1840, 1841 и 1842-Й ГОДЫ НА КАВКАЗЕ

V.

1841-й ГОД.

Положение дел в крае к началу 1841-го года. Высочайше утвержденный план военных действий; состав отрядов; работы. Деятельность Шамиля; набеги его партий. Благоприятное для нас настроение чеченцев. Агитация Хаджи-Мурата в Аварии. Штурм с. Цельмес и его результаты.

К началу 1841-го года наше положение на Кавказе вообще было мало утешительно; особенно озабочивал Государя Императора и местное начальство левый фланг кавказской линии, так как порядок вещей в Чечне и северном Дагестане, день ото дня обостряясь, принял крайне невыгодный для нас оборот. Продолжительное бездействие чеченского отряда в 1840-м году дало возможность Шамилю сделаться полновластным хозяином и гор, и плоскости. На всем пространстве левого фланга нам остались покорными — кроме деревень, лежавших йод дулами орудий наших укреплений,— лишь кумыки и две надтеречные чеченские деревни. Шамхальцы и мехтулинцы уцелели под властью своих владетелей только благодаря гимринскому делу. Не предупрежденный и не [188] остановленный побег жителей с Терека обнажил нашу линию от самого Моздока до ст. Червленной. Покорность кумыков хотя и обеспечивала несколько участки гребенского и кизлярского казачьих полков, но, тем не менее, для защиты плоскости отвлекались значительные силы, так как измена Черкея открыла Шамилю свободный доступ в северный Дагестан. С другой стороны, ненадежное настроение Койсубу, волнуемого происками изменника Хаджи-Мурата, подвергало опасности самую Аварию и угрожало сообщениям хунзахского гарнизона с Темир-Хан-Шурою. Влияние имама не ограничивалось, впрочем, Чечнею и северным Дагестаном: на него возлагали все свои упования и надежды не только ближайшие к арене его деятельности, но и самые отдаленные племена. Так напр., разбойничьи шайки в Осетии, уничтоженные полковником князем Андронниковым в декабре 1840-го года, подстрекали население к неповиновению помещикам и властям его именем. Дальские князья, намереваясь отложиться от нас, посылали нарочных убедиться воочию в успехах Шамиля. Даже на береговой линии одним из рычагов той небывалой энергии, развитой черкесами при нападении в 1840-м году на наши форты, являются преувеличенные слухи о победах и могуществе нового горского владыки. До какой степени пользовалось обаянием в глазах даже покорных нам горцев имя сына бедного гимринского пастуха — служит тот факт, что эти последние, тайком от русского начальства, преисправно уплачивали определенную дань шамильским наибам, чтобы только они не грабили их и не отбивали стад. Подобные вещи происходили и во владикавказском округе, где жители Ачулук-Юрта задаривали Ахверды-Магому, с его приближенными, и в кумыкском владении, где старшина малолюдной деревни [189] Азамат-Юрта — Урусбий — чистосердечно сознался нашему начальству, что жители дают подарки Шуаиб-мулле, лишь бы он оставлял их в покое. Это были далеко не единичные случаи: костекские ногайцы пренаивно просили разрешения главного кумыкского пристава платить дань Шуаиб-мулле 1. Большая Кабарда оставалась спокойною, но и там успехи Шамиля не могли не отозваться; если бы имам появился с своими скопищами на военно-грузинской дороге, то без большого труда успел присоединить к себе кабардинцев. Подобный исход повлек бы за собою крайне печальные для нас последствия: единственное сообщение Закавказья с внутренними губерниями России было бы прервано и наши военные поселения по военно-грузинской дороге, на которые кабардинцы досматривали косо, неминуемо бы пострадали. На правом фланге кавказской линии горцы не предпринимали ничего серьезного, но, прорываясь сквозь кордоны, мелкими партиями углублялись довольно далеко внутрь кавказской области. Довершение начатой в 1840-м году лабинской линии и дальнейшие подступы наши к р. Белой и за нее должны были отодвинуть черкесов от наших пределов и избавить мирные поселения от лихих и опустошительных их набегов. Черноморское побережье, в пунктах наиболее угрожаемых, было достаточно обеспечено от покушений горцев (за исключением Абхазии, где укрепление Гагры пришло в совершенное разрушение) и наша береговая линия могла отчасти оправдывать цель ее учреждения, так как с конца 1840-го года лишь немногим отважным контрабандистам удавалось [190] ускользнуть от наших крейсеров и избегнуть бдительного надзора на всем протяжении берега; причем, очевидно, о снабжении горцев извне разными боевыми запасами в больших размерах не могло быть и речи. Что же касается до прибрежных черкесских племен, то они, оставшись не наказанными за разрушение укреплений в 1840-м году, готовы были повторить этот погром. Как мы видели, едва наши войска, работавшие в конце 1840-го года на черноморской береговой линии, успели выступить на зимние квартиры, едва только в горах разнеслась радостная весть, что мы не потревожим черкесов в их жилищах — толпы, под предводительством предприимчивого Хаджи-Берзека, бросились на покорных нам джигетов, разорили их и угрожали вторжением в Абхазию. Одно уже появление 7 т. скопища на р. Сандрипш отозвалось волнениями в Цебельде; а если бы Хаджи-Берзек не отказался от своего намерения, то, нет сомнения, что и абхазцы вышли бы из повиновения своему владетелю, который, при нашем содействии, едва успел в несколько лет утвердить в стране свою власть и обуздать хищнические наклонности населения.

День ото дня возраставшее могущество Шамиля и крайне ненадежное настроение даже покорных нам обществ заставляли нас торопиться принятием энергических мер, чтобы не потерять безвозвратно плодов предшествовавших многолетних усилий. Естественно, что центр тяжести наших действий должен был иметь место на левом фланге,

Только что очерченное положение края легло в основание Высочайше утвержденных предположений корпусного командира на 1841-й год 2. Действие наши в [191] Дагестане должны были распасться на два периода: в первом - предстояло усмирить возмутившиеся племена северного Дагестана вообще, овладеть Черкеем и примерно наказать его жителей за ряд измен; во втором — с целью более прочного утверждения нашей власти, возвести солидное укрепление у Черкея, каменную цитадель в Низовом укреплении, улучшить оборону Темир-Хан-Шуры и перестроить хунзахскую цитадель, приходившую в разрушение, а также снабдить первый и последний пункты годовым продовольствием и другими запасами. В Чечне, в виду поголовного восстания ее и удобств, с которыми Шамиль мог одновременно собирать сильные партии на различных точках кавказской линии, необходимо было иметь значительный отряд как для военных действий, так и для прикрытия самой линии и военно-грузинской дороги. Отряду этому предстояло с огнем и мечем искрестить Чечню по всем направлениям и продолжать эти движения до тех пор, пока чеченцы не изъявят покорности, а выселившиеся не возвратятся в свои аулы 3. Усмирение Чечни составляло первый период действий чеченского отряда; если бы все это удалось выполнить до наступления позднего времени года, то затем, во втором периоде, войска обращались на возведение укрепления у Дачу-Барзоя, при входе в аргунское ущелье. На правом фланге кавказской линии предположено было дать полное развитие заложенной в 1840-м году лабинской кордонной [192] линии, в виду огромной ее важности. Не ограничиваясь, однако, окончанием возведенных уже на Лабе укреплений и поселением казачьих станиц, начальник фланга должен был предпринимать сильные поиски к р. Белой и далее, по возможности углубляясь в горы. Этими действиями мы наказывали абадзехов и шапсугов, виновных в нападении на укр. Николаевское и Абинское, и предупреждали покушения горцев на правый фланг и даже северную часть (1-е отделение) береговой линии. Работы на восточном берегу Черного моря ограничивались исправлением укр. Гагр и довершением полной обороны Навагинского форта, всякие же наступательные действия против прибрежных племен отлагались до более благоприятного времени; собственно в видах охранения линии Государь Император считал их не нужными после улучшения обороны фортов, усиления гарнизонов и образования подвижного резерва; помимо этого, деятельность, указанная войскам правого фланга, неизбежно должна была заставить черкесов подумать об обороне собственных жилищ. К десантной экспедиции предполагалось обратиться лишь при каких-либо чрезвычайных событиях на берегу, назначив для этой цели войска с юга России. В виду опытов прошлых лет, от десанта, с специальною целью наказания черкесских племен, нельзя было ожидать особой пользы: невозможность поднять с войсками необходимый обоз и различные запасы исключала всякую мысль о дальнем движении в горы, а разорение селений, в 1—2-х переходах от места высадки, не могло не только произвести желаемого впечатления на черкесов, но даже окупить издержек казны.

Для выполнения вышеуказанных предприятий войска отдельного кавказского корпуса, по Высочайшему повелению усиленные 14-ю пехотною дивизиею (16 баталионов), [193] распределялись следующим образом: а) дагестанский отряд, под личным начальством корпусного командира генерала-от-инфантерии Головина, из 12-ти баталионов пехоты, 2-х рот сапер, дивизиона драгун, 5-ти сотен линейных, донских и уральских казаков, около 4-х сотен милиции, при 28-ми орудиях и 4-х мортирах 4, сосредоточивался в двух сборных пунктах — Темир-Хан-Шуре и кр. Внезапной; б) чеченский отряд, под начальством генерал-адъютанта Граббе, в составе 12-ти баталионов пехоты, 1-й роты сапер, 3-х сотен линейцев, 2-х сотен милиции, при 30-ти орудиях и 2-х мортирах 5, должен был собраться у кр. Грозной 6; в) назрановский отряд, под командою начальника центра кавказской линии генерал-маиора Прятинского, в числе 4-х баталионов пехоты, 2-х эскадронов и 1 сотни [194] казаков, при 2-х орудиях 7, собирался у укр. Назрана. Главнейшее назначение этого отряда, составлявшего как бы часть чеченского и подчиненного ген. ад. Граббе — обеспечение военно-грузинской дороги, удержание в повиновении горских племен, обитавших в верховьях Сунжи, содействие чеченскому отряду отвлечением неприятельских сил и перестройка Назрановского укрепления и г) лабинский отряд, под начальством генерал-лейтенанта барона фон-Засса, силою в 9 1/4 баталионов пехоты и сапер, 6 сотен донцов, 10-ть линейцев, 1/2 сотни милиции, при 14-ти орудиях 8, сосредоточивался у Прочного Окопа. Войскам всех действующих отрядов было предписано прибыть на сборные пункты в 20-х числах апреля.

Продовольствие, спирт и фураж заготовлялись: для дагестанского отряда в кр. Внезапной, Темир-Хан-Шуре и укр. Низовом, на 7 месяцев, для 12 т. человек и 2 тысяч лошадей, для чеченского — в кр. Грозной, ст. Червленной, укр. Герзель-ауле и Амир-Аджи-Юрте, на 8 месяцев, для 11 т. человек и 800 лошадей, для назрановского — в укр. Назране и Моздоке и для [195] лабинского — в укр. Мохошевском, Ново-Донском, Ново-Георгиевском, Зассовском, Георгие-Афипском, Темиргоевском, Хумаре и Джегуте, на 7 месяцев, для 9 т. человек и 400 лошадей (артиллерийских; казачьи полки заготовляли фураж собственным попечением). Помимо того количества артиллерийских зарядов и патронов, которое войска должны были иметь с собою, на людях и в зарядных ящиках, отряды обеспечивались складами в Внезапной, Темир-Хан-Шуре, Грозной, ст. Червленной, Георгиевске, Назране, Мохошевском и Прочном Окопе. Военно-временные госпитали учреждались: в Шуре на 800, в Дербенте на 200, в Кубе на 600, в Внезапной на 200, в Грозной на 350, во Владикавказе на 150, в Зассовском на 100 и в Мохошевском на 200 человеке. Кроме того, на первый случай каждый баталион должен был иметь по одной подбитой сукном госпитальной палатке на 20-ть больных и пропорцию госпитальных вещей и аптечных припасов на 35-ть. В виду крепостных работ, предстоявших дагестанскому, чеченскому и лабинскому отрядам, нужный для того инструмент был заготовлен в избытке в Шуре, Внезапной, Грозной, Герзель-ауле, Амир-Аджи-Юрте, Червленной и Прочном Окопе. Перевозочные средства состояли: для дагестанского отряда из отделения конно-подвижного транспорта правого фланга в 72 повозки, 100 наемных воловых арб и до 300 вьючных лошадей 9; для чеченского — помимо наемных арб и вьючных лошадей, 216 повозок конно-подвижного транспорта правого фланга, и для [196] лабинского — воловый транспорт в 200 повозок. На расходы по приготовлениям к экспедиции и предположенным работам было выделено из сумм, находившихся в распоряжении корпусного командира, 15 т. руб. сер. генерал-адъютанту Граббе, генерал-лейтенанту же Зассу, кроме 10 т. руб. сер., исключительно на военные расходы, 10 т. руб. ассигнациями на переселение казаков и женатых нижних чинов в новые станицы лабинской линии и 63,428 руб. 57 коп. сер. на обзаведение переселенцев (каждому офицерскому семейству по тысяче, и семейству казака или солдата по 250 руб.).

Баталионы должны были выступить в поход в возможно сильном составе — до 800 штыков, эскадроны драгун — имея по 15-ти рядов во взводах, и артиллерия с усиленной запряжкой 10. Количество лошадей и обоза для предстоявшей кампании, на каждый баталион было установлено следующее: под 2 колесных патронных ящика 10-ть лошадей, под вьючные патронные ящики, считая по три вьюка на роту — 12-ть лошадей, под палатки 12-ть, под провиант, считая по 5-ти вьюков на роту— 20-ть, под лазаретные вещи 2, под баталионного вагенмейстера 1, для возки провианта, а в случае нужды — [197] больных и раненых, 2 арбы с троечной упряжкой — 6 лошадей, а всего на баталион 63 лошади. Кроме того, каждый полк должен был иметь походную кузницу на тройке лошадей и 2 лошади под полковым вагенмейстером и штаб-горнистом.

Для продолжения работ в 1841-м году назначались: в кр. Александрополь 1-й и 3-й баталионы грузинского гренадерского полка, на шоссейные работы у нового мцхетского моста — рота того же полка, для ремонта военно-грузинской дороги в горах, от Владикавказа — 2-й баталион тифлисского и по кабардинской плоскости — 1 баталион минского полков, на военно-ахалцыхской дороге и в делижанском ущельи — по одной роте мингрельского полка. Для содержания караулов в г. Тифлисе были командированы 2 баталиона эриванского карабинерного полка и, затем, оставались в своих штаб-квартирах для охранения спокойствие края, а, главное, для устройства казарм — 2 баталиона грузинцев в Гори, 2 баталиона эриванцев на Манглисе, 1 баталион апшеронцев в Темир-Хан-Шуре, 1 баталион князя Варшавского полка в Кубе 11, 1 баталион тифлисцев на Царских Колодцах, 2 баталиона мингрельцев на Белом Ключе, 1 рота кавказского [198] саперного баталиона в Тифлисе и 5 эскадронов нижегородцев в ур. Кара-Агач.

Пока передавались в части все распоряжения корпусного командира, и во всех углах Кавказа кипели приготовления к походу, от которого Государь Император ожидал результатов, соразмерных чрезвычайным способам, кавказскому корпусу дарованным 12, Шамиль не стал ждать и, ободренный нашими вялыми действиями в 1840-м году, задумал не оставлять нас ни на минуту в покое, держать войска в постоянном напряжении и, таким образом, мешать подготовке экспедиции, размеры и средства которой имам не мог не предвидеть. Едва успели разойтись по зимним квартирам войска отряда ген. ад. Граббе, после бесплодной и утомительной экспедиции 1840-го года, как Шамиль, дав небольшой отдых своему воинству, в половине декабря начал собирать значительное скопище у Урус-Мартана. Уже имам готовился обрушиться на владикавказский округ, чтобы возмутить и увести в горы покорные еще нам племена; уже из Владикавказа, от коменданта, полковника Широкова, полетели во все стороны эстафеты — но все принятые нами меры оказались на этот раз ненужными: дойдя до р. Валерик, партия повернула назад и направилась к Аух, вследствие полученного Шамилем известия об убийстве поставленного им правителем Ичкерии и Ауха Булат-Мирзы, застреленного тремя горцами, которых наиб арестовал по подозрению в краже его лошадей. Воспользовавшись беспечностью караула, арестованные ночью бежали, тремя пулями покончили с Булат-Мирзой и, захватив свои семейства, спаслись на [199] кумыкскую плоскость; здесь они встретили сочувственный прием у местного начальства, были безбедно водворены на жительство и вообще почувствовали себя так хорошо и покойно, что примеру их готовились последовать и многочисленные родственники и друзья. Личным присутствием, опираясь на солидную вооруженную силу, имам хотел парализовать вредные последствия описанного происшествия и для этого-то и вернулся с пути.

Узнав о скором прибытии Шамиля, изменники черкеевцы предприняли набег на шамхальство. В ночь на Рождество Христово находившийся в Кум-Тер-Кале командир донского № 30-го полка подполковник Павлов получил донесение о том, что партия хищников прошла к с. Тарки. Подхватив 70 казаков и 20 мирных горцев, Павлов бросился к ур. Ташлы-Кала, чрез которое партии часто возвращались из набегов, дав знать о прорыве и о принятых мерах в Темир-Хан-Шуру и на Озенский пост; вскоре и здесь, и там раздались сигнальные выстрелы и тревога распространилась по окрестностям. Генерал-маиор Клугенау послал своего адъютанта капитана Евдокимова, с 80-ю казаками и несколькими милиционерами, также наперерез партии по другому направлению, а подпоручику Уллубею, с жителями с. Эрпели и находившимися там казаками, приказал скакать вслед за Евдокимовым. Казаки с Озенского и Капчугайского постов были направлены на поддержку подполковника Павлова.

На рассвете 25-го декабря 1810-го года, напав на следы партии, Павлов расположился скрытно за курганами и ждал. Вскоре показалось около 1 1/2 сотни черкеевцев, поспешно гнавших отбитое стадо баранов. Благодаря густому туману, неприятель ничего не подозревая подошел на ружейный выстрел и наткнулся [200] прямо на милиционеров. Не смутившись неожиданностью, хищники храбро бросились в шашки, но были охвачены с фланга и тыла казаками. Завязался горячий рукопашный бой; горцы дрались отчаянно, но, потеряв изрубленным предводителя, доверенного мюрида и значконосца Шамиля — Муллу-Шаман-Магомет-Оглы, обратились в бегство; в наших руках осталось 36 тел, 15 оседланных лошадей и 4600 отбитых баранов. Усталость коней, сделавших около 50-ти верст, помешала Павлову совершенно истребить черкеевцев; он возвратился в Кум-Тер-Кале, потеряв 1-го казака убитым, 2-х офицеров и 5 казаков ранеными и 12 лошадей. Люди эти, за исключением одного, и все лошади имели по несколько шашечных и кинжальных ран — настолько ожесточенна была схватка.

Между тем, капитан Евдокимов на рысях подошел к ур. Тишиглю — где соединялись дороги из Черкея, Миатлы и Ташлы-Кала в Шуру, остановился для отдыха и осветил разъездами дороги к Ташлы-Кала и Черкею. Первый разъезд не привез ничего, во вторым был замечен пикет из 12-ти человек, прикрывавший три стада рогатого скота, не далее 5-ти верст от Черкея. Рассчитав по времени, что у подполковника Павлова вероятно уже все кончено, Евдокимов без выстрела захватил до 250 голов, одного пастуха и, отправив скот в Шуру, остался на месте, чтобы дать стаду уйти вперед. Не прошло и 1/2 часа, как конные жители подоспели на тревогу и бросились по шуринской дороге, но Евдокимов отступил, соединился с подоспевшим Уллубеем, и пройдя то место, где черкеевцы могли еще его отрезать, дал им хороший отпор. Вскоре из Шуры показалась пехота, и жители Черкея, проводив отряд издали несколькими пулями, повернули также домой 13. [201]

Тем временем Шамиль, с конвоем из отборных мюридов, ехал не спеша по Ичкерии, послав свое скопище, с Ахверды-Магомой во главе, напрямик, с приказанием потревожить нашу линию, и предупредив о готовящемся набеге Джеват-хана и Шуаиб-муллу. 25-го декабря Ахверды-Магома прибыл в Шали, соединился с сильной конной партией Джеват-хана из большой Чечни, а 26-го — они оба были уже в Мичике, где их ожидал Шуаиб, тоже с немалым скопищем. Как видим, Шамиль мог не особенно сокрушаться об отсутствии телеграфа: его приказания разносились по горам с быстротою, которой с трудом верится.

Имея в своем распоряжении не менее 4 т. отборной конницы, три наиба, по зрелом обсуждении, решили ударить на слабейший пункт левого фланга — малолюдную станицу Парбочеву, к которой можно было подойти совершенно скрытно, пользуясь лесистою местностью до самого Терека. План набега задуман был прекрасно, в успехе не могло быть сомнения, но, к нашему счастью, начальник левого фланга г. м. Ольшевский успел 26-го числа узнать через преданного лазутчика об участи, готовящейся станице. Тотчас предписав командиру гребенского казачьего полка маиору Венеровскому спешить в находившимися у него под рукою войсками к Парбочевой, генерал, с 2-м баталионом куринцев и 1 1/2 сотнями мирных конных чеченцев, при 2-х орудиях, в 9-ть часов вечера выступил из кр. Грозной к с. Брагуны, с целью захватить скопище на обратном его пути. Отряд шел всю ночь; на рассвете, услышав пушечные выстрелы в стороне Амир-Аджи-Юрта, Ольшевский приказал ускорить движение и к 10-ти часам утра прибыл в Брагуны, сделав в 12-ть часов 47-м верст по крайне дурной и грязной дороге. Остановив [202] пехоту с артиллерией для отдыха, генерал послал чеченцев на рекогносцировку к Амир-Аджи-Юрту, так как с его приходом пальба прекратилась, но оказалось, что дело уже кончено.

На рассвете 27-го декабря неприятель переправился через Терек по льду близь Парбочевой и, спешившись атаковал ее с трех сторон. В станице уже ждали незваных гостей; как только штурмующие подошли на верный ружейный выстрел — казаки и команда егерей куринского полка, под начальством хорунжего гребенского полка Зимина, встретили их метким огнем. Такой неожиданный отпор до того смутил горцев, что они отступили, не решились повторить приступа и начали роптать на предводителей; последним пришло на мысль попытать счастья у полуразрушенного амир-аджи-юртовского тет-де-пона, предназначенного к упразднению, а пока занятого 80-ю донцами № 37-го полка. Вскоре наибы развернули перед этой горстью все свои силы, рассчитывая раздавить ее, но к этому времени сюда подоспели из ст. Щедринской маиор Пулло с 3-ю карабинерною ротою куринского полка и казачьим конным орудием, а также резервы гребенцев из Щедрина и Шелкозаводской, с есаулом Фроловым и штабс-ротмистром Левашовым.

Собрав все эти части и присоединив из слободки, лежавшей против Амир-Аджи-Юрта, на левом берегу Терека, 45 егерей куринского полка, Пулло перешел на правый берег и сделал по скопищу несколько выстрелов из орудия; когда чеченцы отхлынули от тет-де-пона и скрылись за возвышенностью, Пулло пошел за ними, выслав вперед казаков. 70 гребенцов, имея во главе храбрых Фролова и Левашова, завязали перестрелку, но, к сожалению, увлеклись: чеченцы, заманив [203] их подальше, мгновенно атаковали, смяли и опрокинули. Одновременно другая часть партии насела на пехоту, несмотря на беглый огонь и картечь врубилась в колонну и едва не захватила орудия, под которым сломалась боевая ось и все лошади были перебиты. Очень хотелось наибам порадовать своего владыку, но куринцы, хотя с трудом, успели отстоять пушку. Видя подавляющую несоразмерность в силах, Пулло начал отходить к тет-де-пону, под натиском чеченцев; неприятель отчаянно бросался в шашки, но всякий раз безуспешно и, наконец, отступил с значительною потерею через с. Шавдон вверх по Мичику. Маиор Венеровский прибыл к месту боя поздно, на измученных лошадях, а генерал Ольшевский, с одною пехотою, утомленною форсированным ночным переходом, не мог н думать о преследовании. Наша потеря в этом деле состояла из 2-х офицеров 14 и 42 нижних чинов убитых, 2-х офицеров 15 и 16 нижних чинов раненых и 1-го тяжело раненого казака взятого в плен. Лошадей убыло 15-ть.

Испытав две неудачи на линии, шамильские наибы хотели вознаградить себя налетом на мирную сунженскую деревню (в нескольких верстах от Грозной, вниз по Сунже), но и тут, не смотри на внезапность появления и огромные силы, встретили сильный отпор; все лавры их ограничились 2-мя мужчинами, 2-мя женщинами пленными и 2-мя парами захваченных волов.

Мужество наших войск в этот день заслужило [204] лестные отзывы даже врагов: “что мы в состоянии сделать русским — говорили чеченцы наибам — если не могли истребить даже горсти их"! Но суровый имам, как видно, не разделял этого взгляда и через несколько дней послал скопище опять к Парбочевой. 9-го января Шуаиб-мулла и Джеват-хан, с 3 т. пеших и конных чеченцев, переправились через Терек между ст. Щедринскою и Амир-Аджи-Юртом и одновременно напали на все промежуточные посты, с целью снять их и, таким образом, не дать тревоге распространиться по соседним станицам. Прервав сообщение между Щедриным и Амир-Аджи-Юртом, партия разделилась: пешие и худоконные стали на большой дороге и заняли прилежащий лес, чтобы остановить войска, которые двинутся на помощь к угрожаемым пунктам, а 600 человек, на отборных лошадях, бросились к Парбочевой, на многочисленные табуны казаков и брагунских жителей. Однако расчеты хищников не совсем удались: постовые казаки успели дать знать о появлении партии в ст. Щедринскую и там грянуло сигнальное орудие. Услыша выстрел, маиор Венеровский из Червленной поскакал с 30-ю казаками на тревогу. В Щедрине он узнал, что большая дорога занята горцами, а на Парбочеву сделано нападение. Приказав капитану Костырко, с 3-ю карабинерною ротою куринского полка, при 2-х орудиях, атаковать толпы пеших горцев, Венеровский присоединил к себе еще 10-ть казаков, оставил большую дорогу вправо и степью понесся к Парбочевой. Не смотря на бешеную скачку, он прибыл к станице (от Червленной 40 верст) когда 8 т. стадо скота, под сильным конвоем, уже направлялось вверх по Тереку, к Амир-Аджи-Юрту, для перегона на ту сторону. Послав приказание расположенной в ст. Шелкозаводской 8-й [205] егерской роте куринцев штабс-капитана Кишинского идти за собою, Венеровский поспешил за неприятелем; желая дать возможность беспрепятственно угнать захваченный скот, чеченцы ввязались в дело, дали тем время подоспеть нашей пехоте и, будучи опрокинуты, бросились по льду через Терек, не доходя Амир-Аджи-Юрта. Уже хищники достигали правого берега, как от столпления массы людей, спешивших спастись от энергического преследования, треснул лед; вода поглотила много жертв, уцелевшие же скакали без оглядки. Венеровский, перейдя реку несколько выше, нагнал захваченный скот и отбил его обратно, а между тем остававшиеся около Щедрина пешие толпы были также опрокинуты за Терек и, видя полное поражение своей конницы, обратились в бегство. Горской коннице удалось ускользнуть благодаря усталости казачьих коней, но пехоте пришлось отведать наших шашек; маиор Венеровский, лично изрубивший трех чеченцев, остановился лишь тогда, когда, оглянувшись, увидел, что преследует бегущих сам-третей — с поручиком собственного Его Величества конвоя Фроловым и казаком Груняшиным. Поражение горстью русских в пять раз сильнейшей партии было полное: кроме множества утонувших, чеченцы оставили на нашей стороне реки 10 тел, 21 лошадь с седлами и сбруей и 1 значок; место боя и путь бегства их обозначались лужами крови. Наша потеря ограничивалась 2-мя убитыми и двумя без вести пропавшими казаками; кроме того, при захвате табуна, убиты 1 мужчина и 1 женщина.

Неудачи, испытанные неприятелем в дистанции гребенского казачьего полка, не замедлили отразиться выгодным для нас образом: Ахверды-Магома, готовился выступить в набег на верхнюю часть левого фланга, но когда разнеслись вести о деле 9-го января, то часть [206] собранной им из б. Чечни партии разъехалась по домам, а между остальными чеченцами поднялся такой ропот, что наиб принужден был распустить и их, и лишь с 5-ю сотнями конницы, значительно позже, 29-го января, напал на транспорт, шедший из Червленной в Грозную, под прикрытием 2-й карабинерной роты куринцев, при орудии. Стойкость и мужество конвоя и своевременное прибытие из Грозной еще трех рот куринцев и старо-юртовских жителей заставили горцев удалиться, ничем не поживившись.

Все это, вместе взятое, в связи с внутренними раздорами среди его подвластных, было для Шамиля некстати. Чеченцы, изгнав ненавистных им наших приставов, попали ,.из огня, да в полымя" — высшая шамильская администрация, в лице наибов, не могла прийтись им по вкусу. Кормление пришлых ополчений из Дагестана, уплата податей на содержание мюридов и другие надобности и, наконец, жестокость, кривосудие и алчность наибов заставляли правоверных нередко вспоминать о русских начальниках. Долго сдерживаемое народное негодование разразилось наконец взрывом: в декабре, как мы уже видели, был убит Булат-Мирза, заменивший Ташов-Хаджи в управлении Ичкерией и Аухом. Это “первое предостережение" подействовало на наибов, они начали смотреть снисходительно на проступки чеченцев и перестали казнить смертью за всякий пустяк; Ахверды-Магома даже отпустил находившихся при нем лезгин, под предлогом, что они грабят население. Настроением Чечни воспользовался начальник левого фланга г.м. Ольшевский и начал распускать слухи, что убийцы Булат-Мирзы наделены землею, снабжены деньгами на первое обзаведение и будут примерно награждены. Вскоре в Грозную, один за другим, начали являться чеченцы [207] с предложениями убить не только Ахверды-Магому, но и самого Шамиля, а затем перебежать и нам. Пришлось отделываться от таких услуг, так как эти перебежчики заранее хотели знать вид и размер “цены крови".

В это же время недовольство чеченцев своими новыми властями перешло в открытое неповиновение; набеги на наши пределы, окончившиеся неудачами, не могли служить отвлекающим средством. Ахверды-Магома и Джеват-хан, видя, что все их движения и предприятия не составляют для нас секрета, вздумали устроить и у себя кордоны, для пресечения всяких тайных сношений между русскими и чеченцами. Затем, первый из наибов сменил начальника караулов между Аргуном и Сунжею Муллу-Кази, доставлявшего нам разные сведения, пропускавшего наших лазутчиков и даже освободившего двух из них, когда они были пойманы с поличным караульными. Чеченцам это не понравилось; около 600 человек из м. Чечни, сговорившись, начали требовать от Ахверды-Магомы отчета, как распорядился он с деньгами, взятыми за выкуп нескольких женщин из семейства купца Улуханова 16. Сначала наиб встретил дерзких грозно, угрожая рубить им головы, но видя, что это не подействовало, понизил тон, показал все подарки, полученные им от Улуханова, и тут же приказал их сжечь. Но расходившиеся подчиненные этим не удовлетворились, стали требовать и деньги, и разошлись лишь тогда, когда им было обещано разделить всю сумму между участниками набега к Моздоку (в 1840-м году) через старшин; тем не менее, когда 15-ть мюридов по приказанию Ахверды-Магомы явились в с. Джарган-Юрт [208] для сбора денег на содержание кордона, то жители, рассмеявшись им в лицо, прогнали их плетьми из деревни. Джеват-хану пришлось выпить еще более горькую чашу: когда он назначил взнос по рублю с каждого двора на содержание караулов по Аргуну, то чеченцы без всякой церемонии явились к нему, начали упрекать наиба за отступление от шариата, выставляли бедственное свое материальное положение и, в конце концов, категорически заявили, что не желают более иметь его своим начальником. Мюриды хотели было образумить бунтовщиков, но те, в насмешку, начали стрелять вверх из ружей; тогда Джеват-хан, опасаясь за свою жизнь, ускакал, окруженный мюридами, и направился в Дарго. На другой же день об этом узнал г. м. Ольшевский и тотчас предложил недовольным свое покровительство. Заговорщики сделались еще смелее и на большой сходке порешили не принимать более Джеват-хана, всякого же, кто пустит его к себе в дом — оштрафовать 50-ю рублями.

Выслушав Джеват-хана и сделав ему надлежащее внушение, Шамиль отправил его обратно, предпослав ему увещательное письмо к чеченцам, в котором извещал их, что приказал наибам строго придерживаться шариата и не обижать своих подчиненных. Послание это подействовало, все обошлось без крови и улеглось, а тем временем умный политик-имам раздумывал: чем и как поскорее занять эти беспокойные головы?

Ровно через месяц после январского разгрома Шуаиб-муллы и Джеват-хана у Парбочевой станицы, Ахверды-Магома, собрав 5 т. партию из б. и м. Чечни, появился у пределов Карабулака. 9-го февраля лазутчик галашевец Мулла-Бикей сообщил об этом владикавказскому коменданту. Полковник Широков тотчас послал открытое известие до Моздока, приказал войскам быть [209] наготове, а ингушевскому и карабулакскому приставу есаулу Гайтову принять все меры предосторожности. На другой день, в 7-мь часов утра, неприятель напал на ингушевские деревни б. и м. Яндырки, Али-Гакиева и Арслан-Мирза-Юрт. По первым выстрелам, Гайтов поспешил из Назрана на место происшествия с 200 чел. пехоты и конными назрановцами, при 2-х орудиях, но подоспел уже поздно: горцы быстро уходили по направлению к Ассе, гоня перед собой до 200 голов рогатого скота. После непродолжительной перестрелки отряд вернулся обратно, потеряв 3-х убитых и 1 лошадь. Ингуши отделались не так дешево — у них было убито 24, ранено 10-ть и взято в плен 18-ть человек и 9-ть семейств. Остановившись у с. Ачхой, скопище не расходилось, вероятно рассчитывая воспользоваться волнениями, которые могли возникнуть в владикавказском округе — и не без основания, так как налет Ахверды-Магомы навел панический страх на карабулаков и ингушей; жители пострадавших деревень стали выселяться в Назран, а оставшиеся но домам убедительно просили полковника Широкова обеспечить их гарнизоном из пехоты. Вследствие этого, селение б. Яндырка было занято отрядом маиора Триха 17, из 200 егерей тифлисского полка и 200 человек линейных №№ 5-го и 6-го баталионов, при 2-х орудиях роты № 2-го 12-й гарнизонной артиллерийской бригады.

Оставив партию Ахверды-Магомы висящею над владикавказским округом, Шамиль в тоже время начал усердно распускать слухи, что намерен напасть на сохранившие еще преданность нам сс. Старый, Новый Юрт и Брагуны, переселить жителей их в горы, а также [210] побывать на кумыкской плоскости. И во Владикавказе, н на левом фланге власти захлопотали, полетели рапорты об усилении войсками и т. п., а между тем целый месяц прошел относительно спокойно. Сведения о неприятеле не давали ничего определенного; Ахверды-Магома, распустивший было на короткое время свою партию, вновь собирал ичкеринцев в Беное, а шатоевцев и чаберлоевцев в Гехи; наконец, Шамиль отправился также для сбора скопищ в Андию и Гумбет. Пользуясь изумительною подвижностью горских масс, имам мог бросить все свои силы на любую точку наших пределов, охватывавших Чечню, но местное начальство склонно было думать, что ряд неудач отбил у неприятеля охоту ведаться с войсками левого фланга — вышло иначе. В начале марта пронеслись весьма определенные слухи о намерении Ахверды-Магомы и даже самого Шамиля напасть на Назран. Полковник Широков тотчас озаботился о прикрытии вверенного ему района; две роты кабардинцев (вызванные из Екатеринограда) и сводный баталион из №№ 4-го и 6-го кавказских линейных баталионов, при 2-х орудиях № 2-го роты 12-й гарнизонной артиллерийской бригады, под командою подполковника Нестерова, расположились у сел. б. Яндырки, 200 егерей тифлисского полка, с одним гарнизонным орудием, заняли Назран, а 400 чел. линейного № 5-го баталиона и 50 казаков малороссийского № 1-го полка, при гарнизонном орудии, под командою подполковника Рихтера, стали у сел. Анчи-Юрт. Мы приготовились во всеоружии встретить здесь врага, а между тем Шамиль большими переходами спешил к Сулаку.

8-го марта передовая конная партия из 200 человек подошла к Чир-Юрту и старалась склонить жителей на свою сторону; не успев в этом, мюриды напали на [211] деревню, но, после оживленной перестрелки, вынуждены были отойти и, предав огню запасы сена в стогах, стали в нескольких верстах от аула. По тревоге, из Темир-Аула выступил подполковник Витторф с 5-ю ротами куринцев, 3-мя сотнями кумыков, при двух орудиях. Узнав, что неприятель отбит, Витторф, переночевав на пути, 9-го вернулся обратно; но не прошло нескольких часов, как ему доложили, что Чир-Юрт снова атакован 3 т. партиею. Войска выступили к с. Балтугаю, лежавшему против Чир-Юрта, на другом берегу реки, но, пока дошло известие в Темир-Аул, пока отряд собрался и двигался — Шамиль подойдя в Чир-Юрту, потребовал сдачи. Жители, ободренные предшествовавшим успехом, отказали наотрез, заявляя, что будут драться до последнего человека. Тогда имам тотчас окружил аул, бросился на штурм и, не смотря на отчаянное сопротивление, быстро занял все сакли; чир-юртовцы засели в каменных башнях и начали поражать врага метким ружейным огнем, почти на выбор. Шамиль велел взять и башни; уже одна из них пала и все ее защитники, с женами и детьми, были захвачены в плен или перебиты, уже остальные жители начали отчаиваться в благополучном исходе дела — как вдруг, на той стороне Сулака, от Темир-Аула, заблестели русские штыки. Найдя с. Балтугай занятым неприятельской пехотой, подполковник Витторф выбил ее, и поставив орудия на берегу приказал громить Чир-Юрт. Удачное действие артиллерии, поражавшей столпившихся в улицах горцев, заставило их поспешно очистить деревню. Жители, озлобленные жестокостью мюридов, не щадивших ни пола, ни возраста, бросились на отступавших и, в свою очередь, произвели отчаянную резню. Преследование прекратилось когда Шамиль отошел [212] на значительное расстояние. Узнав, что неприятель потянулся к кумыкским селениям, подполковник Витторф поспешил возвратиться в Темир-Аул; но лишь только наши войска удалились, имам вновь быстро явился перед аулом, пользуясь господствовавшей там суетой при уборке раненых, убитых и разбросанного имущества, занял его без выстрела и, взбешенный упорством жителей, приказал резать их без всякого милосердия. Большая часть чир-юртовцев успела спастись в кумыкские владения, но 41 человек был убит, 4 ранено, а 148 женщин и детей пропало без вести. Разграбив и приказав зажечь с разных сторон несчастное селение, Шамиль поднялся вверх по Сулаку, обложил частью сил миатлинский блокгауз, но не видя возможности скоро овладеть переправою, оставил в покое. Набег на Чир-Юрт стоил немало скопищу — оно не досчиталось до 150-ти человек одними убитыми. Узнав о нападении на Чир-Юрт, командовавший войсками в северном и нагорном Дагестане г. м. Клюки-фон-Клугенау хотел идти на выручку деревни из Шуры, но от этой мысли пришлось отказаться: предусмотрительный имам занимал Черкей сильною пешею партиею, приказав ей в случае выступление войск из Шуры тотчас броситься на с. Каранай.

Взятие Чир-Юрта произвело дурное впечатление на кумыков; после этого события и в виду расположения партий Шуаиб-муллы в с. Ярыксу-Аухе, а Ахверды-Магомы в Акташ-Аухе, жители д. Андреевой были в таком страхе, что начальник левого фланга вынужден был передвинуть к ним 2 роты пехоты, с орудием, из Темир-Аула. Вскоре, действительно, Ахверды-Магома появился с небольшой партией у Андреевой, но, видя, что деревня занята войсками, удалился. Пребывание же [213] Шуаиба в Ярыксу-Аухе, имевшего задачею отвлечение от Чир-Юрта гарнизона Таш-Кичу, разрешилось передвижением партии на Мичик и неудачным нападением на стада брагунских жителей. Затем оба наиба распустили свои скопища и отправились к имаму, разъезжавшему по б. Чечне, творя суд и расправу. Из чеченских семейств, восстававших против Джеват-хана, он взял 15-ть аманатов, в с. Герменчук двух человек казнил, с некоторых взял штрафы, конфисковал найденные товары, под предлогом, что они принадлежали преданным нам людям, заставлял чеченцев выдавать своих дочерей замуж за лезгин, лично назначая калым (приданое) и предупреждал правоверных о новом огромном сборе. В беседах с приближенными Шамиль не скрывал, что намерен напасть на Назран, но наши власти, зная, что владикавказский округ хорошо прикрыт войсками 18, полагали что опасность скорее угрожает левому флангу. На этот раз имам не лукавил.

К 1-му апреля у с. Урус-Мартан, в м. Чечне, собрались андийцы, гумбетовцы, шатоевцы и чаберлоевцы; [214] ожидали прибытия ауховцев, ичкеринцев, мичиковцев и жителей б. Чечни; такого громадного сбора не помнили даже старики-чеченцы. 5-го апреля, лишь только направление неприятеля определилось и лазутчики дали знать в Назран об угрожавшей ему опасности, подполковник Нестеров притянул к себе 3-й баталион кабардинцев из б. Яндырки и занял крепкую позицию на гоши-кошемышских высотах, в версте к югу от укрепления; мирные назрановцы, очистив аулы, собрали весь свой скот и имущество также южнее Назрана, в угле между обрывистыми берегами Сунжи и Назрановки, прикрывшись с третьей стороны канавою, и решились драться.

С рассветом 6-го числа перед нашими войсками развернулись все силы Шамиля, около 15 т. человек, наступавшие тремя густыми массами: одна партия, под начальством Кахара, потянулась от аула Кончи на перерез сообщений Нестерова с Владикавказом; другая, с Ахверды-Магомой, от селения б. Яндырки пошла на хребет кабардинских гор н расположилась на высотах окружающих Назран, и, наконец, третья — самая многочисленная — под личным предводительством имама, стала на правом берегу Сунжи, на возвышенностях Имбарц. Нестеров послал донесение во Владикавказ с корнетом Есеновым, лихо проскакавшим под градом пуль сквозь неприятельские толпы, уже занимавшие дорогу.

Когда все три партии стали на указанных пм местах, Шамиль выслал несколько человек к назрановцам, с письменным приглашением перейти на его сторону, причем не скупился на самые радужные обещания; вполне уверенный в успехе, имам в заключение требовал выдачи аманатов. Начальник отряда, желая дать возможность подоспеть маиору Сулимовскому с [215] Камбилеевки, приказал назрановским старшинам завязать переговоры и обещать Шамилю все, лишь бы выиграть время до утра 7-го апреля. Имам, однако, не попался в эту ловушку и, дав на размышление назрановцам время только до 2-х часов пополудни, грозил в случае неисполнения его требований сжечь оставленные жителями аулы. Назначенный срок уже давно прошел, а назрановцы конечно и не думали трогаться с места; тогда разгневанный горский владыка перешел от слов к делу и вскоре вокруг запылали аулы. Нестеров, имея всего 1 1/2 сотни казаков, не мог и думать о противодействии многочисленной неприятельской коннице, но когда чеченцы начали добираться и до селений, лежавших близь самого укрепления, то назрановцы, под покровительством огня с верков, дали им энергический отпор. Изумленные такою дерзостью чеченцы отошли и до 6-ти часов вечера занимались перестрелкою.

Между тем Ахверды-Магома вышел из своего наблюдательного положения и спустился с гор, зажигая по пути аулы, лежавшие вне сферы нашего огня, и намереваясь атаковать позицию отряда. Подполковник Нестеров решил не ждать натиска и, оставив для поддержки назрановцев лишь одну роту кабардинцев, при орудии, двинул остальные войска против Ахверды-Магомы. Меткий артиллерийский огонь и угрожающее движение нашей пехоты заставили наиба уклониться от встречи и потянуться на соединение с партией Кахара. Подобный оборот дела позволил подкрепить назрановцев еще ротою линейного № 4-го баталиона, при орудии, под командою маиора Триха. Ободренные назрановцы бросились вперед и опрокинули перестреливавшихся с ними чеченцев. В виду наступления темноты, отраженный на всех пунктах Шамиль отошел, но огонь с обеих сторон прекратился [216] лишь позднею ночью. Наш отряд бивакировал на боевой позиции.

На другой день, 7-го, Нестеров ожидал решительного наступление неприятеля, но Шамиль ничего не предпринимал; узнав же о приближении отряда маиора Сулимовского, усиленного из Владикавказа баталионом тифлисских егерей, послал к нему навстречу Ахверды-Магому. Пользуясь густым туманом, наиб внезапно атаковал Сулимовского на марше, но был отбит и принужден очистить дорогу. Получив известие о неудаче Ахверды-Магомы, имам приказал ему присоединиться к себе, но по-прежнему оставался в бездействии, которое трудно объяснить. Наконец назрановцам и осетинам надоело это созерцание горцев и они, подкрепленные пехотою, сами завязали дело. Предоставив им ведаться с неприятелем с фронта, Нестеров послал в обход подполковника Рихтера с 3-м баталионом кабардинцев, 150-ю малороссийскими казаками и 2-мя орудиями. Увидя нашу пехоту с фланга, Шамиль отошел за высоты Имбарц, а ночью удалился со всеми силами в кончинский лес. Потеря скопища в эти два дня простиралась до 60-ти убитыми и 200 ранеными. У нас было убито 15-ть и ранено 60 человек. Назрановцы, под предводительством своего пристава есаула Гайтова, делали чудеса храбрости. По доведении их подвигов до сведения Государя Императора, Его Величество, помимо других наград наиболее отличившимся, пожаловал назрановскому народу особое знамя. Этот знак Монаршей милости был торжественно вручен генерал-адъютантом Граббе почетнейшим старшинам и возбудил всеобщий восторг в населении.

Шамиль возвратился в м. Чечню и, расквартировав по аулам горцев, прибывших из отдаленнейших [217] мест, распустил чеченцев и мичиковцев. Через неделю он потребовал их снова к себе, но они, под впечатлением безрезультатного набега к Назрану, начали роптать, говоря, что наступает время полевых работ, что домашнее хозяйство их в полном расстройстве, а не смотря на это им приходится еще кормить массу пришлого ополчения. Имам не мог в душе не сознаться, что все это сущая правда, а потому под благовидным предлогом отказался от сбора и, призываемый черкеевцами, со страхом ожидавшими сосредоточения наших войск и возмездия за свое вероломство, отправился через Шали в Андию, с ичкеринцами, андийцами и гумбетовцами. По прибытии туда, он послал небольшую конную партию через Аух в наши пределы; она отбила было табуны гарнизона кр. Внезапной, но была прогнана с уроном.

В отсутствие Шамиля, в селение Гехи, где проживал Ахверды-Магома, приехал малокабардинский уздень

Муса Кахашев; увидевшись с наибом и разговаривая с ним о недавнем событии под Назраном, уздень заметил, между прочим, что в Кабарде правоверные не встретили бы ни сопротивления, ни преследования. При этой фразе глаза Ахверды-Магомы засверкали; ему пришла в голову мысль — на собственный страх и риск повторить прошлогоднюю молодецкую выходку (налет к Моздоку) и у него быстро созрел план набега. Собрав из м. Чечни и отложившихся карабулакских деревень 2 т. доброконных, Ахверды-Магома двинулся к Казах-Кичу, не обмолвившись никому ни одним словом о цели предприятия. Пройдя по кабардинским горам к Тереку и переправившись через реку в лесистой и пересеченной местности между аулами Тау-Султана и Барокова, скопище 28-го апреля бросилось к Александровскому поселению. Отделив на ходу несколько сот человек для нападения [218] на жителей Александровского и смежного с ним Котляревского поселений, работавших в поле, и на табуны лошадей и рогатого скота, Ахверды-Магома обрушился на с. Александровское. Находившийся здесь смотритель военных поселений в Кабарде поручик Бабичев, услышав выстрелы в поле, собрал около 100 поселян и людей рабочей команды кабардинского полка, забаррикадировал ворота бревнами и встретил горцев метким огнем. За первым натиском последовал другой — но оба без успеха; озлобленный наиб, выведя свои толпы из сферы огня и подождав пока присоединились партии действовавшие в поле, в третий раз спешил все свои силы, за исключением коноводов, и бросил их на штурм. С грозным гиком двинулись атакующие, но, не смотря на отчаянную храбрость, принуждены были повернуть назад с гласиса, подбирая тела своих убитых. Несколько отчаянных мюридов, бросившихся в ров и успевших взобраться на вал, были подняты на штыки.

Видя невозможность овладеть поселением, геройски защищаемым горстью храбрых, и зная, что по тревоге войска со всех сторон спешат на выручку, Ахверды-Магома удовольствовался богатою добычею, быстро отступил и перейдя Терек направился по большой малокабардинской дороге, в виду аулов Ахлова и Инарокова. По приведении в известность наших потерь, оказалось, что Александровское поселение не досчитывалось 61-го человека убитыми, 10-ти ранеными и 20 мужчин и 6 женщин без вести пропавшими; из Котляревского поселения убито в поле 6 мужчин, 1 женщина и без вести пропало 4 женщины; нижних чинов убито 3, ранено 4, разночинцев убито 4, всего 117 душ обоего пола. Кроме того, неприятель успел захватить 1120 голов рогатого скота, 125 лошадей, 769 овец, 77 ружей со штыками, [219] 68 топоров и сжечь несколько десятков копен пшеницы и проса. Ожесточенные храбрым сопротивлением, горцы выказали самую варварскую жестокость, возмутительно надругавшись над телами наших убитых всех полов и возрастов. Таким образом, лучшее из наших военных поселений, только что начавшее процветать, было почти разорено, лишившись многих хозяев и всего рабочего скота 19.

Получив известие о вторжении в малую Кабарду в тот же день около часа пополудни, начальник центра г. м. Пирятинский направил из Назрана наперерез Ахверды-Магоме подполковника Нестерова с 6-ю ротами волынского полка, 2 сотнями малороссийских казаков, 150-ю милиционерами, охотниками-назрановцами, при 3-х орудиях. Двигаясь форсированно и присоединив на пути 2 сотни казаков горского полка, роту кабардинского полка, при 2-х конных орудиях и 90 кабардинцев с князем Бековичем-Черкасским, Нестеров под вечер 29-го настиг партию близь с. Самашек, когда она, утомленная быстрым отступлением, переправилась через Сунжу и расположилась на ночлег. Противников разделяли каких-нибудь 2-3 версты — но Нестеров не атаковал Ахверды-Магому и, по словам донесения г. м. Пирятинского начальнику корпусного штаба г. м. Коцебу 20, “видя утомление войск, прекратил преследование". Между тем, скопище, встревоженное появлением нашего отряда, отдохнув часа два, отказалось от ночлега и тронулось далее пешком, ведя измученных коней в поводу. Не спеша, вполне благополучно, шамильский предводитель добрался до Гехи и здесь разделил добычу: 1/3 часть [220] наиб взял себе, остальное же получили его подчиненные; при этом, на 36 человек пришелся один пленный и на двух — одна штука рогатого скота. Баранина была употреблена в пищу на обратном пути. И так, по непонятным причинам, отряд наш выпустил хищников из рук.

Событие это, поднявшее несколько упавший было дух горцев и отразившееся удручающим образом на русском и покорном нам туземном населении, обратило на себя особенное внимание Государя. По Высочайшему повелению было произведено строжайшее исследование всех обстоятельств дела, причем оказалось, что малокабардинцы не только беспрепятственно пропустили скопище в набег и обратно, но даже не дали знать о его появлении и вовсе не содержали обязательных для них караулов. Мало того, возвращаясь в малую Чечню, Ахверды-Магома отдал им их скот, “захваченный по ошибке", и останавливался на отдых в ауле Ахлова, где уздень Магомет-Мирза подарил наибу богатую шашку, в серебряной оправе. В виду такого двусмысленного поведения малокабардинцев, признано было справедливым вознаградить на их счет убытки александровских и котляревских поселян, для чего, по раскладке на аулы, с малой Кабарды было взыскано 650 голов рогатого скота и 650 овец. Нападение на Александровское поселение заключило собою серию горских набегов в первой трети 1841-го года на левый фланг и центр кавказской линии; неприятелю было уже время подумать о встрече наших отрядов, сбором которых, в виду назойливости врага, не медлили.

Обратив особенное внимание на указанные районы нашей линии и принимая все меры, чтобы натворить нам здесь возможных бед, имам не упустил из вида и [221] Аварии: он поручил ее заботливости изменника Хаджи-Мурата. Движимый чувствами мести к Ахмет-хану и русским, и желая сразу выставить себя перед имамом в выгодном свете, чтобы затем играть выдающуюся роль, честолюбивый Хаджи-Мурат, поселившись в с. Цельмесе, с января 1841-года начинает агитировать в Аварии и настолько успешно, что к концу этого месяца, кроме девяти деревень 21, изменивших нам еще в 1840-м году, отложились сс. Цельмес — резиденция наиба,— Цолода, Ингурдах, Местерух и Катлух, а преданность нам жителей Сиуха, Щототы, Хамакоро и Гандыха сделалась весьма сомнительной. Подпольная деятельность изменника не ускользнула от внимания командовавшего войсками в северном и нагорном Дагестане г. м. Клюки-фон-Клугенау, зорко следившего за настроением аварцев. Он тотчас предложил Ахмет-хану занять Аварию шамхальскою и мехтулинскою милициею; по получении же донесения Клугенау, корпусный командир предписал хану 22 непременно захватить Хаджи-Мурата или выгнать его из аварских пределов, а отложившиеся селения наказать возможно строже. Собрав несколько сотен милиционеров, Ахмет-хан занял сс. Цалкита, Мудерих, Ахальчи. Обода. Танусиб и Гонох, но далее ничего не предпринимал. Тогда, в двадцатых числах января Клугенау вызвал хана в Шуру, так как получил сведения о готовящемся будто бы в начале февраля вторжении в Аварию Хаджи-Мурата, Кибит-Магомы, Галбац-Дибиря и самого Шамиля, и потому желал заблаговременно выяснить настоящее положение края. Хан [222] заявил, что в случае вторжения успехи Шамили и Хаджи-Мурата не подлежат никакому сомнению, если милиция не будет энергически поддержана нашими войсками; но что с одним Хаджи-Муратом он надеется справиться и даже выжить его из Цельмеса, если при штурме деревни у него в резерве, для поддержки шамхальцев и мухтулинцев, будут хотя две роты пехоты.

Хорошо понимая. что поражение изменника надолго парализует влияние его на Аварию, Клугенау торопился нанести ему удар до прибытия горских подкреплений и, несмотря на все трудности зимнего похода, решил безотлагательно направить на поддержку милиции 2-й баталион апшеронского полка, при 2-х орудиях и 2-х мортирах резервной № 2-го батареи 19-й артиллерийской бригады. Ахмет-хану было предложено разгромить Цельмес, командиру же 2-го апшеронского баталиона подполковнику Вагнеру приказано воздерживаться от участия в бою, внимательно следить за всеми его перипетиями и лишь улучив благоприятную минуту нанести врагу решительный удар.

В это же время приехал в Темир-Хан-Шуру состоявший при Его Императорском Высочестве генерал-фельдцейхмейстере г. м. Бакунин, инспектировавший кавказскую артиллерию. Так как ему предстояла поездка в Хунзах, то Клугенау предложил генералу принять начальство над летучим отрядом: Бакунин охотно согласился и 28-го января, с 648-ю штыками, при 2-х орудиях и 2-х мортирах, выступил через Арактау и Гергебиль в Хунзах. 1-го февраля, несмотря на сильный холод, обледенелые и занесенные глубоким снегом горные тропинки, недостаток дров и фуража для лошадей, колонна благополучно прибыла по назначению. Окончив инспекторский смотр артиллерии хунзахского [223] гарнизона, г. м. Бакунин уже готовился отправиться в Зыряны и далее для выполнения возложенного на него Великим Князем Михаилом Павловичем поручения, как 4-го числа было получено известие, что Хаджи-Мурат, разъезжавший по непокорным нам деревням, вернулся в Цельмес с значительною партиею. Этого только и ждал подполковник Вагнер, так как более медлить было нельзя; он сделал все распоряжения к выступлению, но командование отрядом ему пришлось уступить отложившему свой отъезд генералу Бакунину. “Полагая, что опытность моя будет небесполезна отряду — доносил последний Клугенау, в рапорте от 18-го февраля 1841-го года № 13-й — я решился лично вести войска в ту же ночь и на рассвете атаковать аул". В тот же день, для рекогносцировки дорог от Хунзаха в Цельмес, был командирован состоявший при отряде генерального штаба капитан Пассек. Вернувшись, он доложил г. м. Бакунину, что самый лучший путь к местопребыванию Хаджи-Мурата идет чрез сс. Обода, Ахальчи и Цалкита. Аул был расположен на уступе гор, окаймлявших аварскую долину с запада, защищен несколькими рядами завалов и обстреливался перекрестным огнем из мечети, трехэтажного здания и башни, расположенной позади их на отдельной высоте, с трех сторон ограниченной обрывом.

В 11-ть часов ночи, с 4-го на 5-е февраля, отряд, в составе 2-го баталиона апшеронцев, взвода кавказского линейного № 13-го баталиона и 10 сотен милиции, при 2-х горных орудиях, выступил из Хунзаха. Вскоре Ахмет-хан был послан вперед, чтобы окружить Цельмес со всех сторон; хан двинул шамхальцев и мехтулинцев тремя партиями: одну, при которой находился сам, через Цалкиту прямо на селение, другую, [224] через Сиух, для захвата дорог на Мушули, Хараки, Карату и Анди, а третьею занял с. Амуша, через которое мятежники могли ожидать помощи из сс. Орота, Тлок и Гумбета. Подойдя к спуску у Цалкиты, г. м. Бакунин оставил в узле дорог из Амуши и Цельмеса, для обеспечения пути отступления, взвод линейного баталиона и тронулся далее.

Ночной туман скрывал наше движение; милиции удалось занять все дороги и она была замечена лишь тогда, когда подошла совсем близко к аулу. Когда подтянулась пехота оставался час до рассвета; в ауле уже раздавались звуки священных песней из корана — неприятель готовился к отпору, а милиционеры все медлили и не завязывали боя. Надеясь подогреть их мужество, г. м. Бакунин не теряя времени приказал орудиям открыть огонь, подполковника Вагнера, с 5-ю и 6-ю мушкетерскими ротами, послал на высоты командующие аулом, чтобы оттуда повести штурм, поддержав полубаталион с фронта 4-ю мушкетерскою ротою. 2-я гренадерская рота осталась в резерве. Милиция начала вялую перестрелку, но вперед не двигалась: приходилось рассчитывать только на наши штыки! Штурмовая колонна, направляемая капитаном Пассеком, быстро ворвалась в аул, несмотря на убийственный огонь; не заставила себя долго ждать и 4-я мушкетерская рота; быстро ввезенный ею в улицу селения горный взвод поручика Лагоды тотчас начал поражать главные здания, окутанные пороховым дымом. С вторжением в ограду обеих колонн, начался упорный рукопашный бой за обладание каждою саклею, каждою изгородью. Оставив орудия продолжать их разрушительную работу, храбрый Лагода, с несколькими артиллеристами, явился на подмогу пехоте — и ручные гранаты, через трубы и проломы в потолках, полетели в особенно упорно [225] оборонявшиеся дома. Через 1 1/2 часа отчаянной резни, три завала и большая половина аула были взяты штурмом и очищены от неприятеля. Воодушевленные личным примером своих офицеров, апшеронцы овладели еще двумя завалами и частью сакль, но до выполнения возложенной на них задачи было еще далеко: во власти горцев оставались мечеть, большой дом и башня. На первые два строения обратились все наши усилия, но горцы, переживая последние минуты обороны, развили такой адский огонь, что в 1/4 часа у нас были ранены г.м. Бакунин (в грудь навылет), подполковник Вагнер, 2 ротных командира, 2 субалтерн-офицера, 8 артиллеристов и 1 офицер убит.

Начальство над отрядом принял капитан Пассек. Придвинув единороги на 1/2 ружейного выстрела к зданиям и приказав, для предохранения нумеров от губительного огня, при заряжании откатывать орудия за закрытия, он стал выжидать удобной минуты для продолжения штурма. Вскоре в верхних ярусах большой сакли и в мечети были сделаны бреши и мюриды, осыпаемые осколками гранат и камней, начали поодиночке очищать их. Заметив это, Пассек, под покровом дыма после залпа из орудий, двинул 2-ю гренадерскую роту на высоту командующую завалами, прикрытую прилежащими саклями от выстрелов из башни и нижнего яруса большого дома. Высота была взята с налета, а вслед затем дружным ударом всех рот порешено с отчаянными защитниками последних завалов, мечети и большой сакли; окровавленные апшеронцы, вволю поработав штыками, захватили значок Хаджи-Мурата и окончательно утвердились в ауле. Неприятель скучился в башне, прикрытой с доступной стороны двумя толстостенными саклями и завалом. С переходом селения в наши руки, [226] части уже не терпели так от меткого огня и, в свою очередь, могли обстреливать башню с дистанции не более 200 шагов. Орудия были перевезены к мечети и чрез проломы в стене продолжали действовать с большим успехом. Уже в верхнем этаже башни появилась брешь, а меткие пули наших стрелков заставили мюридов очистить завал и частью бежать в с. Мушули, как подошедшие к горцам подкрепление из Хараки, Тлока, Ороты, Мушули и Анди дали совершенно другой оборот уже замиравшему бою. Несколько десятков вновь прибывших мюридов были пропущены мехтулинцами и, проникнув в башню, оживили ее потрясенный гарнизон.

Беззаветная храбрость апшеронцев и артиллеристов, геройские имена Вагнера, Пассека, Лагоды и др. были порукою в блестящем для нас исходе дела, но, к сожалению, в то время когда пехота молодецки дралась и гибла в ауле, милиция преступно бездействовала; часть же мехтулинцев, направленная по руслу ручья для обстреливания селение с тыла, еще в начале боя бежала и рассеялась в садах, несмотря ни на просьбы, ни на угрозы Ахмет-хана. А между тем, если бы эти беглецы завязали хотя пустую перестрелку и тем развлекли внимание неприятеля, то наверно с Цельмесом было бы порешено задолго до прихода свежей партии горцев.

Полное безучастие в бою тысячной милиции, не прекращавшийся прилив подкреплений к Хаджи-Мурату, значительная убыль, особенно в офицерах, и, наконец, крепость самой башни заставили Пассека поберечь дорогую русскую кровь и отказаться от дальнейшего штурма. Поддерживая артиллерийский огонь и показывая вид, что готовится перейти в наступление, он предложил Ахмет-хану распорядиться разграбить Цельмес. Слово “грабеж", столь любезное азиатскому уху, необыкновенно [227] быстро собрало в селение милиционеров и, по свидетельству Пассека, они деятельно опустошили аул. Дав волю милиции хозяйничать по саклям, начальник отряда начал заботиться об отступлении в виду значительно усилившегося скопища. Около 5-ти часов вечера, вывезя орудия на ружейный выстрел за селение, прикрыв их вводом 5-й мушкетерской роты, а другим ее взводом заняв русло ручья для обеспечения пути отступления, Пассек отправил 4-ю и 6-ю роты с транспортом раненых и убитых и лишними патронными вьюками в Цалкиту. Когда обоз втянулся в цалкитинское ущелье, то и 2-я гренадерская рота, занимавшая мечеть, смежные с нею сакли и беглым огнем маскировавшая наши передвижения, бегом отошла на орудия. Неприятель тотчас перешел в наступление, так что для отпора ему пришлось последовательно развернуть в боевую линию 2-ю гренадерскую, 5-ю и взвод 4-й мушкетерских рот с частью милиции. Затем орудия начали отходить через одно, не жалея картечи, но горцы назойливо наседали и на последнем спуске, когда у одного из единорогов сломалась оглобля, Хаджи-Мурат отчаянно бросился вперед, чтобы захватить его. Тогда Пассек, подбодрив мехтулинцев и став лично во главе их с Ахмет-ханом, атаковал неприятеля во фланг, угрожая отрезать его от Цельмеса. Хаджи-Мурат приостановился, завязал с милицией перестрелку, а тем временем повреждение было исправлено и орудия поднялись на первый уступ цалкитинского ущелья. Когда преследование возобновилось, то отряд был уже вне опасности от обхода, а с половины расстояния между Цельмесом и Цалкитой двигался уже без выстрела.

Непокорный аул потерял большую часть населения убитыми и ранеными, все имущество и скот. В числе [228] убитых находились все родственники Хаджи-Мурата, из которых важнейшими считались брат его Омар и дядя Дибир-Хаджио. Сам Хаджи-Мурат был ранен и отвезен после дела в гумбетовскую деревню Инху. В наших руках остались 5 мужчин, 29 женщин и 13 детей, взятых с оружием; но, двенадцатичасовой упорный бой с цельмесцами, с диким остервенением отстаивавшими свои очаги, обошелся и нам дорого: из строя выбыла почти 1/3 отряда — убиты 2 офицера, 46 нижних чинов, ранены 1 генерал, 1 штаб, 7 обер-офицеров 23 и 133 нижних чина.

“Мужество и неутомимость летучего аварского отряда — доносил Пассек Клугенау от 18-го февраля за № 16-м — может служить образцом для всех времен: после ночного форсированного перехода, более чем в 20-ть верст, по зимним, горным, неразработанным дорогам, отряд вступил в самый кровавый бой, продолжавшийся 12-ть часов, в котором беспрерывными натисками и непоколебимой стойкостью заслужил удивление своих врагов — самых отчаянных мюридов, и, без пищи и сна, неся на себе раненых, втаскивая на подъемы орудия, возвратился в Хунзах, с духом неутолимой готовности на новые труды и опасности".

Штурм Цельмеса, названный генералом-от-инфантерии Головиным "дурно соображенным поиском, где наш слабый отряд понес огромный урон без всякой существенной пользы" 24, в сущности не остался без результатов и на время совершенно изменил обстановку в [229] Аварии; Хаджи-Мурату пришлось пока забыть о наступательных действиях и подумать о собственной защите. На другой день после боя, он получил уже в подкрепление до тысячи человек из Андии, Гумбета и непокорных деревень, но ничего не осмелился предпринять и распустил партию. Мало того, когда отложившиеся аварцы, встревоженные нападением на Цельмес, начали вывозить имущество из сс. Орота, Хараки и Мушули и просили защиты у соседних племен, то и с собравшимся огромным скопищем Хаджи-Мурат не решился вторгнуться в Аварию; напротив, узнав о разработке дороги к Цельмесу и по Арактау, предпринятой летучим отрядом, он, не ожидая наших действий, распустил свое ополчение и с преданными людьми отправился в Карату, за непроходимый зимою хребет, не имев нигде по пути успеха в пропаганде. Между тем, г. м. Клугенау поручил Пассеку уничтожить Цельмес и в ночь с 27-го на 28-е марта летучий отряд выступил по знакомой дороге. Остановив пехоту на половине расстояния между Сиухом и Цельмесом, Пассек как снег на голову нагрянул с милицией на сонное селение, захватил в плен 17-ть душ обоего пола, с потерею всего 1-го раненого милиционера, и через несколько часов на месте бывшей резиденции Хаджи-Мурата оставались груды обгорелых развалин.

События в Аварии заставили корпусного командира притянуть к половине февраля в дербентский уезд и расположить по квартирам до границ шамхальства четыре баталиона пехоты 25, при 2-х запряженных орудиях ахалцыхской гарнизонной артиллерии.


Комментарии

1. Рапорты начальника левого фланга ген. ад. Граббе от 23-го декабря 1840-го и 19-го ноября 1841-го годов, за №№ 98-м и 172-м. Дело корп. шт. по 2 отд. ген. шт. 1841-го года, № 12-й.

2. Дело 2-го отд. ген. шт. 1840-го года, № 70-й.

3. Достижение последней цели было особенно важно по отношению к надтеречным чеченцам: не имея других средств к существованию, кроме грабежа, они составляли добровольный постоянный кадр шамильских ополчений. Покойный Государь Николай Павлович находил, впрочем, более рациональным поселить беглецов внутри линии, предварительно обезоружив, а земельные участки их отдать оставшимся нам верными кабардинцам, или же сохранить для водворения на них впоследствии русского поселения.

4. 4 баталиона апшеронского, 3 — князя Варшавского, 3 — тифлисского, 2 — мингрельского полков, 2 роты кавказского саперного баталиона, 2 эскадрона нижегородского драгунского полка, по одной сотне донских казачьих №№ 22-го и 39-го, две сборные сотни №№ 15, 18, 38 и 48-го донских и уральского № 1-го полков, сотня линейных казаков личного конвоя корпусного командира, 2 сотни грузинской и 175 человек самурской, табасаранской, каракайтахской, казикумухской, кюринской и акушинской конной милиции, 8 орудий батарейной № 1-го, 4 орудия легкой № 1-го батареи кавказской гренадерской, по 4-ре орудия легкой № 5-го и резервной № 2-го и 8 орудий и 4 десятифунтовых мортиры сводно-горной батареи 19-й артиллерийских бригад.

5. 120-ть сапер кавказского саперного баталиона, 4 баталиона навагинского, 4 — кабардинского, 4 —куринского полков, 2 сотни моздокского, сборная сотня гребенского и кизлярского казачьих полков, 2 сотни милиции, 2 орудия батарейной № 2-го, по 4 орудия легких №№ 4-го и 5-го 19-й, 4 орудия и две шестифунтовых мортиры батарейной № 3-го, 6 орудий легкой № 6-го, 4 орудия легкой № 8-го батарей 20-й артиллерийских бригад и 6 орудий конно-казачьей № 12-го батареи.

6. Впоследствии это было изменено и войска сосредоточены у Внезапной, ввиду совместных действий чеченского и дагестанского отрядов на Черкей.

7. 3 баталиона волынского полка, сводный баталион из кавказских линейных №№ 4, 5 и 6-го баталионов, 2 эскадрона малороссийского казачьего № 1-го полка, 1 сотня горского казачьего полка и 2 запряженных орудия 12-й гарнизонной артиллерийской бригады.

8. 120 сапер кавказского саперного баталиона, 3 баталиона минского, 3 - подольского, 3 — житомирского полков, донской № 41-го полк, 10 сотен кавказского, кубанского, хоперского и ставропольского казачьих полков, 2 орудия резервной № 3-го и 4 — легкой № 7-го батарей 20-й артиллерийской бригады, 4 орудия черноморской конкой № 10-го батареи, 2 орудия линейной казачьей № 11-го батареи и 2 орудия 11-й гарнизонной артиллерийской бригады. Впоследствии число баталионов было сокращено до 6-ти, а орудий — до 10-ти, так как от дальних движений вглубь неприятельской территории отказались.

9. На этот раз Государь повелел обратить самое строгое внимание на правильное и возможно не обременительное для туземцев выполнение подводной повинности для экспедиционных отрядов (Отзыв воен. мин. корп. кору 26-го ноября 1840-го года № 7510-й).

10. Утвержденное корпусным командиром 9-го января 1841-го года снаряжение и обмундирование пехотного солдата для экспедиции было следующее: старые ранец, без политуры, на лямках из покромок с поперечным ремнем, холстинный мешок для сухарей на лямке через правое и манерка или котелок — через левое плечо. Солдат мог иметь при себе на 7 дней сухарей: на 4 дня в мешке и на 3 — в ранце. В последний, кроме того, укладывались: мундир, летние панталоны из фламского полотна, смена белья, пара портянок, иголка с нитками, запасные кремни и сальница. Головной убор составляла фуражка без белого чахла, но с козырьком и черным кожаным подбородным ремнем. По возможности всех нижних чинов было предписано снабдить патронташами, в крайности же — хотя застрельщиков.

11. Более других частей нуждались в устройстве штаб-квартир апшеронцы и графцы. Первые были размещены в полуразрушенных землянках, а вторые, не имея в Кубе казарм, теснились по грязным татарским саклям и буйволятникам. Люди обоих полков, после 8-9 месячных походов оставаясь на зиму почти без крова, гибли от болезней. По отчетам, с 1-го января 1839-го по 1-е сентября 1840-го года, из 5535 чел. среднего списочного состояния апшеронского полка умерло 951, а в полку князя Варшавского из 5239-ти — 1861. Обстановка, среди которой жили люди второго полка, была настолько неприглядна, что начальник 19-й пех. дивизии г. л. Фезе ходатайствовал о назначении в дагестанский отряд не 3-х, а всех 4-х баталионов графцев, чтобы хоть сколько-нибудь уменьшить в полку болезненность и смертность.

12. Отзыв военного министра к корпусному командиру 26-го ноября 1840-го года № 7510-й.

13. Дело 2 отд. ген. щт. Л'« 14-й.

14. Прикомандированные к куринскому полку крсменчугского полка подпоручик Кузьмин и донского № 37-го полка сотник Никитин.

15. Штабс-ротмистр Левашов и куринского полка штабс-капитан Лашенко.

16. См. «Кавказский Сборник», т. X, стр. 312-314-я.

17. Командир кавказского линейного № 4-го баталиона.

18. Селение б. и м. Яндырки были заняты 3-м баталионом кабардинцев и 2 сотнями осетин, при 2-х орудиях 12-й гарнизонной артиллерийской бригады, под командою маиора Траскина; у Назрана, под командою подполковника Нестерова, были расположены 2 роты № 4-го, одна № 6-го кавказских линейных баталионов и 150 казаков малороссийского № 1-го полка, при 2-х орудиях той же бригады и, наконец, большая часть линейного № 5-го баталиона, 50 малороссийских казаков № 1-го полка, 4 сотни пеших и 3 1/2 сотни конных осетин, при 2-х гарнизонных орудиях, под командою маиора Сулимовского, занимали ингушевский аул Дзалга, на р. Камбилеевке. Отряды эти наблюдали за главными проходами к военно-грузинской дороге и легко могли, в случае нужды, подать друг другу руку помощи.

19. Дело 1-го стола отд. воен. посел. 1841-го года № 77.

20. 11-го мая 1841-го года № 80-й.

21. Хараки, Орота, Коло, Хиндах, Мушули, Бакта-Гамушу, Хунда-Гамушу, Тлок и Ихали.

22. 27-го января 1841-го года № 150-й.

23. В том числе ранены: г. м. Бакунин, апшеронского полка подполковник Вагнер, капитан Лысенко, поручик Колтовской и прапорщики Зараковский (Дела 2 отд. ген. шт. № 11 и особ. отд. дежурства № 53).

24. Брошюра его «Очерк положения военных дел на Кавказе с начала 1838-го до конца 1842-го года» («Кавказский Сборник», т. II).

25. 2-й и 3-й баталионы князя Варшавского, 3-й баталион мингрельского и 1-й баталион тифлисского полков.

Текст воспроизведен по изданию: 1840, 1841 и 1842 годы на Кавказе // Кавказский сборник, Том 11. 1886

© текст - Юров А. 1887
© сетевая версия - Тhietmar. 2019
©
OCR - Karaiskender. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Кавказский сборник. 1887