-

ЛЕВЫЙ ФЛАНГ КАВКАЗСКОЙ ЛИНИИ В 1848 ГОДУ

II.

Третий период зимней экспедиции. Лагерь на Урус-Мартане. Истребление лесов между этой рекой и Рошней, между Рошней и Гехой. Перерыв военных действий. Набег полковника барона Вревского в ночь с 25-го на 20-е января. Четвертый период зимней экспедиции. Новый операционный базис. Лагерь на р. Шалажи. Истребление лесов вверх и вниз по р. Валерику. Расчистка гехинской просеки. Место для будущего укрепления готово. Начало оттепелей. Роспуск отряда. О тревогах на левом фланге кавказской линии. Основание для деления перечня военных происшествий. С 1-го января по 9-е марта 1848-го года. Весна 1848-го года. Тревоги. Вторжение в ауховские владения 24-го июня и последствия его. Опять месяц тревог. Что увидела Чапчаковская башня 26-го июля на дороге от Сулака к Хасав-Юрту.

Тысяча восемьсот сорок седьмой год сдал своему преемнику дело о продолжении и окончании работ по истреблению лесов к западу от Урус-Мартана. К востоку от этой реки, т.е. к стороне крепости Воздвиженской, все было уже окончено, и войска свободно могли двигаться по большой русской дороге, так как по обе стороны дороги леса вырублены были как раз на такое расстояние, чтобы неприятельские снаряды беспрепятственно не могли доноситься до наших колонн, и батареи, устраиваемые наибами по опушкам лесов, не могли прикрываться вековыми деревьями и завалами.

Военные действия в малой Чечне возобновились 10-го января; театром им служило в этот третий период зимней экспедиции пространство между Урус-Мартаном и ее левым притоком Рошней и между этой последней и рекою Гехи. Отряд выступил из Грозной, своего обыкновенного сборного пункта, 8-го января в 9-ть часов утра, под командой начальника левого фланга кавказской линии, генерал-лейтенанта Фрейтага. Состав его был прежний, кроме кавалерии, в которой произведены следующие сокращения: [409] донского № 39-го полка, вместо прежних двухсот казаков прибыло только двадцать; чеченской милиции, вместо прежних шестидесяти восьми, явилось только сорок шесть человек; гребенские казаки не принимали участия в военных действиях. Из артиллерийских частей не вошли в состав отряда в день его выступления только четыре орудия линейной казачьей № 15-го батареи, которые, за глубоким снегом на линии, не могли своевременно прибыть в Грозную; дивизион только 13-го января присоединился к отряду.

В девять часов утра 9-го января, войска выступили из крепости Воздвиженской, куда прибыли накануне в четыре часа пополудни, и через гойтенскую просеку направились к разоренному аулу Урус-Мартану. Для рубки леса по левую сторону дороги между Урус-Мартаном и Рошней, 10-го января выслана была колонна, под командой полковника барона Меллера-Закомельского, из трех батальонов пехоты при трех орудиях. Протест чеченцев выразился в слабой перестрелке, в которой с нашей стороны ранены три нижних чина. Нескольких картечных выстрелов было достаточно, чтобы чеченцы рассеялись и больше не тревожили колонны. При истреблении леса в том же направлении, колонной, под командой флигель-адъютанта полковника князя Барятинского, 11-го января, неприятель завязал с прикрытием незначительную перестрелку, в которой с нашей стороны четыре нижних чина ранены и два контужены.

Истребление леса продолжалось 12-го января колонной под командой полковника барона Вревского. Наиб Анзоров около первого часа дня сделал по прикрытию несколько выстрелов из орудия, скрытого в лесной чаще, но снаряды его далеко не долетали до наших цепей. В три часа пополудни наиб Сабдулла возобновил канонаду по лагерю. Орудие его стояло на позиции на правом берегу [410] Урус-Мартана, в балке, выше лагеря. Ему отвечали выстрелами из восьми орудий: четырех мортирной батареи и четырех батарейных. Он не ожидал такой шумной встречи и бежал со своим орудием вверх по Урус-Мартану. В девять часов утра из лагеря выступили до переправы через Гойту шесть рот пехоты для конвоирования ста повозок конного транспорта, для усиления двумя ротами князя Воронцова полка, первою и третьею, гарнизона крепости Воздвиженской. который должен был в скором времени приступить к постройке, моста через Аргун против крепости, так что из колонны, высланной на Гойту, в лагерь должны были возвратиться только четыре роты. Без выстрела прошли они расстояние между Гойтой и Урус-Мартаном. Никогда прежде не двигались войска такими незначительными частями по этой дороге.

13-го января три батальона пехоты, при четырех орудиях, под командой подполковника Броневского, прикрывали рабочих, продолжавших истреблять леса по левую сторону дороги к Рошне. Перед полуднем, на Гойту была выслана колонна для принятия следовавших из Воздвиженской на Урус-Мартан транспорта с сухарями и запоздавшего дивизиона линейной казачьей № 15-го батареи. Наиб Дуба провожал ее артиллерийскими выстрелами, когда она с Гойты возвращалась в лагерь. Но ни ему, ни Анзорову, стрелявшему из орудия по войскам, прикрывавшим в этот день рубку леса, не удалось нанести вреда своими снарядами. На следующий день, 14-го, истребление лесов продолжалось; колонной, прикрывавшей рабочих, командовал подполковник Махин. Чеченцы не препятствовали работам.

Морозы все время стояли на пятнадцати градусах, но на здоровье войск, благодаря, может быть, их постоянству, заметного влияния не оказывали. 15-го января они [411] повысились еще на пять градусов; холод был слишком ощутителен даже для привычного русского человека, но не помешал, однако чеченцам, во время работ по истреблению леса, под начальством полковника Аминова, подползать к прикрытию и вступать с ним в перестрелку. С нашей стороны ранен один нижний чин. Наиб Анзоров по тому же прикрытию сделал несколько орудийных выстрелов, к счастью безвредных. 16-го января рубка леса производилась вблизи оврага, из которого чеченцам удобно было вести с нашими цепями перестрелку, чем они и воспользовались, не смотря на двадцатиградусный мороз. С нашей стороны ранено двое и контужено трое нижних чинов.

Чтобы окончить вырубку леса между реками Урус-Мартаном и Рошней с южной стороны большой русской дороги на одну версту, послана была колонна из четырех батальонов пехоты, при восьми орудиях, под командой флигель-адъютанта полковника князя Барятинского, которому приказано было очистить от леса овраг, перерезывающий дорогу. В этом овраге постоянно скрывались чеченцы, и пользуясь выгодами, предоставляемыми им этою местностью, тревожили наши прикрытия ружейным огнем. Овраг уже был занят чеченцами, когда колонна приблизилась к нему. Князь Барятинский картечью принудил их очистить его, занял войсками лес, которым он был покрыт, и приказал рубить его. Около половины дня человек до тридцати чеченцев, прикрываясь вековыми деревьями, часа два поддерживали с цепями перестрелку. В этот день мы потеряли ранеными: егерского князя Чернышева полка прапорщика Гернгроса — тяжело, и трех низших чинов, и контужеными четырех низших чинов.

Работы по истреблению леса на левом берегу Рошни оставалось еще дня на три; чтобы покончить с нею, от [412] отряда откомандирована была, под начальством полковника барона Вревского, колонна из четырех батальонов пехоты, при восьми орудиях, которая с 18-го по 20-е января рубила по обе стороны русской дороги; 21-го же числа лес уничтожался по правую сторону дороги к Рошне. В тот же день шесть рот пехоты и четыре орудия ходили на Гойту для принятия транспорта с сухим фуражом, следовавшим с колонной из Воздвиженской. В овраге между Урус-Мартаном и Гойтой, наиб Дуба, с одним орудием, подстерегал возвращения этих шести рот в лагерь, и когда они приблизились к нему на расстояние пушечного выстрела, открыл по ним огонь из своего орудии; но командовавший колонной майор Лукомский сосредоточенным огнем артиллерии заставил замолчать неприятельское орудие после четвертого выстрела. Роты вернулись в лагерь без потерь. Перед закатом солнца, человек тридцать конных чеченцев бросились на пикет, выставленный от 1-го батальона егерского князя Чернышева полка, вероятно с намерением отрезать его от лагеря, но, встреченные ружейным и картечным огнем, отступили с потерею нескольких человек, оставив в наших руках одно тело. Вечером лазутчики дали знать начальнику левого фланга, что наибы Ахмат и Гяхо возвратились с своими партиями за Аргун.

Обнажая постепенно местность к западу от Урус-Мартана, мы в то же время облегчали себе доступ к неприятельским аулам и хуторам, притаившимся в трущобах темных, едва проходимых лесов. На этом основании жители берегов Рошни стали выселяться мало по малу и подаваться в гойтенские леса, но так как вода в реке Гойте вымерзла, то им поневоле пришлось пригонять свои стада на водопой к Урус-Мартану, ниже нашего лагерного расположения, по близости джарган-юртовских хуторов. [413]

Получив от лазутчиков сведение, что водопой начинается около половины дня и не прекращается до самого вечера, начальник левого фланга 22-го января предписал князю Барятинскому — с 4-м батальоном тенгинского и 1-м егерского князя Чернышева полков, с шестью орудиями и ста пятидесятью казаками моздокского полка, выступить из лагеря в двенадцать часов и как можно быстрее двинуться к джарган-юртовским хуторам. Движения этого, в самый полдень, не было никакой возможности скрыть от неприятеля, который по тревоге начал бы сбегаться со всех окрестных мест, но начальник левого фланга, заменив численную силу отряда внезапностью его выступления и быстротою движения, надеялся отхватить хоть часть рогатого скота.

От лагеря до Джарган-юрта шесть верст. Едва войска этого маленького летучего отряда успели отойти версты две от места, как в стороне водопоя послышались сигнальные выстрелы: движение было открыто. Князь Барятинский немедленно послал командовавшего казаками ротмистра Иедлинского по направлению к Джарган-юрту, приказав захватить, что попадется под руку, и продержаться с добычею до прибытия пехоты. Ротмистру Иедлинскому удалось отбить семьдесят штук крупного рогатого скота и взять в плен одну женщину и трех раненых казаками чеченцев. Тревога быстро распространилась по окрестностями; со всех сторон начали сбегаться чеченцы; казаки были окружены. Ротмистр Иедлинский, опасаясь за свою добычу, которой легко мог лишиться, если начнет отступать, приказал казакам спешиться и залечь за случившийся тут завал. Заслышав учащенную перестрелку, пехота, следовавшая все время форсированным маршем, бегом поспешила на выручку казаков. Чеченцам не удалось возвратить захваченную у них добычу. Пленные чеченцы умерли от ран при обратном движении нашей колонны. Вся потеря с нашей стороны в [414] этом деле пала на долю моздокского казачьего полка, который лишился одного убитого и шестерых раненых; убито две и ранено восемь лошадей.

Не смотря на ежедневные и усиленные работы по истреблению лесов в окрестностях Урус-Мартана, пришлось еще два дня, 22-го и 23-го января, посылать колонны для той же надобности к северной стороне большой русской дороги. Неприятель не препятствовал работам и даже не показывался: места, покинутые жителями по-видимому перестали уже интересовать их. Но и к 24-му января, после последних двух дней усиленной рубки леса, местность к северу от большой русской дороги, к стороне Сунжи, еще не совершенно была открыта на пушечный выстрел; но так как лес, ее прикрывавший, не будучи сплошным, не мог препятствовать военным действиям, то начальник левого фланга решился прекратить дальнейшую вырубку леса между Урус-Мартаном и Рошней, потому что оставленный уничтожится сам собою, когда войска будут стоять в летнюю экспедицию лагерем на реке Урус-Мартане; сюда очень удобно и безопасно будет посылать команды за дровами. С южной стороны дороги, хотя леса вырублены на целую версту в ширину просеки, но больших деревьев, годных для строевого леса, не велено трогать, так как они могут быть употреблены в дело при заложении крепости на Урус-Мартане.

Ровно две недели, неустанно, в трескучие морозы, трудились войска над выполнением далеко не легкой задачи — густо поросшее вековыми лесами пространство в шесть квадратных верст превратить в открытое поле. Нередко приходилось иметь дело с лесными гигантами от полутора до двух аршин и более в диаметре; победа над таким колоссом требовала иногда, смотря по его породе, непрерывной работы нескольких топоров в продолжение полных семи рабочих часов. Эти патриархи кавказских дебрей, с густо [415] разросшимися вокруг них поколениями, попадались чуть ли не на каждых десяти-двенадцати квадратных саженях. Шум от их падения не заглушался даже ружейной перестрелкой; падая, они увлекали с собою другие деревья; раздавался по лесу треск, оглушительный, протяжный, сопровождаемый криками «ура», веселым смехом и остротами. Начальник отряда решился сделать небольшой перерыв в военных действиях, чтобы дать возможность солдату привести в порядок одежду и обувь, и сколько-нибудь отдохнуть. Для этой цели отряд двумя колоннами направлен был на временные квартиры. В первой, под командой полковника барона Меллера-Закомельского, находились: донские и линейные казаки, 2-й батальон грузинского гренадерского полка, 1-й батальон егерского генерал-адъютанта князя Чернышева полка, шесть рот егерского генерал-адъютанта князя Воронцова полка, дивизион линейной казачьей № 15-го батареи, взвод донской № 3-го батареи, дивизион батарейной № 3-го батареи 20-й артиллерийской бригады, взвод подвижной гарнизонной артиллерии; вторую колонну, под командой полковника барона Вревского, составляли: 3-й и 4-й батальоны тенгинского пехотного полка, 1-й, 2-й и 3-й батальоны навагинского пехотного полка, дивизион легкой № 4-го батареи 20-й артиллерийской бригады. Войска снялись с позиции в семь часов утра. Ни один чеченец не показывался в окрестностях Урус-Мартана. Колонна барона Меллер-Закомельского прошла в крепость Воздвиженскую без выстрела.

Колонна полковника барона Вревского двинулась к Ачхою по большой русской дороге. Когда она подходила к Валерику, между нею и этой речкой показалась конная партия чеченцев, около двухсот человек, имевшая, по-видимому, намерение замедлить переправу наших войск. Барон Вревский быстрым движением к Валерику предупредил намерение неприятеля. Завязалась перестрелка; первому батальону [416] навагинского пехотного полка пришлось выдержать довольно сильный ружейный огонь.

Войска переправились с потерею четырех нижних чинов ранеными, одного штаб-офицера (навагинского полка майор Лукомский) и трех нижних чинов контужеными и двух лошадей убитыми. Между Валериком и Ачхоем неприятель больше не показывался.

Зная, как беспечны бывают чеченцы перед роспуском отрядов, генерал Фрейтаг предписал барону Вревскому — в ночь с 25-го на 26-е января сделать набег, для чего заблаговременно просил начальника владикавказского военного округа генерала Нестерова предоставить в распоряжение барона Вревского возможно больше кавалерии. В полночь колонна, в составе четырех батальонов пехоты: 1-го тенгинского и 1-го, 2-го и 3-го навагинского пехотных полков, при шести орудиях, с шестью сотнями линейных казаков сунженского полка и двумя сборными сотнями донского № 19-го полка, выступила из Ачхоя по направлению к густо населенной местности, аулам: новый Гехин-Каж, старый Гехин-Каж, Тегень-юрт, Берды-юрт и некоторым другим. От опушки леса барон Вревский отделил всю кавалерию, под начальством полковника Слепцова, для занятия обреченных разорению аулов. Появление казаков, после роспуска отряда, в такое время, когда менее всего можно было ожидать тревоги, до такой степени озадачило чеченцев, что они сначала как бы не верили своим глазам. Пользуясь их замешательством, полковник Слепцов, не теряя времени, быстро охватил аулы и, спешив большую часть казаков, приказал им занять сакли и опушку леса, окружавшего чеченские деревни. Чеченцы защищались отчаянно в своих саклях; многие из них приходилось брать штурмом. По тревоге, из окрестных деревень стали сбегаться чеченцы; в цепи завязалась жаркая перестрелка; [417] в аулах шел рукопашный бой. Пехота несколько замедлила прибытием вследствие глубокого снега и встретившихся на пути препятствий, так как колонна следовала не по дорогам, по которым движение ее легко могло быть открыто пикетами. Как только подошла пехота, барон Вревский тотчас же сменил цепь спешенных казаков шестью ротами навагинского пехотного полка с двумя орудиями. Аулы, занятые казаками, были разорены и преданы огню. Кроме разного имущества, найденного в саклях, добычу отряда составляли пленные, в числе пятнадцати человек обоего пола, двадцать лошадей, двести голов рогатого скота и множество оружия. Колонна отступила. Это движение, столь же неожиданное для наших войск, сколько и для чеченцев, стоило нам трех офицеров убитыми, трех ранеными и двух контужеными ⁶; семнадцати нижних чинов убитыми, шестидесяти двух ранеными и семи контужеными; тридцать шесть лошадей убито и тридцать девять ранено.

Набегом барона Вревского завершились военные действия третьего периода зимней экспедиции 1847-1848-го годов. В этот период мы потеряли убитыми, ранеными и контужеными: штаб и обер-офицеров двенадцать, нижних чинов сто двадцать шесть; всего же выбыло из строя с 10-го по 26-е января сто тридцать восемь человек. Из этого числа семьдесят девять, т. е. больше половины, приходится на последний набег.

Вырубкою лесов в окрестностях Рошни задача чеченского отряда в зимнюю экспедицию 1847-48-го годов [418] не была исчерпана. Правда, от крепости Воздвиженской до реки Гехи, на протяжении двадцати двух верст, большая русская дорога, пролегавшая прежде между зарослями, лесами и перелесками, была теперь открыта со всех сторон, и войска свободно могли двигаться по ней, если не совершенно беспрепятственно, как в мирной стране, то, во всяком случае, не подвергаясь нечаянным нападениям из-за скрытых засад; но оставалось еще такое или почти такое же расстояние, т. е. около двадцати двух верст от реки Гехи до Ачхоевского укрепления, крайнего западного пункта будущей чеченской передовой линии, крайним восточным пунктом которой была Воздвиженская. Теперь, в этот четвертый период экспедиции, для удобнейшего доставления в отряд продовольственных и боевых запасов, при очистке пространств между Гехою и Ачхоем, за основание предстоявших военных действий принято было Ачхоевское укрепление.

Наступали оттепели; следовать через Чечню с большим обозом становилось затруднительно; войскам приходилось идти к новому месту лагерного расположения в обход, вверх по Сунже, правым ее берегом, почему начальником левого фланга предписано было полковнику барону Меллеру-Закомельскому — 29-го января из Воздвиженской прибыть в Грозную с шестью ротами егерского генерал-адъютанта князя Воронцова полка, при двух орудиях донской № 3-го батареи. 30-го января все наличные войска чеченского отряда, за исключением колонны полковника барона Вревского, остававшейся в Ачхое, в восемь часов утра выступили из Грозной к Закан-Юрту и 31-го сделали переход от Закан-Юрта до Казах-Кичу, где переночевали. 1-го февраля все войска, принадлежавшие к составу чеченского отряда ⁷, соединились в Ачхое, откуда на [419] следующий день, в восемь часов утра, двинулись к реке Шалажи, по берегам которой в два часа пополудни расположились лагерем.

Медлить было некогда, потому что с каждым днем становилось теплее: весна шла вперед, не оборачиваясь, как это бывает в местностях, отличающихся непостоянством и спутанностью времен года; а между тем и время для полевых работ еще не скоро должно было наступить; от морозов же, лишавших бодрости наших противников, нельзя было ожидать содействия успеху наших операций.

3-го февраля из лагеря высланы были две колонны: одна для истребления леса между реками Шалажи и Нетхоем, другая в Ачхоевское укрепление за сеном для продовольствия лошадей. Еще три дня — 4-го, 5-го и 6-го производилась рубка леса все в том же направлении, между Шалажи и Нетхоем. Неприятель не показывался. В последующие же затем четыре дня, от 7-го до 10-го, леса истреблялись вверх и вниз по Валерику; при этом уничтожались и хутора, попадавшиеся в окрестностях большой русской дороги. Сверх ожидания, чеченцы не препятствовали работам, ограничиваясь самыми незначительными перестрелками, в которых ранен один нижний чин. Удобнее было бы, для успешной рубки леса по Валерику, расположить войска лагерем на самой реке, но так как в ней в настоящее время не было воды, то войска поневоле должны были оставаться на Шалажи, в трех верстах от Валерика. К 14-му февраля, весь лес вниз по Валерику, насколько того требовала безопасность большой русской дороги, был вырублен; гехинская просека, успевшая, подобно гойтенской, покрыться зарослями, была расчищена. 15-го февраля войска расположились лагерем на Гехи, 16-го и 17-го занимались истреблением [420] леса вверх по этой реке, 18-го на рассвете снялись с позиции.

Задача, возложенная на чеченский отряд, была окончена. Большая русская дорога от крепости Воздвиженской до укрепления Ачхоевского была очищена от лесов; теперь она имела гораздо больше сходства с большой дорогой, нежели прежде. Начальник левого фланга прекратил военные действия в малой Чечне, и днем окончательного роспуска отряда назначено было 18-е февраля. Войска с берегов Гехи выступили двумя колоннами: те, которые принадлежали к владикавказскому военному округу, двинулись через Ачхой на сунженскую линию, а войска левого фланга через Воздвиженскую направились в Грозную. Эти последние не окончательно распростились с чеченцами. Стоявшая несколько дней сряду ясная и теплая погода распустила снег по ущельям Черных гор, реки тронулись, наполнились водой, которая поднялась выше обыкновенного уровня, и переправы сделались затруднительны. Согретые весенним солнцем, чеченцы высыпали из своих уцелевших трущоб провожать нашу колонну до Гойты; на каждой из трех рек, начиная от Рошни, они завязывали с ней перестрелку, гарцуя по вновь расчищенным полянам, забегая вперед, поджидая войска на переправах. Эти проводы не обошлись без потерь для нашего отряда; ранены: один обер-офицер, подпоручик Навроцкий, и семь нижних чинов; контужены: прапорщик Джаджанов и восемь нижних чинов. И так, два обер-офицера и пятнадцать нижних чинов составляют весь урон четвертого периода зимней экспедиции. Всего же выбыло из строя в зимнюю экспедицию 1847-48-го годов убитыми, ранеными и контужеными триста человек.

Три месяца неутомимого, добросовестного труда тысячи ста рабочих рук, под прикрытием шести тысяч [421] (средним числом) человек, принадлежащих к разного рода оружию, потребовалось для того, чтоб уровнять путь отряду, которому предстояло летом 1848-го года поставить крепость на реке Урус-Мартане, не первоклассную крепость, не твердыню, но укрепленный обсервационный и оборонительный пункт для каких-нибудь четырех, много шести рот.

С половины ноября до второй половины февраля военные действия нашего отряда в малой Чечне имеют характер безусловно наступательный: войска заняли известное пространство неприятельской территории, изменили его топографические условия, дали стране совершенно другую физиономию, перевернули вверх дном ее экономические основы; когда все было кончено, и край сделался неузнаваем, они разошлись по споим штаб-квартирам и захолустьям. Но период наступательных военных действий не исключал возможности возникновения на разных пунктах кавказской линии эпизодов никогда не прекращавшейся оборонительной войны. Напротив, ни один воинский начальник никогда не мог с уверенностью сказать, что гарнизон вверенного ему поста проведет день и ночь такого-то числа и месяца в мирных трудах и мирном сне, никем и ничем не потревоженный, и всегда, во всякий час дня и ночи, везде, на всех пунктах, все могли ожидать чего-нибудь.

Так как горцы, для своих вторжений в наши пределы, руководствовались условиями, о которых нам ничего не было известно, и никогда не оказывали особенного предпочтения той или другой местности, появляясь иногда то в самой опасной для себя, то в такой, где ничтожные результаты, на которые они могли рассчитывать, не представляли никаких разумных оснований для нападения, то за основание деления истории военных происшествий удобнее всего [422] принять времена года, хотя и оно не может назваться рациональным. Благоприятные и неблагоприятные условия то совпадают, то расходятся, так что и это деление по временам года не может служить масштабом для правильных выводов и комментария, но оно, по крайней мере, не произвольное и представляет менее запуганности.

Январь месяц прошел спокойно, но в феврале месяце из четырех столкновений с неприятельскими партиями заслуживает внимания следующее: 23-го февраля, из крепости Воздвиженской в лес за дровами послан был 3-й батальон князя Воронцова полка в полном составе, при двух орудиях, с двадцатью пятью казаками донского № 39-го полка. Наиб Дуба по тревоге собрал партию чеченцев, более трехсот человек, и как только колонна начала отступать от леса, сделал по ней залп и готовился броситься в шашки на арьергардную цепь, но, встреченный сильным ружейным огнем, мгновенно скрылся в лес. Через несколько минут, разделивши свою партию на три части, одновременно атаковал арьергардную и обе боковые цепи. Но и эта попытка Дубы окончилась неудачей: по приказанию колонного начальника подполковника Костырки, резервы встретили атакующих штыками. Чеченцы, не решаясь вступить в рукопашный бой с опытными и храбрыми егерями, бежали, преследуемые огнем. В этом деле контужен егерского князя Воронцова полка поручик Греченевский, шестнадцать егерей ранены и один убит. Первые числа марта месяца, за исключением мелких тревог и прорыва хищнических партий, не представляли также ничего выдающегося.

Так кончилась зима 1848-го года на левом фланге, и начиная с 10-го января по 9-е марта, в пределах его всего выбыло из фронта, включая сюда войска, владикавказского военного округа, принимавшие участие в военных [423] действиях чеченского отряда: штаб и обер-офицеров убитых — 3, раненых и контуженых — 7; нижних чинов убитых — 21, раненых и контуженых — 151. В пределах же левого фланга кавказской линии из мирных жителей трое убито, одиннадцать ранено.

Весна началась тревогой, имевшей для жителей кумыкской плоскости менее счастливый исход: 9-го марта, между Внезапной и Хасав-юртом, конная партия хищников около сорока человек напала на пять человек кумыков и двух армян, ограбила их, убила одного армянина, ранила одного кумыка и с добычей скрылась в горы. Спустя три дня, несколько семейств бывших алдынских хуторов ⁸, желая выселиться в наши владения, в аулы, расположенные близь крепости Грозной, обратились к начальнику левого фланга прикрыть частью войск их имущество во время переселения. Начальник левого фланга приказал выслать колонну из крепости Грозной к аулу старые Алды для рубки дров. Конная партия наиба Сабдуллы сильно преследовала переселенцев, но ружейным и картечным огнем нашей колонны была рассеяна. Имущество переселенцев благополучно доставлено на место. С нашей стороны в перестрелке с неприятелем один рядовой ранен и один контужен.

Двенадцать дней было тихо и на линиях, и в кумыкском владении. Чем объяснить подобный перерыв: половодьем или весенними полевыми работами? Половодье для больших рек, которых верховья находятся у главного хребта, наступает поздно; полевые работы в горах начинаются около этого времени. 14-го марта тревоги возобновляются: в этот самый день, значительная партия конных чеченцев спустилась с качкалыковского хребта близь [424] бывшего Горячеводского укрепления (Истису). Командующий подвижным резервом в укреплении Куринском подполковник Майдель, с тремя ротами пехоты, при двух орудиях, и тремя сотнями казаков, двинулся навстречу партии. Чеченцы, заметив движение войск, направлявшихся в их сторону, стали поворачивать назад к качкалыковскому хребту, но прежде нежели успели подняться на него, подвижной резерв настиг их и начал поражать огнем артиллерии и боевых ракет. Партия рассеялась; чеченцы потеряли несколько человек убитыми и ранеными; с нашей стороны контужен один егерь князя Чернышева полка. Мелкие нападения горцев на наши отдельные команды продолжались; нередко платились жизнью и имуществом и мирные горцы.

Между ними, преимущественно кумыками и горцами других наименований, были жители действительно мирные, преданные русским и дорожившие своим положением мирных жителей. В горах их ненавидели, считая изменниками, и при всяком удобном случае дорого заставляли их платить за измену. Это была первая категория мирных жителей, самая малочисленная. В глазах правоверных они были великими грешниками, проливавшими кровь своих единоверцев в рядах гяуров, под их нечистыми знаменами. Ко второй категории принадлежало большинство — люди сомнительной преданности: мирные, когда того требовал интерес и их личная безопасность, немирные, когда счастье улыбалось имаму при его вторжениях в наши пределы; людям этой категории сходило все с рук: русские не ставили им измены в вину на том основании, что они были увлечены силою обстоятельств, наконец еще и потому, что они составляли громадное большинство. Попадались и между ними люди, истинно преданные русским, но свою преданность, из робости, из опасения мести, они таили про себя. Третью категорию, к счастью немногочисленную, составляли люди, [425] пропитанные до мозга костей ненавистью к русским. Они выселялись в наши пределы для того, чтобы ближе наблюдать за нами, следить за всеми нашими действиями, сообщать наши планы и намерения, давать знать обо всех наших затруднениях, промахах, о малейшей опасности. Мы далеко не знали так хорошо наибов Шамиля, как Шамиль знал наших генералов и выдающихся боевыми качествами начальников частей; все эти сведения собирались и передавались по принадлежности жителями последней, самой опасной категории. Коварство и лицемерие их можно бы назвать изящными, если бы гнусное и изящное могли быть совместимы. Иезуит, со своей напускной набожностью, заставляющею вас быть настороже, покажется школьником в сравнении с этими настоящими профессорами двуличности. Нельзя не отдать справедливости большей части наших отрядных и колонных начальников: они одинаково не доверяли людям всех трех названных выше категорий; они знали, что имеют дело с сынами востока; осторожность с ними — самая мудрая политика. Осторожность — мать безопасности, говорит арабская, т. с. восточная же пословица.

Тревоги продолжались в апреле и в мае месяцах. Отметим из числа их особенно выдающиеся: 29-го апреля, в два часа пополудни, командующий войсками в крепости Воздвиженской, полковник барон Меллер-Закомельский, с первым батальоном егерского генерал-адъютанта князя Воронцова полка, при одном орудии донской казачьей № 3-го батареи, и сотнею казаков донского № 39-го полка, переправившись по мосту на правый берег Аргуна, отбил у неприятеля двадцать три штуки рогатого скота и четыреста баранов. Когда он отступал с добычею, чеченцы сильно преследовали его колонну, в особенности арьергардную цепь, на которую несколько раз бросались в шашки, но всякий раз с уроном были опрокидываемы. Кроме добычи, захваченной [426] бароном Меллером-Закомельским, в наших руках осталось три неприятельских тела. Потеря наша состояла из трех контуженых и пяти раненых егерях и одной раненой казачьей лошади. 2-го мая, в четыре часа пополудни, три чеченских наиба: Талгик, Сабдулла и Дуба, с партиею конных чеченцев более семисот человек, бросились со стороны аргунского ущелья на пасшийся вблизи крепости Воздвиженской скот, принадлежавший жителям аула Чахкери. Выскочившие на тревогу чахкеринцы сильным ружейным огнем остановили покушение неприятеля и таким образом не дали ему воспользоваться добычей; мало того, надеясь на скорую помощь наших войск, решились атаковать его. Сборище чеченцев разделилось на две партии: одна приняла направление к гойтенской просеке, другая бежала по левому берегу Аргуна к ущелью. Войска, выбежавшие из крепости, также разделившись на две колонны, начали преследовать обе бегущие партии. Чахкеринцы, увлекшись преследованием, были окружены чеченцами, которые дали по ним несколько выстрелов из орудия с правого берега Аргуна, но подоспевшие на выручку войска сбили неприятельское орудие и картечным огнем рассеяли партии. Смелая выходка чахкеринцев стоила им только трех раненых. Войска без урона возвратились в крепость. 12-го мая, в час пополудни, из крепости Грозной послан был курьер на линию. До реки Нефтянки, по распоряжению начальника левого фланга, его конвоировали сорок человек казаков донского № 39-го полка. Исполнив возложенное на них поручение, казаки возвращались в Грозную и уже отъехали версты две от Нефтянки, как со стороны Сунжи показалась партия конных чеченцев, более четырехсот человек, предводительствуемая наибами: Сабдуллой, Талгиком и Дубой. Чеченцы, заметив горсть донских казаков и считая их своею верною добычею, понеслись на [427] них с тем, чтобы отрезать их от Грозной и в несколько минут истребить. Офицер, командовавший казаками, хорунжий Погожев, видя несущегося к его команде неприятеля, по крайней мере в десять раз сильнейшего, приказал казакам спешиться и построиться в кружок. Когда чеченцы с обнаженными шашками приблизились на пистолетный выстрел, казаки встретили их таким дружным ружейным огнем, что те приостановились. Тогда Талгик, окружив донцов со всех сторон, открыл по ним сильнейший огонь и несколько раз бросался в шашки, но разорвать тесно сомкнутый кружок ему все-таки не удалось: казаки не теряли присутствия духа, и хладнокровно, без малейшей суетливости, продолжали держать неприятеля не прерывавшимся ни на минуту ружейным огнем на известном расстоянии. Более получаса все усилия чеченцев расстроить и затем уничтожить эту горсть казаков оставались бесплодными. Перестрелка между тем услышана была в Грозной. Вызванные по тревоге войска уже показались на дороге к месту схватки. Чеченцы, заметив пыль, быстро приближавшуюся к ним со стороны Грозной, сделали последнее усилие: вся масса их с угрожающими жестами и гиком хлынула на казаков. Положение этих последних было критическое: если бы они дрогнули при этом решительном натиске, участь их была бы решена. Но голос хорунжего Погожева и неустрашимого урядника Назарова, кричавших: “не робей братцы, наши близко!" одушевил молодых казаков — и они выдержали нападение. Через несколько мгновений дым от ружейных выстрелов рассеялся; горсть казаков, до этой минуты заслоняемая густыми массами неприятеля, теперь была вся на виду; чеченцы бежали к Нефтянке, где их ожидала партия пеших. Войска наши, преследуя обе партии, рассеяли их картечным огнем. Казакам донского № 39-го полка в первый раз пришлось иметь дело [428] с неприятелем в десять раз сильнейшим, и они с честью вышли из испытания, не смотря на то, что между ними немало было раненых. Потеря их простиралась до четырнадцати раненых и трех контуженых: семнадцать из сорока выбыло из строя. Урон в лошадях также чувствителен: семь убито, двадцать две ранены.

В конце весны, со второй половины мая, на плоскости, как вдоль берегов Терека и Сунжи, так равно и в кумыкском владении, везде начинаются покосы; жители уже не могут сильными прикрытиями оберегать свои пасущиеся стада и табуны, охрана которых вверяется нескольким пастухам, иногда двум или трем, большею частью людям бедным, плохо вооруженным — чем и объясняются крупные размеры хищнических покушений неприятеля, в которых принимают участие даже наибы. Если мы взглянем на вопрос с физической точки, то и в ней найдем оправдание воинственного настроения наших непокорных соседей: весной все оживает в природе; человек также чувствует себя бодрее, предприимчивее; опасности улыбаются ему, потребность в сильных ощущениях настойчиво требует удовлетворения.

Весна 1848-го года была самым лучшим временем года для левого фланга по отношению к понесенным им утратам, в особенности, если принять во внимание смелые вторжения неприятеля в его пределы сильными партиями, доходившими иногда до нескольких сот человек. За три весенних месяца, с 9-го марта по 12-е июня, потери его выражаются в следующих скромных цифрах: из обер-офицеров только один ранен; нижних чинов убито четыре, ранено 27-мь, контужено 12-ть, взято в плен два. Жители мирных аулов, которые, в бдительности и энергическом сопротивлении неприятелю, старались не отставать от наших войск, потеряли за [429] истекшие три месяца убитыми пять, ранеными пятнадцать и пленными шесть.

Наступило обильное военными эпизодами лето 1848-го года. Последний его месяц отмечен был событием, которое составляет эпоху в истории покорения Чечни ⁹.

14-го июня, партия конных чеченцев, под предводительством нескольких наибов, поднявшись из оврага подле селения Брагуны, быстро направилась к Старому юрту и в одно мгновение окружила аул, намереваясь, по-видимому, ворваться в него, так как большая часть жителей находилась в это время на покосе. Остававшиеся от полевых работ староюртовцы, как ни незначительно было их число, ободренные старшим князем своим Муртазали Бековичем Черкасским, бросились к воротам, заняли канаву, которою обнесен аул, и открыли по неприятелю сильный ружейный огонь. Озадаченный этим неожиданным отпором, поддержанным выстрелами крепостной артиллерии, неприятель принужден был с уроном отступить от аула. Горцы успели захватить в степи до восьмисот голов рогатого скота и девять лошадей. Староюртовцы хотя и преследовали неприятеля, но, по малочисленности своей, не могли отбить назад свой скот. Два часа продолжалась перестрелка. Из [430] мирных жителей девять человек ранено. Неприятель бросил десять тел на месте и одну лошадь с седлом. Потеря его в этом набеге должна быть значительна, судя по меткости выстрелов, которыми старались вредить нападающим староюртовцы. В партии было до четырех тысяч человек, как говорится в донесении чеченского пристава штабс-капитана Доможирова ¹⁰.

14-го июня, около четырех часов пополудни, 1-го сунженского линейного казачьего полка сотник Ситников, взяв с собой не служащего казака Ассинской станицы Кононова, отправился с сенокоса, за полторы версты, купаться на реку Ассу, против бывшего аула Шеналюк. Выкупавшись и одевшись, он стал уже садиться на лошадь с тем, чтобы вернуться на покос, как в это время заметил притаившихся в кустах неподалеку от места купанья шесть человек всадников, в которых нетрудно было признать хищников. Не думая о последствиях, сотник Ситников приложился из бывшего при нем ружья и сделал выстрел; один из хищников был убит. Товарищи убитого на выстрел Ситникова ответили залпом из пяти ружей, и тремя пулями в грудь положили его на месте и бросились к нему [431] с намерением обобрать его; но казак Кононов, заслонив собою тело убитого офицера, долго, с самоотвержением и отчаянным мужеством, отстаивал его. Между тем, одиночный выстрел Ситникова и ответный залп хищников подняли тревогу на покосе. По дороге, к месту происшествия показались находившиеся в прикрытии покосов казаки, под начальством сотника Старицкого. Хищникам не удалось сломить геройское мужество казака Кононова и ограбить тело убитого офицера; они бежали к стороне Черных гор, как только увидели казаков. Сотник Старицкий преследовал их до тех пор, пока они не скрылись у него из вида, в дремучих лесах, к югу от большой русской дороги.

До 24-го числа включительно, за исключением одиночных нападений, ничего особенного не произошло, но на рассвете 24-го июня случилось одно из тех происшествий, которые надолго остаются в памяти народа и наводят ужас на далекие окрестности. Происшествие это было вторжение русских в пределы Ауха, или, как их обыкновенно называют, набег, предпринятый временно командовавшим войсками в кумыкском владении генерального штаба полковником Веревкиным. Набег этот мог служить полезною диверсиею нашему отряду, стоявшему в то время под Гергебилем; он мог отвлечь некоторую часть скопищ Шамиля от дагестанского отряда; наконец, он мог также косвенным образом иметь влияние на успех нашего оружия в малой Чечне, лишив жителей густо населенной местности возможности принимать участие в военных действиях против нашего отряда, в случае, если бы состоялось предполагавшееся в том году заложение крепости на берегах Урус-Мартана. Ауховцы, после этого набега, имели законное основание не являться по призыву Шамиля в малую Чечню: свои интересы для них были дороже интересов малой Чечни; они должны были оставаться на своих местах [432] для того, чтобы быть в постоянной готовности защищать свои родные пепелища в случае повторения тех ужасов, которых им довелось быт свидетелями.

План набега был составлен самим полковником Веревкиным, и отрядом под его личным начальством приведен в исполнение. Веревкин действовал в данном случае совершенно самостоятельно, соображаясь с местными обстоятельствами, хорошо ему известными. Для нападения выбран был Ахмет-тала — аул, расположенный на правом берегу Аксая, верстах в восемнадцати от укрепления Герзель-аула. Это самый населенный из всех аулов по ущельям ауховского владения, выходящим на кумыкскую плоскость: в нем насчитывалось не менее, а, может быть, и более ста дворов. Это одна из причин, почему выбор командующего войсками пал на него. Предполагалось, задуманным вторжением нанести неприятелю по возможности чувствительный удар, от которого он не скоро мог бы оправиться. Разорением какого-нибудь незначительного хутора, вблизи наших укреплений, в местности более или менее доступной, цель была бы достигнута только вполовину, а, может быть, и вовсе не была бы достигнута. Нужно было, напротив, показать беспокойному соседу, что, не смотря на довольно значительный сбор наших войск в Дагестане, под стенами Гергебиля, не смотря на то, что предстоит новый сбор отряда в малой Чечне, боевые силы кумыкской плоскости от того нисколько не пострадали, и она не лишилась возможности действовать совершенно самостоятельно не только при обороне, но даже и при наступлениях.

Были еще и другие не менее уважительные причины, почему роковой жребий нал на Ахмет-тала, а не на другой какой-нибудь аул ауховского владения: в этой деревне, с незапамятных времен постоянно находили себе убежище абреки из мирных аулов кумыкской плоскости, спасавшиеся [433] в горах от преследования русского правосудия. Эти абреки, в благодарность за оказанное им в непокорных нам обществах гостеприимство, служили проводниками вторгавшимся в наши пределы хищническим партиям, иногда сами предводительствовали ими и причиняли не мало вреда жителям мирных аулов, которых обычаи, привычки и в особенности материальные средства им хорошо были известны. Впрочем, этот мотив полковника Веревкина, по многим причинам, отзывается некоторою натянутостью. Последняя же, истинная, капитальная причина — почему Веревкин выбрал Ахмет-тала для своего набега: Ахмет-тала ближе всех других значительных центров населения ауховского владения расположен к центральному, историческому сборному пункту кумыкской плоскости, Герзель-аулу, пункту, куда удобнее всего было стянуть войска, не возбуждая подозрений неприятеля; из разных мест веерообразного расположения своего, части войск, выступивши с вечера, могли почти одновременно прибыть к Герзель-аулу, а оттуда, одним переходом, на рассвете, достигнуть аула и совершенно врасплох напасть на него.

Приготовления к набегу делались в глубочайшей тайне. Обыкновенно, даже войска узнавали о набеге только в момент выступления. Они догадывались, но от догадки до уверенности не всегда один шаг. Можно стянуть отряд к известному пункту и на другой день распустить: подобных демонстраций требовали иногда военные обстоятельства, и ими достигались намеченные цели. Из местных жителей при командующем войсками в кумыкском владении безотлучно находились только два человека, на скромность которых он мог бы вполне положиться; не смотря на то, когда пришло время, т. е. когда нельзя было не посвятить их в тайну, он старался под разными благовидными предлогами, не выказывая им открыто недоверие, держать их [434] при себе и глаз, так сказать, не спускать с них. Один из них, состоявший в чине майора, Инал Гебеков, давно заручившийся доверием администраторов края, известный своею преданностью русским, не раз доказавший ее на деле; другой — Султан Мурат, сын долгое время находившегося в бегах кумыка, который незадолго перед тем явился из Ахмет-тала с повинной. Только им, этим двум личностям из всего многочисленного штата своего, вверил полковник Веревкин тайну замышляемого им вторжения в неприятельскую землю, так как они же должны были служить проводниками в предстоящем набеге, но и им доверился он не ранее, как накануне выступления, и с этой-то минуты и стал их держать, так сказать, на привязи. От лазутчиков же, доставлявших ему самые верные сведения, ему также удалось скрыть свои настоящие намерения. Мало того, выведав от них все, что ему нужно было знать, он постарался ввести их в заблуждение и направить их подозрения в другую сторону.

23-го июня, после заката солнца, когда совсем стемнело, из разных пунктов кумыкской плоскости, отстоящих почти на равных расстояниях от центрального ее пункта, следующие части войск почти одновременно выступили и к одиннадцати часам ночи прибыли в Герзель-аул: тенгинского пехотного полка один батальон (из укрепления Куринского), навагинского пехотного полка 3-я гренадерская, 8-я и 9-я мушкетерские роты (три роты из лагеря на Карасу), егерского генерал-адъютанта князя Чернышева полка: 1-я карабинерная рота из укрепления Таш-Кичу, 1-й егерской роты один взвод из Энгель-юрта, 2-й егерской роты один взвод из Баташ-юрта, 2-й батальон и стрелковая команда из крепости Хасав-юрта, кавказского линейного № 12-го батальона, одна рота с Герзель-аула, 3-го резервного саперного батальона команда из лагеря на Карасу, [435] батарейной № 3-го батареи 20-й артиллерийской бригады три орудия — одно из Куринского, одно из Таш-Кичу, одно из Хасав-арта, конноартиллерийской линейной казачьей № 15-го батареи одно орудие в Герзель-ауле, нижегородского драгунского наследного принца Виртембергского полка два эскадрона из Хасав-юрта, донского казачьего № 20-го полка пять сотен — три из Куринского, одна из Хасав-юрта, одна в Герзель-ауле, донского казачьего № 40-го полка одна сотня из лагеря на Карасу; итого, пехоты четырнадцать рот и две команды, кавалерии два эскадрона и шесть сотен, артиллерии четыре орудия. Из названных частей войск только некоторые, весьма немногие, выступили засветло, под разными благовидными предлогами, вроде например оказии.

Из Герзель-аула к Ахмет-тала ведут две дороги: одна по правому, другая по левому берегу Аксая. Первая из них самими горцами считалась непроходимою для наших войск, а потому или вовсе не охранялась ими, или охранялась весьма слабо; на второй, напротив, день и ночь содержались сильные наблюдательные караулы, обходить которые не представлялось никакой возможности. Полковник Веревкин избрал тот путь, который считался непроходимым, с тем, чтобы отступить уже по второму пути. т. е. по левому берегу Аксая, тем более, что, по показаниям лазутчиков, очень осторожно отобранным от них, в эту ночь на правом берегу реки, не только караулов или залогов, не было выставлено даже пикетов по дороге. Чтобы развлечь внимание и силы неприятеля и поставить его в недоумение, другая небольшая колонна, под командой подполковника Домбровского, должна была двинуться из Хасав-юрта вверх по Ямансу, для чего из Внезапной, под предлогом оказии, вызваны были в Хасав-юрт еще две роты. Этой колонне предписано было: не углубляясь в ущелье реки, открыть на рассвете усиленную канонаду. [436]

Отряд выступил из Герзель-аула ровно в полночь. В голове колонны шли охотники из казаков. За ними следовали драгуны, за последними вся иррегулярная кавалерия, и, наконец, пехота. Войска, не смотря на трудности, которые беспрестанно приходилось преодолевать в пути, подвигались в такой тишине, что в двух хуторах, расположенных влево от дороги, на довольно близком от нее расстоянии, ничего не подозревали. Ночью отряд никого не встретил, но на рассвете стали попадаться люди, отправлявшиеся на полевые работы: все они, согласно инструкции колонного начальника, были схвачены. К аулу подошли, когда совсем рассвело. Драгуны ворвались в него, а казаки оценили его с трех сторон. В то же самое время послышались орудийные выстрелы со стороны Ямансу: то была условленная демонстрация колонны подполковника Домбровского. Нападение на Ахмет-тала произведено было так быстро и так неожиданно, что жители буквально были застигнуты врасплох. Из крайних домов, стоявших над отвесными берегами реки, некоторые успели выбежать и броситься в обрыв; остальные заперлись в саклях и защищались поодиночке.

Драгуны, казаки, а впоследствии и солдаты пехотных частей войск, благодаря численному превосходству своему, проникали в сакли мелкими партиями, и великая драма этого утра разбилась на множество частных эпизодов; каждый из них разыгрывался в тиши и полумраке тесного, замкнутого пространства, в четырех стенах — эпизоды ужасные, сцены глухие, безвестные, темные, но кровавые. Ауховцы составляют, как известно, одно из подразделений чеченского племени: тот же язык, то же происхождение, те же обычаи и воинственный дух тот же, а чеченцы, не дешево продающие свою жизнь в поле, дерутся с исступлением, когда угрожают разорением и гибелью их домашнему [437] крову. И вот чем объясняются потери наших отрядов в набегах, всегда значительные. Урон одного набега равняется иногда урону целой экспедиции.

Впоследствии, князь Барятинский, когда занимал пост начальника левого фланга, в набегах стал придерживаться другой системы: к аулу точно также подходили ночью, скрытно, без шума, но врывались в него не тотчас, как это делалось прежде, а сначала открывали по нему сильный артиллерийский огонь. Разбуженные канонадой, жители выбежали из своих домов, и бой, открытый, честный бой завязывался на улицах или за оградой аула. Женщины, дети, беспомощные старики не умерщвлялись безжалостно у своих очагов: их забирали в плен на глазах начальников после того, как аул переходил в наши руки; если же в некоторых саклях продолжали еще защищаться, то их разбивали артиллерийскими снарядами или брали приступом, и это всегда сопровождалось меньшими потерями в людях, нежели прежние вторжения по два и по три человека в незнакомые, полуосвещенные, а иногда и совершенно темные сакли. И нравственность солдата от того выигрывала ¹¹.

Около тысячи голов рогатого скота, крупного и мелкого, досталось в добычу отряда полковника Веревкина. Все, что можно было взять с собою, выносилось и укладывалось в мешки, на повозки, на вьюки: одеяла, подушки, ковры, оружие, медная посуда, домашняя птица. Большая часть аула, со всеми находившимися в нем запасами, сделалась добычею пламени прежде, нежели войска покинули его; остальная часть подверглась той же участи при отступлении [438] арьергарда. Запылали дома, амбары, стога и скирды, даже плетни; сады также не были пощажены огнем. Весь аул представлял зрелище ста слишком отдельных, одновременных пожаров. Четвертый батальон навагинского пехотного полка, под командой майора Кемпферта, вступивший в аул с двумя орудиями вслед за казаками, был немедленно послан на левый берег Аксая, уже занятый толпами горцев, сбежавшихся из окрестных хуторов. Майор Кемпферт перешел через глубокий овраг, по которому протекает Аксай, с боя занял противоположный берег и рассеял столпившихся на нем горцев. Отступление отряда через овраг с правого берега на левый сопряжено было с большими затруднениями. Арьергард при отступлении всегда выносит на своих плечах всю тяжесть боя, но в арьергарде были кабардинцы, и ими командовал подполковник Майдель, офицер храбрый, распорядительный, хладнокровный. Несколько раз неприятель бросался на арьергард в шашки, и всякий раз кабардинцы останавливались, переходили в наступление, опрокидывали штыками обезумевшие от ярости толпы ауховцев, и опять продолжали движение.

Для обратного следования отряда к Герзель-аулу избрана была дорога по левому берегу Аксая, как и предполагалось с самого начала. Дорога эта, считавшаяся жителями доступною для движения русских колонн, пересекалась шестью глубокими, поросшими густым лесом оврагами, а потому войска отряда размещены были несколько иначе, нежели при наступлении.

В авангарде шел сводный батальон, под командой подполковника Ктитарева; начальство над правой цепью, в которой находилось три роты навагинского пехотного полка, вверено было полковнику Преображенскому; левую цепь занимал майор Кемпферт с батальоном тенгинского пехотного полка; честь замыкать колонну, составляя ее [439] арьергард, в такие трудные минуты, по праву, принадлежала кабардинцам, как настоящим хозяевам кумыкской плоскости; этого требовал этикет и долг гостеприимства: провожая гостей, хозяин обыкновенно замыкает шествие. Кабардинцев было пять рот в арьергарде, и ими командовал, как уже выше было сказано, подполковник Майдель. Кавалерия должна была двигаться впереди, но, чтобы обеспечить переходы ее через овраги и дать драгунам возможность действовать согласно их прямому назначению, вся кавалерия оставалась на полянах до тех пор, пока последние пары правой и левой цепей не вступят в лес и не прикроют собою дороги, ведущей через овраг: тогда драгуны, а за ними и вся остальная кавалерия, на рысях проходят через овраг, занимают следующую поляну, мгновенно спешиваются, рассыпают стрелков и остаются на позиции до тех пор, пока весь отряд за ними не переправится через овраг. Таким образом, самые трудные места дороги — лесистые овраги, пройдены были отрядом с относительно малыми потерями. Неприятель пользовался всеми затруднениями, встречавшимися на пути войск. При переходе через овраги он прибегал к самым коварным маневрам своей горной тактики, чтобы замедлить движение наших войск и нанести им возможно больший вред. На долю арьергарда и правой цепи выпадали очень критические моменты, но арьергардом и правой цепью командовали штаб-офицеры, которых ни на минуту не покидало их обычное присутствие духа и хладнокровие, и они с честью выходили из затруднительных положений. Восемь часов продолжался бой; только в трех верстах от Герзель-аула он прекратился.

Набег на Ахмет-тала, по своим результатам, должен быть отнесен к категории самых удачных. Более ста дворов истреблено огнем; от огромных [440] продовольственных запасов остались груды пепла; весь скот, принадлежащий аулу, сделался добычей отряда, и, если принять во внимание время года, когда леса одеты густою зеленью, ранний час утра, когда жители, за исключением немногих, не успели разойтись по полевым работам, то потеря наших войск в этом набеге может назваться весьма умеренною: двенадцать убитых, сто пятнадцать раненых и сорок пять контуженых, в числе коих раненый один обер-офицер — навагинского полка подпоручик Кишинский, и контуженые два обер-офицера (егерского князя Чернышева полка прапорщики Брянский и Бурковский). Такому незначительному урону немало содействовала диверсия подполковника Домбровского: привлеченные выстрелами на Ямансу, ауховцы не успели прибыть к месту настоящего побоища, и отряд отступил к Герзель-аулу прежде, нежели они могли сообразить, где драма и где комедия.

В одиннадцать часов утра, т. е. ровно через двенадцать часов, войска прибыли опять, но на этот раз уже не частями, к тому же сборному пункту. На другой день, в том же веерообразном направлении, по расходящимся радиусами дорогам, они вернулись к своим временным и постоянным резиденциям.

По уходе отряда, уныние и ужас овладели жителями ауховского владения. Ахмет-тальская катастрофа многих ауховцев заставила призадуматься. Одно за другим, стали перебираться уцелевшие от погрома семейства некоторых из них в наши пределы, предпочитая лишиться в два-три года, при хищнических набегах своих же однородцев, пары быков или одной лошади, нежели терять разом все, в один час, при первом вторжении русского отряда, после которого, как после коня Атиллы, не скоро трава вырастает. Долго ли население Ауха оставалось под удручающим впечатлением трагического утра 24-го июня? До 31-го [441] июля, т. е. ровно пять недель, об них ничего не было слышно, точно все они сошли со сцены с тем, чтобы никогда на ней не показываться. Пять недель считается большим перерывом в цепи военных происшествий. Были покушения из-за качкалыковского хребта, со стороны присяжных хищников большой Чечни, для которых хищничество есть азартная игра; но Аух молчал; Аух замкнулся в своем горе и не подавал признаков жизни, а по прошествии пяти недель, когда, точно траур, установленный обычаями, кончился — опять в пределах безмолвной, коварной кумыкской плоскости стали появляться его неисправимые искатели сильных ощущений, то мелкими, то крупными партиями, и не с тем, чтобы свести счеты по ахмет-тальскому долгу, а так, по привычке, или вернее, по страсти, как охотник, несколько оправившись после страшного нравственного потрясения, снимает ружье со стены, кличет свою собаку и отправляется в лес — тоже по привычке, по страсти.

Гроза, разразившаяся над Аухом, послужила уроком одному Ауху, и то не надолго; остальные непокорные нам общества продолжали тревожить своими набегами и самое кумыкское владение, откуда вышла гроза, и укрепления, и аулы остальных отделов левого фланга кавказской линии. Из числа мелких нападений мы остановимся на самых выдающихся.

26-го июня партия чеченцев атаковала 4-й батальон тенгинского пехотного полка, находившийся в лесу на рубке дров, близ разоренного аула Наим-берды. По тревоге, войсковой старшина Бакланов прибыл из укрепления Куринского с тремя сотнями донского № 20-го казачьего полка и одним орудием батарейной № 3-го батареи 20-й артиллерийской бригады. Чеченцы встретили подкрепление картечью и ружейным залпом, но вскоре должны были бежать и скрыться в чаще леса. При этом войсковой старшина [442] Бакланов и один рядовой тенгинского пехотного ранены; один рядовой того же полка пропал без вести. 28-го июня сильная партия горцев бросилась к аулу Брагуны с намерением отбить принадлежащий аулу скот, но жители предупреждены были о нападении командующим некоторыми частями войск по прикрытию мирных аулов, расположенных между Тереком и Сунжею, полковником Сусловым, и потому были осторожны и держали скот в ауле. Потерпев неудачу в этом месте, партия потянулась к Новому юрту, но здесь нашла роту егерского генерал-адъютанта князя Воронцова полка, с одним орудием, присланную сюда из станицы Николаевской; тогда она направилась к Сунже и, встретив на дороге трех жителей Нового юрта, одного убила, остальных двух взяла в плен. 4-го июля человек до трехсот чеченцев, пробравшись по ханкальскому ущелью к Сунже, бросились к мирным аулам, расположенным по левому берегу реки, но, встреченные выбежавшими на тревогу жителями и войсками грозненского гарнизона, удалились поспешно в лес без добычи.

12-го июля командир кавказского линейного № 9-го батальона подполковник Берсеньев 2-й выступил из крепости Грозной на фуражировку, на правый берег Сунжи, по направлению к разоренным хуторам Тепли-Кичу (Тепли-Гечю) с двумя ротами 4-го батальона егерского генерал-адъютанта князя Воронцова полка и двумя ротами кавказского линейного № 19-го батальона, при двух орудиях и командой казаков донского № 39-го полка. В том месте занимались уже заготовлением сена чеченцы. Когда они увидели колонну, то бросили работу и завязали с войсками перестрелку, продолжавшуюся до тех пор, пока колонна не окончила фуражировку и не отступила к Грозной. С нашей стороны в этой перестрелке ранено семь человек рядовых. 22-го июля, при следовании 3-го и 4-го батальонов егерского [443] генерал-адъютанта князя Чернышева полка от укрепления Темир-Хан-Шуры к Чир-юрту, три офицера этого полка: штабс-капитан Зан, подпоручик Соковник и прапорщик Коцуцевич, находившиеся по болезни при обозе, никем не замеченные, отлучились от колонны. Отсутствие их обнаружилось только по прибытии войск на ночлег. Лазутчики дали знать, что все трое взяты горцами в плен.

26-го июля, рано утром, с Чипчаковской башни, построенной на возвышении, верстах в семи от Сулака, замечена была партия всадников, человек до двухсот пятидесяти, стройно двигавшаяся по дороге от урочища Балтугай, на левом берегу Сулака, к Хасав-Юрту. Всадники эти шли по шести в ряд. Все они были одеты совершенно одинаково, на лошадях почти одинакового роста и одинаковой масти — темно-гнедой. Всадники эти были драгуны — дивизион нижегородского драгунского наследного принца Виртембергского полка, следовавший из своей штаб-квартиры, Чир-юрта, на левый фланг кавказской линии, в чеченский отряд. Впереди дивизиона ехал командир его, майор Золотухин, блондин лет тридцати шести-семи, с красивым благородным профилем, высоким обнаженным лбом, проложившим себе дорогу, благодаря отсутствию волос, до самого темени. Виски также не особенно щедро наделены были волосами, но они были длинны, и, зачесывая их наверх, ими можно было проводить границы между челом и теменем. Голубые глаза ехавшего впереди начальника имели такое ласковое, добродушное выражение, что если бы это был не дивизионер, а падишах, имеющий власть казнить людей без всякого суда, по одному капризу, то и тогда люди подходили бы к нему без малейшей робости. Всего этого, конечно, нельзя было видеть с Чипчаковской башни простыми глазами. За дивизионером ехал трубач, а по левую его руку адъютант, прапорщик, т. е. еще не настоящий [444] офицер, по летам юноша и не настоящий человек, так как ему не было и двадцати одного года. Для этого последнего, появление двухсот пятидесяти всадников на дороге от Сулака на Хасав-Юрту имело такую важность, что он желал бы, чтоб и читатель смотрел на это происшествие 26-го июля такими же точно глазами и вместе с ним перенесся воображением в тот уголок мира, откуда вышли эти всадники...

Текст воспроизведен по изданию: Левый фланг Кавказской линии в 1848 году // Кавказский сборник, Том 9. 1885