел рекогносцировку всего [37] извилистого течения этой речки и нашел несколько бродов.

13 января. Подполковник Тергукасов пошел с колонною для окончания рубки около завала и несколько далее его. Ему ведено возвратиться пораньше в лагерь; перестрелка была самая незначительная. Между тем выступление было мною назначено поздно вечером; но оно сохранилось в совершенной тайне. После вечерней зари отдаются следующие приказания: лагерь имеет остаться на месте, под прикрытием сборного баталиона, которым командовал маиор Броневский; из каждого баталиона имеют остаться по нескольку человек, дабы снять палатки и собрать обоз, который на следующий день должен прибыть в Куринское. Приказано развести большие огни, дабы неприятель подумал, что отряд стоит на месте.— К большому моему горю вечер теплый, ни малейшего мороза, и грязь сделалась ужасная. В 11 часов вечера мы выступили в [38] величайшей тишине; решительная оттепель! какая досада! Движение должно значительно замедлиться, хотя и нет иного обоза, кроме нескольких повозок для раненых.

14 января. Мы идем всю ночь; сырой туман установился, дорога тяжелая и грязная. Обогнув Истису, мы поднялись по долине Хасанлу. Люди очень утомились, и я должен был дать им отдых у подошвы последнего подъема и вместе с тем ожидать, чтобы собралась колонна, которая очень растянулась, Сырость пронизывающая! Я отправил Балатая с разъездом к Мичику, чтобы собрать сведения о Шелеметеве. Пришлось долго ожидать, пока колонна стянулась; к тому же, к крайнему огорчению, я узнал, что полковник Берсеньев с двумя баталионами, составлявшими арриергард и с повозками вовсе не виден; я послал адъютанта своего, Муравьева, отыскивать его, и оказалось, что Берсеньев, потеряв из виду [39] колонну, дошел почти до Куринского. Пришлось и его ожидать. Между тем начинало немного светать. В это время я получил от Шелеметева неблагоприятное известие, что переправа у Гурдали так испорчена разливом воды и неприятелем, что исправление ее потребует огромных трудов, и по крайней мере, нескольких часов времени, дабы сделать ее возможною для прохода кавалерии и артиллерии. Какое сочетание затруднений и препятствий! Послав Краузе и Хризопулло вперед с их частями, я сам отправился на переправу, чтобы своими глазами удостовериться в ее состоянии, а остальной колонне приказал следовать, как только прибудет Берсеньев. Туман был до такой степени густой, что видно было не далее как на несколько шагов. Прибыв на Мичик, где я застал Шелеметева с его отрядом, я должен был убедиться, что всякая разработка переправы будет лишь потерянный труд; нужно бы остаться до [40] полудня, и то сомнительно, чтобы артиллерия могла быть перевезена. После некоторого колебания я решился отказаться от своего намерения, ибо весь мой расчет был основан на надежде занять Маюртупский лес столь благовременно, чтобы иметь в запасе несколько часов до прихода неприятеля, а при неуспехах в этом плане нужно было ожидать большого кровопролития, которого не мог я допустить для осуществления предприятия, не вызывавшегося никакою необходимостью. Решившись на отмену того намерения и желая достигнуть какой-либо цели, я приказал занять берег Мичика и рубить кустарник на Хоби-Шавдоне, что во всяком случае входило в предположения. У подошвы горы туман не доходил до земли; неприятеля ни с какой стороны не было видно. Так мы остались до полудня и потом поворотили назад. Люди были очень утомлены. Отряд собрался в Куринском. Сознаю, что неуспех моего плана был мне очень [41] неприятен; но на войне нужно приучаться к подобным неудачам.

15 января. Тенгинский и сводный баталионы отправляются обратно в Грозную. Я расположил лагерь свой около Исти-су, чтобы быть ближе к Хоби-Шавдонской просеке. Погода все такая же безотрадно сырая.

16 января. Целый день густой туман. Я отправился на рубку, которая производилась у подошвы горы около Мичика, в местности, более всего подверженной действию неприятельского огня; я ожидал сильной канонады, ибо лазутчики сообщали, что все неприятельские силы сосредоточились у Маюртупа и Кали-юрта. Туман был такой густой, что я должен был отказаться от своего намерения послать Краузе и Полякова, для занятия левого берега Мичика. Работа исполнялась усердно. Нет худа без добра! — Туман, вероятно, помешал неприятелю нас беспокоить, и мы спокойно возвратились в лагерь. [42]

17 января. Краузе идет на рубку; ему приказано расчистить кустарник на том месте, где был наш лагерь в 1853 году. Когда туман немного рассеялся, неприятель открыл канонаду, но почти безвредную.

18 января. Погода разъяснилась; — Полякову поручено рубить лес на вершине горы.

19 января. Я отправился на позицию; это последний день рубки. Вся долина Мичика отлично видна. За Ханцаулом и Мичиком многочисленные неприятельские партии расположены в разных местах. Они, как бы вызывая нас, дефилируют и за тем исчезают в Маюртупском лесу. Пока рубка производилась, лагерь был снят и мы возвратились прямо в Куринское. Так кончилась наша экспедиция, цель которой вполне была достигнута, при столь, сравнительно, малой потере людей! Нельзя не поблагодарить за это Бога!

Перепечатано из №№ 23 и 29 газ. «Кавказ».

Текст воспроизведен по изданию: Кавказская старина. (Материалы для истории Кавказской войны). Выписки из дневника генерал-адъютанта барона Леонтия Павловича Николаи. Вып. 13. Тифлис. 1874

© текст - ??. 1874
© сетевая версия - Тhietmar. 2020
© OCR - Karaiskender. 2020
© дизайн - Войтехович А. 2001