СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ЗУБОВ П. П.

ПОДВИГИ РУССКИХ ВОИНОВ В СТРАНАХ КАВКАЗСКИХ

с 1800 по 1834 год.

С присовокуплением Биографий главнейше замечательных лиц, действовавших в первое тридцати-трехлетие Русского владычества за Кавказом; Историческо-статистического описания мест, прославивших Русское оружие в Кавказских странах, 25 портретов, видов и планов сражений, и общей карты Кавказского Края.

Платоном Зубовым,

Часть Четвертая.

ПЕРИОД ПЯТЫЙ

Персидская война в царствование императора Николая I.

(1826 — по 10 Февраля 1838 года.)

ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ

Исполняя желание многих участников последней персидской войны, иметь отдельно описание оной помещенное в 4 части книги: Подвиги Русских воинов в странах кавказских, я решился напечатать оное вторым изданием в одной части, дабы доставить возможность отдельно приобресть оную

П. Зубов

Вскоре после заключения Гюлистанского трактата, начали оказываться неприязненные расположения Персии, доказывавшие ясно, что она искала только случая и возможности к разрыву. Умеренность и прямодушие — отличительные свойства политики Императора Александра I-го с одной стороны, а с другой чувства недостатка в силах, заставляли Персию удерживаться от явного нарушения Гюлистанского трактата. Между тем Аббас-Мирза, наследник Персидского трона, с деятельностью занимался образованием артиллерии и регулярных войск, вспомоществуемый Английскими офицерами, бывшими у него на жалованье, и устроил в Таврисе пороховой и литейный заводы. В это время Русское Начальство в Грузии было беспрестанно [10] озабочиваемо несправедливыми действиями Персиян, которые, вопреки Гюлистанского трактата, заняли все пространство земли между реками Капанакчаем и Чудуром. Закавказское Начальство, с своей стороны, для обеспечения границ, нашлось вынужденным окружить воинскими отрядами небольшое пространство, отделяющее озеро Гокчу от окрестных гор. Император Александр, не преставая признавать право Шаха на это последнее пространство, предлагал немедленно возвратить его Персии, как скоро принадлежавший нам участок земли между Капанакчаем и Чудуром будет возвращен по принадлежности, или разменяться взаимною уступкою занятых уже земель. Не смотря на столь явные доказательства миролюбивой и снисходительной политики Императора, Персидское министерство, зная, что бесплодный берег озера Гокчи отнюдь не может сравниться с обширностью и выгодами уступаемого Россиею участка, законно ей принадлежавшего по трактату 1813-го года, вело продолжительные переговоры. Наконец 28-го Марта 1825 года составлен был проект разграничения, и Персия изъявила [11] согласие разменяться взаимно занятыми местами. Аббас-Мирза, как уполномоченный со стороны Шаха, в официальном письме к Главнокомандовавшему Генералу Ермолову изъяснялся следующим образом: «Все предложения, сделанные вами касательно Капанакчая и Гокчи одобрены Е. В. Фет-Али-Шахом по последнем его возвращении, и мы уверяем вас, что он утвердит оные окончательно.»

Кончина Государя Императора Александра I-го остановила удовлетворительное окончание переговоров и заставила Тегеранский Двор, ложно понимавший тогдашнее положение дел в России, возыметь новые виды и надежды.

Между тем Государь Император Николай I-й в Январе 1826 года отправил Генерал-Майора Князя Меншикова в качестве чрезвычайного посланника в Персию, повелев ему объявить Шаху и Аббас-Мирзе о вступлении своем на Всероссийский престол. Уведомляя их о сем особенными грамотами, изъявлявшими в самых дружественных выражениях желание утвердить существовавшее условие и обеспечить продолжение мира, Его Величеству угодно было [12] поручить Князю Меншикову, для прекращения споров, предложить снова размен взаимно занятых земель, и дабы уверить Персию в миролюбивом расположении России, присовокупить к уступаемому нами округу часть ханства Талышинского. По словам данных инструкций, Князь Меншиков имел поручение представить Шаху и его наследнику, сколь умеренны, бескорыстны политические виды Государя Императора; напомнить о могуществе его, долженствующем служить всегда щитом справедливости; доказать Тегеранскому Двору, что теснейшая, дружественная связь России с Персией равно полезна для обоих государств; что для сего должно отстранять все неосновательные подозрения; одним словом, что Его Императорское Величество, верный правилам и примеру своего незабвенного Брата, требует единственно строгого наблюдения положений Гюлистанского договора.

Князь Меньшиков был встречен со всеми знаками отменного уважения; в Таврисе Аббас-Мирза осыпал его почестями, ласками и уверениями в своей любви к миру и в желании окончить поспешнее все, [13] до того времени бывшие, недоразумения. В конце Июня Шах пригласил Князя Меншикова в Султаниехский свой лагерь. Но во время пути Аббас-Мирза предупредил нашего посланника, и прибыл в Султаниех для содействия своему зятю Аллаяр-Хану, первенствовавшему министру Шаха. Аллаяр-Хан, будучи женат на дочери последнего, и выдав свою сестру за наследника трона, находился тогда на высочайшей степени могущества при Дворе Тегеранском. Все министры зависели от него, и все решения Шаха проходили чрез его руки. Его малое знание в делах государственных заставляло прибегать к помощи других министров в сношениях с иностранными Державами, и эти министры, в особенности Мирза Абул-Гассан Хан и Мирза Абул-Вехан хотели воспользоваться таковыми обстоятельствами, чтобы его низринуть, доказавши его неспособность и представить свидетельство, что он похитил из казны государственной 80,000 томанов. Аллаяр-Хан, предвидя близость гибели, не находил другого средства к спасению, как вовлекти Персию в войну с Россиею. Он вошел в [14] соотношение с Сеидом Карбелайским, который обещал ему свое содействие. Аббас-Мирза, поспешно прибывший в Султаниех, по приглашению Аллаяр-Хана, тем охотнее взялся содействовать его видам, что желал приобрести воинскую славу, которая в глазах Персиян заменяет все достоинства, нужные для государственного управления: дабы независимо от воли Шаха, избравшего его своим приемником, иметь сильнейшую подпору в общенародном мнении; ибо ему хорошо была известна опасность, угрожавшая ему после смерти Шаха от многочисленных искателей трона, которые не замедлили бы оспаривать его друг у друга вооруженною рукою. Сверх того, он был уверен, что его регулярные войска и артиллерия непобедимы, потому, что образованы Английскими офицерами. Эти три лица были главнейшею пружиною к начатию войны. Сеид Кербелайский со всем фанатическим красноречием, к которому способно Магометанское духовенство, стал проповедовать войну за веру и взволновал народ; Аллаяр-Хан представил подложные просьбы от недовольных в наших [15] Закавказских провинциях, которые будто бы призывали Персиян на помощь; Аббас-Мирза настоял на том, что война необходима.

Шах, боясь своего сына, своих мулл, уступил, при всем своем отвращении к войне. Войска получили повеление выступить к нашим границам; воззвание мулл к народу разослано было по всем провинциям для чтения в мечетях. Опасаясь, дабы Российский посланник, возымевший справедливые догадки и недоверие к Персидскому правительству, не предварил Главнокомандовавшего Отдельным Кавказским корпусом Генерала от Инфантерии Ермолова о неприязненном расположении Персии, а тем самым не лишил войска Аббас-Мирзы выгод нечаянного нападения, на которое он всего более надеялся — Аллаяр-Хан успел убедить Шаха, что необходимо поставить препятствие к сношению посланника с Главнокомандовавшим. Последствием этой меры было то, что все бумаги от Князя Меншикова, отправленные к Генералу Ермолову, были перехвачены и достались в руки Аллаяр-Хану. Не смотря на то, что Персия уже решилась открыть военные действия; [16] что Аббас-Мирза уже выехал к войскам, приближавшимся к Карабахской области, а резервная Персидская армия сосредоточивалась в Агаре; что Сардарь Эриванский имел уже повеление действовать наступательно в наши Татарские дистанции, — Шах и его министерство продолжали вести переговоры для вида, дабы показать, что не Персия подала повод к разрыву. Эта политика, вовсе несвойственная Тегеранскому Двору, происходила от настояния Аббас-Мирзы, который письменно из Миянского лагеря просил Аллаяр-Хана как можно стараться отклонить подозрение, будто Персия добровольно, а не по необходимости начинает войну. Конференция нашего посланника с министрами Шаха явно показывали, что Аллаяр-Хан единственное лицо, руководствовавшее прочими, старается только продолжить переговоры, противореча сам себе и наполняя свои ноты вовсе несообразными требованиями, и даже одна другой противоречащими. Сперва он соглашался на возобновление переговоров в пограничном городе, потом, давая ложный смысл Гюлистанскому трактату, требовал [17] исполнения пунктов оного совсем в другом виде, и испрашивал от Князя Меншикова, в повелительных выражениях, дать ему знать, будет ли это основание принято Россиею; присовокупляя к тому, что, в противном случае, Санкт-Петербургский Двор не будет вправе жаловаться на действия Персии. На отзыв Князя Меншикова, в коем с благоразумием и кротостью представлял он Персидскому Двору, что полномочие, ему данное, основано на проекте разграничения, 28-го Марта 1825 года предложенном, и найденном Государем Императором при восшествии своем на Престол; на принятие коего со стороны Шаха изъявлено формальное согласие Принцем Аббас-Мирзою, и что, видя, к удивлению своему, таковые предложения отринутыми, он может только согласиться на съезд поверенных, снабженных новыми инструкциями в пограничном городе. Персидское Министерство, не находя возражений против этой ноты, молчало до 30-го Августа; и когда посланник уже готов был оставить Персидские пределы и присоединиться к нашей армии, он получил [18] ответ, в котором Персияне подавали надежду, что можно будет согласиться на переговоры в пограничном городе; между тем, как уже шесть недель продолжались неприятельские действия.

Г. Виллок — Английский поверенный в делах при Тегеранском Дворе, коему Шах, вовсе не желавший войны, поручил переговорить с Князем Меншиковым о средствах к избежанию разрыва — вошедши в непосредственное сношение с нашим посланником 9-го Июля, успел было убедить Шаха удержать поход своих войск к нашим пределам, открыть переговоры в пограничном городе и назначить особенного Каймакана, для сопровождения Князя Меншикова в Тифлис; но в то же самое время получено было известие от Хана Талышинского, который с значительными силами напавши на разбросанные посты Каспийского морского батальона, несобранные по оплошности командира оного и успев нанести им значительную потерю, не смотря на мужественный отпор противопоставленный этими кучками отважных, вырезал Русский гарнизон в Аркеване, и таким образом явно [19] возмутившись против России, просил пособия от Персии, дабы овладеть крепостью Ленкораном, главным местом Талышинского ханства. Это обстоятельство Аллаяр-Хан не замедлил употребить в свою пользу, убедив Шаха начать войну. После чего немедленно было объявлено посланнику, что все готово для его отъезда, и он отправился в Таврис; куда прибывши, узнал, что чиновники его миссии были арестованы в своих квартирах. Курьеры, присланные из Тифлиса к нему, задержаны, и бумаги отобраны, и наконец, что курьер, посланный им из Султаниеха, задержан в Агаре. Дом посольства окружен был караулом, и никто не смел выйти без сопровождения вооруженных солдат. По требованию Князя Меншикова, чиновники были освобождены, бумаги отданы, и посланник отправился в дальнейший путь.

Аббас-Мирза — начиная войну против такой Державы, которая, признав его по Гюлистанскому трактату Наследником Персидского трона, одна только был в силах, по своему могуществу и ближайшему соседству, обеспечить ему таковое право [20] против многочисленных претендателей на Персидскую корону после смерти Фет-Али-Шаха — конечно надеялся только на созданные им регулярные войска, коих число весьма значительное, с присоединением иррегулярных войск, составляло огромную массу, с которой он воображал в короткое время покорить весь Закавказский Край: сравнивая себя с Тамерланом и Шах-Надиром, а не рассчитывая того, что ему предлежало иметь дело с Русскими воинами.

В самой сущности, Персия в это время имела значительные военные силы, которые надо означить в подробности, дабы читатель мог видеть, какая масса войск была в распоряжении Аббас-Мирзы перед начатием войны.

Пехота: 25 батальонов Сарбазов; из них первый батальон Фаутже-Гассе или Гвардейский, вторый баталион Таврисский, третий Мазандаранский, четвертый Нахичеванский, пятый и шестой Эриванские, седьмой, восьмой Шагагинские, девятый Марахский, десятый и одиннадцатый Урумийские или Авшахские (один из этих батальонов составлен был из Уланского полка, [21] сформированного Друвилем, и в последствии уничтоженного), двенадцатый батальон состоял из бежавших Русских нижних чинов, тринадцатый Хойский, четырнадцатый Ардебильский, пятнадцатый Карадахский, шестнадцатый и семнадцатый Гамаданские, восемнадцатый Герюзский, (последнее пять батальонов сформированы пред начатием войны), девятнадцатый и двадцатый недавно сформированные в Испагани, двадцать первый, двадцать второй и двадцать третий принадлежали Принцу Мегмет-Гуссейн-Мирзе, двадцать четвертый и двадцать пятый принадлежали Принцу Брутжирскому; десять батальонов Джамбазов или регулярных войск Шаха. В каждом батальоне было 1000 человек рядовых и 100 дах-башей или унтер-офицеров. Следовательно регулярной пехоты 38,500 человек.

Кавалерия: Персия хотя не имела регулярной кавалерии, но по принятому порядку, воинские поколения Турецкого, Куртинского, Лориского и Арабского происхождения, обитающие в Персии в числе 439,000 семейств, долженствовали с каждых пяти [22] семейств доставлять по одному вооруженному всаднику, а в чрезвычайных случаях и более, имея обязанностью быть готовыми по первому требованию. Следственно, считая только по одному человеку с пяти семейств, конница воинских поколений простиралась до 87,900 человек. Из них Куртинские всадники есть лучшие наездники в Персии. Они не имеют ружьев, но с удивительною ловкостью владеют гибкими дротиками из тростника, и большая часть из них носит панцири и шишаки.

Иррегулярная пехота, которой на лицо состояло тогда до 5000 человек, весьма легко могла быть умножена.

Рикяби или Областная кавалерия разных ханств в Адзербиджане — иррегулярная кавалерия, составлявшая до 6,000 человек.

Куламы, разделявшаяся на три части: Кулам Тюфянхчи, или почетная стража Аббас-Мирзы, в числе 1000 человек; Кулам Ниш-Хадметы или оруженосцы Аббас-Мирзы, избранные из знатнейших фамилий Адзербиджана, в числе 200 человек; Кулам-Чапары или курьеры до 80 человек. [23] Куламы составляли вообще свиту Аббас-Мирзы, подобно как и при прочих Принцах и самом Шахе.

Персидская артиллерия перед началом войны находилась в следующем положении: в Азербиджанской области, в распоряжении Аббас-Мирзы: 12-ти фунтовых орудий 3; 9-ти фунтовых 1; 6-ти фунтовых 36; находившихся в Эривани 6-ти фунтовых 4; 4-х фунтовых 4; взятых у Турок 9-ти фунтовых 3; 6-ти фунтовых 6; вылитых в Таврисском арсенале 12-ти фунтовых 5; 6-ти фунтовых 12; 2-х фунтовых 3 (последние употреблялись против Курдов, делавших частые набеги на Хойскую провинцию и Салмасский округ); 18 фальконетов, из коих 5 вылиты в Таврисском арсенале. Из числа этих орудий, 42 входили в состав сформированной Аббас-Мирзою полевой артиллерии, состоявшей из 7 бригад, в коих находилось офицеров и солдат 910 человек. Для возки пушек 336 лошадей, и, кроме того, 67 вьючных.

Значительнейшая часть сих полчищ под личным предводительством Принца [24] Аббас-Мирзы, выступила к границам Карабахской провинции; резервная армия, под начальством Шаха, расположилась в Агаре, а Сардарь Эриванский, имевши поручение действовать наступательно по направлению к озеру Гокче, Июля 16-го открыл неприятельские действия, атаковал значительными силами, в числе 5000 человек, совершенно неожиданно Российские пикеты вблизи лагеря при урочище Мирак, захватил в плен 9 казаков и несколько наших Татар. Командир Тифлисского пехотного полка Полковник Князь Севарземидзев, занимавший означенный пост с отрядом из 650 человек при 2-х орудиях, нашелся вынужденным отступить к укреплению Гумры. Переход 10-ти верст, ему предстоявших, сопряжен быль с величайшим затруднением; ибо дорога пролегала по каменистой теснине, занятой неприятелем; но храбрый Полковник проложил себе дорогу штыками, и неприятель, видя его мужество, ограничился только преследованием издали. В то же самое время нечаянным нападением на селение Малую Караклису, неприятель нанес довольно значительный вред [25] жителям, и обратясь потом на неукрепленный Балыкчайский пост, при озере Гокче, занял его после отчаянного сопротивления малого отряда, при нем находившегося.

Аббас-Мирза, с войсками, под начальством его состоявшими, переправился через Аракс при Худоперине и вступил в Карабахскую провинцию. Командовавший в ней войсками, состоявшими из 9 рот 42-го Егерского полка, командир полка, Полковник Реут, получил повеление Генерала Ермолова, сосредоточив при селении Чинахчи, штаб квартире полка, означенные 9 рот, 6 легкой артиллерии и Донской казачий полк (ослабленный многими постами по линиям сообщения), которые находились в его распоряжении, стараться удержать натиск неприятеля, оспаривая каждый шаг земли.

Часть отряда Полковника Реута, состоявшая из 3-х рот егерей, 2-х орудий и части означенного казачьего полка, под начальством 42-го Егерьского полка Подполковника Назимки, расположенная отдельно в гористой части ханства, в [26] селении Герюсах, занимала этот пункт для наблюдения со стороны Карадаха.

Полковник Реут, послав предписание Подполковнику Назимке соединиться с ним, получил известие, что Персияне с значительными силами, под личным предводительством Аббас-Мирзы, перешли Аракс, и идут форсированными маршем к Чинахчам. Он не мог удержаться в этом селении, которое не имело никакой крепости, а малочисленность его отряда и вспыхнувшее возмущение между Карабахцами, заставили его отступить в крепость Шушу, коей выгодное местоположение давало некоторые способы к удачной обороне; а потому 25-го числа Июля вступил в оную с 5-ью ротами егерей и 4-мя орудиями, будучи вынужден не раз вступать в дело с возмутившимися Карабахцами, которые хотели воспрепятствовать его намерению. В тот же самый день Аббас-Мирза сильным отрядом с артиллериею блокировав тесно крепость Шушу, прервал всякое сообщение осажденных с Грузией, и послал значительные отряды для возмущения ханства Ширванского, в чем и успел. [27] Помянутая часть отряда Полковника Реута, долженствовавшая, для соединения с ним, идти по весьма затруднительной дороге, обремененная артиллерией и часто останавливаемая возмутившимися жителями, была внезапно атакована многочисленными толпами Персиян в теснинах, и после отчаянного сопротивления, приносящего честь начальнику и подчиненным, была частью истреблена, а частью взята в плен.

В то же самое время, Хан Талышинский, увлеченный обольщениями Персиян, также возмутился.

Вместе с известиями об означенных происшествиях, Главнокомандовавший в Грузии, Генерал от инфантерии Ермолов, узнал через Армянского Патриарха Ефрема, что посланник наш, Генерал-Майор Князь Меншиков, прибыв 4-го Августа в Эривань, задержан был Сардарем под разными предлогами и находился под строжайшим надзором; к тому еще присоединилось известие о возмущении жителей во всех Мусульманских провинциях; о колебании умов Татар в наших дистанциях, сопредельных Грузии; о значительном [28] скопище Турецких войск в пашалыке Ахалцихском и крепости Анапе, — все это побудило Генерала Ермолова действовать оборонительно, во ожидании испрашиваемых им подкреплений. Для обеспечения Грузии со стороны Горцев, которые легко могли прийти в движение, узнавши о вступлении Персиян с наши пределы, Генерал Ермолов, усилил войска, на Кавказской линии расположенные, еще 6-ью ротами пехоты, для наблюдения за Дагестаном, расположил в Кубинском ханстве и Дербенте Апшеронский и Куринский пехотные полки, подчинив их Генерал-Майору фон Краббе, командовавшему в Дагестане: предназначение этой бригады состояло наиболее в том, чтобы, угрожая ежеминутно Дагестанским народам, всегда склонным к мятежам, обеспечивать права и доставлять возможность действовать в нашу пользу — Шамхалу Тарковскому и Ослан Хану Куринскому, владельцам, известным своею неограниченною преданностью к России. На подкрепление войск, расположенных по пограничной черте Эриванского ханства также послано было подкрепление, а опасаясь влияния Турок — из целой бригады, [29] занимавшей Имеретию, Мингрелию и Абхазию, взят был только один батальон для присоединения к войскам, сосредоточивавшимся около Тифлиса.

Получив известие об означенных событиях, Государь Император немедленно повелеть соизволил 20-й пехотной дивизии с ее артиллерией, 2-й Уланской дивизии и конной артиллерии, при ней находящейся, и еще 6 Донским казачьим полкам присоединиться к Кавказскому корпусу для предположенных наступательных действий; сверх того, для усиления оного, долженствовал прибыть в Тифлис Лейб-Гвардии Сводный полк. Командир Черноморского Флота, Вице-Адмирал Грейг был отправлен в Астрахань, для осмотра Каспийской Флотилии; предполагая употребить оную для крейсирования по Каспийскому морю и обеспечению восточных границ Дагестана и Талышинского ханства от покушения неприятеля; к берегам же Абхазии послана была особая флотилия для наблюдения.

Дела час от часу принимали неблагоприятный оборот. Жители всех [30] Мусульманских провинций открыто приняли сторону Персиян. Их примеру последовали Шамшадильские Татары и жители Елисаветпольского округа, который занят был уже неприятельским авангардом под командою Махмет-Мирзы (Старший сын Аббас-Мирзы, нынешний Шах.) и Амир-Хан Сардаря, одного из важнейших Персидских военачальников. Джаробелоканские Лезгины также возмутились и готовились к нападению на Кахетию. Эриванский Сардарь, предводительствуя сильными партиями конных Куртин, производил набеги, и в 60 верстах от Тифлиса разорили Немецкую колонию Екатеринфельд. Малочисленные отряды наши, разбросанные по постам в возмутившихся провинциях, по необходимости должны были их оставить; но ознаменовали свое отступление примерным мужеством, с коим, отбивая натиск многочисленных полчищ неприятельских, наносили им значительный вред. Одна команда, из 460 человек при двух офицерах, прикрывавшая провиантский транспорт, [31] следовавший на Балыкчайский пост, была атакована многочисленными толпами Персидской конницы и регулярной пехоты. Не желая помрачить славы Русского оружия, храбрые воины сражались до тех пор, пока, выпустив все свои патроны, пали мертвыми, 38 человек однако успели штыками проложить себе дорогу в лес, и прибывши в Тифлис, известили Главнокомандовавшего о таковом событии. Из всей команды только 17 человек попались в плен, по причине тяжких ран, ими полученных и лишившись возможности действовать оружием.

С другой же стороны Генерал-Майор Ослан Хан Куринский и Казыкумыкский ревностно содействовал намерениям Главнокомандовавшего, удерживая в должном повиновении России Дагестанские народы. Он не допустил изменника Сурхай-Хана возмутить Казыкумык, убедил Акушинцев, воинственный и сильный народ, остаться спокойными, и полученную от Аббас-Мирзы возмутительную прокламацию, отослал к Генералу Ермолову. [32]

Таковое положение дел, заставляло опасаться, что неприятель будет действовать наступательно со стороны Елисаветполя; почему Генерал Ермолов, сосредоточив в окрестностях Тифлиса в конце Августа Лейб-Гвардии Сводный полк, прибывший 17-го числа того же месяца, и 12 некомплектных батальонов, вызвал также Грузинское ополчение из 1800 человек, и расположив часть оного в Борчалинской дистанции, остальную присоединил к отряду Г. М. Князя Мадатова, расположенному в Казахской дистанции. Для обеспечения же дальнейшего движения войск, приказал построить в Лорийской степи полевое укрепление.

Сделав таковые распоряжения и уверясь совершенно, что Дагестанские народы и Чеченцы остаются спокойными; что со стороны Турок нельзя опасаться никаких неприязненных действий; что ожидаемые подкрепления прибудут очень скоро — Генерал от инфантерии Ермолов нашел возможным действовать наступательно для открытия сообщения с отрядом Полковника Реута, содержимым Персиянами с [33] 25-го Июня в тесной блокаде, а потому и предписал Генерал-Майору Князю Мадатову выступить из занимаемой им позиции, атаковать неприятеля, где его встретит, и действовать чрез Елисаветполь для открытия сообщения с крепостью Шушою.

Генерал-Майор Князь Мадатов, Августа 31-го, сосредоточив вверенные ему войска на берегах реки Акстафы, узнал, что Магмет-Мирза и Амир-Хан Сардарь, оставя в Елисаветполе 1500 человек гарнизона, сами с отрядом из 20,000 человек регулярной пехоты и 800 конницы, имея при себе 4 пушки и 20 фальконетов, на верблюдах, расположились около реки Шамхоры, и усиленные значительными толпами возмутившихся жителей, имеют намерение идти в Кахетию. Генерал-Майор Князь Мадатов, хорошо знакомый с образом Азиатской войны, не смотря на значительное неравенство в силах, (ибо отряд его едва ли составлял и десятую часть противу неприятельского войска), решился атаковать Персиян и быстрым внезапным натиском рассеять их и открыть себе дорогу. В ночь с 1 на 2 Сентября сделав [34] усиленный переход, на самом рассвете достиг речки Шамхоры, и в то же мгновение атаковал неприятеля, не смотря на то, что был встречен в боевом порядке, а неприятельская артиллерия открыла сильный огонь. Князь Мадатов с одним батальоном пехоты, предшествуемым стрелками, в несколько минут сбил неприятеля с высот, а действием своей артиллерии опрокинул конницу. Устроенная им батарея заставила молчать неприятельскую. Расстроенная пехота Персидская собралась было вновь за речку Шамхор, но вторичный натиск в штыки, произведенный нашею пехотою, при содействии метких выстрелов артиллерии, решил участь сражения. Махмед-Мирза первый подал пример бегства. Его конница за ним последовала; а пехота, оставленная на произвол судьбы, после краткого сопротивления, пустилась бежать в совершенном беспорядке, и была преследована почти десять верст, устилая дорогу убитыми и ранеными. Один только недостаток в кавалерии, коей всего было не более 800 человеке, препятствовал Князю Мадатову довершить совершенное [35] истребление разбитого им неприятеля. В этом сражении неприятель потерял убитыми более 1000 человеке и двух Ханов, из коих один был тот самый Амир-Хан Сардарь, почитаемый Персиянами за храбрейшего военачальника.

Последствия Шамхорского сражения были весьма важны. Вся надежда возмутившихся жителей Мусульманских провинций Татарских дистанций на блистательные успехи Персиян разевалась как дым. Они с ужасом увидели, что первый шаг наступательных действий Русских войск против Персиян, не смотря на то, что последних было в десятеро более, ознаменовался решительною победою. Молва об этом событии пронеслась с быстротою молнии до Аракса, и жители Карабаха пришли в недоумение. Долженствуя опасаться дурных последствий за неблагонамеренные свои поступки, поспешили отправить депутатов к Генералу Ермолову, с изъявлением совершенного раскаяния, обещая загладить все прошедшее усердием и преданностью. Магмет-Мирза, с остатками разбитого своего войска, не осмелился остановиться в [36] Елисаветполе, но в быстром бегстве миновал этот город, ни мало не заботясь, что произойдет с гарнизоном, оставленным там на произвол судьбы. Князь Мадатов, узнавши о том, поспешно двинулся к Елисаветполю, и 4-го Сентября занял город без выстрела. Персидский гарнизон при его появлении удалился с такою поспешностью, что оставил в добычу победителям богатейший лагерь, наполненный всякого рода жизненными припасами, множеством пороха, свинца и 1500 четвертей пшеницы. Главнокомандовавший, узнав о всем происходившем, предписал Генерал-Адъютанту Паскевичу — прибывшему по Высочайшему повелению 29-го Августа в Тифлис и принявшему начальство над отрядом, сосредоточенным для наступательных действий — соединиться как можно поспешнее с отрядом Князя Мадатова и следовать в ханство Карабахское, для освобождения от блокады креп. Шуши. Крепость эта, как выше сказано, была с 25-го Июня в тесной блокаде. Всякое сообщение с оною было прекращено. Аббас-Мирза настоятельно хотел взять ее; но [37] мужество и храбрость Полковника Реута и его сподвижников ниспровергли все намерения неприятеля и сделали эпоху в военных летописях.

Защитники Шуши, угрожаемые даже недостатком в съестных припасах, имея только 4 орудия и самое малое число запасов артиллерийских, но одушевляемые примером достойного начальника, решились погребсти себя под развалинами крепости, но не уронить чести Русского оружия. Терпеливо снося все недостатки, почти бессменно находясь на часах и в резервах, ожидая ежеминутно приступа и восстания Татар, живших в крепости, храбрые егеря 48 дней сряду с неимоверным терпением и мужеством противостояли громаде сил Персидских, которые даже вели два подкопа и неоднократно готовились идти на штурм.

Надобно отдать полную справедливость воинским дарованиям Генерал-Майора Реута, бывшего тогда Полковником. Он умел действовать самостоятельно и с необыкновенным присутствием духа в столь затруднительных обстоятельствах. Ему [38] предстояли труды весьма значительные: исправить укрепления, бывшие в расстроенном состоянии; довольствоваться для отражения неприятеля только четырьмя пушками, давно бывшими без употребления; удержать от возмущения Татар, жителей крепости; защищать столь малым числом войск крепость, имеющую около 7-ми верст в окружности, и, к довершению всего, нуждаться в продовольствии, не зная, сколько времени продолжится осада, и решительно не получая никакого известия из Тифлиса. Но благоразумное распоряжение, храбрость и мужество Полковника Реута опровергли все эти затруднения. Он исправил укрепление под выстрелами неприятеля, который, поставя свои орудия на Гавахани, единственной возвышенности, командующей Шушою с северной стороны, производил беспрестанную пальбу. Четыре пушки велел перетаскивать с места на место и стрелять из них разновременно, дабы уверить Персиян, что имеет многочисленную артиллерию. По невозможности сменять караулы, долженствовавшие охранять крепостные стены, ибо имел слишком мало войска, [39] он расположил весь свой отряд лагерем по главным фасам крепости, и приказал раздать Армянам, отличившим себя преданностью к России, ружья и патроны. При самом впадении Персиян в границы наши, почетнейшие Беки, из Татар, державшие в тайне сторону неприятеля, с намерением жили в Шуше, дабы, в случае надобности, содействовать успехам Аббас-Мирзы, возмутив жителей против Русских: но Полковник Реут проник их намерение, и внезапно обезоружив, поместил в особом доме, окружив стражею, и тем самым заставил прочих Татар остаться в нерешимости и недоумении. Когда продолжительность осады и стесненное положение начали погружать в уныние слабейших и увеличивать ропот недовольных (ибо ни одного известия не достигало из Грузии, и осажденные не знали ничего о Русских войсках и о положении Кавказского Края в отношении к военным обстоятельствам,) тогда Полковник Реут употребил воинскую хитрость. В самую темную ночь был секретно спущен в амбразуру башни переодетый Армянин, который, обошедши вдоль [40] стены до другой башни с противоположной стороны, объявил себя лазутчиком из Грузии и просили впуску. Караул, бывший у башни, немедленно известил Полковника Реута, и получил приказание впустить Армянина. Приведенный в квартиру Полковника Реута, он вручил ему депеши, будто бы присланные с ним от Главнокомандовавшего, и они были прочтены пред всеми, тут бывшими. Как содержание бумаг было весьма утешительно, а переодевание исполнено с такими успехом, что в лице подателя никто не мог подозревать знакомого человека, то эта хитрость имела полный успех. Мгновенно приятная новость разнеслась по крепости. Надежда скорой помощи усугубила ревность защитников, оживила бодрость слабых и уничтожила надежды противной партии. Чрез несколько времени после того, Аббас-Мирза, не допускавший в Шушу никаких известий из Грузии, перехватил дубликат повеления Генерала Ермолова, в коем дозволялось, в случае надобности, Полковнику Реуту на время оставить Карабах и соединиться с главным отрядом — и немедленно [41] отправил оное в крепость, предлагая сдачу и обещая гарнизону продовольствие и безопасность в пути. Но Полковник Реут, сообразив все обстоятельства, отвечал, что не может этого исполнить прежде, нежели удостоверится в справедливости означенного предписания, которому в настоящем положении дел поверить трудно; а потому предложил послать одного Русского офицера в Тифлис для получения изустных приказаний от Главнокомандовавшего, а до возвращения посланного, заключить перемирие. Упоенный блестящими надеждами, Аббас-Мирза согласился на предложение. Подполковник Клюке был послан в Тифлис с приказанием не возвращаться. Заключено перемирие, во время которого стесненная Шуша отдыхала, приготовляясь к дальнейшей обороне, а Аббас-Мирза беспечно ожидал ответа из Тифлиса, и опомнился только тогда, как получил известие о совершенном поражении своего авангарда под Шамхором.

Твердая защита Шуши, продержавшая слишком полтора месяц в бездействии все силы Аббас-Мирзы, много [42] способствовала к решительным нашим успехам в последствии: ибо дала возможность, в столь значительный промежуток времени, сосредоточиться войскам Кавказского корпуса, подоспеть ожидаемым подкреплениям и принять все нужные меры к воспрепятствованию неприятелю проникнуть далее.

Аббас-Мирза в этом случае сделал одну из величайших стратегических ошибок: вторгнувшись с таковою быстротою в наши пределы, ему отнюдь не следовало останавливаться, а со всею массою войск, не раздробляя их на части, идти на Тифлис, как на центр. Боялся ли он оставить в тылу у себя крепость? — ему было известно, что в ней всего-навсего было только 6 рот егерей: какой вред могли они ему причинить в тылу? — Недовольно ли было оставить обсервационный отряд из 10,000 человек, усиля их еще толпами возмутившихся Карабахцев, дабы воспрепятствовать отряду Полковника Реута выйти из крепости; к тому же он знал, что тыл его обеспечен; ибо все Мусульманские провинции открыто взяли его сторону, а в Тифлисе находилось весьма [43] мало войска, и, сверх того, умы самих Грузин находились в волнении от убеждения бывшего Грузинского Царевича Александра, которого Аббас-Мирза посылал в Кахетию для произведения и там возмущения. Зная все это, Наследник Персидского трона остался 47 дней в бездействии, под стенами одной пограничной крепости, как будто с намерением, дать нашим войскам собраться и приготовиться к отпору.

Аббас-Мирза, узнав о разбитии своего авангарда под Шамхором, 5-го Сентября, снял блокаду Шуши, и с величайшею поспешностью двинулся к Елисаветполю; при чем Полковник Реут, сделал сильную вылазку, нанес значительное поражение Персидскому арьергарду.

На пути присоединивши к себе остатки войск разбитого под Шамхором отряда, Аббас-Мирза переправился чрез реку Тертер.

Князь Мадатов, находившихся в Елисаветполе, донеся Генерал-Адъютанту Паскевичу о движении неприятеля, просил прибыть как можно поспешнее. [44] 9-го Сентября Генерал-Адъютант Паскевич, со вверенным ему отрядом, прибыл в Елисаветполь и принял главное начальство над войсками, состоявшими из двух батальонов Херсонского Гренадерского полка, 6 рот 7-го Карабинерного, одного батальона Ширванского пехотного и одного батальона 41-го Егерьского полков, Нижегородского Драгунского полка, 700 казаков, 16 батарейных и 8 легких орудий и 600 казаков Грузинского ополчения.

Аббас-Мирза, узнав о таковом соединении, перешел обратно за Тертер, и прикрыв этой рекою фронт своей позиции, остановился для сосредоточения рассеянных сил.

В то же самое время получены были в Тифлисе известия о вступлении Сардаря Эриванского в Шамшадильскую дистанцию, с намерением ее ограбить вместе с соседственной Казахской дистанцией. Совершенное спокойствие по всему пространству Кавказской линии и Дагестана позволяло Генералу Ермолову располагать войсками, сосредоточенными у Тифлиса; и он немедленно выступил в Казахскую дистанцию с отрядом, состоявшими из Лейб-Гвардии [45] Сводного полка, 3-го батальона Ширванского пехотного, одного Сводного батальона, 12 орудий и 400 казаков, дабы воспрепятствовать намерениям Сардаря Эриванского.

Прежде, нежели будем описывать последовавшие обстоятельства, необходимо нужно упомянуть о происходившем в тоже самое время с нашим посланником Князем Меншиковым, прибывшим, как выше сказано, 4-го Августа в Эривань. Сардарь Эриванский назначил для пребывания посланника и свиты свою загородную беседку, выстроенную на Китайский манер в саду, расположенном по правому берегу реки Занги. До 9-го числа продержав посланника под самыми пустыми предлогами, Сардарь велел объявить ему, что не смеет позволить ехать к Российской армии, но велит проводить до Турецких границ, а в случае несогласия на таковое предложение, не может указать ему другой дороги, кроме ведущей в Казахскую дистанцию, находившуюся тогда в сомнительном положении. Делая таковые проволочки, Сардарь имел намерение захватить посланника и всю его свиту, как скоро удалятся они на день [46] езды от Персидских границ, с тем, дабы, в случае удачи в предприятиях Персиян, выставить таковой поступок перед Шахом в виде заслуги; в случае же перемены обстоятельств, оправдаться, сложив всю вину на Кюрдов — кочевой народ, живший на этом пространстве и очень часто производивший грабежи, которые унять Персидское правительство было не в силах; ибо Кюрды были подданные Персии только по одному названию. Переговоры продолжались об отъезде посланника, и в то же самое время его Мегмандарь, Мирза Измаил, получил приказание Аллаяр-Хана настаивать, чтобы посланник ожидал ответа в Эривани на поданную им 9-го Июля ноту. Посланник в своих письмах к Аббас-Мирзе и Аллаяр-Хану, жаловался на столь явное нарушение народного права и уведомил Английскую миссию о своем положении. С того времени каждый день ознаменован был какою-нибудь низостью со стороны Персиян. То говорили посланнику от имени Аллаяр-Хана, что жена Хана Талышинского удержана в заложничестве при возмущении ее мужа, и пока не [47] освободится, посланнику не будет дозволено оставить Эривань. В другой раз предлагали Князю Меншикову купить себе свободу ценою серебра и подарков, уступив оные Аллаяр-Хану. Сардарь побуждал Мирзу Измаила требовать от посланника уплаты за хлопчатую бумагу, посланную в Россию до начатия военных действий, или оставить в залог нескольких особ из свиты посольства. Сардарь старался даже подкупить драгоманов посольства, дабы преклонить их действовать согласно с его выгодами; но не успевши в том, хотел даже удержать их силою, как уроженцев Карабахской провинции, которую почитал уже завоеванною и вошедшею в состав Персидского государства. 25 дней сряду продолжалось тягостное положение, в котором находился посланник. Почти все лица, составлявшие свиту посольства, и даже их слуги заболели, и один из чиновников посольства, Поручик Граф Толстой нашелся в необходимости лечить других и даже выучиться кровопусканию, для подания помощи больным — в числе коих были лекарь и его помощник. Ежедневно [48] Персияне выдумывали нового рода притеснения, с намерением вынудить у посланника деньги и вещи. Но Князь Меншиков в столь затруднительных обстоятельствах, сопряженных с опасностью, действовал с отличным благоразумием и умеренностью, представляя благородный пример усердия и мужества. Он ни на минуту не забывал, что носит сан истолкователя правдивых и чистых намерений великодушной политики Государя Императора и чем более его поведение было похвально, тем более поступки Персиян, нарушителей народного права, показывались во всей отвратительной наготе своей.

Видя, что время проходит и ответов на письма не получается, узнавши притом, что Английская миссия оставила лагерь Шаха, чтобы отправиться на встречу новому Английскому министру при Тегеранском Дворе Г. Магдональду. Посланник убедил своего Мегмендаря воспротивиться требованиям Сардаря Эриванского и внушить первенствующему министру, коему он обязан своим возвышением, что по нежеланию Шаха вести войну, враги Аллаяр-Хана воспользуются [49] первым случаем неудачной битвы для погубления его, если он заблаговременно не помыслит о мире, и что единственное средство к заключению выгодного трактата состоит в том, чтобы отправить, как можно скорее, Князя Меншикова, потому, что он находит личную свою выгоду в соглашении С. Петербургского Кабинета с Персией.

Слова эти так сильно подействовали на Аллаяр-Хана, что немедленно было послано повеление освободить нашего посланника. Сардарь Эриванский, будучи в необходимости повиноваться таковому повелению, не оставлял своего намерения грабить посольство, а потому и предложил Князю Меншикову отправиться через Делижанское ущелье, с намерением напасть на него в дороге. Но Князь Меншиков, предваренный о его намерении, показал вид, что соглашается на его желание; но достигнув Эчмиадзинского монастыря, переменил направление, и поехал ближайшею дорогою чрез Талинь и Амамлы, дабы выехать на Караклис, и дал знать в последнюю, где расположен был батальон Тифлисского пехотного полка, о своем прибытии. Сардарь Эриванский, узнав [50] о пути, предпринятом нашим посланником, хотел было его настичь; но в то самое время, когда с ним сближался почти на самой границе, показалась рота Тифлисского полка, высланная на встречу посланнику — и Сардарь возвратился безуспешно. Князь Меншиков прибыл в Джелал-Оглу в то самое время, как брат Сардаря, в ночи с 1 на 2 Сентября, с отрядом конницы свыше 3000 человек, напал на селение, лежащее по Лориской степи, и отогнал скот. Три роты наших войск поспешно выступили из Джелал-Оглу, опрокинули неприятеля и преследовали с таким успехом, что он, оставив весь захваченный скот, ретировался с крайнею поспешностью. Князь Меншиков лично участвовал в этой экспедиции с одною ротою 7 Карабинерного полка и одним орудием.

Прибывши 12 числа Сентября в Тифлис, Князь Меншиков узнал, что новый Английский министр, Г. Магдональд, прибывши в лагерь Шаха, хотя и узнал, что повеление о пропуске нашего посланника уже отправлено, но опасаясь со стороны Персиян всякого рода вероломств, почел [51 нужным истребовать новое повеление, и отправил Майора Монтейта для наблюдения, чтобы оно исполнялось в точности. Хотя Г. Монтейт прибыл в лагерь Сардаря Эриванского уже в то время, когда наш посланник находился в Тифлисе, но тем не менее таковой поступок делает честь Англии и достойному ее представителю.

Теперь обратимся к происшествиям, решившим с окрестностях Елисаветполя участь кампании 1826 года, и доказавшим Персиянам, что все их усилия ничтожны пред храбростью Русских войск.

11 и 12 Сентября значительные кавалерийские партии, под начальством Аббас-Мирзы рекогносцировали расположенный близ Елисаветполя отряд Генерал-Адъютанта Паскевича, который, изготовившись провиантом, решился наконец, 13 Сентября в 9 часов утра, двинуться со всеми войсками, под начальством его бывшими, присоединя и отряд Генерал-Майора Князя Мадатова; но до рассвета пришли в лагерь два Армянина, из коих один был переводчиком Русского языка у Аббас-Мирзы. Они уведомили, что Аббас-Мирза, оставив за [52] Тертиром все тягости, перешел со всеми силами Куракчай и намерен атаковать наш отряд в Елисаветполе. Взяв все предварительные меры, Генерал-Адъютант Паскевич, устроив в боевой порядок свои войска в 4 верстах от Елисаветполя, двинулся на встречу неприятеля, который сосредоточил уже все силы свои верстах в 9 от Елисаветполя. Почти вся пехота его находилась в центре; на флангах же по шести батальонов вместе с кавалерией; артиллерия была расположена в центре и на флангах. Наши войска устроены были в следующем порядке: батальон 41 Егерского полка в двух колоннах составлял правое крыло нашей первой линии, два казачьих полка примыкали к ним с правой стороны, в центре первой линии находилось 12 орудий Кавказской гренадерской бригады № 1 роты; батальон Тифлисского пехотного полка составлял левое крыло пехоты нашей; Татарская и Грузинская конницы примыкали к нему с правой стороны; во второй линии батальон 7 Карабинерного полка в двух колоннах находился против батальона 41-го Егерского полка во ста [53] саженях; вправо устроен был каре из двух рот 7 Карабинерного полка и двух легких орудий артиллерии; против Ширванского пехотного батальона находился в двух колоннах батальон Грузинского гренадерского полка, имея влеве каре из двух рот того же полка с двумя орудиями легкой артиллерии. Этими двумя передними линиями командовал Генерал-Майор Князь Мадатов. Нижегородский Драгунский полк стоял по дивизионно против интервалов первых двух линий; позади сего полка находился резерв из 6 рот Херсонского гренадерского полка и шести орудий артиллерии.

Аббас-Мирза, заметив приближение Русских войск, немедленно предпринял атаковать их; и переправившись чрез речку Куракчай, построил войска свои в боевой порядок: передовую вогнутую линию составляли 18 батальонов Персидской регулярной пехоты, называемой Сарбазы, прикрытые с левого фланга густыми массами кавалерии; впереди пехотных батальонов размещены были 25 орудий регулярной Персидской артиллерии; позади всей пехотной линии расположены были фальконеты на [54] верблюдах в весьма значительном количестве. Позади центра передней линии находились 6 батальонов Джамбазов или регулярной пехоты Шахской гвардии. В этом месте находился сам Аббас-Мирза, имевший в конвое регулярную свою кавалерию. С правой стороны за речкою Куракчаем размещена была иррегулярная кавалерия. Движениями центра Персидских войск управлял сам Аббас-Мирза, распоряжаясь и всеми действиями. Под ним начальствовали: на правом фланге старший сын Аббас-Мирзы Магмед Мирза (нынешний Шах); на левом зять Шаха Аллаяр-Хан; резервом второй сын Аббас-Мирзы Измаил Мирза.

Войска сошлись в 7 верстах от Елисаветполя. Неприятель повел атаку, двинув первую линию своей пехоты, которая, поддерживаемая с обоих флангов кавалериею, хотела обогнуть наши фланги, и, так сказать, сдавить всею массою малочисленный Русский отряд. Кавалерия, находившаяся за Куракчаем, наступала на наш левый фланг, пехота производила сильный батальный огонь, артиллерия также действовала довольно удачно, но вдруг сосредоточенные [55] выстрелы Российской артиллерии, по распоряжению Генерала Вельяминова, открывшей канонаду по приближавшимся массам неприятеля, заставили его переменить направление и устремиться предпочтительно на левый фланг спешившись на меньшем пространстве, в то время как кавалерия их левого фланга стеснив наших казаков, принудила к отступлению; кавалерия же правого фланга напирала на два эскадрона Нижегородского драгунского полка. Батальон Херсонского гренадерского полка с 4 орудиями, посланный на подкрепление означенных двух эскадронов, удачно отразил нападение Персиян, которые обратили тыл и были преследованы Татарским и Грузинским конным ополчением. В тоже самое мгновение Генерал-Майор Князь Мадатов, находя необходимым разорвать неприятельскую линию, лично повел на неприятеля батальон Грузинского гренадерского полка и батальон Ширванского полка, подкрепив их двумя эскадронами Нижегородского драгунского полка, и ударил на неприятеля в штыки. Храбрые Штаб-офицеры, командовавшие батальонами: Грузинским Подполковник Граф Симонич и [56] Ширванским Подполковник Греков, одушевляемые примером начальника, с геройскою решительностью устремились на многочисленные толпы неприятеля. Подполковник Граф Симонич, оставив свою лошадь пошел сам впереди батальона и был ранен пулею в ногу. Подполковник Греков, с пикою в руке, повел в атаку свой батальон, и в тоже мгновение пораженный смертельно, запечатлел кровью пламенное усердие к Государю и отечеству. Потеря любимого начальника не ослабила мужества Ширванцев, и предводимые храбрейшим Майором Юдиным, заступившим место убитого Подполковника Грекова, врезались, так сказать в самый центр Персиян и, вместе с отважными Грузинцами, ниспровергали все, что осмеливалось им противостать. Натиск этот был ужасен. Штыки Ширванцев и Грузинцев проложили себе дорогу сквозь густые массы неприятеля. Линия его была разорвана; все усилия, восстановить порядок, сделались тщетны. За расстройством последовал совершенный беспорядок. Первая неприятельская линия начала отступать поспешно, преследуемая по [57] пятам нашими войсками. Вскоре это отступление превратилось в совершенное бегство. В общем смятении центр и резерв армии не мог оказать никакого пособия, и увлечены были в общем расстройстве. Между тем, как это происходило на правом фланге и в центре, кавалерия левого неприятельского крыла сильно стеснила две роты Херсонского гренадерского полка и два эскадрона Нижегородского драгунского, занимавшая с двумя орудиями позицию на правом нашем крыле. Заметив это, Генерал-Адъютант Паскевич приказал шести ротам 7 Карабинерского полка выступить на подкрепление. Войска эти, соединившись, опрокинули Персиян, и отбросив к хребту гор, отрезали им возможность отступления. Генерал-Майор Князь Мадатов окружил их пехоту на кургане и поставив орудия на позицию, картечью принудил их сдаться. Тут взято 950 человек в плен, остатки шести батальонов, бывших на левом фланге, также два знамя, два батальонных командира и 7 офицеров.

Отступление неприятеля было так [58] поспешно, что наши войска, преследовали его 12 верст, не могли настичь.

После сражения, отряд Генерал-Адъютанта Паскевича остановился в позиции на речке Куракчае, овладев двумя неприятельскими лагерями, ими оставленными.

Трофеями этого знаменитого дня были 4 знамя, из коих одно красное с изображением золотого льва, держащего в лапе обнаженный меч, и три белые, с изображением Персидского герба, т. е. восходящего солнца над покоящимся львом; на вершине каждого древка находится серебряная распростертая правая рука, два лагеря со всеми обозами и запасами артиллерийскими и продовольственными; три орудия, один фальконет, 80 зарядных ящиков. В плен взято 2 батальонные командира, 7 офицеров и 1100 рядовых.

Потеря неприятеля убитыми и ранеными простиралась около 2000 человек. С нашей стороны убиты: храбрый Подполковник Греков, два офицера Ширванского полка и 43 рядовых; ранены: Подполковник Граф Симонич , 8 обер-офицеров и 240 человек рядовых. [59]

Елисаветпольское сражение бесспорно должно занимать почетное место в Российской военной Истории. Восемь тысяч Русских опрокидывают 60,000 Персиян, надменных своими успехами, и заранее рассчитывавших добычу, какую могут получить, разграбивши Тифлис, по примеру Аги Магмет Хана. Смелое соображение, решительность и самоотвержение для блага Края, состоящего под покровительством России, ознаменовали Елисаветпольское сражение. Одним ударом сокрушены были надежды Аббас-Мирзы, освобожден Закавказский Край от нашествия неприятельского, и многочисленные полчища Персов, упоенных блистательными надеждами отброшены за черту Российских владений. Истинные подданные России торжествовали свое освобождение, а изменники, почувствовав свою слабость и вину, умоляли о прощении и испытывали вновь великодушие России. Честь и слава победителям!

14-го числа Сентября Генерал-Адъютант Паскевич, отрядив Князя Мадатова с особым отрядом для преследования неприятеля, остался на одни сутки в лагерном расположении у речки Куракчай, для [60] заготовления провианта; и 16-го числа соединившись на берегах Тертера с отрядом Князя Мадатова, двинулся поспешно к Араксу, дабы возможно догнать ретирующегося неприятеля; но прибывши 20-го числа в Кондалан, узнал, что неприятель, в величайшем беспорядке бежавший, через сутки после своего разбития находился уже в 60 верстах от Елисаветполя, и бросив свою пехоту, рассеявшуюся по горам, Аббас-Мирза за два дни до прибытия Генерал-Адъютанта Паскевича в Кондолан, переправился с одною кавалерией чрез Аракс, при Асландузе, и расположился при селении Марельян в 50 верстах от Асландуза, ожидая там подкрепления от Шаха, находившегося в Агаре.

Главнокомандовавший Генерал Ермолов получил известия: что в ханстве Ширванском находится особый неприятельский отряд из 5000 человек конницы, 4000 пехоты и 4-х орудий, имевший предназначение поддерживать бывших Ханов Ширванского и Бакинского, которые имели от Шаха повеление взять крепости Баку и Кубу; что гарнизон Ленкоранский перевезен на [61] остров Сару, а многочисленный гребной флот Персидский, вооруженный фальконетами и преследующий все наши суда, лишает их возможности приставать к западным берегам Каспийского моря; что Сардарь Эриванский, желая поддержать беглого Царевича Александра, намеревавшегося с Лезгинами и Шекинским Ханом напасть на Кахетию, также двинулся в Шамшадильскую дистанцию, жители коей, находившееся в возмущении, не оставляли своих кочевьев в горах, не смотря на столь позднее время года. Главнокомандовавший, дабы противопоставить препятствие действиям Сардаря и Царевича, с своим отрядом двинулся в Шамшадильскую дистанцию и расположился на берегах реки Гасан-Су, предписав Генерал-Адъютанту Паскевичу командировать часть своих войск в ханство Ширванское.

В то же самое время получено было известие от Генерал-Маиора Давыдова, командовавшего наблюдательным отрядом на границе ханства Эриванского, что он, переправясь 19-го числа Сентября через гору Безобдал, 20-го имел небольшую стычку у селения Амамлы с отрядом Гассан-Хана, [62] брата Сардаря Эриванского, а 21-го, атаковав его при урочище Мирак, разбил совершенно и преследовал до урочища Судагент, находящегося в двух небольших переходах от Эривани. В этом сражении взят в плен Угурлу-Хан, сын бывшего Хана Елисаветпольского.

Весть, о поражении Аббас-Мирзы под Елисаветполем, вскорости имела последствиями снятие блокады крепости Баку, и уничтожение замыслов Царевича Александра, который, немедленно рассеяв свои войска, пробирался в Персию; но Мустафа, Хан Ширванский и Гуссейн, Хан Бакинский, упорно продолжали возмущать против нас жителей Мусульманских провинций, Лезгин и других Горцев. Хан Шекинский делал значительные набеги в соседственные по реке Куре селения ханства Карабахского, удерживая Шекинцев в повиновении страхом и мщением. Джаробелоканские Лезгины неоднократно переправлялись через Алазань и грабили Кахетию. Жители Кубинской и Табасаранской области также возмутились. Сын Шаха, Алинаки-Мирза находился еще с войском в горах, [63] отделяющих ханство Ширванское от Дагестана. Все это понудило Генерала от Инфантерии Ермолова 10-го Ноября выступить из своей позиции при Гассан-Су, дабы действовать чрез Кахетию, Джары и Нуху на Ширванское ханство, для уничтожения замыслов бунтующих Ханов и изгнания Персидских войск. Вместе же с тем он предписал Генерал-Маиору Давыдову стараться, по возможности, удержать Сардаря Эриванского от предпринимаемых им опустошений в окрестностях Эривани.

Между тем Аббас-Мирза, оставив свою армию, отправился в Агар к Шаху. Последний, раздраженный неудачами, осыпал его упреками и угрожал даже лишить наследства и выколоть глаза; но убежденный его просьбами и лестными обещаниями, дал повеление резервным войскам, при нем находившимся, присоединиться к армии, Аббас-Мирзою предводительствуемой, а сам отправился в Таврис. Аббас-Мирза, возвратясь к своему войску, начал тем, что приказал повесить четырех военачальников за то, что они оставили Елисаветполь, в противность данных им [64] повелений; потом со всей армией приблизился к Араксу, и расположась лагерем в 4-х верстах от Худо-Перинского моста, угрожал переправиться снова за Аракс. Это обстоятельство понудило Генерал-Адъютанта Паскевича выступить из своей позиции при Кондалане и расположиться лагерем речки Черакени в 22 верстах от Асландузской переправы и в 35 от селения Марельян. Таковым движением он заслонял дорогу, ведущую в Шушу от Асландуза и от Худо-Перина. Отряд наш весьма нуждался в продовольствии, доставлять которое Татары весьма затруднялись, опасаясь близости Персиян; а потому Генерал-Адъютант Паскевич приказал Князю Мадатову командировать три роты пехоты за горы, дабы вынудить жителей доставлять провиант.

В отряде Генерал-Адъютанта Паскевича ежедневно увеличивалось число больных. Более 300 человек было уже отправлено в крепость Шушу; но свыше 500 находилось при батальонах, и не были отправлены в крепость, по причине недостатка в оной съестных [65] припасов. Дабы отвратить таковое затруднение, Генерал-Адъютант предписал командовавшему в Дагестане Генерал-Маиору фон Краббе распорядиться о немедленной доставке в Черакенский лагерь 2000 четвертей муки и такового же количества в крепость Шушу; поручив вместе с тем ему же Генералу фон Краббе командировать отряд для преследования Персидских войск, отступавших из Ширвана при известии о движении Генерала Ермолова из Кахетии. Генерал фон Краббе послал Командира Апшеронского пехотного полка Полковника Мищенко с 1600 пехоты, который, прибыв 7-го Октября в Старую Шемаху, поспешно двинулся к Джавату, преследуя неприятельские толпы, под начальством Ших Али Мирзы, отступавшие к Араксу; овладел мостом, устроенным на канатах и двумя орудиями, оный защищавшими, и преследовал неприятеля, бегущего по Муганской степи. Дабы избавить этот отряд от совершенной погибели, Аббас-Мирза остался при Араксе, не смотря на все претерпеваемое им затруднение в продовольствии, желая тем удержать Генерал-Адъютанта [66] Паскевича от возможности действовать против Ших Али Мирзы.

Генерал от Инфантерии Ермолов 17-го Октября переправился с своим отрядом чрез реку Алазань, 19-го прибыл в город Нуху. Неприятель, занимавший Шекинскую провинцию, оставил ее с такою поспешностью, что посланные для преследования его казаки не могли настигнуть.

Аббас-Мирза, замечая, что после Елисаветпольского дела дух его войск совершенно упал, находил необходимым усиливать свою армию значительными подкреплениями, распускать ложные слухи о слабости наших войск и показывать вид, что намерен переправиться через Аракс. Собрав до 2000 человек отличных наездников, он употреблял их для набегов на наши пределы. 18-го и 19-го числа Октября, неприятель неоднократно переправлялся малыми партиями чрез Аракс и успел захватить несколько семейств кочевых Карабахцев, которых и переправил на свою сторону. [67]

Дабы поставить преграду таковым хищничествам, Генерал-Адъютант Паскевич 25-го Октября переправился с своим отрядом за Аракс у селения Марельян. Того же числа авангарда его, под начальством Маиора Юдина, накинув мост чрез глубокую рытвину в трех верстах от Аракса, перешел за оную. 26-го числа, прошедши ущельями по тесной и каменистой дороге, достиг реки Кара-Пашалы и ночевал при лощине Дали-Перемет. Тут получил он известие, что Аббас-Мирза, распустив большую часть своих войск, с остальными отступил к Ардебилю. На следующий день отряд подвинулся к кочевью угнанных Карабахцев. Старшина оных, явясь к Генерал-Адъютанту Паскевичу, просил от имени народа дозволения возвратиться на прежнее жительство, каковое и получил. Тут же присоединились к нашему отряду добровольно 600 человек Татарской и Армянской конницы. 27-го числа Генерал-Адъютант Паскевич отрядил Генерал-Маиора Шабельского с частью казаков и Татарской конницы, для возвращения другой партии кочевых [68] Карабахцев, находившихся недалеко от лагеря. Генерал-Маиор Шабельский исполнил это поручение с полным успехом, не смотря на затруднительный переход частыми дефилеями и на упорное сопротивление неприятеля. 28-го числа Маиор Поляков, имевший подобное же поручение, встретил в ущелье при речке Дараурт партию конных Персиян, выбил оную из позиции и обратил в бегство. В этой сшибке был взят в плен Ширванский Бек Нурали, а Мирза Измаил убит. В тот же день отряд Генерал-Адъютанта Паскевича двинулся вперед до небольшого ручья, называемого Калантар-Булак, послав Генерал-Маиора Шабельского открыть неприятеля. Генерал-Маиор Шабельский встретился с довольно значительной партией Персидской кавалерии, опрокинул оную и рассеял.

Таковой экспедицией исполнив свое намерение: возвратить увлеченных Персиянами Карабахцев, и ознакомясь с местоположением предстоявшего ему театра войны, и уверясь, наконец, что Персидские войска распущены до весны, Генерал-Адъютант Паскевич 31-го Октября переправился чрез [69] Аракс в брод при Асландузе. В этом месте Аракс, будучи шире 70 сажень, противопоставлял большие затруднения для переправы; но не смотря на то, оное продолжалось не более восьми часов, и без всякой потери с нашей стороны. 2-го Ноября Генерал-Адъютант Паскевич с своим отрядом возвратился в прежнее расположение при Чиракене. Движение отряда за Аракс показало ясно Генерал-Адъютанту Паскевичу, что для предпринятия военных действий в Персии, необходимо было иметь при отряде пионеров, понтоны и подвижные транспорты для съестных и боевых запасов.

Генерал-Адъютант Паскевич, полагая, что войска до весны могут быть расположены на зимних квартирах, донес о том Главнокомандовавшему, и получил предписание разместить войска следующим образом: один батальон Херсонского гренадерского полка, казачий полк Грекова и два орудия казачьей артиллерии, в виде авангарда, поместить в Агджибаде; между Зардоба и Алвента, по берегам реки Куры, для [70] прикрытия магазинов и мельниц, расположить батальон 7-го Карабинерного полка, казачьи полки Шамшева и Костина и четыре орудия 21-й артиллерийской бригады; семь рот 42-го Егерского полка должны были составлять гарнизон крепости Шуши; две роты 42-го Егерского полка, шесть рот Грузинского гренадерского, 4 орудия артиллерии и казачий Молчанова полк поставить на Ах-Огланском посту, для прикрытия подвоза припасов к Араксу, с тем, что, как скоро крепость Шуша будет обеспечена продовольствием, то оставить в Ах-Оглане только две роты, а остальными войсками усилить отряд, расположенный по Куре; учредить разъезды по Карабахской границе, составить для сего особый наблюдательный отряд из 500 человек конницы; полки 20-й пехотной дивизии, Козловский, Нашебургский и 59-й Егерский, вместе с 8 легкими орудиями, под начальством Генерал-Маиора Турчанинова, отправить в ханство Шекинское, с тем, чтоб они, оставив в Нухе один полк с двумя орудиями, присоединились потом к отряду, состоявшему под личным начальством [71] Главнокомандовавшего; Крымский пехотный полк, Донской Полковника Сергеева и 12 орудий Донской артиллерии, расположить в Елисаветполе, а батарейную роту № 1 в Кахетии; Нижегородскому Драгунскому полку, 1-му батальону Херсонского гренадерского, двум ротам 7-го Карабинерного полка, одному батальону Ширванского пехотного, 12 орудиям Кавказской гренадерской бригады и одному 21-й бригады, возвратиться в свои штаб-квартиры.

Для отвращения же неприятельских покушений на ханство Карабахское, по берегу реки Куры расположена была цепь из казачьих полков, в виде наблюдательного отряда.

В половине Ноября, горы Бомбакские покрылись снегом, и всякая возможность к воинским действиям со стороны Эриванского ханства пресеклась. Персидские войска большею частью были распущены, и последний двухтысячный отряд их, облегавший крепость Баку, удалился в свои пределы.

Главнокомандовавший, находясь в то [72] время с своим отрядом в ханстве Шекинском, получил известие о мятежнических действиях Джаробелоканских Лезгин. Этот хищный народ, всегда готовый, при первой возможности и надежде на удачу, попирать клятвы, щедро расточаемые при угрожающей опасности, собравшись в значительных, силах, переправились 5-го Ноября чрез реку Алазань в окрестностях урочища Царские Колодцы, и отняли у подвластных России Тушинцев до 4000 овец. Генерал-Лейтенант Князь Эристов, командовавшей войсками в Кахетии, собрав наскоро 1200 человек пехоты, 400 казаков, 40 драгун и 4 орудия, 7-го Ноября устремился преследовать хищников. Догнав их на полях Зеленчинских, атаковал и рассеял совершенно, взяв два знамя: при чем большая часть угнанного ими скота отбита и возвращена Тушинцам. Но таковое поражение не вполне обуздало дерзость мятежников. Они продолжали делать набеги, и даже старались склонять и другие горские народы к соучастию с ними, что им и удалось. [73]

Главнокомандовавший, располагая вскоре с своим отрядом выступить из Шекинской области и лично усмирить мятежных Лезгин, предписал Генерал-Лейтенанту Князю Эристову до того времени занять их владения 20-ю пехотною дивизиею, оставив из оной в Елисаветполе один только полк (Севастопольский пехотный).

Вступление войск в Лезгинские пределы поразило ужасом мятежников. Они, чувствуя, что за свое дерзновение заслуживают примерное наказание, и увлеченные коварными советами главнейших бунтовщиков, имевших более прочих причин опасаться, — пригласили к себе до 6000 человек Горцев и заняли селение Закаталы, которое своим неприступным местоположением в ущелье между крутых скал, покрытых густым лесом, давало им надежное убежище. Намерение их простиралось и далее. Они думали, с помощью приверженцев, которых имел сын Магмет Гассан Хана, в ханстве Шекинском возвести его на ханство; а дабы более успеть в этом, производили в оном ханстве [74] грабежи, преимущественно в тех селениях, который не держали их сторону.

Чтобы отвратить подобные действия, нарушавшие спокойствие в ханстве Шекинском, Главнокомандовавший предписал Генерал-Лейтенанту Князю Эристову стеснить собравшихся в Закаталах Лезгин, прекратив им все способы продовольствия, стараясь притом ознакомить войска 20-й пехотной дивизии, недавно еще поступившей в состав Отдельного Кавказского корпуса, с образом Горской войны, требующей ежеминутной осторожности. Дав таковое повеление, Главнокомандовавший поспешил сам в Джаробелоканскую область, куда и прибыл с своим отрядом 12-го Декабря, и соединился с войсками, бывшими под начальством Князя Эристова, в расположении при селениях Джары и Гогами, отправив Лейб-Гвардии Сводный полк обратно в Грузию.

Прибытие Генерала Ермолова и грозное положение сильного отряда переменили намерение Лезгин. Хорошо понимая, до чего может довести их продолжительное [75] упорство, Джарские старшины явились к Главнокомандовавшему, и предавая себя безусловно в его волю, просили о пощаде и помиловании. Генерал Ермолов, всегда верный правилу, что пощада, данная вовремя, часто обращает врага в приверженца, а непринятие добровольной покорности доводит до отчаянного сопротивления, даровал им прощение священным именем Его Императорского Величества на следующих условиях: отослать всех Горцев, ими на помощь призванных; заплатить за убытки жителям Кахетии; выдать аманатов из знатнейших фамилий и, наконец, продовольствовать в течение зимы три пехотных и один Уланский полк и легкую роту 20-й артиллерийской бригады, которые долженствовали остаться в их владениях под командою начальника 20-й пехотной дивизии Генерал-Лейтенанта Красовского, дабы в точности наблюдать за поступками Лезгин, на уверения и клятвы коих нельзя было вполне полагаться.

Чтобы иметь возможность, при первом порыве мятежа между Лезгинами, беспрепятственно приблизиться к Джарам, [76] Генерал Ермолов приказал вырубить все сады, окружавшие это селение в виде густого леса.

За покорностью Лезгин последовало водворение совершенного спокойствия в Ханстве Шекинском.

Между тем Аббас-Мирза, приготовляясь к открытию военных действий в будущем году, и желая хотя несколько восстановить дух своих войск, упавший от беспрерывных неудач, почитал для того лучшим средством, прельстить их видами корысти. Он приказал отряду своей конницы, размещенному в окрестностях Мигри, как ближайшему к границам Карабаха, делать набеги на кочевья наших Татар, расположенные по берегам реки Бергушата, позволив то же и Шахсеванцам и другим народам, живущим на Муганской степи, дав им особый отряд из конницы и регулярной пехоты, для прикрытия бродов на Араксе, чрез которые удобно было переправляться для предположенных набегов.

Дабы положить конец таковым [77] хищничествам, Главнокомандовавший предписал Генерал-Лейтенанту Князю Мадатову, начальствовавшему войсками в Карабахе, при первой возможности действовать наступательно. Ему велено было сосредоточить войска своего отряда и присоединить к оным Донской казачий полк и казачью артиллерийскую роту, бывших в расположении у Ах-Оглана. Вместе с тем Генерал Ермолов дал повеление Командиру Апшеронского пехотного полка, Полковнику Мищенко, расположенному с своим отрядом у Джавата на берегах реки Куры, не допускать Персиян кочевать в окрестностях Аракса, стараясь держать их в беспрестанной тревоге. Если же Князь Мадатов почтет нужным предпринять наступательные действия, то в таком случае быть со всем отрядом в готовности ему содействовать.

Сделав таковые распоряжения и поручив Генерал-Лейтенанту Князю Эристову всю операцию доставки и обеспечение продовольствия для корпуса, и отправив вторую бригаду 20-й пехотной дивизии при одной легкой роте, в Шекинское ханство, [78] Генерал Ермолов возвратился из Джар в Тифлис, куда и прибыл 27-го Декабря.

Генерал-Лейтенант Князь Мадатов, видя, что Карабахская область со стороны Нахичеванского ханства вполне обеспечена от всяких неприязненных покушений глубоким снегом, покрывшим хребет гор, разделяющих оба ханства почел возможным действовать наступательно, и сосредоточив весь свой отряд в окрестностях Ах-Оглана, в последних числах Декабря выступил к Араксу, дал предписание Полковнику Мищенко поспешнее с ним соединиться. Достигнувши Аракса Г. Л. Князь Мадатов расположил на берегу оного, выше Худоперинского моста, один батальон 42 Егерского полка, Армянскую пехоту и часть Татарской конницы, дав им поручение способствовать к возвращению кочевых Карабахцев, увлеченных Персиянами за Аракс и отогнать от оного кочевья неприязненных нам народов, часто производивших набеги.

28-го числа Декабря Полковник Мищенко присоединился с своим отрядом к Князю Мадатову, и в тот же день войска [79] перешли Аракс. Всегда решительный и быстрый в своих действиях, Князь Мадатов форсированным маршем по Дарауртскому ущелью достиг реки Самбура, прежде нежели кочевавшие около оной Шахсеванцы, Аджалинцы и другие народы могли получить известие о приближении Русских. Находившаяся с Князем Мадатовым Татарская конница из ханств Карабахского и Ширванского вместе с Армянами, при отряде бывшими, с быстротою бросились на кочевья. Жители оных, пораженные нечаянностью, защищались слабо и рассеялись в беспорядке, оставив в добычу значительное количество верблюдов, лошадей, крупного рогатого скота и до 1400 овец. На этом месте 500 семейств кочевых Карабахцев, увлеченных Персиянами, явились к Князю Мадатову и испросили дозволение возвратишься на прежнее жительство.

Обняв верным взглядом дальнейшую возможность наступательных действий, Князь Мадатов постиг, что нужно по крайней мере еще раз сильно поразить Шахсеванцев, дабы распространить страх в Персидских пределах. Для этого было [80] необходимо сосредоточить их кочевья в Мешкинском округе, по своему местоположению выгоднейшем для действий. Дабы исполнить таковое намерение, Князь Мадатов распустил слух, что намерен двинуться в ханство Талышинское. Шахсеванцы, кочевавшие в оном, с крайнею поспешностью переселились в Мешкинский округ, и сосредоточась в оном, оправдали предположения Князя Мадатова, основанные, как и всегда, на вернейших соображениях.

1-го Января 1827 года Князь Мадатов вступил в Мешкинский округ, и лично с передовыми войсками, из 2-х казачьих полков, Карабахской и Ширванской конницы и Армянской пехоты состоявшими, внезапно напал на Шахсеванцев, которые, вовсе не ожидая нападения, бросились бежать в разные стороны, как бы гонимые невидимою силою. От этого их потеря состояла только из 18 человек убитыми. Добыча, приобретенная, нашими войсками была весьма значительна, и состояла из 200 верблюдов, 10,000 штук крупного рогатого скота и до 60,000 овец.

Бегущие Шахсеванцы распространяли [81] повсюду ужас, и занятие Лори, главного города Мешкинского округа, произошло не только без кровопролития, но даже без малейшего покушения со стороны неприятеля к сопротивлению. Совершив трудный переход чрез глубокие снега, покрывавшие огромную гору Сават-Гядич, Князь Мадатов явился у ворот Лори. Начальник округа, Ата-Хан, и брат его, Шукур-Хан, поспешили принесть покорность и присягнули на верноподданство Государю Императору.

Быстрая молва предшествовала успешному движению Князя Мадатова. Страх распространялся по соседственным пределам Персии и достиг города Агаре. Начальнике оного, Эмир-Зада-Зейфулук-Мирза, бежал со всем семейством в Таврис, а гарнизон, состоявший из 1500 Сарбазов, рассеялся. Депутаты народа Шагашинского явились к Князю Мадатову с изъявлением покорности и с обещанием исполнять все, что угодно будет им приказать.

Дабы воспользоваться таковым расположением умов, и дать время [82] угнанным Персиянами, нашим кочевым Ширванским и Карабахским Татарам возвратиться беспрепятственно, Генерал-Лейтенант Князь Мадатов быстро двинулся к Агарю. Значительный отряд, бывший под его начальством, совершенно его обеспечивал на случай каковых-либо неприятельских действий со стороны Персиян. Оставив в Лори батальон пехоты, 600 казаков, и роту Донской казачьей артиллерии, под видом охранения Ата-Хана, но в самом деле для надзора за приготовлением продовольствия, нужного при обратном следовании отряда, Князь Мадатов 5-го Января прибыл в селение Насир-Абат, где явились к нему старшины ханства Карабахского с изъявлением покорности. Оказав им лестный прием и уверя в безопасности, 6-го числа прибыл он в селение Хоромут, и оставя при оном пехоту и артиллерию, сам, с конницею, в тот же день достиг селения Ахмет-Бегли, где был встречен сыном, весьма уважаемого в ханстве Карабахском, Хана Караганликского. Узнав чрез него, что все магазины с продовольственными запасами, по [83] велению Аббас-Мирзы, сожжены, а собранные для защиты войска разбежались, Князь Мадатов, как скоро стянулся весь его отряд, двинулся далее, не смотря на затруднительные и почти непроходимые дороги.

Не доходя 17 верст до Агаря, Князь Мадатов остановился в весьма выгодном местоположении и отправил кавалерийскую партию из 200 человек для обозрения города. Главная духовная особа и жители Агаря, узнав о прибытии Князя Мадатова, отправили к нему депутатов, испрашивая пощады. Князь Мадатов именем Государя Императора даровал им оную, удостоверил в миролюбивом своем расположении и дал слово уважать их добровольную покорность.

Оставаясь в той же позиции, близ Агаря, Князь Мадатов деятельно занимался отыскиванием по Карабахскому ханству кочевых наших Татар, увлеченных Персиянами, в чем имел успех. Тут же получил он известие, что Шахсеванцы, недавно изъявившие покорность, изменя, как обыкновенно, своей клятве, участвовали в [84] нападении, произведенном сыном Талышинского Хана на возвращавшиеся наши кочевья, Князь Мадатов, в справедливом негодовании и для примера другим, разорил, жилища Шахсеванцев от реки Агарчая до большой Ардебильской дороги, и истребил все запасы принадлежавших им хлебов и фуража.

Находя, что цель его экспедиции была вполне достигнута, Князь Мадатов решился возвратиться, и делая небольшие переходы, дабы не изнурить войска, 6-го Января переправился через Аракс в брод при Эдибулуке; оттуда отправил Полковника Мищенко в его прежнее расположение при Джавате, а сам возвратился в Карабах.

Намерение Князя Мадатова: посеять ужас в Персидских пределах, долженствовавших быть театром предстоявшей войны; ободрить колеблющихся духом жителей Карабаха; возвратить наши Татарские кочевья, угнанные Персиянами за границу — были исполнены с тою решимостью и верным соображением, каковыми всегда отличались действия Князя Мадатова. Возвращение [85] слишком 3000 семейств наших кочевых Татар показало им ясно, что надежда на могущество Персидского правительства очень обманчива, тем более, что Аббас-Мирза во все время экспедиции Князя Мадатова, находясь в Таврисе, не дерзнул ничего предпринять и даже восстановить спокойствие в Карабахском ханстве. Персидские подданные пограничных областей до того потеряли дух, что начали оказывать явное неповиновение своему правительству, и войска, собираемые из этих областей, по приказанию Аббас-Мирзы, самовольно расходились по домам. Жители, сравнивая кроткие и миролюбивые поступки Русского Генерала с буйными и корыстолюбивыми действиями своих начальников и войск, начали иметь высокое и выгодное понятие о России, а наказание непокорных служило полезным примером.

Нельзя не отдать полной справедливости заботливости Князя Мадатова о войсках ему вверенных. Значительный отряд, с ним бывший, не только что имел безнужное продовольствие во все время экспедиции, 18 дней продолжавшейся, но, преодолев на пути неимоверные препятствия, [86] самою природою положенные, рассеявши притом толпы мятежников, потерял только 4-х рядовых и 2-х казаков. Главнейшие причины, к сему способствовавшие, были: знание средств, способов и народного духа занятой страны; искусство пользоваться обстоятельствами; быстрота движения; пощада вовремя и внезапный удар, наносимый непокорными. Все эти соображения вполне принадлежали Князю Мадатову.

Между тем, как это происходило в сопредельных Карабаху Персидских областях, во всем Закавказском Крае господствовало уже спокойствие; одни жители Табасарани, по внушениям Персиян, с самого начала кампании возмутившиеся, продолжали производить грабежи от реки Самура до Дербента. Командовавшей войсками в Дагестане, Генерал-Маиор фон Краббе приказал Командиру Куринского пехотного полка Подполковнику фон Дистерло вступить в Табасарань для усмирения мятежников. Всегда верный подданный России Генерал-Маиор Аслан Хан Куринский и Казикумыкский и Капитан Эмир-Гамза Бек Каракайдакский, по приглашению Генерала фон [87] Краббе, лично приняли участие в таковой экспедиции, присоединясь с своей кавалерией к отряду Подполковника фон Дистерло. Быстрое движение наших войск в Табасарань, вовсе неожиданное бунтовщиками, привело последних в робость. Шайки их разбиты, рассеяны, и, казалось, что спокойствие в области было восстановлено; но при возвращении войск Аслан-Хан, взявши направление в другую сторону, встретился с значительною партией неприятельской конницы, и не смотря на упорный натиск с ее стороны, рассеял совершенно. В след за тем Генерал-Маиор фон Краббе получил известие о новом возмущении Табасаранцев, в значительных силах напавших 5-го Февраля на покорных России Беков, но отбитых с уроном: он приказал для укрощения мятежников употребить часть войск, расположенных в Ширване — буде потребует необходимость.

Март месяц 1827-го года начался беспокойствами на Карабахской границе. Кочевья пограничных Персиян пригнали стада свои к самому Араксу, а неприятельские [88] отряды их охранявшие, начали снова делать набеги. Получив известие, что 4-го Марта одна из таковых партий в числе 300 человек, вторглась в наши пределы, Командир 42-го Егерского полка Полковник Реут отрядил 6-го Марта Подполковника Миклашевского с батальоном 7-го карабинерного, сводным гренадерским и двумя ротами 42-го Егерского полка, для открытия неприятеля. Подполковник Миклашевский, пройдя урочище Карга-Базар, встретил неприятельскую партию, которая, пользуясь наступившею ночью, и состоя из одной кавалерии, с такою поспешностью отступила к Асландузу, что не было возможности оную догнать, не смотря на форсированный марш Подполковника Миклашевского до самого Асландуза. Не застав уже там неприятеля, успевшего переправиться за Аракс, он возвратился в Ах-Оглан. С наступлением весны с обоих сторон готовились к возобновлению неприятельских действий. Аббас-Мирза употреблял все средства ободрить свои войска; а дабы развлечь силы Кавказского корпуса, старался возмутить Горские народы, рассылая [89] прокламации, в которых, увеличивая число собранных им войск, обещал нашим Горцам свободу и независимость; но, к счастью, немногих успел обольстить такими уверениями; ибо прошлогодние его потери были у всех в свежей памяти, а народы Кавказа верят только могуществу того, который везде одерживает победу. Не имея понятия о утонченности военного искусства, Горцы самую благоразумную и блистательную ретираду, основанную на всех правилах стратегии, считают разбитием, и не почитают даже за успех и то, если при поражения неприятеля не приобретено добычи.

29-го Марта 1827-го года Генерал-Адъютант Паскевич (ныне Князь Варшавский Граф Паскевич Эриванский), по Высочайшей воле принял главное начальство над Отдельным Кавказским корпусом на место Генерала от Инфантерии Ермолова, и тогда же приступил к решительным мерам для открытая весенней кампании.

Он предписал двум ротам Херсонского гренадерского полка сменить в [90] Душете две роты Тифлисского пехотного, а оным возвратиться в Джелал-Оглу, куда также посланы были из селений Мусули и Амабата Севастопольский пехотный, 39-й и 40-й Егерские полки и 3-я легкая рота 20-й артиллерийской бригады; двум ротам Херсонского же полка и двум ротам Грузинского гренадерского возвратиться в свои штаб-квартиры из Карабаха, а в замен их назначил туда первый батальон 41-го Егерского полка; для разработки дороги чрез гору Ахзебиук, как пути, предлежавшего войскам при наступательных действиях, оправил полуроту 8-го Пионерного батальона и 2-й батальон Херсонского гренадерского полка; 3-й Карабинерной роте 41-го Егерского полка и двум орудиям 21-й артиллерийской бригады, резервной батарейной № 5-й роты предписал занять колонию Еленендорф близ Елисаветполя; для усиления отряда, расположенного в Кахетии, приказал отправить в урочище Царские колодцы 6 орудий 21-й артиллерийской бригады резервной батарейной № 5-й роты, а 4-м орудиям 2-й легкой роты оной же бригады прибыть из Имеретии в [91] Тифлис; штаб-квартиры Чугуевского Уланского полка перевести из местечка Бахсал в селение Ахсу; одному батальону Херсонского полка занять селение Шулаверы, а в Башкичети учредить казачий пост из 100 человек.

В ожидании, пока разработка дорог чрез горы Ахзебиук и Безабдал будет окончена и доставит возможность приступить к решительным действиям, Корпусный командир предписал Генерал-Адъютанту Бенкендорфу, с отрядом из Грузинского гренадерского, двух батальонов Ширванского пехотного, одного батальона 7-го карабинерного и одного батальона Тифлисского пехотных полков, двух Донских казачьих: Полковника Карпова и Подполковника Андреева и с 3-ю легкою ротою Кавказской гренадерской артиллерийской бригады, выступить из Джелал-Оглу, и, двинувшись в Эриванскую область, открыть военные действия блокадою этой крепости, пользовавшейся славою неприступной твердыни. Авангард сего отряда, состоявшей из Грузинского гренадерского полка, поручен [92] был временному начальству Флигель-Адъютанту Полковника Барона Фридрихса 4.

Отряд, сосредоточенный в Карабахском ханстве, у Ах-Оглана для наступательных действий, состоял под начальством Генерал-Лейтенанта Князя Мадатова, из полков Козловского и Нашебургского пехотных, 41-го и 42-го Егерских, 3-х Донских казачьих, бригады 2-й Уланской дивизии и 24-х орудий артиллерии.

Отряд этот, 18-го Апреля приблизясь к Худоперинскому мосту, вступил в дело с Персиянами и занял своими стрелками два острова, на Араксе лежащие, и до 23-го Апреля находясь в этой позиции, имел почти ежедневно перестрелки с неприятелем. 22-го числа Генерал-Маиор Панкратьев, по предписании Корпусного Командира, приняв начальство над сим отрядом на место Генерал-Лейтенанта Князя Мадатова, оставил позицию при Худоперине, и не смотря на пушечный огонь неприятеля, отодвинулся в наилучшем порядке к Марелиянскому броду, и заняв центральную позицию при Козлучае, угрожал неприятелю переправою чрез Аракс. [93]

С другой стороны храбрый Генерал-Адъютант Бенкендорф, с вверенным ему авангардом действующих, войск, преодолев все препятствия, противопоставленные природою, при переправе чрез огромные горы Ахзебиук и Безобдал, испорченные проливными дождями и массами таявшего снега, 6-го Апреля вступил в Эриванскую область. У селения Агленлу Персидская пехота, скрывшись за стенами, окружавшими сады, открыла сильный ружейный огонь по передовому отряду наших войск, состоявшему из двух рот Ширванского пехотного полка, под командою Маиора Юдина. Храбрый этот Штаб-офицер решительным натиском сбил неприятеля, выгнал штыками из селения и занял оное. Курдинская конница, подоспевшая на помощь, спешилась для содействия опрокинутому неприятелю, но посланные Генерал-Адъютантом Бенкендорфом карабинерные стрелки, в скорости сбили оную и заставили обратиться в бегство.