-

ПРИЛОЖЕНИЯ К СТАТЬЕ „ЛЕТУЧИЙ ОТРЯД В 1850 И 1851 ГОДАХ".

I.

Извлечение из письма князя Воронцова к военному министру 2 сентября 1850 г. № 724.

...„Что касается до полковника Слепцова, то, по первому краткому известию о его набеге, я упомянул в предыдущем письме моем, что желательно бы было, чтобы он удостоился производства в генерал-маиоры к 6-му будущего декабря. Ныне же, рассмотрев подробно донесение об этой экспедиции, я считаю, что этот храбрейший штаб-офицер вполне заслужил орден св. Георгия 3-й степени, ибо, командуя отдельным отрядом, он взял с боя позицию, защищаемую превосходным в силах неприятелем и укрепленную сильнейшими верками, с артиллериею; причем он здесь, как и всегда, вел лично в атаку пехоту и кавалерию, воодушевляя всех примером своей неустрашимости, и нанес решительное поражение неприятелю, рассеяв его совершенно. О важности же атакованной и взятой им позиции вы изволили уже усмотреть из всего, что выше мною сказано. Нужно было иметь большую отважность, чтобы иметь мысль о подобном движении через всю малую Чечню в центр большой, и это имело чрезвычайное нравственное влияние на весь прилежащий к левому флангу непокорный край и сильно поколебало умы не только чеченцев, но и лезгин, прибывших к ним на помощь. На этом основании я имею честь покорнейше просить вашу светлость исходатайствовать у Его [471] Императорского Величества награждение полковника Слепцова орденом св. Георгия 3-й степени, вместо производства в чин генерал-маиора".

II.

Переписка главнокомандующего с военным министром по поводу дела 31-го января 1851 года.

Письмо главнокомандующего к военному министру 19 марта № 373.

„Милостивый государь, князь Александр Иванович. Из журнала военных происшествий во владикавказском военном округе, представленного генерал-маиором Ильинским от 11-го февраля, вашей светлости известно уже о набеге, произведенном генерал-маиором Слепцовым на аулы, лежащие в верховьях реки Шалажи. Получив подробное донесение об этом деле, я усмотрел, что, при обратном следовании, при выходе из леса, в некоторых частях войск произошел мгновенный беспорядок, скоро прекращенный, но тем не менее повлекший за собою довольно значительную потерю, в коей особенно сожалеть должно о храбром полковнике Германсе. Это побудило меня отправить доверенного офицера для собрания на месте точных сведений обо всех подробностях этого боя, тем более, что и сам генерал-маиор Слепцов об этом меня просил. Добросовестное донесение этого офицера убедило меня, что главною причиною мгновенного замешательства была, кроме лесистой местности, потеря нескольких офицеров, выбывших из фронта при первой атаке, и хотя я не могу никого обвинять в прямом неисполнении своего долга или в малодушии, но тем не менее, имев доселе только случаи благодарить войска вверенного мне корпуса за их мужество и стойкость и за примерный порядок, сохраняемый ими в самых критических обстоятельствах, я счел нужным поименовать в прилагаемом при сем в копии приказа те части войск и их начальников, где обнаружился беспорядок и гг.офицеры дадут мне в скором времени случай изгладить [472] из памяти моей и всех товарищей их неприятное впечатление, оставленное описанными обстоятельствами. Эту меру я считаю вполне достаточною, тем более, что, как сказано уже, я не нашел положительно поводов к обвинению гг. офицеров или нижних чинов в неисполнении ими своей обязанности в бою. Сообщая все сие вашей светлости для всеподданнейшего доклада Его Императорскому Величеству, имею честь быть“ и пр.

Военный министр главнокомандующему 10 марта № 2317.

„Милостивый государь, князь Михаил Семенович. Начальник владикавказского военного округа, при рапорте от 11-го февраля № 222, представил копию с журнала военных происшествий в том округе с 31-го января по 7-е февраля сего года, с кратким описанием действий летучего отряда под командой генерал-маиора Слепцова в шалажинских аулах, имевших целью наказание жителей нагорной Чечни за прием к себе Хаджи-Мурата, где в упорном бою при отступлении войска отряда ознаменовали себя геройским и беспримерным мужеством. При сем случае генерал-маиор Ильинский упомянул, что рапорт генерал-маиора Слепцова, с подробным донесением о сих действиях летучего отряда, представлен в копии командующему войсками на кавказской линии и в Черномории. Между тем, подробных донесений об означенных действиях генерал-маиора Слепцова не представлено ни к Государю Императору, ни к военному министру. Вследствие чего, по Высочайшему Его Величества повелению, имею честь покорнейше просить ваше сиятельство о доставлении сказанной копии с рапорта генерал-маиора Слепцова о действиях летучего отряда в шалажинских аулах для всеподданнейшего доклада".

Ответ главнокомандующего 30-го марта № 449.

Вследствие отзыва вашей светлости от 10-го марта № 2317, [473] препровождая при сем к вам, милостивый государь, копию с рапорта генерал-маиора Слепцова № 79 начальнику владикавказского военного округа о набеге, произведенном им в верховьях р. Шалажи, подробности коего, впрочем, вы изволили усмотреть из приказа по корпусу, приложенного к отношению моему № 373, нужным считаю присовокупить, что отзыв сего генерала о слабом исполнении долга некоторыми частями пехоты был написан им в первую минуту горячности, в которой и сам он раскаивался, и что по этой-то причине не решился я в свое время довести об этом донесении до Высочайшего сведения Его Императорского Величества. Повторяю и теперь, что в этом деле никого нельзя обвинять в малодушии, и что лесистая местность и трудность сообщения этой части с другою преимущественно были поводом к минутному беспорядку, что подтвердилось вполне добросовестным дознанием, произведенным по моему распоряжению. Поименование в приказе по корпусу частей войск и их начальников, где обнаружился этот беспорядок, я считаю вполне достаточною мерою, тем более, что многие из них уже после того имели случай участвовать в новом бою 17-го марта в верховьях Шалажи и отличили себя, по свидетельству генерал-маиора Слепцова, примерным мужеством и стойкостью".

Военный министр главнокомандующему 7-го апреля № 3432.

Милостивый государь, князь Михаил Семенович. Содержание отношения вашего сиятельства, от 19-го прошлого марта № 373, с копиею приказа, отданного вами, милостивый государь, по отдельному кавказскому корпусу № 44, по случаю беспорядков, произошедших в отряде генерал-маиора Слепцова при обратном следований с верховьев Шалажи, я всеподданнейше довел до Высочайшего Государя Императора сведения. Его Величества на упомянутом отношении вашего сиятельства собственноручно ответить изволил: "справедливо". [474]

III.

Письмо к военному министру 14-го декабря № 1630.

„Милостивый государь, князь Александр Иванович. Вчерашнего числа получил я горестное известие о смерти храброго генерал-маиора Слепцова, сраженного пулею в грудь в деле 10-го декабря в верховьях Гехи. Дело было вполне удачное, увенчано полным успехом, и неприятель, настигнутый в лесу в завалах, понес огромную потерю, а с нашей стороны урон ничтожный; но потеря наша невознаградимая, ибо мы лишились начальника верхне-сунженской линии, совершившего уже столько подвигов и еще более подававшего надежды в будущем. Служба генерал-маиора Слепцова близко известна вашей светлости: с 1845 года он устроил, поселил, воодушевил и прославил Сунженский полк, с которым сделался грозою неприятеля, постепенно изгнанного из малой Чечни, а потому считаю имена сего полка и полкового его командира неразлучными, и прошу покорнейше вас, милостивый государь, исходатайствовать Высочайшее Государя Императора соизволение на именование оного Слепцово-Сунженским. Это будет должным возмездием заслугам покойного и воспламенит полк к новым подвигам Храбрости и самоотвержения в память доблестного своего покойного начальника".

IV.

Письмо военного министра 20-го декабря № 13296.

„Милостивый государь, князь Михаил Семенович. Государь Император, известясь с искренним сожалением о смерти генерал-маиора Слепцова, и желая сохранить доблестную его память в том храбром полку, который он образовал и постоянно водил к победам, Высочайше повелеть соизволил: 1) станицу Сунженскую, в коей расположена штаб-квартира Сунженского казачьего полка, именовать впредь Слепцовскою, и 2) воздвигнуть генерал-маиору Слепцову памятник. О сих Высочайших разрешениях имею честь сообщить вашему сиятельству к зависящему исполнению в ответ на отношение ваше № 1636. [475]

ОСОБЫЕ ПРИЛОЖЕНИЯ ¹

А.

Возвращение сунженцев из похода.

Пыль клубится по дороге;
Слышны выстрелы порой:
Из набега удалого
Едут сунженцы домой.
Много пленных и добычи
Ими взято у врагов;
Их вождем был воин могучий,
Генерал-маиор Слепцов.
Вот они уж близь станицы,
Едут, скачут и поют;
Жены, старцы и девицы,
Все навстречу к ним бегут.
Градом сыплются вопросы
Из толпы со всех сторон:
„Жив ли муж мой и сыночек?
Жив ли братец, где же он“? [476]
Казаки все веселятся
И спешат под кров родной:
Среди милого семейства
Вкусят отдых и покой.
Лишь один казак не весел:
Он здесь круглый сирота.
Но чего его туманят
Грусть и горькая мечта?
Жив ли он — никто не встретит:
Милых сердцу нет ему:
Жив ли он — никто не спросит:
Он не нужен никому.
Лучше б лег он в бранном поле
И не ехал бы домой;
Все равно, его кончина
Не оплачется слезой

Б.

На смерть Слепцова.

Что ты, сунженец, не весел.
Беззаботный сорванец?
Что ты буйную повесил:
Али пуст твой гаманец?
Аль сердечная кручина
Завелася у тебя?
Аль изменница дивчина
В час условный не пришла?
Или с братом распростился
В басурманском ты краю? [477]
Или же коня лишился
В прошлом жарком ты бою?

Это горе нам не горе,

Не привыкли мы так жить,

Чтоб по ветреной девчонке

Сокрушаться и тужить.
И потеря ближних, кровных,
Так не тронула бы нас:
В схватках жарких и кровавых
Мы теряли их не раз.
С смертью мы давно сроднились,
Шли на верную не раз;
Пули, шашки и кинжалы
Были шутками для нас.
И орел наш славный горный,
Он куда не залетал,
Из каких ущелий темных
Он врагов не выгонял.
И какая неприступность
Нас могла б остановить,
Когда наш победоносец
Впереди всегда летит?
И врагам своим мы мстили
За их старые грехи,
Со старицей отплатили,
Когда брали мы Гехи.
Он орлом пред нами мчался,
Сам повсюду успевал,
С шашкою в толпы кидался
И дружину поощрял.
Из завала поразила
Пуля меткая его, [478]
Наше счастье схоронила.
Жизнь отняла у него.
Хоть врагам мы отплатили
И прогнали далеко;
Но потеря, командира
В грудь запала глубоко.
Мы его несли на бурке,
Он едва уже дышал,
И, собрав остаток силы,
Свою волю завещал.
Потом с горестью простился
С полком Сунженским своим,
Душой к Богу обратился —
И рассталися мы с ним.
Храбро, весело, отважно
Было с ним всегда служить.
Чтобы имени Слепцова
Нам на век не позабыть!
Как же, братцы, нам не плакать.
Как нам горько не тужить:
Отца, друга, командира
Кто нам может заменить?
Так помолимся же, братцы,
Чтобы Царь и Воронцов,
В память храброго Слепцова,
Не забыли удальцов.
И завет мы свой исполним
С Предимировым вперед ²,
Слова батюшки мы вспомним —
И пред нами все падет.

Комментарии

1. Редакция сочла не лишнем, в память подвигов Слепцова и сунженцев, поместить здесь две песни, которые и доселе в большом употреблении в войсках кавказского военного округа. Р.

2. Вступил, за смертью Слепцова, в командование полком.

Текст воспроизведен по изданию: Летучий отряд в 1850 и 1851 годах // Кавказский сборник, Том 12. 1888