-

НИКОЛАИ Л. П.

ДНЕВНИК

КАВКАЗСКАЯ СТАРИНА.

(Материалы для истории кавказской войны).

Выписки из дневника генерал-адъютанта барона Леонтия Павловича Николаи.

Барон Леонтий Павлович Николаи прослужил в рядах кавказской армии около 20 лет. Прибыв на Кавказ в конце 1847 года, по окончании курса в военной академии, он, за исключением одного года, с Января 1849 по Февраль 1850, постоянно служил на Кавказе до октября 1867 г., когда отправился в продолжительный отпуск и затем вышел в отставку. Участвуя в течении столь долгого периода времени во всех главнейших [2] экспедициях и походах, которые завершились окончательным покорением в 1859 году, восточного, а в 1864 и западного Кавказа и начальствуя отрядами со времени назначения своего в 1852 г. командиром кабардинского генерал-адъютанта князя Чернышева (ныне генерал-фельдмаршала князя Барятинского) полка, барон Л. П. Николаи имел постоянную привычку вести подробный дневник. Дневник этот, при выезде его, в 1867 г., из края оставлен в числе бумаг его, определенных к сожжению.

До исполнения этого, по просьбе ближайших его родственников, барон Николаи дозволил некоторые выписки дневника своего предать гласности, в том предположении, что оне могут послужить материалом для истории кавказской войны. Пользуясь таким дозволением и дабы принять посильное участие в предохранении от забвения некоторых эпизодов одной из славных страниц русской военной [3] истории, ближайшие родственники барона Л. П. Николаи посвящают его памяти и памяти доблестных событий, в которых ему посчастливилось быть участником, некоторые отрывки из его дневника, в полной надежде, что читающие отнесутся с должным снисхождением к самому изложению, которое не предназначалось гласности, а содержит лишь памятные заметки, набросанные в самое время описываемых событий.

I.

1848 год.

Осада и взятие укрепленного аула Гергебиль.

23 мая. Я прибыл с моим приятелем, полковником Минквицом, в г. Темир-Хан-Шуру, куда мы оба назначены в распоряжение командующего войсками в Дагестане, князя Аргутинского-Долгорукова, для участвования в предстоящей экспедиции в горы.

5 июня. Получив приказание состоять [4] при колонне князя Барятинского ¹, я в 6 часов утра явился к нему и вместе с ним отправился на сборное место отряда; сей последний, под главным начальством кн. Аргутинского, состоял из двух колонн; в состав первой, которой командовал генерал-маиор барон Врангель ², входили: 2 баталиона Апшеронского и 2 баталиона Дагестанского полка с артиллериею; вторая, под командою князя Барятинского, составлена из 2 рот стрелковых (ком. капит. Фитингоф), 2 рот сапер (капитан Осип Иванович Корганов), 1 баталиона Грузинского гренадерского полка (ком. князь Язон Чавчавадзе), 3-го и 4-го баталионов Кабардинского полка (капит. Дядков и маиор Кириленко), при 6 легких орудиях и обозе. По [5] прибытии князя Аргутинского отслужен молебен и войска двинулись: колонна барона Врангеля выступила первою, а наша второю. Около версты за дер. Муслёим-аул, первая колонна направилась по кратчайшему, но менее удобному пути, вторая около 9 вер. еще продолжала следовать по дербентской почтовой дороге и затем приняла вправо по проселочному пути. Около 4 час. по полуд. мы прибыли в аул Большой Дженгутай, столицу Мехтулинского ханства. Я был послан вперед к барону Фитингофу, который во время малолетства Хана заведывал ханством, с поручением избрать место для лагеря; проезжая, я заметил маленького Хана, стоявшего на пригорке; он прекрасивый ребенок. Отряду пришлось пройти еще 2 или о версты до Малого Дженгутая, где не без труда отыскано место для лагеря второй колонны; первая подвинулась несколько более вперед. День был жаркий и утомительный.

6 июня. Погода пасмурная. Отряд [6] выступил в 6 часов; первая колонна впереди; мы несколько верст поднялись по ущелью до дер. Дуренчи, откуда подъемы и спуски делаются весьма крутые; дождь перепадал. Перейдя перевал, называемый Белая Гора, мы спустились в широкую долину, в которой расположен аул Оглы; я был опять послан для избрания лагерного места. Пока я этим был занят, пошел проливной дождь. Вся местность от Шуры до Оглы весьма плодородна и хорошо обработана, но нет никакого леса, даже малейшего кустарника. Лагерь был разбит на горной покатости, в 1 1/2 версты далее Оглы.

7 июня. Дождь ливнем шел всю ночь; день пасмурный и холодный; отряду даны дневки; на этот день и на следующий, 8-го, лазутчики являются с известием, будто неприятель намерен оставить Гергебиль — посмотрим! Получив удар в ногу от лошади, я должен пролежать все время в постели. [7]

9 июня. Отряд двинулся между 2 и 3 часами утра пройдя опять через сел. Оглы, он, не переходя речки, следует вверх по ее течению и, оставя в некотором расстоянии в стороне аул Ах-Кенд, подымается на хребет, отделяющий внутренний Дагестан от приморской его части. На самой вершине сделан привал, после чего мы спускаемся в котловинообразную долину, в которой расположен аул Аймаки, и пройдя в некотором расстоянии вправо от деревни, поднимаемся по весьма трудной и неудобной тропинке на противоположный хребет. Здесь представился мне один из самых великолепных видов, которые я до сего встречал; у ног наших, на огромной глубине, под отвесными горами расстилается долина Койсу; из-за горы под нами выглядывает верхняя часть аула Гергебиль; так вот это гнездо, которое, по всей вероятности, будет стоить нам немало крови! За рекою Койсу высокие горы [8] своеобразных форм воздвигаются одна над другою; направо видны высоты Аварии, налево вдали огромная гора, называемая русскими Чемодан-Гора, у подошвы которой, говорят, расположен неприступный аул Тилитли; пред нами огромная скважина, которую глаз может проследить далеко, разрезает эти волны гор и хребтов; это ущелье Кара-Койсу, который соединяется с Казикумыкским Койсу перед самым Гергебилем. Вдали в этой скважине виднеется черный силуэт салтинского моста, а левее развалины аулов Куппа и Кудали с большими их садами. Наконец, на заднем плане этой великолепной картины зубчатые снежные вершины большого кавказского хребта. На этом месте назначен ночлег. Князь Аргутинский делает рекогносцировку к Гергебилю. Приходится спускаться по крутизнам, почти отвесным, тропинками, годными только для диких коз; я любуюсь крепостию и ловкостию местных лошадей, [9] которые лезут по горам, как кошки. После почти 2-х часового спуска мы остановились на горном выступе, откуда открывается аул; он занимает часть конусообразного холма, который замыкает огромную но узкую трещину, называемую Аймакинским ущельем. Вершина конуса составляет, по-видимому, самую укрепленную часть аула, который окружен стеною с башнями. При появлении нашем из верхнего укрепления последовал пушечный выстрел. Между аулом и Койсу, на протяжении, по-видимому, более версты опускаются террасами обширные и красивые сады; по ту сторону реки между слиянием обоих Койсу и мостом, ведущим к аулу Кикуны, возвышается огромная отвесная скала; вершина ее занята укрепленным неприятельским лагерем; самая недоступная часть скалы господствует над слиянием 2-х рек. Наконец, на горе, возвышающейся за этою скалою, виднеется неприятельская партия. По-видимому, [10] неприятель готовит нам приличную встречу. Около в часов мы начали обратный путь на гору, и когда. мы достигли вершины, солнце великолепно заходило за Гумбетовскими горами.

10 июня. Я назначен вести первый эшелон колонны; мы выступили около 5 1/2 час. утра; я вел в авангарде аварскую милицию, которой начальствует Али-хан; она считается самою надежною из всех милиций, будучи составлена из людей отважных, имеющих личную вражду против Шамиля. Спустившись по той же тропе, по которой мы вчера подымались, мы поворотили на право по течению ручья; ущелье до того тесное, что приходится подвигаться по одиночке; приводит нас к аулу Аймаки; он ныне пуст, быв оставлен жителями в 1846 г. после взятия его кн. Бебутовым. Отсюда берет свое начало теснина, идущая до Гергебиля; по своей дикой суровости, она представляет явление, [11] единственное в своем роде. Около селения сделан привал на несколько часов. От Аймаки опять начинается крутой подъем на гору, вершина которой в прямой линии отстоит только на малое число верст от места нашего ночлега, по другую сторону аймакинского ущелья. Вечером я назначен для расставления цепи вместе с дежурным по лагерю.

11 июня. Князь Аргутинский делает вторую рекогносцировку к Гергебилю, спустившись с горы: мы в этот раз приблизились гораздо более к аулу, так что гарнизон сделал несколько пушечных выстрелов по нас и одна граната разорвалась над нашими головами. При сильной жаре приходится часть пути делать пешком, что весьма утомительно. Около 5 часов по полудни колонна продолжает свое движение, оставив на этом месте отряд из 2-х баталионов с эскадроном драгун и милициями аварскою и мехтулинскою, под начальством барона [12] Фитингофа. Дорога идет хребтом гор, по богатым пастбищным местам, представляя великолепные виды во внутренность Дагестана; они постепенно расширяются в долине Казыкумухского Койсу. Уже смеркалось, когда мы прибыли на ночлег, несколько верст не доходя сел. Кутиши.

12 июня. Я опять назначен колонновожатым; мы выступили в 5 1/2 часов утра и спускаемся отлогими покатостями к дер. Кутиши; она известна блистательным делом, в котором, в 1846 г., князь Бебутов разбил Шамиля, атаковав его врасплох и обратив в бегство. Сделав привал, мы продолжаем движение по местности, гораздо более отлогой; издали виднеются некоторые селения Акушинского общества. После нескольких верст, мы вступаем в ущелье, которое постепенно опускается в ложе горной речки. Замечательны разбросанные в оном и на ближайших [13] покатостях большие отдельные камни сферической формы, похожие на огромные ядра. При выходе из этого ущелья в долину Койсу возвышается на крутой горе живописная крепостца Хаджал-Махинская, выстроенная в прошлом году. Между крепостью и рекою расстилаются богатые и обширные сады и видны развалины прежнего большого и богатого аула, разоренного Шамилем в 1846 году. Здесь мы застали отряд из одного баталиона Самурского полка с осадною и легкою артиллериею.

13 июня. Выступление около 5 часов утра; Минквиц оставляется для начальствования над двумя баталионами, прикрывающими артиллерию; мы двигаемся по правому берегу Койсу; с обоих сторон возвышаются голые горы; кроме некоторых незначительных подъемов и спусков дорога довольно ровная и удобная. Около 10 часов мы прибыли на позицию перед Гергебилем, уже занятую генералом [14] Бриммером ³; расстояние от Хаджал-Махи около 14 верст. Позицию эту составляет отвесная на три стороны, а в особенности к р. Койсу, возвышенность, которая соединяется посредством цепи холмов с горами, окаймляющими долину. У подошвы этой возвышенности расположен лагерь кубинской милиции, под начальством Джафар-Кули-Аги, и ахтинской — под начальством маиора Бучкиева. Мне поручается, совместно с капитаном генерального штаба Свечиным, расположить войска; два баталиона Апшеронского полка и один Дагестанского с инженерным парком помещаются у подошвы горы, остальная часть отряда на вершине ее, откуда раскрывается вся неприятельская позиция, укрепленный его лагерь и верхняя часть аула Гергебиль.

14 и 15 июня. В ожидании сопровождающего осадную артиллерию отряда, под начальством полковника Минквица, который [10] прибыл только 15-го, в эти два дня ничего не предпринимается.

16 июня. Я назначен в распоряжение генерала Бриммера, на которого возложено произвести усиленную рекогносцировку. В 2 часа утра выступает отряд, составленный из 4-х баталионов пехоты (Дагестанского полка — полковник Ассеев, князя Варшавского — маиор Войцеховский, Апшеронского — маиор Бергман, Самурского полка — маиор Пригара), 50 стрелков и ахтинской милиции при 2-х осадных, 2-х легких и 1 горном орудиях. По темноте ночи движение несколько затрудняется, но производится в порядке и без шума; дорога вообще удобна, исключая некоторых небольших перевалов, идущих перпендикулярно к реке Койсу. Последняя подобная возвышенность, на расстоянии не более 100 или 150 саж. от аула, весьма отвесная, походит на естественную огромную параллель и отделяется от замыкающих с правой стороны долину гор, [16] связываясь с ними небольшими отдельными холмами, которые тянутся до входа в Аймакинское ущелье. Налево отвесный скат этой возвышенности отстоит сажень на 200 от слияния обоих Койсу; из-за него выходит овраг, вероятно сухое ложе горного потока, который огибает с этой стороны сады, впереди голый, каменистый холм, возвышаясь посреди садов, фланкирует нижнюю стену аула, омываемую речкою, которая вытекает из Аймакинского ущелья, сия последняя, протекая перед аулом, отделяет его от описываемого холма. Возвышенность, которую мы заняли, имела большую важность для начатия осадных работ, и мы немало удивляемся, что неприятель предоставил ее нам без бою; ее занимали, по-видимому, только одни пикеты, которые обмениваются некоторыми ружейными выстрелами с нашею милициею. По занятии возвышенности нашею цепью, я, по приказанию генерала Бриммера, избрал позицию для [17] 2-х осадных орудий; с рассветом открыт из них огонь по аулу; действие его было удовлетворительно; но вскоре неприятель стал живо отвечать и выстрелы его участились, когда князь Аргутинский прибыл на позицию и расположил саперный парк у задней подошвы горы. Град 6 фунт. ядер н гранат посыпался и был направлен с большою меткостию; не задевая хребта, заряды ложились как раз у задней его подошвы, там, где место казалось более всего защищенным; несколько гранат упало перед группою офицеров и солдат, к счастию, без большого вреда: в моих глазах только один солдат ранен осколком гранаты в ляшку. Между тем генерал Бриммер отрядил 1 баталион для занятия оконечности садов у подошвы нашей позиции; при этом произошла довольно сильная перестрелка, во время которой ранены 1 офицер и 5 нижних чинов. Неприятель стал также обстреливать нас с укрепленного лагеря [18] на левом берегу реки и огонь его был довольно сильный. Между тем из нашего лагеря были вытребованы еще два осадные орудия. До 4 часов неприятель не переставал поддерживать свой огонь, от которого убито 3 и ранен 1 солдат; в 4 часа сильная гроза, продолжавшаяся до вечера, ослабила действие неприятельской артиллерии. Отряд на позиции подкрепляется 2-мя баталионами Грузинского гренадерского и Мингрельского полков; начальство над ними поручается полковнику Минквицу.

17 июня. Провели утро в лагере, любуясь издали действием нашей артиллерии; попытки привести к молчанию неприятельские орудия, действующие с другого берега Койсу, не увенчались успехом. Две мортиры, поставленные на позицию, производят порядочное опустошение в ауле. Неприятель установляет два орудия на горе по ту сторону Аймакинского ущелья и обстреливает оттуда наш правый фланг. Саперы окончили батарею на 4 осадные [19] орудия на вершине возвышенности и траншею во всю длину ее правой стороны. После обеда князь Мирский ⁴ и я отправляемся на позицию.

18 июня. Я назначен на позицию в распоряжение генерала Бриммера; в это время расположение войск было следующее: 1 баталион Грузинского гренадерского полка прикрывал на хребте или большой параллели 4 осадные орудия; 2 роты Мингрельского полка, под начальством Моллера ⁵, занимали гору, господствующую на правом фланге над выходом из Аймакинского ущелья, но они вслед затем заменены ахтинскою милициею и обращены в резерв; 2 другие роты того [20] же Мингрельского полка, примыкая к правому флангу Грузинского баталиона, прикрывали батарею № 2 из 4-х батарейных орудий и маленькую батарею № 3 на одно батарейное орудие, недавно устроенную; но еще невооруженную. Налево от главной позиции, на хребте, 1 баталион Апшеронского полка (маиор Бергман), занимал при входе в сады каменистый холм, прежде описанный, прикрывая правым своим флангом траншею, которая была вырыта в седловине от главной возвышенности, перпендикулярно к этому холму, 3-й баталион Дагестанского полка (маиор Сойманов) составлял оконечность левого фланга, прикрывая маленький редут, устроенный на конце той части садов, который примыкает к хребту; в прошлую ночь молодой офицер Апшеронского полка Михаели был убит тут при поверке секретов. Мортирная батарея занимала свое прежнее место в тылу главной позиции, и одно батарейное орудие Ермолова свое прежнее [21] место в тылу правого фланга, 2 легкие орудия, поставленные в позицию у начала сухого оврага, имели назначением отвечать на неприятельский огонь с левой стороны Койсу, хотя неприятель и продолжал еще обстреливать нас из укрепленного лагеря своего, но самый учащенный огонь производился из 2 орудий, которые наиб Муса Белоканский расположил на горе, господствующей над Гергебилем по правую сторону Аймакинского ущелья и откуда он весьма беспокоил наш правый фланг, посылая ядра и гранаты в саперный лагерь и около палатки генерала Бриммера. Саперы были преимущественно заняты устройством новой батареи в 4 батарейные орудия между батареями № 1 (капитан Прозоркович) и № 2 (штабс-капитан Неверовский). От 12 ч. до 3 ч. при сильной жаре было как бы обоюдное перемирие. В 3 ч. я сопровождал генерала Бриммера к батарее № 2, откуда открыт сильный огонь против правой оконечности [22] аула; сначала неприятель отвечал сильным ружейным огнем, впрочем, совершенно безвредным, ибо все пули ложились в туры и мешки. Г. Неверовский, хотя очень молодой, но замечательно хладнокровный офицер, чрезвычайно успешно направлял выстрелы из своих орудий — целые сакли в ауле разрушались. Между 5 и 6 часами вечера прибыли из лагеря еще 2 баталиона, 4-й Кабардинский (маиор Кириленко) и 4-й Дагестанский (полковник Ассеев); первый назначен в главный резерв, вместе с одною ротою Мингрельского полка для прикрытия 2 легких орудий, а второй мне поручено расположить для подкрепления левого фланга и для работ в траншеях. Вечером я обошел еще всю позицию и затем, отужинав у генерала Бриммера с Минквицем и Моллером, я отправился на ночлег в палатку капитана Корганова. Ночью меня разбудил шорох проходящей пехоты; поспешно выйдя, я увидел, что это был 4 [23] баталион Кабардинский, а далее застал уже генерала Бриммера и Минквица — было получено от полковника Грекулова, чрез присланного им офицера, сведение, будто бы неприятельская партия спускается с горы над Аймакинским ущельем; некоторое время мы провели в тревожном ожидании, но так как никто не показывался, то я был отправлен к полковнику Грекулову за сведениями — оказалось, что это была фальшивая тревога; увидев несколько человек на вершине горы, он принял их за неприятеля и я с трудом его убедил, что это люди из нашей ахтинской милиции.

19 июня. В 4 1/2 часа утра генерал Бриммер поручает мне увести с позиции баталионы Мингрельский и Грузинский гренадерский, которые должны возвратиться в лагерь,— они заменяются: Мингрельский — 2 ротами Кабардинского баталиона с 2 другими в резерве, а Грузинский — 4 баталионом Дагестанского полка, прежде [24] поставленный в садах. Исполнив это поручение, я, сменившись, с Свечиным возвратился в лагерь. Генерал Врангель принял на время командование на место генерала Бриммера. В этот день приехали к князю Барятинскому почетные лица из горцев кади Дукай, житель селения Андреевского, близ кр. Внезапной из главной квартиры князя Воронцова, и наиб Клитго, который только что выбежал от Шамиля н, не застав князя Барятинского в Хасав-Юрте, явился к нему сюда; это, по-видимому, человек умный, но ловкий и хитрый. После обеда подполковник Лагода ранен в левую руку пулею близ батареи № 1. Вечером — гроза. Прибыл в лагерь инженер-подполковник Свиридов для постройки моста.

20 июня. Я остался в лагере и посетил подполковника Лагоду, который очень страдает от раны своей. Потеря наша до настоящего времени состоит из одного офицера и 4 солдат убитыми и 2-х офицеров и 18 солдат ранеными. [25]

21 июня. Дежурным — на позиции; расположение войск не изменилось, саперы устраивают новую батарею па хребте. Неприятель продолжает сильный артиллерийский огонь, в особенности Муса Белоканский из 2-х своих орудий угощает гранатами и ядрами саперный лагерь; более 40 зарядов ложатся в лагерь и вокруг него. Пока мы обедаем у капитана Корганова — более 10 гранат разрываются вокруг его палатки; не привыкши еще к подобным угощениям, я, однако, остаюсь собою доволен, ибо успеваю совершенно скрыть неприятное впечатление, которое невольно ощущается. Вечером слышны песни в лагере Муссы Белоканского; говорят, что они предвещают недоброе; я назначаюсь расположить войска на ночное время.

22 июня. Посреди ночи капитан Корганов меня будит; мы слышим необыкновенный шум на горе, где расположена ахтинская милиция; крики неистовства [26] смешиваются с криками отчаяния и с стонами; все это перерываемое ружейною перестрелкою. Впечатление самое неприятное; ночь совершенно темная; полковник Кеслер ⁶, капитан Корганов и я, рассудив, что отправляться к генералу потребовало бы слишком много времени, ибо его палатка перенесена на самый хребет; наскоро собираем две роты сапер и одну роту Самурского полка (баталиона маиора Ракуссы) и направляемся к тропинке, которая ведет к позиции, занятой ахтинскою милициею: шум все усиливается, крики ругательства ясно доходят до нас, пули свистят около нас, слышно падение людей по скату горы. В тоже время мы слышим движение войск на гору по другой тропе, несколько правее нас — то была колонна под начальством полковника [27] Евдокимова ⁷ из 2-х баталионов: одного Мингрельского и одного Дагестанского. Колонна эта посылалась для соединения с отрядом Джафар-Кули, который находился на горе, оттуда она должна была спуститься к селению Аймаки и за тем, поднявшись опять на противоположную гору, атаковать позицию Муссы Белоканского и угрожать с тыла аулу. Не смотря на то, что капитан Корганов громким голосом увещевал милицию, чтобы она держалась, заметно было, что она бежала и, по-видимому, в рассыпную. Для предупреждения опасности, чтобы неприятель, заняв и укрепив возвышенность, господствующую над нашею позициею, мог начать с рассвета против нас убийственный ружейный огонь, и решился повести роту Самурскую на выручку милиции, но, к сожалению, никто не знал на верное [28] направления кратчайшей тропинки,— поэтому, приняв вправо, я пошел по другой тропе, более дальней, но лучше известной; остатки разбитой милиции начали встречаться с нами — люди, очевидно, были под влиянием панического страха; невозможно было их не только остановить, но даже убедить кого-либо служить проводником; тоже самое действие произведено было на цудахарскую милицию, хотя она была расположена у подошвы горы, и мне только с большим усилием удалось уговорить начальника ее, Али, чтобы он мне указал дорогу. Я решился продолжать путь без проводника с маиором Ракусою и его ротою; но на половине подъема мы догнали колонну полковника Евдокимова; узкая тропа загромоздилась вьючными лошадьми; не было возможности продолжать иначе, как тянуться до утра в хвосте этой колонны. Поневоле пришлось вернуться назад, оставив гору незанятою до утра. Я возвратился в лагерь только к [29] рассвету и отправился рапортовать к генералу Врангелю, которого застал на батарее. Сменившись с капитаном Свечиным, я мог возвратиться в лагерь, где рад был немного отдохнуть. В 10 часов вечера князь Барятинский отправляется на позицию, чтобы принять начальство над баталионами, расположенными в садах; перед отъездом его, к нему в палатку вошел маиор Кириленко; кто бы подумал, что мне приходилось видеть его в последний раз!

23 июня. В 5 часов утра я проснулся от треска сильной перестрелки и пушечных выстрелов, которые слышатся по направлению из садов; скоро я узнал, что там происходило очень жаркое дело, что маиор Кириленко ранен смертельно, а бедный Мирский — тяжело. Одевшись и приказав оседлать свою лошадь, я, при выходе из палатки, встречаю Мирского на носилках — он был очень бледен и с трудом дышал: пуля прошла на сквозь [30] грудь, ниже правого сосца. Спеша на дежурство, и только успел распорядиться, чтобы моя кровать была приготовлена для Мирского и сбегать к доктору Гольмблату, чтобы его привести; он меня несколько успокоил относительно опасности раны. Дорогою на позицию я встречаю многих раненых, которых несли в лагерь; узнаю, что капитан Старосельский смертельно ранен, и что бедный Кириленко уже скончался. Сколько грустных впечатлений! Я застал Свечина на правом фланге позиции и, сменив его, отправился в сады. В траншее я застал генерала Бриммера за утренним чаем; я сопровождаю его на место сражения, которое еще продолжалось. Обойдя передовой каменный холм, мы достигли левого берега оврага, в котором течет речка, выходящая из Аймакинского ущелья; он был занят частью Дагестанского баталиона (Сойманова) и 3-м баталионом Кабардинским; по ту сторону оврага терраса садов направо была [31] занята нашей цепью,— князь Барятинский находился там с 3-мя ротами 4 баталиона Кабардинского и, кажется, 2-мя ротами 3-го. Перестрелка была очень сильная, пули свистали около нас и от времени до времени долетали ядра из аула и из укрепленного лагеря. Генерал Бриммер приказал навести орудие для прикрытия левого фланга князя Барятинского и стрелять картечью в лес, из которого неприятель производил ружейный огонь. Вскоре прибыл князь Барятинский; генерал приказал ему отвести войска за овраг; хотя князь убедительно просил дозволения не оставлять ту сторону оврага, на которой им уже были устроены завалы; но генерал повторил положительное приказание, которое, как я впоследствии узнал, было перед тем уже несколько раз посылаемо. Отступление совершилось в отличном порядке и без потери, благодаря тому, что наше орудие беспрерывно обстреливало лес картечью. Вот как до того [32] происходило дело это: перед рассветом князь Барятинский получил от генерала Бриммера приказание двинуть вперед левое крыло передовой позиции; когда войска с рассветом дошли до оврага, приказано было перейти его и занять противоположный берег; это было немедленно исполнено, хотя крутые скаты террас представляли значительное затруднение для спуска и подъема; войска еще не успели перейти па тот берег, когда густые массы неприятеля появились, направляясь из садов прямо на встречу нашим, и открыли усиленную перестрелку; маиор Кириленко, неосторожно выдвинувшись, был тотчас смертельно ранен; несколько позже капитан Старосельский испытал ту же участь; одновременно из аула и из укрепленного лагеря открыт перекрестный артиллерийский огонь. Князь потребовал подкрепления, но вместо оного ему приказано было отступить; на ответ его, что это невозможно без большой потери, к [33] нему посланы 2 роты 3-го баталиона его полка; неприятель усиливал свой натиск, бросаясь в шашки — он был отбиваем штыками; генерал вторично послал приказание отступить — князь Барятинский вновь донес о невозможности, прося подкрепления; ему посланы две роты 3 Дагестанского баталиона (Сойманова), который перешел овраг влево. Между тем неприятель возобновлял с разных сторон свои атаки холодным оружием ⁸; он с остервенением шел в рукопашный бой, но всегда был встречаем нашими штыками. Рассказывали мне, что в это время один наездник на сером коне — вероятно неприятельский начальник, впереди всех бросился на солдат наших — и буквально был поднят на штыки. Последовало новое приказание генерала отступать и новый отказ князя Барятинского — ему послана в подкрепление гренадерская рота Дагестанского баталиона: [34] она в этот день соперничала храбростию с кабардинцами. Тогда князь приказал левому своему флангу, где была Дагестанская рота, сделать внезапное движение вперед в штыки, неприятель был опрокинут и обратился в бегство; преследуемый неотступно, он пришел в такое смятение, что потерял два значка и оставил несколько тел в садах. К сожалению, при недостаточности сил, которыми располагал князь Барятинский, он не мог преследовать своего успеха: приказание отступать было, наконец, как выше сказано, исполнено, а результатом этого дела было окончательное занятие садов до оврага. В это время колонна полковника Евдокимова показалась на горе; остальная часть дня прошла спокойно.

24 июня. С утра делаются приготовления к усиленному движению для занятия садов, дабы вступить в сношение с полковником Евдокимовым и тем обложить со всех сторон аул. Князь Аргутинский [35] принял лично начальство над действующим в этот день отрядом. В Авангарде полковник князь Орбелиани ⁹ повел 2-й баталион командуемого им Апшеронского полка (маиор Бергман) и баталион Грузинского гренадерского полка (князь Чавчавадзе). Вторая линия под начальством князя Барятинского состояла из 3 и 4 баталионов Кабардинского полка и 3-го баталиона Ширванского графа Паскевича-Эриванского (маиор Пирогов) при трех горных орудиях и ракетной команде. Весь отряд, назначенный для действия, собрался на левом берегу оврага; неприятель открыл усиленный артиллерийский огонь. После некоторого ожидания, пока полковник Евдокимов занял окончательно свою позицию, князь Орбелиани, перейдя овраг, направился к подошве горы, занятой полковником Евдокимовым. Колонна князя [36] Барятинского, при которой я назначен был состоять, составляя резерв, остановилась в ложе оврага, прикрывал инженерные работы, которые состояли в проложении дороги и в устройстве редута на правом берегу для защиты перехода через овраг. Около 5 часов по полудни сообщение с полковником Евдокимовым было установлено и началось отступление, во время которого неприятель вновь усиленно действовал из своих орудий. Маиор Бергман оставлен с своим баталионом для занятия редута.

25 июня. Я дежурный по отряду. Полковник Минквиц производит движение в сады с целью разработки дороги от нашей позиции к месту расположения отряда полковника Евдокимова. В это время князь Аргутинский отправился для осмотра этой новой позиции; на обратном пути лошадь под ним ранена ядром, но, ко всеобщему удивлению, она осталась живою. Усиленное действие нашей артиллерии прикрывает [37] наше отступление. Вечером генерал Бриммер заболел, а полковнику Минквицу поручено принять вместо его командование на позиции.

26 июня. Я назначен для распределения войск на работы в садах; полковник князь Орбелиани командует колонною, два новые редута воздвигаются.

27 июня. Я остаюсь в лагере.

28 июня. Около 5 часов я отправляюсь на позицию для дежурства. Все три редута уже заняты войсками, каждый одним баталионом; 200 стрелков назначены для очистки садов от неприятеля в ночное время; баталионы 3 Кабардинский, Самурский (маиор Ракуса) и 3 Апшеронский занимают прежние свои позиции; из последнего 250 человек отряжаются для устройства брешь-батареи против аула на берегу оврага, отделяющего хребет, на котором главная наша позиция от каменистого холма. С наступлением ночи работа начинается; я нахожусь при князе [38] Орбелиани, который ею руководит, приступ к работе очень успешен, трас проведен, туры поставлены; наконец, шум инструментов на каменистом грунте обращает на себя внимание неприятеля, который открывает по этому направлению сильный ружейный огонь — к счастию, он безвреден. Не смотря на то, что к ружейным выстрелам присоединяются от времени до времени гранаты и картечь, у нас только один солдат ранен и один контужен. Маиор Вунш получает также легкую контузию. Работа продолжается безостановочно до 3 часов утра, когда начинает рассветать.

29 июня. После только 2-х часового отдыха я возвращаюсь пешком в лагерь, куда вскоре приносят Моллера, который заболел воспалением легких.

30 июня. Я остаюсь в лагере. Мирскому и Моллеру лучше.

1 июля. Я состою дежурным при генерале Врангеле; в садах продолжаются [39] работы новой батареи. По случаю высокоторжественного дня рождения Государыни Императрицы, в лагере совершается благодарственное молебствие при 101 пушечном выстреле; в числе их 35 бомб, пущенных в аул, приглашают неприятеля к участвованию в празднестве. Ночь проходит спокойно.

2 июля. Сообщенные через лазутчиков сведения определяют потерю неприятеля 23 июня убитыми от 130 до 140 человек, из этого числа в одном отряде Хаджи-Мурата, который занимает укрепленный лагерь, убитых 60, он сам ранен в руку и под ним ранена лошадь; наездник на сером коне, о котором было говорено, оказался наиб Мустал-Али; всего с ранеными потеря неприятеля должна доходить до 400 человек.

3 июля. День отдыха.

4 июля. Дежурным при князе Барятинском; мы отправляемся на позицию в 6 часов утра; работы сапой идут [40] успешно; проводят другую параллель, которая, начинаясь у новой брешь-батареи, проходит около подошвы нашего главного хребта и соединяется с крытою двойною сапою, направленною прямо к башне аула, в которую проведена вода; капитан Кауфман ¹⁰ ведет эти работы; день очень жаркий. Неприятель пускает несколько гранат в саперный лагерь. С нашей стороны бомбы весьма удачно направляются в аул; одна из них попадает прямо в башню, в которой помещено водохранилище.

5 июля. День отдыха; жара утомительная; после обеда я занимаюсь снятием видов.

6 июля. Ранее 4 часов утра меня будит сильнейшая канонада; это вся наша артиллерия, которая открыла общий огонь по аулу; мортиры не отстают. Я поспешил на гору близ лагеря, чтобы [41] полюбоваться этим зрелищем. Отправясь на позицию, я удивился успехам сапных работ капитана Кауфмана. Благодаря перекрестному огню брешь-батареи и 2 орудий капитана Кривцова, башня, в которой резервуар воды, совершенно разрушена, а равно и две соседние ей башни, первая, развалившись, запрудила водопровод, а стена, которая служила плотиной для направления воды в башню, также повреждена и вода уходит в речку. Это блистательный результат, ибо лишение неприятеля воды в ауле заставляет его для снабжения себя оною выходить на несколько саженей под наш картечный и ружейный огонь. После полуденного отдыха, с 3 часов батареи наши возобновляют разрушительный огонь, бомбы безостановочно падают в аул. По возвращении в лагерь, в 10 часов вечера, мы слышим сильный ружейный огонь в садах, сопровождаемый пушечными выстрелами; более часа огонь продолжается с одинаковою [42] силою и затем вдруг прекращается совершенно; мы никак не можем себе объяснить, что это значит и ожидаем завтрашнего дня для разъяснения этой загадки.

7 июля. В 3 часа утра Козенцов ¹¹ будит меня с радостным известием, что Гергебиль в наших руках! С трудом мне это верится; но вскоре я узнаю, что вечерняя перестрелка была ничто иное, как вылазка неприятеля из аула, чтобы открыть себе дорогу; уходившие направились в сады и в Аймакинское ущелье, проходя под огнем наших редутов и батарей. Благодарение Богу, великая цель достигнута! Поспешно одевшись, я иду разделять со всеми мою радость и удивляюсь хладнокровию многих; вот уже преувеличенная философия! Минквиц и я отправляемся вместе на позицию, где мы оба дежурные. Здесь все в движении; отдельные [43] части из разных баталионов направляются к входу в аул по закрытой сапе; тут мы застаем князя Барятинского и радостно поздравляем его и всех, которых встречаем. С усилием взлезаем по крутому скату, на котором расположены в ауле сакли: оне нагромождены одна над другою без всяких улиц; нужно из одной сакли переходить в другую. Ни одна из них не уцелела от бомб и гранат. Так вот этот грозный аул! Действительно, грозный, ибо брать его приступом не было бы никакой возможности; это такой лабиринт, в котором трудно найтись, даже когда неприятеля в нем нет. С трудом мы достигаем вершины этого ската, отсюда огонь неприятельский был всегда сильнейший; тут мы находим большой ров или траншею, в которой неприятель, совершенно прикрытый, мог переводить свое орудие безопасно с одного места на другое. На самом возвышенном месте этого хребта устроено нечто [44] в роде батареи из туров, — и тут же найдены закопанными две медные пушки — мортира и гаубица; здесь же рядом был склад зарядов, которых найдено еще достаточное количество. Мы спустились, по другой стороне аула, по направлению к садам. В это время неприятель из укрепленного лагеря произвел несколько пушечных выстрелов. Минквиц поручает мне расположить войска в садах и поверить всю позицию. Исполнив это приказание и возвратясь в саперный лагерь, я узнал, что в садах найдено еще одно неприятельское орудие. По ту сторону Койсу заметно большое движение в лагере и видно, что неприятель усиленно там укрепляется; далее длинная вереница людей направляется к аулу Кикуны.

По возвращении в лагерь я, к большой моей радости, узнаю, что я отправляюсь курьером к главнокомандующему с известием о взятии аула, и что должен выехать через несколько часов. [45] Князь Аргутинский, потребовав меня к себе, поручает мне словесно доложить от его имени князю Воронцову, что он не намеревается атаковать укрепленный лагерь, полагая, что неприятель сам его бросит; что он займется окончательным разрушением аула и уничтожением по возможности садов; наконец, что по его мнению не следовало бы воздвигать укрепление в Гергебиле, но ограничиться усилением позиции аула Аймаки.

Около 5 часов по полудни я отправился в путь и, проезжая через саперный лагерь, мог еще простится с добрым Минквицом и со всеми прекрасными инженерными и саперными офицерами, а также любезными товарищами, о которых увожу самое отрадное воспоминание.

___________

Далее из дневника видно, что 10 июля барон Л. П. Николаи прибыл в лагерь главнокомандующего при крепости Воздвиженской; в тот же день князь Воронцов [46] отправил его со всеподданнейшим донесением к Государю Императору, а 20 июля барон Николаи имел счастие в Петергофе представить донесение главнокомандующего в Бозе почившему Императору Николаю I, и того же числа удостоен чести быть назначенным флигель-адъютантом к Его Императорскому Величеству.

Перепечатано из № 42 газеты "Кавказ".

Комментарии

1. Князь Александр Иванович Барятинский — генерал-фельдмаршал, тогда полковник, флигель-адъютант, командир кабардинского полка.

2. Барон Карл Карлович Врангель — ныне генерал-от-инфантерии, член военного совета.

3. Эдуард Владимирович Бриммер — ныне генерал-от-артиллерии.

4. Князь Дмитрий Иванович Святополк-Мирский ныне генерал-адъютант, помощник главнокомандующего кавказскою армиею, был тогда в чине подпоручика и состоял при Кабардинском полку жалонерным офицером.

5. Эдуард Антонович Моллер ныне начальник 1-ой гренадерской дивизии.

6. Эдуард Федорович Кеслер — генерал-лейтенант.

7. Граф Николай Иванович Евдокимов — ныне генерал-адъютант, генерал-от-инфантерии — был в то время командиром Дагестанского полка.

8. Князь Аргутинский полагает, что неприятельские силы были не менее 3,000 человек.

9. Князь Григорий Дмитриевич Орбелиани ныне генерал-адъютант, член государственного совета, был тогда командиром Апшеронского полка.

10. Константин Петрович фон-Кауфман — ныне генерал-адъютант, туркестанский генерал-губернатор.

11. Капитан Козенцов — тогда полковой адъютант Кабардинского полка, впоследствии убитый.

Текст воспроизведен по изданию: Кавказская старина. (Материалы для истории Кавказской войны). Выписки из дневника генерал-адъютанта барона Леонтия Павловича Николаи. Вып. 1. Тифлис. 1872