-

1845-й ГОД НА КАВКАЗЕ

Расположение отрядов лагерем между селениями Анди и Гагатль. Рекогносцировка впередилежащей местности, 20-го июня. Отъезд князя Бебутова. Присоединение дагестанского отряда к чеченскому и образование главного действующего отряда. Причины оставления Шамилем буцрахкалской позиции. Нападение горцев на роту литовского полка. Пример трусости. Предание военному суду. Резолюция графа Воронцова. Рекогносцировка 30-го июня. Осмотр подступов к Дарго. Выступление отряда к Дарго, 6-го июля. Движение колонны генерал-маиора Лабынцева, 8-го июля, с целью сбить неприятеля с позиции на левом берегу Аксая. Смерть генерал-маиора Фока. Положение отряда во время стоянки у Дарго. Движение колонны генерал-лейтенанта Клюки-фон-Клугенау, навстречу транспорту, 10-го июля. Смерть генерал-маиора Викторова. Обратное движение к Дарго, 11-го июля. Смерть генерал-маиора Пассека. Присоединение колонны генерал-лейтенанта Клюки-фон-Клугенау к отряду.

Несмотря на успехи, с которыми сопровождались первые шаги наших войск в неприятельской стране, несмотря на то, что Андию уже почти можно было считать в наших руках, граф Воронцов, предполагая произвести [313] вслед затем нападение на Дарго и занять этот пункт, в то же время, в предвидении могущей быть неудачи, предписал, начальнику левого фланга, генерал-маиору Фрейтагу быть на всякий случай готовым, по первому требованию, выступить навстречу отряда, причем предупреждал, что указать по какому направлению выйдут экспедиционные войска на кавказскую линию, в то время, еще не было возможности, но что предполагалось движение на Маюртуп. Вместе с тем, генералу Фрейтагу предписывалось заявить жителям большой и малой Чечни, что для изъявления покорности русскому правительству, главнокомандующий назначил окончательный срок в ноябре 1845-го года, и что в случае, если они отвергнут наше предложение и не подчинятся, то сами сделаются виновниками разорения их жилищ и строгих наказаний, причем вся пролитая кровь падет на их головы, так как, с наступлением зимы, в последнем случае, должны были начаться решительные военные действия против Чечни.

Вплоть до 18-го числа, войска наши стояли на занятых ими позициях, причем неприятель ничем не тревожил. Вследствие труднопроходимости дорог, большого падежа подъемных лошадей, происходившего по причине недостатка подножного корма, приходившие к отряду транспорты привозили весьма ограниченное количество припасов; некоторые части, уже во время стоянки на позиции у селения Анди, не имели по два, а другие и по четыре дня сухарей, несмотря на то, что дача была уменьшена, с первых же шагов по неприятельским владениям. Эти, непринятые в расчет, непредвиденные обстоятельства были по достоинству оценены графом Воронцовым, в своем письме к князю Чернышеву, от 17-го июня, в котором он излагал свой взгляд, что из опыта на месте, пришел к убеждению, что для прочного занятия Андии, следует [314] быть обеспеченными вполне, доставкой продовольствия к Дарго из Чечни, от Маюртупа, соединив эти два пункта широкою, удобопроходимою, просекою и устроив в самом Дарго укрепление на 4-ре или 5-ть баталионов, а не рассчитывать на получение довольствия из Черкея и Внезапной, по пути, непроходимому зимой и очень трудному даже летом.

18-го июня, многочисленные толпы, при нескольких значках показались на возвышенном хребте Азал; скопище постепенно разрасталось вновь прибывшими партиями, продолжавшими подходить и следующее 19-е число. Тогда главнокомандующий решил произвести усиленную рекогносцировку, этой труднодоступной позиции. С этою целью, генерал от инфантерии Лидерсу было поручено выступить с отрядом, 20-го числа в 8-мь часов утра. Семь баталионов пехоты, а именно: 1-й баталион литовского, 1-й люблинского, 2-й замосцкого, 3-й и 4-й навагинского, 2-й куринского, 1-й князя Чернышева и рота сапер, две пеших дружины грузин; 9-ть сотен кавалерии, а именно: дворянская и 4-ре сотни грузинской конной милиции, осетинская сотня и по одной сотни: моздокского, кубанского и гребенского линейных казачьих полков; два горных орудия № 1-го батареи кавказской гренадерской артиллерийской бригады, четыре № 4-го батареи 20-й артиллерийской бригады и два № 3-го батареи 19-й артиллерийской бригады, всего 8-мь горных орудий — выступили, в 8-мь часов утра, вверх по ручью Анди, имея в авангарде, под начальством генерал-маиора Безобразова, всю кавалерию, поддержанную двумя грузинскими пешими дружинами и 1-м баталионом литовского егерского полка, с двумя горными орудиями 20-й артиллерийской бригады. Неприятель занимал, партией около 1,000 человек конницы, речолский перевал и небольшими частями высоты, отделяющие Андию от [315] Чарбили. На этот перевал вели три дороги, из которых правая, обходная, хотя длиннее, но более пологая, чем другие; вследствие чего по ней и был послан авангард, между тем как главные силы двигались по средней. Взойдя на перевал, кавалерия приостановилась на самое короткое время, с целью собраться; неприятель, занимавший позицию на высотах Тунсади-даг, заметив это, открыл огонь; в это время главнокомандующий поручил генерал-маиору Фоку, с передовыми войсками, немедленно броситься на горцев. Войска исполнили приказание и неприятель начал отступать, сперва энергично отстреливаясь, а затем ища спасения в бегстве, оставив в наших руках вышеназванную высоту и спустившись в долину. Граф Воронцов прибыл на занятый с бою пункт, с целью обозрения местности, вместе с ним приехал и принц Александр Гессен-Дармштадтский, с окружавшей его свитой. С этой высоты открывался вид на богатые аулы, Танди и Ботлих, покрытые садами, залитые зеленью, а также вся долина андийского Койсу. Отряд вслед затем расположился на ночлег близь спуска, на местности богатой водой и пастбищами, но лишенной материала для топлива. С этого пункта, командовавшего ансальтинской долиной, войска наши стояли в угрожающем положении, которое казалось должно было устрашить жителей Технуцала и Чарбили, оставленных Шамилем, не бывшим в состоянии ни переселить ни защитить их. В то время, когда происходило занятие этого пункта неприятельской позиции нашими войсками, из под лагеря у Гагатля был отправлен в Темир-Хан-Шуру, под прикрытием 3-го баталиона князя Чернышева полка, транспорт с больными и ранеными всего отряда, со свободными черводарскими и артельными лошадьми от полков, для закупки некоторых продовольственных припасов, как-то: соли, сала и проч. [316]

В тоже время главнокомандующий, считая в высшей степени важным вопрос о снабжении войск всем необходимым в продовольственном отношении и, кроме того, с целью упрочить безопасность сообщений, между различными эшелонами отряда и складочными пунктами, поручил князю Бебутову вернуться в Темир-Хан-Шуру и, независимо от управления вверенным ему краем, специально обратить внимание на вышеизложенные стороны экспедиции. Отъезд князя Бебутова лишал дагестанский отряд начальника и, так как боевая числительность чеченского отряда значительно уменьшилась, как вследствие болезней, так и по постоянному отделению некоторых частей в прикрытие транспортов, и для составления промежуточных отрядов, то и решено было оба эти отряда соединить вместе, подчинив их генерал от инфантерии Лидерсу и дав соединенному отряду название: главного действующего отряда.

Отряды, оставленные, с целью прикрытия движений транспортов из укрепления Евгениевского в главный отряд и обратно, у перевала Кырк — порученный генерал-маиору князю Кудашеву, и, с тою же целью на мичикалском урочище, другой — полковника Кавалевского, поступили в непосредственное распоряжение князя Бебутова.

До занятия русскими войсками мичикалской позиции, Шамиль находился в лесах около Алмака со своими приверженцами и большою частью орудий. Он предоставил оборону мичикалских завалов гумбетовцам и андийцам и выжидал чем кончится атака со стороны неприятеля. Когда же после занятия горы Анчимеер горцы должны [317] были покинуть свою позицию, и движением всех сил отряда на перевал Кырк обнаружилось, что русские войска идут на Андию, то Шамиль нашелся вынужденным употребить все свои усилия, чтобы склонить на свою сторону жителей андийского общества. Для этого он употребил хитрость и коварство, которыми вообще отличалась его политика. Увещевая их защищаться, угрожая им бедствием всей будущей жизни, если они покорятся русским, он, в то же время, захватил подозрительных для себя людей и взял аманатов от всех деревень. Вслед затем, — убедил жителей вывезти их семейства и имущество в недоступные для русских места и, в то время, когда андийцы удалились для этого из своих домов, Шамиль, как уже было описано выше, предал пламени опустевшие селения ⁴. Буцрах, как в высшей степени крепкая и удобная для защиты теснина, сначала была избрана позициею, где Шамиль хотел оспаривать у нас вход в Андию. После сожжения деревень, обстоятельства переменились; андийцы, озлобленные коварством Шамиля, объявили ему, что им ничего не остается защищать, и возмутитель, с своей стороны, опасаясь вступать в дело имея целое общество недовольных в тылу своем, приказал покинуть буцрахкалские завалы. При вступлении русских войск в Андию, наибы и многие почетные лица разных обществ выразили Шамилю свои взгляды, на необходимость оказать где-нибудь нам сопротивление, вследствие чего он и решился [318] выждать нашего нападения на укрепленной завалами горе Азас-тау. Во время решительной атаки последней со стороны русских, пользуясь властью и влиянием своим как имам, Шамиль употреблял убеждения, угрозы, молитвы и даже слезы, для поощрения горцев к упорному сопротивлению, но когда, несмотря на все его усилия, скопище было обращено в бегство, то он с небольшим числом своих приверженцев, спасая орудия, удалился в укрепленное им ущелье на границе шубутовского и чаберлоевского обществ. Цель Шамиля при сожжении андийских деревень заключалась в том, чтобы воспрепятствовать нам устроить там укрепление и, разорив жителей, лишить их возможности получить выгоды, которые они могли бы приобрести из заявления покорности России. Цель эта к сожалению была достигнута, так как андийцы, вследствие этой меры, были лишены полной материальной возможности вернуться, в продолжении 1845 года, на свои родные пепелища.

Усиленная рекогносцировка 20-го июня имела для нас полезные последствия: во-первых, произведя на горцев выгодное для наступающих моральное влияние, показав еще раз их имама, бегущего с появлением русских войск; во-вторых, движением этим отвлекалось внимание неприятеля от того направления, но которому следовали продовольственные транспорты и, в-третьих — при этом была осмотрена часть края, до тех пор почти неизвестная. 21-го числа, отряд двинулся обратно в лагерь у Гагатля, причем следовал двумя колоннами, одною, состоявшею из трех баталионов, двух орудий и двух сотен казаков со всеми вьюками, по уже пройденной дороге через речолский перевал, а оттуда вдоль по хребту прямо к Гагатлю. а другою — из 4-х баталионов, 6-ти орудий и всей остальной кавалерии, по дороге ведшей на спуск к [319] Анди, по которому преследовался неприятель 14-го июня. Последний путь был избран, как для подробнейшего обозрения местности, так и для отыскания орудий, брошенных неприятелем, по словам лазутчиков, в кручу при отступлении; но, несмотря на самые тщательные розыски, ничего не было найдено.

В то время, когда первая колонна поднималась из селения Анди на хребет Речол, шесть рот житомирского пехотного полка при одном орудии, посланные, от андийских ворот в селение Рекуани, за дровами, были атакованы значительным скопищем предвидимым Хаджи-Муратом, пробиравшимся на подкрепление ичкеринцев, на случай наступления действующих отрядов из Анди в Дарго. Храбрые житомирцы, после двухчасового боя, благополучно возвратились в свой лагерь, потеряв одного офицера и 4-х рядовых ранеными. Хаджи-Мурат, направлявшийся с своими партиями к Шамилю, увидя колонну возвращавшуюся к Гагатлю, полагая, что уже опоздал на помощь ичкерийцам, скрылся с своими толпами в ущельях гор.

25-го июня, в высокоторжественный день рождения Государя Императора Николая Павловича, внутри возведенного около Гагатля временного укрепления, построены были все войска и отслужено молебствие. В первый раз раздались в сердце гор, в Андии, пушечные выстрелы, несущие вокруг смерть и разрушение, а возвещавшие народный праздник русских и, беспредельную преданность войск Монарху. В этот же день, главнокомандующим розданы были знаки отличия военного ордена, наиболее отличившимся в деле против горцев, 14-го июня.

Несмотря на то, что для поднятия по возможности большого количества сухарей были отправлены из Евгениевского укрепления все свободные подъемные лошади, и хотя приказано было войскам засчитывать наличное [320] продовольствие таким образом, чтобы четырехдневный запас сухарей хватил на шесть дней, а шестидневный на 8-м, но все-таки неизбежная медленность при нагрузке черводаров и при следовании их с лошадьми крайне изнуренными, по труднопроходимым дорогам, в страшно ненастное время, равно как и другие местные препятствия, были причиною, что запасы с продовольствием опаздывали, притом привозя не полную ожидаемую пропорцию. Вследствие этого вышло то, что при большом недостатке соли, люди в тоже время оставались трое и даже четверо суток совсем без хлеба, так что приходилось заменять недостачу этих продуктов усиленною дачею мяса и, изредка, лишнею чаркою водки. Между тем, озабочиваясь обеспечением следования к отряду продовольственных запасов, в особенности в том случае, если бы горцы, видя временное бездействие войск, вздумали этим воспользоваться с целью действовать на сообщения, главнокомандующий, ожидая прихода к 26-му числу значительного транспорта, отправил из лагеря, 25-го июня, три с половиною баталиона и два орудия, под начальством генерал-маиора Викторова, к нему на встречу, причем в состав отряда были назначены части войск, более нуждавшиеся в хлебе. Горцы в это время иногда производили нападение на транспорты, но почти всегда незначительными силами; только на вышедший 20-го июня, под прикрытием 3-го баталиона егерского князя Чернышева полка, при двух орудиях и двух сотнях конницы, было произведено, значительной неприятельской толпой, нападение, во время движения от перевала Буцрах к Мичикалу. Толпы неприятеля, с настойчивостью и упорством, в продолжении целого дня нападали на прикрытие, но постоянно были отбиваемы с большим уроном и наконец, около 10-ти часов вечера, транспорт достиг мичикалской позиции, причем прикрытие понесло потерю в [321] 11-ть человек убитых и 30-ть раненых нижних чинов.

Транспорты, пришедшие 26-го, 30-го июня и 4-го июля доставили отряду продовольствие на 17-ть дней;— таким образом, 4-го июля войска имели провиант всего на 8-мь дней и следующий транспорт мог прибыть только 10-го: следовательно, в ожидании этого транспорта отряд съел бы на месте весь свой запас провианта, а потому, не теряя времени, граф Воронцов решил, 6-го июля утром, начать наступление в Ичкерию, к Дарго.

28-го июня, 1-я егерская рота 1-го баталиона литовского егерского полка и 20-ть линейных казаков отправлены были из главного отряда при селении Гагатль в укрепление у андийских ворот, для доставления, находившемуся там житомирскому егерскому полку, порционного скота и спирта. На обратном пути, при спуске этой роты в главный овраг Андии, около 6 1/2 часов вечера, незначительная партия горцев, засев за камнями, встретила и преследовала ружейным огнем роту, которая отстреливаясь и, будучи поддержана ротою егерского князя Чернышева полка, возвратилась обратно, потеряв убитыми двух казаков, одного без вести пропавшим и 6-ть нижних чинов ранеными. Командир роты штабс-капитан Скиндер, будучи по делам службы задержан в лагере при андийских воротах, приказал роте, не дожидая его, идти обратно в свой лагерь, говоря что догонит ее на пути. Когда горцы, засев за камни, встретили роту огнем, то остававшийся при ней за старшего подпоручик Гоствицкий, вместо того чтобы, приняв нужные меры, подождать прибытия ротного командира, продолжал следование, более похожее на бегство. Скиндер, покончив дела, отправился догонять свою роту, но вскоре был окружен толпою горцев и пал смертью героя, под множеством кинжальных [322] ударов, вместе с тремя казаками его сопровождавшими. Так как обязанность Гоствицкого была, заслышав перестрелку в тылу, повернуть обратно на выручку своего ротного командира, что в данном случае не было исполнено, то главнокомандующий предписал предать Гоствицкого военному суду, по полевому уголовному уложению, “за малодушие и не исполнение своего долга." Гоствицкого суд приговорил к разжалованию в рядовые до выслуги, но граф Воронцов, при конфирмации резолюции суда сказал: “как я не виноват если я храбр, так и он не виноват что он трус; это чувство врожденное: он не успел еще себя попробовать", а потому присудил: исключить виновного из службы, как ненадежного офицера, с тем чтобы в военную службу не определять и, выслать из армии, с лишением права приезжать на Кавказ.

Последние числа июня прошли при постоянном ненастьи; туманы почти не рассеивались ни на минуту, холода и дожди не переставали, при всем том санитарное состояние отряда было вполне удовлетворительно. Наконец, 30-го числа выдался ясный денек, которым и воспользовался граф Воронцов и сделал рекогносцировку по направлению к Дарго, для осмотра ведущих туда дорог. Рекогносцировка эта была произведена, в присутствии Его Высочества принца Александра Гессен-Дармштадтского, 1-м баталионом люблинского егерского полка, при двух горных орудиях, конных милициях: грузинской, осетинской, кабардинской и дигорской и гребенских казаках. С высоты последнего перевала, с которого начинался спуск к Дарго, ясно были рассмотрены это селение и другие ближайшие аулы, дом Шамиля, вся Ичкерия и вообще пространство вплоть до самого Терека. Наблюдательный пост горцев, человек в 70-100, зорко следил за движением рекогносцировочного отряда, находясь впереди Дарго. [323] Других скопищ не было замечено. В селениях не было видно ни малейшего движения, никаких признаков жизни, так что можно было предполагать, что жители покинули свои дома. 4-го июля, как уже было упомянуто выше, прибыл к Гагатлю транспорт, доставивший войскам продовольствие на 6-ть или 7-мь суток и, тогда же было решено, немедленно начать дальнейшее наступление. В укреплении у Гагатля, граф Воронцов предписал остаться подполковнику Бельгарду, поручив ему: 1-й баталион прагского пехотного, 9-ю роту егерского князя Чернышева полка, 20-ть человек моздокских казаков, 10-ть стрелков кавказского стрелкового баталиона, два легких орудия 14-й и одно горное 19-й — артиллерийских бригад, с целью обеспечения подвоза продовольствия к Дарго. Таким образом, за выделением от главных сил, промежуточных и тыловых отрядов, для дальнейшего движения к Дарго находились в распоряжении главнокомандующего только — 11-ть баталионов, три роты стрелков, две дружины пешей милиции, 4-ре сотни казаков, 9-ть сотен конной милиции, два легких и 14-ть горных орудий, итого 7,940 человек пехоты, 1,218 человек конницы и 342 артиллериста, при 16-ти орудиях. Войска были обеспечены шестидневным запасом провианта, 4,000 артиллерийских зарядов, 600,000 патронов и около 5,000 подъемных лошадей.

6-го июля, в 4-ре часа утра, выступил отряд из лагеря по дороге в Дарго. Нужно заметить, что по собранным через лазутчиков сведениям, из Гагатля в Дарго вели две дороги: одна, ближайшая к чарбилийским высотам, представляла сначала широкий и удобный путь, спускаясь затем крутой тропинкой в узкое и чрезвычайно глубокое лесистое ущелье Аксая в его верховьях, тянувшееся на протяжении не менее 10-ти верст. Другая дорога пролегала по хребтам правого берега Аксая и, [324] представляя вначале трудности, вследствие крутизны скатов глубоких оврагов и скалистых спусков, затем шла по лесистым высотам, по которым по уверениям туземцев, можно было следовать даже тремя колоннами. Последняя дорога была избрана, для наступления к Дарго.

Движение отряда было произведено в следующем порядке: авангард, под начальством генерал-маиора Белявского — 1-й баталион литовского егерского полка, 2-й баталион егерского князя Чернышева полка, 4-ре орудия горной № 4-го батареи, рота сапер 5-го саперного баталиона и сотня кавказского полка линейного казачьего войска; правая обходная колонна, на обязанности которой лежало, в случае надобности, образовать правую цепь, под командою полковника барона Меллера-Закомельского — 6-ть рот куринского егерского полка, взвод стрелков кавказского баталиона и 2-я грузинская дружина; левая обходная колонна — левая цепь отряда, под командой полковника Козловского — первые баталионы люблинского и князя Чернышева полков, взвод кавказского стрелкового баталиона и 1-я грузинская пешая дружина; главные силы, под начальством генерал-лейтенанта Клюки-фон-Клугенау, имея с собой все вьюки и тяжести отряда, состояли: из трех рот сапер, двух рот стрелков, 3-го и 4-го баталионов навагинского пехотного полка и 3-го баталиона люблинского егерского полка, при двух легких орудиях № 7-го батареи 20-й артиллерийской бригады и 6-ти горных №№ 1-го, 3-го и 4-го батарей; арриергард, под командою генерал-маиора Лабынцева — 2-й баталион замосцкого егерского полка, 3-й баталион апшеронского пехотного полка, 4-ре орудия горной № 3-го батареи, казаки: моздокского, гребенского и кубанского линейных полков.

Конные милиции: грузинская, осетинская, кабардинская, дигорская и эрпелинская, под начальством [325] генерал-маиора Безобразова, были отделены влево от отряда, с тем, чтобы действовать, при удобном случае, против неприятеля. Дорога, по которой двигался отряд, как оказалось, проходила через хребет Речол и Черные горы, перевалом Гумха спускалась к верховьям реки Аксая и, перейдя истоки реки Мулла-Саджабиатхли-тхлин (приток Аксая), поднималась на хребет, составляющий правую сторону ущелья верхнего Аксая. Хребет этот, в начале совершенно открыт, но на 14-й версте от Гагатля прорывается глубоким оврагом и дорога, извиваясь по хребту и дну оврага, входит в дремучий ичкеринский лес с вековыми деревьями, и этим лесом идет на расстоянии 3-х верст до того места, где в лесу находилась значительная возвышенная поляна, перед крутым спуском в долину к селению Дарго. Невдалеке от опушки леса, остановился отряд для отдыха, и с целью дать войскам собраться перед началом боевых действий. Что неприятель предполагал обороняться, можно было заключить из того, что из лесу неоднократно показывались неприятельские пешие толпы. Впереди, на возвышенной площадке в лесу, по направлению к Дарго, виднелся неприятельский лагерь. Местность ясно указывала, что поляна эта должна была служить ключом всей неприятельской позиции для охранения Дарго, но доступность к ней подступов возможно было определить только по мере движения отряда. После двухчасового отдыха, граф Воронцов приказал правой обходной колонне занять опушку леса, мимо которого, по противоположному скату хребта, пролегала дорога. Куринцы и 2-я грузинская дружина (тифлисская) атаковали неприятеля, прогнали его, и тем дали возможность авангарду пройти беспрепятственно по левому скату хребта и приблизиться к месту, где дорога входила в лес и, где находился первый неприятельский завал. Для действия по этому [326] завалу, выставлена была батарея, которая, двумя удачно пущенными гранатами, расстроила неприятеля настолько, что генерал от инфантерии Лидерс решил воспользоваться этим моментом и приказал 1-му баталиону литовского полка, с частью милиционеров, броситься в штыки и очистить передовые завалы, что и было лихо приведено в исполнение. Как уже сказано было выше, с этого пункта дорога шла, на протяжении 3-х или 4-х верст, по густому вековому лесу, узким гребнем хребта, имевшим местами ширины не более сажени, тогда как с обеих сторон тянулись глубокие овраги, покрытые тоже лесом. И без того труднопроходимая, вследствие крутизны спусков и подъемов, дорога оказалась прегражденной 27-ю большими и малыми завалами, устроенными из толстых срубленных деревьев, скрепленных насыпною землею и каменьями. Пришлось убедиться, что по этому пути не только не было ни малейшей возможности следовать тремя колоннами, но даже нельзя было совершить обход завалов. Вследствие этого, генерал-маиор Белявский двинулся по этой дороге одною колонною; шедшие во главе колонны литовцы, без выстрела, последовательно, брали с фронта, один за другим, неприятельские завалы, подвигаясь вперед и усеивая путь грудами неприятельских тел, падавших под штыковыми ударами. Разумеется, и литовцам подобная отвага не обошлась даром, не говоря уже о нижних чинах, оставивших на этих завалах не мало жертв, но и в среде высших офицерских чинов оказалась чувствительная потеря — уже на 2-м завале был убит подполковник Левисон, бывший обер-квартирмейстером главного действующего отряда и ведший на штурм завалов головной баталион, затем, во время штурма 5-го завала, полковник Семенов и маиор Степанов ⁵ [327] были тяжело ранены, кроме того, при взятии 3-го завала ранен, состоявший по особым поручениям при графе Воронцове, поручик князь Дондуков-Корсаков ⁶.

Опасаясь, что литовцы, поддержанные только тифлисской дружиной князя Меликова, овладевая стремительно каждым встреченным завалом, могли ослабеть в числительном составе людей и затем подвергнуться натиску всех неприятельских сил, генерал Лидерс послал с несколькими офицерами приказание авангарду остановиться и подождать подхода остальных войск. Посланные офицеры застали уже егерей во взятом ими 5-м большом завале, но так как в этом завале не было ни малейшей возможности оставаться долго, вследствие массы, осыпавших из следующего завала, неприятельских пуль, то генерал-маиор Белявский, оставя в этом завале одну роту до прибытия подкрепления, с остальными тремя ротами литовского баталиона бросился на следующий и, взяв его, решил остаться в нем, до прибытия шедшего к нему баталиона егерского князя Чернышева полка. Едва только стал подходить 2-й баталион только что упомянутого полка, с генерал-маиором Пассеком во главе, как немедленно Белявский повел литовцев на следующие завалы. Последний перед поляною завал был наиболее сильно укрепленный. Неприятель, сознавая, что это последний его оплот, держался в нем еще более упорно, но все-таки ему пришлось пасть перед натиском литовцев, с криком “ура” вбежавших на поляну, покрытую бегущими горцами, и овладевших, вслед затем, зажженным неприятельским лагерем. Вскоре все войска авангарда сосредоточились на этой площадке. Пока происходило в авангарде все вышеописанное, правая и левая колонны, занимая по дороге лес и крутизны, где указывала [328] необходимость и допускала местность, обеспечивали движение главной колонны. Несмотря, на храбрость войск, и на деятельность и распорядительность лиц, которые их вели в бой, неприятель, частью сброшенный авангардом в овраги, а частью прибывший на место сражения из ближайших аулов и партий спустившихся с высот, гнездился в кручах и на вершинах деревьев и, будучи скрытым, открыл сильный прицельный огонь по войскам и, в особенности по саперам, которые, находясь во главе колонны, сами выставили цепь, разрабатывали под выстрелами дорогу и, разрубая толстые, в обхват трех человек, деревья, очищали от них узкое дефиле. После второго из больших завалов, по дороге оказался узкий перешеек, близь которого горцы, понимая важность этого пункта, собрались в значительном числе, поместившись, таким образом, в промежутке, образовавшемся между главными силами и авангардом. Несмотря на то, что два орудия горной № 4-го батареи были немедленно выставлены перед этим пунктом, действие из них не могло прогнать храбрецов. Скоро почти вся бывшая при этих орудиях артиллерийская прислуга выбыла из строя. Увидав, что командовавший батареей получил рану, генерал-маиор Фок лично стал наводить орудие, но в этот момент был, в присутствии графа Воронцова, ранен пулею в живот и упал, обливаясь кровью. В это время, грузинская милиция, под командою капитана князя Орбелиани, и казаки кавказской сотни, спустившись в овраг, выбили, наконец, неприятеля и очистили дорогу. Встречаемые затем препятствия были постепенно уничтожаемы войсками. По временам, нашим солдатам приходилось останавливать штыками дерзость неприятеля, бросавшегося с гиком в шашки, но, несмотря на эти препятствия и задержки, отряд постепенно, все более и более, входил в лес. Прибыв к авангарду, [329] главнокомандующий приказал генералу Белявскому, с его войсками и двумя дружинами грузинской пешей милиции, спуститься в долину Аксая и овладеть аулом Дарго. Лесистый спуск, по которому двинулся отряд, шел на протяжении версты по наклонности более 45-ти градусов. Генерал-маиор Белявский, с вверенными ему войсками, быстро спустился и занял пылающее Дарго, несмотря на то, что неприятель, отделив часть сил на высоты левого берега Аксая, беспокоил его усиленным огнем, по пути следования по долине. Остальные войска спускались с горы в продолжение всей ночи. Во время движения главной колонны по долине Аксая, неприятель снова открыл огонь с левого берега, вследствие чего генерал-лейтенант Клюки-фон-Клугенау направил в их сторону две роты навагинского полка, которые штыками выбили бывших там чеченцев, из устроенного ими завала, и, прикрывшись этим завалом, оставались в нем, пока отряд не пришел на место лагеря. Окончательно войска стянулись к Дарго, лишь к 8-ми часам утра.

Таким образом, до этого времени войска наши удачно подвигались в глубь неприятельской страны и в этот день, пройдя 20-ть верст по самой труднопроходимой местности и, встретив множество препятствий, опрокинув на всех пунктах неприятеля, заняли пункт, откуда Шамиль, в продолжении стольких лет, направлял свои скопища в разные стороны. Потеря отряда, сравнительно с успехом, была незначительна, а именно: штаб-офицер, два обер-офицера, 28-мь нижних чинов и 4-ре милиционера убитыми, два штаб-офицера, 9-ть обер-офицеров, священник, 98 нижних чинов и 30 милиционеров ранеными и 32 человека контужеными.

Между тем, горцы, по-видимому, не унывали и, заняв высоты по левому берегу Аксая, всю ночь с 6-го на 7-е [330] июля и все утро седьмого числа, осыпали лагерь при Дарго ядрами. С целью рассеять неприятельские скопища и утвердиться на левом берегу Аксая, граф Воронцов, 8-го июля, направил 1-й баталион люблинского, 2-й замосцкого, и две роты куринского егерских, 3-й апшеронского, 3-й и 4-й навагинского пехотных полков, при роте 5-го саперного баталиона и двух ротах кавказского стрелкового баталиона, 4-х сотнях казаков, 2-х сотнях грузинской конной милиции и 6-ти горных орудиях № 3-го батареи 19 артиллерийской бригады, под общим начальством генерал-маиора Лабынцева, по дороге в Маюртуп через глубокое лесистое ущелье реки Аксая. Неприятель, засев в лесу, встретил эти войска сильным ружейным огнем, но 3-й навагинский баталион, стремительным натиском, вытеснил его и заставил искать спасение в бегстве к аулу Белгатой, откуда был вновь выбит штыками — двух баталионов навагинского полка и 1-м баталионом люблинского. От селения Белгатой, местность становилась более открытою и удобною для действий, вследствие чего, оставив 3-й баталион навагинского полка с 2-мя орудиями на кладбище, близь селения Цонтери, 3-й баталион апшеронского полка с 2-мя орудиями был двинут вправо от боевой линии, на выгодную позицию. Начальнику кавалерии, генерал-маиору Безобразову, приказано было Лабынцевым выдвинуть всю кавалерию правее и держаться правым флангом к апшеронцам, а оставшимся трем баталионам, при 2-х орудиях, в тоже время наступать. Кавалерия бросилась преследовать неприятеля, но, встретив на пути, на левом фланге, глубокий овраг, рытвины и лес, а на правом — разбросанные по буграм сакли, с огородами за болотистыми ручьями, принуждена была принять влево, выехала на дорогу, по которой наступала пехота и, по этому пути, продолжала преследование неприятеля, еще версты три [331] за аул Белгатой. Наконец, считая свое поручение выполненным, генерал-маиор Лабынцев решил начать отступление. Кавалерия была приостановлена и отряд предпринял возвращение в лагерь. При общем обратном движении, неприятель опять стал формироваться большими партиями в разных пунктах и дружно наседал на кавалерию, которой приходилось, до соединения с пехотою, несколько раз, лихой атакой, отбивать настойчиво наступавших противников. Пехота совершала отступление линиями, отражая неоднократные нападения горцев, как и всегда при преследовании, очень энергично действовавших. Девять раз приходилось начальнику отряда водить баталионы в штыки, каждый раз отбрасывая превосходящие числом силы неприятельские, употребившего даже свою артиллерию наступательно: одно его орудие, довольно быстро и искусно переменяло позиции, впрочем, почти не нанося нашим войскам урона. Отступив, под прикрытием кавалерии, на оставленный в виде резерва 3-й баталион навагинского пехотного полка, пехота заняла сильную позицию у кладбища селения Цонтери, причем третьи баталионы навагинцев и апшеронцев стали в две линии правее кладбища, а 1-й баталион люблинского и 2-й замосцкого — левее, тогда как стрелки и куринцы были рассыпаны в цепи. Для обеспечения переправы через Аксай, были посланы на правый берег 4-й баталион навагинского полка с ротою сапер и 2-мя орудиями. В это время, бой завязался на всех пунктах. Неприятель сосредоточил все свои силы против селения Белгатой. Кладбище, этот крепкий пункт занятой отрядом позиции, которым обеспечивался правый фланг и прикрывалось дальнейшее движение по весьма узкой и лесистой дороге, пролегавшей по крутому спуску к реке Аксаю, переходило несколько раз из рук в руки, но апшеронцы, несмотря на то, что командир их баталиона [332] подполковник Познанский тут же был убит, геройски удержали эту позицию за собою. На левом фланге, тем временем, на долю люблинцев выпало выбивать штыками толпы горцев, засевших в лесу, причем и их командир подполковник Корнилов был смертельно ранен. Толпы горцев, все более и более разраставшиеся, пройдя под защитою гущи леса к аксайскому ущелью, покушались отрезать возвращавшимся войскам переправу через Аксай, но посланные к этому пункту 5-я и 6-я роты замосцкого полка, и рота кавказского стрелкового баталиона, при одном орудии, удержали переправу и обратили горцев в бегство. Тогда отряд, шаг за шагом, продолжал отступление, имея в арриергарде апшеронский и навагинский баталионы. От аула Белгатой, отступление отряда, с каждым шагом становилось труднее и труднее. Считая необходимым облегчить отряду переправу через Аксай, граф Воронцов двинул, из оставшихся на правом берегу Аксая войск, по два орудия легкой № 7-го и горной № 4-го батарей, при двух ротах егерей князя Чернышева полка, для занятия позиции на берегу Аксая, откуда приказал обстреливать неприятеля. Своею меткою стрельбою, артиллерия заставила неприятеля приостановить преследование и отряд вернулся в лагерь, потеряв в этот день убитыми: штаб-офицера, обер-офицера, и 28 нижних чинов; ранеными: трех штаб-офицеров, 7-мь обер-офицеров и 178 нижних чинов и контужеными штаб-офицера, и 4-х обер-офицеров. Неприятель, по всей вероятности, потерпел более значительный урон, если принять во внимание действие нашей артиллерии. В этот же день отряд понес чувствительную потерю, в лице умершего, от раны полученной накануне, генерал-маиора Фока.

Движение 8-го июля, не достигая никакого существенного [333] результата, было положительно бесполезно и стоило войскам больших потерь, увеличив значительно число раненых, затруднявших движение отряда. Если и следовало сбить неприятеля с занятой им позиции, с которой он стрелял по лагерю, то, во всяком случае, заняв раз высоты и прогнав с них их защитников, надо было, во что бы то ни стало, оставить эти высоты за собою, а не отступать, в виду неприятеля, немедленно вновь собравшегося на только что перед тем, вследствие наступления наших войск, оставленных им позициях. На следующий день, Шамиль, в виду наших войск, произвел, нескольким сотням наших дезертиров, что-то в роде парада, пропустив их церемониальным маршем, под звуки музыки, состоявшей из барабанов и рожков.

___________

Казалось, что с занятием Дарго, отряд достиг крайнего предела, возложенного на него круга действий; в Андии и Дарго развевалось русское знамя, скопища противников были выбиты из самых сильных, недоступных позиций, понеся громадные потери, а между тем, о принесении ожидавшейся покорности лезгинами и чеченцами не было и слуху; напротив того, по сведениям получавшимся от лазутчиков, оказывалось, что между ними господствовала уверенность, что русскому отряду нет отступления и, что все русские должны неминуемо погибнуть в ичкеринских лесах. Действительно, приходилось придти к убеждению, что оставаться в Дарго было незачем да и рискованно; по тому пути, по которому наступал отряд, не могли следовать транспорты с продовольствием и, войска под Дарго все более и более начинали ощущать недостаток в продовольственных запасах. Про этот [334] пройденный путь, граф Воронцов, впоследствии, писал к военному министру из Герзель-аула, от 21-го июля 1845-го года, следующее:

“Все мы, в Петербурге и здесь, были в самом полном заблуждении насчет свойств дороги от Анди до Дарго, только пройдя ее, мы могли убедиться в нашей ошибке; но, несмотря на все встреченные нами трудности, для преодоления которых необходим был весь героизм наших войск, я не раскаиваюсь, что ходил туда.

Здесь, особенно после легкого нашего прибытия в Андию, распространилось общее мнение, что мы должны и можем идти в Дарго, и мне было стыдно возвратиться на плоскость, не разрушив гнезда главного нашего врага; все нравственное влияние кампании было бы потеряно. Если Шамиль успел воспрепятствовать горцам подчиниться нам, по крайней мере мы знаем теперь, и все должны согласиться с нами, что это была не наша вина; если же бы, напротив, мы не были в Дарго, все сказали бы, что мы не дали возможности горцам покориться нам”.

Теперь уже каждый сознавал, что возвратиться в Андию через лес, где было дело 6-го июля, было немыслимо, так как тогда никто бы из отряда не достиг Андии; притом это движение было бы отступлением, а между тем неприятель, ожидая таковое, успел уже сделать все, что было в его силах, для воспрепятствования проходу наших войск. Насколько опасно было движение по этому лесу, даже при том условии, что значительная часть наших войск занимала позицию при Дарго, показали последовавшие события.

9-до июля, войска ожидали прихода транспорта из Темир-Хан-Шуры, но в этот день ожидания не сбылись, и только на следующий день, на высотах, перед даргинским лесом, показался транспорт. Трудно, даже [335] почти немыслимо, было ожидать, чтобы этому транспорту удалось пройти через лес, занятый массами неприятеля, а потому главнокомандующий приказал генерал-лейтенанту Клюки-фон-Клугенау, с боевой колонной, составленной почти из половины отряда, идти навстречу, с тем, чтобы колонна эта, разобрав по рукам и наполнив пустые ранцы продовольствием, принесла бы его для отряда таким способом, по крайней мере, на четыре дня; транспорт же должен был, вслед затем, вернуться обратно в Андию.

Предвидя трудности, ожидавшие высланный отряд, при переходе через лес, генерал-лейтенант Клюки-фон-Клугенау отдал по отряду следующие распоряжения: авангард, составленный из баталиона кабардинского полка ⁷, роты сапер, роты стрелков и части грузинской милиции, при двух горных орудиях № 3-го батареи, был предоставлен храброму и распорядительному генерал-маиору Пассеку; правую цепь составляли роты замосцкого и литовского полков, левую — три роты куринского полка; в главных силах находился баталион люблинского егерского полка, с линейными казаками во главе; арриергард, под начальством генерал-маиора Викторова, состоял из баталиона навагинского полка, двух рот апшеронского и полуроты кавказского стрелкового баталиона, при двух горных орудиях.

С 6-го по 10-е июля, горцы, не теряя даром времени, занимались исправлением разрушенных нашими войсками, при наступательном движении, завалов в лесу и устройством новых, боковых, из-за которых неприятель мог поражать шедших по лесу, убийственным перекрестным огнем. Пространство между завалами было так испорчено, что отряд, одолевая эти препятствия, [336] вынужден был растянуться на огромное протяжение, длинною вереницею, середину которой составлял обоз. Несмотря, однако, на все эти препятствия, авангард, постепенно подвигаясь вперед, брал завал за завалом без особенной потери, но за то затруднения, с которыми была сопряжена очистка дороги, для свободного прохода орудий и лошадей, были так велики, что повлекли за собою некоторый беспорядок в движении колонны, особенно же этот беспорядок водворился в том месте, где хребет перерезывался глубокой и крутой седловиной и представлял узкий и открытый проход. Заметив это, неприятель, пользуясь выгодною для него местностью, бросился в больших массах на хвост арриергарда и, отрезав большую часть его, атаковал ее со всех сторон; в одну минуту почти все артиллерийские лошади арриергарда были перебиты, артиллеристы взвода горной № 4-го батареи изрублены, вместе со стрелками, бывшими прикрытием к орудиям. На площадке, о которой говорилось в описании дела 6-го июля, злополучный арриергард, совершенно отрезанный от остальных частей отряда, встретил новые неприятельские толпы. Подпустив головную часть арриергарда на несколько шагов от себя, горцы сделали по ней залп из ружей и бросились в шашки. Залпом этим были уничтожены последние лошади, бывшие под орудиями. Начальник арриергарда, генерал-маиор Викторов, был одной из жертв этого залпа и пал мертвым. Гроб генерала Фока остался в руках горцев, немедленно оборвавших с гроба галуны, а тело покойного выбросивших на съедение хищным зверям. Сбросив с кручи наши два горные единорога, оставшиеся без защитников, горцы, заняв опять дорогу, преследовали остатки арриергарда сильным и убийственным ружейным огнем. Авангард, ушедший слишком быстро вперед, не [337] был в состоянии подать скорую помощь. Когда же, для восстановления связи между разрозненными силами, была послана от арриергарда рота навагинского полка, то хотя неприятель и был отброшен и тем дана возможность остаткам разбитого арриергарда поодиночке присоединиться к главным силам, по вывезти из оврага орудия было немыслимо и пришлось оставить в руках неприятеля. К одиннадцати часам ночи, вся колонна была в сборе на открытых высотах, где ожидал ее транспорт. На этой площадке остановились утомленные войска для ночлега.

Всю ночь с 10-го на 11-е июля, неприятель не переставал, сильной ружейной стрельбой, беспокоить отряд. Те трудности, что выпали на долю отряда в течении этого дня, поневоле, зародили сомнение в возможности совершить в третий раз проход через лес, стоивший нашим войскам в предыдущие два раза, столько жертв. При этом являлся вопрос, не лучше ли было бы, не отягощая отряда графа Воронцова новыми ранеными, колонне Клюки-фон-Клугенау вернуться на линию через Андию, предоставив оставшимся у Дарго войскам пробить себя путь к Герзель-аулу. Но одна мысль о том, что горцы могли допустить и говорить впоследствии, что русские, с Клугенау и Пассеком во главе, ходили за транспортом и не посмели вернуться назад по пройденному ими пути, устрашась противников, заставила этих генералов решиться вести колонну снова на соединение с графом Воронцовым. На утро предстояло трудное обратное движение через лес, при еще более невыгодных условиях, так как теперь при отряде был провиант и много раненых; колонне приходилось растянуться еще более длинною нитью, а между тем, боевая числительность отряда значительно уменьшилась. Употребив остаток ночи и утро следующего дня [338] на раздачу войскам провианта и на устройство порядка следования, генерал-лейтенант Клюки-фон-Клугенау, для сигнала о времени выступления отряда, приказал сделать три пушечных выстрела и пустить столько же конгревовых ракет;— но не дождавшись никакого ответа, от войск у Дарго расположенных, выступил с отрядом в 10-ть часов дня. Колонна двигалась в следующем порядке: в авангарде, под начальством генерал-маиора Пассека, баталионы: люблинский и навагинский, рота сапер, часть грузинской милиции и два орудия горной № 3-го батареи; в правой цепи: три роты куринского полка, в левой — сводный баталион из рот замосцкого и литовского егерских полков; в арриергарде, под начальством раненого накануне полковника Ранжевского, баталион егерского князя Чернышева полка, две роты апшеронского пехотного и рота сапер, в средине колонны находились обозы; стрелковые роты были распределены по боковым цепям. Шедший всю ночь проливной дождь, как назло, еще более испортил, и без того труднопроходимую, дорогу, а горцы, усилившиеся прибытием чеченцев, заново укрепили завалы, набросав огромные деревья, которых ветви были не срублены и переплетены между собою. Бывший во главе колонны, люблинский баталион быстро подвигался вперед, штыками расчищая себе путь; увлеченный боем баталион чересчур отделился от колонны, повторив ошибку сделанную накануне авангардом и тем совершенно открыл сапер, занимавшихся расчисткою пути. Тогда горцы, занимавшие лес по обеим сторонам дороги, бросились внезапно в значительной массе на работавших сапер и, изрубив их, заняли вновь завалы и, таким образом опять повторилась обычная в даргинскую экспедицию ошибка, та же что и 10-го числа. Смятение в колонне сделалось полное. Молодой, энергичный, не знавший страха, [339] генерал-маиор Пассек, попробовал было заставить две роты навагинского полка взять с фронта один из наиболее неприступных завалов, но начальник колонны, увидя возможность обхода со стороны одного из флангов, приказал штабс-капитану Фесселю взять одну из этих рот и исполнить обход. В то время, когда уже, обошедшие фланг завала, навагинцы ворвались с фланга, генерал Пассек, желая скорее настигнуть авангард и приостановить его движение вперед, бросился на завал с другою ротою; в это время раздался последний прощальный со стороны горцев залп, сразивший героя и лишивший Кавказ одного из способнейших боевых деятелей. Завалы были взяты, защитники его переколоты, но дорогою ценою достался успех: потеря Пассека была незаменима. Между тем, неприятель стал яростно нападать с правой стороны колонны, где для отражения атак было всего две роты навагинцев, в слабом составе менее полутораста человек, над которыми личное командование принял генерал-лейтенант Клюки-фон-Клугенау. Уже к тому времени, отряд понес значительный урон, как нижними чинами, так и офицерами. Наконец, с большими потерями отбив неприятеля во главе и на флангах колонны, отряд стал продолжать движение вперед, но не был в состоянии вывезти два орудия горной № 3-го батареи, прислуга которых и лошади были перебиты.

Едва только середина колонны двинулась, узнав что проход свободен и завалы взяты, как грузинская конница, раненые солдаты, вьючные лошади, порционный скот и их вожатые, наконец и все бывшие вне строя, бросились на дорогу плотною массою, в страшном беспорядке. Напрасно командовавший колонной приказывал строевым частям, даже штыками, останавливать толпу; исполнить это не было ни малейшей возможности и, все что находилось [340] впереди было опрокинуто ею. Неприятель, массою свинца, поражал эту беззащитную толпу, одним страхом приведенную в движение и, вскоре, около завалов, только что перед тем очищенных, образовались новые, составленные из трупов людей и лошадей, сваленных одни на другие. Арриергард в это время лишился своего начальника полковника Ранжевского, убитого при отражении атак неприятеля. Положение колонны становилось критическим; казалось что и оставшиеся еще при колонне орудия не предстояло возможности спасти, но в это время из авангарда вовремя вернулись две навагинские роты, при помощи которых удалось отстоять пушки, бывшие предметом особенно настойчивых атак со стороны горцев. В это же время, появился авангард колонны, высланной на встречу графом Воронцовым,— состоявший из грузинской милиции, под командою князя Орбелиани, и 1-го баталиона егерского князя Чернышева полка. Егеря вступили в лес, сменили слабые остатки навагинцев, все еще державшихся в боковых завалах и помогли колонне, с ранеными и частью обоза, выбраться из леса, причем вынули из болота одно, из брошенных за невозможностью отступавшим вывезти, горное орудие, которое кабардинцы и привезли в лагерь на своих руках.

В шесть часов вечера, вся колонна собралась на площади перед последним спуском к Дарго. Этот последний шаг отряда, несмотря на слабое сопротивление горцев, видевших, что добыча на сей раз ускользнула из их рук, стоил значительных усилий измученным людям, на долю которых пришлось нести массу раненых, по, страшно испорченному ливнем, крутому спуску. Эти два дня, стоившие значительных жертв, остались совершенно бесплодными для всего отряда, так как из транспорта отряду не было возможности доставить почти [341] никаких продовольственных запасов. Войска, вместо ожидавшегося хлеба и боевых запасов, должны были принять 700 человек раненых, вынесенных с трудом из леса. Вообще потеря колонны генерал-лейтенанта Клюки-фон-Клугенау, в течении этих двух дней, заключалась: убитыми два генерала, три штаб-офицера, 14-ть обер-офицеров и 537 нижних чинов; ранеными: 32 обер-офицера и 738 нижних чинов; 4-ре офицера и 84 нижних чина контужены, один обер-офицер пропал без вести и три горных единорога брошены в лесу.

_____________

Разбирая действия главного отряда, начиная от 6-го июля, невольно рождается вопрос: что побудило графа Воронцова начать движение от Анди к Дарго 6-го числа, тогда как главнокомандующий знал, что большой транспорт с припасами должен был подойти к отряду 9-го или 10-го. Между тем, этим движением разобщался транспорт от главных сил горами и лесистым дефиле. Сделав же это, во всяком случае казалось бы, не следовало оставлять площадки в лесу перед Дарго, предварительно не укрепив ее и не расположив на ней некоторую часть войск, под покровительством которой и возможно было бы обеспечение прохода транспорта по лесу. Кроме того следовало при составлении отряда, на обязанности которого лежало, пройдя несколько верст по густому лесу, разобрать провиант и вернуться обратно тем же путем, сформировать его из одной только пехоты, без придачи артиллерии и кавалерии, по местным условиям только препятствовавшим движению, а отнюдь не приносившим пользу. Наконец, трудно себе объяснить, отчего, видя затруднительное положение возвращавшегося к Дарго [342] отряда Клюки-фон-Клугенау, были так поздно высланы к нему на встречу вспомогательные войска.

VI.

Решение графа Воронцова вести отряд на Герзель-аул. Предписание генерал-лейтенанту Бебутову. Приготовление к выступлению. Отправка, в пяти копиях к генерал-маиору Фрейтагу, приказания идти на встречу отряда. 13-е июля, движение к селению Цонтери. Дело следующего дня и расположение бивуаком на урочище Кута-аул. Сложение генералом от инфантерии Лидерсом командования главным действующим отрядом. Ночлег у селения Аллерой. Тяжелый переход к Шаухал-Берды. Выжидание появления отряда генерал-маиора Фрейтага.

Принимая во внимание значительное число раненых, как в продолжение описанных в предыдущей главе последних двух дней, так в предшествующих делах, сильно ослабивших боевую силу отряда, имея в виду недостаток продовольствия, делавший положение отряда с каждым часом все более затруднительным, а также невозможность доставлять что-либо из Андии, равно как и скудность подножного корма, граф Воронцов решил, с целью избегнуть крайнее расстройство и изнурение людей и лошадей, выступить из Дарго, через Аллерой и Шуани, к укреплению Герзель-аул, до которого оставалось не более 40 верст, двигаясь левым берегом реки Аксая. Это направление было избрано главнокомандующим по следующим причинам: 1) оно давало возможность двигаться наступательно на Шамиля, расположенного с главным своим скопищем, при трех орудиях, на позиции у Цонтери, 2) тесня горцев по этому пути, отнималась у них возможность броситься большою массою на части войск, [343] оставленные в укреплениях при Гагатле, и у андийских ворот, 3) выбранный путь к Герзель-аулу был короче других, вследствие чего являлась возможность скорее доставить покой раненым, а также и продовольствие, очень нуждавшимся в нем, войскам и, наконец, 4) дорога эта, по уверениям знавших ее и проводников, была удобопроходима, везде богата водою и, во всех отношениях, лучше остальных известных путей. Затем граф Воронцов, в тоже время, предписал, чтобы части войск занимавшие укрепленные пункты у Гагатля и Буцраха, стянулись, с должною осторожностью и поддерживая друг друга, к позиции у Мичикал, прекратив подвоз, главному действующему в Ичкерии отряду, запасов. Генерал-лейтенанту князю Бебутову, на которого возложено было личное начальство, над сосредоточенными при Мичикале и Кырк войсками, предписывалось удерживать за нами эти позиции, впредь до особого распоряжения.

12-е июля было употреблено на приготовления к движению от Дарго на Герзель-аул, для чего все тяжести войск были уничтожены, палатки частью сожжены, частью же разорваны и розданы солдатам на портянки, и отряд, в числе 14-ти баталионов — всего до 5,000 штыков, с 350,000 патронов и 700 артиллерийских зарядов, имея при себе более 700 раненых, был к вечеру этого дня, вполне готовым к выступлению. В тоже время, граф Воронцов послал начальнику левого фланга кавказской линии, генерал-маиору Фрейтагу, приказание: выйти немедленно навстречу главному экспедиционному отряду, от Герзель-аула, со всеми войсками, какие возможно было собрать, не обнажая для этого кумыкской плоскости. Это приказание было послано в пяти копиях, притом пятью различными путями: три с лазутчиками туземцами, одно с казаком и одно с двумя солдатами охотниками егерского князя Чернышева полка. [344]

13-го июля, в четыре часа утра, главные силы тронулись, забрав всех раненых и больных, по направлению к селению Цонтери, против позиции, которую горцы занимали большими массами и, расположенной за несколькими лесистыми оврагами, перерезывающими левую сторону долины Аксая.

Отряд выступил в следующем порядке: авангард, под начальством генерал-маиора Белявского — 3-й баталион апшеронского пехотного полка, 1-й баталион люблинского егерского полка, 5-й саперный баталион, три роты кавказского стрелкового баталиона, 4-ре орудия горной № 4-го батареи, при осетинской, кабардинской, дигорской и грузинской конной милициях. Главные силы, под начальством генерал-лейтенанта Клюки-фон-Клугенау — 1-й баталион литовского, 2-й баталион замосцкого, 3-й баталион люблинского егерских полков, два орудия легкой № 7-го батареи, два орудия горной № 1-го батареи, три орудия горной № 3-го батареи. При этой колонне находились все тяжести, раненые и больные, над которыми надзор был поручен генерал-маиору Хрещатицкому. Арриергард, под начальством генерал-маиора Лабынцева: 1-й и 2-й баталионы егерского князя Чернышева полка, два орудия горной № 3-го батареи и все казаки. Правая цепь под начальством полковника Бибикова: 3-й и 4-й баталионы навагинского пехотного полка, гурийская милиция и тифлисская дружина пешей грузинской милиции. Левая цепь, под командою полковника барона Меллер-Закомельского: сводный баталион куринского егерского полка, горийская дружина пешей грузинской милиции.

Крутой и глубокий, покрытый дремучим лесом, овраг Аксая, который следовало пройти войскам, представлялся первым и весьма затруднительным препятствием, но авангард, несмотря на то, что неприятель открыл по нем огонь [345] из двух орудий, поставленных на высотах левого берега Аксая, безостановочно подвигался вперед. Сосредоточение батарей и занятие правого берега стрелковым баталионом прикрывали движение авангарда, который быстро взошел на высоты и выбрал весьма выгодную позицию за деревней Белгатой, поставив влево на кладбище апшеронский баталион, а вправо на высотах — люблинский. Пока колонны поднимались на противоположный берег Аксая, неприятель, выдвинув три легкие орудия на высоты, начал действовать по войскам прибывшим к переправе. Частью движение авангарда, а частью огонь двух наших легких орудий, заставили неприятельскую батарею сняться с позиции и удалиться по дороге к селению Ведено. Кроме того, сильные неприятельские партии, оставаясь в наблюдательном положении, показывались как со стороны Беноя, так и от Дарго, против арриергарда отряда, впрочем не беспокоя его. Когда весь отряд собрался у Белгатоя, то авангард был двинут дальше и, выбив горцев из небольшой башни, продолжал движение к селению Цонтери. Тогда горцы направили все свои усилия на арриергард, которому приходилось неоднократно отражать их натиск картечью. Наконец, утомленный тяжелым переходом, отряд остановился и расположился бивуаком близь селения Цонтери, на уроч. Кетеч-Корта (курган совещания). Перед заходом солнца заметно было, что неприятельская пехота потянулась вправо, а кавалерия с орудиями расположилась на ночлег в значительном отдалении от отрядного арриергарда. В этот день отряд потерял убитыми: обер-офицера и 5-ть нижних чинов; ранеными: штаб-офицера, 4-х обер-офицеров и 62 нижних чинов; контужеными: штаб-офицера и 4-х нижних чинов.

На следующий день, отряд, в четыре часа утра, [346] выступил по направлению к Аллерою, по прежней диспозиции, с тем лишь изменением, что в авангард вместо баталиона люблинского полка, (назначенного к главным силам), был послан 1-й же баталион литовского полка. Дорога шла сначала через небольшой лес, а затем по открытой местности и перед самым аулом Гурдали выходила на открытую площадку. За этим аулом дорога перерезывалась глубоким оврагом и затем шло две дороги: одна влево через хребет Кожалик к Маюртупу, а другая на селение Шуани, по дороге к Герзель-аулу. Неуверенные в том какую из этих двух дорог выберут наши войска, для дальнейшего движения, горцы собирались против левой цени. Правая цепь, пройдя аул Цонтери, предала его сожжению, а 3-й апшеронский баталион, шедший во главе авангарда, при помощи дивизиона горной № 4-го батареи, обстреляв опушку леса, ворвался и занял его, несмотря на сильный огонь, которым был встречен со стороны неприятеля, причем был ранен, командовавший баталионом подполковник граф Стенбок-Фермор. Едва лишь горцы заметили, что дальнейшее движение отряда предстояло на Шуани, как немедленно вся неприятельская конница бросилась занимать лесистый хребет, отделявший аул Гурдали от селения Шуани, хребет уже занятый большими массами их пехоты и укрепленный завалами. Этот хребет — отрог Кожалика, замыкающего долину левого берега Аксая; он весь был покрыт вековым лесом и к стороне Гурдали представлял сперва котловину, по которой и шла дорога, а затем глубокий овраг. Не было никакого сомнения, что овладение этой позицией должно было стоить отряду больших потерь, тем более, что завалы с левой стороны дороги совершенно подходили к ней и, для движения отряда, необходимо было сначала их взять штурмом. Для этого назначены были [347] 6-ть рот куринского егерского полка, под начальством полковника Меллер-Закомельского. В тоже время, генерал-маиору Белявскому поручено было повести баталионы: апшеронский, литовский и люблинский — по дороге вправо, для того чтобы этим движением покровительствовать атаке куринцев. Поднявшись на высоты, Белявский направил три роты апшеронцев и роту литовского полка с левой стороны неприятельского завала. Дружная атака этих двух колонн, заставила горцев бежать, покинув завалы. Во время атаки был тяжело ранен флигель-адъютант граф Бенкендорф, командовавший куринским баталионом. Для беспрепятственного дальнейшего движения отряда, по направлению к Шуани, представлялась необходимость взять завалы с правой стороны котловины и очистить занятый неприятелем лес, на протяжении почти трех верст. Генерал Лидерс приказал горной батарее и батарее крепостных ружей открыть огонь, против завала правых высот, направив люблинский баталион прямо по дороге, для занятия леса, а литовский — для атаки правого фланга завалов; в то же время, навагинские баталионы, под командою полковника Бибикова, должны были атаковать их левый фланг. К последней колонне были присоединены графом Воронцовым спешенные милиции: дигорская, осетинская и кабардинская, с двумя ротами сапер. Все три колонны двинулись одновременно и завалы были взяты. Пока боковые отряды брали штурмом завалы, генерал Лидерс с ротою апшеронцев, ротою сапер и частью люблинцев, следовал по дороге, по которой отряд должен был продолжать свое движение. Встреченные неприятелем, эти части, с криком “ура” и с барабанным боем, бросились на горцев и выбили их из опушки леса, но притом еще раз повторили ошибку, сделанную 6-го, 11-го и 12-го июля, в даргинском лесу. Увлеченные боем, [348] части авангарда более версты пробежали лесом, преследуя неприятеля и прокладывая себе путь штыками; наконец, наткнувшись на один ив завалов взяли и его штурмом, но при этом попали под ужасный огонь с другого неприятельского завала. Авангард, потерявший связь со своими главными силами и вследствие слабости своего состава, не мог рисковать идти на штурм следующих завалов. Благоразумие требовало приостановиться до прибытия подкреплений, а потому генерал Лидерс приказал авангарду залечь за занятым завалом и держаться на этой позиции. Положение горсти храбрецов было крайне затруднительное; неприятель опомнившись, и видя малочисленность авангарда, стекался со всех сторон к завалу и усиливал свой огонь. Тогда граф Воронцов, собрав все что оставалось от колонн штурмовавших правый завал, бросился на выручку; дивизион горной № 4-го батареи начал обстреливать занятый горцами завал, а вслед затем апшеронцы и литовцы, двинутые в обход, овладели им и заставили защитников его удалиться. Приход выручки был как нельзя более вовремя, так как горсть храбрецов, с Лидерсом во главе, и с возраставшим количеством раненых на руках, находилась в безвыходном положении. Их спасло только то, что горцы не решались атаковать открытою силою, а старались вызвать в чистое поле. В то же время, когда обоз вытянулся в вышеупомянутом лесу, горцы, пользуясь тем обстоятельством, что узкое дефиле не позволяло иметь правильные цепи, ворвались в обоз, захватили несколько вьюков и, несмотря на то, что на выручку, как обоза так и раненых бросились 10-я рота навагинцев и егеря князя Чернышева полка, которые для отражения нападения принуждены были положить на землю носилки с ранеными и, хотя взвод горной № 3-го батареи открыл по нападавшим учащенный [349] огонь, так что все атаки были отбиты, все-таки неприятели произвел сильный переполох и беспорядок, причем порубил много раненых, в числе которых был убит, командир 5-го саперного баталиона, полковник Завалиевский и ранен вторично флигель-адъютант полковник граф Бенкендорф, вынесенный из боя, тоже раненым, штабс-ротмистром лейб-гвардии конного полка Шепингом.

Во время только что описанных действий главных сил отряда, арриергард, пройдя через деревню Гурдали, переходил через овраг, удерживая наседавшего неприятеля и несколько раз отбиваясь от него штыками. При переходе арриергарда через, находившийся в лесу и исправленный саперами, мост, неприятель, заняв опушку леса, открыл сильный ружейный огонь, но 3-я рота куринского полка, вернувшись из цепи, выбила его оттуда и, таким образом, очистила путь арриергарду. Ни крепкие, защищенные природою и искусством, позиции, ни усилия неприятеля удержать и не пропускать дальше войск отряда, не могли преодолеть мужества кавказских солдат и, поучавшихся у них боевому ремеслу, частей 5-го корпуса, на долю которых первые уроки, первые шаги в боевом деле достались, нужно отдать полную справедливость, в высшей степени трудные. Едва лишь отряд выбрался на открытое место, как неприятель, сбитый со своих укрепленных позиций, стал быстро удаляться, даже не препятствуя войскам перейти глубокий и обрывистый берег оврага Каргуч-энь. Пройдя, в продолжение дня, всего лишь 8-мь верст, отряд расположился на ночлег на уроч. Кута-аул, против селения Исса-юрт; в то же время неприятель сосредоточился на противоположных высотах. Кроме почти беспрерывного боя с неприятелем, движение отряда в этот день замедлилось еще вследствие [350] проливного дождя, совершенно испортившего дорогу, так что бывшие при отряде полевые орудия могли прибыть в лагерь лишь на утро следующего дня. Отряд, в продолжении этого 8-ми верстного перехода, потерял убитыми: одного штаб и 5-ть обер-офицеров и 65 нижних чинов; ранеными: трех штаб и 11-ть обер-офицеров и 158 нижних чинов; контужеными: 4-х обер-офицеров, 37 нижних чинов и 7-мь нижних чинов без вести пропавших.

Здоровье командовавшего главным отрядом, и без того надломленное, настолько пошатнулось, вследствие трудов, дурной погоды и контузии, что генерал Лидерс просил о сложении с него чести командования отрядом и сдал его генерал-лейтенанту Гурко.

В 10-ть часов утра, 15-го июля, выступил отряд по дороге к селению Аллерой, причем расположение частей на походе было тоже, что и накануне, только в размещении артиллерии были сделаны некоторые изменения, а именно: вместо 4-х орудий горной № 4-го батареи, в авангард были назначены пять орудий горной № 3-го батареи, а дивизион № 4-го распределен повзводно в главные силы и арриергард. Первоначальное движение отряда в этот день предстояло через глубокий, лесистый, овраг, противоположный берег которого был густо занят неприятелем. Но неприятель в этот день не представлял серьезного сопротивления и огонь выставленных против него батарей заставил горцев, в самый непродолжительный срок, очистить высоты и сделать путь свободным к беспрепятственному движению авангарда. Главные силы, при прохождении через этот первый овраг, были встречены выстрелами горцев, успевших снова занять оставленные ими высоты, но грузинская милиция, посланная главнокомандующим, вновь взяла их с бою [351] и обеспечила тем дальнейшее движение отряда. Boобще, день 15-го июля был легким для отряда и стоил, сравнительно, малых потерь, так как убито: 15-ть нижних чинов; ранено: три обер-офицера и 44 рядовых; 19-ть нижних чинов контужено и один пропал без вести. Потери эти легли преимущественно на левую цепь и арриергард (куринский и князя Чернышева егерские баталионы). Главнокомандующий, найдя, что войска чересчур утомлены боем, бывшим во время перехода совершенного накануне, и поднятием орудий из глубокого лесистого оврага по размытой дождем почве, сделал распоряжение об остановке отряда на ночлег у селения Аллерой, пройдя в этот день всего четыре версты. Если этот день можно было считать легким, наряду с остальными днями движения отряда к Герзель-аулу, то, к несчастию, того же нельзя сказать про следующий. Вообще, положение отряда с каждым днем становилось все более и более критическим, провиант заметно уменьшался и уже во многих частях был близок к тому, чтобы ограничиться одними сухарями; порционный скот частью был убит, частью уничтожен, кроме того, много скотины пало по пути и при отряде оставалось уже самое незначительное количество. Вьючных лошадей, которых в начале похода было около 2,000, теперь едва хватало на перевозку самого необходимого, между тем, как число раненых с каждым днем росло, равно как и прибавилось число больных.

16-го июля, на рассвете, густой туман с мелким дождем совершенно застилали всю местность, вследствие чего отряд не мог выступить ранее 8-ми часов утра. Диспозиция движения отряда оставалась той же, что и накануне. Дорога предстояла через густой, молодой лес, перерезанный оврагами. Первый из этих оврагов был [352] виден из лагеря при селении Аллерой. Авангард перешел этот овраг почти без боя; по всему было заметно, что неприятель, уступая эти места, готовился оказать сопротивление на местности более удобной. Когда за оврагом стянулась главная колонна, то кавалерия отряда была выдвинута вперед, но встречена со стороны горцев сильным ружейным огнем, при чем был ранен командовавший казаками полковник Витовский. Тогда генерал- лейтенант Гурко, видя невозможность пройти лес имея во главе кавалерию, остановил казаков и выдвинул пехоту авангарда, которая, пройдя несколько перелесков и выбивая из них горцев штыками (причем был тяжело ранен, командовавший литовским баталионом, маиор Фрейтаг), вошла снова в густой лес, в котором встретила глубокий овраг, упорно защищаемый неприятелем и узкую тропинку, по которой должны были следовать наступавшие войска. Генерал Белявский, с головным баталионом и двумя орудиями, пробился сквозь эту теснину, но увидел путь прегражденным новым препятствием, глубоким оврагом Яэне, на гребне которого устроен был неприятельский завал, у аула Шаухал-Берды, откуда горцы поражали проходившие войска, метким, навесным огнем. Тогда Белявский, с 1-м литовским и 3-м апшеронским баталионами, овладел завалом у аула Шаухал-Берды, поведя лично на штурм эти баталионы. Остальные части авангарда, остановившиеся для починки моста, не могли следовать за головными частями и остались у опушки леса, причем были отрезаны от них. После тщетных попыток восстановить связь между этими разрозненными частями, движением на левые высоты и расположением там батарей, командовавший отрядом направил в подкрепление авангарда, из цепи — две роты навагинского полка и из колонны главных сил — две роты [353] люблинского, которые, заняв опушку леса с правой стороны, избавили сапер и два, бывших при них, орудия от убийственного со стороны горцев огня. Тогда, полагая, что, усиленному прибытием этих частей авангарду, явилась уже возможность присоединиться к своим головным частям, исправлявший должность начальника штаба действующего отряда, полковник Мильковский приказал как батарее, так и саперам, с грузинскою милициею, двинуться вперед, но при входе в лес и при спуске к оврагу, неприятель снова встретил эти части таким сильным ружейным огнем, что пришлось вновь приостановиться. При этой атаке был убит 5-го саперного баталиона капитан Фохт. Командир горной № 5-го батареи, полковник Годлевский, желая удержать горцев за оврагом и не допустить их ударить на расстроенные саперные роты, выдвинул вперед одно из своих орудий на дорогу и начал осыпать завалы картечью, причем сам был тяжело ранен. Поручик Квитницкий, увидав, что много номеров, бывших при действовавшем орудии, выбыло из строя, бросился к орудию, но только что приложил пальник к затравке, как был убит пулей, попавшей ему в грудь. Полковник Мильковский, убедившись, что дальнейшее движение этих частей будет только напрасной тратой людей, решил выждать прибытия левой цепи, с тем, чтобы выбить горцев из завалов и, заняв левые высоты, доставить отряду свободный проход. Вскоре прибыла рота куринцев, а затем и еще две роты того же баталиона; прибывшие части бросились в овраг, в то же самое время подоспели с противоположной стороны оврага охотники апшеронского и литовского баталионов, посланные генерал-маиором Белявским, с целью узнать о положении отрезанного от него отряда. Соединенными усилиями этих частей, горцы были выбиты из завалов; в скором [354] времени в этом месте было восстановлено сообщение и тогда весь отряд продолжал свое движение к Шаухал-Берды. Тем не менее, за невозможностью занять все пункты, удобные для прорыва наших колонн, горцы — на всем протяжении движения, не упускали случая вредить отряду ружейным огнем и даже бросались, несколько раз, в шашки. Генерал-маиор Лабынцев, сам распоряжаясь отражением неприятеля с фронта и, заботясь об обеспечении прохождения вьюков, попеременно посылал, для занятия высот, подходившие роты навагинского и замосцкого баталионов, ограждая этим колонну. Несмотря на эти меры, горцы все-таки успели отбить несколько, бывших при войсках, вьюков, в числе которых в неприятельские руки попались и вьюки с экстраординарною суммою чеченского отряда.

При проходе арриергарда, Суаиб-Мулла, старший наиб Чечни, желая нанести войскам последний решительный удар, собрав все свои силы, бросился на 3-ю роту князя Чернышева егерского полка, оставленную в залоге у моста, но генерал Лабынцев, ожидая от горцев это нападение, заранее подкрепил егерей скрытыми резервами и выжидал с их стороны атаки. Расчет оказался верным, и Суаиб-Мулла погиб на русских штыках, а вместе с ним было убито и значительное число храбрейших и влиятельнейших чеченцев. Когда главные силы поднялись на поляну у аула Шаухал-Берды, то генерал-маиор Белявский, с 3-м баталионом апшеронского полка, атаковал аул и занял его. Выше аула и влево от него находился курган, на котором неприятель еще держался; полковник Липский с 1-м баталионом люблинского полка, выбив оттуда горцев, расположился на нем бивуаком. Апшеронский баталион поместился в самом ауле, а остальные части расположились на площади около него. [355]

Потеря понесенная отрядом, в день 16-го июля, была следующая: убитыми — обер-офицеров два, нижних чинов 107; ранеными: штаб-офицеров 4-ре, обер-офицеров 10-ть, нижних чинов 306; контужеными: штаб-офицер, обер-офицер, нижних чинов 41; без вести пропавших нижних чинов 15.

Положение отряда расположившегося бивуаком у селения Шаухал-Берды было самое плачевное. Материальная часть войска была почти совершенно истреблена, баталионы сильно уменьшились в своем боевом составе, так что самые сильные из них имели 300 человек в строю; большая половина лошадей, как подъемных, так и черводарских, пала или была убита, оставшиеся везли больных и раненых, которых было к тому времени уже до 1,500 человек. Артиллерия, из числа 635 лошадей, которые находились при выступлении в батареях и парке 14-й артиллерийской бригады, потеряла 400; так что из 13-ти запряженных орудий, прибывших к Шаухал-Берды пришлось сформировать только четыре взвода. Затем, 17-го июля, решено было уничтожить: в горной № 1-го батарее один запасный лафет, по десяти единорожных и мортирных зарядных ящиков; в горной № 3-го батарее пять лафетов и 40 зарядных ящиков; в горной № 4-го батарее три лафета и 10-ть зарядных мортирных ящиков. При отряде осталось на лафетах всего два легких и шесть горных орудий, остальные же орудия должны были возиться на вьюках. Всех освободившихся артиллерийских лошадей отдали для подъема больных и раненых. При легких орудиях оставались только картечные заряды, вследствие чего отряд собирал неприятельские ядра и неразорвавшиеся гранаты, и из них артиллеристы делали снаряды и заряды, причем солдатские шинели шли на картузы. На каждое горное орудие, оставалось всего лишь 62 [356] заряда, а на ружье по 50 патронов. Несмотря на такое тяжелое состояние отряда, солдаты не падали духом, хотя большая часть людей уже трое суток ничего не ела, кроме собиравшейся ими на полях кукурузы, найденной, у аула Шаухал-Берды, не снятою в значительном количестве.

“Я имел ужасные минуты сомнений" писал граф Воронцов, впоследствии, “разумеется не за себя лично, потому что в нашем ремесле и особенно в мои годы, было бы стыдно думать о себе, но я боялся за наших раненых."

Продолжать движение к Герзель-аулу, при таком положении отряда было крайне рискованно, а потому граф Воронцов решился выждать, в лагере при Шаухал-Берды, прибытия генерал-маиора Фрейтага, с собранным им отрядом. 17-го числа, граф Воронцов отдал по главному действующему отряду следующий приказ:

“Ребята! мы русские и особливо люди как вы, никогда не унывают и берут верх над всем. О себе нам заботиться нечего, мы везде пройдем благополучно, главнейшее наше попечение должно быть, чтобы пронести наших больных и раненых; это наш долг христианский и Бог нам в том поможет. Будьте бодры, веселы, мужественны и мы выйдем отсюда с честью и славою, тем более, что к нам идет на встречу отряд, под начальством генерал-маиора Фрейтага."

Как этот, так и следующий день прошли для отряда относительно покойно. Тем временем, неприятель, пользуясь господствующей высотой правого берега Аксая, защищенной от внезапного нападения труднодоступными скатами, сосредоточил на площадке Бедти-Мехке свои три орудия и действовал из них по лагерю, впрочем, не нанося вреда войскам отряда. На ночь Шамиль приказывал [357] увозить орудия в близлежавший хутор, где и сам жил в это время. Высоты влево от лагеря и впереди над оврагом Джагам-Берды, покрытые густым лесом, были заняты сильными неприятельскими партиями, которые в продолжении дня беспокоили лагерь, ведя перестрелку с куринским, люблинским и апшеронским баталионами. По дороге пролегавшей по оврагу был устроен горцами сильный завал и, кроме того, неприятель был занят постройкой новых завалов.

В течении двух дней стоянки у аула Шаухал-Берды, отряд потерял: убитыми 12-ть нижних чинов; ранеными: двух обер-офицеров, 24 нижних чинов и контуженными: двух обер-офицеров и 6-ть рядовых.

Комментарии

4. В противоположность действиям Шамиля, очень характеристичен, следующий приказ графа Воронцова, отданный по войскам, на следующий по занятии Анди день: “К неудовольствию моему, я заметил сегодня, что две хижины, в ущелье перед самым лагерем, уцелевшие от рук изверга Шамиля, пламени предавшего богатые деревни андийцев, — вопреки приказания моего, зажжены. Я не хочу знать имени виновных, они неприятны будут мне, но всем частным начальникам строго предписываю подтвердить подведомственным чинам, уцелевшие жилища андийцев не жечь. Для дров развалин довольно. Мы пришли сюда не разорять жителей, по миролюбивым обращением привязать их к сердцу русскому и возбудить в них ненависть к злодею Шамилю".

5. Удостоенный ордена св. Георгия 4-й степени, за подвиги этого дня.

6. Ныне генерал-адъютант, генерал от кавалерии, командующий войсками Кавказского военного округа и главноначальствующий гражданскою частью на Кавказе.

7. Егерский генерал-адъютанта князя Чернышева.

Текст воспроизведен по изданию: 1845 год на Кавказе // Кавказский сборник, Том 6. 1882