1844-Й ГОД НА КАВКАЗЕ

(Материалом для составления этой статьи послужили официальные документы архива кавказского военного округа и другие источники.)

I .

Значение 1844-го года по отношению к предыдущему году. Соображения Императора Николая I. Усиление кавказского корпуса из России и с Дона. Взгляд па положение наших дел в крае. Программа военных действий. Распределение войск по театрам войны. Подготовка к военным действиям.

Роковые события 1843-го года в Аварии заставили нас смотреть с серьезным опасением на распространение власти энергического и предприимчивого противника. Поэтому, помимо возвращения утраченной нами Аварии и упрочения нашего владычества в Дагестане и на левом фланге кавказской линии, где чеченцы ждали лишь удобного момента для того, чтобы броситься на кумыкскую плоскость или на казачьи станицы, нам необходимо было нанести несколько тяжких ударов Шамилю, как для удовлетворения чести нашего оружия, так и для того, чтобы подорвать в горах его значение и влияние. Таким образом, 1844-ый год по справедливости должен был явиться годом возмездия неприятелю за аварскую катастрофу 1843-го года.

Так смотрел на дело и Государь Император Николай Павлович, глубоко огорченный [158] кавказскими событиями. Оставаясь и в данную эпоху при тех же убеждениях и взглядах на образ наших действий против непокорных горских племен, которые были преподаны Им генерал-адъютанту Нейдгардту при отправлении его в 1843-м году на Кавказ, Император, в виду последних неудач, родивших новую обстановку, допускал уклонение от раз принятой системы действий в виде временного наступления в самые недра гор, с непременною целью «разбить все скопища Шамиля, разрушить все его военные заведения, овладеть всеми важнейшими пунктами в горах и укрепить те из них, занятие которых будет признано нужным» 1.

Находя, что состав кавказского корпуса, достаточный при обыкновенных условиях, должен быть значительно усилен сообразно новой неблагоприятной обстановке, Государь повелел двинуть на Кавказ из России и с Дона 26-ть батальонов пехоты, стрелков и сапер, четыре казачьих полка и 40 пеших и конных орудий, а также обратить на укомплектование кавказских войск более 22-х тысяч старослужилых нижних чинов и вполне подготовленных рекрут (приложение I).

«Военный министр — писал Государь генерал-адъютанту Нейдгардту — сообщит вам все подробности поручаемых вам действий, вовсе вас не стесняя, они откроют вам Мой взгляд на положение дел и способы Мною назначенные к достижению желаемой цели. От вас зависеть будет принять эти соображения вполне или частию, но во всяком случае не теряя из вида: 1) что при столь огромных способах должен Я [159] ожидать и соответствующих плодов, 2) что действия должны быть решительны и вести прямо к цели, не отвлекаясь отнюдь побочными причинами, и 3) что ни в каком случае войск, на усиление вверенного вам корпуса назначенных, Я не намерен оставлять на Кавказе долее будущего декабря 1844-го года».

Обеспечивая таким образом возможный успех наших военных предприятий, Государь обратил внимание генерала Нейдгардта и на политические средства, сущность которых должна была состоять в привлечении, не щадя денег, на нашу сторону некоторых сподвижников Шамиля — в особенности бывшего учителя его Джемал-Эддина, кадиев акушинского и цудахарского и Кибит-Магомы тилитлинского, а также в поселении раздоров и несогласий между остальными лицами, приближенными к главе правоверных и, с другой стороны, в успокоении и ободрении покорных нам и колебавшихся племен.

Сношения с влиятельными и приближенными к Шамилю горцами хотя и вверялись генерал-майору князю Аргутинскому-Долгорукому, но, судя по опыту, обещали много затруднений; что же касалось до горцев вообще, у которых незнание действительного могущества России и временные успехи имама порождали самые несбыточные иллюзии, то уже одно появление еще невиданных в Чечне и Дагестане сильных отрядов, по мнению Государя, должно было перенести их из мира фантазий и грез к горькой действительности. Чтобы воспользоваться этим, повелено было объявить, что «Его Величество объемлет всех своих подданных отеческою любовью, несмотря на различие их вероисповеданий; что магометане, верные долгу присяги, пользуются Монаршими милостями наравне с [160] христианами, а потому предстоявшие военные действия имели целью отнюдь не уничтожение магометанской веры и истребление народа, но исключительно наказание Шамиля и поборников этого обманщика, который из личных видов, корысти и властолюбия возмутил горские общества, подверг их всем бедствиям войны и обременил тяжкими налогами; что собранные на Кавказе войска, несмотря на огромное их число, составляют лишь малую часть армии Его Величества и в случае надобности будут еще усилены; что предстоявшая Шамилю участь не может быть подвержена сомнению и от собственного выбора горцев будет зависеть: или, упорствуя в своих заблуждениях, подвергнуться вместе с ним примерному наказанию, или, добровольно покорившись законной власти, заслужить милости Государя, получить все гарантии неприкосновенности религии, обычаев, собственности и все выгоды спокойного и благоустроенного быта».

Прокламации в подобном духе, примененные к положению каждого племени и переведенные на арабский и татарский языки, генерал-адъютант Нейдгардт утвердил 2-го апреля 1844-го года, согласно Высочайшей воле, и приказал распространить в горах до начатия военных действий.

________________

Положение наших дел в крае, в начале 1844-го года, представлялось в следующем виде: при последнем вторжении Шамиля в земли, лежавшие по правую сторону аварского Койсу и Сулака, от нас отложилось [161] все, до тех пор покорное нам население северного и нагорного Дагестана, так что на всем этом пространстве в наших руках остались только Темир-Хан Шура, Евгениевское укрепление и Кази-юрт. Кроме того волнение распространилось и в среднем Дагестане: Табасарань, Кайтах и терекемейский участок приняли участие в возмущении. Видя возрастающую власть Шамиля и неожиданные его успехи, преданные нам казикумухцы, кумыки, даже джарцы и мало-кабардинцы также заколебались. Отголоски удач имама проникли даже в большую Кабарду и на правый фланг кавказской линии. С восстанием в Дагестане, все наши сообщения в этой части края прекратились; даже движение по большой почтовой дороге между Дербентом и Шурою возможно было только с значительными отрядами из всех трех родов оружия. К довершению всего, мы лишились Аварии, служившей для нас опорным пунктом при наших операциях в горах.

При такой обстановке, все выгоды в военном отношении перешли на сторону неприятеля. Владея огромным пространством, крепким по самой своей природе, Шамиль черпал в нем все средства для упорной и продолжительной борьбы и, пользуясь своим центральным положением, удобною минутою и всяким благоприятным случаем, мог обрушиться всеми своими силами на любую точку наших растянутых и слабых линий.

В виду всего этого и согласно взгляду Императора Николая I на события тогдашнего времени, а также и вследствие вышеприведенных указаний Его Величества, действия 1844-го года должны были распасться на два периода: первый из них следовало посвятить исключительно наступлению в горы — для чего [162] предназначались отряды: чеченский, дагестанский, самурский, лезгинский и назрановский, а второй — возведению укреплений в тех пунктах, которые будут признаны опорными в системе утверждения нашего владычества в крае.

Относительно деталей второго периода кавказское начальство находило, что хотя Государю угодно было указать на важность устройства линии по реке андийскому Койсу и на занятие аулов Тлок, Мехельты и Анди; но восстание акушинцев, мехтулинцев и шамхальцев — обстоятельство, не бывшее еще известным Его Величеству при обсуждении плана кампании в Петербурге в конце 1843-го года — лишило нас всякой возможности помышлять о перенесении в 1844-м году линий наших в глубь гор. Нам оставалось, вырвав из рук неприятеля утраченную территорию, озаботиться лишь возможно лучшим закреплением ее за нами. Представления генерал-адъютанта Нейдгардта в этом смысле удостоились Высочайшего соизволения, и он тотчас приступил к окончательным распоряжениям.

Прежде всего, во исполнение указаний Государя, были разосланы дагестанским, чеченским и лезгинским племенам прокламации; но они не произвели желаемого действия и не принесли никаких осязательных результатов. Запрещение Шамилем под страхом смертной казни собирать народ для каких бы то ни было совещаний без разрешения его или наибов, и еще свежие в народной памяти примеры жестоких наказаний за неисполнение его непреклонной воли заставляли горцев опасаться обнародования прокламаций, требовавших безусловной покорности русским. Между прочим, воззвания наши были посланы и к племенам правого фланга кавказской линии, не признававшим ни [163] малейшей зависимости от Шамиля. Переписка по этому поводу натухайцев с нашими властями не лишена интереса (приложение II).

Затем было приступлено к окончательному распределению войск по отрядам. В 1844-м году войска 5-го пехотного и отдельного кавказского корпусов были расположены следующим образом: 1) в Черномории, для усиления в случае надобности средств черноморской кордонной линии, два батальона пехоты и 6-ть сотен кавалерии, 2) на правом фланге кавказской линии, для окончания укрепления на реке Кефар, постройки поста на реке топкий Зеленчук и некоторых других, исправления укреплений, настоятельно требовавших ремонта, устройства моста на реке большой Зеленчук и для занятия станиц по реке Лабе — 7-м батальонов пехоты, одна рота сапер, 12-ть сотен кавалерии, 14-ть пеших и конных орудий и 200 повозок воловьего транспорта, 3) в г. Ставрополе, для усиления гарнизона — один батальон пехоты, при двух орудиях; 4) в центре линии: а) в распоряжении начальника центра, на передовой кисловодской линии, в Нальчике и укреплениях кабардинской линии и для работ па военно-грузинской дороге — три батальона пехоты, три сотни казаков, при 6-ти орудиях; б) в распоряжении владикавказского коменданта, для охранения владикавказского округа, малой Кабарды, военно-грузинской дороги, а также для работ в укреплении Назране и устройства штаб-квартиры навагинского полка — 7-мь батальонов пехоты, 13 1/2 сотен кавалерии, при 14-ти пеших и конных орудиях, а всего в центре — 10-ти батальонов, 16 1/2 сотен и 20-ть орудий; 5) на левом фланге линии, для военных действий в Чечне и в резерве, для окончания Куринского укрепления, [164] возведения сторожевого поста между Грозной и Горячеводским, постройки казарм и лазарета в Закан-юрте и штаб-квартире в Грозной и Внезапной — 25-ть батальонов пехоты и стрелков, две роты сапер, 22-ве сотни кавалерии, 48-мь пеших и конных орудий, запасный артиллерийский парк 14-ой бригады, 440 повозок и 400 черводарских вьюков; 6) в северном Дагестане, для военных действий и в резерве, для окончания устройства Темир-Хан-Шуры и штаб-квартиры апшеронского полка, возведения укрепления на месте бывшего лагеря Петра Великого и обеспечения склада провианта на тарковской пристани — 17-ть батальонов пехоты, две роты сапер, 11 1/2 сотен кавалерии, 30-ть орудий, 40 ящиков запасного парка и 500 черводарских вьюков; 7) в южном Дагестане — для военных действий и работ по окончанию укреплений в Кумухе и Чирахе — 9-ть батальонов пехоты, две роты сапер, 12-ть сотен кавалерии, 14-ть орудий и 150 вьюков; 8) на лезгинской кордонной линии, на усиление средств ее для военных действий — два батальона пехоты, два пеших дивизиона драгун, три сотни кавалерии и 8-мь орудий. Сверх того, в случае надобности, имелось в виду собрать около двух тысяч пешей и тысячу конной грузинской милиции; наконец, 9) для усиления войск в 3-м отделении черноморской береговой линии, для содержания караулов в Тифлисе и для работ по устройству крепости Александрополя и штаб-квартир в закавказском крае — оставалось 13-ть батальонов, при 2-х орудиях.

По отрядам войска были сгруппированы так: а) Чеченский отряд (17-ть батальонов, 16-ть сотен и 36-ть орудий) под начальством генерал-лейтенанта Гурко, сосредоточившись к 1-му мая в станице Червленной [165] и Амир-Аджи-юрте, должен был предпринять экспедицию в Чечню и землю ауховцев, а с окончанием действий на плоскости, пользуясь появлением на горах подножного корма, сделать движение в Салатавию, Гумбет, Андию и Ичкерию, сосредоточившись предварительно у крепости Внезапной около 1-го июня. Затем, к 15-му июля отряд должен был возвратиться на линию и, выделив часть войск на усиление дагестанского отряда, заняться работами по исправлению укреплений Сунженской и кумыкской линий и возведению необходимых построек в крепости Грозной, б) Дагестанский отряд (12-ть батальонов, 11 1/2 сотен, 26-ть орудий) под начальством командира 5-го пехотного корпуса генерала-от-инфантерии Лидерса, должен был, собравшись к тому же времени у Темир-Хан-Шуре, заняться усмирением шамхальцев и мехтулинцев и покорением Акуши и всего дургелийского общества, а затем выступить в Аварию, к андийскому Койсу, для содействия чеченскому отряду и отвлечения от него части неприятельских сил. Вместе с этим следовало приступить к перевозке в Аварию материалов для вновь предположенного укрепления и продовольственных и артиллерийских запасов для его гарнизона. Дальнейшие занятия отряда должны были заключаться в возведении укреплений в Аварии и у селения Зыряны, двух больших укрепленных постов в балаканском и бурундук-кальском ущельях и работах по усилению обороны Шуры. в) Самурский отряд (7-мь батальонов, 12-ть сотен и 11-ть орудий) под начальством генерал-майора князя Аргутинского-Долгорукого, сосредоточившись к 1-му мая у укрепления Кумух, должен был прежде всего, совместно с дагестанским отрядом, оперировать на Акушу, а затем действовать [166] на Андалял и другие общества, лежащие по правому берегу аварского Койсу, имея главною целью удержать их от содействия Шамилю; по окончании же главных наступательных действий заняться возведением укрепления в земле акушинцев, по дороге из Кумуха в Темир-Хан-Шуру. Все три названных отряда должны были пробыть в сборе примерно по 1-с декабря 1844-го года, г) Лезгинский отряд (три батальона, два пеших эскадрона драгун, две тысячи пешей и тысяча конной милиции, при 4-6 орудиях) под начальством генерал-майора Шварца, имел назначение демонстрировать во время действий трех главных отрядов и должен был, сосредоточившись к 15-му мая у укрепления Белоканы, пробыть в сборе приблизительно до 1-го августа, д) Назранский отряд (5-ть батальонов, 10-ть сотен и 12-ть орудий) под начальством полковника Нестерова, имел целью содействовать чеченскому отряду при экспедиции его в Чечню и Аух, а впоследствии, во время общего наступления в горы, угрожать малой Чечне. Сосредоточившись в полном составе у укрепления Назрановского к 1-му мая, он должен был остаться в сборе примерно до 1-го августа, а затем приступить к перестройке Назрани и к другим работам.

Главное руководство над всеми действовавшими отрядами должен был принять, по Высочайшему изволению, генерал-адъютант Нейдгардт.

Сообразно с назначением каждого из отрядов, продовольственные магазины в районе военных действий были разделены на пять округов: чеченский, северо-дагестанский, южно-дагестанский, лезгинский и владикавказский. Кроме имевшегося па Кавказе провианта и фуража, по Высочайшему поколению заготовлялось в [167] Саратове 65-ть тысяч четвертей муки с пропорциею крупы и 50-т тысяч четвертей овса, составлявших вместе с наличным запасом в 10-ть тысяч четвертей муки годовую пропорцию провианта и фуража для вновь прибывавших войск. Но заподряженный хлеб не мог быть доставлен по назначению ранее июля, наличного же запаса не могло хватить для частей 5-го корпуса с мая по июль. Произошло бы много затруднений, если бы в распоряжении кавказского интендантства не находилось остатка запасов, образовавшегося от некомплекта войск.

Для перевозки запасов от складочных пунктов к чеченскому отряду имелись в виду: полубригада конно-подвижного магазина в 200 повозок, конный транспорт в 200 повозок и воловий транспорт тоже в 200 повозок. Кроме того, для движения отряда в горы предположено было сформировать черводарский транспорт по крайней мере в 500 вьюков. Устройство перевозочных средств для дагестанского отряда было гораздо затруднительнее, а потому решено было обратить часть перевозочных средств чеченского отряда в дагестанский и затем, если окажется нужным, сформировать вновь для северного Дагестана особый пароконный транспорт с приспособлением его к вьючной перевозке. 24-ре тысячи рублей серебром на сформирование транспорта и 17-ть тысяч рублей на ежегодное его содержание на всякий случай были внесены в смету военных расходов по кавказскому корпусу, к условному отпуску. В устройстве перевозочных средств для Самурского отряда пока особых затруднений не предвиделось.

При движении в горы войска должны были оставить на плоскости все лишние тяжести и поднять на [168] вьюках лишь безусловно необходимые вещи. Вьючные седла и ящики для частей 5-го пехотного корпуса должны были быть заготовлены попечением кавказского начальства, с отнесением издержек на экстраординарную сумму для военных расходов; что же касается лошадей, то прибывавшие из России части были укомплектованы ими по штатам военного времени.

Заготовка порционного скота была возложена на частных начальников. Для возки в горах спирта во всех частях войск заведены были бурдюки. По воле Государя войска, предназначавшиеся для действий в Чечне и Дагестане, должны были получать жалованье по усиленному окладу во все время экспедиции, примерно с 1-го мая по 1-е декабря; генералы же, штаб и обер-офицеры — также и порционные деньги, полагая в сутки на лошадь по 15-ти копеек по сю сторону и по 25-ти копеек по ту сторону Сулака. В виду затруднительности довольствия во время экспедиции, каждому штаб и обер-офицеру разрешено было выдавать солдатский паек и по фунту мяса ежедневно.

Все орудия должны были иметь полный комплект зарядов, кроме пяти комплектов по числу орудий в отрядах и потребного количества патронов, распределенных между главнейшими складочными пунктами.

Что касается до устройства санитарной части, то существовавшие военные и военно-временные госпитали предполагалось усилить госпитальными помещениями и вещами. На случай же недостатка и затем помещений для больных и раненых, было сделано распоряжение о постройке наметов по образцу бывших на бородинском смотру. Все госпитали в кругу военных действий были снабжены с избытком перевязочными материалами и медикаментами. Запасные аптеки назначено [169] было открыть во Владикавказе на 150-т, в Грозной на 300, в Внезапной на 150-т, в Моздоке на 150-т, в Шуре на 600-т и в Дербенте на 300 человек в годовой пропорции. Части войск были вдоволь снабжены медикаментами и укомплектованы медицинским персоналом.

Такова была подготовка к военным действиям 1844-го года.

Наши военные операции на двух главных кавказских театрах войны (как напр. в 1844-м году) редко шли рука об руку. Обыкновенно экспедиции в Дагестане начинались с середины лета, когда появление подножного корма делало пребывание войск на горах возможным; а зимою, когда безлесный и скалистый Дагестан обеспечивался самою природою от наших вторжений, на сцену выступала Чечня. Главная выгода зимних экспедиций в Чечне заключалась в том, что уничтожением жилищ и запасов мы ставили горцев с их семьями на край гибели.

Для облегчения движений наших отрядов, обыкновенно приходилось уширять узкие дороги расчисткою леса на дальний пушечный выстрел в обе стороны. Этою мерою, практиковавшеюся с успехом генералами Ермоловым и Вельяминовым, мы, потеряв раз несколько десятков солдат, обеспечивали себе более или менее спокойные движения на будущее время. [170]

II.

Три периода военных действий в Дагестане и значение первого периода. Действия дербентского отряда. Слияние дербентского отряда с самурским. Меры и действия князя Аргутинского по охранению среднего и южного Дагестана. Поражение неприятеля у селения Дювек. Возвращение отряда в долину Самура. Восстание в Акуше. Затруднительное положение наших расстроившихся дел. Возобновление военных действий самурского отряда и содействие ему со стороны дагестанского отряда, впрочем, неудавшееся. Решительное поражение громадных скопищ горцев 21-го апреля у селения Марги. Диверсия в даргинское общество. Новое содействие части дагестанского отряда и бой при селении Кадар.

Наиболее выдающийся военные действия в описываемом году, конечно, должны были произойти в Дагестане, составлявшем в данную эпоху спорный предмет обеих враждебных сторон и гнездо мюридизма. Только по отношению к одному Дагестану их следует разделить на три периода: первый составлял непрерывное продолжение действий предыдущего года и закончился весною; второй обнимает собою время нашей летней экспедиции, а третий относится к устройству края.

Первый период был начат и постоянно поддерживался не нами, а нашим противником. В течение его, деятельностью Шамиля руководили все те же стремления, что и в 1843-м году; мы же ничего по личному нашему усмотрению не предпринимали и только держались положения оборонительного и, так сказать, охранительного. Задачею первого условия было противодействие намерениям неприятеля, задачею второго — сбережение того, что оставалось еще в наших руках и под нашею властью. Неприятель же, увлеченный и ободренный отнятием у нас в предыдущем году всей [171] Аварии, вместе с нашими главными оборонительными в ней пунктами, продолжал в том же смысле и духе свои действия относительно шамхальства, Мехтули, Казикумуха — этих наиглавнейших наших территориальных участков в Дагестане, и силился повторить над ними все то, что сделал с Авариею. К счастью, эти стремления ему не удались, благодаря постоянной бдительности наших военачальников и в особенности князя Аргутинского, который, в апреле месяце, безусловным поражением громадных скопищ Шамили у селения Марги, в один день и одним взмахом разрушил все замыслы неприятеля. Это спасло Дагестан и успокоило главные наши в нем владения, за верность и преданность которых мы имели много причин опасаться, потому что при всякой самой незначительной удаче горцев они готовы были от нас отложиться и перейти на сторону Шамиля.

Таков характер и краткий очерк первого периода действий в Дагестане в 1844-м году. Хотя эта часть края делилась у нас в административном отношении па четыре отдельные территориальные единицы, как-то: южный, средний, северный или верхний и нагорный Дагестан; хотя в разных пунктах этих отделов — частью в одно и то же время, а частью разновременно — действовали и разные отряды, но, несмотря на это, наши операции на пространстве всего Дагестана были постоянно в непосредственной связи и наши отряды действовали или совокупно, или при взаимном вспоможении, так что война в Дагестане в 1844-м году подчинена была одной общей идее и не может быть описываема и исследуема иначе, как только под влиянием этой идеи. Последняя же главнейшим образом истекала из условий, сопровождавших быт [172] Дагестана в первые четыре месяца, а затем и из повеления Государя Императора, о котором в своем месте упомянуто.

В декабре месяце 1843-го года, после поражений Шамиля в шамхальских владениях, Омар-бек башлинский занял с значительным скопищем терекемейский и гамринский участки и намерен был их ограбить. Узнав об этом, начальник 19-й пехотной дивизии генерал-лейтенант барон Рененкампф собрал небольшой отряд, под названием дербентского, и 19-го декабря выступил из Дербента к Темир-Хан-Шуре 2. Он имел в виду троякую цель: воспрепятствовать замыслам Омар-бека, воспользоваться первым впечатлением на народ нашего удачного дела у селения большое Казанище и охранить сообщение с Шурою. По приглашению его, генерал-майор князь Аргутинский-Долгорукий должен был подкрепить дербентский отряд находившимися, в числе прочих войск самурского отряда, в долине реки Самура, двумя сотнями милиции и батальоном пехоты с двумя орудиями.

По прибытии дербентского отряда 20-го декабря в селение Хан-Мамед-кала, старшины терекемейского участка явились к барону Рененкампфу с уверениями в своей покорности. Приказав им немедленно возвратить в дома увезенные в горы семейства и восстановить во всех селениях прежний порядок, Рененкампф двинулся на селение Великент к селению Джамикенту. Шамиль же велел акушинцам немедленно собраться в селении Губдень и всеми силами препятствовать движению отряда из Дербента в Шуру. Акушинцы повиновались беспрекословно, и сбор их [173] повлиял на гамринцев, которые, в свою очередь, сосредоточились в селении Каякент.

Перейдя 21-го числа в селение Джамикент, генерал барон Рененкампф оставался здесь до 26-го декабря, пока прибыли подкрепления из самурского отряда; 27-го же числа он перешел в селение Каякент. Здесь он получил донесение от генерала Клугенау о том, что после продолжительного пребывания в шамхальских владениях скопищ Шамиля, край этот совсем опустошен и отряд подполковника Евдокимова 3, выдвинутый к селению Дженгутай для прикрытия шамхальства и Мехтули, затрудняется в приобретении самых необходимых съестных припасов. Тогда барон Рененкампф немедленно распорядился о возможно большем подвозе продовольствия к его отряду из Дербента и терекемейского участка, с тем, чтобы снабдить ими Евдокимова. Дождавшись этого транспорта, барон Рененкампф, предписав князю Аргутинскому выступить с отрядом к селению Великенту, сам, с дербентским отрядом, 3-го января перешел в селение Буйнак. В Буйнаке он передал продовольственные запасы батальону, высланному сюда Евдокимовым, и, оставив свой отряд на попечение командира донского казачьего № 38-го полка подполковника Номикосова, отправился в Шуру, для личных совещаний с генералом Клугенау о поддержании периодического сообщения Дербента с северным Дагестаном.

Между тем Аслан-кадий цудахарский, в ночь на 7-е число, зажег селение Каякент; Магомет-кадий акушинский готовился предать огню все населенные пункты [174] терекемейского участка, а Шакша-кадий башлинский, собрав до восьми тысяч человек из башлинского и других обществ, намерен был напасть на дербентский отряд. Узнав об этом, барон Рененкампф оставил Темир-Хан-Шуру и возвратился немедленно в селение Буйнак. На следующий день он двинул свой отряд к Каякенту. Хотя этот отряд был значительно слабее неприятельских скопищ, но Рененкампф, заняв утром 13-го января позицию впереди селения Берикей, по обеим сторонам дороги в Великент, решился встретить горцев. В 11-ть часов утра скопища их, под предводительством Шакша-кадия, появились от Улу-Терекеме и быстро атаковали дербентский отряд. Подпустив их на самое близкое расстояние, наши войска открыли по ним беглый ружейный и картечный огонь и, отразив два натиска, сами перешли в наступление. Неприятель, смущенный неудачею, отступил к Джамикенту. Послав всех казаков в обход этого селения и вытеснив горцев из ближайшего леса, генерал-лейтенант барон Рененкампф атаковал Джамикент тремя ротами пехоты. Шакша-кадий, боясь быть отрезанным от башлинской дороги, после упорного сопротивления очистил селение и бежал со своим скопищем в Башлы, преследуемый нашими войсками. Неприятель потерял в этот день более 200 человек убитыми. С нашей же стороны было убито 7-мь нижних чинов, четыре милиционера и ранено три обер-офицера 4, 14-ть рядовых и 6-ть милиционеров.

После этого удачного дела дербентский отряд [175] возвратился на прежнюю свою позицию у селения Берикей, в ожидании рекрут, назначенных на укомплектование князя Варшавского полка, выступивших из Шуры 13-го числа того же месяца.

Что же касается князя Аргутинского, то он, согласно распоряжению барона Рененкампфа, выступил со своим отрядом на соединение с его войсками только 9-го января. Прибыв в Дербент на другой день и узнав, что отряд Рененкампфа уже отступил в Берикей, князь Аргутинский возвратился на Самур.

Не прошло и двух недель, как получены были положительные сведения о разных серьезных намерениях Шамиля относительно среднего Дагестана. Чтобы в случае осуществления их прикрыть дербентский военный округ и удержать соседние с ним общества от участия в неприязненных против нас действиях, барон Рененкампф двинул дербентский отряд в селение Джамикент, а 18-го января перешел в селение Каякент. Там он присоединил к себе отправленные к нему генералом Клугенау первые два батальона князя Варшавского полка, четыре орудия, рекрут и часть кавалерии; таким образом, отряд усилился до 4 1/2 батальонов пехоты и 6-ти сотен кавалерии, при 8-ми орудиях. На другой день, 19-го числа, Рененкампф двинулся к селениям Отемиш и Мюрага, чтобы взять у них аманатов и тем обеспечить сообщение Дербента с Шурою. Он рассчитывал, что жители селения Мюрага, в виду появления на окрестных высотах скопища горцев, будут упорно защищаться, но оказалось, что при приближении наших войск к селению они разбежались. На следующий день обнаружилось, что они скрывались в лесах и не только не были намерены явиться с повинною, но даже искали [176] содействия акушинцев и других непокорных обществ для совместного нападения на дербентский отряд. Не достигнув вследствие того вполне своих целей, барон Рененкампф сжег селение Мюрагу — это гнездо постоянного пребывания неприятельских партий — и потом, взяв аманатов из почетнейших башлинских фамилий и обеспечив таким образом терекемейский участок от неприязненных покушений ближайших его соседей, пользовавшихся сильным влиянием на прочие пограничные селения, расположил свои войска на зимних квартирах в селениях Джамикент, Берикей, Падар, Великент и Даличобан. Затем он выехал в Дербент и Кубу, поручив командование отрядом командиру пехотного князя Варшавского полка полковнику Заливкину и приказав ему воздерживаться от всяких наступательных действий, а в случае очевидной опасности немедленно отступить к Дербенту.

Между тем акушинцы и цудахарцы получили приказание от Шамиля быть готовыми к 3-му февраля для выступления в поход на семь месяцев. Целью этого движения было занятие Казикумуха и кюринского ханства, а также наступление на Дербент и Темир-Хан-Шуру. Цудахарцы сперва хотели объявить имаму, что по бедности своей не в состоянии исполнить его требования; но, подстрекаемые доводами Аслан-кадия, изъявили наконец готовность участвовать в военных действиях. Что же касается до акушинцев, то хотя бывший их кадий Зухум и старался отклонить их от пагубных увлечений, но его доводы не привели к желанному результату вследствие решительного противодействия Магомет-кадия, который успел склонить акушинцев в пользу Шамиля.

При таких угрожающих обстоятельствах, [177] корпусный командир поручил все распоряжения относительно охранения среднего и южного Дагестана князю Аргутинскому и подчинил ему также войска, расположенные в дербентском военном округе и кубинском уезде.

Шамиль, заручившись содействием акушинцев, послал к ним четырехтысячный отряд, при четырех орудиях, под предводительством Омар-бека башлинского, приказав ему вторгнуться оттуда в терекемейский участок. Одновременно с Омар-беком, казикумухский эфендий Сокур сосредоточивал в селении Салты пятитысячное сборище для нападения на казикумухское ханство. Получив об этом своевременные известия, князь Аргутинский выехал в Терекеме и на границу верхней Табасарани, чтобы лично убедиться в положении дел и согласовать с ним свои распоряжения. Он увидел, что часть терекемейского участка и Кайтах уже заняты неприятелем; что селения Башлы и Терекеме в сильном волнении, вольная Табасарань готова передаться Шамилю, а жители нижней Табасарани в большом страхе, так как не в состоянии были сопротивляться неприятелю. При таких обстоятельствах, отряд полковника Заливкина, не прикрывая нашего сообщения и не будучи в состоянии удержать в повиновении жителей, не отвечал более своему назначению. Решив этот вопрос окончательно, князь Аргутинский поручил управление терекемейским участком, по отозвании участкового заседателя в Дербент, майору Джамов-беку кайтахскому, человеку способному и пользовавшемуся известностью, хотя впрочем и родственнику Омар-бека башлинского, и просил корпусного командира усилить его войска до восьми батальонов и 15-ти орудий, казаков уменьшить до [178] четырех сотен, а численность милиции, взамен убивавших казаков, увеличить. Генерал Нейдгардт хоти и признавал просьбу начальника самурского отряда вполне уважительною, но мог исполнить ее только в той части, где она касалась кавалерии; относительно же усиления самурского отряда пехотою, генерал Нейдгардт, не имея ни одного свободного батальона, ограничился тем, что распорядился немедленно укомплектовать батальоны этого отряда до штатного их состава и вполне обеспечить их внутреннее устройство.

Удовлетворившись по необходимости этими немногими уступками, князь Аргутинский 25-го февраля с рассветом направил самурский отряд 5 в южную Табасарань. Прибыв в тот же день с тремя батальонами при 7-ми орудиях в селение Сталь, начальник отряда, вследствие сведений о направлении мюридов к селению Марага, начал стягивать остальные войска к селению Карчаг, для более надежного прикрытия кюринского владения, а полковнику Заливкину предписал отправить все лишние тяжести в Дербент и приготовиться к движению. 26-го февраля неприятель занял селения Марагу, Мугатыр, Рукель (Рукяр) и значительно подвинулся к Карчагу; отдельная же его партия сожгла селения Хош-Манзиль, Аглаби и проникла по большой дороге до дербентских Куллар. При таком быстром наступлении неприятеля на нижнюю Табасарань, князь Аргутинский приказал Заливкину следовать на соединение с самурским отрядом через Дербент, а сам отправился навстречу; горцам из Карчага, по дороге к селению Марага.

27-го февраля передовая колонна самурского отряда [179] (батальон пехоты, с кубинскою милициею и двумя орудиями заняла селение Имам-Куликент, а полковник Заливкин выступил из Великента. На другой день, по присоединении ахтынской пешей милиции, войска перешли в урочище Джегут-Олам, а полковник Заливкин занял селение Рукель. Теснимые нашими войсками, мюриды оставили Марагу и потянулись к селению Дювек, а кайтахцы — частью в Дювек, частью же в селение Гемеиды. Преследовать неприятеля по волнистой местности, покрытой густым лесом, по грязи, под дождем, который лил целые сутки, было неудобно, поэтому отряд остановился в селении Мугатыр. В ночь на первое марта мюриды от Дювека и Гемеиды направились к Терекеме. Вольные табасаранцы и кайтахцы, собравшиеся в Дювеке, упрекали мюридов в малодушии, говоря, что они оставляют их при первом появлении русских, но мюриды уговорили их защищаться, обещая возвратиться через три или четыре дня.

По соединении с полковником Заливкиным в селении Рукель, князь Аргутинский, оставив на месте две роты (5-ю и 13-ю) князя Варшавского полка и роту грузинского линейного № 7-го батальона, с 30-ю казаками, при двух легких орудиях, направил 1-го марта по ближайшей дороге к Гемеиды 1-й и 4-й батальоны мингрельских егерей, кюринскую милицию и кубинских военных нукеров, при 5-ти горных орудиях, под начальством генерального штаба полковника Форстена; сам же с остальными войсками двинулся по тому же направлению несколько позже. Мюриды, занимавшие Терекеме, узнав об этом движении, бежали к селению Маджадису и далее. 2-го марта отряд дневал в селении Гемеиды, а 3-го занял селение [180] Хан-Мамед-кала. Оставив здесь все вьюки, кроме патронных вьючных ящиков и артельных котлов, под прикрытием двух рот князя Варшавского полка с двумя горными орудиями, князь двинулся на другой день к Дювеку тремя колоннами, под командою полковников Форстена и Заливкина и подполковника Сагинова. В 10-ть часов утра, верстах в трех от Дювека, колонна полковника Форстена встретила неприятеля, сильно занявшего небольшой перевал, поросший густым лесом. Табасаранцы и ахтынцы, шедшие в голове колонны, заняв опушку леса, потеснили горцев, а затем, поддержанные двумя егерскими батальонами мингрельцев, несмотря на благоприятствовавшую неприятелю местность, отбросили его долиною реки, покрытою лесом, к самой деревне. При этом часть мюридов, приняв от дороги влево, засела на бугре, по направлению к завалу, устроенному на перевале к Кайтаху. Осмотрев местность, князь Аргутинский нашел необходимым, для дальнейшего беспрепятственного следования войск, овладеть этим завалом. Это дело было поручено отрядному адъютанту штабс-капитану Ассееву, с двумя ротами тифлисских егерей, поддержанными двумя другими егерскими ротами. Тифлисцы бросились на завал, выбили горцев штыками и обратили их в бегство; полковник же Форстен не прекращал наступления к Дювеку, и отряд подвигался вперед, не опасаясь более за свой фланг.

К 12-ти часам дня все войска стянулись на позиции перед Дювеком, и начальник отряда приступил к подготовке атаки селения, приказав артиллерии обстрелять завалы, устроенные впереди деревни, и овраги, кишевшие горцами. В это время кайтахцы, только что перед тем прогнанные тифлисцами, снова [181] показались в большом числе против правого фланга нашей позиции. На них были направлены первые батальоны тифлисцев и эриванцев. Опрокинув неприятеля в овраг, батальоны заняли увенчанную завалом возвышенность, командовавшую гребнем. Егерский батальон был оставлен в завале, а карабинеры присоединились к войскам, назначенным для штурма селения.

Как только войска двинулись на Дювек, неприятель встретил их сильным ружейным огнем, но следовавшие в первой линии два мингрельских егерских батальона без выстрела перешли овраг. Горцы, приведенные в замешательство, бежали в завалы. Тогда полковник Форстен с первою линиею бросился на штурм, а начальник всей милиции гвардии штабс-ротмистр Бакиханов и сотник донского казачьего № 38-го полка Лихутин, с пешими ахтынскими и табасаранскими милиционерами, обогнув завалы, ударили на неприятеля с обоих флангов. Этот маневр решил дело в нашу пользу: завалы и самая деревня были взяты, а мюриды, не успевшие бежать, перебиты.

Число неприятеля в селении Дювек, по словам лазутчиков, доходило до семи тысяч, но, на взгляд князя Аргутинского, в бою участвовало не более пяти тысяч. При штурме селения наши войска потеряли убитыми: одного офицера (мингрельского егерского полка поручик Глотов), 13-ть нижних чинов и 6-ть милиционеров, ранеными — одного офицера (тифлисского егерского полка подпоручик князь Челокаев), 36-ть нижних чинов и 33-ри милиционера. Лошадей артиллерийских, казачьих и подъемных убито 14-ть, ранено 22-ве. Урон неприятеля простирался до 250-ти человек.

Князь Аргутинский приказал сжечь селение [182] Дювек и разорить до основания все дома, за исключением мечети и двух сакль преданных нам жителей, а затем возвратился с отрядом на урочище Бегнидеш — весьма удобную оборонительную позицию, нетревожимый неприятелем. В 9-ть часов утра 5-го марта отряд вернулся в селение Хан-Мамед-кала.

Скопище, выступившее 1-го марта из Дювека в Терекеме, под предводительством Мамед-эфендия, находилось в селении Отемиш. Не желая удалять войска в этом направлении, потому что присутствие их могло быть необходимо на Самуре, в случае положительных известий о движении неприятеля на Кумух, начальник отряда, осматривая 7-го марта милицию, собранную майором Джамов-беком кайтахским, сделал с нею рекогносцировку по направлению к селениям Башлы и Каякент. Это движение навело такой страх на мюридов, что они с величайшею поспешностью, бросая свои запасы и даже шубы, очистили селение Отемиш и бежали к Акуше, а 10-го числа почетнейшие жители селений Башлы и Отемиш явились в селение Берикей к начальнику отряда с уверениями в преданности. Приказав Джамов-беку собрать милицию на случай нового покушения неприятеля, князь Аргутинский оставил в селении Хан-Мамед-кала два батальона пехоты 6 и полусотню кубинских военных нукеров, при 4-х орудиях, под командою майора Манюкина, до прибытия 2-го тифлисского батальона, который должен был выступить из Темир-Хан-Шуры 23-го марта; отправил подполковника Ибрагим-бека и поручика Шахмардан-бека в Табасарань также для набора милиции; сам же с отрядом 12-го марта прибыл в селение Марату и дал войскам дневку. В [183] этот день явились с повинною почетные жители селения Ругудж и прочих деревень верхней Табасарани. Князь Аргутинский удовольствовался на этот раз принятием от депутации всевозможных уверений в покорности, обещанием изгнать кубинских беглецов и вообще подозрительных людей, выполнять все требования Шахмардан-бека и, в случае набора милиции, выставить необходимое число вооруженных людей по приказанию начальства. После этого, князь 14-го числа двинулся к селению Карчаг, а 15-го прибыл в селение Гилляр и расположил отряд по квартирам. Во время обратного движения войск наступили сильные холода и пошел снег.

Возвратясь в долину Самура, князь Аргутинский рассчитывал на значительный отдых для отряда, но, к сожалению, этому помешало следующее обстоятельство: житель селения Куркалю Молла-Сала, посланный помощником правительницы казикумухского ханства капитаном Абдул-Рахман-беком в селение Кундилю для вытребования оттуда некоего Хашаль-Курбан-Магомет-Оглы, был убит этим последним. Убийца бежал в Акушу, собрал там до 60-ти человек казикумухских беглецов и, возвратясь с ними в деревню Кундилю, успел склонить ее жителей к восстанию. Конечно, безотлагательно принятыми мерами селение Кундилю могло бы быть успокоено, но Аслан-кадий, возвратившийся в то время от Шамиля, явился в Кундилю с цудахарцами, подкрепил в жителях дух возмущения, взял десять человек из них аманатами, и, обещав свою помощь во всякое время, оторвал окончательно Кундилю от ханства.

Князь Аргутинский, не придавая пока всему этому особенного значения, отдал однако Абдул-Рахман-беку [184] необходимые приказания и даже распустил слухи, что идет с отрядом на Акушу. Полагая, что этого будет достаточно для вразумления акушинцев и прекращения их вмешательства в дела жителей селения Кундилю, князь Аргутинский, не трогая войск с квартир, 4-го апреля отправился в Кубу и Дербент для разных распоряжений на месте и по дороге. Но на яломинском посту, 6-го числа, он узнал, что неприятельское пятитысячное скопище, под предводительством Башир-бека и карахского наиба Омар-Магомета, вторгнулось в казикумухское ханство и заняло со стороны Караха дусраратский магал, а со стороны Акуши три аула. Тогда начальник отряда тотчас вернулся в селение Гилляр, сообщил об этом от 7-го и 10-го апреля начальнику дагестанского отряда и, приказав войскам собраться к селению Курах, вслед затем и сам выехал туда же. К 9-му апреля в селение Курах прибыли две роты кавказских сапер, 1-й батальон эриванцев, 4-й мингрельцев и три орудия 19-й артиллерийской бригады; 1-й, 2-й и 3-й батальоны князя Варшавского полка перешли на левый берег Самура, около селения Гилляр; 2-й батальон тифлисских егерей прибыл к Маграмкенту, а первые батальоны тифлисцев и мингрельцев, при двух орудиях, бывшие в селении Марага, спустились к селению Сталь. Сделав распоряжение, чтобы части, явившиеся уже в селения Гилляр, Маграмкент и Сталь, а также горная батарея, находившаяся в Зейфуре, шли в Курах, начальник отряда 10-го апреля двинулся к селению Рыча с теми войсками, которые были уже к этому дню в Курахе.

Обстоятельства однако быстро опередили и самого Аргутинского. При выступлении его к Рыче [185] положение наших дел представлялось в следующей картине: дусраратский магал был окончательно занят неприятелем; скопище акушинцев и цудахарцев, находившееся в селениях Кундилю и Каралю, усилилось, атаковало деревню Чеехлю, смежную с Кундилю, и, несмотря на отчаянную защиту горсти казикумухских нукеров, овладело ею; Кибит-Магома с другими значительными партиями прибыл в Чох; весь вицхинский магал отложился; жители ханства колебались и даже оказывали сопротивление Абдул-Рахман-беку, а неприятель все более распространялся, усиливался новыми толпами Хаджи-Мурата и других наибов разных обществ и захватывал магал за магалом 7. Все это, в связи с положением войск, лишившихся отдыха и возможности оправиться и приготовиться к летней экспедиции, сильно озабочивало начальника отряда. Но, неизменно решительный и энергичный, князь Аргутинский надеялся очень быстро привести в порядок все расстроившиеся дела. Он двинулся прямо к Кумуху, присоединив к себе по пути три пеших сотни ахтынской милиции, 200 конных кюринцев и 100 кубинских военных нукеров. Войскам, которым приказано было прибыть в Курах, также велено поторопиться к Кумуху. В силу этих распоряжений, самурский отряд, после тяжелых переходов, частью по глубокому снегу, 17-го апреля окончательно сосредоточился на пространстве между селениями Кумух, Сумбатлу и Цукралю, кроме 1-го батальона князя Варшавского полка, при 2-х орудиях кавказской гренадерской артиллерийской бригады, оставленного в Чирахе для [186] усиления на всякий случай обороны укрепления и для прикрытия коммуникационной линии отряда к его базе — Самуру 8. Одновременно с движением горцев на Казикумух, другие партии Мусы балаканского и Хаджи-Мурата, в числе шести тысяч человек заняли в северном Дагестане селение Кадар. Это обстоятельство заставило выслать к Дженгутаю, 13-го апреля, отряд генерал-майора Пассека 9. Генерал-от-инфантерии Лидерс, прибывший в Шуру 14-го апреля, выслал на подкрепление этого отряда еще батальон пехоты с 3-мя орудиями и предписал Пассеку не увлекаться преследованием скопищ и не вдаваться в глубь гор. Когда же генерал Лидерс получил донесения князя Аргутинского от 7-го и 10-го апреля о занятии неприятелем Казикумуха, то, для отвлечения горцев от этого пункта, а также для охранения и удержания в покорности шамхальства и Мехтули, он, 16-го апреля, усилил дженгутайский отряд еще тремя батальонами пехоты 10 и одним полевым орудием (всего вообще 8-мь батальонов, 4 1/2 сотни, 7-мь орудий) и главное командование этими войсками поручил генералу Клугенау, приказав ему оставить часть войск у Дженгутая, а с остальными произвести угрожающую диверсию в Акушу к селению Оглы. 17-го апреля он сам прибыл к отряду. Здесь, на месте, он убедился, что желаемая им диверсия произведена быть не может но недостатку подножного корма, а потому отказался от [187] нее. Оставив у Дженгутая четыре батальона, две сотни и три орудия, под начальством генерал-майора князя Кудашева, с авангардом у селения Дургели (один батальон, две сотни и одно орудие), генерал Лидерс вернул остальные войска, в ночь с 18-го на 19-е апреля, в Шуру. Таким образом, содействие дагестанского отряда князю Аргутинскому оказалось на этот раз невозможным, и войскам самурского отряда приходилось самостоятельно и исключительно, без всякой поддержки, бороться со всеми тягостями и затруднениями, для них быстро возникавшими и постепенно усиливавшимися. К утру 18-го апреля все деревни вокруг расположения самурского отряда были заняты неприятелем, охватившим ого таким образом полукругом — с фронта и с обоих флангов. К полудню того же числа пять тысяч конных и пеших горцев сосредоточились близь селения Хулусмалю и приблизились к деревне Гукралю, занятой ахтынскими пешими милиционерами. В это же время две роты сапер и 4-й батальон мингрельцев, под начальством полковника Чиляева, прибыли в Шаукралю и поднялись к селению Гукралю, 2-й и 3-ий батальоны варшавцев также подтянулись к Шаукралю, а 1-й тифлисский батальон — к аулу Шоугалю.

При первых известиях о сборе неприятеля у селения Хулусмалю, князь Аргутинский прибыл в селение Гукралю, но, не желая завязывать дела к ночи, отложил его до утра. Горцы же, вероятно опасаясь быть отрезанными от своих резервов, оставили ночью селения Чуртахлю, Хулусмалю и Тулизмалю и потянулись к селениям Вильтехлю, Ницаукра, Убралю и Марги (Маркилю).

Хотя все силы неприятеля простирались до двадцати [188] слишком тысяч человек, но, несмотря на эту несоразмерность с самурским отрядом, князь Аргутинский не терял надежды одним ударом очистить от неприятеля пределы ханства, успокоить край и дать войскам время для подготовки к главным действиям. Кроме 1-го батальона Эриванского карабинерного полка, оставленного с двумя орудиями № 4-го батареи 19-й артиллерийской бригады в Кумухе, все прочие войска самурского отряда сложили в этом же укреплении свои лишние тяжести и 21-го, рано утром, в составе 5990 штыков и шашек, с необходимым лишь вьючным обозом, двинулись к селению Марги тремя колоннами, вверенными полковникам Радкевичу, Форстену и Чиляеву.

Спустившись в ущелье Башкент-Цагалю, войска поднялись на обширное плато, по западной окраине которого было раскинуто селение Марги, прилегавшее к хребту Дучра-Гатыра. Неприятель, сильно заняв эту последнюю возвышенность, встретил казикумухскую и ахтынскую милицию, следовавшую в голове первой колонны, под начальством подполковника князя Орбелиани, сильным ружейным огнем; но милиционеры, рассыпавшись вправо и влево от дороги, быстро подвигались вперед. Когда показался затем 2-й батальон тифлисцев, то князь Орбелиани бросился с милиционерами в шашки и сбил многочисленного неприятеля с возвышенности. Горцы не ожидали такого быстрого и решительного натиска и, оставив на месте множество тел, бурок и шуб, бросились к селению Хутилю, поражаемые нашим артиллерийским огнем. В рукопашной схватке прапорщик милиции Абдул-Халиль, изрубив мюрида, захватил один значок.

От подъема из ущелья Башкент-Цагалю дорога [189] расходилась: одна ветвь, тотчас после перевала, спускалась в балку, соединявшуюся с долиною реки Хучрат, другая же проходила сперва по плато к селению Марги, а потом по хребту Дучра-Гатыра, где пересекалась глубокими и крутыми оврагами, во многих местах над кручами суживаясь в тропинку. Дорога эта, покрытая на покатостях глубоким снегом или грязью, уклонялась, наконец, по крутому скату хребта вправо и соединялась с первою дорогою на урочище Исуча, между селениями Хутилю, куда бежали горцы, и Мукарклю. Все пространство от Вильтехлю к Хутилю и возвышенности по левому берегу реки Хучрат были покрыты массами конных и пеших горцев. Для обеспечения своей новой позиции от обхода по хребту Дучра-Гатыра неприятель, после того как был сброшен с первой позиции, торопился занять первый из холмов Дучра-Гатыра, на который поднималась дорога от селения Марги. Чтобы не позволить ему утвердиться на этом крепком пункте, князь Аргутинский, быстро стянув отряд на маргинском плато, двинул вперед часть казикумухской пешей милиции, кюринских и кубинских военных нукеров, 4-й батальон мингрельского и 1-й тифлисского егерских полков, при двух горных орудиях кавказской гренадерской артиллерийской бригады, под начальством полковника Чиляева. Несмотря на крайне пересеченную местность и сильный огонь, милиционеры и егеря быстро атаковали горцев и после жаркого, но непродолжительного рукопашного боя сбили их с холма, преследуя около двух верст до крутого оврага, пересекавшего хребет Дучра-Гатыра. Здесь, пользуясь чрезвычайно удобною для обороны местностью, неприятель остановился и, водрузив все значки на высоте, [190] открыл частый ружейный огонь. Ему отвечали два наших орудия передовой колонны. Видя сопротивление горцев, начальник отряда послал на подкрепление колонны полковника Чиляева сперва две роты сапер, а затем 3-й батальон князя Варшавского полка и 1-й батальон мингрельцев, при 2-х горных орудиях № 4-й батареи 19-й артиллерийской бригады. Но пока подошло это подкрепление, неприятель перешел в наступление. Впереди его скопищ храбро шли мюриды, не обращая внимания на нашу картечь и нимало нс смущаясь ею. Самоуверенные толпы стойко были встречены первым батальоном тифлисцев, опрокинуты после ожесточенной свалки и преследуемы беглым огнем. Оттеснив неприятеля к крутому подъему и повернув по косогору для обхода высоты, тифлисцы неожиданно наткнулись на новую толпу, и, не давая ей опомниться, сбили и ее и всю массу погнали впереди себя. Кубинские и кюринские нукера, соединившись с егерями, приняли участие в преследовании. За ними поспешал 4-й батальон мингрельцев. Этот быстрый и молодецкий удар егерей, убыль лучших мюридов, погибших на штыках, несколько наших гранат и угрожающее движение нашей стрелковой цени поселили в горцах такой страх, что, несмотря на усилия наибов ввести их снова в бой, они обратились в решительное бегство на всех пунктах. Преследуемые по узкому гребню Дучра-Гатыра, горцы столпились на дороге между урочищем Исуча и селением Мукарклю и тут были буквально расстреливаемы нашею артиллериею почти в упор.

Вечерело. Бой был кончен. Тифлисцы, мингрельцы и милиция остановились на оконечности хребта Дучра-Гатыра; сюда же подошли также 3-й батальон князя [191] Варшавского полка и 1-й мингрельский со взводом орудий. Неприятель, рассыпавшись в разные стороны, бежал по дорогам в селения Чох, Согратль и дусраратский магал. Потеря наша в этом деле, благодаря быстрому и решительному натиску холодным оружием, была ничтожна в сравнении с достигнутым победою блестящим результатом. Мы потеряли ранеными двух обер-офицеров (кубинской милиции подпоручик Кадыр-Ага-Бакиханов и прапорщик Гасан-бек хазринский), 8-мь нижних чипов и 6-ть милиционеров и контуженными 3-х обер-офицеров (ахтынской милиции прапорщики Агосы-Молла-Шериф-Оглы и Мирзабек-Мисун-Оглы и кюринской милиции кюринский кадий Молла-Ибрагим-Ходжа-Оглы), 5-ть нижних чипов и 6-ть милиционеров. Неприятель на пространстве от подъема Башкент-Цагалю до самой деревни Мукартелю оставил более ста тел; сверх того, по полученным сведениям, потерял до 200-т лучших мюридов убитыми и ранеными. Один же пятисотенный начальник, раненый, был взят в плен.

После кратковременного отдыха, войска подвинулись вперед и расположились на урочище Исуча, между селениями Xутилю и Мукарклю. В час ночи они снялись с позиции и, возвратясь к селению Марги, стали биваком, с тем, чтобы утром 22-го апреля двинуться против Аслан-кадия. Но тот, узнав о маргинском погроме и боясь той же участи, бежал ночью в Цудахар. Это избавило войска от лишнего движения и доставило им возможность передневать совершенно спокойно на занятой позиции. Однако князь Аргутинский, желая в один раз порешить дело со всеми неприятельскими партиями, сделал уже распоряжение, чтобы и первые батальоны Эриванского и [192] мингрельского полков выступили 23-го числа по дороге к Чираху, против неприятельского скопища, находившегося в Аштикукуме — как вдруг было получено сведение, что и это скопище, узнав о деле 21-го апреля, также разошлось по домам. Таким образом расчеты князя Аргутинского сбылись вполне. Благодаря его энергическим действиям, все было порешено вдруг, никаких опасений относительно неприятеля не являлось, потому что и самого неприятеля более пока не существовало, и казикумухское ханство успокоилось. Горцы очистили его и стянулись в Андалял, а жители почти всех селений в магалах Вицхи и Хачилю вернулись по домам. Только жители селений Унджугатлю, Кундилю и Каралю, явно нам изменившие, ушли в горы вместе с мюридами. На маргинское поражение нельзя смотреть иначе, как на чрезвычайно важное деяние князя Аргутинского в этот период времени. Оно вполне развязало нам руки в Дагестане в крайне затруднительные для нас минуты, и не испытай его горцы в разгаре своих блестящих надежд и упований, парализованных так внезапно, то можно бы было быть вполне уверенным, что громадные силы их, которые в таком виде редко сосредоточивались против нас в горах, наделали бы нам неисчислимых хлопот и, быть может, воскресили бы даже предыдущий год.

Мюриды, следуя системе, усвоенной ими со времени аварской катастрофы, истребили в местах своего пребывания все, что могло служить к удобству и для потребностей наших войск. Это было одной из главных причин, которые заставили князя Аргутинского отказаться от движения к границам казикумухского ханства для приведения его в прежнее положение. Отряд остался в лагере у селения Марги до 26-го [193] апреля, а неприятель из Андаляла перешел в Цудахар. Полагая, что скопище направилось против части войск дагестанского отряда, находившейся под начальством генерал-майора Пассека у Дженгутая, начальник самурского отряда, для отвлечения жителей общества Дарго от участия в этом движении, счел полезным сделать диверсию к Дарго и для этого, 26-го, с частью отряда двинулся на Кумух, Кяалю к Вихли, расположенному на границе даргинского общества 11. Остальные же войска отряда, под начальством полковника Радкевича, выступили 27-го числа в Кабир, для занятия и устройства там лагеря, обмундирования людей и поправки лошадей.

Князь Аргутинский с выделенною частью отряда прибыл на ночлег в селение Вихли 27-го апреля и на другой день, чтобы распространить молву о своем намерении вступить в Дарго, поднялся с милициею на высоты близь акушинского селения Тантали и произвел тревогу. Прочие войска, кроме этой милиции, были отправлены в Чирах (под начальством полковника Форстена) и частью в Кабир (под начальством полковника Чиляева). 29-го апреля, с целью произвести новую тревогу, князь Аргутинский с тою же милициею сделал рекогносцировку общества Сюргя. Опять переполошив неприятельские толпы, он оставил их в недоумении относительно дальнейших своих намерений и сам отправился в Чирах, где и утвердил временное свое пребывание для того, чтобы ближе следить за скопищами горцев. Милиционеры были отпущены по домам, а из числа войск, распределенных по [194] разным пунктам, десять рот пехоты, дна горных и четыре легких орудия, в виде передового эшелона, заняли пространство от Чираха через Рычу до селения Бядугкх. Скопища же Кибит-Магомы, Киер-эфендия и Хаджи-Мурата, подвинувшись в Акушу и простояв некоторое время на месте в раздумьи и в ожидании каких-либо решительных действий Аргутинского, сообразили, наконец, что они обмануты. Тогда — делать нечего! наибы переменили свои намерения и взяв у акушинцев аманатов, направились в Терекеме, через селения Оракла и Башлы. Наблюдая за ними из Чираха и немедленно узнав об этом новом покушении неприятеля, князь Аргутинский тотчас сделал донесение начальнику дагестанского отряда генералу-от-инфантерии Лидерсу и просил его принять соответственные меры для противодействия горцам, так как сам, находясь на стороже в казикумухском ханстве, не мог, кроме того, удалиться от пункта, с которого следовало открыть военные действия согласно с Высочайшими предначертаниями. Единственное, что предпринял князь Аргутинский, чтобы еще раз ввести горцев в заблуждение — была разработка дороги из Чираха в Сюргя, наперерез неприятелю, если бы он углубился в Терекеме, и усердное распространение слухов, что самурский отряд готовится идти на селение Кубачи и далее. Генерал же Лидерс, получив извещение Аргутинского, приказал командовавшему расположенным у селения Дургели авангардом дженгутайского отряда подполковнику Евдокимову сделать усиленную рекогносцировку к селению Кадар, с целью: 1) раскрыть силы неприятеля, 2) отвлечь Хаджи-Мурата и Кибит-Магому от дербентской дороги, по которой в то время проходила колонна с артиллериею и [195] черводарским транспортом для дагестанского и чеченского отрядов и 3) ввести горцев в заблуждение относительно избранного им пути предстоявшего наступления на Акушу.

Подполковник Евдокимов, с отрядом из двух батальонов житомирского полка, шести сотен пешей и конной милиции, при двух горных орудиях, всего около 1600 штыков и шашек, выступил из Дургели 8-го мая в три часа ночи, миновал, не быв замечен горскими пикетами, трехверстное дефиле и, выйдя на высоты в полутора верстах влево от селения Кадар, расположился на выгодной позиции. Отсюда маиор князь Орбелиани с кавалериею прошел почти до самого селения. Оно было построено на высокой отдельной скале, с трех сторон почти отвесной и доступной лишь от Дургели, но и то по крутой и извилистой тропинке, укрепленной сильными завалами. Окончив рекогносцировку, князь Орбелиани возвратился к отряду, захватив по пути до 1500 голов баранты. Между тем в селении Кадар поднялась тревога. Толпы горцев, завязав с нами перестрелку, начали обходить левый фланг позиции отряда, стараясь овладеть командовавшими высотами. Подполковник Евдокимов послал навстречу горцам две роты под командою генерального штаба подполковника Норденстренга. Роты эти, тотчас опрокинув неприятеля штыками, заняли высоты. Так как с удлинением позиции отряд неизбежно должен был растянуться, ввязываться же в серьезный бой вовсе не имелось в виду, то Евдокимов решил отступить. Движение по длинному ущелью под натиском большого скопища было опасно, а потому, стянув войска вправо, начальник отряда направил их по гребню высот, прикрываясь арриергардом из пяти [196] егерских рот, бывших под начальством генерального штаба капитана Герсеванова. Горцы несколько раз бросались в шашки, но были отбиваемы штыками, и отступление продолжалось без суеты, в совершенном порядке. В одной из схваток, рядовым 8-й роты житомирского полка Кириллом Кабаза был отбит неприятельский значок. Не доходя селения Дургели, резерв, поставленный на выгодной позиции, принял на себя отступавшие войска и встретил неприятеля беглым огнем. Горцы вынуждены были отказаться от дальнейшего преследования и, подобрав своих убитых и раненых, удалились в селение Кадар.

Потеря наша состояла из одного штаб-офицера, 15-ти нижних чинов и одного милиционера убитыми и трех обер-офицеров, 73-х нижних чинов и 14-ти милиционеров ранеными 12. Горцы, по показаниям лазутчиков, потеряли до 200-т человек одними убитыми; общая же их потеря, как можно полагать, была весьма значительна, так как в течение семичасового боя наши войска, занимая весьма выгодную позицию, расстреливали почти в упор густые толпы неприятеля и несколько раз встречали штыками, грудь с грудью, его отчаянные натиски.

Этим заключился начальный период военных действий 1844-го года в Дагестане. [197]

III.

Предупреждение действий неприятеля в районе самурского отряда. Начало летней экспедиции в Дагестане. Наступательные действия горцев в районе дагестанского отряда. Поражение неприятеля генерал-майором Пассеком у селения Гилли. Соответственные действия самурского отряда. Поражение неприятеля на высотах Доккуль-Бяр и покорение общества Сюргя. Меры к удержанию рутульцев от возмущения.

После удачного дела с горцами части войск дагестанского отряда у селения Кадар и поражения их самурским отрядом у селения Марги, в Дагестане на самое короткое время водворилась тишина, лишь кое-где прерываемая незначительными перестрелками. Но это спокойствие происходило вовсе не от абсолютного бездействия горцев; напротив, в этот незначительный промежуток времени они устраивались и собирались с силами для новых враждебных против нас предприятий и прежде всего обнаружили свою деятельность в районе самурского отряда: 16-го мая они заняли аштикукумский магал, в числе от двух до трех тысяч человек. Абдулла-бек, с казикумухскими нукерами, после упорной защиты некоторых селений, уступив превосходству сил, отошел к Чираху, в пятнадцати верстах от которого остановился и неприятель.

Так как это положение дел требовало принятия безотлагательных мер для удержания за собою сообщения с Кумухом и пространства от этого укрепления до Чираха, то князь Аргутинский быстро стянул войска к Чираху и просил генерала Лидерса отвлечь на себя хотя часть неприятельских сил. Но тучи на горизонте также скоро разошлись, как и появились: [198] движение передового эшелона отряда от селений Бядугкх и Рыча к Чираху настолько повлияло на неприятеля, что он поспешил уйти обратно. Князь Аргутинский приостановил войска, часть из них расположил на пространстве от Чираха к Харабкенту, а 1-й, 2-й и 3-й баталионы князя Варшавского полка и три сотни донского казачьего № 39-го полка, с двумя горными орудиями кавказской гренадерской артиллерийской бригады оставил по-прежнему в лагере у селения Кабир.

Предупрежденные в районе самурского отряда, горцы к 25-му мая стали вновь собираться у селения Кадар. Это заставило генерала Лидерса выслать отряд 13, под начальством генерал-маиора Пассека, к селениям Дургели и Дженгутаю. По прибытии этих войск к месту назначения обнаружилось, что к селению Кадар прибыл Кибит-Магома; в самом ауле расположился племянник Шамиля Кази-Мама, а Магомет-кадий акушинский и Аслан-кадий цудахарский с значительными партиями заняли кадарские хутора. В виду такого многочисленного сборища, на усиление отряда Пассека еще были высланы 3-го июня из Шуры два баталиона житомирского полка, при двух горных орудиях резервной № 2-го батареи 19-й артиллерийской бригады.

Между тем 2-го июня горцы заняли селение Кака-Шуру. Этот день следует считать началом нашей летней экспедиции в Дагестане.

3-го июня, в половине пятого часа пополудни, большая часть неприятельских сил двинулась к селению Гилли. Против Дургели осталась лишь небольшая партия. Оставив часть пехоты у Дургели и Дженгутая, [199] Пассек с четырьмя сотнями донцов поспешил к параульским высотам. Остальной пехоте, с двумя горными орудиями, а также и трем ротам 1-го баталиона житомирского полка, явившимся из Шуры также с двумя горными орудиями, приказал немедленно следовать за собою.

Прибыв с казаками к селению Параул, Пассек, в ожидании пехоты, остановился перед ним на бугре, круто обрывавшемся к стороне неприятеля. Развернув горсть своей кавалерии, он в таком положении ожидал прибытия рот, бегом спешивших к занятой нами позиции. Как только они поравнялись с его правым флангом, он немедленно спустился с кавалериею на плоскость Кака-Шуры. Выстроив казаков посотенно в две линии, таким образом, что задние сотни были в интервалах, и имея впереди обеих линий конных аварцев, Пассек быстро двинулся наперерез неприятелю. Этот маневр заставил горскую конницу отступать к солению почти мимо нашего фронта. Тут донцы ударили в пики, и передовая толпа мюридов была мгновенно опрокинута. В наших руках осталось несколько тел. Неприятель, пользуясь буграми, покрытыми мелким кустарником, открыл сильный ружейный огонь, думая этим остановить казаков; но Пассек, не вдаваясь в перестрелку и пользуясь присоединившеюся к нему пехотою, тотчас же повторил атаку. Три сотни казаков, с аварцами, опрокинули и гнали главную массу горской конницы влево от селения, а четвертая сотня, с конвоем генерала, теснила неприятеля прямо па селение, по долине ручья Кака-Шуринки.

Так как Пассек отдал категорическое приказание кавалерии отнюдь не проникать в селение и в [200] лес и вообще не зарываться, то казаки, которых убегавшие навели на свои пешие толпы, успели вовремя остановиться, не понеся особенной потери. Но в эту минуту все скопища горцев одновременно перешли в наступление густыми массами на казаков и начали сильно теснить их с обоих флангов. Храбрые донцы, подавленные численностью, медленно и в порядке отступали, прикрываясь сильным огнем своих фланкеров. К ним подоспели четыре роты апшеронского полка, с двумя горными орудиями, под начальством генерального штаба капитана Вранкена. Пассек немедленно выдвинул орудия на высоту, в интервал казаков, а правому флангу последних велел рысью отойти за пехоту. Неприятель, не сообразив этого маневра, продолжал свое стремительное наступление и как раз попал под картечь наших единорогов. Тут он поневоле остановился; но за то другие массы наступали с фронта и достигли вершины бугра, занятого апшеронцами. Ряд значков был утвержден ими в нескольких десятках шагов от нашей цепи; огонь загорелся с страшною силою. Всю тяжесть боя пришлось выдержать лишь четырем ротам апшеронцев; но они, как прикованные к месту, воодушевляясь примером храброго капитана Вранкена, не оставившего строя даже после трех сильных контузий, не подались ни на шаг и штыками отбросили горские скопища. Ружейный огонь возобновился с новою силою; наша артиллерия, под градом пуль, с неподражаемым хладнокровием все время действовала картечью. Ужо неприятельские толпы начали обходить наши оба фланга. В эту минуту житомирцы, под начальством командира баталиона подполковника Киандора, хотя и утомленные тридцативерстным переходом, бегом подоспели к месту боя; за [201] ними спешили и два орудия. Генерал Пассек тотчас поставил житомирцев на левом фланге апшеронцев и из орудий, вместе с ними прибывших, открыл картечный огонь. Однако горцы все продолжали сильно наседать на наш правый фланг. У нас уже оказывались большие потери: три офицера 14 выбыло из строя, большая часть артиллерийской прислуги перебита, заряды истощались. Неприятельские же значки с каждой минутой подвигались все ближе и ближе к нашему фронту, и момент рукопашной схватки был недалек. Уже отважнейшие мюриды показывались в нескольких шагах от наших штыков, размахивая кинжалами и шашками. Их иступленные порывы сдерживались лишь удивительною стойкостью наших солдат и храбростью ротных командиров — штабс-капитанов Дубина (принявшего начальство над батальоном после Вранкена) и Щедро. Но всему есть предел. Генерал-маиор Пассек видел, что слабые силы его отряда не могут сломить неприятеля, и решил испробовать последнее средство: он быстро передвинул один горный единорог с правого фланга в центр, к стрелковой цепи 6-й роты апшеронского полка. Штабс-капитан Лагода исполнил это передвижение лихо и хладнокровно, почти под дулами ружей мюридов, и тотчас же ударил картечью вдоль по линии горцев. Они видимо были озадачены, значки их заколебались. Пассек, пользуясь счастливым моментом и не давая им опомниться, крикнул: «ребята, татарва бежит; ура, за мной!» Апшеронцы и житомирцы дружно подхватили его призывный клик и вместе с ним ринулись на [202] горцев; донцы, под начальством войскового старшины Банадорова, заменившего контуженного подполковника Номикосова, в свою очередь ударили в пики. Эта единодушная и неотразимая атака смяла и раздавила горцев. Началась страшная резня, среди которой воодушевленные и озлобленные солдаты не давали врагу никакой пощады. Пассек собственноручно изрубил двух мюридов. Неприятель, охвативший нас к этому времени со всех сторон, рассеялся и без оглядки бежал в селение. Тогда Пассек велел ударить отбой, так как штурмовать с утомленными войсками огромное селение, обороняемое артиллериею и доведенным до отчаяния многочисленным противником, было бы слишком рискованно.

Очевидцы рассказывают, что после дела жители ближних к Гилли селений, наблюдавшие за всеми перипетиями боя с высот, поспешили поздравить Пассека с победою и извинялись, что не успели подкрепить его вовремя. «Я не нуждался в вашей помощи — сухо отвечал им Пассек — но могу вас поздравить, в свою очередь, с тем, что вы не присоединились к мюридам».

Поражение, нанесенное в этот день горцам, было полное и после неудачных для нас событий 1843-го года вполне блестящее: незначительный отряд разбил наголову 27-ми тысячное скопище; 23 значка остались нашими трофеями, и все поле боя было устлано трупами. По показаниям лазутчиков, горцы, пользуясь возвращением отряда в лагерь, убрали не менее пятисот раненых; оставшиеся после этого еще 245-ть тел были похоронены нами. У нас убиты один штаб-офицер, один обер-офицер 15, 25-ть нижних чинов и [203] 9-ть казаков; ранены и контужены один штаб-офицер, шесть обер-офицеров 16, 104 нижних чина и 39-ть казаков.

Неприятель бежал в горы, а жители селения Кака-Шура толпами переселялись в покорные нам деревни.

Первым последствием этой славной победы при селении Гилли было совершенное успокоение шамхальского и мехтулинского владений. Акушинцы не только перестали тревожить наши границы, но даже оставили без защиты и свои собственные. Они до того упали духом, что не дали обещанной поддержки изменившему нам Даниэль-султану элисуйскому, который вскоре был разбит наголову лезгинским отрядом. Вообще, влияние гиллинского погрома на горцев было так велико, и отступление их так поспешно, что генерал Лидерс, как видно из донесения его командиру отдельного кавказского корпуса, двинувшись по пятам за ними со всем своим отрядом, легко мог покорить Акушу, но не сделал этого потому, что не желал нарушать раз начертанного плана действий. Генерал-адъютант Нейдгардт находил, что движения этого предпринимать было нельзя, не обеспечив сообщения между чеченским и дагестанским отрядами, но Государь Император Николай Павлович, как писал военный министр, «изволил выразить сожаление, что не воспользовались впечатлением гиллинского дела и не достигли одним ударом цели, предположенной в первом периоде военных действий». 6-го июня Пассек перешел на более выгодную позицию в четырех верстах от Кака-Шуры, по дороге [204] к Гилли. Обеспечив двумя баталионами житомирцев селение Дженгутай.

8-го и 9-го июня войска дагестанского отряда готовились к выступлению для усиленной диверсии, во время занятия чеченским отрядом хубарских высот. По этому случаю предположенная экспедиция в Акушу была отложена до 16-го июня.

______________

2-го июня, в день открытия военных действий в районе дагестанского отряда, князь Аргутинский получил общее предначертание корпусного командира для наступательных движений с своей стороны. В то время, когда одни горские скопища заняли Кака-Шуру, другие показались у селения Унджугатлю, а сюргинцы, кроме того, напали на селение Цукралю и после упорного боя с жителями угнали часть их скота. Князь Аргутинский к 6-му числу стянул все войска к Харабкенту и тотчас двинул к селению Хозрек, под начальством полковника Форстена, 2-й баталион тифлисского полка, всю пешую милицию и две сотни конных табасаранцев, при двух горных орудиях, чтобы удержать неприятеля от дальнейших покушений. Получив же в это время уведомление генерала Лидерса, что наступление его в Акушу, в виду движения части дагестанского отряда к хубарским высотам, отложено до 16-го июня, князь Аргутинский рассчитал, что у него остается достаточно времени для решительного предприятия против сюргинцев, в конец надоевших ему своею дерзостью. Поэтому, не ограничиваясь лишь одною угрозою, для которой послал полковника Форстена, и имея в виду возможно лучшее обеспечение [205] Казикумуха, а частью и отвлечение на себя горских партий из Аварии, князь выдвинул 7-го июня к селению Эйлях, для прикрытия Чираха со стороны Сюргя, колонну 17, под начальством полковника Радкевича, а сам, в тот же день, с остальными войсками двинулся также на Хозрек. К вечеру он получил известие, что неприятель от Унджугатлю подвинулся к Кумуху, занял все окрестные селения до самого Сумбатлу, так что Кумух оказался совершенно блокированным, и, наконец, перейдя па правый берег казикумухского Койсу, распространился до селения Кюлюли. Сюргинцы же, сделавшие нападение на селение Цукралю, усиливались все более и более присоединением к ним жителей из самых дальних деревень своего и даргинского общества, а также акушинцев и цудахарцев. При таких обстоятельствах, князь Аргутинский не замедлил своим решением ни на минуту и, усилив полковника Форстена 11-ою и 12-ою ротами князя Варшавского полка, шедшими на смену кумухского гарнизона, двинул его 8-го июня к селению Кюлюли. Вслед за колонною Форстена он послал первые баталионы Эриванского карабинерного и тифлисского егерского полков, при двух орудиях № 4-го батареи 19-й артиллерийской бригады, и, наконец, поехал и сам. Опередив колонну полковника Форстена, князь Аргутинский по прибытии в Кюлюли захватил, в виде милиции, жителей этого селения и последовал с ними далее. Увидев приближение Аргутинского, передовые неприятельские посты начали отступать; когда же на хребте показалась колонна Форстена, то горцы вообще очистили правый берег [206] Койсу и, уничтожив мост, стянулись на левый — к передовой толпе, силою около тысячи человек. Часу во втором дня, на высотах вдоль правого берега реки начали показываться толпы горцев, преимущественно сюргинцев, распространились от Хозрека до Кюлюли на нашем фланге и угрожали даже нашему тылу. Начальник отряда решился прежде всего обратиться на эту партию, с целью дать сюргинцам, давно не имевшим случая встречаться с нашими войсками, добрый урок. Для этого князь Аргутинский возвратил на прежнюю позицию передовую колонну полковника Форстена, уже подходившую к Кюлюли. Между тем сюргинцы начали перестрелку с высот и, ободренные нашим умышленным бездействием, постепенно спускались все ниже и ниже, так что, наконец, пули начали долетать и в лагерь войск. Так как атаковать с фронта крутые высоты, занятые горцами, значило рисковать большими потерями, то князь Аргутинский пока оставался в лагере, вполне готовый к бою, на случай, если бы горцы осмелились спуститься на равнину, и обдумывал, как бы получше разделаться с сюргинцами. Но они скоро образумились, остановились под гребном хребта, сильно его заняли и ограничились стрельбою по лагерю. Тогда наступила очередь князя Аргутинского: он решил обойти левый фланг неприятеля и заставить его принять бой на местности более для нас благоприятной. Для движения был избран подъем, хотя и не совсем удобный, но достаточно удаленный от неприятельской позиции и потому слабо наблюдаемый горцами. Он начинался в трех верстах не доходя селения Хозрек, по дороге из Чираха, близь места расположения главных сил отряда. Удача предприятия, без сомнения, всецело зависела от [207] скрытности движения, и вот князь Аргутинский, оставив у Кюлюли с полковником Форстеном две роты варшавцев и батальон тифлисцев с казикумухскими нукерами, при взводе орудий № 4-го батареи 19-й артиллерийской бригады, через час после пробития вечерней зари возвращается с остальными войсками по тропе, более удаленной от высот правого берега, к лагерю главных его сил у Хозрека, где войска уже стояли под ружьем. Таким образом, князь оставил неприятеля в полном убеждении, что у Кюлюли он сам стоит перед ним. В полночь войска от Хозрека двинулись к подъему четырьмя колоннами, вверенными начальству подполковника князя Орбелиани (передовая милиционная), полковника Чиляева и подполковников Xвостикова и Сагинова 18.

Поднявшись беспрепятственно на хребет, отряд к рассвету вытянулся по дороге к селению Цукралю, расположенному у подножия хребта Шуну-даг, а колонна Форстена, снявшись с лагеря, двинулась на соединение с Аргутинским через подъем между Хозреком и Кюлюли. Ночное движение было произведено так искусно, что неприятельские передовые посты только тогда заметили наши войска, когда они поднялись уже на хребет. Горцы, угрожаемые с фланга и тыла, видя невозможность удержать свою позицию, поспешно отступили и приготовились нас встретить по дороге от Кюлюли к селениям Нуцали и Ар-Юри. Дорога эта, верстах в четырех от Кюлюли, переваливается через хребет Доккул-Бяр, отходящий от Шуну-Дага мимо селении Цукралю. Неприятель, опершись правым флангом на крутые высоты первого из названных [208] хребтов на самом перевале дороги, протянул свои силы версты на полторы влево по хребту, который, загибаясь назад, делался все круче и острее. Местность на левом фланге неприятельской позиции и далее, на продолжении этого фланга, была так перерезана оврагами и крутыми покатостями, что направлять сюда атаку, для захвата пути отступления горцев на селение Ницы, не представлялось возможным. Оставалось атаковать сравнительно слабейший правый фланг неприятельского расположения, хотя горцы, понимая это, заняли его весьма сильно: дорога и крутая гора, составлявшие правую оконечность позиции, усиленные наскоро устроенными завалами, кишели пешими людьми; позади же их виднелись массы горского резерва. Ожидая нашего наступления, мюриды затянули свою обычную заунывную песнь.

Стянувшись против неприятельской позиции, отряд выстроил фронт вправо; пешая ахтынская и пешая и конная табасаранская милиция стала на левом фланге; правее их, в центре,— 1-й и 1-й баталионы мингрельских егерей с 2-мя горными орудиями, и на правом фланге, уступом назад от линии мингрельских баталионов, мусульманская кавалерия. Вторую линию боевого порядка составляли 1-й и 3-й баталионы князя Варшавского полка, а резерв — первые баталионы эриванцев и тифлисцев. Затем был открыт артиллерийский огонь. Под покровительством его, пешая милиция, выдвинувшись вперед, завязала сильную перестрелку с неприятелем, занимавшим правую оконечность позиции. Назойливость наших милиционеров до того подзадорила горцев, что, спустя не более четверти часа, густые толпы их выступили из завалов и двинулись вперед, но, встреченные беглым огнем милиции [209] и егерей, повернули в беспорядке обратно. Вся наша первая линия ринулась за ними по пятам и на плечах их заняла правый фланг их позиции на высотах. Этот частный успех решил судьбу боя. Скопище заколыхалось и начало отступать к своим резервам, расположенным в полуверсте позади, на перевале одного из отрогов хребта Доккуль-Бяр. Но неприятель не мог и здесь удержаться: милиционеры и кубинские нукера преследовали его с ожесточением, рубили и захватывали в плен. Видя запальчивость милиционеров и опасаясь ее последствий, князь Аргутинский поспешил послать им вслед три сотни донского казачьего № 39-го полка, которые до сих пор он держал при резерве. Неприятель пытался было еще раз остановиться, воспользовавшись каменистым хребтом, но и отсюда был сбит милициею, поддержанною подоспевшими донцами, при чем начальник ширванской милиции штабс-капитан Шир-Али-бек взял в плен кадия селения Ницы Абдуллу-Тифа, которому Шамиль поручил начальство над этим восьмитысячным скопищем. Поражение неприятеля было совершенное. Ширванцы, табасаранцы и кубинцы гнали его безостановочно, рубили, кололи и брали в плен безнаказанно, так что преследование обратилось в травлю. Донские же сотни в это время двигались в сомкнутом строю по дороге рысью, чтобы на всякий случай принять на себя милицию, а пехота спешила за кавалерию. В 11-ть часов казаки заняли селения Нуцали и Ар-Юри, захватив при этом до четырех тысяч голов крупного и мелкого скота. Так как неприятель совершенно рассеялся, то донцы, выждав около получаса, отошли назад к пехоте, остановившейся в пяти верстах от названных селений; сюда [210] со всех сторон собирались милиционеры с пленными и разного рода добычею.

Неприятель оставил на месте боя и преследования до 300-т тел и в наших руках сто пленных. Наша потеря состояла из одного нижнего чина и 8-ми милиционеров раненых и 5-ти нижних чинов и 6-ти милиционеров контуженных. Лошадей убито 6-ть, ранено 5-ть.

После необходимого привала, отряд вернулся обратно и расположился биваком у высот Доккуль-Бяр. 10-го июня князь Аргутинский дал войскам отдых.

Чтобы вполне воспользоваться победою 9-го июня, нужно было или двинуться далее Нуцали и Ар-Юри, или, по крайней мере, остаться у этих селений; но, в тоже самое время необходимо было поспешнее очистить казикумухское ханство и сделать это, невозможности не трогаясь с места, чтобы не подвергать войска новым движениям и сопряженным с ними трудам. Для достижения всего этого, князь Аргутинский распустил слух, что идет к Кумуху, а чтобы окончательно убедить горцев в этом намерении, он приказал жителям разрабатывать спуск к селению Кюлюли и исправлять разрушенный мост на Койсу. Уловка удалась, и в тот же день неприятель очистил все занятые им казикумухские деревни. После этого, ничто уже не мешало князю Аргутинскому окончить покорение Сюрги.

11-го числа, с рассветом, самурский отряд двинулся к Диакхару, одному из наиболее враждебных нам селений сюргинского общества. Полковнику Радкевичу, стоявшему со своею колонною у селения Эйлях, было предписано, чтобы он, по первым выстрелам, которые услышит, следовал на хутора Махи, [211] расположенные у подножия хребта Уркут-даг, заграждавшего подступы к селению Диакхар, где следовало ожидать упорного сопротивления неприятеля.

Пролагая себе дорогу киркою и лопатою, войска, пройдя к полудню около пятнадцати верст, прибыли к урочищу Араппа. Отсюда открылась вся Сюргя, акушинские горы и — направо — лагерь колонны полковника Радкевича. Начальник отряда ясно видел, как жители Диакхара и других селений собирались по тревоге и тянулись на хребет Уркут-даг. Рассчитывая, вследствие этого, что горцы вступят в бой, князь Аргутинский приказал сделать два сигнальных пушечных выстрела. Спустя немного времени, было отчетливо видно, как колонна Радкевича, сняв палатки, потянулась по предписанному ей направлению. Тогда двинулся и князь Аргутинский. К 5-ти часам вечера он прибыл с войсками на высоты против хребта Уркут-даг, который был занят неприятелем, в числе около трех тысяч человек, укрепившимся за завалами на протяжении около полутора верст. Позднее время дня и утомление войск заставили начальника отрада не вступать с горцами в бой и ограничиться лишь рекогносцировкой подступов к неприятельской позиции. Но горцы и сами уклонились от встречи с нашими войсками и ночью рассеялись по деревням. На другой день утром к отряду присоединилась и колонна полковника Радкевича, задержанная затруднительною местностью и испорченными неприятелем дорогами.

Цель движений самурского отряда было, достигнута, потому что утром 12-го июня к князю Аргутинскому явились старшины всего сюргинского общества с просьбою о пощаде и с изъявлением совершенной покорности, а на другой день, во время перехода отряда [212] через хребет Уркут-даг, прибыли и жители селения Кубачи. Оставив вагенбург на позиции у селения Диакхар, князь Аргутинский 14-го июня выступил с шестью баталионами пехоты, с горными орудиями, с пешею и конною мусульманскою милициею в селение Кубачи, где к нему присоединился маиор Джамов-бек кайтахский с тремя сотнями нукеров и милиции, приведя с собою старшин всех селений нагорного уцмийства и Кайтаха, также изъявивших покорность. Простояв здесь около пяти часов и сделав несколько пушечных выстрелов, разнесшихся перекатным эхом в покрытых дремучим лесом ущельях Кайтаха, где еще не бывала русская нога, отряд возвратился в лагерь у селения Диакхар. Тут князь Аргутинский узнал об измене элисуйского султана Даниэль-бека и поспешил отправить в Ахты исправлявшего должность начальника самурского округа подполковника князя Орбелиани, находившегося при отряде с ахтынскою милициею, для принятия на месте мер, чтобы волнение, произведенное Даниэль-беком в соседнем рутульском магале, не перешло в самурский округ. Вместе с тем, штабс-капитану Гарун-беку, имевшему большие связи по родству и знакомству с рутульцами, было предписано собрать милицию в кюринском владении, расположиться с нею на границе рутульского магала и употребить все свое влияние на рутульцев, чтобы удержать их на нашей стороне.

15-го числа, князь Аргутинский с большею частью войск оставался на позиции у Диакхар; 2-й же и 3-й баталионы и 11-я и 12-я роты князя Варшавского полка, 2-й баталион тифлисских егерей, при 8-ми орудиях 2-го и 4-го батарей 19-й артиллерийской бригады, нукеры Агалар-бека, ширванская и табасаранская [213] конная милиция, были направлены, под начальством полковника Радкевича, по дороге к Чираху. Из этих войск 2-й баталион князя Варшавского полка с 6-ю орудиями, остался временно на позиции у селения Худуц, а остальные части прибыли в тот же день к Чираху. Движение это было сделано с целью ободрить жителей казикумухского ханства, пораженных изменою Даниэль-бека и удержать в страхе колебавшийся в покорности рутульский магал. Для поддержания же генерала Шварца и успокоения жителей, встревоженных событиями в Элису, князь Аргутинский предписал подполковнику князю Орбелиани произвести с ахтынскою милициею диверсию частью на селение Борчь, а частью — через Рутул к Лучеку.

После этого, взяв от всех старшин обществ Кайтаха, Сюргя, Кубани и нагорного уцмийства письменные обязательства в покорности, князь Аргутинский с остальными войсками отряда двинулся 17-го июня к Чираху и расположил их следующим образом: на границе Сюргя, у селения Худуц — первые баталионы Эриванского и князя Варшавского полков, с кюринскими военными нукерами, при 6-ти легких орудиях, под начальством полковника Форстена; в селении Эйлях, под начальством полковника Чиляева, 1-й и 4-й баталионы мингрельского егерского полка, с кубинскими военными нукерами, при четырех орудиях, а остальные войска — в Чирахе, кроме 11-й и 12-й рот князя Варшавского полка, назначенных в Кумух для смены гарнизона.

В таком положении, князь Аргутинский рассчитывал ждать выяснения обстановки и приказания двинуться в Акушу, или же на помощь генералу Шварцу.


Комментарии

1. Высочайший рескрипт генерал-адъютанту Нейдгардту от 18-го декабря 1843-го года, № 1301.

2. Отряд состоял из 983-х человек пехоты, 348-ми казаков и двух орудий.

3. Пять баталионов пехоты, рота сапер, 6-ть сотен линейных и две сотни донских казаков, при 8-ми орудиях.

4. Пехотного князя Варшавского полка капитан Григорков, штабс-капитан Рожицын и состоявший по кавалерии терекемейский заседатель поручик Гандурин (последний ранен кинжалом в кисть левой руки, с повреждением костей и в губу укушен зубами).

5. Четыре баталиона пехоты, кубинские военные нукера, ахтынская и кюринская милиция,
два легких и семь горных орудий.

6. Первые баталионы тифлисского и мингрельского егерских полков.

7. Наибы, постепенно усилившие своими партиями главное скопище Кибит-Магомы и Хаджи-Мурата, были: Киер-эфендий, Магомет-кадий согратльский, Омар-Магомет карахский, Карану-Молла-Магомет хусрахский, Аиб-Абдулла андалялский и Абдулла-Самари мукратльский.

8. 1-й баталион эриванцев, при одном легком орудии № 4-го батареи 19-й артиллерийской бригады, стал в Кумухе; 2-й баталион тифлисцев, при одном орудии,— в селении Шаукралю; ахтынская пешая милиция — в селении Гукралю; две роты сапер и 4-й мингрельский баталион, при двух горных орудиях, в селении Шаралю; 2-й и 3-й баталионы князя Варшавского полка, при трех орудиях, в селении Тохчарлю, и 1-й баталион тифлисских егерей, при 2-х орудиях, в селении Хурхилю.

9. Отряд состоял из 1-го и 2-го баталионов апшеронского, 3-го баталиона подольского и
1-го житомирского полков, 450 казаков, одного полевого и двух горных орудий.

10. Один минского и два житомирского полков.

11. Две роты сапер, 3-й баталион князя Варшавского полка, перше баталионы тифлисского и мингрельского егерских полков, два горных орудия легкой № 4-го батареи 19-й артиллерийской бригады, горное орудие кумухского гарнизона, ахтынская пешая милиция и кубинские и кюринские военные нукера.

12. В подлинном донесении генерала-от-инфантерии Лидерса от 14-го мая 1844-го года за № 20-м выбывшие из строя штаб и обер-офицеры не поименованы.

13. Три баталиона апшеронского полка, четыре сотни донского № 38-го полка и четыре горных орудия резервной № 2-й батареи 19-й артиллерийской бригады.

14. Капитан Вранкен и командир 1-й роты апшеронского полка штабс-капитан Павлов, храбрый и выдающийся офицер,— тяжело ранены, а гвардейской артиллерии поручик Трамбицкий — убит.

15. Подполковник Киандер и поручик Трамбицкий.

16. В том числе подполковник Номикосов, капитан Вранкен и апшеронского полка штабс-капитан Павлов. Остальные выбывшие из строя офицеры, в донесении генерала Лидерса от 19-го июня 1844-го года за № 424-м, не поименованы.

17. Две роты кавказского саперного баталиона, 2-й баталион князя Варшавского полка, кюринских военных нукеров, агулдаринскую и аштикукумскую милицию, при 4-х орудиях батарейной № 2-го батареи 19-й артиллерийской бригады.

18. 6-ть баталионов пехоты, три сотни донских казаков, ахтынская, табасаранская и ширванская милиция, кубинские военные нукера, при двух легких и шести горных орудиях.

Текст воспроизведен по изданию: 1844 год на Кавказе // Кавказский сборник, Том 7. 1883

© текст - Юров А. 1883
© сетевая версия - Тhietmar. 2019
©
OCR - Валерий Д. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Кавказский сборник. 1883