IX.

Общая характеристика 1846 года на правом фланге кавказской линии. Подвиг урядника Золотова. Письмо Шамиля к закубанским пародам. Меры начальника правого фланга на случай движения Шамиля за Кубань. Происшествия на Лабе. Удивление главнокомандующего. Дело между шалоховским и ахметовским редутами. Большая тревога 7-го сентября. Заявление абадзехов. Черноморская кордонная линия. Пластуны и шапсуги. Движение генерал-лейтенанта Завадовского на Абин. Мирные переговоры. Исход переговоров.

Если в Дагестане, на левом фланге и в центре кавказской линии 1846-й год отмечен такими выдающимися событиями, каковы восстание и усмирение даргинского округа, вторжение Шамиля весной в Кабарду, летом на кумыкскую плоскость, дело подполковника Суслова под Амир-Аджи-юртом, истребление лесов в Малой Чечне и проложение так называемой большой русской дороги,— то на правом фланге год этот прошел сравнительно тихо. Объясняется это отчасти характером местности северной полосы западного Кавказа, открытой и совершенно обнаженной, и большими безводными пространствами.

В зимние месяцы о тревогах совсем не было слышно. Только ранней весной, с пробуждением природы, горцы здесь обыкновенно начинали заявлять о своем существовании, но не вторжениями в наши пределы большими скопищами и не блокадами наших укреплений, а мелкими набегами хищнических партий, которые довольствовались угоном скота, нападениями на одиночных безоружных жителей, [208] ограблением почт и т.п. Одна из таких партий уже несколько лет тревожила наши аванпосты, пробираясь иногда за линию и производя в тылу ее поиски в уединенных хуторах, откуда совершенно безнаказанно, с добычей, возвращалась за Кубань. В ночь на 12-е марта кордону кубанской линии дано было знать, что какие-то хищники переправились на нашу сторону между 5-м и 6-м секретами и, несмотря на выстрелы, которыми их встретили, прорвались через линию. 13-го марта часовой, стоявший у ворот грушевского поста видел каких-то всадников в расстоянии 200 саженей от поста, о чем немедленно дал знать постовому начальнику, Ставропольского казачьего полка уряднику Золотову. Урядник, желая удостовериться, точно ли часовой видел всадников, оставил на высоком кургане пикет из 4-х казаков, которым отдал приказание по первым выстрелам скакать в ближайшую станицу и на посты и там поднять тревогу, а сам с тремя казаками отправился по указанному направлению. Отъехав около версты от поста, он увидел притаившуюся в грушевской балке партию хищников из 11-ти человек, которые, заметив приближение казаков, повернули к немецкой колонии. Золотов отправился по ее следам, захватив по дороге из другого поста еще трех казаков. Видя с какою настойчивостью их преследуют, хищники дали по казакам залп; казаки ответили им тем же и между ними завязалась перестрелка. Золотов с 6-ю казаками держался около часу, чтобы дать время подойти резервам. Тут только он узнал, что имеет дело с самим беглым кабардинским князем Магометом Атажукиным. Выстрелы, между тем, услышаны были на постах, и по линии распространилась тревога. Резервы, прибывшие к месту действия, по распоряжению Золотова, разделились на две партии: одна осталась при нем, другая заскакала в тыл хищникам и отрезала их от [209] переправы. Не видя другого спасения, Атажукин бросился в лес берегом речки Вербовки. Преследование в густом лесу, пересеченном глубокими оврагами, было крайне затруднительно, но Золотов не отставал от хищников, а когда узнал кто у них предводителем, то рвение его удвоилось. Погоня продолжалась до вечера; уже стемнело, когда хищники были настигнуты и окружены. На требование сдаться они отвечали выстрелами, и снова между ними и казаками завязался огнестрельный бой, окончившийся поголовным истреблением партии. Одни были убиты на месте, другим, тяжело раненым, удалось укрыться; казаки подобрали шесть тел, в том числе тело Атажукина; два других трупа горцев, умерших вероятно от ран, найдены были недалеко от Прочного Окопа. С нашей стороны были два казака убиты, один урядник и один казак ранены. Девять лошадей выбыло из строя.

В первых числах апреля за Кубань начали проникать слухи о намерении Шамиля вторгнуться в наши пределы. 12-го числа абадзехи от него получили письмо, в котором он укорял закубанские народы в намерении их вступить в подданство России и обещал или сам прибыть к ним, или прислать доверенное лицо “с вооруженною силою.” Сведение это доставлено начальнику правого фланга г.-м. Ковалевскому 19-го апреля, а 20-го он получил уведомление от начальника штаба войск, расположенных на правом фланге и в Черномории, генерал-маиора Филипсона, о движении Шамиля с значительным скопищем в Малую Кабарду и о занятии одним из его наибов военно-грузинской дороги. 21-го апреля Шамиль вступил в Большую Кабарду, где уже все готово было к восстанию. К этому времени первые баталионы Брестского и Литовского полков поступили на усиление войск правого фланга. 22-го апреля генерал-маиор Ковалевский отправил циркулярное [210] предписание всем начальникам частей о немедленном выступлении с мест расположения и о следовании форсированным маршем к двум сборным пунктам: укреплению Вознесенскому (на р. Чамлыке, правом притоке Лабы), где предполагалось сформирование лабинского отряда, и к Баталпашинску — сборному пункту баталпашинского отряда. 24-го апреля лазутчиками доставлены были положительные сведения, что Шамиль стоит в черекском ущелье, а эмиссары его через Большую Кабарду проникли за Кубань для поднятия всех закубанских народов. В тот же день получилось известие, что на сообщении Терека с Кубанью, на реке Баксане, расположен наблюдательный отряд полковника Беклемишева. Со стороны правого фланга наблюдение за дорогами из Кабарды на Кубань возложено было на баталпашинский отряд, начальнику которого подполковнику Васмунду предписано было оберегать кордон и не допускать неприятеля вторгнуться за Кубань, в Кабарду и на кисловодскую линию. Таким образом доступ неприятелю из центра кавказской линии на правый фланг заперт был с двух сторон.

Волнения, вызванные за Кубанью последними событиями в центре, хотя и улеглись, но не скоро, так что даже после того, как официально стало известно о бегстве Шамиля через Сунжу в Малую Чечню и войска правого фланга были распущены, события эти продолжали по-прежнему возбуждать надежды, которым никогда не суждено было осуществиться. Общее возбуждение выразилось в том, что за Кубанью появились банды абреков, избравших предметом своих хищнических нападений почтовый тракт, участились убийства, а сообщения между укреплениями, особенно на лабинской линии, стали небезопасными даже и днем. Так, 4-го мая едва успели выступить из лагеря последние части войск лабинского отряда, как партия кабардинцев, численный состав которой неизвестен, переправилась скрытно через [211] Лабу между подольским и шалоховским постами, атаковала команду из двенадцати человек казаков при одном уряднике, конвоировавшую раненого подпоручика Гронерта и аудитора Тропина. При этом нападении урядник и девять казаков были убиты, аудитор Тропин и остальные три казака ранены, а раненый подпоручик фон-Гронерт взят в плен. 12-го июня убит унтер-офицер, следовавший с командой из укр. Хумары к Каменной башне. 22-го июня ночью убит казак, ночевавший в степи во время полевых работ. 29-го командир Ставропольского егерского полка полковник Новицкий, следуя по делам службы с урупского поста в Прочный Окоп, отпустил из данного ему конвоя восемь человек, а двух оставил при себе. Эти последние, возвращаясь из Прочного Окопа на свой пост, в 9-ти верстах от крепости были настигнуты хищниками, которые убили одного казака; другому же удалось скрыться в высокой траве. Главнокомандующий предписал сделать строгий выговор полковнику Новицкому. В июле месяце спокойствие на линии не нарушалось. Только один уздень из Тохтамышевского аула князя Лоова, лошади которого славились по всему Кавказу, был убит в сумерки на половине дороги между аулом и табуном, куда он ездил занимать покосные места. 5-го августа между постом родниковским и укреплением Курганным горцы напали на команду из десяти человек Донского казачьего № 24 полка, причем всех их лошадей перебили, шесть казаков убили, двух ранили и двух взяли в плен. 23-го августа семь человек хищников переправились на лодке через Лабу, напали на трех безоружных казаков, поивших лошадей, одного из них взяли в плен, другому нанесли такой сильный удар ружейным прикладом в грудь, что он лишился чувств; третий, бросив на водопое лошадь, бежал в лес. Главнокомандующего, обратившего внимание на этот случай, [212] очень удивило, что казаки отлучаются со своих постов без оружия, о чем через начальника главного штаба сообщено начальнику правого фланга. 27-го августа в четыре часа пополудни партия в 50 человек конных, появившаяся со стороны реки Окарды, напала на команду из 20-ти казаков, занятых уборкой сена в 2-х верстах от поста шалоховского; в завязавшейся при этом перестрелке убиты два и ранены четыре казака. Кроме того, горцами уведены четыре лошади, вырвавшиеся из рук казаков во время боя. 2-го сентября исправляющим должность начальника лабинской линии подполковником Волковым получено было известие о намерении горцев переправиться двумя партиями на правый берег Лабы. Он тотчас же дал знать об этом по линии. Действительно, утром 3-го сентября на нашей стороне Лабы, между ахметовским и шалоховским постами, показалась партия в двести человек, которая, направляясь к последнему посту, подожгла 37 стогов сена, принадлежавшего гарнизону Ахметовского укрепления; затем она покушалась зажечь сенник, но огнем артиллерии вынуждена была отказаться от этого намерения. От шалоховского поста она взяла направление к ахметовскому. Воинский начальник шалоховского поста поручик Варапаев, взяв 50 человек из двух рот кавказского линейного № 3 баталиона и 28 казаков, выступил по следам неприятеля. Горцы, отскакав версты четыре, засели за буграми; когда казаки, шедшие в авангарде, приблизились к ним, они дали залп и бросились в шашки, причем ранили в голову и взяли в плен командовавшего казаками хорунжего Овсянникова, который, впрочем, был отбит прибежавшими на помощь нижними чинами линейного баталиона. Между тем завязавшаяся у бугров перестрелка была услышана в Ахметовском укреплении, откуда немедленно к месту происшествия высланы были 40 человек пехоты и 40 казаков, чтобы отрезать [213] неприятеля от переправы. Угадав это намерение, горцы с ожесточением бросились на них, но команды выдержали натиск. Через несколько времени прибыл с 25-ю пехотинцами и 10-ю казаками начальник Ахметовского укрепления штабс-капитан Грушецкий. После продолжительной и упорной с обеих сторон перестрелки неприятель, ослабленный значительною потерею в людях и в лошадях, бежал в беспорядке к переправе, увозя с собой раненых и убитых, из числа которых все-таки оставил 4 тела; предводитель партии Аслан-бек, придавленный убитою под ним лошадью, в тот же день умер. С нашей стороны убит нижний чин 1, ранены обер-офицер 1 и нижних чинов 9, взяты в плен 7 казаков Донского № 38 полка. 7-го сентября произошла новая тревога на той же линии. Триста конных абадзехов, под предводительством известного своею предприимчивостью Кали-Гирея, переправившись через Лабу, разделились на две партии: одна понеслась к стаду, принадлежавшему станице Тенгинской, другая бросилась к жителям, находившимся на полевых работах. Но жители, предупрежденные о появлении на нашей стороне неприятеля выстрелами с пикетов, сбежались к одному месту и приготовились дать отпор. Поднялась тревога и в самой станице, откуда тотчас же прискакали сотня сводного линейного и полусотня 1-го Лабинского казачьих полков, которые, прикрыв застигнутых в поле людей, вступили в жаркое дело с неприятелем. Сюда же прибежали и два взвода 2-й егерской роты Ставропольского полка с одним орудием гарнизона подвижной артиллерии; один взвод был оставлен на месте боя, другой направлен берегом Лабы к переправе. Неприятель, которому не удалось отогнать скот, опасаясь быть отрезанным от переправы, думал шашками проложить себе дорогу к ней, но егеря, поддержанные остальными стянувшимися к ним войсками, мужественно выдержали [214] несколько атак. Под конец неприятель был отброшен и вынужден вплавь переправиться через Лабу, оставив на месте, в числе прочих, 5 тел влиятельнейших старшин. По сигнальным выстрелам пикетов на тревогу прискакали из станиц Воздвиженской и Некрасовской еще две сотни сводного линейного казачьего полка, под начальством командира полка войскового старшины Фролова, который, переправясь на левый берег Лабы, преследовал неприятеля до реки Гиаги. С нашей стороны в деле 7-го сентября убиты 2 казака, ранены 4, контужены 2. Сверх того, горцы увезли с поля двух девочек и одного мальчика. Абадзехи потеряли 19 человек одними убитыми; о числе раненых сведений не доставлено. Они не решились сами просить о выдаче тел своих старшин, а обратились к посредничеству темиргоевцев, пользовавшихся некоторым доверием войсковых начальников за свою непоколебимую преданность нашему правительству в продолжении 16-ти лет, со дня вступления их в подданство России; при этом абадзехи заявляли также о своем желании начать с нами переговоры об условиях, на которых они желали бы сделаться подданными русского Царя. Начальник правого фланга отвечал темиргоевцам, что он прикажет выдать абадзехам тела их старшин, если они возвратят взятых ими в плен малолеток; что же касается предложения их вступить с нами в мирные переговоры, то всем известны условия, на которых они могут состояться.

Октябрь месяц 1846 г. выдался суровый. Глубокие снега, метели и морозы прекратили ряд убийств и грабежей со стороны непокорных нам горцев. На Кубани и на Лабе наступило затишье, продолжавшееся около 2-х месяцев. 28-го ноября тревоги снова возобновились и среди них войска встретили новый 1847-й год.

В описываемый период времени черноморская [215] кордонная линия, начинавшаяся у впадения реки Лабы в Кубань и простиравшаяся на запад до встречи с черноморской береговой линией, т. е. почти до лиманов, заключала в себе кроме множества постов, вооруженных орудиями, и сторожевых казачьих пикетов, еще 5 укреплений: Варениковское, Ольгинский тет-де-пон, Алексеевское, Георги-Афипское и Лабинское. Она охранялась 3-мя конными полками черноморского казачьего войска и 2-мя пешими баталионами того же войска, известными под именем пластунов. 1846-й год не ознаменован на черноморской кордонной линии крупными, выдающимися событиями. По обыкновению, происходили частые столкновения между хитрыми и осторожными пластунами и не менее хитрыми и осторожными шапсугами; этими столкновениями почти исчерпывается перечень военных происшествий на линии. Частые наблюдательные посты и бдительность пластунов, зорко стороживших свои кордоны, не давали возможности сколько-нибудь значительным скопищам развить свои действия. Появление партии в 40 человек считалось уже событием, распространявшим тревогу по всем аванпостам. К тому же, в 1846 году между шапсугами возникли довольно серьезные несогласия. Некоторые из обществ, под влиянием устроенной на их земле русской крепости, начали склоняться к примирению; другие — употребляли все усилия к тому, чтобы это примирение не состоялось, особенно с тех пор, как между ними появились эмиссары Шамиля с воззваниями, проповедовавшими непримиримую вражду к гяурам. Сторонники мира несколько раз в продолжении лета присылали к командующему войсками на правом фланге и в Черномории депутации с просьбою прибыть на Абин для переговоров о прекращении неприятельских действий и о принятии от них покорности. Отчасти уступая их просьбам, преимущественно же для осмотра вновь возведенного у предгорий, населенных шапсугами, [216] Абинского укрепления, генерал-лейтенант Завадовский выехал 5-го октября из Ставрополя к Ольгинскому мостовому укреплению. Там уже собран был отряд из двух сборных пеших черноморских казачьих баталионов, учебной роты, четырех сотен конных черноморских казачьих полков, дивизиона легкой № 6 батареи 20-й артиллерийской бригады, взвода гарнизонной артиллерийской бригады № 1 роты, трех взводов черноморской казачьей конноартиллерийской бригады № 12 батареи и обоза, состоявшего из 2-х тыс. повозок казенного транспорта и частных, следовавших на Абин с продовольственными и боевыми запасами. Приняв начальство над отрядом, генерал Завадовский выступил из Ольгинского 6-го рано утром. Дорога была сильно размыта недавно бывшими наводнениями, особенно между реками Аушецом и Пшецызом, где во многих местах вода еще стояла аршина на полтора. В ночь на 7-е октября войска ночевали на Пшецызе. От самой переправы через Аушец жители долин Антхири, Бугундура и Абина выказали много радушия, встречая нашу колонну, вынося разные съестные припасы, плоды и сотовый мед. 7-го октября отряд прибыл на Абин, а на другой день в укрепление съехалось около двухсот старшин с новыми заявлениями о желании их обществ вступить в подданство России. Подобные заявления и раньше поступали к командующему войсками от других обществ, но неприязненные действия тем не менее не прекращались, так как на прочность приносимой отдельными обществами покорности мы никогда не могли полагаться. Только при одновременном, единодушном общем согласии присягнуть на верность можно было отнестись с доверием к миролюбивым заявлениям. В этом смысле говорил генерал Завадовский съехавшимся в укрепление депутатам, убеждая их решить этот важный вопрос в общем собрании старшин всего [217] шапсугского народа. Старшины изъявили согласие и условились назначить общенародное собрание на реке Шебше, где должны были присутствовать по 20-ти представителей от каждой долины.

Этим закончились переговоры, и 9-го отряд выступил из Абина в обратный путь. Некоторое расстояние войска прошли по совершенно уединенной дороге, не встретив ни одного горца. Около урочища Перу, в нескольких верстах от укрепления, показались шапсуги. Сначала их было немного, но число их ежеминутно увеличивалось и очень скоро в виду отряда образовалась партия в несколько сот человек. Между ними заметно было сильное волнение. Одни порывались к нашей колонне с явным намерением завязать с нею дело, другие, составлявшие меньшинство, но по своему общественному положению и летам пользовавшиеся влиянием в народе, старались их удерживать. К сожалению, усилия их не имели другого исхода, кроме того, который предвидел генерал Завадовский, взявший с собой 12 орудий. Против правой цепи сделано было несколько выстрелов, затем то же самое повторилось в арьергарде, и на всем протяжении колонны загремела перестрелка, которую беглый огонь нашей артиллерии очень скоро прекратил. С нашей стороны ранены 1 обер-офицер и 2 нижних чина, контужены 1 обер-офицер и 2 казака. В обозе ранена пулею 4-х-летняя девочка. Таков был исход переговоров о принятии шапсугов в подданство России. Больше они не возобновлялись.

Движение Завадовского к Абину составляло в Черномории самое выдающееся событие 1846 года; в этом отношении береговая линия была гораздо богаче.