ОБЗОР СОБЫТИЙ НА КАВКАЗЕ В 1846 г.

III.

Кумыкская плоскость и тревоги на ней в начале 1846 года. Геройский подвиг подполковника Суслова у амир-аджи-юртовских курганов. «Авангардный помещик». Выселение жителей Акбулат-юрта. Стоянка и действия г.-м. Козловского на р. Ярык-су. Занятие Аджи-Гирей-юрта. Попытка Гойтемира взять в плен г.-м. Козловского. Меры к обеспечению кумыкской плоскости от вторжения Шамиля. Бомбардирование кр. Внезапной. Сравнительное затишье на кумыкской плоскости. Чечня. Предположения о действиях в 1846 году. Движение назрановского отряда к Аху-Барзою. Переправа через Валерик. Сбор войск у Грозной. Рубка просеки через гехинский лес. Бой 28-го января близ Урус-Мартана. Движение генерала Фрейтага от гехинского леса к Грозной. Переправа через Гойту.

Печальную картину представляет кумыкская плоскость. Нет в ней ни величия, которое придают пустыням безграничный простор и вечное безмолвие, ни гигантских и грозных твердынь, которые нагромождены о всему Дагестану, ни заманчивой таинственности, которая окружает бесконечные камыши Каспийского моря. Ничего нет в ней, что могло бы оставить в душе неизгладимое впечатление. Когда-то берега ее рек покрыты были богатыми лесами, но от них остались лишь лесные площадки у предгорий Ауха и Салатавии, косматый и растрепанный Качкалыковский хребет и два исторических леса — карагачинский и брагунский. Вся остальная плоскость представляется какою-то жалкой, [452] ощипанной, оголенной и неприглядной, а поросшие мелким колючим кустарником пространства окончательно придают ей унылый вид. Но, как бы для контраста, на дальнем горизонте, против западной ее границы, поднимается живописная гряда Черных гор с глубокими темными ущельями горных потоков. В зимние месяцы, когда воздух совершенно прозрачен, горы эти отчетливо вырезываются на голубом фоне безоблачного неба, и пейзаж расстилающейся перед вами кумыкской плоскости кажется тогда еще печальнее. От юго-запада, т. е. от нижних уступов Качкалыковского хребта и предгорий Ауха, местность постепенно понижается к северо-востоку, пока, наконец, не переходит в низменную равнину, доходящую до самого моря и имеющую с ним один уровень. Реки кумыкской плоскости — Акташ, Ярык-су, Яман-су и Аксай — с шумом вырвавшись из горных теснин, по самой плоскости текут медленно, а на низменности расплываются в болота или всасываются песками. Безотрадному виду кумыкской плоскости придает еще более пустынный характер ее сравнительно малая населенность. Аулы там теснятся к восточной границе, а на западе стоят три уединенные крепости, без садов, без огородов, без всяких признаков жизни вокруг себя. Несмотря, однако, на свое безлюдье, кумыкская плоскость пользовалась репутациею самой бойкой боевой местности на всем восточном Кавказе. С одной стороны она граничила с Ичкерией, Аухом и Салатавией, воинственное население которых вело с нами беспрерывную борьбу; с другой — граница ее шла по Качкалыковскому хребту, господствовавшему над многолюдными аулами Большой Чечни. Преград никаких нет неприятелю для вторжений в кумыкское владение. Граница была открыта для нападений; к ней направлялось много [453] скрытных троп, о существовании которых неизвестно было даже пограничным кумыкским аулам. Вот почему редкая неделя проходила без того, чтобы две-три тревоги не были занесены в журнал военных происшествий.

Первые три недели 1846 года, против обыкновения, как-то особенно мирно пронеслись над кумыкскою плоскостью. Командующий ее войсками генерал-маиор Козловский, находясь в своей замкнутой со всех сторон горами штаб-квартире, крепости Внезапной, только принимал к себе лазутчиков и приносимыми известиями делился с командующим войсками северного Дагестана и с начальником левого фланга. В двадцатых числах января неприятель начал заявлять о своем существовании. Так, 23-го в карагачинском лесу, на левом берегу Акташа, ауховский наиб Гойтемир, имевший лазутчиков во всех аулах кумыкского владения, врасплох напал на жителей деревни Андреевой, выехавших в лес за дровами, и почти безнаказанно увел у них более тридцати пар упряжных волов, причем жители потеряли одного убитого, четырех раненых и четырех взятых в плен. Несмотря на то, что их было сто человек и все были хорошо вооружены, они не решились преследовать Гойтемира, партия которого далеко превосходила их численностью. 29-го января чеченцы, в числе 800 человек подвезли к Герзель-аулу полевое орудие и с кургана открыли по переднему фасу укрепления канонаду. Воинский начальник Герзель-аула маиор Ктитарев ответил неприятелю из семи крепостных орудий и после двадцать пятого выстрела заставил его угомониться. По тревоге, весь гарнизон укрепления сбежался к переднему фасу. Пользуясь этой оплошностью, другая неприятельская партия незаметно [454] пробралась к Герзель-аулу левым берегом Аксая и подползла к нему на близкий ружейный выстрел, но была замечена из укрепления и рассеяна картечным огнем. В то же время по дорогам из Энгель-юрта, Баташ-юрта и Таш-Кичу показались довольно сильные конные партии. На старой аксаевской дороге они соединились и у кладбища старого Герзель-аула остановились, выжидая небольшую колонну, возвращавшуюся из Таш-Кичу в укрепление. Маиор Ктитарев тотчас же выслал из укрепления к старой аксаевской дороге один взвод пехоты с двумя сотнями донских казаков. Партия, догадавшись, что она открыта, отказалась от своего намерения и, повернув к Качкалыковскому хребту, скрылась в его лесах. Того же 29-го января, в недалеком расстоянии от Герзель-аула, на Яман-су, конная партия чеченцев, высланная наибом Батой, угнала скот, пасшийся вблизи Баташ-юрта. Жители этого и соседнего с ним аула Осман-юрта поскакали по следам хищников и настигли их у переправы через Аксай. Чеченцы, не желая расставаться с добычей, встретили преследовавших сильным ружейным огнем, но кумыки бросились в шашки и отбили скот.

Беспокойным соседям кумыкской плоскости не всегда сходили с рук их смелые поиски в наших владениях. Так, ойсунгурцы, в отместку за отбитый у них чеченцами 28-го января скот, спустились 3-го февраля к Мичику и угнали триста баранов, принадлежавших наибу Бате, и даже взяли в плен пастуха. Вскоре после того жители Андреевой деревни, в числе тридцати трех человек, угнали из-под Дылыма такое же стадо баранов, не потеряв при этом ни одного человека. Успех последних набегов объясняется не столько оплошностью со стороны жителей непокорных нам [455] аулов, сколько невысоким мнением их о предприимчивости миролюбивых кумык, а также туманом, темнотою ночи и пересеченной местностью, позволявшей незаметно подбираться к стадам, пасшимся иногда на довольно далеком расстоянии от аулов; к тому же проводниками служили им выселившиеся к нам горцы, которым хорошо знакомы были каждый овраг и каждая тропинка. Приготовления свои к набегам хищники хранили в величайшей тайне и в партию к себе принимали с большою осмотрительностью, во избежание измены, последствием которой могло быть их поголовное истребление. Дорог, по которым могли двигаться русские войска, они старательно избегали, шли по глухим тропам, а иногда и совсем без дорог и тропинок, придерживаясь только направления, чему много способствовали их обувь, одежда и вооружение. Случалось, что и кумыки нападали на партии хищников, пользуясь их оплошностью. Горцы, решавшиеся иногда на самые отчаянные предприятия, появлявшиеся в местах, слишком хорошо охраняемых и, по-видимому, совершенно для них недоступных, например, в штаб-квартирах регулярных полков, убивавшие холодным оружием часовых, отрезывавшие веревки у набатных колоколов в станицах, выводившие строевых лошадей из конюшен, как это было в Нижегородском драгунском полку,— вследствие своей беспечности и самонадеянности не всегда принимали необходимые меры осторожности, чем, разумеется, позволяли накрывать себя врасплох и расстраивать свои смелые замыслы. Так случилось ночью 19-го февраля на кумыкской плоскости. Семь человек из мирных жителей Хамамат-юрта, возвращавшиеся из Таш-Кичу в свой аул, заметили неподалеку от большой дороги партию хищников, человек до тридцати, [456] преспокойно расположившихся под деревьями вокруг костра. Хамамат-юртовцы подкрались к ним и после залпа бросились в шашки. Ночь была так темна и нападение так неожиданно, что горцы разбежались, бросив на месте пять оседланных лошадей, четыре бурдюка, на которых намерены были переправиться за Терек, два ружья, двух раненых и одного убитого.

Тревоги на кумыкской плоскости не прекращались ни в феврале, ни в марте; даже в апреле, когда все внимание наше и наших противников отвлечено было к центру кавказской линии, на кумыкской плоскости продолжались перестрелки то на правом фланге передовой линии, при впадении Гудермеса в Сунжу, в окрестностях Умахан-юрта, то на левом фланге, против Внезапной, там, где Акташ выносится из ущелья через карагачинский лес на плоскость. Старший наиб Большой Чечни, Бата, постоянно содержал на Качкалыковском хребте пикеты, наблюдавшие не столько за нашими отрядами, так как ранней весной их не было в сборе в той стороне, сколько за мирными кумыкскими деревнями, при малейшей оплошности которых он сам, несмотря на свою тучность и уже немолодые лета, как снег на голову являлся с партией и угонял стада и табуны. Со своей стороны и Гойтемир, ауховский наиб, так же не дремал и держал богатую и многолюдную Андрееву деревню в постоянном ожидании нападений.

В мае месяце один из пустынных уголков кумыкской плоскости был свидетелем необычайного подвига, затмившего собою все, о чем говорилось и писалось в первую треть 1846 года, вообще чреватого событиями. Подвиг этот не имел особенного военного значения, не состоял в связи с намеченными в [457] программе на 1846 год предположениями и не имел влияния на ход последующих событий; его никто не ожидал и не предвидел; он пронесся, как удар грома при совершенно ясном небе, и эхо его долго отдавалось по цивилизованному миру. Во второй половине мая к начальнику левого фланга генерал-лейтенанту Фрейтагу стали поступать сведения о скором прибытии Шамиля в Большую Чечню, к аулу Шали, игравшему на плоскости роль сборного пункта. 22-го мая нарочный из Веденя секретно доставил Фрейтагу перехваченную записку Шамиля, в которой сведения эти подтверждались. В этой записке, лаконической как и все, что выходило из-под вера повелителя Чечни и Дагестана, говорилось:

“От имама Шамиля братьям моим Атабаю, Саибдуле, Дубе и Талгику. Желаю вам мир и предписываю собрать всю чеченскую кавалерию к будущему четвергу в Шали. Вы должны быть там с партиями до моего прибытия. Если Бог позволит, я в тот же день буду и сам в Шали."

По слухам, Шамиль хотел направить Нур-Али-муллу горами к Камбилеевке, чтобы привлечь в эту сторону войска владикавказского военного округа, самому показаться в окрестностях Старого-юрта, чтобы задержать войска левого фланга, а только что бежавшего в горы и возведенного в звание наиба кабардинского князя Магомет-Мирзу Анзорова двинуть с кавалерией в Малую Кабарду. Начальник левого фланга не вполне доверял этим сведениям, но на всякий случай сообщил о них начальнику владикавказского округа генерал-маиору Нестерову. 23-го мая, в десять часов вечера, лазутчики дали знать генералу Фрейтагу, что Шамиль не прибыл в Чечню, но что вся чеченская конница выступила из Шали и идет к Мичику, где должны присоединиться к ней конные партии из Ичкерии, Ауха и Салатавии; что движение [458] к Мичику есть только отвод, но что настоящее намерение Шамиля — идти на Старый юрт. Разослав эти новые сведения по линии, генерал Фрейтаг предписал командиру Гребенского казачьего полка подполковнику Суслову собрать в Амир-Аджи-юрте столько казаков, сколько будет можно, а полковнику барону Меллеру-Закомельскому выступить с двумя баталионами из Грозной и через Старый и Новый юрты двинуться к Умахан-юрту. Если в этом пункте он узнает, что неприятель на кумыкской плоскости, то повернуть на Кара-су и, проходя мимо Амир-Аджи-юрта, присоединить к себе подполковника Суслова с казаками. Но прежде чем командир Гребенского казачьего полка получил предписание начальника левого фланга, к нему 24-го числа прискакал нарочный из станицы Шелководской с известием, что большая конная партия стоит под Акбулат-юртом 1, жители которого имеют намерение покинуть аул и выселиться в горы. Известие было важно, так как Акбулат-юртом обеспечивалось сообщение кумыкской плоскости с линией. Подполковник Суслов направил туда весь наличный резерв и, получив вслед затем предписание начальника левого фланга, не заставшее его на месте, собрал остальных казаков и с ними выступил к Амир-Аджи-юрту. Здесь он узнал, что партия прошла уже мимо укрепления обратно, прикрывая до 400 ароб бежавших в горы жителей Акбулат-юрта, и потянулась к Качкалыковскому хребту. Рассчитывая, на основании предписания генерала Фрейтага, что барон Меллер-Закомельский скоро должен прибыть с баталионами в Умахан-юрт, откуда двинется далее на кумыкскую плоскость, подполковник Суслов не стал дожидаться казаков. С ним было 82 гребенца, 7 [459] офицеров и присоединившийся к казакам из станицы Шелководской помещик, отставной капитан Халстатов. С этою горстью Суслов бросился в погоню за неприятелем, надеясь не только настигнуть его, но и пересечь ему дорогу к Качкалыковскому хребту, так как с огромным караваном из 400 ароб партия не могла уйти слишком далеко. Как только неприятель скрылся из вида укреплений, выстрелы, передававшие по линиям известие о тревоге, постепенно умолкли, и, ко времени выступления Суслова из Амир-Аджи-юрта, на кумыкской плоскости наступила тишина. Только облако пыли, поднятой скакавшими по дороге казаками, придавало некоторую жизнь этому унылому, обнаженному пространству. Неприятеля, по следам которого они скакали, ни впереди, ни со стороны огромного аула Таш-Кичу не было видно. Казаки быстро приближались к высоким курганам, находившимся в 8-ми верстах от Амир-Аджи-юрта. Эти курганы, почти одинаковой величины и формы, всегда смотрели подозрительно, вследствие чего проходившие мимо них колонны и оказии обыкновенно стягивались и принимали меры предосторожности против засады. Теперь на вершинах их отчетливо виднелись всадники, очевидно неприятельские пикеты. Когда Суслов приблизится к ним на расстояние, с которого можно было отличить казаков от чеченцев, они громко крикнули: “русские! ” В одно мгновение скрывавшаяся за курганами неприятельская кавалерия со всех сторон высыпала на дорогу и понеслась навстречу казакам. Расстояние было настолько велико, что гребенцы успели бы доскакать до Амир-Аджи-юрта прежде, нежели неприятель настиг бы их, и в этом заключалось единственное средство к спасению, но они не воспользовались им. Их было 82 человека, а с офицерами, с [460] подполковником Сусловым и волонтером-помещиком Халстатовым — 91; партия чеченцев состояла из 1500 человек. Кто ими предводительствовал, какая у них была цель и кого они поджидали за курганами — осталось неизвестным. При подавляющем численном превосходстве неприятеля, уклонение от встречи с ним не могло быть поставлено в укор казакам. Пехота, выстроившись в каре, могла бы продержаться час и даже более, отступая шаг за шагом к ближайшему укрепленному пункту, но кавалерия, да еще иррегулярная, была беспомощна, принимая бой спешенною. Благоразумие требовало отступить, но героизм не всегда подчиняется голосу благоразумия. Казаки не отступили; они остановились, спешились и стали выжидать неприятеля. Чеченцы, подскакавши, окружили их и дали залп. Казаки ответили тем же. Но не для того атаковали горцы казаков, чтобы затянуть дело перестрелкою и привлечь на себя наши войска: они решились изрубить смельчаков, как это было за шесть лет перед тем с тремя сотнями казаков полковника Волжинского 2, которые погибли все до одного человека в виду тех же курганов, почти на том же месте. Чеченцы помнили этот кровавый эпизод, гордились им и не прочь были повторить его. После залпа они мгновенно бросились в шашки. Казаки едва успели зарядить винтовки, но не дрогнули и выдержали отчаянный натиск горцев стойко. Чеченцы повторили атаку, но опять безуспешно. Ничуть не обескураженные новою неудачею, горцы с бешеным воем несколько раз возобновляли [461] атаки, но горсть храбрецов держалась непоколебимо. Заряды у казаков между тем истощались и выстрелы их заметно становились реже; кризис быстро приближался. Одни вынули из чехлов пистолеты, другие осматривали свои кинжалы; выстреливались патроны убитых и тяжело раненых. Положение было безнадежное: половина людей уже выбыла из строя, помощи ждать было не откуда, а тут еще местность такая глухая, неприветливая — обнаженная степь с выгоревшей травой, зловещие курганы, палящее небо. Обстановка никогда не остается без влияния на человека, особенно в такие минуты. Один казак не выдержал и уныло заметил: “Господи, чем-то это все кончится; что с нами будет?! ” Возле него стоял Халстатов. “Как тебе не стыдно — сказал он ему — если все вы станете молиться да причитывать, кто же будет стрелять? Посмотри на себя и на меня: у тебя есть ружье, у меня — ничего, кроме ногайки; ты одет, как и все, а на мне, ты видишь — какой наряд? В тебя, может быть, и не прицеливаются, а в меня наверное раз сто уже целились — я же ведь не плачу.” 3 О влиянии, какое имело присутствие Халстатова на казаков, свидетельствовал начальник левого фланга, притом в очень лестных выражениях. «Авангардный помещик России», как он сам называл себя и как звали его в станицах, не пропускал случая ободрять казаков. Выезжая на тревогу, он имел намерение вместе с Сусловым пробраться в Таш-Кичу и там провести несколько дней с офицерами Кабардинского полка, между которыми у него было много знакомых. В деле 24-го мая на нем был летний сюртук и круглая [462] соломенная шляпа с широкими полями. В таком костюме он должен был служить неприятелю превосходной мишенью, и если остался цел и невредим, не получив даже самой легкой контузии, то это только по воле Всевышнего. Неприятель между тем не отставал, надеясь перебить казаков прежде, чем узнают об их положении на линии. Теперь они уже не могли бежать, если бы даже и хотели, так как из 91-й лошади 70 были убиты. Они окружили себя ими, как бруствером, и из-за них продолжали отстреливаться. Это обстоятельство, может быть, и спасло храбрецов от поголовного избиения: всякий раз, как чеченцы бросались в шашки, лошади их пугливо отскакивали от убитых казачьих лошадей, упирались и далее не шли. Два часа длился неравный бой, и гибель Суслова казалась неминуемой. Но вот по дороге от Амир-Аджи-юрта скачут казаки; их немного, всего 25 человек, но своим появлением они дают понять чеченцам, что тревога услышана на линии. Со стороны Куринского укрепления также несутся казаки, их также немного, но за ними спешат, взбивая пыль, три роты кабардинцев с двумя орудиями. Картина мгновенно изменилась: чеченцы ускакали к Качкалыковскому хребту — и Суслов с гребенцами был спасен. Не дешево обошлось храброй сотне дело у амир-аджи-юртовских курганов или, как другие называют, у Акбулат-юрта. Войсковой старшина Камков был контужен, хорунжие Федюшкин, Байсунгуров, Рамазин, Палашкин и зауряд-хорунжие Рогожин и Янготов ранены. Суслов и “авангардный помещик” каким-то чудом не получили ни ран, ни контузий. Казаков 5 убито и 49 ранено. Из 91 лошади к концу дела 85 были убиты и 5 ранены; уцелела только одна. На каждую выбывшую из строя лошадь приходилось средним счетом [463] по 8-ми пуль. С этого дня начинается карьера Суслова; имя его гремит по всей России и подвиг его рассказывается с преувеличениями. Говорили, например, что казаки, спешившись, сами закололи своих лошадей, устроили из трупов их редут и за ним держались; Халстатову приписывались разные остроты и прибаутки, которыми он, будто бы, старался ободрить казаков; но он стоял угрюмый и сосредоточенный, беспрестанно всматриваясь вдаль — не покажется ли пыль по дороге, не сверкнут ли на солнце штыки.

Барон Меллер-Закомельский, направленный генералом Фрейтагом из Грозной на Умахан-юрт, услышал первый пушечный выстрел на кумыкской плоскости, не доходя восемнадцати верст до укрепления. Он ускорил и без того быстрое движение своей колонны, но прибыл в Умахан-юрт когда все было уже кончено и чеченцы успели скрыться в лесах Качкалыковского хребта. Из лагеря на Ярык-су, где был собран небольшой отряд, а также из Таш-Кичу были посланы войска выручать казаков, но и они прибыли поздно.

Если горцам не удалось истребить горсть наших храбрецов, то операция их по выселению мирных жителей Акбулат-юрта приведена была в исполнение с большим успехом: из ста восьмидесяти шести семейств этого аула сто пятьдесят выселились в горы. Остальные тридцать шесть, сбежавшись во двор старшины своего Мисоуста Акбулатова, оставшегося верным своему долгу, укрепились там и приготовились защищаться. Наибы, впрочем, не тронули их, так как пушечные выстрелы из Умахан-юрта и Амир-Аджи-юрта разносили тревогу по всей кумыкской плоскости, и горцы торопились выпроводить транспорт переселенцев к Качкалыковскому хребту. Чтобы обеспечить прямое [464] сообщение кумыкской плоскости с левым берегом Терека и прикрыть оставшихся нам верными жителей Акбулат-юрта, генерал-маиор Козловский расположил в ауле роту пехоты с орудием и поставил конный пикет из двадцати пяти кумыков.

В ряду предположений о занятиях войск на Кавказе в 1846 году одно из видных мест занимает заложение Хасав-юртовского укрепления на кумыкской плоскости, на правом берегу Ярык-су. Когда-то в этом месте стоял аул Хасав-юрт, но смертность, появившаяся среди его жителей, вследствие злокачественной лихорадки, заставила их разбежаться; для нас же Хасав-юрт был важным стратегическим пунктом, так как стоял на большой дороге из Ичкерии, Ауха и Салатавии к мирным аулам, рассеянным вдоль восточной границы кумыкской плоскости, а также к переправе через Терек на линию. В мае месяце на Ярык-су собран был отряд. Первым прибыл на новую позицию, 19-го числа, генерал-маиор Козловский, с тремя ротами 1-го баталиона егерского генерал-адъютанта князя Чернышева полка и двумя полевыми орудиями легкой № 7 батареи 20 артиллерийской бригады. В тот же день он вытребовал из Герзель-аула и Куринского укрепления по пятидесяти казаков Донского № 20 полка. Имея в виду направить к отряду другие части войск, он вернулся во Внезапную и на другой день, 20-го числа, выслал оттуда на Ярык-су 8-ю и 9-ю егерские роты без артиллерии; остальные же две роты 3-го баталиона — 3-ю карабинерную и 7-ю егерскую — отправил на фуражировку к стороне Ярык-су, под командой штабс-капитана Рудановского. Ауховский наиб Гойтемир, ничего не знавший о присутствии русских войск на Ярык-су, выступил в ночь с 19-го на 20-е мая из Ауха с партией [465] из трехсот человек конных и шестисот пеших, с намерением угнать скот от деревни Бата-юрта и Байрам-аула. Дорога к этим селениям лежала через Хасав-юрт. Проходя мимо Ярык-су, наиб не мог не обратить внимания на наш лагерь. Вместо того, чтобы продолжать путь к намеченным пунктам или вернуться в горы пока на плоскости не поднялась тревога, он остановился против лагеря и открыл огонь из бывшего при нем единорога. Вскоре однако, получив известие, что из Внезапной к Ярык-су идут две роты без артиллерии, он взял орудие на отвозы и поскакал с кавалерией на встречу ротам, а против лагеря оставил пешую партию. Кабардинцев нисколько не удивило появление Гойтемира. Отчасти подготовленные к его приходу орудийными выстрелами на Ярык-су, они спокойно стояли под неприятельскими гранатами, выжидая приближения горцев на ружейный выстрел. Подполковник Тиммерман, принявший начальство над лагерем в отсутствие генерала Козловского, догадавшись по выстрелам со стороны Внезапной, что атакована колонна, следовавшая из этой крепости к отряду, живо подхватил одну из рот с орудиями и сотню донских казаков и двинулся с ними по дороге к Внезапной. Одновременно с этим штабс-капитан Рудановский, успевший выступить на фуражировку, вернул обоз во Внезапную, а сам бросился с двумя ротами выручать атакованную колонну. Гойтемир, видя, что со всех сторон сбегаются войска и он может быть отрезан от своих ущелий, поспешил отступить. И так, мысль князя Воронцова, еще только начинавшая приводиться в исполнение, уже дала осязательный результат: 20-го мая, благодаря присутствию отряда на Ярык-су, два мирных аула были избавлены от разорения. [466] Кабардинцы отделались в этот день четырьмя ранеными нижними чинами, а казаки одним контуженым и одною убитою лошадью. Гойтемир никак не мог примириться с мыслью, что на дороге, по которой он беспрепятственно проводил свои партии, отправляясь на поиски к мирным аулам, теперь стоит русский лагерь, а через несколько времени на месте лагеря будет стоять русская крепость, и потому поставил себе задачей не давать покоя войскам, расположившимся на Ярык-су, тревожить транспортные колонны, нападать на фуражиров и препятствовать расчистке леса, росшего по берегам рек. Время года благоприятствовало его замыслам, так как благодаря прекрасным пастбищам, раскинувшимся у северных предгорий ауховского владения, он имел возможность долго держать в сборе свою конницу. 25-го мая, в 9 часов утра, он опять показался на плоскости. В это время из лагеря были высланы команды с топорами, под прикрытием одного баталиона, на правый берег Ярык-су. Гойтемир, заняв своими партиями оба берега реки, с правого завязал перестрелку с баталионом, прикрывавшим рабочих, а с левого открыл по лагерю огонь из орудия. Рубка леса тотчас же прекратилась, и баталион отошел назад. Тогда Гойтемир оставил всю свою пехоту с орудием против лагеря, а сам с кавалериею занял небольшую возвышенность южнее последнего. Еще накануне, 24-го мая, с левого берега Сулака, из укр. Чир-юрта, в крепость Внезапную прибыла колонна, под начальством подполковника Косоротова. Она состояла из двух рот Апшеронского пехотного полка, двух Дагестанского, сотни казаков Донского № 28 полка и двух горных орудий. Когда, около десяти часов утра 25-го мая, в стороне лагеря раздались первые пушечные выстрелы, [467] подполковник Косоротов, вместо того чтобы возвратиться в Чир-юрт, выступил из Внезапной по дороге к Ярык-су. Гойтемир, заметив появление колонны со стороны Акташа, поспешно собрал всю свою партию и двинулся к ней на встречу. В шести верстах от лагеря, у так называемой Воровской балки, завязалось дело. Подполковник Тиммерман, услышав сильную перестрелку в той стороне, выслал из лагеря три роты егерского генерал-адъютанта князя Чернышева полка при одном орудии, под командой капитана Кириленко. Как только на дороге показалась эта новая колонна, Гойтемир отступил. В это утро мы потеряли одного офицера егерского генерал-адъютанта князя Чернышева полка убитым 4, четырех нижних чинов ранеными и пятерых контужеными. Генерал-маиор Козловский, возвратившийся в лагерь 25-го мая, приказал подполковнику Косоротову с его сводным баталионом и двумя горными орудиями выступить на рассвете следующего дня обратно в крепость Внезапную, а прибывшую с ним сотню казаков Донского № 28 полка оставил при отряде, так как пикеты неприятельские не только не были сняты, но еще и усилены.

Чтобы иметь возможность при выступлении войск из лагеря располагать всею подвижною артиллериею, входившею в состав его отряда, Козловский вытребовал из Внезапной часть крепостной артиллерии — полупудовый единорог, 12-ти фунтовую пушку, 2-х пудовую мортиру и кегорнову мортирку. Верстах в четырех от нашей позиции на Ярык-су, вверх по течению реки, на правом ее берегу, начинаются пересеченные оврагами и прикрытые лесами уступы гор, образующих извилистые ущелья Ауха. За вторым из этих уступов, в ауле Аджи-Гирей-юрте, расположился станом [468] Гойтемир со своими партиями. Оттуда он выставлял пикеты, наблюдавшие дороги от Внезапной и Герзель-аула к Ярык-су. Беспрестанные тревоги в нашем лагере, сопровождавшиеся канонадами и частые нападения неприятеля на оказии и колонны дали повод тайным недоброжелателям нашим распространить между жителями кумыкской плоскости самые неблагоприятные слухи о положении нашего отряда на Ярык-су. Говорили, что Гойтемир держит его в блокаде, что для истребления его в непродолжительном времени должен прибыть сам Шамиль с огромным скопищем своим на плоскость. Слухи эти не могли не отразиться вредно на занятиях мирных жителей: полевые работы были приостановлены, пастбища опустели, стада дальше известного расстояния от аулов не выпускались; арбы, постоянно сновавшие между аулами и придававшие некоторое оживление этой довольно печальной местности, больше не показывались на дорогах; все притихло в крае, в ожидании чего-то необыкновенного; после недавних событий на Тереке всему стали верить легкомысленные кумыки. Что значила для Шамиля кумыкская плоскость после того, как он предпринимал далекий и рискованный поход в Кабарду? Козловский решился положить конец этим неблагонамеренным проискам и одним ударом рассеять панику, охватившую все кумыкское владение. Для этого нужно было атаковать стан Гойтемира и нанести поражение этому наибу прежде, нежели он соберется предпринять что-нибудь против его отряда, в особенности прежде, чем к нему прибудут с юга ожидаемые им подкрепления. На усиление артиллерии отряда из Баташ-юрта вызваны были два орудия донской казачьей № 1 батареи, а из Внезапной должны были подвезти снаряды. В ожидании того и другого, Козловский выслал из [469] лагеря часть пехоты, приказав ей заняться истреблением кустарников. Вскоре на высотах, в виду лагеря, показалось несколько неприятельских всадников, которые завели перестрелку с казачьими пикетами, к полудню число этих всадников возросло до нескольких десятков — и пикеты наши были отброшены. К этому времени из Баташ-юрта прибыли орудия, из Внезапной снаряды, отряд на Ярык-су усилился колоннами, сопровождавшими то и другое, и Козловский выдвинул из лагеря девять рот своего, т. е. егерского генерал-адъютанта князя Чернышева полка, с тремя орудиями. Между тем конная партия, сбившая наши пикеты, продолжала увеличиваться вновь прибывавшими партиями, преимущественно конными, которые тотчас же вступали в оживленную перестрелку с нашими цепями, прикрывавшими рабочих. Генерал Козловский расположил кавалерию двумя эшелонами за пехотою. Первый эшелон он послал атаковать неприятеля, а пехоте отдал приказание поддержать атакующих и прикрыть их отступление. Атаку повел Донского № 28 полка войсковой старшина Бирюков. Увлеченный преследованием неприятеля, этот штаб-офицер занесся до второго уступа и неожиданно очутился под самым станом Гойтемира. Опрокинутая неприятельская кавалерия была принята свежими конными партиями, только что прибывшими к Аджи-Гирей-юрту. Второй эшелон также понесся в атаку, но был остановлен генералом Козловским на первом уступе. Неприятельская пехота бросилась занимать овраги и лес против флангов первого эшелона, которому велено было отступить. Затем Козловский приказал подполковнику Тиммерману с частью пехоты и артиллерии занять одну из высот, находившихся влево от нашей позиции, откуда он мог действовать во фланг неприятелю [470] и облегчить отступление казаков. Остальная пехота, под командой капитана Кириленко, должна была расположиться на первом уступе, где, ожидая дальнейших приказаний, стоял второй эшелон. Этому последнему велено было двинуться вперед и, соединившись с первым эшелоном, возобновить атаку. Неприятель, не дожидаясь натиска нашей кавалерии, сам выступил к ней на встречу, т. е. повел контратаку. Казаки показали тыл, но кабардинцы приняли их на себя. Восстановив порядок в расстроенных рядах нашей кавалерии и расположив обе ее сотни за пехотой, Козловский присоединил к себе две роты Подольского егерского полка (14-й дивизии), прибывшие из Внезапной с гарнизонной артиллерией и снарядами, и лично повел общую атаку. Через четверть часа позиция Гойтемира была в наших руках, а на поле битвы осталось двадцать неубранных неприятельских тел. Сам Гойтемир вихрем мчался по ущелью, одинокий, без конвоя и даже без нукеров. В несколько секунд он далеко оставил позади себя своих преследователей и свой стан, дымившийся пожаром. Добрый конь вынес его из боя целым и невредимым; орудие же его исчезло — когда, куда и как — никто понять не мог. В искусстве прятать свою артиллерию в минуту крайней опасности, горцы, я полагаю, могли перещеголять все народы земного шара. Русский лагерь на Ярык-су украсился к этот день значком ауховского наиба, развевавшимся над палаткой Козловского. При занятии Аджи-Гирей-юрта у нас выбыло из строя 2 обер-офицера ранеными и 2 контужеными, 17 нижних чинов ранеными и 4 контужеными, 7 лошадей убитыми, 8 ранеными 5. Самонадеянный и [471] самолюбивый ауховский наиб не мог забыть понесенного им при Аджи-Гирей-юрте поражения. Он решился отомстить Козловскому и с этою целью настоятельно просил чеченских наибов Талгика, Саибдуллу и Атабая прибыть с партиями к нему в Аух, но получил отказ. Тогда он обратился к Шамилю. Имам объявил, что сам прибудет в Аух, а Талгику и Саибдулле предписал собрать в Шали чеченскую кавалерию. Эти новые сборы вызвали на линии соответственные передвижения наших войск. Когда же Шамиль узнал, что местность на Ярык-су кругом русского лагеря расчищена и что вредить стоявшему там отряду неоткуда, то распустил свои партии, вследствие чего и наши войска разошлись по штаб-квартирам.

Три недели прошли с тех пор. Мелкие тревоги на кумыкской плоскости не прекращались, но оне не имели никакого отношения к воздвигавшемуся на Ярык-су новому укреплению, которое вчерне было уже готово к первой половине июня. 14-го числа этого месяца из отряда, расположенного лагерем за его оградой, выступила колонна из шести рот егерского генерал-адъютанта князя Чернышева полка и одной сотни донских казаков № 20 полка к правому берегу Яман-су, чтобы забрать накошенное накануне сено. При колонне находился и сам командующий войсками на кумыкской плоскости. Желая обозреть местность между левым берегом Яман-су и правым Аксая, он выехал вперед с небольшим конвоем из кумыкской конной милиции. Когда он отдалился от колонны, из ближайшего к ауховским ущельям леса, на плоскости, показалась конная партия в числе трехсот человек, под предводительством самого Гойтемира. Ауховский наиб не унывал; предоставленный собственным средствам, вследствие отказа [472] чеченцев поддержать его, он все еще не терял надежды выместить свою обиду, если не на всем отряде Козловского, то на отдельных частях его, сновавших по дорогам между Внезапной, Ярык-су и Герзель-аулом. Пикеты его день и ночь подстерегали их, а характер местности и близкое соседство давали им возможность неусыпно следить за всем происходящим в окрестностях вновь возводимого укрепления. При малейшей оплошности с нашей стороны, он, точно из земли, вырастал со своей кавалерией. Так и 14-го июня, во время уборки сена на Яман-су, заметив, что какой-то тучный офицер с повелительными жестами отделился от колонны, в сопровождении нескольких милиционеров, и догадавшись, что это один из русских начальников, он тотчас выдвинулся со своей партией из лесу, откуда наблюдал за нашими войсками. Ему даже, может быть, сказали, что этот офицер — сам начальник отряда, генерал Козловский. Оригинальная фигура командующего войсками хорошо была знакома всему населению кумыкской плоскости, а в ауховском владении не было недостатка в беглых кумыках, знавших Козловского в лицо. Случай был слишком соблазнителен. Гойтемир решил воспользоваться им и отомстить своему противнику за поражение 26-го мая. Ему пришла мысль отрезать от колонны ненавистного генерала и взять его в плен. С этим намерением он от опушки леса поскакал прямо перед собой, не обращая внимания на войска, которые оставались у него вправо, тогда как Козловский с конвоем отделился от колонны далеко влево. Казаки, навьючивавшие в это время на лошадей сено, как только увидели, какая опасность угрожает всеми любимому начальнику их, сбросили вьюки, сели на коней и понеслись в тыл неприятельской кавалерии; кабардинцы подхватили орудие [473] и побежали вслед за ними. Таким образом, Гойтемиру даже не удалось поближе взглянуть на Козловского. Он поспешил повернуть назад, чтобы самому не быть отрезанным, и с опушки леса бросил в колонну две гранаты, из которых одною сильно контужен егерского генерал-адъютанта князя Чернышева полка поручик Акулич. Кроме того, у нас еще пулями ранены два и контужен один казак; убита также одна казачья лошадь.

В последних числах июня до начальника левого фланга постоянно доходили слухи о скором прибытии Шамиля в Чечню. Замыслов своих имам никому не открывал, как и перед нашествием на Кабарду, но лазутчики, доставлявшие сведения о нем, почему-то были уверены, что он ничего не будет предпринимать против чеченского отряда, стоявшего на Фортанге у ачхоевской поляны. Всегда осторожный, генерал Фрейтаг сделал все необходимые распоряжения на случай действительного появления Шамиля в Чечне. Барон Меллер-Закомельский получил от него предписание, по первому известию о том направить из Воздвиженского в Грозную один баталион пехоты. Командующий войсками в кумыкском владении генерал-маиор Витовский, сменивший временно занимавшего эту должность генерал-маиора Козловского, должен был прекратить покосы и, стянув кавалерию к Куринскому укреплению, быть готовым двинуться на помощь аулу Брагуны, стоявшему в стороне от наших оборонительных линий и, следовательно, более всех других пунктов левого фланга подверженному нападению. Линия также должна была с минуты на минуту ожидать тревоги. В ночь на 30-е июня Фрейтагу дано знать, что Шамиль уже в Чечне. Он тотчас же приказал прекратить покосы около Грозной и все войска стянул в крепость. К полковнику Аминову, [474] командиру Моздокского казачьего полка, отправлен был нарочный с предписанием как можно скорее собрать казаков и направить их в Амир-Аджи-юрт; туда же должен был следовать форсированным маршем и 1-й баталион Замосцского егерского полка, только что выступивший в поход в новороссийский край. Барону Меллеру-Закомельскому, прибывшему 30-го утром в Грозную с одним баталионом пехоты и одним орудием, начальник левого фланга дал еще две роты при одном орудии, приказав идти к Старому-юрту для обеспечения, как этого аула, так и Нового-юрта, а также для подания помощи жителям аула Брагуны. Вечером Шамиль со всею кавалериею передвинулся из Шали к Аргуну, куда приказал стянуться и пехоте, а утром 1-го июля все дороги, ведущие из Грозной в Чечню, заняты были мюридами. На другой день Шамиль со всем своим скопищем ушел на Мичик, откуда мог угрожать кумыкской плоскости. Как только это известие дошло до генерала Фрейтага, он тотчас же выступил к Старому-юрту с семью ротами пехоты и взводом артиллерии, оставив в Грозной только три роты и одно подвижное орудие, а барону Меллеру-Закомельскому послал сказать, чтобы он оставил Старый-юрт и поспешил в Умахан-юрт; туда же он направил и войска, прибывшие с ним из Грозной в Старый-юрт, а сам поскакал на линию, чтобы как можно скорее собрать в Амир-Аджи-юрте кавалерийский отряд. Подполковник Суслов с гребенскими казаками был уже там. От него начальник левого фланга узнал, что в станице Калиновской ночует полковник Круковский с Нижегородским драгунским полком, выступившим в начале весны из Кахетии в свою новую штаб-квартиру, в северный Дагестан. Барону Меллеру-Закомельскому [475] генерал Фрейтаг приказал, оставив в Умахан-юрте пять рот с двумя орудиями, с двумя баталионами и тремя орудиями двинуться в Таш-Кичу. 3-го июля он и сам прибыл туда с гребенскими казаками и по дороге видел дым от частых орудийных выстрелов на высотах южнее Хасав-юрта. Предчувствие не обмануло Фрейтага — Шамиль выступил на кумыкскую плоскость. К полковнику Круковскому на Терек отправлен был нарочный с предписанием возможно поспешнее следовать с полком в Таш-Кичу. От командующего войсками на кумыкской плоскости генерал-маиора Витовского он получил донесение, что Шамиль стоит в пяти верстах от нашего лагеря, выше по течению Ярык-су. Такое близкое присутствие неприятельских скопищ сильно встревожило жителей кумыкского владения, и потому Витовский атаковал позицию Шамиля, причем не обошлось без некоторой потери — контужены три обер-офицера 6, убит один, ранены восемь и контужены одиннадцать нижних чинов. Шамиль передвинулся на другую позицию, к урочищу Чумлы на Акташе. Так как скопище Шамиля состояло преимущественно из кавалерии, которую он намерен был бросить на кумыкскую плоскость, то генерал Фрейтаг остался с отрядом в Таш-Кичу для обороны аулов, расположенных у северной ее оконечности. Около лащуринского поста стоял для прикрытия Кизляра довольно сильный кавалерийский отряд из полков Донского казачьего войска — 13-го и прибывшего к нему на смену из России 36-го. По сношению генерал-маиора Витовского с начальником сулакской линии, из [476] Чир-юрта в крепость Внезапную прибыл один баталион пехоты с казаками. Таким образом вся кумыкская плоскость была прикрыта и обеспечена. Давно на ней не было такого оживления. 4-го июля генерал Витовский прислал нарочного в Таш-Кичу с известием, что утром против Внезапной послышались редкие орудийные выстрелы, в полдень канонада начала усиливаться, а к четырем часам огонь не умолкал; по кумыкскому же владению распространился слух, который подтвердили и лазутчики, что Шамиль намерен выселить в горы жителей малых деревень. Начальник левого фланга написал к генералу Витовскому, чтобы он, не ожидая его прибытия, шел к Внезапной со всеми войсками, какие только имеются у него под рукой, оставив в лагере на Ярык-су самое необходимое прикрытие. Письмо не застало генерала Витовского на Ярык-су. Так как артиллерия продолжала греметь со стороны Акташа, то он предупредил распоряжение генерала Фрейтага, выступив из лагеря с тремя баталионами пехоты и четырьмя орудиями. В четырех верстах к югу от Хасав-юрта (так названо новое укрепление на Ярык-су) начинается овраг, известный под именем Воровской балки; он тянется параллельно ущельям рек, сбегающих с ичкерийских и ауховских высот на кумыкскую плоскость. Все обширное пространство между этим оврагом и Внезапной занято было неприятельским скопищем, не уступавшим тому, с которым Шамиль в апреле месяце вторгнулся на равнины Кабарды. Как только генерал Витовский приблизился с отрядом на пушечный выстрел к Воровской балке, неприятель завязал с ним канонаду, не умолкавшую до позднего вечера. Неописанный страх овладел малодушными кумыками. Между ними разнесся слух, что генерал [477] Витовский не мог подойти к Внезапной, что он отброшен к Ярык-су и что бой, завязавшийся у Воровской банки, перенесен был к самому лагерю, где и продолжался. Хотя драгуны и моздокские казаки еще не прибыли к отряду генерала Фрейтага вследствие сильного ветра, затруднявшего переправу через Терек, начальник левого фланга выступил 5-го июля с рассветом из Таш-Кичу. Теперь ему нечего было опасаться за аулы, расположенные по нижнему течению рек. Если бы от главных сил неприятеля действительно отделились конные партии и показались на плоскости, у него было достаточно кавалерии в Амир-Аджи-юрте, чтобы направить ее по их следам. На Ярык-су начальник левого фланга узнал из донесения генерала Витовского, что движением отряда из лагеря к Воровской балке он заставил неприятеля отступить к прежней позиции, где у него устроена была батарея для трех орудий против крепости Внезапной и ее форштата. Но, так как генерал Витовский, не останавливаясь, продолжал подаваться вперед, то Шамиль не удержался и на этой позиции, с которой он так долго бомбардировал Внезапную, и отвел свою батарею, под прикрытием кавалерии, к урочищу Чумлы, а пехоту оставил задерживать наступление нашего отряда, что она и исполнила с возможною добросовестностью. Заняв курган и рассыпавшись по кустарнику, которым усеяны отроги ауховских гор, она не прекращала перестрелки с нашими цепями даже когда совершенно стемнело. Только с восходом луны выстрелы смолкли и неприятель скрылся. Генерал Витовский дошел до старого укрепления и там остановился ожидать рассвета.

5-го июля Шамиль ничего не предпринимал, а 6-го вернулся в свою резиденцию и приказал наибам [478] распустить партии. Начальник левого фланга, выехав с кавалерией в Амир-Аджи-юрт из Герзель-аула, где им получено это известие, направил барона Меллера-Закомельского с пехотой в Грозную кратчайшим путем через Куринское и Умахан-юрт, а полковнику Круковскому оставил предписание продолжать следовать в свою штаб-квартиру на Сулак. Внезапная много пострадала 4-го июля от неприятельских выстрелов: в некоторых зданиях пробиты крыши и стены, другие были разрушены и представляли из себя груды мусора и сырцового кирпича. Одна граната, ударившись в стог сена, зажгла его. При сильном ветре, не перестававшем дуть все эти дни, пожар быстро распространился по форштату и почти половина его сгорела. Когда драгуны, направлявшиеся в северный Дагестан к владениям шамхала Тарковского, подходили к Внезапной, она еще дымилась и так как стояла в котловине, то издали напоминала кратер не совсем потухшего вулкана. Если много пострадали здания в крепости и на форштате, то во весь день 4-го июля не было у нас ни убитых, ни раненых.

Со второй половины 1846 года наступает затишье на кумыкской плоскости, конечно сравнительное. Грандиозные сцены, вроде тех, какие разыгрались на ней 24-го мая, 3-го и 4-го июля, уже не возобновляются, но тревоги не прекращаются до конца года; не останавливают хищников даже декабрьские морозы и выпавший в горах глубокий снег, которым заносятся все их секретные тропинки. С запада Бата, с юга Гойтемир продолжают держать жителей мирных деревень в напряженном состоянии. То они сами появляются на плоскости во главе двух, трех и даже четырехсот всадников, то высылают на поиски мелкие партии, которые забираются иногда в ногайские кочевья и даже в кизлярские сады [479] и извращаются с добычей или пленными. Покосы, фуражировки, распашки полей, пастьба рогатого скота, овец и лошадей редко обходится без приключений. Чаще всего подвергаются нападениям богатые деревни: Андреева, Таш-Кичу, Энгель-юрт, Брагуны и Умахан-юрт. Не всегда добыча преследуется хищниками при их отчаянных нападениях; иногда ими руководит фанатизм, религиозный или политический, ненависть к русским, жажда мести, чаще всего последняя. Убит, например, русскими какой-нибудь горец; ближайший родственник его не успокоится до тех пор, пока сам не убьет какого-нибудь русского. Этим объясняются многие происшествия, которые иначе казались бы очень загадочными. 14-го июня на 1-й баталион Житомирского егерского полка, следовавшего из Таш-Кичу в Амир-Аджи-юрт, налетает конная партия в 70 человек, дает по нему залп и мчится назад в горы; другой цели у нее, по-видимому, не было, как убить или ранить кого-нибудь. 28-го июля у ворот Таш-Кичу останавливаются 5 всадников, выдающих себя за мирных чеченцев, и вступают с нашим караулом в переговоры о пропуске; пока ведутся эти переговоры, они выхватывают из чехлов винтовки, убивают на месте двух рядовых и непонятным образом исчезают, прежде нежели караул приходит в себя от неожиданности. 9-го октября ночью к воротам Куринского укрепления подходит чеченец и, назвавшись лазутчиком, просит впустить его в крепость; в то время как ефрейтор отворяет ворота, чеченец выстрелом из пистолета наносит ему рану и скрывается.

Чечня занимает обширное пространство в 5 тысяч квадратных верст. На севере границу ее составляет Сунжа, от впадения в нее р. Ассы до впадения самой [480] Сунжи в Терек; на юге — величественная гряда Черных гор, покрытых дремучими лиственными лесами; на западе она заходит в пределы родственных ей по языку и происхождению обществ карабулакского и галашевского; на востоке Качкалыковский хребет отделяет ее от кумыкской плоскости. Река Аргун, впадающая в Сунжу, делит Чечню: на Большую — к востоку и Малую — к западу. Большая Чечня состоит из целого ряда живописных ландшафтов, один другого привлекательнее, особенно между рр. Бассом и Мичиком; попадаются места, с которыми, кажется, никогда бы не расстался. Малая Чечня глядит угрюмо; она покрыта сплошными вековыми лесами: гойтинским и гехинским, с их подразделениями — алдынским, тенгинским, рошненским и другими. По самой середине Малой Чечни проходит дорога, которой чеченцы дали название “большой русской дороги;" вправо и влево от нее через леса прорублена просека на дистанцию пушечного выстрела с каждой стороны — расстояние, с которого неприятель имел возможность вредить и постоянно вредил нашим колоннам артиллерийским огнем. Чеченцы народ видный, стройный, ловкие всадники, хорошие стрелки. Это самое воинственное племя на всем восточном Кавказе, да едва ли и племенам западного Кавказа они уступали в этом отношении. До 1844 года владения наши со стороны Чечни, кроме укреплений кумыкской плоскости, охранялись двумя оборонительными линиями: терской — по Тереку, состоявшей из станиц и промежуточных постов Кизлярского, Гребенского и Моздокского линейных казачьих полков, и сунженской — с крепостями Умахан-юртом, Грозной, Закан-юртом и Казах-Кичу. В 1844 году против аргунского ущелья построена крепость Воздвиженская, на левом фланге третьей оборонительной [481] линии, названной чеченской передовой, которой она положила основание. В 1846 году предполагалось заложить на правом фланге этой новой линии, в сорока верстах от Аргуна, Ачхоевское укрепление на ачхоевской поляне, недалеко от впадения Фортанги в Ассу. К западу от Грозной, в густых лесах правого берега Сунжи, рассеяны были на протяжении 6-ти слишком верст алдынские хутора. В 7-ми верстах к югу от Грозной, на большой дороге к Воздвиженскому укреплению, протянулось очень длинное ханкальское ущелье; горы, образующие его, стоят совершенно одиноко, без всякой связи с какой-либо другой горной системой. В трех верстах к западу от Воздвиженского начинается гойтинский лес. У хуторов по правому берегу Сунжи, в ханкальском ущелье, в гойтинском и гехинском лесах сосредоточивались важнейшие наши действия в Чечне в 1846 году. Они должны были открыться в первой половине января в Малой Чечне вырубкой просеки через гехинский лес двумя отрядами: назрановским, под командой генерал-маиора Нестерова, со стороны владикавказского военного округа, и чеченским, генерал-лейтенанта Фрейтага — со стороны крепости Воздвиженской. Первый из них должен был вступить в Малую Чечню за неделю до прибытия второго, для того чтобы успеть вырубить лес на дальний пушечный выстрел по обе стороны Валерика, где предполагалось устроить водопой на оба отряда, так как более безопасного и во всех отношениях удобного места ни одна из ближайших рек не представляла.

Войска назрановского отряда собраны были к 8-му января в укреплении Волынском, откуда 9-го, за час до рассвета, выступили по дороге к разоренному аулу Аху-Барзой, в составе шести баталионов пехоты, [482] шести сотен кавалерии и десяти орудий 7. Глубокий снег значительно замедлял движение колонны, так что только в первом часу по полудни она подошла к переправе через р. Ассу. Река эта оказалась не замерзшею, несмотря на мороз в 8-10 градусов, продолжавшийся целую неделю, вследствие чего для пехоты устроены были мостики на козлах; кавалерия же, артиллерия и обоз переправились вброд. Расположившись с отрядом на правом берегу реки, генерал Нестеров отправил все вьюки, под прикрытием кавалерии, на фуражировку вверх по течению Ассы. Сено найдено было в трех верстах от позиции. К пяти часам фуражиры возвратились в лагерь без всякого урона, несмотря на перестрелку, которую кавалерия имела с неприятелем. 10-го с рассветом из отряда выслана была вперед колонна для занятия и устройства переправы через правый приток Ассы, реку Фортангу. Неприятельские пикеты, собиравшиеся разрушить мост, построенный нашими войсками в последнюю зимнюю экспедицию, как только увидели казаков, следовавших в авангарде, поспешно отступили к лесу. Подходя с главною колонною к Фортанге, начальник отряда получил от генерала Фрейтага известие, что через Терек нет переправы и неизвестно, когда она возобновится, почему он не может с точностью определить, когда в состоянии будет собрать свой отряд для движения в Чечню. Это заставило генерала Нестерова замедлить свое наступление к Валерику и удержать при отряде обоз, который он намерен [483] был отправить с кавалерией в Назрановское укрепление, чтобы не лишить себя перевозочных средств в случае появления неприятеля во владикавказском округе. Он только перенес свой лагерь на левый берег Фортанги, а на правый, к стороне ущелья, выслал для фуражировки два баталиона пехоты при двух орудиях со всею кавалериею. К пяти часам колонна возвратилась с небольшим запасом сена. 11-го войска отправлены были на фуражировку к аулу Арали-юрту, за восемь верст от лагеря, в усиленном составе — четыре баталиона пехоты, шесть орудий и вся кавалерия. Чеченцы сбежались со всех окрестных аулов и завязали с цепью, прикрывавшею фуражиров, перестрелку, в которой ранены Навагинского пехотного полка поручик Транквилевский и три нижних чина. Неприятель, пользуясь тем, что кавалерия ушла на фуражировку, сделал по лагерю с довольно близкого расстояния несколько орудийных выстрелов, причинивших вред нашему обозу. 12-го числа к опушке леса против лагеря, на том самом месте, откуда накануне производилась пальба, начали собираться конные неприятельская партии. Начальник отряда выдвинул с позиции две колонны, под начальством полковников Бруннера и барона Вревского. Неприятель успел однако сделать несколько выстрелов, после чего углубился в лес и больше уже не показывался со своей артиллерией на близком расстоянии от нашего лагеря. Недостаток фуража заставил генерала Нестерова 13-го числа перейти с отрядом к р. Нетхой, правый берег которой занят был чеченцами; сопротивление их ограничилось, впрочем, непродолжительною перестрелкою. Кавалерия выслана была на фуражировку, остальные войска принялись вырубать лес по обе стороны реки, а перед сумерками [484] весь отряд стянулся на позицию у самой переправы. Ночью начальник отряда получил наконец уведомление от генерала Фрейтага, что ему удалось устроить мост через Терек и что он предполагает выступить из Грозной в Чечню 15-го числа. На рассвете 14-го назрановский отряд с Нетхоя двинулся к Валерику, до которого оставалось еще около 10-ти верст. На половине дороги, не доходя р. Пхан-Кичу, он был встречен сильным ружейным огнем неприятеля, который занял кустарник, прикрывавший противоположный берег реки. Отряд остановился. Генерал Нестеров приказал барону Вревскому, с двумя баталионами пехоты и частью кавалерии при четырех орудиях, занять переправу и очистить ее от противника. Барон Вревский, переправившись через Пхан-Кичу, послал один баталион с двумя орудиями в обход правого фланга неприятеля, с другим двинулся против левого, а кавалерии велел атаковать с фронта. Чеченцы должны были уступить нам переправу, но, удаляясь, продолжали отстреливаться. После небольшого привала у Пхан-Кичу, отряд поднялся и продолжал движение к Валерику. Река эта, попавшая, по счастливой случайности, под перо одного из знаменитых наших поэтов, стала теперь известна всему русскому образованному миру, но в войсках левого фланга кавказской линии, в особенности на Сунже, она гораздо раньше пользовалась громкою и вполне заслуженною известностью: нигде во всей Чечне не встречалось таких завалов, как на Валерике и вообще в гехинском округе, к которому эта река принадлежала. Материалом для этих баррикад служили чудовищных размеров вековые дубы, связанные между собою прочными земляными насыпями. Много русской и чеченской крови пролито на этих завалах; сколько раз их разрушали, и [485] всякий раз войска наши находили их на прежних местах, прочно устроенными. Когда, 14-го января, отряд генерала Нестерова подходил к Валерику, левый берег его был укреплен точно такими же завалами на пушечный выстрел по обе стороны гехинской дороги; у переправы они отступали от берега не более как на 20 сажень, но расстояние это постепенно увеличивалось к флангам. Все пространство между завалами и речкой покрыто было лесом и густым кустарником, в которых нас ожидали чеченцы. Генерал Нестеров разделил отряд на три колонны: средняя, с обозом, следовала по гехинской дороге, имея впереди две роты с 4-мя орудиями, по бокам по две роты и в арриергарде баталион с 2-мя орудиями. На ружейный выстрел от средней колонны двигались боковые, с 2-мя орудиями каждая: правая, под командою Виленского егерского полка подполковника фон-Леренгоф-Фрейтага, левая — под начальством барона Вревского; в интервалах между колоннами шла кавалерия. На расстоянии пушечного выстрела от леса войска остановились. Нестеров выдвинул вперед 8-ми орудийную батарею, которая целых полчаса громила опушку и завалы. Как ни трудно было оставаться в бездействии столько времени под таким огнем, однако чеченцы держались, и только по прошествии получаса начали выказывать признаки замешательства, беспокойно задвигались, перебегая от леса к завалам и от одного их фланга к другому. Начальник отряда воспользовался этим моментом и подал сигнал к наступлению. Здесь употреблен был тот же прием, что и при занятии переправы у Пхан-Кичу: боковые колонны двинулись одновременно против флангов неприятельской позиции, а кавалерия атаковала ее с фронта; артиллерия была отозвана. Чеченцы поспешно отступили в полном [486] расстройстве, бросив на месте три тела в вооружении. В 3 часа пополудни переправа была в наших руках, и обоз мог беспрепятственно подойти к самой реке. Устроив из него на левом берегу вагенбург, генерал Нестеров приказал тотчас же начать рубить лес, ближайший к переправе, чтобы сколько-нибудь обеспечить свою позицию до наступления ночи; для предохранения же цепей от выстрелов и нечаянных нападений, против правого и левого фасов лагерного расположения устроены были засеки. В назрановском отряде при занятии Валерика выбыли из строя 10 человек нижних чинов ранеными и 1 обер-офицер и 6 нижних чинов контужеными. Только Нестерову, которому судьба всегда особенно благоприятствовала, удавалось переходить Валерик с такими незначительными потерями. Неприятель, ожидавший прибытия русских в Чечню, успел заранее свезти свои запасы сена в глубь лесов, почему фуражировки наши могли обходиться слишком дорого. Вследствие этого, 15-го на рассвете, вся кавалерия, все подъемные, верховые офицерские и артиллерийские лошади, а также все раненые и часть тяжестей, с прикрытием из 2-х баталионов пехоты при 2-х орудиях, отправлены в Назран, под начальством генерального штаба полковника Бруннера, на которого, как на испытанного и отличного штаб-офицера, генерал-маиор Нестеров на время отсутствия своего возложил охрану владикавказского военного округа. К трем часам пополудни баталионы, сопровождавшие в Назран колонну, возвратились к Валерику, под командой Навагинского пехотного полка подполковника Преображенского. Во время обратной переправы через р. Пхан-Кичу неприятель встретил их несколькими выстрелами из орудий и сильным ружейным огнем, причем один рядовой убит и трое [487] ранены. Остававшиеся на позиции войска продолжали вырубать лес вправо и влево от переправы, прикрываясь густою цепью с фронта. В то же время особая команда назначена была для уничтожения завалов, которые пришлось рвать порохом, так как топорам были не под силу старые, закаменевшие дубы в аршин и даже в полтора диаметром. 16-го числа рубка леса продолжалась; завалы были разрушены, а насыпи между ними перекопаны; на Валерике устроены три моста: один, прочный, для артиллерии и два легких — для пехоты. В этот день лазутчики дали знать начальнику отряда, что Фрейтаг выступил из Грозной к Воздвиженскому. Ночью нарочный привез Нестерову бумагу от самого Фрейтага, в которой начальник левого фланга уведомлял, что 17-го он намерен занять гехинский лес, приближаясь к которому откроет продолжительную пальбу из орудий, что будет служить сигналом назрановскому отряду для выступления на встречу чеченскому. 17-го рубка леса производилась вдоль левого берега Валерика. В третьем часу пополудни за гехинским лесом послышались сигнальные пушечные выстрелы. Распоряжения на случай движения отряда на встречу генерала Фрейтага сделаны были заранее: сам начальник отряда выступал с четырнадцатью ротами пехоты при четырех орудиях к гехинскому лесу, а подполковник генерального штаба Ульрих с остальными десятью ротами пехоты и шестью орудиями должен был удерживать за нами позицию на Валерике. Для уменьшения расхода людей на караулы и аванпосты и для большей безопасности лагеря, он был обнесен сплошною засекою. Прежде чем вступить в лес, генерал Нестеров обстрелял его опушку, сначала ядрами и гранатами, а на близком расстоянии — картечью. Сам он с шестью ротами и артиллерией [488] следовал по дороге, а в правую и в левую цепи выслал по одному баталиону. В лесу неприятель открыл по колонне огонь из одного орудия, с цепями же завязал сильную перестрелку. Отряды встретились у опушки, в версте от р. Валерика, причем во время движения назрановский отряд отделался одним убитым и четырьмя ранеными нижними чинами. Затем, по распоряжению начальника левого фланга, генерал Нестеров занял своими четырнадцатью ротами опушку, обращенную к Валерику, выставил боковые цепи и, кроме того, по всей своей линии устроил засеку. Несмотря на то, что до заката солнца оставалось уже не много, а в таких лесных местностях, как Малая Чечня, сумерки наступают рано, генерал Фрейтаг приказал немедленно приступить к рубке леса. Разом загремела тысяча топоров по всему протяжению нашей позиции, и в то же время вершины деревьев осветились заревом бивачных огней. В 7-м часу от всех частей обоих отрядов отправлены были команды за водой к Валерику, а подполковнику Ульриху послано приказание присоединиться к отряду с 4-мя ротами и 2-мя орудиями, оставив для прикрытия водопоя шесть рот и четыре орудия, под командою старшого по нем офицера 8.

Начальник левого фланга генерал-лейтенант Фрейтаг сделал заблаговременно распоряжение, чтобы войска, входившие в состав чеченского отряда и расположенные на линии, сосредоточились к сборному пункту, в кр. Грозную, не позже 12-ти часов дня 13-го января. Но они не могли прибыть к этому сроку: сообщение с Грозной было прервано, а Терек только что начал покрываться льдом и переправа через него была опасна. 14-го, [489] однако, мороз настолько скрепил лед, что люди могли переправляться но нем, но с большими предосторожностями; тяжести перевозились на санях, вытребованных из Гребенского казачьего полка, или переносились на руках; лед беспрестанно ломался под ногами; генерал Фрейтаг сам следил за переправой и, вероятно, не без замирания сердца. 14-го вечером отряд сосредоточился в Грозной, 15-го к 5-ти часам вечера передвинулся в Воздвиженское и 16-го на рассвете вступил в Малую Чечню, в составе десяти баталионов пехоты, четырнадцати орудий, ракетной команды и нескольких милиционеров 9. Туман был так густ и дорога до того попорчена, что только к 11-ти часам утра отряд прибыл на Гойту и начал переправляться. При проходе войск через гойтинский лес чеченцы подкрадывались к цепям на пистолетный выстрел. В ночь с 15-го на 16-е число они успели устроить несколько небольших завалов в кустах, маскирующих разоренный аул Джарган-юрт. Когда авангард вступил на левый берег Гойты, неприятель, засевший в завалах, открыл по правой цепи беглый огонь, но резервы Прагского пехотного полка быстрым движением в обход завалов принудили чеченцев бежать. Во время переправы неприятель сделал по войскам несколько безвредных выстрелов [490] из полевого орудия, а при движении от Гойты через Черную поляну к разоренному аулу Урус-Мартану, куда отряд прибыл в 5 часов вечера, конные партии чеченцев, пользуясь перелесками, рассеянными вдоль большой русской дороги, провожали его ружейным огнем. Заняв оба берега Урус-Мартана, войска расположились на ночлег. Вступление в негостеприимную Чечню обошлось не без урона, хотя и незначительного: ранены два обер-офицера — Прагского пехотного полка поручик Яковицкий и егерского генерал-адъютанта князя Воронцова полка подпоручик Аминов,— 12 нижних чинов и 1 всадник; контужены — Замосцского егерского полка подполковник Берг, прапорщик Момнякин и 12 нижних чинов; из лошадей одна офицерская убита и одна ранена.

17-го января в 6 часов утра отряд, переправившись через р. Урус-Мартан, продолжал движение к гехинскому лесу. Туман дозволял чеченцам подбегать на очень близкое расстояние к войскам и вступать с цепями в перестрелку. По дороге от Урус-Мартана к реке Гехи во многих местах попадались топкие канавы, сильно затруднявшие движение обоза. На переправах через Рошню и Гехи неприятель несколько раз открывал по колонне огонь из 6-ти фунтовой пушки, провожая ружейным огнем почти вплоть до опушки гехинского леса, в который генерал Фрейтаг вступил к трем часам пополудни, обстреляв ее предварительно ядрами и гранатами из 8-ми орудий. Эти выстрелы были в то же время условленным между ним и генералом Нестеровым сигналом, по которому войска, стоявшие на Валерике, должны были двинуться на встречу прибывшим из Воздвиженской. Так как в гехинском лесу нельзя было найти продовольствия для лошадей, то [491] все они на рассвете 18-го января отправлены были назад в крепость Воздвиженскую с колонной из четырех баталионов при четырех орудиях, под командой полковника барона Меллера-Закомельского; с ними же отправлены были и раненые в грозненский военный госпиталь. Войска, расположившись в гехинском лесу, тотчас же начали вырубать и сжигать лес против своих фасов и устраивать засеки для прикрытия стрелков. Чеченцы несколько раз пытались завязать с цепями перестрелку, а после полудня из глубины леса сделали по лагерю несколько навесных выстрелов ядрами. Расстояние между гехинским лесом и Валериком было менее двух верст, и отряду удобнее было, расположившись у самой реки, иметь воду всегда под рукой, чтобы с Валерика высылать колонны на просеку; но так как войскам нашим при вступлении в лес приходилось бы каждый раз вновь занимать его с боя, причем чеченцы из срубленных солдатами деревьев устраивали бы против них же завалы, то отряд оставался на месте. 19-го января — та же рубка леса, те же исполинские костры кругом бивака и та же канонада после полудня. Только на этот раз, пользуясь отсутствием кавалерии в отряде, неприятель подвозил свою 6-ти фунтовую пушку так близко к лагерю, что вырвал у нас из строя пять человек: из числа нижних чинов Модлинского пехотного полка двое убиты ядрами, двое ранены и один контужен; в Прагском же полку ранен только один рядовой. 20-го числа перестрелка началась с утра против фаса Модлинского пехотного полка. Неприятельское орудие сделало по лагерю несколько навесных выстрелов, но огонь мортирной батареи принудил его замолчать. Ранеными в этот день выбыли из отряда 4 нижних [492] чина и контужен 12-й гарнизонной артиллерийской бригады поручик Горбунов.

В три часа пополудни возвратился в лагерь полковник барон Меллер-Закомельский. Он донес начальнику левого фланга генералу Фрейтагу, что, следуя в кр. Воздвиженскую с подъемными лошадьми, нигде не встретил неприятеля от гехинского леса до Рошни, но при переправе через последнюю чеченцы завязали с его правою цепью перестрелку и провожали колонну до самой Гойты; на Гойте неприятель отстал. В Воздвиженское прибыл в 3 часа пополудни. Отправив на другой день, 19-го, раненых нижних чинов и подъемных лошадей в Грозную, он с двумя линейными баталионами остался в Воздвиженском ожидать их возвращения, а 20-го, с рассветом, выступил обратно к отряду. До Гойты неприятель не тревожил колонну и даже не показывался, но за Гойтой чеченцы его стерегли: река была запружена, берега у самой переправы наводнены. Однако войска, разбросав устроенную чеченцами плотину, перешли на другой берег без больших затруднений, хотя в левой цепи тотчас же завязалась перестрелка, прекратившаяся только у правого берега Урус-Мартана. При переправе через р. Гехи неприятель открыл по колонне канонаду из двух орудий; ему отвечали из четырех и заставили скрыться с артиллерией в лесную чащу, после чего, в 3 часа пополудни, колонна вступила в гехинский лес. Барон Меллер-Закомельский потерял в оба дня, 18-го и 20-го, ранеными — егерского генерал-адъютанта князя Воронцова полка прапорщика Наумова и 21-го нижнего чина, контужеными — князя Воронцова полка подпоручика Бирюкова и 13 нижних чинов. 21-го числа канонада и перестрелка обошлись без потерь. [493]

22-го генерал-лейтенант Фрейтаг поручил барону Меллеру-Закомельскому очистить от леса дорогу к гехинскому кладбищу, расположив два орудия на так называемом кургане “юсуповом” и прикрыв четырьмя баталионами две тысячи рабочих с топорами. В этом лесу скрывались аулы Тархан-юрт и Даут-юрт, которые к полудню были совершенно очищены, а жители их бежали вниз по Валерику к лесам Сунжи. Неприятель опять стрелял по лагерю из своей пушки, но стоявшие на кургане два наших орудия заставили ее замолчать. Модлинский пехотный полк потерял в этот день двух раненых нижних чинов. До 22-го января в Малой Чечне действовали против нас разновременно три орудия; лазутчики дали знать начальнику левого фланга, что Шамиль прислал еще два и с ними сильную партию тавлинцев, под предводительством Ягья-Хаджи, начальника артиллерии у горцев. Имам приказал передать чеченцам от своего имени, что они слабо защищаются, и он сам прибудет к ним, чтоб показать, как надо драться с русскими. Чеченцы действительно теряли энергию в сильные морозы, но тем не менее Шамиль не раз ставил их даже в пример другим народам. Впоследствии, в 1852 году, перед набегом, в котором был убит Круковский, Бата, уроженец Большой Чечни, говорил князю Барятинскому, что с жителями Малой Чечни, особенно нагорной ее полосы, шутить нельзя, что это не Большая Чечня. 23-го января генерал-маиор Шиллинг продолжал работу, начатую накануне бароном Меллером-Закомельским. Чеченцы, заняв аулы Тархан-юрт и Даут-юрт, завязали с колонной перестрелку, в которой убит Прагского пехотного полка поручик Горбунов и ранен один рядовой. 24-го производились те же работы, под командой того [494] же колонного начальника, генерал-маиора Шиллинга. В 5-ти или 6-ти верстах от большой дороги к р. Валерику близко подходит русло другой реки, Шалажи. Чтобы заставить русских прекратить рубку леса и сделать дальнейшее пребывание нашего отряда в гехинском лесу невозможным, чеченцы отвели воду из Валерика в Шалажи. Получив известие об этом, генерал Фрейтаг командировал в ночь с 23-го на 24-е полковника барона Вревского с двумя баталионами Навагинского пехотного полка на Валерик для устройства трех плотин, под защитой выстрелов 6-ти рот, охранявших место водопоя. 24-го он лично осматривал плотины и нашел, что в образовавшихся трех больших резервуарах воды будет достаточно на все время пребывания отряда в гехинском лесу; кроме того, несмотря на все усилия чеченцев отвести совершенно воду, она все-таки понемногу просачивается, почему войска не будут нуждаться даже и в проточной воде. После пробития вечерней зари неприятель стрелял по отряду из двух орудий с Юсупова кургана; ядра и гранаты ложились в самый лагерь, но особенного вреда нам не причинили: 3 нижних чина контужены и 3 артиллерийских лошади убиты. Вечером лазутчики дали знать, что прибывшие из Дагестана тавлинцы, не получая продовольствия от чеченцев, самовольно начали распоряжаться их запасами, вследствие чего среди горцев будто бы возникли недоразумения, которые без вмешательства наибов могли зайти очень далеко. Сильная неприятельская партия, отделившаяся от главного скопища, подходила к Закан-юрту, вероятно, с намерением заставить Фрейтага бросить работы в гехинском лесу и отступить с отрядом на Сунжу, но, встреченная перекрестным огнем с двух фасов укрепления, сама поспешно бежала. 25-го января тишина [495] вокруг лагеря не была нарушена ни одним выстрелом, только топоры без умолку стучали до самого вечера, несмотря на ненастную погоду. 26-го января войска двумя колоннами занимались истреблением вырубленного леса, одною, в составе 5-тн баталионов пехоты, под командой генерал-маиора Шиллинга — к северу от большой дороги, другою, в таком же составе, под начальством барона Меллера-Закомельского — перед южным фасом лагеря; против последней показались партии чеченцев, но несколькими пушечными выстрелами были рассеяны. В 2 часа пополудни неприятель, незаметно приблизившись лесистым берегом Валерика к нашему водопою, открыл по прикрытию его канонаду из 2-х орудий. Меткий огонь нашей артиллерии заставлял противника несколько раз менять позицию, пока наконец он не был принужден отвезти свои орудия в глубину леса. В то же время конные партии открытою силою намеревались ворваться в засеку, но встретили такой отпор, что принуждены были бежать вверх по ущелью Валерика. С нашей стороны при этом нападении 1 унтер-офицер ранен и 1 фейерверкер контужен.

Просекою через гехинский лес открывалось прямое сообщение между Воздвиженской и нашими новыми станицами на Сунже. К 27-му января, благодаря энергии начальников и неутомимости наших солдат, она была окончена. В ночь на 27-е число полковник барон Вревский должен был выступить из лагеря с 15-ю ротами Навагинского пехотного полка при 4-х орудиях на встречу кавалерии и подъемных лошадей назрановского отряда, направленных, по предварительному распоряжению начальника левого фланга, из Волынского укрепления к реке Фортанге, под командой генерального штаба полковника Бруннера. Колонна без выстрела подошла к [496] Фортанге, откуда, приняв кавалерию и подъемных лошадей, предприняла обратное движение к гехинскому лесу. Неприятель знал, что в отряде нет кавалерии, почему и не опасался открывать по лагерю канонаду с довольно близкого расстояния. Генерал Фрейтаг, полагая, что при преследовании колонны у противника достанет смелости вывозить свою артиллерию на открытые места, приказал барону Вревскому спешить казаков и лошадей их вести вместе с подъемными, чтобы горцы, не подозревая в отряде кавалерии, не опасались близко подвозить к лагерю свои орудия. Барон Вревский в точности исполнил данную ему инструкцию. Чеченцы начали преследовать колонну между Фортангой и Нетхоем. Сначала пешие и конные выходили из лесу по одиночке и завязывали с цепями перестрелку, потом число их стало увеличиваться с каждым шагом, а около Нетхоя возросло до трехсот человек; однако главные силы еще не показывались — они ожидали колонну за левым берегом Нетхоя. Едва войска успели переправиться через речку, как неприятель со всех сторон открыл перекрестный пушечный и сильный ружейный огонь. Не подозревая присутствия кавалерии в колонне, чеченцы подбегали к цепям так близко, что могли выбирать цель для своих выстрелов, но кавалерия наша не открывала себя. Напрасно начальник ее подполковник князь Эрнстов просил барона Вревского позволить ему принять участие в деле — колонный начальник был неумолим, и казачьи лошади продолжали следовать в обозе. На реке Пхан-Кичу неприятельское скопище увеличилось наконец до трех тысяч, и преследование с каждым шагом становилось настойчивее. Наибы несколько раз подвозили свои орудия на картечный выстрел, но начальник арриергарда подполковник Преображенский, угрожая им атакою, всякий раз заставлял [497] их поспешно отступать к лесу. Несколько раз также горцы порывались бросаться в шашки на наши цепи, но резервы так быстро появлялись в самых цепях, что и это намерение неприятеля не осуществилось. Улучив минуту, когда внимание противника отвлечено было в другую сторону, подполковник Преображенский отделил от арриергарда небольшую часть и расположил ее за кустарником у р. Шалажи. Горцы, не заметив засады, наткнулись на нее. Кавказского линейного № 9 баталиона юнкер Янушевский, из засады, на виду у всех, положил на месте несшегося впереди почетного всадника. У переправы через Шалажи преследование прекратилось. Подъемные и артиллерийские лошади назрановского отряда прибыли в лагерь далеко не в том составе, в каком отведены были во владикавказский округ: первых выбыло из колонны убитыми семнадцать, ранеными шесть; вторых — убитыми шесть, ранеными три; кроме того, казачьих лошадей убито шесть. Войска, сопровождавшие их в лагерь, также пострадали не мало: один обер-офицер ранен и один контужен; нижних чинов убито четверо, ранено тридцать шесть, контужено тридцать четыре. Такой значительный урон объясняется удачным действием неприятельской артиллерии, гранаты которой разрывались почти все в самой середине колонны. В два часа пополудни вернулся в гехинский лес барон Вревский, а в 3 часа выступил из него за подъемными лошадьми чеченского отряда барон Меллер-Закомельский. Войска между тем продолжали истреблять вырубленный лес; все фасы бивака опоясаны были непрерывными огнями пылавших деревьев; день и ночь над просекой стояло зарево, говорившее чеченцам, что последнего оплота их в сердце страны уже не существовало, что близок час, когда многим из них [498] придется расстаться с роскошною природою правого берега Сунжи и перебраться в темные ущелья Черных гор. В колонну барона Меллера-Закомельского назначены были первые два баталиона Прагского пехотного полка и первые два егерского генерал-адъютанта князя Воронцова полка, четыре орудия и пять сотен казаков. Ягья-Хаджи, узнав, что из отряда выступила колонна в кр. Воздвиженскую за подъемными лошадьми, дал себе слово или истребить ее всю на обратном пути, или по крайней мере не допустить ее присоединиться к отряду. Намерение свое он думал привести в исполнение в окрестностях Урус-Мартана, куда в ночь с 27-го на 28-е января потянулось его огромное скопище и вся наличная артиллерия (5 орудий). Между рекою Урус-Мартаном и левым ее притоком Рошней большую русскую дорогу пересекает довольно глубокий овраг, который сначала поворачивает к ней и на некотором расстоянии идет рядом с нею, затем постепенно удаляется к лесу и на ближний ружейный выстрел от его опушки прекращается. В этом овраге могли скрываться большие массы не только пехоты, но и кавалерии с артиллерией. Здесь и расположился Ягья-Хаджи со своим отрядом, поджидая колонну. Барон Меллер-Закомельский ничего не знал об этом — засада была устроена так скрытно и осторожно, что даже лазутчики не знали о ней. Если бы Ягья-Хаджи, пропустив войска, ударил им в тыл, колонна была бы, конечно, приведена в сильное расстройство, но он встретил ее из оврага батальным огнем и тем слишком рано обнаружил свое намерение. Подполковник князь Эристов, чтобы не дать неприятелю опомниться, прямо понесся в атаку с кавалерией. Неприятель не ожидал такого смелого и быстрого нападения; он не успел даже сделать ни одного выстрела из орудия и [499] поспешил очистить балку. От самой крепости Воздвиженской до оврага колонна двигалась почти не тревожимая неприятелем; только цепям приходилось иногда слегка отстреливаться. От оврага начинается серьезный бой. Егеря князя Воронцова полка, постоянно служившие в войсках левого фланга, никогда еще не видели в Малой Чечне такого скопища — оно простиралось до десяти тысяч пеших и конных горцев; с одними тавлинцами из Дагестана прибыло семь наибов. У барона Меллера-Закомельского было только четыре баталиона; ими он должен был прикрывать огромный транспорт в 600 повозок и прокладывать себе дорогу к гехинскому лесу. Когда Ягья-Хаджи решил истребить колонну, он еще не знал, в каком составе она выступит из лагеря; когда же из-за угла гойтинского леса на Черной поляне показались четыре слабых баталиона, из которых, по крайней мере половина должна оставаться в прикрытии у обоза, он вообразил себе, что минуты колонны сочтены, что истребление ее не потребует даже особенных усилий с его стороны; он только не рассчитал, что будет иметь дело с “черными солдатами" — егерями князя Воронцова полка. Занимая правую и левую цепи, куринцы целыми ротами перебегали то к авангарду, то к арриергарду, смотря по тому, где дела наши начинали принимать опасный для нас оборот. Все усилия неприятеля направлены были к тому, чтобы ворваться в середину колонны, привести ее в замешательство и, пользуясь им, начать истребление холодным оружием. Достигнуть этого одновременным нападением на нас со всех четырех сторон наибы признали невозможным, в виду стойкости наших войск и стройного порядка, в котором они двигались, а потому сосредоточивали огонь нескольких тысяч [500] винтовок против того или другого фаса, продолжая забрасывать колонну ядрами и гранатами. Несколько раз чеченцы обнажали шашки, а тавлинцы свои страшные аршинные кинжалы, но пускать в дело холодное оружие они не отваживались — у нас было свое холодное оружие, которое в руках куринцев было страшнее тавлинскнх кинжалов и с действием которого чеченцы давно были знакомы. На сколько близко сходились по временам обе стороны, показывает пример поручика князя Воронцова полка Галыгина, который дробью убил наповал одного тавлинца. Особенно трудно приходилось в этот день нашей артиллерии. Барон Меллер-Закомельский выступил из отряда с четырьмя орудиями; одно из них было подбито и не могло действовать, почему на выстрелы пяти неприятельских орудий должна была отвечать тремя, и, кроме того, сдерживать картечью слишком близко наседавшего неприятеля. Самые серьезные моменты боя были у трех переправ — через Рошню, через Гехи и через широкую канаву, пропущенную с верховьев Гехи. Ягья-Хаджи, которому не удалось истребить колонну, надеялся по крайней мере не пустить ее в гехинский лес, но было уже поздно: канонада была слышна в отряде. Одушевляемые этою мыслью, войска бодро миновали все три препятствия. По мере приближения к гехинскому кладбищу бой мало по малу стихал и к двух верстах от лагеря совершенно прекратился. Барон Меллер-Закомельский вернулся к отряду ровно в 3 часа пополудни. Подъемные лошади, за которыми он был командирован, прибыли почти в полном своем составе; из них только две убиты и ни одна не ранена — в этом отношении чеченский отряд был счастливее назрановского — казачьих же лошадей убито двенадцать, ранено десять. К урону, понесенному колонной барона [501] Меллера-Закомельского нельзя не отнестись снисходительно, так как она имела против себя все собранное в Малой Чечне неприятельское скопище. Убитыми выбыли из ее рядов тридцать шесть нижних чинов Прагского пехотного, пять князя Воронцова полков и два казака; ранеными — шесть обер-офицеров и семьдесят три нижних чина; контужеными — два обер-офицера и пятьдесят два нижних чина 10. Войска назрановского и чеченского отрядов с небывалым успехом выполнили свою задачу: в двенадцать дней просека через гехинский лес была окончена и дорога через просеку разработана. Вечером 28-го января начали готовиться к выступлению на рассвете другого дня. В полночь генерал Фрейтаг приказал зажечь засеку, прикрывавшую все время нашу позицию. Через четверть часа запылала она почти одновременно на всем своем протяжении. Огненная линия, более трех верст в окружности, осветила заревом весь гехинский округ — картина, конечно, величественная, но неутешительная. Двести десять десятин векового дубового леса, составлявшего гордость и богатство Малой Чечни, обращены были в золу и пепел. Только войною может быть оправдываемо уничтожение таких сокровищ. Через гехинский лес пролегала еще одна дорога, старая, но она была извилиста и, делая в одном месте крутой поворот к югу, близко подходила к лесным трущобам, мимо которых движение войск было [502] не безопасно. Новая дорога от Юсупова кургана шла по прямому направлению до самого Валерика. Соображая энергию, с которой неприятель преследовал наши колонны, Фрейтаг пришел к убеждению, что Ягья-Хаджи соберет все свои силы против одного из наших отрядов, и потому решил выступить из гехинского леса одною общею колонной на Грозную, но не открывал своего намерения до последней минуты. В лагере все были уверены, что отряды разойдутся: назрановский с генерал-маиором Нестеровым вернется в свой округ через Фортангу, а чеченский через Гехи, Рошню, Урус-Мартан и Гойту направится в Воздвиженское. Еще до рассвета 29-го января на Валерик был послан подполковник Преображенский с 3-м баталионом Навагинского полка за теми шестью ротами, которые охраняли водопой, а с рассветом тронулись и все войска. В авангарде шел генерал-маиор Нестеров, арриергардом командовал барон Меллер-Закомельский, правую цепь начальник левого фланга вверил генерал-маиору Шиллингу, а в левую назначил полковника барона Вревского. Между гехинским лесом и рекою Гехи находятся четыре переправы, очень затруднительные для обоза, который не иначе мог следовать по ним как в одну повозку, а повозок было около восьмисот. Это небольшое расстояние сильно озабочивало генерала Фрейтага, и он очень желал пройти его без выстрела. Сам неприятель помог ему в этом. Ягья-Хаджи, знавший о времени выступления наших войск из гехинского леса, но не знавший, что они выступят одной колонной, уже стоял с огромным скопищем своим на дороге, по которой должен был возвращаться Нестеров с назрановским отрядом. Долго ожидал он появления его по ту сторону Нетхоя. Войска тем временем [503] успели миновать опасное пространство и переправиться через Гехи. Тогда только у дальней опушки леса показалась неприятельская кавалерия, которая неслась по направлению к большой русской дороге, по-видимому намереваясь предупредить нашу колонну на Рошне. Располагая артиллерией двух отрядов, генерал Фрейтаг имел возможность устраивать сильные батареи во всех местах, где только мог ожидать энергических действий со стороны неприятеля. Ягья-Хаджи, которому не удалось нанести поражение назрановскому отряду, хотел выместить свою неудачу на соединенных отрядах у переправы через Рошню, но кавалерия его опоздала: она была еще в 2-х верстах от дороги, когда уже войска переправились на другой берег реки. Горцы тотчас же двинулись на встречу отряду, но огонь 8-ми орудийной батареи приковал их на месте; стоя в бездействии, вне выстрелов, они могли только любоваться мерным, безостановочным движением нашей колонны. На полтора ружейных выстрела вправо и влево от нее рассыпались цепи, а между ними и колонной, на одной линии с резервами, шли батареи; арриергардная цепь имела свою отдельную батарею, так как при отступлении арриергарду приходилось выносить на своих плечах всю тяжесть боя. Между Рошней и Урус-Мартаном протягивалась широкая безлесная поляна; здесь чеченцы не смели, да и не могли тревожить нас ни одним выстрелом. От Урус-Мартана до Гойты вся так называемая Черная поляна усеяна перелесками. Прежде нежели войска вступали в эти перелески, артиллерия обстреливала их. Войска подошли к Гойте. Генерал Фрейтаг приказал через два рукава ее перекинуть готовые подвижные мосты. Дорогу по гойтинской поляне чеченцы затопили, чем затруднили движение обоза и задержали наш отряд на Гойте. [504] Батарей выдвигать было некуда; этим воспользовался неприятель расположив свою артиллерию на опушке леса. Пока наш арриергард, прикрывая переправу, стоял на левом берегу Гойты, а дула наших орудий смотрели на Чонгурой-юрт, откуда можно было ожидать нападения, неприятель не сделал ни одного выстрела; когда же арриергард начал переправляться и батарея его снялась с позиции, он открыл по колонне сильный артиллерийский огонь. Между его боевым расположением и нашею колонной, с левой стороны, протекала глубокая оросительная канава, через которую не только атаковать, но даже переходить не было возможности. Пользуясь этою преградой, Ягья-Хаджи так близко подвез одно орудие к нашей левой цепи, что мог пустить в нее несколько картечей. Когда войска от правого берега Гойты начали выравниваться на большую дорогу, за левым берегом реки, на Черной поляне стали собираться чеченцы и тавлинцы, преимущественно конные. Там они считали себя в безопасности, так как их отделяли от нашей кавалерии топкие рукава Гойты, и отсюда же они намеревались преследовать нашу колонну, насколько позволит местность. Не подозревая, что при арриергарде следуют батарейные орудия, горцы подскакали к нему на 250 сажень и дорого поплатились за свою дерзость — одним картечным выстрелом 11 человек убиты из передовой партии. С этим выстрелом, последним с нашей стороны, преследование прекратилось. При переправе через Гойту в обоих отрядах выбыли из строя ранеными 23 и контужеными 25 человек; лошадей убито 8, ранено 7. За все время военных действий в Малой Чечне, с 15-го по 30-е января, в обоих отрядах выбыли из строя: убитыми 23 человека, ранеными 206 и контужеными 153; лошадей — убитыми 60, ранеными 28. [505] 30-го января на рассвете генерал-маиор Нестеров выступил из Грозной с назрановским отрядом во владикавказский округ левым берегом Сунжи, через Закан-юрт; прочие же войска направлены на зимние квартиры, за исключением первых двух баталионов князя Воронцова полка, которые оставлены в гарнизоне Воздвиженского укрепления 11.


Комментарии

1. На правом берегу Терека, против ст. Шелководской.

2. В донесении генерал-лейтенанта Фрейтага (29-го мая 1846 года № 238) говорится: “В 1832 году недалеко от того места, где теперь дрались герои гребенцы, полковник Волжинский с тремя сотнями был совершенно истреблен. Чеченцы до сих пор хвалятся этим и указывают на место боя. Не похвалятся чеченцы настоящим боем, а внуки теперешних казаков с гордостью могут указать своим детям место, где подполковник Суслов с 80-ю молодцами выдержал честный бой и отпраздновал лихую тризну в честь погибших.»

3. Подробности этого замечательного дела я слышал от племянника Халстатова, Нижегородского драгунского полка поручика Алексея Павловича Шан-Гирея. Так как в свое время я их не записал, то лишь некоторые из них уцелели в моей памяти.

4. В донесении от 3-го июня № 25 не поименован.

5. Донесение начальника левого фланга кавказской линии 5-го июня 1846 года № 251. Раненые и контуженые обер-офицеры не поименованы в донесении.

6. Егерского генерал-адъютанта князя Чернышева полка штабс-капитан Щербаков и прапорщик Богданов; Кавказского линейного № 12 баталиона прапорщик Анцуко.

7. 1-й, 2-й и 3-й баталионы Навагинского пехотного полка, сводный баталион того же полка из двух ротах 4-го и двух ротах 5-го баталиона, три роты Виленского егерского полка, по две роты кавказских линейных № 10-й и 11-й баталионов и военно-рабочая рота, заменявшая сапер, две сотни Владикавказского и две сотни Горского линейных казачках полков, сотня осетинской и сотня назрановской конных милиций, дивизион донской № 1-й конноартиллерийской бригады и три взвода № 2-й роты 12-й гарнизонной артиллерийской бригады.

8. Журнал военных действий назрановского отряда до встречи его се отрядом генерала Фрейтага; представлен при донесении 18-го января 1845 года № 45.

9. 1-й и 3-й баталионы Модлинского пехотного полка, 1-й, 2-й и 3-й Прагского пехотного полка, 1-й баталион Замосцского егерского, 1-й, 2-й, 3-й и 5-й егерского генерал-адъютанта князя Воронцова полка; 14-й артиллерийской бригады дивизион батарейной № 3 и взводе легкой № 3 батареи, взводе батарейной № 3 батареи 20-й артиллерийской бригады, взводе подвижной Грозненской гарнизонной артиллерии, две полупудовых и две 10-ти фунтовых мортиры, ракетная команда № 1 батареи с контревовыми ракетами; чеченской милиции обер-офицеров 4 и всадников 24. При отряде следовал обоз на наемных подводах с запасом сухарей, двумя комплектами артиллерийских боевых зарядов для 10-ти орудий и 4-х мортир, со 100 тысячами запасных ружейных патронов, 3100 топорами и шанцевым инструментом, необходимым при истреблении лесов и завалов, исправлении дороге, переправе и пр., и ротный обоз с провизиею для нижних чинов на 20 дней. Донесение начальника левого фланга кавказской линии 18-го января 1846 года № 28.

10. Главнокомандующий в приказе по отдельному кавказскому и 5-му пехотному корпусам от 22-го февраля № 54 называл потерю, понесенную Фрейтагом за две недели в Малой Чечне, “весьма незначительною.” В делах полковника барона Вревского 27-го января и барона Меллера-Закомельского 28-го ранены и контужены следующие офицеры: ранены — Прагского пехотного полка штабс-капитан Скаповский, подпоручики Подеревский и Швединов (ядром) и прапорщик Воронин; Навагинского пехотного полка капитан Цветницкий; егерского генерал-адъютанта князя Воронцова полка прапорщики Языков и Марков; контужены — Навагинского пехотного полка поручик Стрелецкий, егерского генерал-адъютанта князя Воронцова полка подпоручик Дробышев и прапорщик фон-Мерклинг.

11. Журналы военных действий в Малой Чечне; представлены при донесениях от 20-го и 30-го января 1846 года №№ 31 и 34.

Текст воспроизведен по изданию: Обзор событий 1846 года на Кавказе // Кавказский сборник, Том 15. 1894

© текст - К. 1884
© сетевая версия - Тhietmar. 2019
©
OCR - Валерий Д. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Кавказский сборник. 1894