МУРАВЬЕВ Н. Н.

ВОЙНА ЗА КАВКАЗОМ В 1855 ГОДУ

Вступление. Военные действия происходившие в течении лета 1855-го г. на Черноморских берегах Мингрелии и Гурии, были маловажны. Действия сии ограничивались небольшими стычками между турками и нашими передовыми войсками, преимущественно милиционерами, и подробно описаны в предшествующих главах, где оне показаны в том порядке, как о них получались известия. В первой главе изложены взгляд на театр войны в Мингрелии и Гурии и начертанный тогда план кампании в долине Риона, на случай если бы неприятель высадился в больших силах на наших берегах; там же показано расположение наших отрядов, силы их и упомянуто о происходивших весною волнениях в Мингрелии. По сим причинам, здесь не повторяются все сии сведения, с коими читатель уже ознакомился.

Вторжение неприятеля в больших силах со стороны моря, ожидалось в течении всего лета; но войска его стали показываться только в начале Сентября месяца. С целью [252] освободить Карс, Омер-Паша высадил их в Сухум-Кале — самый отдаленный пункт от главного театра военных действий. В настоящей главе изложены будут, как военные действия этого запоздалого пособия, так и меры предпринятые нами для отражения оного; по сему настоящее описание начинается только со времени высадки, и оканчивается отплытием Омер-Паши. Но до высадки турецкой армии, коей появление на наших берегах было вызвано успехами нашими в Малой Азин, происходили между правительствами союзников и их главнокомандующими многие совещания и прения, как об избрании лучшего направления для десанта, так и о составе сего вспомогательного для Анатолийской армии войска. Рассказ о сих совещаниях и действиях, замечательный по их медленности и продолжительности, предшествует начертанному здесь походу, и потому изложение их составит предмет первого отдела настоящей главы ¹¹⁰.

Требование Виллиамса. Еще в Марте и Апреле месяцах, Виллиамс жаловался английскому правительству на беспечность Порты, которая не смотря на очевидные приготовления русских к наступательному движению, не заботилась ни о снабжении, ни об усилении Анатолийской армии. По соображениям Внллиамса, Анатолийская армия, в тогдашнем ее составе, не была в силах охранять обширные границы турецких владений в Малой Азии; он находил, что армию сию надобно было подкрепить по крайней мере 15,000-ми пехоты, 3,000-мя кавалерии и 2,000 артиллеристов, и что при таком только усилении можно было иметь некоторые надежды на успех при встрече с русскими; но Порта мало обращала внимания на эти жалобы и требования, слабо поддерживаемые английским правительством и посланником. Ссылаясь на невозможность отделить какую бы то ни было часть войска от Дунайской или Крымской армии, Порта [253] ограничивалась перепискою с главнокомандующими в Крыму, или же составлением проектов, которых даже не пыталась приводить в исполнение, как на пример, проект набора 6,000 чел. из армян-христиан в Малой Азии. Таким образом, до Июня месяца, не было принимаемо никаких мер к усилению Анатолийской армии.

Предположения для усиления Анатолийской армии. Наконец, когда в половине Июня, получено было в Константинополе известие о сосредоточивании около Александрополя русского войска, коего силы полагали в 36,000 человек, и об ожидаемом движении оного к Карсу — Порта и английский посланник, впервые обратили надлежащее внимание на положение дел в Малой Азин, и стали изыскивать средства, чтобы остановить движение русских или противупоставить им препятствия. Доставка в Эрзрум предметов нужных для карского гарнизона, была усилена. Для подкрепления самой армии, на первых порах предположено было немедленно присоединить к ней 5,000 человек из Батума, два баталиона из Галеба (посланные против Эздешир-Бея) и кавалерийский полк, расположенный в Сивасе. Потом решено было присоединить всю Батумскую армию (15,000) к Карской, и сухопутное это усиление войск, поддержать крейсированием нескольких судов у Черноморских берегов. Но все это осталось без исполнения, потому что внимание Порты вскоре сосредоточилось на более обширном плане — экспедицию в Редут-Кале, как на вернейший по ее мнению способ выручить Анатолийскую армию из затруднительного ее положения.

План экспедиции в Редут-Кале. План диверсии из Редут-Кале в Грузию, с целью отвлечь тем русские войска от Карса, возник собственно в Порте, в первый раз был изложен на совещании 16-го Июня ¹¹¹, происходившем между великим визирем, сераскиром, Фуад-Пашою и лордом Стратфордом. Известно уже было, что Карс обложен; знали, что сообщения его с Эрзрумом прерваны, и что продовольствия в городе было не более, как на три месяца. По этому, всеми присутствовавшими на совещании [254] было единодушно признано, что крайнее положение Анатолийской армии требует скорой помощи, хотя бы то сопряжено было с рисками и пожертвованиями. Для сего представлялось три способа:

1. Отправить подкрепления через Трапезунт и Эрзрум,— что отвергалось Портою на следующих основаниях: по крайне дурному состоянию дорог, высадное войско не могло иначе выступать из Трапезунта и переходить через горы, как малыми отрядами, которые не были бы в состоянии, ни освободить Карс, ни защищать Эрзрум; для выручки Карса, необходимо было держать войско в совокупности, дабы оно числительностию своею по крайней мере равнялось силам осаждающей армии. Но для достижения сего, двигаясь из Трапезунта в Эрзрум небольшими частями, потребовалось бы более трех месяцев, и едва ли мог бы еще в это время совершиться переход высадного войска в полном его составе; между тем русские войска успели бы занять Эрзрум и все главные пути ведущие в Царьград.

2. Высадить войско в Редут-Кале, и укрепившись в нем, угрожать тылу осаждавшей армии и сообщениям ее с Грузиею. Но и это признано неудобоисполнимым, по причине смертоносного климата на Мингрельских берегах, от чего, в короткое время погибло бы высаженное войско.

3. В третьем способе, а именно: в немедленном движении высаженного в Редут-Кале войска через Кутаис в Грузию, Порта видела единственную возможность, подать действительную помощь Карсу, а вместе с тем достигнуть и главной цели войны, в чем она успела убедить и склонить на свою сторону английского посланника, лорда Стратфорда.

Главные затруднения для исполнения этого плана состояли: во-первых, в составлении экспедиционного корпуса; во-вторых, в доставлении оного на Мингрельский берег и в-третьих, в снабжении десанта средствами продовольствия и сухопутным транспортом. При рассмотрении сих вопросов представлялось следующее: [255]

1. По трактату, заключенному с британским правительством, Порта, между прочим, обязалась поставить 20,000 человек пехоты, которые, обучившись под начальством английских офицеров, должны были поступить в состав английской армии и в полное распоряжение английского начальства, под названием турецкого контингента. Первая его половина, в числе 10,000 т. человек, уже собранная, обучалась под начальством ген. Вивиана в лагере под Буюк-Дере, близ Константинополя. Вторая половина должна была в свое время поступить из Булгарской армии.

Не имея в распоряжении своем свободных войск, Порта предложила для составления экспедиционного корпуса взять контингент ген. Вивиана, присоединив к нему и

Всего тридцать девять тысяч человек пехоты и четыре тысячи шесть сот человек кавалерии.

2. Для перевезения в Редут-Кале экспедиционной армии с артиллериею, кавалериею, амунициею и месячным продовольствием, требовалось 20 кораблей и до 300 транспортных судов, могущих поднять груза до 6,000 тонн.

3. Снабжение экспедиционной армии продовольствием и вьючными лошадьми, в числе 9,000 потребовало бы, по расчету турецкого генерал-квартирмейстера и комиссариатского управления, не менее трех месяцев, так что по прибытии армии, даже без промедления, в Кутаис, она не могла бы двинуться в Грузию ранее конца Сентября. [256]

Изменение плана экспедиции в Редут-Кале. Трудность, а может быть и невозможность удовлетворения по двум последним предметам, была причиною некоторого изменения в плане. Вместо единовременной высадки целой армии, предложено было перевозить ее по частям, начав с контингента ген. Вивиана, к которому в Редут-Кале должен был присоединиться 12-ти тысячный Батумский гарнизон. Составленный таким образом отряд, немедленно двинулся бы к Кутаису, между тем как транспортные суда, перевозили бы остальные части войска в Редут Кале, где инженеры с помощию туземных рабочих, должны были устроить укрепленный лагерь. Начальство над всею экспедицией, предложено было возложить на ген. Вивиана.

Возражения английского правительства. Но, ни первый план, ни его видоизменение не были одобрены английским правительством, не смотря на старания Стратфорда, представить их в самом выгодном свете. Не доверяя административной распорядительности турецких властей, британское правительство считало безрассудным, перебросить 40 тысяч человек в страну неизвестную, зловредную по ее климату, среди племен вероятно враждебных, без достаточного обеспечения продовольствием, без сухопутного транспорта и без сообщений с основным пунктом действий. Равно безрассудною находило оно и мысль, проттвупоставить устроенному русскому войску, силы наскоро собранные из разных мест, худо обученные и не знающие дисциплины. Оно полагало, что по всем вероятиям, половина сего войска надет жертвою болезней между Редут-Кале н Кутаисом, остальная же часть будет разбита русскими между Кутаисом и Тифлисом. Не более того одобрялся и самый план диверсии. Английское правительство находило, что посылая подкрепления, благоразумнее было направлять их к тылу турецкой, чем русской армии, и оно настаивало на том, чтобы все силы, какие ни будут собраны, отправлялись бы на Трапезунт и Эрзрум. Генералу же Вивиану было подтверждено от лорда Панмюра ¹¹², ограждать честь британского оружия, и не срамить достоинства [257] оного, участием в проектах Порты, которые он называл дикими и необдуманными.

Порта продолжает приготовления. Хотя несогласие английского правительства, отчасти и поражало деятельность Порты в приготовлениях к экспедиции, но не прекратило их совершенно. Послан был приказ в Болгарскую армию о содержании в готовности к походу 15,000 человек, заготовлялись оружие, продовольствие, вьючные лошади и транспортные суда. Порта, поддерживаемая лордом Стратфордом, не теряла надежды склонить на свою сторону английское правительство, коего согласие было необходимо для употребления в дело контингента н кавалерийского отряда Битсона.

Предложение Омер-Паши. Между тем, план экспедиции сообщен был на рассмотрение Омер-Паши, которому критическое положение дел в Малой Азии, доставляло возможность выйти из второстепенного и мало лестного положения его в Крыму. Вместо изложения своего мнения, он предложил себя лично в начальники предполагаемой экспедиции, почему и план ее вновь изменился. ¹¹³

Мысль подобной экспедиции возникла у Омер-Паши ранее, вследствие известий полученных из Карса и сообщенных ему главнокомандующим английской армии в Крыму, лордом Рагланом. В ноте от 25-го Июня /7-го Июля к г. Симпсону, турецкий главнокомандующий объяснял важное значение Карса от коего зависело, по его мнению, сохранение Эрзрума и большей части Малой Азии, причем он предложил чтобы из 60-ти тысячной турецкой армии, находившейся в бездействии под Севастополем, в Евпатории и Керчи, отделить 25,000 человек пехоты, 3,000 кавалерии, с достаточным количеством артиллерии, н с этими силами, под его, Омер-Паши начальством, сделать высадку на один из пунктов Кавказского берега. Для обсуждения этой мысли, он желал совещаться с союзными главнокомандующими, которые однакоже от сего [258] тогда уклонились. Получив составленные по сему предмету в Константинополе предположения, Омер-Паша с большим увлечением, снова обратился к своему проекту и настоятельно требовал свидания с главнокомандующими союзников. Он передал генералам Пелисье и Симпсону, что порта, уведомляя его о беззащитном положении всей Малой Азин даже до Константинополя, просила его не теряя времени, изыскать и привести в исполнение средства к отвращению великой опасности, грозящей Турции, а следовательно и общему делу союзников.

Омер-Паша ближе выразил свой взгляд на положение дел в ноте от 30-го Июня /12-го Июля к ген. Симпсону: план, составленный Портою с согласия лорда Стратфорда и ген. Вивиана, им не одобрялся. Турецкий контингент, в котором английские офицеры еще не свыклись ни с людьми, ни с языком, не мог по его мнению, с пользою быть употреблен в предполагаемую экспедицию. Напротив того, он, называя себя, выставлял, что по доверию к нему турок, и по известности его в Азии, где совершил несколько кампаний, ему легче и вернее будет приобрести расположение иноземцев и помощь от туземных жителей, коих участие считал весьма важным для добывания продовольствия и получения сведений о неприятеле. По этому он полагал за лучшее, не касаясь контингента, взять на себя предполагаемую экспедицию, и совершить ее с помощию одних турецких войск, находившихся в Крыму. Угрожая сообщениям русской армии с Грузиею, Омер-Паша полагал прежде всего принудить ее к отступлению от Карса, после чего зима приостановила бы военные действия, так что до весны 1856-го года осталось бы довольно времени для сформирования в Азии армии достаточной на защиту турецких владений, в чем он надеялся успеть личным своим влиянием и знанием страны.

Совещание 2-го Июля. На совещании 2/14-го Июля, происходившем в главной квартире французского главнокомандующего, в присутствии самого Пелисье, равно как генералов Симпсона, Омер-Паши, Ла-Мармара, Мартенпре (Martinprey) и адмиралов Лайонс (Lyons), [259] Брюа и Стюарт, Омер-Паша, изложив свой взгляд, заключил мнением, что если желают остановить успехи русского оружия, то не должно терять времени, и что его армия есть единственная, а он единственный турецкий генерал, которые с успехом могут противустать русским в Азии. С другой стороны, не предвидя под Севастополем действий при которых потребовалось бы участие турецкого войска, он не видел и причин могущих препятствовать исполнению его предложения. ¹¹⁴

Но доводы Омер-Паши, остались тщетными. Никто из присутствовавших не убедился в необходимости удаления его с частью войска из Крыма, и совещание кончилось без результата. Не довольствуясь сим, Омер-Паша в сопровождении подполковника Симмонса, который вел от его имени переписку по сему предмету со всеми властями, уехал в Константинополь для личных переговоров с Портою.

На одном с ним корабле, отправился в Константинополь и подполковник Сюло (Suleau), под предлогом болезни, собственно же, с тайным поручением от гг. Пелисье и Симпсона к французскому и английскому посланникам. В письме, врученном им лорду Стратфорду от ген. Симпсона, сей последний, извещая его о происшедшем, просил употребить все свое влияние, чтобы и в Порте доставить перевес мнению главнокомандующих союзных войск над мнением Омер-Паши.

Омер-Паша в Константинополе. Не смотря на столь сильное по-видимому сопротивление, не смотря даже на то, что неожиданное прибытие (5/17-го июля) Омер-Паши, произвело на первую минуту в самой Порте неудовольствие, он скоро поладил с высшими властями и был не только милостиво принят, но и награжден Султаном. Планы его встретили здесь гораздо более сочувствия, чем в лагере [260] под Севастополем. Он с настойчивостию выразил мысль свою, что никакая попытка чрез Трапезунт и Эрзрум не будет и не может быть удачна. Не говоря уже о потере времени и трудностях перехода, он, ни по каким военным соображениям, не мог надеяться на успех при встрече с русской армиею на пути ее от Карса к Эрзруму. Напротив того, заняв быстрым движением Кутаис и овладев Сурамом (Souron-Pass), ключом пути ведущего к Тифлису, он мог бы, смотря по обстоятельствам, идти к Тифлису или через Ахалцых на соединение с Анатолийскою армиею, если бы Карс устоял до того времени. По собранным им сведениям, между Тифлисом н Редут-Кале находилось всего около 15,000 русского войска — обстоятельство служащее по мнению его доказательством, что русский главнокомандующий не полагал союзников в силах напасть на него с этой стороны. По сим причинам Омер-Паша находил, что успеха ожидать можно было только от экспедиции через Редут-Кале. Для устранения же возражений как английского правительства, не соглашавшегося на преждевременное употребление в дело турецкого контингента, так и крымских главнокомандующих, не соглашавшихся на ослабление Крымской союзной армии, Омер-Паша предложил: вместо войск, которые будут взяты из Крыма для экспедиции, отправить в Крым же контингент ген. Вивиана, при чем он представлял, что в стенах Евпатории или Балаклавы, контингент не подвергаясь преждевременно чрезмерным тягостям полевой службы, мог бы продолжать формирование свое, с равным, если не с большим успехом, чем в Турции.

В лорде Стратфорде, Омер-Паша не нашел противника, но напротив того встретил в нем сильного помощника и заступника пред английским правительством; вероятно от того, что план его в сущности мало отличался от прежних, в составлении коих участвовал и сам британский посол.

Согласие английского правительства. Уступая сим представлениям, английское правительство, высоко ценившее военные достоинства Омер-Паши, и по-видимому, еще более заботившееся о контингенте, согласилось [261] на диверсию из Редут-Кале, которую положили совершить без участия в ней контингента, равно и на перемещение контингента в Крым: оно обратилось даже к французскому правительству с убеждениями, не препятствовать Порте воспользоваться способностями Омер-Паши там, где оне наиболее нужны и обещают успеха. Переписка по сему предмету продолжалась довольно долго, и согласие обоих правительств было сообщено Порте и Омер-Паше не ранее 23-го июля /4-го августа, вместе с приказанием г. Вивиану изготовиться к отправлению с контингентом в Евпаторию.

Опасение за участь Карса. В продолжении этого времени, вести приходившие из Карса, становились все тревожнее. Блокада с каждым днем более стеснялась. Все запасы в окрестностях были истреблены. В крепости провиант истощался, и хотя Виллиамс не писал об этом, опасаясь чтобы депеши его не были перехвачены, но адъютант сераскира, оставивший Карс в последних числах Июля, привез изустное донесение, что продовольствия в нем оставалось не более, как на пять недель. Следовало ожидать, что гарнизон будет вынужден к сдаче голодом, если быстрые и сильные меры не будут приняты к его освобождению. Омер-Паша в ноте от 4/16-го августа к лорду Кларендону, уже выражал неуверенность свою в том, чтобы предпринимаемая им экспедиция могла предупредить падение Карса; но он во всяком случае надеялся движением своим в Грузию, помешать утверждению русских в Эрзрумской области.

Новые несогласия. Между тем как при таком положении дел, быстрота в исполнении была главным условием успеха, новая и продолжительная переписка завязалась о том, какие именно части из крымской турецкой армии, должны войти в состав экспедиционного корпуса. Лучшие находились в Балаклаве и в Керчи; в Евпатории же был расположен корпус составленный из смешанных египетских, арабских и турецких войск, без достаточных средств к движению. Омер-Паша конечно желал иметь у себя войска из Балаклавы и Керчи; [262] но правительства, особенно же главнокомандующие на то не соглашались.

Справедливость требования Омер-Паши была очевидна. Предпринимая экспедицию в неприятельскую страну и ожидая, в случае преждевременного падения Карса, встречи с осаждавшею армиею, он должен был иметь под своим начальством войско испытанное, послушное н привыкшее к лишениям. В противном случае он вовсе отказывался от экспедиции. Лорд Стратфорд всеми силами старался устранить это новое препятствие, и убедительно представлял своему правительству, что согласившись однажды на экспедицию, оно не должно было лишать Омер-Пашу средств к совершению ее лучшим, по возможности, образом. Порта с своей стороны объявила, что сделав все от нее зависевшее для спасения Карса, она отныне слагала с себя всякую ответственность, в случае падения сей крепости. Ожидание этого последнего события было столь сильно, что Омер-Паша уже колебался на счет пункта высадки, и решился, не определяя его заранее, руководствоваться в этом отношении дальнейшими событиями и движениями русской армии. Он опасался также, чтобы падение Карса не повлекло за собою беспорядков и побегов в Румилийской армии его, набранной преимущественно из жителей Малой Азии, которые в таком случае могли страшиться за участь своих семейств и имуществ, лишенных защиты.

Приготовления. Чтобы не оставаться в совершенном бездействии при ожидании ответа от английского и французского правительств, Порта 11/23-го августа отправила в Варну и Сизополь 5-ть кораблей и 12-ть пароходов, которые могли поднять в один раз до 16,400 человек пехоты или же 3,420 лошадей. Три батареи со всеми снарядами, принадлежностями и лошадьми, были посажены на корабли; остальные суда забрали вьючных лошадей, сколько могли. Все они должны были выгрузиться в Батуме, и возвратившись, перевозить пехоту. Таким образом Омер-Паша надеялся в два рейса т. е. при благоприятной погоде через три недели или через месяц, иметь на азийском берегу Черного моря около 15,000 пехоты и 3,420 [263] лошадей. Немедленно по высадке, он предполагал сделать хотя небольшую демонстрацию. Остальные войска, вьючные лошади и понтонный парк, должны были перевозиться по мере транспортных средств.

Состав и отправление экспедиционного корпуса. Наконец, ожидаемое позволение последовало 17/29-го августа и было сообщено по телеграфу в Крым генералу Симпсону. Английский кабинет безусловно соглашался на требование Омер-Паши; французский же, только под условием согласия на то главнокомандующих. Хотя и неизвестно, когда именно известие о том сообщено было Порте и Омер-Паше: но из депеши лорда Стратфорда к Кларендону, от 26-го Августа, видно, что состав экспедиционного корпуса был следующий:

Присоединив к сему два казачьих полка сформированных из поляков и несколько иррегулярной конницы, весь корпус должен был состоять из 40 или 45 тысяч.

Из депеш полковника Симмонса и Лорда Стратфорда к Кларендону видно, что главнокомандующий французской армии Пелисье, согласился только 6-го Сентября отпустить три баталиона отборных турецких стрелков, которых Омер-Паша очень желал иметь у себя, и что 14-го Сентября перевозка войск и припасов еще продолжалась с медленностию, по недостатку в транспортных судах.

Прибытие Омер-Паши к нашим берегам. В четвертой главе видно, что значительная часть неприятельского десантного корпуса — до 25,000 человек, высадилась уже 2-го Сентября в Батуме. По словам англичанина [264] Олифанта, сопровождавшего сию армию в качестве частного лица, Омер-Паша отплыл из Крыма 23-го Августа. Окончательное же отправление войска, последовало только в начале Октября, по недостатку транспортных судов у турок, довольствовавшихся на сей предмет своими средствами ¹¹⁵. Заметно, что часть сих войск, коснулась Трапезунта, куда приезжал и сам Омер-Паша из Сухума, посещенный им 4-го Сентября. По возвращении из Трапезунта, он остановился несколько времени в Батуме, для приведения в порядок расстроенной от болезней Египетской дивизии Мустафы-Паши, а самого Мустафу послал в Царьград, дабы он там дал правительству отчет в своих действиях. Невзирая на признанную виновность Мустафы-Паши, его прислали обратно на то же место, поручив в командование его еще больше войск и с возложением на него обязанности содействовать вторжению Омер-Паши, движением вверх по левому берегу Риона. Сии-то распоряжения подали повод, к разнесшемуся слуху, что наступление его отряда в Гурию, начнется в одно время со вторжением Омера в Мингрелию, т. е. что военные действия откроются по обоим берегам Риона.

Не взирая на все совещания происходившие между начальниками союзных войск о направлении турецкой армии, кажется что самое место десанта не было определительно указано, и что избрание оного было предоставлено Омер-Паше, который, высаживая главную часть своих войск в Батуме и Редут-Кале, сам еще не начертал себе плана военных действий, [265] предоставляя себе решить обстоятельство это уже на восточном берегу моря.

Избрание Сухума для высадки. По видимому, Омер-Паша только в Батуме решился приступить к вторжению в наши границы с берегов Абхазии и для того основным пунктом действий своих, избрал, брошенный нами в 1854-м году, Сухум-Кале. Причиною такого изменения в плане операций поставлял он, собранные им сведения в Батуме о состоянии края между сим городом и Кутаисом, объясняя при том, что начав наступление от Сухум-Кале, он надеялся обеспечить свой левый фланг и мог двигаться по удобнейшим путям ¹¹⁶. Единственное и конечно важное удобство представляющееся в Сухуме для высадки, состоит в природной гавани, где суда могут стоять в безопасности, чего вовсе не достает в Редут-Кале; но гавань Батумская считается в числе лучших на берегах Черного моря, и хотя нельзя было помышлять о прямом движении из Батума к Карсу, однако ближайшая дорога из Батума через Редут-Кале в Кутаис, ничем не хуже отдаленных путей ведущих к Кутаису из Сухума, ибо на сих последних путях встречаются переправы через две значительные реки: Кодор и Ингур, и кроме того много быстрых потоков, которые истекая из Свеанецких гор Кавказа, по орошении Мингрелии, впадают в Рион с правой его стороны.

Перевозка войск из Батума в Сухум. В первой половине Сентября месяца, началась перевозка войск из Батума на разные береговые пункты и в Сухум-Кале, где к 20-му Сентября собралось уже до 10,000 турецких войск; к 5-му числу Октября, было их в сборе до 15,000 при 20-ти орудиях; усилен также гарнизон Редут-Кале, а к войскам, находившимся в Кабулетах, присоединено три баталиона из Батума.

Приезд Омер-Паши в Сухум. 21-го сентября прибыл в Сухум-Кале сам Омер-Паша на английском судне Циклопе. Турецкие корабли, находившиеся в гавани, отдали ему салют девятнадцатью пушечными выстрелами; когда же лодка на которой он съезжал [266] пристала к берегу, то его встретили другим салютом из орудий возводившейся турками батареи. Все высадившиеся уже войска выстроились и музыкою приветствовали приближение судна на коем находился их главнокомандующий. Он сошел на берег окруженный блистательным штабом, среди коего заметны были европейские офицеры; говорили, что между ними находился один французский генерал. Омер-Паша был одет в коротком, богато вышитом полукафтане, на голове феска, обут в ботфорты, на шее н груди его блестели бриллиантовые звезды.

Прием владетеля Абхазии Омером. У пристани ожидал его владетель Абхазии, генерал-адъютант князь Михаил Шервашидзе в простой черкеской одежде, серого сукна; за ним стояло до 20-ти разноплеменных старшин, из коих более других были известны Гаджи-Герендук-Берзек, родом убых, и Гасан-Моргани. Владетель хотел поклониться Паше по турецкому обычаю, опустив руку к земле; но Омер остановил его, пожал у него руку и сказал по-русски: «здравствуй Михаил»; за тем турецкий главнокомандующий сел на коня и поехал к ожидавшим его войскам. Шервашидзе шел некоторое время возле него, по видя что с ним не говорят и не обращают на него внимания, повернул к занимаемому им дому.

Войско приветствовало Омера с одушевлением. Судя о количестве оного приблизительно по числу судов на которых оно приплыло, можно было полагать, что тогда было уже высажено: пехоты, кавалерии и артиллерии до 12,000. Судов разного ранга находилось на сухумском рейде до двадцати, в том числе пять английских пароходов, которые отличались от прочих отделкою своею и быстротою на ходу. Омер, осмотрев войско, изъявил всем свое удовольствие. Возвращаясь, он увидел стоявшего перед домом своим владетеля Абхазии, слез с лошади и сказал ему несколько слов также по-русски. Слов сих никто не мог попять, но полагали, что в речах турецкого главнокомандующего, заключалось позволение князю Михаилу возвратиться к нам, если бы он того пожелал. Квартира владетеля находилась почти [267] насупротив дома, занимаемого на берегу моря Омер-Пашею; но Ибрагим Хан ¹¹⁷ объявил кн. Михаилу, что квартира сия назначалась для какого-то Паши, почему перевели его в небольшой офицерский дом, находившийся в слободке.

Князь Шервашидзе провозглашен правителем Абхазии. Вообще, владетелю Абхазии не показывали ни особенного расположения, ни большого доверия, и он с своей стороны, также не доверял туркам, а более опасался за себя лично. Однакоже, не взирая на такие сомнительные с обеих сторон отношения, Омер-Паша, заботясь об удержании горцев в повиновении, счел за нужное признать кн. Михаила правителем его же княжества, и торжественно облек его в это звание, как о том упомянуто в четвертой главе. По сему случаю собралось множество старшин и народа; войска выстроились вдоль по улице ведущей от дома занимаемого Омером, до квартиры кн. Шервашидзе. На этом торжестве присутствовали также многие иностранцы и командиры стоявших на рейде англо-французских судов, с коих произведена была салютная пальба. После того, Омер-Паша обратился к Абхазским начальникам и старшинам с речью, коею требовал дабы они по-прежнему признавали над собою власть Хамид-Бея (кн. Михаила). Все с удовольствием приняли сие решение, кроме самого кн. Шервашидзе, которому казалось, что при таком обороте дела, он останется в убытке ¹¹⁸, ибо он всего более домогался присоединения к владению своему Самурзакани, отделявшей Абхазию от Мингрелии и состоявшей в непосредственном управлении нашего правительства.

Приглашение Омера князьями Дмитрию и Григорию Шервашидзе. Назначение владетеля Шервашидзе правителем Абхазии, не попрепятствовало однакоже Омер-Паше позвать к себе молодого князя Маджара Шервашидзе, и приказать ему немедленно войти в переговоры с верными нам и служившим в наших войсках князьями Дмитрием и Григорием [268] Шервашидзе, поручив кн. Маджару написать им, что, «если они покинули родину вследствие неудовольствий с владетелем, укрываясь от его притязаний на их наследственные имения, то в настоящее время причин сих более не существует; что отныне, каждый будет владеть своим, что Михаил должен довольствоваться тем, что ему искони принадлежало, что им предоставляется самим назначить условия на которых согласны возвратиться и что он, условия эти утвердит грамотою». Кроме того Омер-Паша сам обратился с письмом ¹¹⁹ к полковнику кн. Димитрию; но все приглашения к означенным лицам, чтобы склонить их к измене, остались как известно, тщетными. Равным образом, для увлечения жителей на сторону турок, исправлявший при Омере должность начальника штаба, обращался с письмом к проживавшему в Мингрелии графу Розмардюку ¹²⁰.

Свидание Омера с Магмед-Эмином. Назначение его. По отданному, в первое еще посещение Сухума Омером приказанию, прибыл к вторичному приезду его в сие место, Мегмед-Эмин, хвалившийся частными успехами своими при неудачной экспедиции его в Карачай, и Омер-Паша, поверив мнимому влиянию Мегмед-Эмина в Кавказских горах, назначил его правителем всех племен черкесских, начиная от владений Шамиля до земель шапсугов и наухайцев, коими в то время номинально управлял Сефер-Паша. Так, увлекаясь высоким значением своим, Омер-Паша мечтал раздавать области и княжества, коих жители и не помышляли покоряться, ни ему, ни наместникам его. Засим он отправил Мегмед-Эмина в горы, для сбора ополчения, приказав ему: всех живущих далее мест занимаемых горным [269] обществом Айбги, что близь Ахчипсхоу, направить со стороны абадзехов в Кабарду, а живущих по сю сторону Айбги, собрать к Сухуму, откуда им назначалось следовать, под начальством Ибрагим-Хана, в поход с Омер-Пашею в Мингрелию. Всего же горного ополчения надеялись собрать до 20,000 человек; но по сказаниям самих англичан ¹²¹ черкесы после первого знакомства в Анапе с турецкими чиновниками, старавшимися поработить их власти своего правительства, остыли к союзникам, смотрели на них с недоверием и обнаруживали единственное желание свое, дабы их оставили одних.

Обхождение Омера с жителями. Всеми путями изыскивая средства к приобретению себе народности, Омер-Паша отдал приказ по войску, дабы часовые допускали к нему без малейшего затруднения всех имеющих в нем надобность. Он возвысил таксу установленную его предместником Мустафа-Пашею на местные произведения, и за все приказал платить золотом и серебром. Все прибывающие к нему абхазцы и горцы, угощались на его счет; между тем он приказал старшинам, собрать к Сухуму сколь можно более конницы; пехоты, Омер-Паша от них не принимал, при чем предупредил их, что никого не будет ждать, а начнет в свое время военные действия с наличными своими средствами.

Омер-Паша привез из Крыма около 20-ти человек наших солдат, взятых в плен под Севастополем и во всеуслышание говорил, что оденет их и пошлет к нам в лагерь, вероятно для распространения вестей об успехах союзников. Люди эти действительно были отпущены к нам и в тоже время отправлены за Кавказ, для присоединения к своим полкам.

И так, не упуская ни единого способа к достижению своей цели, представитель турецкой власти в Абхазии и перед вольными обществами Кавказа, Омер-Паша является в народе доступным, ласковым, беспристрастным, уважающим [270] собственность и права, почти расточительным, а вместе с тем и сильным. Между подчиненными же ему турками, он является самовластным и грозным карателем зла, отсылает к суду в Константинополь предместника своего Мустафу-Пашу за неправильное употребление отпущенных ему сумм, и разбивает чубук свой о голову одного из первых владельцев Кобулета, за то что тот осмелился доложить ему о затруднениях представлявшихся при разрабатывании дороги от с. Легви до Чолока.

Предпринятые меры к обороне. Дабы отразить нападение ожидавшееся с двух сторон, в Гурии и Мингрелии, князь Мухранский принял следующие меры:

В Гурии, на позиции при Акетах, под начальством генерал-маиора Бруннера, расположены были три баталиона Брестского пехотного полка и Черноморский линейный № 12 баталион при 4-х горных орудиях; в Гуриамте Черноморский линейный № 9-го баталион, на Нагоитских высотах четвертый баталион Брестского пехотного полка с 4-ми легкими орудиями. Гурийскую милицию укомплектовали и поставили по турецкой границе от Николаевска до Маквинет, а для подкрепления ее, заняли Озургети двумя сотнями линейных казаков.

При устье Риона находились три сотни мингрельской милиции и команда Азовских казаков. В тех местах, где фарватер реки приближается к берегам, сделаны были завалы для стрелков. Дороги от Редута по обоим берегам р. Хопи, были испорчены и заграждены крепкими завалами. Для первоначальной обороны сих завалов, назначены были две сотни пешей мингрельской милиции, которым служили резервом линейные №№ 14-го и 16-го баталионы.

Дорогу ведущую от Анаклии к Зугдиди, также испортили и заградили завалами. Для обороны переправы через р. Ингур, были назначены: Литовский егерский полк с 4-мя горными орудиями, Донской № 11-го полк, три сотни Донского № 2-го полка, вся конная мингрельская милиция и пешие мингрельские сотни. [271]

Общий резерв расположен был при с. Сортиоанне. Он состоял из: двух баталионов Куринского егерского полка, Черноморского линейного № 11-го баталиона, двух рот резервного саперного баталиона при 4-х легких и 4-х горных орудиях. Черноморский линейный № 10-го баталион с батарейною № 1-го батареею, находились в Усть-Цхенис-Цхали, Грузинский линейный № 1-го баталион в Кутаисе. Сверх того на левом берегу реки Цхенис-Цхали, собрано было пять имеретинских конных дружин, состоявших из князей и дворян.

Сделаны были предварительные распоряжения дабы в случае нужды можно было немедленно вызвать еще пять пеших имеретинских дружин и мингрельское пешее ополчение.

Стычка под Редут-Кале. Подобно мрачной туче набегающей с горизонта моря, угрожало вторжением своим в пределы наши многолюдное неприятельское войско; но не взирая на это, посты наши не отходили, где только было возможно от берегов моря и даже нападали на малые неприятельские части. Турки ежедневно выгоняли из Редут-Кале скот на пастьбу к урочищу Миходже, версты на три от укрепления по берегу моря, в направлении к Набаде. Азовской казачьей флотилии есаулу Могильному, поручено было напасть на небольшую команду высылаемую неприятелем для прикрытия пасшегося стада. 27-го Сентября Могильный, взяв с собою 100 человек конной милиции, 60 пешей и 60 казаков при 3-х офицерах, прибыл к рассвету на урочище Миходже и расположил команду свою скрытно по опушке леса и в канавах. Спустя час после того, турки выдвинули из Редута к Миходже несколько пехоты. Казаки и пешие милиционеры открыли по ней из засады огонь, и когда неприятель пришел от неожиданной встречи в замешательство, то конница бросилась на него в атаку, но была остановлена вновь показавшимся неприятелем гораздо многочисленнее нас; турки остановились и открыли перестрелку, которая продолжалась около часа. После этого, Могильный стал отступать и неприятель не преследуя его, также возвратился в Редут. При этом ранен у пас один офицер и 5 лошадей, [272] контужено два милиционера. Неприятель имел также некоторый урон.

Между тем высадка в Сухум-Кале производилась с большею деятельностью, и самый Сухум укреплялся; войсками покрылись все окрестности города и отдаленные пастбища его окружающие, запестрели под табунами и стадами нескольких тысяч подъемных лошадей и скота привезенных из Варны; с ними прибыли и болгары назначенные погонщиками к устраивавшемуся обозу. Кроме того, выгружалось еще с судов значительное количество провианта.

Высадка в Сухуме. Всех действующих войск высадившихся в начале Октября месяца в Сухуме, пехоты, кавалерии и артиллеристов, было около 30,000 человек; при этой армии находилось много иностранцев — французов, поляков, англичан и венгров. Из них замечательнейшие были Фергад-Паша ¹²², Искендер-Паша ¹²³, английские полковники Симмонс ¹²⁴, Баллард, Каддел и много других, которые принимали близкое участие в делах сего похода. Олифант пишет что он в последствии видел во время отступления Омер-Паши, находившегося в сем походе с турецкими войсками аравитянина Бу-маза, известного сподвижника Абд-эль-Кадера ¹²⁵. В числе временных посетителей был приехавший из Анапы в Сухум герцог Нюкастльский, которого кн. М. Шервашидзе пригласил к себе на охоту в окрестности местопребывания своего Очамчири, как о том упоминается в четвертой главе. [273]

Выступление турок из Сухума — по иностранным известиям. За недостатком верных сведений о первоначальных наступательных действиях турецкой армии из Сухума в пределы Мингрелии, нельзя с точностию определить времени выступления неприятельских войск, ни обозначить порядок движения оных. Рюстов, в книге своей Krieg gegen Russland, говорит, что авангард их выступил 22-го Сентября, под начальством Фергад-Паши (Stein), направляясь вдоль берега моря на юг к с. Окум. Главные силы, тогда еще не трогались из Сухум-Кале, где оказался недостаток в перевозочных средствах. Олифант же пишет, что авангард, состоявший из трех эскадронов кавалерии, двинулся по этой дороге только 27-го Сентября и что на другой день рано поутру, происходило в Сухуме торжество, по случаю полученного там известия об отбитом штурме Карса; суда стоявшие на рейде, были убраны разноцветными флагами, и Омер-Паша сам известил армию свою о сем радостном событии, при громких восклицаниях войск и пушечной пальбе. Он был верхом, и в то же время лично повел по дороге к Кутаису 5,000 человек пехоты с двумя батареями артиллерии, торжественно шествуя под звук полковых музык и при раздававшемся громе орудий. Рюстов же пишет, что Омер выступил из Сухума к с. Очамчири, только в первых числах Октября месяца.

Выступление турок из Сухума — по нашим сведениям. По сведениям получавшимся в Гурийском отряде через лазутчиков, первоначальное наступательное движение турок совершилось иначе. 2-го Октября высадилось в Очамчири 300 человек регулярной конницы, присланных из Батума. На другой день присоединилось к ним еще 100 человек. Передовой отряд этот занял пикетами все переправы по реке Галидзга, от моря до с. Поквеши, дабы прекратить сообщения между Абхазиею и Самурзаканью. С первого дня высадки этой кавалерии, Маджар-Паша ¹²⁶ производил рекогносцировку дороги по берегу моря до с. Гудава, увещевая всех встречавшихся ему жителей, оставаться покойными и обещаясь, что [274] они не подвергнутся обидам и разорению, при открытии военных действий.

2-го Октября, тронулся из Сухума один эшелон турецких войск, который в тот же день дошел до с. Кодор. При сей части находился брат владетеля Абхазии, кн. Александр Шервашидзе. Эшелон этот, состоявший из девяти баталионов и девяти орудий, 7-го Октября находился в Очамчири. Омер-Паша пребывал еще в Сухуме. Того же 7-го Октября, кавалерия неприятельского авангарда передвинулась от реки Галидзга к реке Гудаве. Всем авангардом командовал начальник штаба Омера, Фергад-Паша (Stein).

16-го Октября, в Гурийском отряде получено было известие, что восемь турецких баталионов, двигаясь через Самурзакань, по пути к Рухе, дошли до с. Мухури, разрабатывая дорогу.

По сведениям полученным 20-го Октября оказывалось, что наступательное движение неприятеля, производилось несколькими эшелонами по двум направлениям: по берегам моря к Анаклии и по Рухской дороге к Оцарце. Кроме того, заметно было движение множества судов вдоль морского берега, почему можно было полагать, что на сих судах также перевозилось войско.

Отпадение Самурзакани. При первом известии о начале движения турок, кн. Мухранский вызвал к себе Самурзаканских почетных людей, которые беспрекословно прибыли к нему, изъявляя совершенную готовность свою упорно противустоять туркам. Но такое расположение умов продолжилось не долго. Первый пример отпадения подал начальник Самурзаканской милиции, штабс-ротмистр кн. Зураб-Чхотуа; за ним последовала вся милиция исключая небольшой части оной, оставшейся верною своему долгу и перешедшей вместе с Самурзаканским приставом на левый берег Ингура. Отправленный кн. Мухранским 14-го числа в Самурзакань с двумя сотнями Мингрельской милиции подпоручик кн. Дадиан, для партизанских действий в тылу турок, отозван 17-го числа назад, потому что жители, [275] не только оказывали ему явное неблагорасположение, но даже перестреливались с его передовыми постами.

Первое появление неприятеля на Ингуре. В продолжении дня 17-го Октября, легкие неприятельские войска, преимущественно составленные из абхазцев, появлялись в разных местах на правом берегу Ингура; но встреченные выстрелами наших наблюдательных пикетов, расставленных по левому берегу — скрывались. В продолжении 18-го числа, вдоль реки все было спокойно. Турки стягивались, и Омер-Паша, как слышно было, занимался введением нового управления в Самурзакани.

Движение турецкой армии по иностранным известиям. Рюстов, описывая движения турецкой армии от Сухума к р. Ингуру, говорит, что Омер-Паша, тронулся с главными силами за авангардом своим в начале Октября к с. Очамчири, отстоящему от Сухума по берегу моря на 35 верст. Здесь он остановился для устройства провиантского магазина; авангард же его, состоявший из 22-х баталионов, под начальством Фергад-Паши, двинулся к р. Ерти-Цхали, через которую навел 14-го Октября близь с. Гудавы ¹²⁷ понтонный мост, привезенный с десантом.

Омер оставался в Очамчири до 20-го Октября, занимаясь перевозкою провианта в Гудаву, где был устроен второй магазин. 20-го Октября, отряд двинулся к р. Ингуру, а 22-го Октября Омер присоединился к нему с главными силами. Он имел тогда в наличности четыре бригады пехоты; каждая из них состояла из восьми фузелерных и одного егерского баталионов — итого тридцать шесть баталионов, 1,000 всадников, 27-ми полевых и 10-ти горных орудий, всего не много более 20,000 человек. Остальная часть армии его, от 10,000 до 11,000 человек, была употреблена для прикрытия магазинов в Сухум-Кале, Очамчири и Гудаве. Переход этот, от Сухума до Ингура, имеющий в прямом направлении около 70-ти верст, продолжался 20 дней ¹²⁸. [276]

Олифант, который находился при турецкой армии, в книге своей мало передает подробностей о движении от Сухума к Ингуру. Он говорит однакоже, что турецкий авангард, находился 18-го Октября близ с. Ерти-Цхали (должно быть на р. того же имени) в 3-х часах хода от р. Ингура. Авангард сей выступил от Ерти-Цхали к Ингуру 19-го Октября в составе 6,000 человек пехоты и артиллерии, впереди коих шло два баталиона стрелков под начальством полковника Балларда; всем же отрядом командовал Абди-Паша. Главная часть сего войска остановилась на один час расстояния не доходя Ингура, стрелки же, с двумя баталионами пехоты и двумя полевыми орудиями, заняли позицию на обширной равнине, которая отделялась от реки только лесною полосою, имеющею менее версты в поперечнике.

Общий вывод о движениях и силах Омер-Паши. Без положительных сведений о распоряжениях сделанных Омер-Пашею для достижения берегов Ингура, нельзя с точностью изложить порядка, в коем совершилось сие наступательное движение; но из всех собранных о том сведений и сличения их между собою, явствует, что неприятель употребил на переход 70-ти верст точно 20 дней; что 17-го Октября передовые милиции Омера показывались уже на правом берегу реки, что авангард его достиг берега сего 19-го числа, и что главные силы неприятеля, стянувшись к Ингуру 22-го Октября, расположились около с. с. Оцарце и Чабурисхинджи. Всего турецкого регулярного войска, за исключением оставленных частей для охранения магазинов, собралось на берегу Ингура, не более 20,000 человек при 27-ми полевых и 10 горных орудиях и с небольшим количеством горских ополчений. [277]

Движение неприятеля со стороны Гурии. Известия, получавшиеся до 15-го Октября из Кобулет, были неуспокоительны; хотя и говорили, что турки намеревались произвести вторжение и с этой стороны, но не замечалось никаких особенных к тому приготовлений и все происходившее в той стране, ограничивалось небольшими сшибками между Гурийскими милиционерами и турецкою передовою стражею. 15-го Октября, часу во втором по полудни, один неприятельский пароход на пути из Редут-Кале, остановился против Поти и произвел выстрел ядром. Затем продолжал он следование свое к Николаевску и по прибытии туда, сделал еще 28 выстрелов, коих цель или значение остались неизвестными. 15-го же Октября, получено было известие, что Мустафа-Паша делает поголовный сбор кобулетцев и что регулярные войска двинутся из Батума. Вскоре за тем в Чурук-су прибыло из Николаевска значительное число кавалерии и приведено в Кобулет два баталиона; 18-го числа 2,000 человек регулярной пехоты расположилось в Легве, а баши-бозуки, занимавшие густыми толпами лесистый хребет гор, выдвинулись до р. Чолока, откуда они однако же отступили при появлении со стороны Озургет и на богильской дороге Гурийской милиции. Гарнизон в Редут-Кале получил значительные подкрепления морем. В ночь с 16-го на 17-е Октября, турки вышли из Редута и переправились через р. Циву ¹²⁹, в числе, как показывали лазутчики, до 1,000 человек, с 3-мя орудиями. Утром 17-го числа, неприятель появился перед нашим передовым завалом и открыл по нем огонь из пушек и ружей, при чем мы однакоже не имели никакой потери. После нескольких штуцерных выстрелов с нашей стороны, турки подались назад и в виду нашем занялись земляною работою, как казалось устройством батареи. 18-го Октября три баталиона вышли из Редут-Кале и, следуя берегом моря, дошли до Набады, откуда в тот же день к вечеру возвратились в укрепление. На море заметно было беспрестанное движение пароходов и парусных судов. [278]

Распределение и сила отрядов. При самом начале сих движений трудно было решить с какою целью они производились; но если неприятель намеревался только отвлечь внимание наше в эту сторону, то все же нельзя было пренебречь ими, тем более, что и из-за Ингура, слышно было о намерении Омера вторгнуться единовременно с двух сторон: в Мингрелию и в Гурию; поэтому оборона Гурии, вошла в общие соображения кн. Мухранского для защиты наших границ как со стороны Ингура, так и от Редут-Кале, по обоим берегам Риона и со стороны Кобулета. В сем намерении он притянул к передовым войскам часть резервов своих, расположенных в Сортиоанне, в Усть-Цхенис-Цхали и в Кутаисе, и расположил войска по всем границам следующим образом:

Меры к обороне. Так как напор неприятеля со стороны Абхазии уже ясно обрисовывался, то для обороны переправы через Ингур, назначена была большая часть войск, а именно:

Что могло составить близ 5,000 человек под ружьем.

Что, по малочисленности сотен Донских казаков, могло составить не более 700 всадников.

И сверх того, местные пешие Мингрельские сотни. Что могло составить от 3-х до 4,000 конных и пеших вооруженных обывателей.

Во всем же отряде имелось: пехоты и конницы, кроме артиллерийской прислуги, около 5,700 человек, а с милициями по более 9,000.

Так как море доставляло неприятелю возможность внезапно усиливаться на разных береговых пунктах н оттуда начинать наступательные действия свои внутрь края, то надобно было готовиться к повсеместному отпору. Хотя дороги ведущие от Редут-Кале были испорчены и ограждались крепкими завалами, из коих передовой находился верстах в трех от Редута, но следовало иметь в виду, что если б неприятель превозмог сии препятствия и двинулся бы по этим дорогам в больших силах, то он мог совершенно разъединить отдельные части Гурийского отряда.

Охранение этих путей возложено было на командира Черноморского линейного № 14-го баталиона подполковника Бибикова, под начальством коего состояло на сем пункте:

Что составляло около 1,200 человек пехоты под ружьем, при двух орудиях.

Кроме того при сем отдельном отряде имелось две сотни пешей мингрельской милиции и пешее ополчение, составленное из жителей с. Хорги и других соседних деревень; ибо на то время приказано было созвать со всей Мингрелии народное ополчение, которое однакоже не собралось в большом количестве.

В случае надобности, подполковник Бибиков усиливался еще двумя ротами, из числа трех рот Черноморского линейного № 16-го баталиона, расположенными при с. Хеты, где находился передовой магазин, и где оне служили связью между его колонною и отрядом занимавшим берега Ингура.

Выше было уже сказано о мерах предпринятых для защиты входа в р. Рион. Оборона правого берега устья сей реки, возложена была на Азовских казаков с тремя сотнями Мингрельской милиции; на левом берегу поставлены были три стрелковые Имеретинские сотни, а для усиления сих постов, присоединены к ним штуцерные команды Черноморских линейных баталионов №№ 10-го и 12-го. На случай же, если бы неприятель прорвался вверх по реке с канонерскими лодками или с речными пароходами, равно и для прикрытия пути ведущего в Кутаис, кроме завалов по берегам, устроены были близ впадения р. Цивы ¹³⁰ в Рион, возле Кодорской переправы и при Усть-Цхенис-Цхали, береговые батареи; к первому из сих мест выдвинуты были при впадении в Рион реки Хевис-(Чкенис?)-Цхали три пешие Имеретинские дружины, в последнем месте, где находились главные магазины наши, оставлены две роты Черноморского линейного № 10-го баталиона и батарейная № 1-го батарея, при двух Имеретинских пеших дружинах. Кутаис, где не оставалось более войск, охранялся стражею, составленною из городских обывателей. [281]

Оборона Гурии поручалась по прежнему ген. маиору Бруннеру, коего отряд, расположенный на Акетских высотах, состоял из:

Всего пехоты было у него под ружьем около 2,500 человек, при 6-ти орудиях.

Сверх того в распоряжении Бруннера состояли: Рачинская конная дружина, вся Гурийская милиция и вызванное к тому времени Гурийское ополчение.

И так для обороны Мингрелии и Гурии, находилось на всех пунктах, в распоряжении кн. Мухранского, под ружьем:

Кроме того, флотилия Азовских лодок с казаками, все народное ополчение и одна военно-рабочая рота.

Подкрепления, посланные к Гурийскому отряду. Хотя кн. Мухранский и принимал все зависевшие от него меры для охранения с имевшимися у него средствами порученного ему края, но сил у него было недостаточно, чтобы оберегать все границы и в тоже время удержать напор 20-титысячного войска Омер-Паши. В предупреждение неравного боя, коему Мухранский подвергался, кн. Бебутов воспользовался первою представившеюся возможностию, постепенно снимать с Лезгинской кордонной линии часть войск там расположенных, для отправления их на подкрепление Гурийского отряда. Он не мог ранее исполнить сего, потому что [282] беспрерывно получались тревожные известия о поголовных сборах горцев делаемых Шамилем, и хотя слухи сии в конце Октября еще не прекращались, но по наступившему позднему времени года, когда Лезгинские горы покрываются снегами, казалось вероятным, что Шамиль не отважится более на вторжение в Кахетию, или в Тушино-Пшаво-Хевсурский округ. Основываясь на сем, кн. Бебутов направил с Лезгинской линии в Кутаис в распоряжение кн. Мухранского, как о том упоминается в шестой главе, 5-й баталион Кубанского егерского полка с двумя орудиями горной № 1-й батареи Кавказской гренадерской артиллерийской бригады, а из Тифлиса в Кутаис же, 4-й и 5-й баталионы Тенгинского пехотного полка. Кубанский баталион с горными орудиями имел прибыть в Кутаис 10-го Ноября, а Тенгинские баталионы 12-го.

Сравнительные силы обеих сторон. Таким образом, в конце Октября месяца, войска Гурийского отряда изготовились к встрече неприятеля. Главная часть отряда сего, собравшаяся под личным начальством кн. Мухранского на левом берегу реки Ингура для обороны переправы ее, состояла из 5,700 человек при 12-ти орудиях, а с милициями считалось в ней более 9,000 человек. С Рухской позиции нашей, что на Ингуре, видны были передовые ряды палаток главных сил Омер-Паши, стянувшего к тому же времени на правом берегу реки, 20,000 регулярного войска при 37-ми орудиях и с небольшим числом горского ополчения.

Комментарии

110. Занимательные сведения сии, почерпнутые из официальных переписок между министерствами союзников и их главнокомандующими, изданы в Лондоне в 1856-м году в особом сборнике, под названием The Book, содержащем и переписки разных властей по делам происходившим на всем театре военных действий в Малой Азии.

111. В сем извлечении, как и во всей книге, употребляется старый стиль.

112. Тогдашний Военный Министр.

113. В приложении под букв. Д. д. помещена краткая биография Омер-Паши, извлеченная из статьи Лондонской Иллюстрации 1853 года и дополненная ген. Муравьевым, под начальством коего он служил в 1833 году.

114. При этом совещании были представлены турецким главнокомандующим, как видно из письма ген. Симпсона к лорду Редклифу, кипы бумаг заключавшие по уверению Омер-Паши, наставления от его правительства, когда же присутствовавшие потребовали перевода оных, то он отозвался, что труд этот завял бы не менее двух недель времени.

115. Причины позднего прибытия отоманских войск к восточным берегам Черного моря, заключались в препятствиях и промедлениях чинимых к отплытию их из Крыма, главнокомандующими союзных войск. Обстоятельство сие подало повод Олифанту отозваться в дневнике веденном им в течении сей кампании и изданном в 1856-м году, что Омер-Паше оставалось ожидать времени, когда союзные генералы в состоянии будут обойтись без сих турецких солдат, минуя покровительства коих, они не находили себя достаточно обеспеченными (Secure), тогда как туркам нужно было спешить на освобождение своих единоземцев, заключенных в Карсе.

116. Олифант стр. 42-я.

117. Молодой человек неизвестного происхождения, приверженец Омер-Паши, выдававший себя за потомка Кумыкских Ханов. Слух носился, что он повредил князю Шервашидзе у Омера, вследствие какого-то-оскорбления нанесенного его самолюбию владетелем Абхазии.

118. Олифант.

119. Копия с письма Омер-Паши к полковнику кн. Дмитрию Шервашидзе, как и с ответа сего последнего к турецкому главнокомандующему, находятся в приложениях под букв. Е. е.

120. Копия с письма сего значится в приложениях под букв. F. f. Граф Розмардюк эмигрант последних времен, поселившийся уже около десяти лет в Мингрелии, где он под покровительством правительницы княгини Дадиан, с успехом занимался учреждением шелкомотальной фабрики.

121. Олифант стр. 10-я.

122. Фергад-Паша — генерал Штейн. Рюстов в книге своей Krieg gegen Russland, называет его венгром и говорит что он сделался известным по Зибенбюргской кампании (Jiebenburgischer Feldzug).

123. По словам Олифанта Искендер был родом поляк и имел множество ран полученных им на службе в войсках нескольких держав, где он разновременно находился. У нас говорили что настоящее имя его было: Ильинский.

124. Полковник Симмонс имел официальное звание от Британского правительства при Омер-Паше.

125. У нас носился слух что при Омере состоял также некогда служивший у нас граф Замойский.

126. Он же Фергад-Паша.

127. Тут должна быть у Рюстова погрешность в названии реки или селения, ибо с. Гудава находится на реке того же имени, верстах в 7-ми не доходя переправы через р. Ерти-Цхали.

128. Рюстов опорочивая такое медленное движение, на коем не встретилось никакого сопротивления, вычисляет: что для достижения таким образом и этим путем Карса, отстоящего от Очамчири на 215 верст (если б еще дорога сия была доступна), Омер употребил бы не менее трех месяцев. Далее Рюстов замечает, что если на расстоянии 70-ти верст, в стране прибрежной и приязненной туркам, Омер-Паша должен был оставить позади себя треть армии для прикрытия магазинов, то очевидно что подавшись внутрь страны еще на 20 миль, он остался бы вовсе без войск, и ему довелось бы идти одному на покорение Тифлиса.

129. Небольшая река, впадающая под редутом в р. Хопи с левой ее стороны.

130. Иная река Цива — вытекающая из гор и впадающая в Рион с правой его стороны, близь с. Текляши, пониже р. Техур.

Текст воспроизведен по изданию: Война за Кавказом в 1855 году. Том II. СПб. 1877

© текст - Муравьев-Карсский Н. Н. 1877
© сетевая версия - Тhietmar. 2020
© OCR - Karaiskender. 2020
© дизайн - Войтехович А. 2001