1845-й ГОД НА КАВКАЗЕ

Материалом для составления этой статьи послужили: официальные документы и дела архива штаба кавказского военного округа, "Экспедиция в Дарго в 1845-м году" (Военный журнал, 1855-го года, № 4-й), "Поход 1845-го года в Дарго" А. Д. Г. (Военный сборник, 1859-го года, № 5-й), "Воспоминания об экспедиции в Дарго" барона Н. Дельвига, "1845-й год. Воспоминания В. А. Геймана" (Кавказский сборник, том 3-й) и другие источники.

I.

Успехи Шамиля в 1843-м году. Прибытие 5-го пехотного корпуса на Кавказ. Бесплодность попыток с нашей стороны, в течение 1844-го года. Положение северного Кавказа в начале 1845-го года. Причины могущества Шамиля. Отсутствие системы в ведении войны в Дагестане, до 1846-го года. Ермолов, Головин. Устройство незначительных укреплений. Назначение графа Воронцова главнокомандующим отдельным кавказским корпусом. Распоряжения военного министра о военных действиях на 1845-й год. Проект генерал-адъютанта Нейдгарта. Собственноручная записка Императора Николая Павловича. Предположения генерал-адъютанта Нейдгарта, составленные согласно собственноручной записки Государя.

Неудачи, испытанные нашими войсками в северной части Кавказа в течение 1843-го года, в связи с возраставшим с каждым днем влиянием Шамиля в среде, нафанатизированных ученьем мюридизма, горцев, сильно подорвали упрочение нашей власти на Кавказе вообще, и в нагорном Дагестане в особенности, отложив на многие годы окончательное подчинение края русскому владычеству. Гимры, Унцукуль, Балаханы, Моксох, Ахальчи, Цатаных, Гергебиль, Гоцатль и Бурундук-Кале — пункты, в которых уже существовали устроенные нами [222] укрепления, оберегаемые незначительными гарнизонами наших войск, не могли устоять против скопищ Шамиля и вновь перешли в руки горцев, в течении этого, злополучного для успеха русского оружия, года. В этом же году, из Хунзаха и Зыряны были тоже выведены наши войска, что удалось привести в исполнение только благодаря храбрости и распорядительности, бывшего в то время подполковником, погибшего, впоследствии, во время даргинской экспедиции, героя Пассека, и мужеству солдат, испытанного в боях кавказского отдельного корпуса. Стало очевидным, что Шамиль задался идеею отторгнуть от России Аварию и весь нагорный Дагестан. В 1844-м году было предположено, насколько возможно, восстановить среди горцев наш престиж, сильно подорванный вышеуказанными обстоятельствам и с этою целью прибыл, из России на Кавказ, 5-й пехотный корпус, присланный для того, чтобы усилить боевую численность войск, которые могли быть выставлены для противодействия Шамилю и для наказания отложившихся обществ. Подобное подкрепление кавказскому отдельному корпусу, появление новых, свежих, еще неутомленных и не расстроенных сил было положительно необходимо, так как кавказские войска, с 1839-го года находившиеся в постоянных передвижениях, иногда при значительном удалении от своих зимовых квартир и притом, выдержавшие в течении этого времени не одно горячее дело с противником, находились в крайне незавидном состоянии, в особенности вследствие убыли людей и расстройства материальной части. Прибытие свежих сил значительно облегчало возложенную на генерал-адъютанта Нейдгарта задачу, состоявшую в устройстве передовой чеченской линии, движения в горы, с целью уничтожения скопищ Шамиля и водворения в находившихся там обществах нашей власти и, [223] наконец, в возвращении территориальных приобретений, утраченных нами в продолжение 1843-го года, что казалось не так трудно выполнимым, в виду того, что власть Шамиля еще не могла, в столь короткий срок, вполне укрепиться в Аварии. Но оказалось, что надежды на успехи нашего оружия в течении 1844-го года не оправдались, и несмотря на значительные боевые силы, бывшие в распоряжении, командовавшего в то время отдельным кавказским корпусом, генерал-адъютанта Нейдгарта, которому был подчинен и вновь прибывший корпус, — следующий 1845-й год застал положение Кавказа, со времени наших неудач, почти не изменившимся, так как из всех военных предприятий 1844-го года, только один поиск генерал-маиора Шварца в Тлесерух принес ту пользу, что временно обеспечил лезгинскую кордонную линию, между тем как остальные наступательные действия не имели никакого решительного значения: движение генерал-маиора Пассека в Салатавию и полковника Ковалевского в Аух нисколько не улучшили положение дел в нагорном Дагестане, попытка князя Аргутинского овладеть гнездом мятежа за аварским Койсу, селением Тилитль, не удалась, а на левом фланге кавказской линии наступательные движения были лишь кратковременные и производились на незначительное расстояние, так как войска занимались круглый год устройством укрепленного лагеря при Чахкери (крепость Воздвиженская). Одною из главных причин неприведения в исполнение обширных проектов, указанных из Петербурга, относительно военных предприятий в период 1844-го года, было полное расстройство снаряжения войск, которое, при крайнем затруднении в отыскании перевозочных средств, пополнялось по мере возможности, исподволь. Кроме того, в нерешительном характере генерал-адъютанта [224] Нейдгарта и его несочувственном отношении к предписываемым военным министерством, с соизволения Государя Императора, движениям в горы значительными силами, тоже отчасти, искали разъяснение невыполнения Высочайших предначертаний. Так что, окончательно резюмируя результаты военных действий на Кавказе в течение 1844-го года, можно прийти к убеждению, что в этот период было сделано очень мало, а именно: покорены Акуша и Цудахар и начато первое укрепление на передовой чеченской линии. Прямым последствием отсутствия с обеих сторон решительных результатов военных действий в продолжение 1844-го года было то, что 1845-й год застал все племена, на территории которых происходила, в предшествовавшие тому времени годы, борьба между приверженцами Шамиля и русскими войсками, в состоянии нерешительности и колебания.

Прежде чем приступить к описанию военных действий на Кавказе в течение 1845-го года, обратимся к изложению настроения умов и отношений к нашему правительству в обществах, земли которых должны были служить театром для предполагавшихся в этом году военных действий, или же прилегали к ним своими границами. Со стороны лезгинской кордонной линии, личное влияние генерал-маиора Шварца на жителей элисуйского владения было настолько благотворно, что они, населяя край богатый, вполне свыклись с своим положением и подчиняясь власти России, казалось, не жалели о изменившем нам и покинувшем край своем султане. Совершенно противоположно относились к нам соседние элисуйцам джарцы, ожидавшие с нетерпением первого успеха Даниель-бека, чтобы поголовно присоединиться к врагам России. В Дидое и Анкратле ученье мюридизма нашло благодарную почву и развивалось с каждым днем, [225] приобретая, все более и более, приверженцев и, только бдительность лезгинского отряда удерживала жителей этих обществ от вторжения в закавказский край. В южном Дагестане тоже не было единства в отношениях горцев к нашей власти; казикумухцы и население кюринского ханства, находясь под влиянием своих правителей, не высказывали враждебности к русским, за исключением северных магалов казикумухского ханства, в которых мюридизм нашел многих сторонников, благодаря Башир-беку, бывшему их правителем, поставленным Шамилем. Ахты и Рутул, сохранившие еще в описываемую эпоху народное правление и с трудом подчинявшиеся каким-либо законам, соблюдали наружное спокойствие только вследствие того, что их главное селение Ахты находилось под выстрелами с нашего укрепления. В Акуше и Цудахаре тоже существовало народное правление и жители повиновались воле своих кадиев, скорее по уважению к их званию и личному влиянию, чем но убеждению в законности их власти. Спокойная, ничем не тревожимая жизнь, при занятиях полевыми работами и торговлею, продолжавшаяся, начиная с 1819-го года, развила в населении этих обществ желание ничем не нарушать их мирное течение жизни и, казалось, что главною заботою жителей было старание — не изменять сложившегося строя их существования, причем, не подпадая под влияние и власть Шамиля, в тоже время избегнуть вмешательства наших властей в их быт. Но успехи Шамиля в течение 1843-го года, отразились и в этих, сравнительно миролюбивых, обществах, и акушинцы с цудахарцами тоже были вовлечены в возмущение. Неоднократные неудачи, выпавшие на их долю в столкновениях с нашими войсками (под укреплением Низовым, при ауле Гилли и т. д. охладили их увлечение и они вступили с нами в [226] тайные переговоры о покорности, вызвавшие насильственные меры со стороны Шамиля; эти меры, в связи с увещаниями их кадиев Магомета и Аслана, видевших в этих волнениях свои личные выгоды, удержали жителей от окончательного подчинения нашей власти, тогда же. Но когда сильный отряд занял их территорию, и в тоже время мюриды вздумали заставить жителей переселиться в горы, то они восстали против своих угнетателей, подняли на них оружие и отчаянно дрались с ними в Баркарлю и Цудахаре, возбудив против себя гнев Шамиля. Население Андаляля и Куяда, только что покорившееся нашей власти, не во всех пунктах было нам сочувствующим, и в то время, когда жители восточной части Андаляля, люди состоятельные, склонные к мирной жизни и с промышленными наклонностями, относились к своему новому положению сочувственно, и главный их аул Чох даже дрался против мюридов, жители западной части Андаляля и Куяда, благодаря влиянию энергичного Кибит-Магомы, были крайне возбуждены и, казалось, не подлежащим сомнению, что малейшей искорки было достаточно, чтобы заставить среди населения вспыхнуть восстанию. В остальных же обществах южного Дагестана, находившихся между аварским Койсу и главным хребтом, горцы, подпадая под влияние Даниель-бека, Кибит-Магомы и Абдурахман-Дибира, проникались, все более и более, ученьем мюридизма и враждою к ненавистным гяурам. К стороне Дербента, жители нижней Табасарани исполняли беспрекословно все требования нашего правительства и ничем не проявляли враждебности, что можно было безошибочно приписать влиянию уважаемого ими своего бека, преданного русским, подполковника Ибрагим-бека. Но верхняя Табасарань, подчинявшаяся народному правлению, равно как и Сюргя, покорившееся России в течении [227] лета 1844-го года, только номинально признавали ее владычество. Наконец, в Кайтаге само народонаселение, благодаря их правителю Джамов-беку, содействовало к изгнанию мюридов из их общества. Остается нам сделать обзор положения дел в северном Дагестане. В этой части Дагестана большая часть мехтулинцев, за исключением аулов, соседних с Андалялем и Аварией, ничем не заставляли сомневаться в покорности России. Разоренные Шамилем шамхальцы находились в самом бедственном положении; изменническое их поведение, в течение осени 1843-го года, дало для них самые плачевные результаты; почти треть населения была увлечена силою в горы, оставшиеся же при своих землях лишились большей части своего имущества и подвергались беспрерывным нападениям со стороны салатавцев и койсубулинцев, что не могло не охладить их энтузиазма к Шамилю и мюридизму. Все же лезгинские общества по левому берегу Сулака и аварского Койсу оставались вполне непокорными, поставляя Шамилю отчаянных бойцов, готовых идти на смерть, по первому кличу своего имама. Но вообще, в настроении умов массы, между всеми племенами дагестанцев и чеченцев, было заметно сильное утомление, вызванное почти беспрерывною борьбою, тянувшейся, начиная с 1839-го года, требовавшей больших жертв как людьми, так и материальных, и, в тоже время, отрывавшей рабочие руки от полевых работ, что развивало повсеместное обеднение; кроме того, они были подавлены гнетом, налагавшихся беспрестанно Шамилем, поборов.

Несмотря на все эти невыгодные для имама условия, все-таки влияние его росло с каждым днем, причем становилось, все более и более, очевидным, что всякое задранное им предприятие неизбежно должно было привлечь на его сторону значительные вооруженные силы, готовые с [228] свойственной горцам энергией сопротивляться русским войскам до последней крайности. Причины подобного успеха Шамиля крылись, главным образом, в ненависти к русским большинства местного населения, покоренного силою оружия, удерживаемого в повиновении страхом наказания, но в душе не покидавшего надежду свергнуть, при первом удобном случае, чуждую им власть и, кроме того, в числе других причин еще отчасти и оттого, что Шамиль умел привлечь на свою сторону и привязать к себе бедный класс народа. Как в высшей степени умный человек, он сразу понял, что власть его только в таком случае могла сделаться вполне прочною, если бы он был в состоянии доставить существенную выгоду хоть части населения подчинившихся ему обществ и, что очевидно, чем больше численность этой, извлекшей выгоду от подчинения его власти, части, тем больше приобретал он преданных ему приверженцев. Сознавая невозможность доставить выгоды богатому, имущему, классу, он старался всеми средствами привлечь на свою сторону неимущую половину народонаселения. С этою целью, Шамиль установил всевозможные меры, как-то: в каждом ауле назначил определенное число муртазеков или милиционеров, которых должны были содержать и вооружать на свой счет остальные жители селения; военная добыча и даже подать собиралась в газаватную казну и затем делились между отличившимися и наибами, за выделением необходимого на военные издержки в распоряжение Шамиля, и т. под. Этими мерами бедный класс приобретал некоторый вес, там, где он в прежние времена не играл ни малейшей роли, вследствие чего Шамиль мог вполне рассчитывать найти в нем сильную поддержку, готовую всегда, по первому требованию, идти с оружием в руках, куда бы его не повели имам и его наибы. В [229] тоже время, в периоды отдохновения от боевых действий, обыкновенно служившие для подготовки новых военных предприятий, эта же "голытьба" следила за поведением сограждан и настроением их умов, чем опять-таки прислуживалась Шамилю, в выполнении его планов.

Кроме того, в числе причин облегчавших успехи имама, нужно еще признать отсутствие системы в наших действиях, в деле покорения Дагестана. Генерал Ермолов, пользуясь несогласиями и раздорами среди горцев, направлял все свои усилия против сильных обществ, рассчитывая их покорением навести страх на остальные более мелкие, причем завоевания его шли так быстро одно за другим, что ему некогда было заботиться об округлении наших дагестанских приобретений. Персидская и турецкая кампании отвлекли его внимание в другую сторону, что дало полную возможность развиться новому учению мюридизма, среди впечатлительных горцев.

При вступлении в управление закавказским краем генерала Головина, подвластные нам дагестанские народы занимали по берегу Каспийского моря узкую полосу земли, от которой врезывались в неподчиненные еще в то время нашей власти, горы, на юге — кюринское и казикумухское ханства, а на севере — Авария. Долина реки Самура, населенная враждебно к нам относившимися обществами, отделяла кюринское и казикумухское ханства от кубинского и шекинского уездов, а непокорный Андаляль и полумирные: Цудахар, Акуша, Сюргя и вольная Табасарань лежали между Казикумухом и Аварией, тогда как последняя, будучи окружена с трех сторон враждебными обществами, не имела никакого прямого сообщения с Чечнею. Управление Головина присоединило к России только долину реки Самура (самурский округ) прочие же завоевания не удались: Гумбет и Салатавия отстояли свою [230] независимость, Чечня, Андаляль отложились от нас, Казикумух едва успокоился, а против Табасарани и Кайтага ничего и не предпринималось. С целью стать более прочной ногой в наших земельных приобретениях, и утвердить в них нашу власть, решено было покрыть Дагестан целым рядом небольших укреплений. Укрепления эти, вместо того, чтобы держать край в страхе и повиновении, нисколько не удовлетворяли своему прямому назначению, так как, будучи построены на скорую руку, оборонялись лишь незначительными гарнизонами, которые не могли, в случае надобности, идти даже на выручку ближайших аулов, а ограничивались защитою лишь того селения, в котором находились, и при возмущении края, после упорной обороны, обыкновенно попадали в неприятельские руки. Раздробление наших сил, без необходимой при этом связи между собою, отнимало у наших войск возможность наносить поражение неприятелю даже там, где последнему не благоприятствовала местность. При подобной системе, горцы, находясь в значительных силах между нашими владениями, могли повсюду вторгаться и рассчитывать на успех, что и доказали последующие годы, вплоть до 1845-го года включительно, когда неудачная попытка движения в горы большими массами войск, с целью, на этот раз, одним ударом покончить с покорением Дагестана — прочным утверждением в нем нашей власти, заставила обратиться к новой, более рациональной системе, результатом которой и было систематичное покорение всего Кавказа.

Отказаться от вкоренившихся понятий, изменить порядок ведения дел, освященный обычаем и временем, вводить новую систему, существенно отличающуюся от той, которой уже следовали на Кавказе довольно продолжительное время, а главное убедить военное министерство в необходимости всего этого, было делом далеко не [231] легким и на которое не решался генерал-адъютант Нейдгарт, лично сознававший необходимость всего вышесказанного, но, несмотря на это, безропотно принимавший из Петербурга все указания военного министра, касающиеся способов ведения военных дел на Кавказе. Необходимо было наглядное доказательство ошибочности воззрений, создававшихся в Петербурге, на основании одних официальных данных, лицами, не имевшими возможности изучить, вполне основательно, далекий край; но и этого было недостаточно — нужно было появление на Кавказе человека, который бы указал на ошибки и навел бы на истинный путь. 1845-й год, в деле покорения Кавказа, дал одно и другое, а именно: доказательство — даргинскую экспедицию, человека — графа Воронцова.

1845-й год можно считать последним годом в истории покорения Кавказа, в смысле применения системы движения в горы, более или менее, значительными отрядами, с целью покорения горцев силою оружия, притом без вполне обеспеченных тыла и сообщений, — системы занятия главных ущелий и надежд на возможность, таким образом укрепившись в недрах гор, подчинить страну русской власти.

Хотя еще в конце 1844-го года (27-го декабря) главнокомандующим отдельным кавказским корпусом был назначен генерал-адъютант граф Воронцов, вместо, бывшего менее двух лет в этой должности, его предместника генерал-адъютанта Нейдгарта, но все предположения о действиях на Кавказе на 1845-й год, уже были составлены в Петербурге, в военном министерстве, в течении 1844-го года, и разработаны при помощи генерала Нейдгарта, который хотя лично и был противником той системы подчинения непокорных горцев, что предписывалась из столицы, но, по слабохарактерности своей, не [232] выражал противоречия, хотя бы в форме сомнения в успехе и подготовил лично все распоряжения к наступательным военным действиям. Между тем, опыт кавказских войн в то время привел большинство людей благомыслящих и изучивших Кавказ к тому убеждению, что только стесняя постепенно горское население подвигающимися, мало по малу, вперед линиями укреплений сильной профили и с достаточными гарнизонами, и стараясь лишить горцев в их бесплодных горах возможности существования, можно было рассчитывать на подчинение их России и признания ими русского владычества. Несмотря на то, что большинство кавказских боевых генералов, наученных опытом, усердно ратовало за укоренение последней, хотя и более медленной, но за то и более основательной системы покорения края, и не принимая во внимание, что наступательные действия отдельного кавказского корпуса, при содействии 5-го пехотного корпуса присланного из России, совершенные в течение 1844-го года, не привели ни к каким осязательным результатам, все-таки предположение о действиях этих войск в продолжение 1845-го года, гласило о вторжении большими силами в Андию, с целью уничтожения скопищ Шамиля и занятия его главной резиденции — аула Дарго — одним словом, решен был знаменитый впоследствии, даргинский поход. Подлинные слова Императора Николая Павловича, помещенные в распоряжении военного министра о действиях на 1845-й год, дают категорическое указание: "проникнуть в горы, рассеять скопища Шамиля, утвердиться в горах”. Согласно выраженной Высочайшей воли, генералом Нейдгартом был представлен первоначальный план военным действиям на 1845-й год, сущность которого заключалась в следующем: все войска, предназначенные для боевых действий должны были составить отдельные [233] отряды: дагестанский и самурский для наступательного движения в горы, чеченский для устройства Воздвиженского укрепления при Чахкери, кроме того, назрановский и лезгинский для одновременных с наступательными действиями диверсий и, в тоже время, с целью охранения края.

Рассмотрим, какую роль в общем ходе дел предназначал генерал Нейдгарт, каждому из вышеназванных отрядов. Дагестанский отряд должен был сосредоточиться к 1-му маю в Темир-Хан-Шуре и, до появления в горах подножного корма, что обыкновенно бывает в том крае не ранее половины мая, заниматься разработкой дороги в Зыряны, приготовлением складочного пункта в Евгениевском укреплении, окончанием укрепления в Черкее и устройством обороны Темир-Хан-Шуры. Численность отряда должна была заключаться в 13 1/2 баталионах пехоты, 11 1/2 сотен кавалерии и 24-х орудиях. 15-го мая, если бы подножный корм это дозволил, и, во всяком случае, не позже 1-го июня, отряд должен был выступить для наступательных действий в горы. При благоприятном ходе наступления, отряду предназначалось заняться устройством укрепления на андийском Койсу, если же постройка эта, вследствие каких-нибудь причин, была бы признана невозможною, то одной части отряда предполагалось поручить сооружение укрепления в Гергебиле, а другой устройство сулакской линии и постов между Дербентом и Петровским укреплением.

Самурский отряд, численностью в 12 1/2 баталионов, 12-ть сотен и 20-ть орудий, должен был собраться в Кумухе к 1-му маю и, до появления в горах подножного корма, стараться подчинить вновь нашей власти отложившиеся от нас общества, находившиеся между Казикумухом и Кара-Койсу и заниматься постепенной разработкой дорог в этом пространстве, в особенности той, [234] по которой предполагалось наступательное движение в горы. Затем этот отряд должен был сосредоточиться на хребте Турчидаге, отделявшем нас в то время от владений непокорных горцев и, одновременно с выступлением дагестанского отряда, предпринять движение в Аварию и в долину андийского Койсу, стараясь проникнуть в центр тех обществ, в которых Шамиль наиболее утвердил свое влияние, нанести неприятелю решительный удар, и наконец — сделав тщательный обзор этой местности, выбрать пункт, удобный для возведения укрепления. Дальнейшие действия, возлагавшиеся на отряд князя Аргутинского, должны были находиться в зависимости от успеха его наступательных действий, равно как и от результатов движения дагестанского отряда.

Чеченский отряд, силою в 8-мь баталионов, 6-ть сотен и 20-ть орудий, должен был собраться в Чахкери к 1-му маю, а если бы подножный корм в этой местности появился ранее, то и до того срока и — приступить к работам по возведению начатого в 1844-м году Воздвиженского укрепления.

Отряд на лезгинской кордонной линии предназначался, движением к горным обществам, удерживать их в страхе и отклонить от содействия Шамилю во время главных наступательных действий, причем численность этого отряда должна была состоять из 4-х баталионов пехоты, 10-ти орудий, 4-х эскадронов и 3-х сотен кавалерии. Лезгинскому отряду предназначалось, собравшись в укреплении Белоканском к 15-му маю, при первой возможности, двинуться в горы.

Назрановский отряд, собравшись у Назрана и близ Константиновского укрепления к марту месяцу, имел своим назначением охрану военно-грузинской дороги, малой Кабарды и прилегавшей к сему краю части центра линии, [235] занимаясь вместе с тем устройством Назрановского укрепления. Одновременно с главным наступательным движением в горы дагестанского отряда, отряд, сосредоточенный у Наврана, предназначался также и для движения в малую Чечню, с целью содействия безопасному производству работ в Воздвиженском укреплении.

Государь Император, по получении, вышеизложенных предположений о военных действиях на Кавказе в 1845-м году, счел необходимым сделать некоторые изменения, как относительно состава отрядов, так и предназначавшихся каждому из них роду действий. Изменения эти, и вообще Высочайшие взгляды на ход боевых действий в течение 1845-го года, подробно изложены в собственноручной записке Императора Николая I-го к военному министру. Записка эта, сама по себе представляя в высшей степени интересный документ, наглядно показывает, насколько Император вникал в положение дел и способы ведения войны на Кавказе и выясняет взгляды Его Величества на военные действия, которые должны были предстоять в 1845-м году. Записка эта в том виде, как она вылилась из под Августейшего пера, заключает следующее:

"Кавказский корпус временно усилен был 5-м корпусом с двоякою целью:

1) Исправить несчастия 1843-го года.

2) Поразить скопища Шамиля и утвердиться в занятых областях.

Затем все прочее принадлежит обыкновенным обязанностям кавказского корпуса, в собственном его составе.

По ходу происходившего в походе сего года должно сознать, что ни та, ни другая, цель вполне недостигнуты; не станем распространяться: от чего? Исполненное же [236] ограничивается покорением Акуши и Цудахара и устройством первого укрепления на передовой чеченской линии.

Осталось же исполнить все, что не доделано в 1844-м году, т. е.

1) Разбить, буде можно, скопища Шамиля.

2) Проникнуть в центр его владычества.

3) В нем утвердиться.

Вот, по прежним предположениям, что должно сделать еще в течение будущего года.

Неоспоримо, что укрепить еще один или два пункта на передовой чеченской линии, дело весьма полезное, в виду окончательного покорения Чечни, но не для другого чего; так и укрепление Гергебиля первостепенной важности для упрочения наших сообщений в занятом крае, и для защиты его. Тоже должно сказать и про прочное занятие Кара-Койсу и всего Сулака.

Но ни одною из сих мер не достигается та цель, о которой выше упомянуто, цель, которая единственно извиняет присутствие 5-го корпуса на Кавказе; или в противном случае должно б было согласиться, оставить его на неопределенное время там, где ему никак далее года оставаться нельзя.

Обращаюсь к плану действий г. Нейдгарта.

Главное возражение на оный в том, что предназначается самурскому отряду действовать в недра гор, для содействия дагестанскому и, удаляя его значительно от настоящего его назначения, прикрытия нижнего Дагестана. Находят тоже, что состав чеченского отряда слишком слаб, чтоб надеяться можно было с достоверностью, что отряд сей не только был в состоянии действовать наступательно, но даже докончить прочно Воздвиженское укрепление, и потому совершенно невозможно полагать, чтоб сей отряд предпринять мог строить новый форт. [237]

Эти два замечания отчасти могут быть справедливы, но отнюдь не доказывают чтоб нельзя было обойти эти затруднения.

И вот как: идя твердо от мысли, что мы должны проникнуть в горы, примерно к Андии, как к главному пункту, должны и можем, Мне кажется, что содействия самурского отряда для сего не нужно, иначе как сильную диверсию к Тилитлям, или в одно из обществ, южнее Аварии.

Главные действия быть должны от северного Дагестана и от Чечни. Для того нужно, чтоб оба отряда были в достаточной силе.

Полагаю, что самурский отряд должен быть, кроме гарнизонов, в 8-мь баталионов.

Дагестанский отряд в 16-ть баталионов, кроме гарнизона.

Наконец чеченский в той же силе 16-ти баталионов.

Назрановский и прочие как предположено.

Потому будут в 8-ми баталионах самурского отряда: 4-ре баталиона князя Варшавского, 1-н баталион мингрельского, три баталиона минского, всего 8-мь баталионов.

В составе дагестанского отряда: 4-ре баталиона апшеронского, 9-ть баталионов волынского, подольского и житомирского, три баталиона куринского, итого 16-ть баталионов.

В составе чеченского отряда: 4-ре баталиона навагинского, 4-ре баталиона князя Чернышева, 12-т баталионов 15-й дивизии. Из них 4-ре для гарнизонов в Воздвиженском, на время отдаления отряда для действий — 20-ть баталионов.

За этим расписанием остаются свободными: вся 13-ая дивизия — 12-т баталионов, весь тенгинский полк — 4-ре [238] баталиона, куринского полка баталион, все 5-ые баталионы 19-й и 20-й дивизии — 8-м баталионов. Грузинская, гренадерская бригада — 8-м баталионов, мингрельского полка два баталиона, кроме, находящегося в Сухуме, тифлисского полка 4-го баталиона, итого 39-ть баталионов. Из них: тенгинский полк и 1-я бригада 13-ой дивизии на правом фланге — 11-ть баталионов; литовского полка в центре — баталион; в назрановском отряде — два баталиона литовских и виленский полк — 5-ть баталионов: в куринском укреплении — баталион куринского полка — баталион; 5-ые баталионы навагинского, князя Чернышева и куринского полков в своих штабах, или в резерве — три баталиона; 5-ый баталион апшеронского в своем штабе — один баталион; 5-ые баталионы князя Варшавского, мингрельского и тифлисского в своих штабах — три баталиона; тифлисского полка три баталиона в лезгинском отряде — три баталиона; и один баталион на военно-грузинской дороге — один баталион; мингрельского полка два баталиона в Тифлисе и в резерве — два баталиона.

Кроме того все линейные баталионы на своих местах.

При подобном разделении войск могут оба отряда — дагестанский и чеченский, двинуться одновременно к Андии, искать скопищ Шамиля, и буде можно разбить его; взять Андию и истребить сие гнездо; и ежели найдено будет удобным, сейчас приступить дагестанскому отряду к устройству укрепления, а чеченскому возвратиться в Воздвиженское, как для достройки его, так и для доставки в дагестанский отряд нужных подвозов.

Когда укрепление в Андии будет доведено до желаемой степени, в нем остаются 5-ть баталионов, 10-ть же идут обратно в Евгениевское и, на пути, на нужных [239] местах, строят укрепленные посты; может быть придется тоже сделать и по дороге к Воздвиженскому.

Между тем, довершив работы в Воздвиженском, чеченский отряд оставляет в нем 6-ть баталионов, а с остальными 14-ью баталионами переходит на новое место чеченской линии и закладывает там 2-ое укрепление.

Полагать должно, что оно успеет быть довершенным до осени.

В это время самурский отряд, кончив действия в горах, вероятно обращен быть может к возведению укрепления при Гергебиле.

Подобными действиями достигается несомненно то, чего мы ожидать вправе от данных способов.

Всякое другое действие вовлечет нас в неисчисленные затруднения и продлит дело до бесконечности.

Ежели признано будет необходимым оставить сильнее резерв в Темир-Хан-Шуре и на левом фланге сунженской линии, то можно будет из 16-ти баталионов дагестанского отряда оставить волынский полк в Темир-Хан-Шуре, а из чеченского отряда один полк 15-ой дивизии на левом флате; тогда оба отряда останутся в 13-ти баталионном составе, собственно для действий, хотя бы весьма желательно было, чтоб оба отряда оставались в 16-ть баталионов".

В последовавших, по войскам кавказского отдельного и 5-го пехотного корпусов, вслед за получением собственноручной Его Величества записки, распоряжениях, все указания сделанные в ней были выполнены в общих чертах в точности, причем генерал-адъютант Нейдгарт испросил разрешение сделать изменения против Высочайших предначертаний лишь в мелочах, второстепенных частностях. Между прочим, в сделанном на основании записки Его Величества новом распределении [240] войск приняты были в расчет и четыре новых линейных кавказских баталиона, которые должны были, разместившись по одному в укреплениях Надеждинском и Нальчике и два в Воздвиженском, освободить для военных действий, стоявшие в вышеупомянутых пунктах баталионы, частей входивших в состав 5-го армейского корпуса. Имея в виду, что, с отделением 16-ти баталионов в состав дагестанского отряда, в северном и нагорном Дагестане для охраны края оставался, за исключением трех линейных баталионов, всего лишь 5-й баталион апшеронского полка, между тем как для содержания гарнизона в Темир-Хан-Шуре, как приходилось по дислокации, одного пехотного баталиона по мнению Нейдгарта было через чур недостаточно, в виду того, что в этом укреплении происходил большой расход нижних чинов для содержания караулов, конвоирования оказий и транспортов и т. д., то и решено было оставить в Темир-Хан-Шуре с этою целью еще один баталион, причем численность отряда нисколько не уменьшилась, так как, вместо этого баталиона, в дагестанский отряд были назначены две роты сапер и две роты стрелков. Генералом Нейдгартом еще были сделаны некоторые перемещения, из одного отряда в другой, полков назначенных в записке Государя, для избежания лишнего передвижения с зимних квартир.

Равным образом корпусный командир просил разрешения военного министра о усилении лезгинского отряда одним баталионом из войск расположенных в виде резерва в Грузии, основывая свое ходатайство на том, что отряд при движении в горы мог иметь против себя все неприязненное нам население между Казикумухом и аварским Койсу и, притом, в случае обращения самурского отряда к возведению Гергебильского укрепления, [241] на лезгинском отряде в одно и тоже время лежало бы охранение Кахетии и южного Дагестана, т. е. задача непосильная трем баталионам.

Таким образом, окончательное распределение численности, предназначавшихся для военных предприятий на Кавказе в течение 1845-го года, войск, по предположению генерала Нейдгарта, представленному военному министру, от 19-го декабря 1844-го года, сводилось к следующим цифрам: 1) чеченский отряд: 20-ть баталионов пехоты, две роты сапер, рота стрелков, 8-мь сотен кавалерии, 12-ть легких и 12-ть горных орудий, вьючный транспорт в 1,000 лошадей;

2) Дагестанский отряд: 15-ть баталионов пехоты, две роты сапер, две роты стрелков, 5 1/2 сотен кавалерии, 12-ть горных, восемь легких орудий, вьючный транспорт в 1,000 лошадей;

3) Самурский отряд: восемь баталионов пехоты, рота сапер, 12-ть сотен кавалерии, шесть горных, четыре легких орудий, вьючный транспорт в 300 лошадей;

4) Лезгинский отряд: четыре баталиона пехоты, 1,000 человек пешей милиции, четыре эскадрона драгун, пять сотен кавалерии, 10-ть орудий, вьючный транспорт в 100 лошадей;

5) Назрановский и константиновский отряды: шесть баталионов пехоты, 13 1/2 сотен кавалерии и восемь орудий.

Согласно этому предположению, войска 5-го пехотного и отдельного кавказского корпусов, для действий в 1845-м году, как в составе вышеупомянутых отрядов, так и на остальном Кавказе, были распределены следующим образом:

I. В Черномории и на кавказской линии: А) в Черномории. Для охранения оной, устройства штаб-квартиры тенгинского пехотного полка и содержания караулов в [242] Усть-Лабинском: тенгинского пехотного полка 2-й и 5-й баталионы — два баталиона, итого два баталиона. В) На правом флате кавказской линии. Для водворения двух новых казачьих станиц на низовьях Лабы, постройки промежуточных постов на лабинской линии, довершения начатых построек и охранения всего края: пехоты — тенгинского пехотного полка 1-й, 3-й и 4-й баталионы, белостокского пехотного полка 1-й и 2-й баталионы, брестский пехотный полк, кавказского саперного баталиона 100 человек; итого 8-мь баталионов, сапер 100 человек. Сверх того, для постоянного гарнизона в Надеждинском укреплении, имелось в виду назначить один из вновь формировавшихся линейных баталионов, по прибытии его на Кавказ, на место баталиона в то время расположенного в этом укреплении. Кавалерии: донские казачьи № 27-го и 29-го полки, кубанского, хоперского и кавказского линейных казачьих полков по одной сотне, итого 15-ть сотен. Артиллерии: 20-ой артиллерийской бригады легкой № 5-го батареи — четыре орудия, легкой № 6-го батареи — четыре орудия, кавказского линейного войска конной № 13-го батареи — четыре орудия, гарнизонных подвижных — два орудия, итого 14-ть орудий. Перевозочные средства: транспорт в 200 воловьих повозок, сформированный для работ на правом фланге. Всего на правом фланге: пехоты 8-мь баталионов, сапер 100 человек, конницы 15-ть сотен, артиллерии 14-ть орудий и транспорт в 200 повозок. С) В центре кавказской линии: а) В распоряжении начальника центра. 1) Для содержания караулов в Нальчике и в укреплениях передовой кабардинской линии: литовского егерского полка 3-й баталион. Для постоянного гарнизона в Нальчике и передовых укреплениях кабардинской линии имелось в виду назначить один из вновь формировавшихся линейных [243] баталионов, по прибытии которого литовский баталион должен был поступить в состав назрановского отряда. 2) На передовой кисловодской линии: белостокского пехотного полка 3-й баталион, 20-й артиллерийской бригады батарейной № 3-го батареи два орудия, конноартиллерийской № 13-го батареи четыре орудия, волгского линейного казачьего полка три сотни. b) Для работ на военно-грузинской дороге, на кабардинской плоскости: литовского егерского полка 2-й бат. один бат. Итого в центре: пехоты три баталиона, артиллерии шесть орудий, конницы три сотни. D) В распоряжении владикавказского коменданта. а) В составе назрановского и константиновского отрядов, для охранения владикавказского округа и малой Кабарды, для довершения назрановского укрепления и водворения двух новых станиц на Сунже: пехоты литовского егерского полка 1-й и 3-й баталионы, виленский егерский полк три баталиона, итого пять баталионов. Кавалерии: донской казачий № 26-го полк, донского казачьего № 54-го полка две сотни, горского линейного казачьего полка 1 1/2 сотни, милиции четыре сотни, итого 13 1/2 сотен. Артиллерии: донской конноартиллерийской № 1-го батареи четыре орудия, владикавказского артиллерийского гарнизона роты № 3-го четыре орудия, итого 8-мь орудий. b) Для устройства штаб-квартиры навагинского пехотного полка: навагинского пехотного полка 5-й баталион — один баталион. Итого во владикавказском округе: пехоты шесть баталионов, конницы 13 1/2 сотен, артиллерии 8-мь орудий. Е) На левом фланге кавказской линии. Пехоты: 15-я пехотная дивизия, навагинского пехотного полка 1-й, 2-й, 3-й и 4-й баталионы, егерского князя Чернышева полка 4-й и 5-й батал. куринский егерский полк, 5-го саперного баталиона две роты, кавказского стрелкового баталиона рота, итого пехоты 23 баталиона, сапер две роты и рота стрелков. Кавалерии: [244] донского казачьего № 13-го полка две сотни, донской казачий № 25-го полк 6-ть сот., линейных казаков: кавказского и кубанского полков по сотне, ставропольского и моздокского по две сотни — милиции из центра: кабардинской и дигорской две сотни, итого 16-ть сотен. Артиллерии: 14-й артиллерийской бригады легких № 4-го и 5-го батарей 8-мь орудий, 20-й артиллерийской бригады легкой № 7-го бат. 4-ре оруд., донской конной артил. № 1-го батареи 4-ре ор., линейной казачьей № 14-го батареи 6-ть оруд., кавказской гренадерской бригады гарнизонной № 1-го бат. 6-ть орудий, 20 артиллерийской бригады горной № 4-го бат. 6-ть орудий, итого 34 орудия. Перевозочные средства: запасный парк 14-ой артиллерийской бригады, полубригада конно-подвижного транспорта в 288 повозок, наемный вьючный черводарский транспорт в 1.000 лошадей. Всего на левом фланге: пехоты 23 баталиона, сапер две роты, стрелков одна, конницы 16 сот., артиллерии 34 орудия; запасный парк, черводарский транспорт в 1,000 лошадей, транспорт в 288 повозок. Из этих войск были назначены: а) для содержания караулов в Грозной и устройства штаб-квартиры, куринского егерского полка 5-й бат. — 1 бат.; b) для охранения сообщения кр. Грозной с Тереком, один из баталионов назначенных в гарнизон Воздвиженского укрепления, по прибытии туда вновь формировавшихся линейных; с) для содержания караулов в кр. Внезапной и устройства штаб-квартиры: егерского князя Чернышева полка 5-й батал. — 1 бат.; d) для довершения укр. куринского и охранения кумыкских владений: егерского князя Чернышева полка 4-й баталион — один баталион. Остальные части предназначались составить чеченский отряд.

II. В северном Дагестане, пехоты: волынский пехотный полк, минский пехотный полк, житомирский егерский полк (трех баталионного состава), апшеронский полк, 5-ть [245] баталионов, егерского князя Чернышева полка 1-й, 2-й и 3-й баталионы, 5-го саперного баталиона две роты. кавказского стрелкового баталиона две роты, итого: пехоты 17 баталионов, сапер и стрелков по две роты. Кавалерии: донской казачий № 28-го и донской казачий № 47-го полки, сотня гребенского казачьего полка, полусотня кизлярского-семейного полка, дагестанских всадников две сотни, итого 5 1/2 сотен. Артиллерии: 14-й артиллерийской бригады батарейной № 3-го батареи легких 6-ть орудий, той же бригады легкой № 3-го батареи — 4-ре, 19-й артиллерийской бригады легкой № 3-го батареи горных — 4-ре ор., той же бригады горной № 3-го батареи — 8-мь ор., казачьей линейной № 14-го батареи — два орудия, итого 24 орудия. Перевозочные средства: подвижной запасный парк 20-й артиллерийской бригады, в 40 ящиков, конный транспорт устроенный для левого фланга кавказской линии 200 повозок, воловий для той же линии 200, воловий для северного Дагестана 200, конно-вьючный транспорт 200 лошадей, черводарский вольнонаемный транспорт в 800 лошадей. Всего в северном Дагестане: пехоты 17-ть баталионов, сапер две роты, стрелков две роты, конницы 15 1/2 сот. артиллерии 24 орудия, подвижного запасного парка 40 ящиков, повозок 600, вьюков 1,000. Недостающее число подвод, для перевозки строительных и других потребностей, должно было быть пополнено наймом обывательских арб. Из этих войск: а) в Темир-Хан-Шуре для содержания караулов, конвоирования транспортов и для сообщения этого пункта с левым флангом кавказской линии и с укреплениями Евгениевским и Петровским: апшеронского пехотного полка 5-й баталион, Волынского пехотного полка 3-й баталион — два бат.; остальные части должны были войти в состав дагестанского отряда.

III. В южном Дагестане: пехоты — подольский [246] егерский полк, пехотный князя Варшавского полк, тифлисского егерского полка 1-й баталион, мингрельского егерского полка 4-й баталион, и рота кавказского саперного баталиона. Итого пехоты 10-ть баталионов, сапер одна рота. Кавалерии: донского казачьего № 31-го полка три сотни, милиции казикумухской и кюринской 5-ть сотен, кубинских нукеров и ширванской милиции 4-ре сотни; итого 12-ть сотен. Артиллерии: кавказской гренадерской артиллерийской бригады горной № 2-го батареи 6-ть орудий, 10-й артиллерийской бригады легкой № 4-го батареи 4-ре орудия, итого 10-ть орудий. Перевозочные средства: вьючный транспорт в 300 лошадей. Всего в южном Дагестане: пехоты 10-ть баталионов, сапер одна рота, конницы 12-ть сотен, артиллерии 10-ть орудий, вьючный транспорт в 300 лошадей. Из этих войск а) в резерве в гарнизонах, в Кумухе и Чирахе: пехотного князя Варшавского полка 4-й баталион; b) для устройства штаб-квартиры: пехотного князя Варшавского полка 5-й баталион. Остальные части должны были войти в состав самурского отряда.

IV. За Кавказом: А) в состав лезгинского отряда: пехоты — эриванского карабинерного полка 2-й и 3-й баталионы, тифлисского егерского полка 3-й и 4-й баталионы, грузинской милиции две дружины, каждая в 500 человек — 1.000 человек; итого: пехоты 4-ре баталиона, милиции — 1.000 человек. Кавалерии: нижегородского драгунского полка 4-ре эскадрона, донского казачьего № 31-го полка три сотни, грузинской конной милиции две сотни; итого драгун 4-ре эскадрона, конницы 5-ть сотен. Артиллерии: кавказской гренадерской артиллерийской бригады батарейн. № 1-го батареи два орудия легких и два горных, той же бригады легкой № 1-го батареи два легких и два горных, новозакатальской артиллерийской гарнизонной роты № 7-го два горные орудия, итого 10-ть орудий. Перевозочные средства: [247] конно-вьючный транспорт в 100 лошадей. Все эти войска должны были войти в состав лезгинского отряда. В) В резерве в Грузии: В Царских Колодцах — тифлисского егерского полка 2-й баталион, в Джан-ятаге — мингрельского егерского полка 3-й баталион. С) Для содержания караулов и на работы: 1) в Тифлисе для содержания караулов, грузинского гренадерского полка 1-й и 2-й баталион; 2) для работ в Александрополе, эриванского карабинерного полка 1-й баталион; 3) для работ по военно-грузинской дороге, мингрельского егерского полка 1-й баталион; 4) для работ на военно-имеретинской, ахалцыхской и эриванской дорогах, грузинского гренадерского полка 3-й баталион, D) Для устройства штаб-квартир: а) в г. Гори, грузинского гренадерского полка 4-й баталион; b) в Манглисе, эриванского карабинерного полка 4-й баталион; с) в Царских Колодцах, тифлисского егерского полка 5-й баталион; d) на Белом Ключе, мингрельского егерского полка 5-й баталион.

V. На черноморской береговой линии. На работах в 3-м отделении береговой линии, мингрельского егерского полка 2-й баталион, 19-й артиллерийской бригады легкой № 2-го батареи два горных орудия.

Согласно указаниям, сделанным Государем Императором в вышеизложенной записке, изменилась и роль, выпавшая по первоначальному предположению на долю отрядов и, таким образом, по составленному окончательному плану военных действий, цель, место и время сборов отрядов были следующие: дагестанский отряд к 1-му маю должен был сосредоточиться у Темир-Хан-Шуры и, до появления в горах подножного корма, производить работы по устройству прочного складочного пункта в Евгениевском укреплении, окончить укрепление в Черкее и заниматься укреплением Темир-Хан-Шуры. [248] Отнюдь не позже 1-го июня, отряд должен был выступить для движения через Евгениевское укрепление в горы. Затем, через Салатавию и Гумбет стараться проникнуть одновременно с чеченским отрядом в Андию, уничтожая скопища Шамиля и истребляя неприязненные нам аулы. В случае успешного движения в глубь страны, на долю отряда предназначалось утверждение на прочном основании нашей власти в крае, для чего на него возлагалось содержание, в пункте где бы оказалось более удобным, главного укрепления на 6-ть баталионов и устройство промежуточных между этим укреплением и Евгениевским.

Чеченский отряд должен был собраться к 1-му маю к Воздвиженскому и, до появления подножного корма в горах, заниматься устройством этого укрепления. С появлением подножного корма, оставив в Воздвиженском четыре баталиона пехоты, отряд должен был выступить в Андию, для совокупных наступательных действий с дагестанским отрядом, по окончании же оных, отделив от себя четыре баталиона пехоты, для доставки дагестанскому отряду необходимых запасов и строительных материалов, с остальными войсками возвратиться для окончания Воздвиженского укрепления, вслед затем, перейдя на новое место чеченской линии и, закладывая в выбранном пункте второе укрепление.

Самурский отряд, на основании того же предположения, должен был сосредоточиться в Кумухе к 1-му маю, и, одновременно с открытием наступательных действий первыми двумя отрядами, сделать сильную диверсию на Тилитль, или какое-либо другое из обществ, лежавших южнее Аварии, с целью отвлечения тамошних жителей от содействия Шамилю. По завершении чеченским и дагестанским отрядами наступательных действий, [249] самурский отряд должен был заниматься сооружением укрепления при Гергебиле.

Кроме этих трех главных отрядов, формировались еще два вспомогательных, из них один на лезгинской кордонной линии, имевший своим прямым назначением, наступая к ближайшим горным обществам, удерживать их в страхе и отклонять от содействия Шамилю, а в случае движения самурского отряда к Гергебилю — переход в Кумух, для охранения южного Дагестана — сбор этого отряда должен был состояться к 15-му маю в укреплении Белоканском — второй же, назрановский, на долю которого возлагалось охранение военно-грузинской дороги, малой Кабарды и прилегавшей к этому краю части центра линии, а также прикрытие и устройство двух казачьих станиц на реке Сунже, причем срок для сбора при укреплении Назран был назначен более ранний, а именно 15-го марта.

По представлении Государю Императору вышеизложенного предположения генерала Нейдгарта, о предстоявших военных действиях на 1845-й год, они все были признаны Его Величеством вполне целесообразными, за исключением размещения вновь формировавшихся линейных баталионов, в укреплениях Надеждинском, Нальчикском и Воздвиженском. Несогласие свое на последнее, Государь формулировал тем, что баталионы эти, сформированные в Новгороде и непривычные к кавказской боевой жизни, принесли бы гораздо больше пользы в укреплениях второй линии, где предстояло менее опасности, вследствие чего и предписал выбрать пункты 2-й линии, где и поместить новые баталионы, послав, в вышеупомянутые укрепления 1-й линии, смененные новыми баталионами гарнизоны. Но и этому распределению войск, вполне согласному с Высочайшей волей, пришлось вновь подвергнуться [250] изменению, вследствие назначения главнокомандующим отдельным кавказским корпусом генерал-адъютанта графа Воронцова.

II.

Происки Шамиля в среде мусульманского населения Кавказа. Положение Чечни в конце 1844-го и начале 1845-го годов. Нападение на Умахан-Юрт. Репрессивные меры Шамиля относительно неповинующихся обществ. Нападение на Чох. Занятие Даниелем — бывшим султаном елисуйским — селения Чох, 25-го февраля. Убийство маиора Оленича в селении Акуша. Даниель-султан елисуйский. Письмо полковника Бучкиева к Магомет-кадию акушинскому. Движение отряда генерал-маиора князя Кудашева к селению Дженгутай. Прибытие колонны к селению Акуша. Изъявление покорности акушинцами. Возвращение отряда генерал-маиора князя Кудашева в Темир-Хан-Шуру. Выступление самурского отряда 14-го апреля, в казикумухское ханство. Распадение скопищ Даниель-бека и Кибит-Магомы и движение оставшихся партий в Анкратль.

В начале 1845-го года, под впечатлением предшествовавших успехов нового вождя горцев и бездеятельности со стороны русских войск, влияние Шамиля, среди мусульманского населения Кавказа, возрастало с каждым днем, мюридизм все глубже и глубже пускал свои корни, встречая благодарную почву в фанатическом впечатлительном народе. Уже в предшествовавшем году, жители восточных гор Кавказа подпали вполне под обаяние гениального руководителя, могущественного в то время Шамиля. Между тем, в Чечне происки имама и его партизанов, в конце 1844-го года, встречали еще мало сочувствия, чему много способствовало опасение наказания со стороны русских, сделавшихся чересчур близкими к ним соседями, чего мы еще более достигли сооружением, в 1844-м году, Воздвиженского укрепленного лагеря.

Возможность постоянно совершать набеги на чеченские [251] селения, заставила жителей опасаться русских и бояться тревожить линию, притом, стесненные в средствах к пропитанию, отнятием от них обширных, плодоносных полей, чеченцы начали понимать, что попали к русским в полную зависимость, а потому влиятельнейшие из старшин в то время даже вступали неоднократно в переговоры с местным начальством, о принесении покорности. В этот период времени было даже несколько примеров, когда чеченцы решительно отвергли требования Шамиля, так например: шубутовцы, жившие у верховьев Аргуна, не допустили к себе партию мюридов, прибывшую от имама для наказания нескольких ослушников из их среды, а акушинцы разбили партию муртазеков Шамиля, изгнали поставленного им наиба и обратились за помощью к ближайшему начальству. В малой Чечне, многие из наибов, неоднократно, выражали желание прекратить неприязненные действия, наконец, более 400 семейств из непокорных аулов в то же время перешло на жительство в мирные селения. Если бы, в это благоприятное для нас время, было произведено нашими войсками примерное наказание, неподчинившихся еще нашей власти, чеченских аулов, то эта мера еще более укрепила бы веру в нас и наше могущество, а между тем, находившиеся в этой местности, войска не были в силах привести это в исполнение, так как были чересчур утомлены, продолжавшейся вплоть до декабря 1844-го года, постройкой Воздвиженского укрепления; к тому же, отчасти, являлась помехой и недостаточная заготовка фуража для кавалерии. Но вскоре пришлось убедиться, что и чеченцы, мало по малу, стали поддаваться наущению имама и его приверженцев и, начавшееся миролюбивое настроение Чечни, постепенно стало заменяться проявлениями враждебности. В начале января 1845-го года, в малой Чечне [252] стали собираться значительные партии и происходили, неоднократно, сборы наибов большой и малой Чечни. Более или менее значительные партии чеченцев, в течении этого месяца, производили набеги на линию Терека, но повсюду были отбиваемы, с большим уроном, храбрыми гребенцами. В тоже время, для восстановления свободного сообщения Воздвиженского гарнизона с обществами, живущими у верховьев реки Аргуна, начавшими оказывать неповиновение Шамилю, командующий гарнизоном генерал-маиор Патон решил уничтожить аул Мацо-Ирзау, лежавший на левом берегу Аргуна, на полупокатости Черных гор, и служивший наблюдательным постом для партий тавлинцев, высылавшихся Шамилем из Дагестана, — что и было приведено в исполнение, 4-го января.

В конце января, настроение умов в Чечне сделалось в высшей степени натянутым, чеченцы находились между двух огней, с одной стороны, обнадеживаемые эмиссарами Шамиля, обещавшего взять с бою, весною того же года, Воздвиженское укрепление и, в тоже время, страшась русских и наказания с их стороны, в случае неудачных действий имама. Наибольшее противодействие, в изъявлении покорности русскому правительству между чеченцами, проявляла молодежь и бедная часть народонаселения, которая, от враждебных против нас действий, ожидала средств к существованию и возможность удовлетворения своей наклонности к хищничеству и удальству. Этой части народонаселения и тут, как и в Дагестане, оказывал большую поддержку Шамиль. Наконец, когда в апреле месяце замечено было имамом сильное волнение в умах тамошних жителей, то он поручил наибу большой Чечни Саибдуле, при содействии присланных к нему тавлинских мюридов, отобрать аманатов от обществ малой Чечни. [253]

Вплоть до 12-го апреля по линии Терека, равно как и в районах действий: владикавказского, назрановского и Воздвиженского гарнизонов не произошло никаких выдающихся из ряда обыкновенных событий; мирная спокойная жизнь нарушалась лишь изредка набегами мелких партий обыкновенно при приближении наших войск рассеивающихся. Первое выходящее из ряда вон нападение произошло 12-го апреля, когда значительное скопище горцев, по показанию лазутчиков доходившее до восьми тысяч человек, бросилось к Умахан-Юрту. Если потеря людьми, как в войсках, так и в подвергшихся нападению аулах, и была в этот день очень незначительною, то во всяком случае движение на Умахан-Юрт и полное разграбление как соседнего, так и этого селения, находившегося вблизи бруствера нашего укрепления и недалеко от всех резервов, расположенных на левом фланге кавказской линии, наглядно доказав, что мы не всегда имели возможность охранять даже ближайшее к нам мирное население, — оказало в этом смысле весьма вредное нравственное влияние на те из аулов, что имели намерение отделиться от возмутителей и предаться России.

В Дагестане, где Шамиль завладел уже умами огромного большинства населения, в тех обществах в которых он ничего не мог достигнуть при помощи влияния и убеждений, — пробовал заставить подчиняться силою оружия, впрочем эти попытки тоже не всегда удавались; так например, в конце декабря 1844-го года, он послал партию мюридов под начальством Кибит-Магомы в селение Араканы, с целью переселить жителей, начавших оказывать ему признаки явного неповиновения. Араканцы, не устрашившись мести Шамиля, встретили посланных им мюридов ружейными выстрелами, отняли от них восемь [254] значков и заставили искать спасение в бегстве, причем мюриды потеряли 120 человек убитыми и ранеными.

Начало января 1845-го года не обнаружилось и в Дагестане никакими серьезными нападениями с неприятельской стороны, хотя лазутчики и сообщали со всех сторон о воинственных намерениях Шамиля. Носились слухи, что Шамиль собирался сделать набег или на Кабарду, или же на Цудахар, Акушу и Казикумух, собрав для этого массу горцев, но что, вместе с тем, с целью ввести русских в заблуждение, он хотел сильными партиями беспокоить наши войска на Сулаке для отвлечения войск дагестанского отряда. В конце января стало выясняться намерение Шамиля наказать многолюдное богатое селение Чох, центр торговли нагорного Дагестана, аул большинство населения которого было нам предано. Чох принадлежал к обществу Андалял, занимавшему пространство между Казикумухом, Цудахаром и Авариею, а с западной и юго-западной стороны примыкавшему к карахскому и ратлу-ахвахскому обществам. На южной стороне Андаляля, у подошвы высокой горы Турчидаг и было расположено вышеупомянутое селение, считавшее до 800 дворов в своем районе. Сакли этого аула были разбросаны группами по холмам, а главная часть строений облепляла, снизу до верху и вокруг, отдельную коническую гору, доступ к которой был крайне затруднителен. Жители этого селения поддерживали явные торговые сношения с мюридами и вообще с некоторыми горцами, но в то же время жили вполне признавая русскую власть, вследствие чего и не согласились принять к себе в наибы, посланного к ним Шамилем, абрека Инко-Хаджи. Свой отказ они отправили к Шамилю с депутацией, причем в виде оправдания заявили, что они и без наиба наблюдают правила шариата. Депутаты вернулись в Чох и привезли ответ [255] Шамиля, который объявил им, что пришлет доверенное лицо и если доверенный найдет, что чохцы действительно исполняют правила шариата, то обещал оставить их, по прежнему, без наиба. Несмотря на свое обещание проверить преданность чохцев правилам шариата, Шамиль все-таки послал к ним наиба Инко-Хаджи, начавшего, немедленно по прибытии в Чох, уговаривать жителей признать власть Шамиля, к чему успел первоначально склонить около 40 человек бывших абреков, только что вернувшихся на родину. Прочие же жители остались верными поручику Магомет-кадию, стороннику признания русской власти, который, проведав о скором прибытии большой шамилевской партии и предвидя неприязненные действия, занял со своими приверженцами самую удобную для обороны часть деревни и укрепил ее. В остальной же части селения расположились семьи вышеупомянутых 40 абреков. Действительно, ожидания оправдались и 8-го февраля показались около Чоха первые партии шамилевских скопищ. Вскоре партии эти увеличились прибытием новых и, мало по малу, возросли до нескольких тысяч, при трех орудиях. Двенадцать наибов, в числе коих были: Кибит-Магома, Хаджи-Мурат, Даниель бывший султан елисуйский и сугратльский Магомет-кадий, предводительствовали этими войсками, которых главною целью было покорение Чоха и затем переселение жителей этого общества на новые места. В это время, за отъездом генерал-маиора князя Аргутинского, войсками южного Дагестана временно командовал полковник князь Орбелиани, который по первому известию, о грозившей Чоху опасности, послал, на выручку чохцев, акушинскую милицию, под начальством начальника даргинского округа маиора Оленича и казикумухское ополчение, под командою поручика Агалар-бека. Кн. Орбелиани не решался направить к Чоху [256] самурский отряд, во-первых вследствие непроходимости дорог в дагестанских горах в зимнее время, и во-вторых из желания дать отдых войскам, утомленным после продолжительных военных действий, бывших в течение осени 1844-го года, притом подготовлявшимся к новому походу. Вследствие тех же причин, и чтобы не обнажить шамхальскую равнину, командовавший войсками в северном Дагестане генерал-лейтенант князь Бебутов не предпринял диверсии к аварскому Койсу или к Кара-Койсу, для отвлечения неприятеля от Чоха. Маиор Оленич, немедленно по получении предписания, двинулся с милицией к границе округа и нашел Кибит-Магому, расположенного с 10-ю тысячным войском, в семи верстах от Чоха. Даниель елисуйский тем временем письменно старался увещевать чохцев покориться Шамилю, от которого он был прислан начальствовать всеми войсками, осаждавшими их аул, но чохцы ему отвечали, что они готовы жертвовать всем своим достоянием, но ни в каком случае не впустят мюридов в селение. Письмо с которым Даниель-бек обратился к чохцам было следующее:

"Согласно воли известного имама нашего Шамиля, я прибыл на место, называемое Меза, и будучи назначен командовать этим войском, я намерен предпринять вместе с вами то, что полезно как для вас, так и для всех мусульман. Вы наверно помните существовавшую между нами дружбу и единодушие, если и вы намерены приступить к предприятию общеполезному, то поспешайте прислать ко мне, вместе с Омаром-Магометом, трех благонадежных старшин ваших в противном случае обвиняйте не меня, а сами себя, ибо воля имама непременно будет исполнена. На сие письмо буду ждать ваш ответ".

Узнав о движении к Чоху маиора Оленича, [257] Даниель-бек немедленно отправил три тысячи горцев в селение Кикуны для действий, через Ходжал-Махи, в тыл отряда маиора Оленича. Жители Чоха, воодушевленные прибытием подкрепления, выбили без выстрела, кинжалами, мюридов, уже успевших занять некоторые сакли, бывшей на их стороне, части жителей.

Первое время, казикумухское и цудахарское ополчения энергично защищали селение, но 24-го февраля, князь Орбелиани получил донесение от маиора Оленича, что он долее держаться не может, по недостатку продовольствия, а главное потому, что большая часть цудахарской милиции самовольно разошлась по домам, между тем как неприятельские силы беспрерывно увеличивались и к тому времени уже возросли до 15-ти тысяч. Казикумухское ополчение, занимавшее до их призыва для защиты Чоха, более двух месяцев, на значительном протяжении своей границы, сторожевые посты — было крайне изнурено и тоже терпело недостатки в продовольствии. Принимая в соображение, что занятие неприятелем селения Чох могло иметь неблагоприятное для нас влияние на жителей многих селений казикумухского ханства и даргинского округа, которые, при первом успехе со стороны мюридов, наверное приняли бы сторону последних, князь Орбелиани решился приказать самурскому отряду выступить в Кумух тремя эшелонами, из коих первый, состоявший из 1-го баталиона тифлисского и 4-го — мингрельского егерских полков, при четырех орудиях горной № 2-го батареи и взводе стрелков с крепостными ружьями, должен был прийти в Кумух 3-го марта; второй: из 1-го и 4-го баталионов пехотного князя Варшавского полка, двух горных орудий легкой № 3-го батареи и взвода стрелков с крепостными ружьями — 4-го марта, а третий: из 1-го баталиона подольского егерского и 2-го баталиона [258] князя Варшавского полков, с двумя горными и двумя легкими орудиями батарейной № 2-го батареи — к 8-му марту. Одновременно с 1-м эшелоном, согласно с отданным распоряжением, должны были прибыть в Кумух 300 человек ахтинской пешей милиции, 200 кубинских нукеров и 250 кюринских всадников. Защиту селения Чох, до прибытия отряда, князь Орбелиани поручил правителю казикумухского ханства маиору Абдул-Рахман-беку и маиору Оленичу, предписав им, во что бы то ни стало, держаться до прибытия шедших на помощь войск; вместе с тем, он донес обо всем командующему войсками северного и нагорного Дагестана, прося сделать диверсию по направлению к деревне Салты, частью войск в северном Дагестане расположенных. Положение Чоха становилось все более и более критическим, число защитников селения делалось с каждым днем все меньше и меньше, продовольственные запасы заметно исчезали, наконец, и остававшееся до того времени акушинское ополчение все разошлось по домам, чем не преминул воспользоваться неприятель и начал действовать с удвоенной энергией. 24-го февраля, Даниель елисуйский, сосредоточив на одном пункте большую часть своего войска при двух орудиях, сделал сильный натиск на милицию. Оставшиеся при маиоре Олениче цудахарцы и казикумухцы сперва было дрались упорно, но, видя свою малочисленность, отступили к Кумуху, и затем, цудахарцы вернулись в свое общество защищать границы, а казикумухцы сосредоточились в селении Кумух, оставив по аулам только сторожевые пикеты. Маиор Оленич вынужден был отправиться в Акушу для сбора нового ополчения. Чохцы верхней части селения, весь день 24-го февраля, защищались упорно, но, будучи предоставлены собственным силам, в ночь на 25-е число, разбежались по разным местам. [259] Чохский кадий поручик Магомет, и с ним 150 семейств, предоставленные своим собственным силам, едва успели спастись, и прибыли в Кумух, оставя в Чохе все свое имущество. 25-го числа, неприятель занял это злосчастное селение, а 26-го покорились ему цудахарского общества деревни: Кудали, Салты и Куппа.

Понятно, как вредно для русских интересов отозвались успехи неприятеля, какой подрыв представляли они к утверждению нашей власти в Дагестане и какое волнение произвели во всем крае и, в особенности, между Темир-Хан-Шурою, Дербентом и Кумухом. Покорившиеся в 1844-м году племена, населявшие пространство между аварским и Кара-Койсу, после взятия Чоха, явно отложились от нас и приняли сторону Шамиля. Смута прогрессивно возрастала и одним из проявлений ее было то, что 26-го февраля, в селении Акуша, сыном акушинского кадия Магомета, Иссою, был изменнически убит, управлявший даргинским округом, маиор Оленич, только что перед тем прибывший туда, с целью набора милиции, вместо разбежавшейся под Чохом. Общество Акуша имело более 10,000 жителей и принадлежало к даргинскому округу, хотя по свойству местности и составляло совершенно отдельное общество: сплошные хребты служили ей естественными границами со всех сторон. Горные тропинки соединяли Акушу с Казикумухом и обществом Сюргя, и лишь на Цудахар и через селение Лаваши на деревню Урма и Дженгутай, по направлению к Темир-Хан-Шуре, была проложена широкая повозочная дорога. По последней ходили уже русские войска, под начальством Ермолова, и были встречены акушинцами неприязненно, на хребте составлявшем границу их владений, но будучи разбиты, просили пощады, не рассчитывая иметь возможность дать отпор в другом месте, [260] так как от этого пункта вплоть до самого селения Акуша местность везде безлесная, открытая и почти совершенно ровная. Дороги, пересекавшие самую площадь этого общества по всем направлениям, были вполне возможны для движения обозов.

Акушинцы славились в прежние времена своею воинственностью, выставляли многочисленные ополчения и зачастую вели войну с соседями. Многочисленные селения их строились из дикого камня, по покатостям гор и были защищены башнями; но со времени покорения Ермоловым, многое изменилось, жители успокоились и стали покидать свои огромные селения, по большей части удаленные от пахотных полей и поселяться на хуторах, в мелких кутанах, в самом центре своих богатых пажитей и роскошных лугов. Таким образом, в 1845-м году, в самом селении Акуша, две трети домов уже были разрушены самими жителями. Акушинцы не были расположены к русским, что и не думали скрывать, хотя все-таки с лишним двадцатилетний мир ослабил их воинственность и породил в них сомнение в собственных силах, притом, так как они были богаче других дагестанцев, то и старались в своих интересах обходиться с нами осторожнее.

Акушинский кадий, маиор Магомет, был ярым противником России, он еще в 1823-м году написал письмо к генералу Мадатову, настолько дерзкое, что последний, вслед за покорением Акуши, хотел заставить его съесть это послание на крыше главной мечети селения. Генерал Ермолов тогда же сменил его, назначив кадием старшего его брата, который вскоре вновь отказался в пользу Магомета. Между тем, народ любил и уважал Магомет-кадия настолько, что даже предоставил ему право решать дела без совета прочих избранных ими же [261] старшин. Магомет-кадий неоднократно удерживал акушинцев от возмущения, притом всегда стараясь держать нейтралитет, так как вместе с тем не желал ссориться с мюридами, хотя без всякого сомнения мог бы склонить акушинцев на ту или на другую сторону. Ненавидя Аслан-кадия цудахарского и относясь враждебно к Абдул-Рахман-беку казикумухскому, он в то же время находился в дружбе с елисуйским султаном, разделявшим его взгляды на вышеназванных лиц.

Здесь не будет лишним сказать несколько слов о Даниель-беке, бывшем султане елисуйском, как о человеке в своем роде замечательном и имя которого встречается так часто на страницах этого труда. Даниель-бек не получил почти никакого образования, но от природы был одарен замечательными способностями, дальновидным умом, твердою волею и ненасытным честолюбием. Потомок знатного рода, внук елисуйского владетеля, знаменитого Сурхай-хана, и не менее знаменитого аварского Омар-хана, Даниель-бек управлял своим народом как владетельный султан, наследственно, и одна принадлежность его к уважаемой всеми горцами фамилии, помимо его личных достоинств, давала ему право и возможность рассчитывать на значительное влияние среди подвластных ему елисуйцев. Считаясь на русской службе, в чине генерал-маиора и получая от русского правительства жалованье, Даниель-бек до 1844-го года, ничем не проявлял враждебности к России. Но в этом году, он сразу прервал дружественные отношения и перешел на сторону Шамиля; что было причиною подобного поступка — честолюбивые ли планы, или оскорбленное самолюбие, судить довольно трудно, сам же Даниель-бек, впоследствии, объяснял свой переход к нашим врагам следующим образом: в конце 1840-го года последовало решительное преобразование в [262] управлении закавказским краем, как по административной, так и по судебной части. Даниель-бек, управлявший в то время елисуйским владением, имел полновластные права на жизнь и смерть своих подданных, но, приводивший в исполнение проект преобразований закавказских провинций, сенатор Ган признал необходимым распространить реформы и на Елису. Эти меры вызвали в 1844-м году между Даниель-султаном и военными властями, поставленными во главе джаро-белоканского округа и елисуйского владения, целый ряд столкновений, разрешившихся озлоблением гордого горца и переходом его на сторону Шамиля. "Самолюбие мое было задето в высшей степени", писал он впоследствии в свое оправдание, "и я, будучи молод, горд, как знатный азиятец через чур пылок от натуры, забылся и сделал шаг вперед, а назад его уже не было возможности, сделать!.. От искры бывает пожар, от ничтожного столкновения моего с местною властью образовалась моя гибель"!...

4-го июня 1844-го года, Даниель-султан торжественно присягнул в елисуйской мечети принять сторону Шамиля, за ним последовало поголовно все население его владений и возмущение быстро распространилось, охватив и соседние общества. Начальник лезгинского отряда ген.-маиор Шварц, рассчитывая что Даниель-султан образумится до распространения возмущения в окрестных мусульманских провинциях, предписал ему прибыть по делам службы, в кр. Новые Закатали, с целью арестовать его, тем временем собирая войска для немедленного движения на Елису. В ответ на это предписание, Даниель-султан прислал генералу Шварцу рапорт следующего содержания: "На предписание Вашего Превосходительства, от 5-го числа сего месяца № 359-й, почтительнейше имею честь донести, что Ваше Превосходительство, из копии с письма моего от [263] 4-го числа того же месяца к господину корпусному командиру, уже изволили видеть, что милицию мою приостановил я впредь до получения от Его Высокопревосходительства на то разрешения и, пока просьбы мои в нем изложенные не будут удовлетворены, я не намерен участвовать в экспедиции; по получении же от него удовлетворения, я опять, по примеру прежних лет, буду продолжать истинную преданность свою к правительству, до того же владение мое остается покойным, милиция моя на своих местах; посему и присутствия моего в Закаталах не считаю нужным и, если Вашему Превосходительству угодно будет посему предмету сделать донесение господину корпусному командиру, то можете написать и без меня”. Тремя днями раньше т. е. 4-го июня Даниель-султан послал к корпусному командиру нижеследующее письмо, о копии с которого он упомянул в вышеизложенном рапорте:

Александр Иванович!

"Покойный отец мой Ахмед-хан-султан, наследственный и потомственный владетель елисуйский, со дня принятия в 1803-м году присяги верноподданства, оставался всегда в непоколебимом, искреннем, усердии, не щадя для пользы службы правительству ни жизни, ни имущества, ни подданных, ниже чести семейства, каковые случаи доказаны событиями 1826, 1830, 1832 и 1838 годов, когда изменили правительству все соседственные земли, а отец мой и я только со своими, как капля в море между ними, терпели истязания и разорения; за все эти услуги не только он не заслужил от правительства милости и поощрения, но еще лишился некоторых своих прав и собственности, о чем, как только он обращался к начальствовавшим лицам, то всегда получал или обещание, или предложение терпеть и таким образом кончил свою жизнь. [264]

Поступив по смерти отца и брата моего, с утверждения Государя Императора на елисуйское султанство я управлял народом по примеру и правам предков моих; ежегодно по первому востребованию главного и соседственных начальников выступал с моими подданными в милицию против неприятелей правительства, проливая их кровь не щадил даже и моей, прокормлял милицию иногда собственными средствами, удерживал народ елисуйский от справедливого ропота относительно платежа подати, неслыханной чепарханской повинности, исправления горных дорог, поставки подвод, вьюков и работников во время следования команд войск и разных проезжающих, не говоря о дровах, ячмене, мякине и сене, но, вместо того чтобы достигнуть заслуженной чести, лишился даже и последнего права, ибо во время преобразования закавказского края, т. е. 1840-го года, наследственное султанство мое переименовано в участковые заседатели, права мои дошли даже до 15 руб., и я должен подчиняться белоканскому уездному начальнику, тогда как все прочие подобные мне владетели не только остались при прежних своих правах, но даже без всяких заслуг получили и большие привилегии; я не считаю нужным их здесь поименовать потому, что Ваше Высокопревосходительство лучше должны знать; чувствуя столь явную для меня обиду, я неоднократно обращался к главным начальникам закавказского края, наконец и к Государю Императору, об утверждении меня в наследственное потомственное султанство елисуйского владения, с правами моих предков, укреплении за мною крестьян и владения на правах российских князей, об удалении меня от несправедливого домогательства джарских лезгин, простирающих права свои на какие-то поземельные доходы деревень: Шатовар, Караган и Бабало, которые были возвращены мне как мои собственные по [265] распоряжению правительства, — о возвращении собственной моей земли, под названием Сараджо, в шекинском уезде близь деревни Даибулаг состоящей, о чем более 25 лет производится дело, несколько раз судебным порядком решенное, но еще к концу не приведенное, а каждый раз когда только возобновлял мою просьбу получал всегда в ответ, что ими предоставлено либо предоставляется Государю Императору, а о земле же трех деревень, в обиду и унижение мое не только перед равными себе, но даже самыми последними, сделано распоряжение снимать снова на план; между тем всегда требовали от меня сверх силы и возможности моей услуги, однакож об исполнении моих просьб, успокоении меня и фамилии моей навсегда, равно как и об облегчении моего владения от тягости не мало не заботились.

Я теперь, со всею милициею моею, хотя и был готов к выступлению противу неприятелей правительства, о чем уже имел честь донести начальнику лезгинского отряда г. генерал-маиору Шварцу, но с оного остановился и в последний раз докладываю Вашему Высокопревосходительству, что если заслуги мои и моих подданных нужны правительству, то прощу удовлетворения по всем отношениям моих просьб, изложенных в прежних и в сей бумагах и успокоения меня навсегда, и тогда, по примеру прежних времен, я буду исполнять все приказания, буде же я для правительства лишний и оно отвергнет меня от себя, то зависит от воли оного, присовокупляя что я никаких дурных видов в голове своей не имел, не имею и иметь не буду, ибо я хотя бы и мог сделать оные, так как дружба соседственных жителей и преданность их к правительству до такой степени состоит уже известной, что они ожидают одного только намека, но я от этого далек; не излишним считаю доложить и то, что хотя [266] некоторые незначущие люди могут перетолковать мою бумагу совсем в другую сторону, но я могу уверить Ваше Высокопревосходительство, что ничего в этом не заключается кроме истинной откровенности и желания быть успокоенным словом, желает ли правительство удовлетворить мои просьбы и возвратить мою собственность или же нет?

Елисуйский владетель генерал-маиор султан Даниель”.

Вслед за принятием присяги на верность Шамилю, Даниель разослал, в соседственные с его владениями земли, эмиссаров, направившихся в горные магалы белоканского округа и в шекинский уезд, в ширванский же уезд отправил, находившегося при нем, прапорщика Азат-хана, рассчитывая, что последний, как потомок ширванских ханов, легко мог успеть и там произвести восстание. Действительно, вскоре возмущение разлилось по всему краю. В особенности пришлось опасаться за Нуху, от которой владения султана отстояли на каких-нибудь 30 верст.

Энергичные меры, принятые начальником лезгинской линии, не дали, однако, пламени возмущения охватить все соседние общества.

Так как рассказ о военных действиях в течение 1844-го года не входит в программу этой статьи, то ограничусь только тем, что упомяну о разбитии скопищ Даниеля, 14-го июня, войсками лезгинского отряда, около сел. Ках, при сел. Ала-Беглы, после чего все селения елисуйского владения выслали к генерал-маиору Шварцу старшин с повинною головою, причем генерал Шварц объявил жителям, что именем правительства, султан, как изменник и государственный преступник, лишен всех прав и преимуществ.

Разгром, понесенный Даниель-султаном, имел громадное значение, так как белоканский округ, на [267] спокойствие которого вообще было трудно полагаться, угрожаемый вторжением с двух сторон, т. е. со стороны султанства и с гор, стал видимо колебаться. Джарцы начали оставлять свои полевые работы и сходиться на совещания. Они, зная, что войска русские в то время были стянуты к Дагестану, никак не рассчитывали, чтобы незначительный лезгинский отряд мог удержать вторжение и, вследствие этого, хотели перейти на сторону возмутившихся. Горные магалы отложились; шекинский уезд тоже находился в опасном положении, в жителях распространилось уныние и недоверчивость. Нухинские купцы заперли свои лавки и сами бежали, захватив свое имущество и товары, опасаясь участи, постигшей торговцев в Елису и Кахе, лишившихся всего, что имели.

Взятие нашими войсками Елису, 21-го июня, водворило спокойствие в крае.

В течение 1845-го года, имя Даниеля фигурирует очень часто в военных действиях против русских, хотя действия его скопищ, за исключением взятия сел. Чох, не отличались особенной удачей. Отношения Даниель-султана к Шамилю не могли быть и не были вполне искренние. Ненависть Шамиля к владетельным родам, отсутствие уважения к семьям, если так можно выразиться, "горской аристократии", коммунистические взгляды имама опиравшегося главным образом на магометанском духовенстве — все вместе взятое, ставило Даниель-бека, гордого своим происхождением, во враждебные отношения к главе мюридизма. Раскаянье в совершенной измене не замедлило явиться, и, уже в сентябре 1845-го года, Даниель-бек обратился к кн. Бебутову, через посредство своей тещи Нох-Беке, вдовы Ахмет-хана мехтулинского, прося ходатайства, о помиловании, перед лицом Государя Императора. Князь Бебутов немедленно сообщил об [268] этом графу Воронцову. Сознавая всю важность возвращения в число покорных такого влиятельного среди горского магометанского населения лица, каким был Даниель, граф Воронцов известил последнего, что о его желании сообщено Государю и, что он лично, со своей стороны, гарантирует следующие условия: 1) полное прощение и забвение прошлого, 2) неначинание судебного преследования и 3) содержание его в России, сообразно с его чином и званием. Последнее показалось крайне тяжелым Даниель-беку, так как, по понятиям горцев, отправление в Россию было равносильно ссылке в Сибирь. Не отказываясь, однако, от принятия только что изложенных условий, Даниель-бек объяснял, что ему трудно было перейти к нам, так как за ним, по поручению Шамиля, устроен был самый тщательный надзор, не допускавший, якобы, совершение побега.

Вообще, в действиях Даниель-бека нельзя не заметить двуличности и колебаний то в одну, то в другую сторону; одновременно с переговорами о прощении его измены, посылает он письмо к своей теще, ханше Нох-Беке, в котором, между прочим, говорит:

"Если вам интересно узнать о моей жизни, то уведомляю, что я живу в укрепленной и прекрасной крепости, доволен судьбою так, как душе угодно и пользуюсь особенным уважением народа. Вы поверьте, что я живу так, как и прежде — ей-ей. Вы моя мать, а сыновья ваши мои братья и хотя я нахожусь в разлуке с вами, но душа и сердце близки к вам! Я всегда готов исполнять ваши приказания".

Появлению его в каком-нибудь из обществ предшествовал обыкновенно целый ряд публикаций и воззваний, разжигавших ненависть к русским, причем имя [269] Даниель-султана как бы подливало масло в огонь. А между тем, переговоры с, бывшим в то время уже князем, Воронцовым шли своим чередом весь этот и следующий 1846-й год, не приведя ни к каким существенным результатам. Наместник, уступая желанию Даниель-бека предлагал ему, в случае его явки с повинною, разрешить поселиться в г. Гори с содержанием от русского правительства в 5,000 р. сер. в год. Но и на это предложение Даниель-султан давал уклончивые ответы, уверяя что никаких предложений от нашего правительства не получал, что видно из письма его к князю Воронцову, которое было прислано, при возобновлении переговоров, в 1849-м году (см. приложение А.).

С целью укрепить связь с Даниель-султаном, Шамиль вошел с ним в родство, женив одного из своих сыновей на его дочери (не на внучке Нох-Беке, а на дочери одной из жительниц Елису).

Хотя Даниель-султан и старался уверить, что одной из главных причин удерживавших его от перехода к нам была невозможность вывезти из гор свое семейство, но вернее будет, если мы припишем подобный образ действий системе выжидания и неуверенности, на чью сторону перетянут весы военного счастья.

В 1859-м году, когда обстоятельства ясно указали приближение конца владычества Шамиля, Даниель-бек окончательно передался нашему правительству, предварительно не допустив Шамиля к кр. Ирибу, где имам рассчитывал найти себе последний приют; за эту услугу, равно как и за усиление наших войск своею милициею, Даниель-беку были возвращены генеральский чин, ордена и назначена пенсия; но надежды его на возвращение ему елисуйского султанства, на которое он смотрел как на принадлежавшее ему "по праву наследства," не оправдались и [270] он переселился, в 1869-м году, в Турцию 1. Впоследствии Даниель-бек старался оправдать себя перед русским обществом и даже с этою целью послал в 1861-м году, в редакцию газеты "Кавказ", собственноручное письмо, в ответ на обличительную статью неизвестного автора, помещенную в "La gazette du Midi." Письмо Даниель-бека напечатано целиком в № 8-м "Кавказа" за 1861-й год (см. приложение Б.), и служит характеристикой некоторых взглядов этой энергичной личности.

_________

Убийство маиора Оленича не могло не вызвать в крае новых осложнений — неблагоприятных для нас условий.

Хотя исправлявший должность дербентского военно-окружного начальника полковник Бучкиев и сообщал, в рапорте к генералу Нейдгарту, что "по собранным сведениям и некоторым фактам оказывается, что причиной убийства маиора Оленича было грубое обращение его с жителями и нетерпимое между туземцами внимание к женщинам", но по уверению князя Аргутинского, изложенному в рапорте к тому же лицу: "сведение сообщенное полковником Бучкиевым совершенно не основательно и поэтому не заслуживает никакого внимания". Вообще же общее мнение, господствовавшее в стране, указывало на это убийство, как на знак отложения акушинцев от покорности русскому правительству, а не как на преступление совершенное из личной мести. Однакоже обстоятельства показали, что жители селения Акуша, боясь наказания со стороны [271] русских войск, не решались открыто принять сторону Шамиля, а вместе с тем боялись отместки за смерть маиора Оленича, вследствие чего они сходились несколько раз на совещания, на которых обсуждался вопрос, какое решение принять им относительно дальнейшего поведения. Желая приостановить отпадение от нас акушинцев, которое бы неминуемо повлекло признание власти Шамиля и другими, пока еще покорными нам, обществами, князь Орбелиани, и полковник Бучкиев употребляли все старания чтобы успокоить жителей селения и убедить их, что ответственными за смерть русского представителя власти, будут только лица, принимавшие непосредственное участие в убийстве вышеупомянутого лица. С этою целью, полковник Бучкиев послал отцу убийцы следующее письмо, адресованное к "Высокостепенному, Высокопочтенному, Магомет-кадию акушинскому. Дошло до сведения, что акушинские жители находятся в тревожном волнении, по случаю совершенного одним из них убийства даргинского пристава маиора Оленича, что, из опасения наказания за смерть этого чиновника, они намерены нарушить, так недавно принятую ими, присягу в верности могущественному российскому правительству. Для разъяснения этих недоумений, и дабы успокоить взволнованные умы даргинских жителей, я покорнейше прошу Ваше Высокостепенство принять на себя обязанность образумить их, что преступление совершенное среди их одним злобным человеком, ни в каком случае не может пасть на ответственность его благомыслящих соотечественников, напротив того, если они в настоящем неосновательном своем страхе будут искать защиты в восстании против русских — тогда они тем навлекут на себя ту вину, которая теперь, по сущей справедливости, в сделанном над их приставом злодеянии, вовсе на них не падает. Старайтесь, Ваше [272] Высокостепенство, им разъяснить, что порукою во всем этом служит пример, снисхождения и помилования, оказанный им еще столь недавно, за явное нарушение ими, в конце 1843-го года, долга присяги. Усовещевайте их, чтобы они, вместо намерения подтвердить означенный поступок новою всеобщею против русских изменою, скорее единодушным восстанием, противу общего врага спокойствия — Шамиля, оправдали оказанное им недавно доверие и отеческую пощаду нашего правительства; пусть акушинцы, со свойственною им твердостью, отразят, для защиты своих семейств, всякое покушение злоумышленных мюридов и мужественно прогонят их за черту границ своих. Пред ними ряд примеров, сколь щедро великий и справедливый Государь России, которому они присягнули, умеет награждать оказанную ему верность. Если же они этому благому для них усовещеванию еще не последуют, если превратно примут откровенность нашу в настоящее время, то уверьте их, что первый их изменнический поступок в то же время будет подавлен могуществом России и повлечет за собой на них правосудное и беспощадное наказание; тогда поздно будет раскаиваться, акушинцы потеряют всякое к ним доверие, и это справедливое наказание распространится даже на их потомков, безвинных в злодеянии их клятвопреступных отцов. Я надеюсь, что Ваше Высокостепенство постараетесь внушить жителям полезные последствия верности могущественному правительству и, тем самым, явите новое доказательство усердия вашего к общей пользе. Об успехе, какой будет иметь ваше усовещевание, ожидаю скорого вашего уведомления". Письмо это имело хорошее влияние на успокоение акушинцев, решивших, после бывшего у них собрания, вслед за получением и прочтением письма, выставить на своей границе караулы, для охраны от вторжения мюридов в их владения. [273]

С целью устрашить жителей мехтулинского ханства и шамхальства тарковского и не дать возмущению развиться и охватить все пространство, вплоть до берега Каспийского моря, князь Бебутов предписал генерал-маиору князю Кудашеву, собрав часть отряда, двинуться к селению Дженгутай, куда и прибыл последний, 3-го марта, имея под своей командой: 1-й баталион волынского, 1-й баталион минского, 1-й и 4-й баталионы апшеронского пехотных и 3-й баталион житомирского егерского полков, две сотни донского казачьего № 47-го полка, сотня дагестанских всадников и шесть орудий горной № 8-го батареи 19-й артиллерийской бригады. Князь Кудашев, выступив 3-го марта с отрядом из селения Дженгутай в местечко Оглы, куда и прибыл к вечеру того же дня, тогда же получил сведение, что Даниель-бек, сделав движение к турчидагским высотам, отступил назад и расположился около местечка Салты и что благонамеренные акушинцы и цудахарцы ожидают прибытия русских войск с нетерпением. Вследствие этого, князь Кудашев, распустив слух, что идет на Салты с намерением разбить находящегося там неприятеля, решился сначала отправить прокламацию князя Бебутова в сел. Акуша и затем двинуть туда же отряд. Выступив из местечка Оглы, отряд прибыл 4-го марта к селению Лаваши, где был встречен старшинами, пришедшими с изъявлением покорности от всех даргинских аулов, исключая селения Акуша. Тогда князь Кудашев, узнав, что Даниель-бек отодвинул свои войска от Чоха в Тилитль и что в сс. Салты, Гергебиль и Кикуны находится только незначительная партия мюридов, решил отправить в Акушу парламентеров, для увещевания акушинцев к изъявлению покорности. Но так как все уговаривания могли остаться без последствий, то в последнем случае князь Кудашев [274] решил подчинить непокорных силою оружия и двинулся к Акуше. Как только отряд показался в виду этого селения, то немедленно явились старшины с изъявлением покорности. Князь Кудашев, узнав что Магомет-кадий акушинский успел скрыться, назначил старшиною прапорщика Алипкач-бека, расположился с отрядом под Акушою и уведомил о том командующего войсками в южном Дагестане, прося его поспешить прибытием в даргинский округ, для восстановления там порядка управления. Салтынцы поверив распущенным слухам о движении к ним отряда и узнав, что у Аслан-кадия всего лишь незначительные силы, принудили последнего удалиться из Салты, и таким образом эти подвластные нам общества были вновь очищены от мюридов. Между тем, по случаю холодов свирепствовавших на акушинских высотах, отряд принужден был отойти немного назад и, 7-го числа, расположился у с. Наскент. Того же числа, прибыл полковник князь Орбелиани и на общем совещании было решено, что для восстановления в Акуше прочного управления и совершенного успокоения края необходимо было задержать на время дальнейшее отступление отряда. Управление акушинским округом поручено было акушинцу Зугуму, с предоставлением ему права избрать себе помощника для разбирательств по шариату, по отношению веры. Магомет-кадий акушинский, отец убийцы маиора Оленича, страшась ответственности перед русскими, сперва было скрылся, но наконец, 8-го марта, явился к князю Орбелиани, который взяв его с собою уехал обратно в Кумух, откуда князь Аргутинский отправил Магомет-кадия в Тифлис. Таким образом, быстрое движение колонны князя Кудашева в селение Акуша успокоило даргинский округ, мехтулинское и шамхальское владения, а потому начальник отряда счел возможным начать со своими войсками [275] обратное движение и 12-го марта прибыл с вверенными ему частями в Темир-Хан-Шуру. Поспешное оставление края сделано было князем Кудашевым еще и в виду того, что князь Бебутов требовал возвращения и сбора войск дагестанского отряда, дабы не изнурять войска и подготовить их к предстоявшей экспедиции.

На смену отошедшему отряду пришла колонна князя Орбелиани, состоявшая из двух баталионов тифлисского егерского полка, 1-го и 4-го баталионов пехотного князя Варшавского и двух баталионов подольского егерского полков, 8-ми горных и двух легких орудий и пешей ахтинской милиции. Оказалось, что неприятельские партии не окончательно разбрелись, а только отошли к селениям за Кара-Койсу, не покинув своей цели вторгнуться в даргинский округ, вследствие чего князь Орбелиани, движением своим с шестью баталионами к Акуше, оставлял на своем фланге Андалял, явно содействовавший неприятелю, и открывал казикумухское ханство, где сосредоточивалась операционная база самурского отряда и заготовлены были все припасы, а потому — просил князя Бебутова выставить часть вверенных ему войск у селения Урма на границе Акуши с мехтулинским владением, но князь Бебутов, считая возможным всегда, в случае надобности, поспеть к этому пункту, отказал в этой просьбе. Вскоре вслед за этим движением отряда князя Орбелиани, а именно к 18-му марту, неприятельские партии, бывшие за Кара-Койсу, разошлись по домам, Аслан-кадий очистил Кегер и Кудали, боясь быть отрезанным, а наибы уехали в Андию на совещание к Шамилю, где и получили от него все распоряжения на случай движения наших войск в горы.

Так как нахождение частей самурского отряда в казикумухском владении, в крае бедном и с суровым климатом, было сопряжено с большими неудобствами и, [276] кроме того, имелось в виду приготовление к предстоявшим наступательным действиям, сбережение лошадей, снабжение людей годовыми вещами и т. п., то князь Аргутинский и решил отозвать князя Орбелиани на Самур. Но едва лишь войска успели отдохнуть в своих зимних квартирах, как им вновь пришлось собираться в поход. 13-го апреля князем Аргутинским было получено известие, что значительные неприятельские толпы, перейдя через Кара-Койсу расположились: наибы общ. Гоцатль и Корода на Гудул-Майдане против Чоха, а Даниель-бек и Кибит-Магома в Мукратле, ожидая присоединения к ним еще новых партий. Со всех сторон приходили известия, что сборы горцев огромны и толпы их угрожают казикумухскому владению. Сведения эти заставили князя Аргутинского вновь двинуть весь самурский отряд к казикумухскому владению. Отряд выступил 14-го числа и шел форсированным маршем; во время движения отряда получено было известие о занятии дусраратского и мукратльского магалов партиями Даниеля. Вслед затем пришло другое сведение, что неприятель не только что приостановил свое наступательное движение, но даже значительно уменьшился численностью, вследствие возвращения некоторых партий по домам. Не желая подвергать войска сильному утомлению при движении в горы и не видя особенной необходимости оставлять в Казикумухе войска, князь Аргутинский, оставив в Чирахе 2-й баталион князя Варшавского полка, остальные части вернул на Самур, поручив управлявшему казикумухским владением маиору Абдул-Рахман-беку изгнать казикумухскою милициею незначительную неприятельскую толпу, находившуюся в Дусрарате. Все это время даргинский округ был совершенно спокоен; жители цудахарского магала, заслонявшего собою вход неприятеля в вышеупомянутый округ, много содействовали [277] прекращению волнений. Между тем, часть неприятельского сборища двинулась в Анкратль. 20-го числа, Кибит-Магома и Даниель-бек подошли к селению Калаки, находившемуся на аварском Койсу, с толпою в 4,000 человек при трех орудиях и взяли аманатов от анкратльских обществ, от Анцуха и Дидо, т. е. почти от всех обществ граничивших с лезгинской кордонной линией. Целью вожаков этого движения было, отсюда, как из центральной позиции, распространить восстание в закавказском крае, произведя вторжение в этот край по трем направлениям: 1) из Дидо по сабуйскому ущелью в верхнюю Кахетию, 2) из Анцуха через Калаки к Бежаньянам и 3) из Джурмута к Белоканам. И действительно, 27-го апреля, неприятельские толпы показались около бежаньянского укрепления и стали к нему приближаться. Выстрелы с батарей укрепления сразу смешали нападавших, которые немедленно отступили, едва увидели вышедших из укрепления два спешенных эскадрона нижегородских драгун и две роты тифлисского егерского полка, причем этот маленький отряд гнал неприятеля до самых гор. В ту же ночь показалась значительная неприятельская партия в виду Кварель, но вскоре скрылась, не решившись атаковать. Кроме того значительное скопище горцев сосредоточилось на горе Аккимал, в виду селения Белоканы, но отчего-то тоже не предпринимало наступательных движений и затем вернулось в Анкратль. Более подробное описание этих нападений изложено в главе о действиях лезгинского отряда.


Комментарии

1. Интересующихся ходом переговоров, о возвращении Даниель-султана елисуйского в течение 1859-го года, обращаем к статье Н. А. Волконского: «Окончательное покорение восточного Кавказа (1859-й год)», помещенной в IV-м томе Кавказского сборника.

Текст воспроизведен по изданию: 1845 год на Кавказе // Кавказский сборник, Том 6. 1882

© текст - Ржевуский А. 1882
© сетевая версия - Тhietmar. 2019
©
OCR - Валерий Д. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Кавказский сборник. 1882