-

ТРИ ГОДА НА КАВКАЗЕ

(1837-1839).

VII.

Последствия кубинского восстания 1837-го года. Высочайше указанные меры для наказания мятежных жителей. Приезд генерала Фезе в Кубу для предварительной подготовки экспедиции 1-го периода; возвращение его в Шуру для распоряжений о работах и обеспечения спокойствия в северном и нагорном Дагестане на время действий на юге. Отбытие в Кубу; положение дел в кубинской провинции и самурских вольных обществах, в мае 1838-го года. Сосредоточение отряда у с. Хазры. Переговоры с горцами. Движение Фезе вверх по Самуру. Пятидневный бой в аджиахурском дефиле и его результаты. Отряд генерал-маиора князя Севарсемидзе. Обратное движение Фезе и Севарсемидзе. Меры для обеспечения спокойствия в кубинской провинции. Возвращение отряда в северный Дагестан и прибытие в Аварию. Деятельность генерал-маиора Лачинова. Положение дел в нагорном Дагестане. Второй период действий. Сосредоточение наших войск на хребте Тала-кори. Бой у ур. Бакули-Сивох и его последствия. Передвижение отряда Фезе к Шуре. Предположения корпусного командира об утверждении спокойствия на левом фланге кавказской линии, с содействием аварского отряда. Обстоятельства помешавшие их осуществлению. Действия отряда генерал-маиора Крюкова. Погром с. Миатлы. Лже-Искендер-хан. Вторжение лезгин в шекинскую провинцию. Действия под Нухою отряда полковника Безобразова. Прибытие в кубинскую провинцию генерал-лейтенанта Фезе и движение его к ур. Аджиахур. Принесение покорности верхними кубинскими магалами. Меры принятые Фезе для обеспечения кубинской провинции. Роспуск отряда. Диверсия полковника князя Аргутинского из шекинской провинции.— Действия генерал-маиора барона Засса на кубанской линии; погром абадзехского скопища 18-го апреля у разоренного аула Али-Харцызов; дело с горцами на р. Ходзь, 6-го и 7-го октября. Выполнение остальных предположений описываемого года. Заключение.

По всеподданнейшем докладе Государю Императору о результатах расследования кубинского мятежа 1837-го года, произведенного флигель-адъютантом графом Васильчиковым, повелено было: главнейших зачинщиков восстания судить военным судом, не привлекая однако к ответственности менее важных преступников, так как это, при многочисленности их, легко могло принять вид преследования; для наказания же кубинской провинции вообще, собрать из ее населения столько всадников, для [201] расположенного в Варшаве конно-мусульманского полка, сколько будет возможно, без особых репрессалий.

Первая из Высочайше указанных мер, в начале 1838-го года уже начала приводиться в исполнение, хотя и медленно, так как многие из главных преступников бежали в нагорные магалы провинции или в вольные самурские общества, под покровительство общепринятого и свято чтимого в горах обычая — гостеприимства. Между тем, вынужденная обстоятельствами медленность наказания виновных, дала повод кубинцам, помнившим быструю и грозную кару за бунт 1826-го года, в сущности менее серьезный,— объяснять это нерешительностью властей, в виду слабости наших сил, и поговаривать о вероятности нового, более грандиозного восстания.

Для прекращения вредных толков в массе, повелено было военно-судной комиссии, учрежденной в Баку, возможно ускорить решение участи коноводов мятежа; поэтому, военно-окружный начальник генерал-маиор Реутт направил из с. Хазры подполковника Бучкиева, с несколькими ротами князя Варшавского полка, для заарестования скрывавшихся мятежников (В том числе Яр-Али, Мамед-бека, Ули-бека и Ага-бека.), рассчитывая в то же время, что это движение благотворно повлияет на настроение умов в провинции вообще и в верхних магалах в особенности. Заарестовав в сс. Кара-Кюра, Мескиеджи и Микрах 59-ть человек, частью скомпрометированных в мятеже, частью же родственников беглецов, Бучкиев не успел однако захватить главных зачинщиков.

Выполнение второй меры — сбора всадников — было отложено до сосредоточения в кубинской провинции отряда, чтобы иметь возможность тотчас подавить вооруженною рукою малейшие беспорядки в самом их зародыше. [202]

19-го апреля 1838-го года генерал-лейтенант Фезе (Произведен в этом чин за экспедицию 1837-го года Высочайшим приказом от 3-го апреля 1838-го года.) прибыл в Кубу, для ознакомления на месте с положением дел и предварительных распоряжений по подготовке 1-го периода порученных ему действий. По совещании с генералом Реуттом, Фезе пока не нашел ничего особенно тревожного или угрожающего, а потому,— назначив сборным пунктом для отряда с. Хазры (принимавшее особенно деятельное участие в прошлогодних событиях), распорядился о возведении там временного укрепления, о подвозе провианта и боевых припасов и, стянув туда 9-ть рот князя Варшавского полка, с частью донских казаков и артиллериею, под командою подполковника Бучкиева,— сам вернулся в Шуру, принял меры для поддержания спокойствия в нагорном Дагестане, и ознакомил начальствующих лиц в Шуре с теми предприятиями, которые он полагал бы выполнить еще в 1-м периоде, чтобы затем, по возвращении из южного Дагестана, скорее приступить к действиям против горцев.

Вытребовав с сунженской линии 3-й баталион куринского полка с полусотнею линейных казаков и присоединив его к пяти ротам (3-я и 5-я гренадерские и 7-я, 8-я и 15-я мушкетерские) апшеронского полка, с командою донских казаков № 22-го полка, при трех горных единорогах резервной № 2-го батареи 19-й артиллерийской бригады, находившимся уже на работах у с. Зыряны и на гимринской горе, поручил все эти войска командовавшему 1-го бригадою 19-й пехотной дивизии, генерал-маиору Лачинову. Генералу этому было вменено в обязанность; 1) устроить переправу на Койсу у с. Зыряны и обеспечить ее двойным тет-де-поном, 2) доставить в [203] Зыряны годовую пропорцию провианта для хунзахского гарнизона и действующего отрада и стараться продолжить перевозку до самого Хунзаха, 3) перевезти в Зыряны крепостную артиллерию и снаряды и 4) исправить дорогу от Шуры, через койсубулинский хребет, до Хунзаха. Гарнизон же в Хунзахе предположено сменить свежими частями апшеронского полка.

В Койсубу, Аварии и частью в Гумбете (за исключением сс. Ашильта, Гимры и Чиркат) хотя и было покойно, но Шамиль не переставал сеять семян мюридизма и, пользуясь тем, что за его действиями не особенно следили, сильно укреплялся в Ахульго. По окончании военных действий 1-го периода, генерал Фезе имел в виду уничтожить и это укрепленное местопребывание имама, но эта кровавая расправа, как увидим впоследствии, выпала уже не на долю Фезе, а командующего войсками на кавказской линии и в Черномории, генерала Граббе,— в 1839-м году.

Узнав, в конце апреля, о брожении умов и сборах в верхних кубинских магалах, генерал Фезе, направив форсированными маршами в Хазры два баталиона (1-й и 2-й) апшеронцев, при 4-х горных орудиях резервной № 2-го батареи 19-й артиллерийской бригады, 3-го мая и сам снова выехал в Кубу. По прибытии туда он нашел, что в кубинской провинции, по-видимому, царило полное спокойствие и все неблагоприятные для нас слухи в населении прекратились. Совершенно обратное происходило в тоже время в вольных обществах у верховьев р. Самура. Еще 28-го апреля, во время нахождения Фезе в Шуре, рутульцы, докузпаринцы, алтыпаринцы и ахтинцы неожиданно собрались, в числе 3-4 тысяч человек, у сел. Кара-Кюра, на правом берегу Самура, и двинулись к с. Цухуль, в 5-ти верстах от Хазры (где в то время [204] была уже сосредоточена часть отряда), в надежде захватить врасплох наши войска, поднять население кубинской провинции и освободить арестованных мятежников. В Цухуле горцы взяли в плен 3-х кубинских нукеров с 9-ю лошадьми и захватили до ста баранов, но узнав затем, что в Хазры стягивался весь наш отряд, что туда уже прибыла артиллерия и что там возводится укрепление — отступили и разошлись по домам, отпустив пленных и лошадей. Впрочем, горцы не успокоились окончательно; выставив у сел. Кара-Кюра небольшой караул для наблюдения за нашими действиями, они дали клятву, в случае движения наших войск, собраться вновь для упорной защиты. Не смотря на это решение, старшины всех четырех обществ, для отвлечения от себя наказания за подозрительные сборы, прислали командовавшему в Хазры отрядом подполковнику Бучкиеву письмо, извещая его, что они собирались не для каких-либо преступных целей, а лишь для совещания о подаче прошений о не присылке к ним войск и освобождении заарестованных в их селениях жителей,

При таком двуличном поведения старшин не трудно было предугадать, что встретят наши войска при движения в верхние кубинские магалы. Извещенный о происшедшем, генерал Фезе, уже прибывший в Кубу, тотчас распорядился о поспешном сосредоточении всего отряда у Хазры, а 5-го июня и сам приехал туда же. Не решаясь удалиться из окрестностей Кубы пока не окончится сбор всадников, генерал попробовал обойтись без кровопролития. В ответ на письмо старшин к Бучкиеву, он обратился к жителям с воззванием, в котором заявлял, что он прибыл не для наказания их, а для выслушания и удовлетворения просьб и потому советовал успокоиться и миролюбиво встретить войска, угрожая, в противном [205] случае жесточайшим наказанием. Затем Фезе занялся последними распоряжениями по подготовке экспедиций и приказал собрать казикумухскую и кюринскую милицию; первой из них было указано расположиться у сел. Микрах, в верховьях Самура, и, угрожая Рутулу, ожидать прибытия отряда генерал-маиора князя Севарсемидзе, выступившего 18-го мая из сел. Мухах, а последней — присоединиться к отряду у сел. Хазры.

В то же время, в селении Хазры, явились к генералу Фезе 5-ть выборных старшин от четырех нагорных обществ, с заявлением о полной их покорности и с просьбою об освобождении содержавшихся под арестом при отряде 59-ти человек, задержанных Бучкиевым. При разговоре с старшинами, на предложение Фезе послать через их земли нарочного к князю Севарсемидзе, они отвечали, что не имеют на то полномочий от обществ; на приказание же выдать заведомо скрывавшегося у них Яр-Али с одиннадцатью сообщниками,— заявили, что об этих людях ничего не знают, но по розыске их — немедленно представят русским властям. Тем не менее, начальник отряда решил освободить арестантов, имея в виду маловажность их вины и то обстоятельство, что крутой отказ в просьбе старшин мог лишить нас выгод, в особенности ценных при движении отряда к верховьям р. Самура.

Набор всадников в кубинской провинции, начатый в первых числах мая, все еще продолжался, по причине затруднений в сборе денег на экипировку и вооружение, а также — уклонения шишпаринского и хиналугского магалов. Однако генерал-маиор Реутт, во избежание насильственных мер, не счел нужным принуждать более жителей и сообщил Фезе, что, по его мнению, положение дел в кубинской провинции не может более [206] служить препятствием к движению отряда в верхние магалы.

Вследствие этого, генерал Фезе, уведомив о своих намерениях генерал-маиора князя Севарсемидзе, находившегося с отрядом у ур. Агдам-Тахта и тотчас передвинувшегося к сел. Кяляло, близь слияния Динди-чая с Самуром,— выступил, 3-го июня, вверх по р Самуру, с двумя баталионами апшеронского, тремя — князя Варшавского полков, двумя сотнями донского казачьего № 22-го полка и шестью сотнями кубинской, дербентской и казикумухской милиции, при пяти полевых и 6-ти горных орудиях резервной № 2-го батареи 19-й артиллерийской бригады;— запасный артиллерийский парк, запасный провиантский магазин и все тяжести были оставлены в хазринском временном укреплении, под прикрытием роты пехоты, с 3-мя орудиями.

Подходя к ур. Аджиахур, наш отряд неожиданно наткнулся на огромное скопище горцев. Занятая неприятелем позиция, на неприступность которой он не без основания полагался, состояла из склоняющегося отрога, верхнею своею частью примыкавшего к огромнейшему вертикальному утесу горы Шах-даг, а нижним концом отвесно обрывавшегося в реку и, таким образом, перерезывавшего долину правого берега реки. Над рекой была высечена узкая и опасная тропа для пешеходов и вьюков. По осмотре неприятельского расположения, генерал решил овладеть правым неприятельским флангом и, если удастся, отбросить скопище в реку. С этою целью, приказав усилить огонь с фронта, для развлечения внимания горцев, Фезе двинул на высоты правого неприятельского фланга шесть рот князя Варшавского полка (1-я, 2-я, 3-я, 4-я гренадерские и 5-я и 12-я мушкетерские), три роты апшеронцев (1-я гренадерская, 1-я и 4-я [207] мушкетерские), спешенных казаков и часть милиции, под общим начальством состоявшего при нем подполковника куринского егерского полка Берзуля. Как только наша штурмовая колонна двинулась вверх, гора мгновенно окуталась дымом и ее встретил град пуль и масса скатываемых вниз огромных камней; но ничто не могло остановить нашего медленного, но грозного движения. После нескольких передышек достигнув вершины, роты князя Варшавского и апшеронского полков сомкнулись и, с оглушительным “ура!", бросились на горцев; завязался ожесточенный бой, в пылу которого приклады, даже камни и кулаки были пущены в дело, но, наконец, отчаянное мужество горцев должно было уступить русскому штыку. Новое радостное “ура!", потрясшее воздух, дало знать Фезе, что ключ неприятельской позиции в наших руках, Тогда, с барабанным боем, двинулись вперед и части до сих пор занимавшие горцев перестрелкою с фронта, а вскоре мы утвердились на всех пунктах неприятельской позиции.

Обитый отвсюду, неприятель вновь собрался и, получив подкрепления, несколько раз бросался с отчаянною храбростью вперед, желая вырвать из наших рук только что взятую позицию, но, всякий раз встречаемый залпами, был отражаем с большим уроном. Наконец, утомленные боем горцы вечером отступили и начали укрепляться на следующем противуположном гребне. Всю ночь у них шла спешная работа и скопище все более и более усиливалось, так что наш отряд находился все время в ожидании атаки неприятеля.

Едва рассвело и первые лучи солнца осветили вершины скал, как горцы, сгруппировавшись впереди своей позиции, двинулись на приступ, направив большую часть сил на наш левый фланг и стараясь охватить его с утесистой вершины кара-кюрской горы. Молча ждали [208] войска наши приближения исступленных мятежников; как только последние подошли на верный ружейный выстрел, раздалась команда,— прогремел дружный залп, и не успел еще рассеяться пороховой дым, затянувший белою пеленой нашу позицию, как роты наши, с ружьями наперевес, бросились навстречу врагу. Неприятель, не ожидавший этой контратаки мгновенно был смят и опрокинут. Наша пехота на плечах бегущих ворвалась в завалы и гнала горцев несколько верст по направлению к с. Кара-Кюра и по долине Самура. Войска вашего левого фланга прошли через кара-кюрские кутаны, захватив много разного имущества и скота; кроме того, в руки победителей достались один значок, масса оружия и несколько лошадей.

По-видимому, около полудня, бой казался оконченным; но, подкрепленные стекавшимися отвсюду партиями, мятежники, вновь сосредоточившись перед нашею позициею и искусно направляемые Бек-агою рутульским и Шейх-муллою ахтинским, густыми массами, с отчаянным мужеством удивившим Фезе и бывалых офицеров, бросились на наш левый фланг; но все их ожесточенные натиски, продолжавшиеся с перерывами до позднего вечера, а также и ночная атака, разбилась о стойкость нашего отряда, особенно рот князя Варшавского полка.

Огромный урон понесенный горцами как казалось подействовал на них отрезвляющим образом: утром 5-го июня, увидев предпринятую нами разработку дороги для артиллерии, остававшейся до этого времени в бездействии,— они прислали к генерал-лейтенанту Фезе парламентера, с письмом от всех обществ (приложение XI), в котором просили пощады.

Можно было полагать, наконец, что измученные наши войска в состоянии будут воспользоваться вполне заслуженным ими отдыхом, но расчеты, хотя бы на малый покой, не [209] оправдались. Вновь прибывшая партия, увеличившая скопище до 7000 человек и упрекавшая уже испытавших силу нашего оружия горцев в трусости, заставила последних изменить своему слову. Вечером снова загорелась перестрелка; в тоже время сильная неприятельская партия начала обходить наш левый фланг от кара-кюрской горы. Когда 6-го числа, утром, эта обходная толпа появилась на вершинах, в тылу нашей позиции, то горцы, как видно только того и ждавшие, перешли в наступление всеми силами, стараясь сильным натиском на наш правый фланг, по долине р. Самура, отвлечь наше внимание в эту сторону, Но горский маневр не ускользнул от глаз начальника отряда и не удивил обстрелянных кавказских солдат, привыкших бить врага при всевозможных боевых положениях. Своевременно высланная из резерва рота принудила показавшихся в тылу у нас горцев отступить и скрыться в горы, все же покушения неприятеля с фронта окончились полною неудачею.

В ночь с 6-го на 7-е июня, горцы сделали одна за другою последние две отчаянные атаки: одну на наш левый фланг, а другую — с целью прорвать центр нашего расположения,— но были оба раза отбиты с большим уроном.

На другой день, утром, когда неприятель увидел, что дорога через аджиахурское дефиле готова и ничто более не препятствует нам ввести в дело артиллерию и перейти самим в энергическое наступление, то прислал к Фезе депутатов, с изъявлением покорности от всех четырех верхних обществ: рутульского, ахтинского, докузпаринского и алтыпаринского. Депутация эта, тотчас же, в виду обоих сражавшихся сторон, присягнула на алкоране в том, что их общества исполнят все требования правительства, не будут скрывать у себя разбойников и [210] возмутителей и исправно внесут подати; рутульцы же, сверх того, обязались внести и числившиеся за ними недоимки. Вместе с тем, депутаты просили начальника отряда разрешить им прислать людей для уборки тел, массою лежавших перед фронтом нашей позиции, особенно же перед левым флангом.

По принесении присяги, огонь с нашей стороны прекратился и скопище разошлось, прислав с разрешения генерала за телами убитых, в числе которых оказались лица из лучших горских фамилий. Урон неприятеля простирался до 800 человек; пленных почти не было. Наша потеря в этом непрерывном бою в продолжение пяти дней, была следующая: убитыми 4-ре обер-офицера (Апшеронского полка прапорщик Рубец и прикомандированный к тому же полку уланского Наследника Цесаревича полка поручик Даме, кубинской милиции поручик Джеват-бек и грузинской — прапорщик князь Чавчавадзе — оба волонтеры.) и 63 нижних чина, ранеными три обер-офицера (Апшеронского полка подпоручики Дубравский и Бодридзев и генерального штаба капитан Ден.) и 100 нижних чинов и контуженными 29. Лошадей убыло 8. Поведение войск было геройское, но нельзя сказать того же о кюринской милиции; она не только не принесла никакой пользы, но даже вредила нам, не смотря на личный пример храбрости Гарун-бека, тщетно выбивавшегося из сил, чтобы привести в порядок и ободрить эту нестройную толпу.

9-го июня отряд вернулся в с. Хазры, уничтожил временное укрепление, а 14-го выступил в укр. Кусары и расположился там лагерем, приступив вслед затем к разработке дороги до Кубы.

По получении известия об исходе аджиахурского боя и усмирении верхних кубинских магалов, князь Севарсемидзе [211] также выступил 14-го из с. Кяляло и возвратился в Закаталы.

Таким образом, первый период действий отряда генерала Фезе можно было считать законченным и при том вполне успешно. Озаботившись надежным укреплением и вооружением верков Кубы на всякий случай и сформировав небольшой летучий отряд из частей расположенных в Баку и Кубе линейных №№ 8-го и 9-го баталионов, команды донских казаков № 22-го полка, при двух орудиях, генерал, 3-го июля, двинул отряд эшелонами по направлению к Дербенту. 1-го числя, когда все эшелоны сосредоточились у сел. Великент, к начальнику отряда прибыла депутация от обществ Табасарани и Кара-Кайтаха, с изъявлением полной покорности. Вслед затем, при дальнейшем нашем следовании, явился штабс-капитан Ибрагим-бек карчагский, с некоторыми другими представителями почетных табасаранских фамилий и сотнею всадников, прося разрешения участвовать в предстоявших отряду действиях, на что Фезе изъявил согласие. Таким образом, славный аджиахурский бой не замедлил принести благоприятный для нас результат.

16-го июля, отряд прибыл в Темир-Хан-Шуру и, после необходимых приготовлений к горному походу, 19-го выступил по новой дороге, через койсубулинский хребет, к сел. Зыряны. С войсками следовали орудия и продовольственные и артиллерийские запасы на 700-х арбах, взятых из Мехтули и шамхальства, предназначенные для хунзахской цитадели.

24-го июля, генерал Фезе вступил в пределы Аварии и расположил отряд у западной ее границы, на изобиловавшем подножным кормом и лесом (столь необходимым для снабжения Хунзаха дровами) хребте Тала-кори, близь. с. Ингурдах, с целью наблюдения за горцами и [212] прекращения связей их с Шамилем, находившимся с преданными мюридами в замке Ахульго. Для ближайшего присмотра за всеми действиями имама, на гору Бетль была выставлена сотня отборных шамхальских всадников, две сотни же мехтулинской милиции были расположены кордоном по северо-западной границе Аварии, от с. Цатаных до с. Орота.

Осмотрев работы, произведенные в его отсутствие отрядом генерал-маиора Лачинова, генерал Фезе остался очень доволен их успехом: дорога от Шуры до Зырян была хорошо разработана, слишком крутые подъемы сняты, а узкие места расширены; на ур. Бурундук-Кале, этом гнезде хищников, оканчивался деревянный блокгауз на каменном фундаменте; новое двойное мостовое зырянское укрепление было построено прочно и приведено и оборонительное положение, сообщение между обоими берегами Койсу установлено посредством надежного парома,, устройство же моста было отложено вследствие различных затруднений по добыванию и доставке нужных для этого материалов; хунзахская цитадель била расширена прибавкою одного бастиона и одного полубастиона и, наконец, дорога от Хунзаха до с. Голотль тоже исправлена.

Но насколько могло радовать успешное выполнение большей части работ 2-го периода, дававшее более простора чисто военным действиям, настолько мало утешительно было тогдашнее положение дел в северном и нагорном Дагестане.

Неожиданное появление наших войск произвело сильное волнение в непокорных нам обществах, прилежащих к Аварии. Одни аварцы и койсубулинцы, за исключением сс. Ашильта и Игали, остались нам верными. Общество Калалал разделилось на две партии: одна послала депутатов к Фезе, а другая обратилась к [212] чамалалцам и тиндалцам, прося содействия против русских. На этот призыв, в с. Карата (главный пункт калалалского общества), прибыло значительное скопище, под предводительством тиндалца Аличо-Махма и выгнало из селения преданную нам партию.

Аличо-Махма расположился перед фронтом, а сборище из Хадатля в Ахваха против левого фланга нашей позиции, на хребте Инчаро. Через несколько же времени в Карату прибыл сам Шамиль, с несколькими сотнями отборных мюридов, и принял главное начальство над всеми горскими силами.

Видя такое усиление неприятеля, генерал Фезе поспешил и с своей стороны стянуть на хребте Тала-кори все, что только мог, за исключением нескольких рот, оставленных между Зырянами и Хунзахом для прикрытия следовавших в Аварию транспортов. К отряду присоединился также и генерал-маиор Ахмет-хан мехтулинский, с двенадцатью сотнями своей милиции.

Тем временем, горцы, численность которых доходила до 5000, усиленно работали над укреплением своей и без того от природы неприступной позиции, устраивая завалы в несколько рядов. Прибывшие же с Шамилем мюриды употребляли всевозможные усилия, чтобы возбудить вражду к нам не только в непокорных обществах, но даже в аварцах, уверяя их, что цель сборища – освободить Аварию от русского владычества. Само собою разумеется, что все эти происки. не могли остаться без влияния на аварцев, смотревших уже с затаенным неудовольствием на наши работы по усилению и расширению хунзахской цитадели.

Генерал Фезе пробовал убедить горцев разойтись, объясняя им, что наши войска собраны вовсе не для военных действий, а лишь. с целью снабжения Хунзаха [214] провиантом и дровами. 2-го августа, в лагерь явились двое тиндалских старшин, с уверениями в готовности подчиниться нам; но когда генерал потребовал того же и от других обществ, то горцы, на другой день, решили прекратить окончательно всякие переговоры до оставления нами Хунзаха. Не смотря на все желание наказать скопище за это дерзкое требование, Фезе решил не штурмовать неприятельской позиции, а, вооружившись терпением, выждать пока горцы сами не поспешат атакою или же не разойдутся вследствие недостатка продовольствия. Расчеты генерала не замедлили оправдаться: до 4-го августа неприятель оставался в совершенном покое, усиливаясь приливом новых партий; в этот же день Шамиль, ободренный нашим умышленным бездействием, оставил свою крепкую позицию и двинул большую часть скопища, около 6000 человек, от с. Карата к ур. Бакули-Сивох, на гору Арджу, с намерением обрушиться на наш правый фланг. В тоже время, хидатлинцы и ахвахцы, оставшись на хребте Инчаро, угрожали нашему левому крылу.

Генерал Фезе только того и ждал; оставив генерал-маиора Лачинова, с двумя баталионами пехоты и аварскою милициею на хребте Тала-кори, против хидатлинцев и ахвахцев, он быстро двинул все остальные войска двумя колоннами на встречу Шамилю. Первая колонна, состоявшая из 6-ти рот пехоты, под командою куринского егерского полка подполковника Берзуля, была направлена по самому гребню высот Арджу, а левая — главная — из 10-ти рот пехоты, 160 всадников, при 2-х полевых и 4-х горных орудиях, под личным начальством Фезе следовала по косогору. Горцы изумленные нашим движением, поспешно отступили в свои завалы, устроенные на плато Бакули-Сивох.

По соединении обеих колонн, начальник отряда [215] назначил для охвата левого неприятельского фланга 2-й баталион князя Варшавского полка, под командою маиора Тулинского, а для атаки с фронта — 3-й баталион куринцев и роту князя Варшавского полка, под начальством подполковника Берзуля. Когда 2-й баталион князя Варшавского полка, быстро переменив фронт налево, взял горские завалы во фланг, тогда двинулся вперед и подполковник Берзуль. Через несколько минут Фезе махнул белой фуражкой; обе колонны, с громовым “ура!", бросились на штурм и на штыках вынесли горцев из завалов. Обезумевший неприятель, не смотря на крики и гнев имама и даже нагайки его мюридов, бежал не останавливаясь до новой позиции в ущелье, у подошвы горн Чодота, укрепленной стеною с башнею и завалами. Авангард наш остановился перед этою позициею, а главные силы бивакировали близь урочища Бакули-Сивох.

7-го августа, утром, со стороны с. Энхели, в тылу нашей позиции, показалась сильная партия, около тысячи человек. Высланный против нее подполковник Берзуль, с 2-мя баталионами, кавалериею и двумя горными орудиями, быстро атаковал горцев, смял их и сравнял с. Энхели и окрестные хутора с землею. Между тем Шамиль, с мюридами и главным скопищем, поспешил на помощь партии, отступавшей в полном беспорядке от с. Энхели, в надежде раздавить колонну Берзуля. Но Фезе, зорко следивший за всеми действиями неприятеля, поспешил отозвать войска от с. Энхели, слишком удаленного от нашей главной позиции и подкрепил подполковника Берзуля еще двумя баталионами, при двух горных орудиях. Отступление это, не смотря на натиски горцев, воодушевленных личным присутствием имама, было произведено прекрасно. Отразивши все горские атаки, подполковник Берзуль благополучно присоединился к отряду у ур. Бакули-Сивох. [216]

По собранным сведениям, в делах 6-го и 7-го августа горцы потеряли до 500 человек убитыми и ранеными, в том числе почетнейших кялалалских старшин Эльдара, Сохиха, Кази-Ява, Турач-хаджи-Ява, богулалского старшину Омар-Бахонах-Махма-оглы и 12-ть главных мюридов Шамиля; большая часть тел осталась на поле битвы, усеянном брошенным оружием и разного рода имуществом. Пленных взято вовсе не было, что объясняется ожесточением обеих сражавшихся сторон. Наш урон состоял из 16-ти убитых нижних чинов и одного обер-офицера и 72-х нижних чинов раненых.

Во время этого двухдневного боя Лачинов спокойно стоял на месте, так как хидатлинцы и ахвахцы не решились его атаковать, а лишь ограничились посылкою мелких партий на поддержку главного скопища.

Поражение нанесенное горцам заставило их 8-го августа обратиться к Ахмет-хану мехтулинскому, с просьбою принять на себя посредничество при переговорах о покорности; но генерал Фезе приказал отвечать им, что пока сборища но разойдутся и Шамиль с своими мюридами не удалится, он не вступит с ними ни в какие переговоры. Категорическое требование генерала было в точности выполнено: 9-го числа горцы начали расходиться, а 10-го и сам Шамиль, не смотря на все его нежелание, принужден был оставить с. Карата и удалиться в Чиркат.

После этого, к начальнику отряда явились старшины всех сражавшихся против нас 6-го и 7-го чисел обществ, имея во главе тиндалского старшину Аличо-Махма, и приняли присягу в покорности. Генерал объявил им, что поручает управлять ими генерал-маиору Ахмет-хану, чем они, по-видимому, остались довольны. В числе обществ принесших покорность, некоторые, как [217] например Тинди, Чамалал, Хидатль, Ахвах и Богулал, никогда и не помышляли о подчинении нам.

11-го августа отряд выступил с урочища Бакули-Сивох, и 12-го прибыл в Хунзах. На гору Арак-тау был послан подполковник Берзуль, с его 3-м баталионом куринцев, всею кавалериею и двумя горными орудиями, для наблюдения за Шамилем и прикрытия движения наших транспортов; аварская и мехтулинская милиция заняли с. Цатаных; главные же силы, под начальством генерал-маиора Лачинова, вскоре перешли к с. Гоцатль для снабжения хунзахской цитадели дровами.

Таким образом, благодаря успехам нашего оружия, спокойствие в северном и нагорном Дагестане было обеспечено и генерал Фезе мог без затруднений приступить к окончанию возложенных на него предприятий второго периода действий в Дагестане, прерванных описанными событиями. К сентябрю месяцу все намеченное было выполнено, а потому генерал Фезе, не желая истощать заготовленных в Аварии запасов, возвратился с отрядом в Шуру, с целью дать войскам отдых, вполне заслуженный после четырехмесячных усиленных трудов, а также для приведения в возможную исправность обмундирования и, вообще снаряжения.

Но не долго пришлось отдыхать войскам. Дальнейшее сосредоточение в нагорном Дагестане таких значительных сил, уже выполнивших так доблестно свою задачу, признавалось излишним, как по времени года, так и по относительному спокойствию в крае. Корпусный командир решил двинуть их на левый фланг кавказской линии и предписал сосредоточить к 4-му ноября у кр. Внезапной весь отряд, действовавший в Аварии, за исключением сотен донского казачьего № 22-го полка, отосланных в Кубу и излишней дагестанской милиции, а из войск под начальством [218] командовавшего 20-го пехотною дивизиею генерал-маиора Крюкова, занимавшихся до того времени водворением поселений на военно-грузинской дороге и вновь устроенной терской кордонной линии и постройкою там укреплений, выделить три баталиона кабардинского, один — куринского полков, 3 1/2 сотни линейцев и сотню кумыков и чеченцев при 11-ти орудиях и также направить к кр. Внезапной к тому же времени. Целью действий соединенных отрядов, под общим начальством генерал-лейтенанта Фезе, было поставлено: а) покорение южной Ичкерии, б) упрочение нашей власти в Салатау и Гумбете и наказание селения последнего общества Чиркат за преданность его Шамилю, и в) разорение сел. Миатлы за укрывательство мюридов и хищников. Независимо этого, предполагалось также, если только время позволит — овладение укрепленным замком Шамиля — Ахульго, который, по центральности положения своего (Находясь в 22-х верстах от Зырян, в 40-ка от Хунзаха и 30-ти от миатлинской переправы.), настолько угрожал сообщениям Шуры с Хунзахом и Внезапною, что, для прикрытия наших транспортов, проходивших по этим путям, приходилось назначать сильные колонны из всех трех родов оружия. Впрочем, это необходимое и одинаково желанное как для корпусного командира, так и для Фезе предприятие, предоставлялось вполне на усмотрение последнего и должно было быть осуществлено лишь тогда, если окажется по местным обстоятельствам удобоисполнимым и заслуживающим тех усилий и жертв, которые потребовались бы от войск. Этим кровавым эпизодом должны были заключиться наши действия 1838-го года в Дагестане; но, если бы генерал Фезе, почему бы то ни было, но выполнил последней части программы, то ему предписывалось наказать надаргунских чеченцев, снова сильно [219] беспокоивших покорные нам племена и даже угрожавших военно-грузинской дороге.

Но всем этим предположениям не суждено было осуществиться, так как тревожные известия из кубинской и шекинской провинций отвлекли отряд Фезе ранее, чем план предположенной экспедиции получил окончательную обработку. Вследствие этого, все намеченные выше предприятия, по необходимости, пришлось оставить, ограничившись наказанием изменивших нам ичкеринских и салатавских деревень, что и было возложено на отряд (1-й, 2-й и 4-й баталионы кабардинского, 4-й баталион и 5-я карабинерная рота куринского полков, 2 роты кавказского линейного № 10-го баталиона, команда кавказского саперного баталиона, 7-мь сотен горского, моздокского, гребенского и семейного кизлярского казачьих полков, 1 1/2 сотни кумыков и чеченцев, при 4-х орудиях батарейной № 3-го батареи, 4-и орудиях легкой 8-го батареи 20-й артиллерийской бригады и 2-х орудиях конно-артиллерийской казачьей № 12-го батареи.) генерал-маиора Крюкова, в числе 4243 штыков и шашек, сосредоточившийся уже у кр. Внезапной.

Двинувшись 10-го сентября к ур. Соук-Булах и расположившись на горе Туз-тау, Крюков занялся разработкою перевала Кырк. Затем, убедившись в благоприятном настроении умов в Салатау и Гумбете и видя полное бездействие Шамиля, 7-го октября, в виду сального холода на горах, выступил через кр. Внезапную для наказания изменивших нам ичкеринских деревень — Зандак и Хасанбекент. При движении отряда близь с. Хубар, по лесистой местности изрытой глубокими оврагами, партия горцев, пропустив без выстрела авангард, сделала натиск на наши боковые цепи и арриергард, но была отражена с большим уроном. Мы потеряли при этом 3-х нижних чинов убитыми и ранеными. В этот же день, к вечеру, отряд прибыл к деревне Андреевой и принужден был простоять здесь до 17-го октября, так [220] как проливной дождь сильно испортил дороги. Между тем, в это время к генералу Крюкову явились депутаты от ичкеринских деревень, обреченных на разгром, заявившие, что готовы принять покорность, платить ежегодную подать, по рублю с сакли, и выдать новых аманатов из почетнейших фамилий. Таким образом, движение в Ичкерию становилось не нужным и начальнику отряда оставалось лишь наказать с. Миатлы.

17-го октября, отряд выступил, оставив все тяжести у Андреевой, под прикрытием роты куринских егерей и двух рот кавказского линейного № 10-го баталиона, под командою подполковника Пантелеева. В авангарде шел полковник Пулло с баталионом своих куринцев, а в версте за ним следовали главные силы под начальством полковника Пирятинского (Командир кабардинского егерского полка.). Генерал Крюков все время ехал в голове авангарда, вслед за двумя проводниками-горцами. Движение было произведено совершенно скрытно; не смотря на убийственную дорогу, крайне замедлявшую следование артиллерии, отряд еще до рассвета подошел к селению, и, по заранее отданному на марше приказанию, тихо окружил его. Полковнику Пулло, с баталионом куринцев, 3-мя сотнями казаков, при 3-х горных орудиях, было приказано охватить аул справа, полковнику Лабынцеву, с баталионом кабардинцев и сотнею казаков — слева, а полковник Пирятинский, с баталионом кабардинцев же, при 6-ти орудиях, был направлен с фронта. Когда колонны Пулло и Лабынцева заняли свои места, то залп из всех орудий послужил сигналом к штурму. Большинство жителей еще спало, когда наши колонны, одновременно с трех сторон, ворвались в аул. Миатлинцы испуганные орудийной пальбой и нашим внезапным [221] появлением, как обезумевшие, метались в охватившем их железном кольце; немногим удалось спастись, — остальные все или погибли на штыках, или были взяты в плен. Когда все имущество было выбрано из сакль, начальник отряда приказал зажечь селение, за исключением мечети, шести домов преданных нам жителей и замечательных фруктовых садов, занимавших более 70-ти десятин.

Войска, закончив свою разрушительную работу, отошли к миатлинской переправе и стали биваком. Вскоре к генералу не замедлили явиться с повинною головою некоторые спасшиеся от истребления и плена миатлинцы. Обязав их подпискою и присягою в покорности, Крюков, по просьбе их, разрешил им поселиться на старых их пепелищах.

Миатлинцы потеряли при штурме аула 90 человек убитыми, 20-ть тяжело ранеными и пленными 32 человека обоего пола и 22 детей. В числе убитых оказалось шесть мюридов, присланных Шамилем для надзора и руководства жителями. Наш урон сравнительно был невелик: 1-н обер-офицер (Ранен моздокского казачьего полка есаул Бычков.) и 17-ть нижних чипов убитых, раневых и контуженных. Лошадей убыло 9-ть. Мы захватили массу разного имущества и около 600 голов рогатого скота.

19-го октября отряд вернулся к деревне Андреевой, 20-го прибыл в кр. Внезапную, а 26-то — был распущен по квартирам.

______________

Пока генерал-маиор Крюков выполнял возложенные на него корпусным командиром поручения, а генерал-лейтенант Фезе форсированными маршами спешил [222] к Кубе,— события на юге Дагестана шли не менее быстро одно за другим.

В августе месяце, в рутульском и ахтинском обществах появился самозванец, называвший себя Искендер-ханом, сыном шекинского хана Гуссейна, умершего в Персии. Согласившись с Ага-беком рутульским, бывшим предводителем лезгин в аджиахурском бою, оба они начали волновать население и склонять его к вторжению в шекинскую провинцию. По собранным достоверным сведениям, мнимый Искендер-хан оказался татарином Машади-Мамедом, находившимся в бегах в Персии, вместе с Гуссейн-ханом. В 1837-м году Машади-Мамед возвратился в шекинскую провинцию, собрал шайку, начал заниматься разбоями, но был вскоре пойман и предан в Нухе военному суду. 8-го августа он бежал с гауптвахты, вместе с двумя солдатами, бывшими на часах во время его побега, и успел пробраться в верхние кубинские магалы.

По получении первого известия о замышляемом горцами движении в шекинскую провинцию, корпусный командир тотчас сделал распоряжение о сосредоточении к Нухе всех частей войск, расположенных в ближайших к городу пунктах: из ур. Царские Колодцы были направлены — баталион тифлисских егерей, под начальством полкового командира полковника князя Аргутинского-Долгорукого, два конных дивизиона нижегородских драгун под личным начальством командира полка полковника Безобразова (За смертью князя Севарсемидзе временно исправлявший должность начальника джаро-белоканского округа.), с 6-ю орудиями, и — из Закатал — две роты грузинских линейных №№ 12-го и 13-го баталионов. Элисуйскому султану было послано приказание поспешнее собрать [223] возможно большее число всадников.— Но прежде чем вое эти войска успели выступить, лезгины, под предводительством Ага-бека и мнимого Искендер-хана, уже спустились о гор через хачмазское ущелье и 28-го августа вторгнулись в шекинскую провинцию, направляясь на Нуху. Чтобы привлечь на свою сторону народ, хитрый самозванец разослал повсюду прокламации, в которых заявлял, что считая шекинцев своими единоверцами, не имеет против них никаких дурных намерений, а, напротив, идет освободить их из-под власти русских. Воззвание — имело желанный успех и многие шекинцы, в особенности жители хачмазского магала, присоединились к лже-хану. Когда же, вслед за тем, скопище подступило к Нухе, то городское население не только не оказало ,ему никакого сопротивления, но многие жители открыто перешли к неприятелю.

В виду явной измены большей части горожан, шекинский комендант подполковник Минченков, имевший в своем распоряжении лишь одну некомплектную роту грузинского линейного № 6-го баталиона, счел за лучшее, притянув к себе еще роту князя Варшавского полка из с. Киш, отступить в полуразрушенную крепость, где укрылась часть армянского населения, и ожидать там прибытия подкреплений, которые уже были не далеко.

Вечером 31-го августа в Нуху прибыл командир нижегородского драгунского полка полковник Безобразов, с двумя конными дивизионами драгун и взводом орудий, по пути присоединивший к себе сотню элисуйской и 75 всадников джарской милиции. Поздно ночью подошли две линейные роты, а вслед им спешил форсированными маршами князь Аргутинский, с своими тифлисцами и дивизионом орудий. По прибытии, Безобразов узнал, что скопище, в числе 5000 конных и пеших лезгин, приближается к [224] Нухе со стороны кишлякского предместья и намеревается на следующий день овладеть городом. Население было в сильном смятении в ожидании лезгин с часа на час. Обширность городских предместий, пересеченных оврагами и большими садами, делала невозможною защиту города с малочисленным отрядом, состоявшим преимущественно из кавалерии; поэтому, полковник Безобразов решил сам двинуться навстречу неприятелю.

1-го сентября, в 5-ть часов утра, отряд выступил по направлению к кишлякскому предместью, находившемуся в 4-х верстах от города. Так как, по сведениям доставленным подполковником Минченковым, мятежники должны были наступать по двум дорогам,— одна ведущая к Кишляку, а другая — к с. Зикзит, через городские сады, с левой стороны крепости, по подножию гор,— то Безобразов приказал нижегородского драгунского полка капитану князю Чавчавадзе 2-му, с милициею, осветить эти дороги, в случае открытия горцев завязать с ними перестрелку и удерживать их до прибытия остального отряда; если же превосходство неприятеля будет подавляюще — отступать к узлу обеих дорог. Линейные роты, при одном орудии, двигались по кишлякской дороге, а драгуны, тоже при одном орудии, правее, по каменистой долине Куру-чай (сухая речка), с целью, при натиске неприятеля на пехоту, взять его во фланг. Милиция, следуя по дороге к Зикзиту, вскоре открыла неприятеля а завязала с ним перестрелку. Желая поддержать капитана князя Чавчавадзе 2-го, Безобразов двинулся с ротою пехоты, но едва успел выйти на зикзитскую дорогу, как горцы, опрокинув милицию, с гиком атаковали обе наши роты и драгун, стараясь овладеть орудием, молодецки действовавшим картечью по кишлякской дороге, вод руководством бомбардира 2-й батарейной батареи 19-й артиллерийской [225] бригады — Протодьяконова. Ружейный огонь, картечь и лихая атака драгун опрокинули повсюду неприятеля, но к этому времени стало уже очевидным, что наш малочисленный отряд не в состоянии преградить врагу доступ к городу: заняв прилежащие к Нухе высоты, лезгины, не смотря на наш артиллерийский огонь, начали толпами пробираться в город и заняли северную его окраину, ближайшую к крепости. Поэтому Безобразов, собрав отряд, расположился в куру-чайской долине, в 3-х верстах от крепости.

Утвердившись в ближайших к крепости городских строениях, лезгины завязали перестрелку с гарнизоном, не нанеся впрочем ему особенного вреда, отвели воду, проведенную в крепость и затем начали собирать лестницы намереваясь, по-видимому, начать штурм. Но, как и следовало ожидать, скопище не решилось осуществить этого намерения, имея в тылу отряд Безобразова, а в 4 часа пополудни, внезапно обрушилось на нашу позицию, направив сильные конные партии в обход ее флангов. Отразив все натиски, начальник отряда, в виду огромного превосходства неприятельских сил, отступил на более выгодную позицию, близ дороги, по которой должен был подойти из Царских Колодцев князь Аргутинский. Переход этот был совершен в боевом порядке: драгуны отступали уступами, в шахматном порядке, через эскадрон, за ними следовала пехота с артиллериею, имея по флангам милицию. Едва неприятель заметил наше движение, как тотчас же снова стремительно перешел в наступление, Тогда наша пехота остановилась, приняла толпы беглым огнем, а единороги дали залп картечью. Целые ряды повалились, но лезгины храбро шли вперед. Видя это, Безобразов приказал одному эскадрону драгун ударить во фланг неприятелю, а трем остальным [226] спешиться и поддержать пехоту. В то время, как с одной стороны, быстро двигались стройные ряды нижегородцев, с ружьями “на руку," и под звуки музыки, с другой — 4-й эскадрон лихо врубился в горские массы с фланга. Мгновенное превращение на глазах лезгин кавалерии в пехоту ошеломило их, а молодецкий удар в штыки с фронта и атака во фланг с налета опрокинули скопище. В беспорядке бежали горцы по разным направлениям, оставив на месте боя массу трупов, и более уже не осмелились нас тревожить. Наша потеря заключалась в 9-ти убитых, 34-х раненых нижних чинах и 1-м сильно контуженном обер-офицере (Грузинского линейного № 12-го баталиона капитан Петренко.). Лошадей убыло 23.

На другой день, в 6-ть часов утра, подошел князь Аргутинский с баталионом тифлисцев, при 4-х орудиях, и элисуйский султан с двумя сотнями своих милиционеров. Полковник Безобразов хотел тотчас же перейти к энергическим действиям против скопища, но уступил просьбам почетных нухинских беков, опасавшихся за целость своих домов и прекрасных шелковичных и фруктовых садов, составлявших их главное достояние. Они уверяли, что лезгины, сильно потрясенные делом 1-го сентября, сами очистят город,— что, в действительности, и случилось. До позднего вечера шла перестрелка, а в ночь с 2-го на 3-е сентября скопище быстро удалилось в горы, так что наши войска, тотчас поднятые по тревоге и двинутые в город, успели захватить лишь 73 хищника (В том числе был взят мулла, писавший прокламации к населению от мнимого Искендер-хана.), остававшихся с целью грабежа. Для преследования неприятеля была послана часть регулярной кавалерии и элисуйская милиция. Даниэль-султану удалось настигнуть лезгин в хачмазском ущелье и нанести им совершенное поражение. [227]

В перестрелке 2-го и 3-го сентября мы потеряли 5-ть нижних чинов и 7-мь лошадей, но отбили один значок и захватили еще 34-ре пленных.

Хотя с удалением неприятеля порядок в шекинской провинции снова был восстановлен, но для большего успокоения населения, а главным образом для предупреждения нападения лезгин на Закаталы, о чем ходили упорные слухи, корпусный командир разрешил оставить на некоторое время у Нухи собранный там отряд, поручив его, за отъездом полковника Безобразова в Закаталы, полковнику князю Аргутинскому. Впоследствии к отряду была еще присоединена кюринская, казикумухская и шекинская милиция, последняя под начальством гвардии штабс-капитана Куткашинского, уроженца этой провинции.

Между тем, генерал-лейтенант Фезе, выступив из Шуры 2-го сентября, 12-го прибыл в Кубу. Здесь он узнал, что в набеге на шекинскую провинцию участвовали не все общества верхних кубинских магалов, а лишь рутульское и ахтинское. Общества эти, узнав о приближении наших войск из северного Дагестана, начали собираться в аджиахурском ущелье, где в июне потерпели полное поражение. Туда же прибыл Ага-бек рутульский вместе с Машади-Мамедом и принял начальство над скопищем. Горцы немедленно приступили к укреплению позиции, выслав партию из 200-т человек в Хазры для наблюдения за нашими действиями. Сделав все необходимые приготовления, генерал Фезе, с отрядом (1-й, 2-й баталионы апшеронцев, шефская рота, 2-й, 3-й и 4-й баталионы князя Варшавского и 3-й баталион куринского полков, команда в 100 человек от грузинского линейного № 9-го баталиона, 2 1/2 сотни казаков и три сотни милиции, при 4-х орудиях легкой № 4-го, 8-ми — резервной № 2-го батарей 19-й артиллерийской бригады и одном гарнизонном орудии, всего 4288-м штыков и шашек.), [228] выступил 18-го сентября из окрестностей Кубы и 20-го прибыл в с. Хазры.

В селении Хазры, к начальнику отряда явились четыре депутата от обществ верхних кубинских магалов, с просьбою о пощаде, но генерал Фезе приказал объявить им, что не желает вступать с мятежниками ни в какие переговоры; если же общества действительно раскаиваются в своих заблуждениях и ищут полного прощения, то должны прислать в Хазры, к 24-му числу, Ага-бека с 30-го главнейшими старшинами рутульского и ахтинского обществ. Однако, в назначенное время требование это не было выполнено; прибыл только посланный с письмом от названных обществ с просьбою указать: куда именно должны явиться требуемые старшины. Тогда Фезе, вместо всякого ответа, немедленно двинул отряд вперед и 20-го числа был уже близь ур. Аджиахур. Когда войска подходили к дефиле, Ага-бек, с 30-ю старшинами, явился к генералу с повинною головою, изъявляя полное раскаяние и умоляя о помиловании. Имея верные сведения, что лезгины, сознавая всю важность своей вины, готовились к отчаянному сопротивлению, зная неприступность аджиахурской позиции и предвидя все трудности, предстоявшие нашим войскам в осеннюю распутицу, при дальнейшем наступлении по долине сильно разлившегося Самура,— генерал Фезе решил объявить Ага-беку и всем старшинам прощение от Имени Государя Императора, с тем, однакож, чтоб горцы внесли причитающиеся на них недоимки и заплатили за убытки, причиненные ими при вторжении в шекинскую провинцию. Депутация присягнула на коране исполнить все наши требования и отряд 28-го сентября возвратился обратно в сел. Хазры. Вскоре туда прибыли 4-ре главных духовных лица от рутульского и ахтинского обществ, для отправления в Тифлис к корпусному [229] командиру. Во время движения отряда к Аджиахуру мы потеряли всего пять лошадей, утонувших при переправе через рукав реки Самура. Таким образом, без пролития капли крови, нам удалось достигнуть покорности нагорных магалов; покорность эту можно было считать тем более обеспеченною и не краткосрочною, что горцы не успели вовсе снять озимого хлеба и крайне нуждались в разрешении наших властей для спуска стад на зиму в низменные места кубинской, шекинской провинций и дербентского участка.

Имея в виду окончательно упрочить спокойствие в населении взбунтовавшихся провинций, генерал Фезе оставался у с. Хазры до 10-го октября, а затем направился к Кубе, оставив у сел. Хазры 4-й баталион князя Варшавского полка, 20-ть казаков донского № 22-го полка, при 4-х орудиях легкой № 4-го батареи 19-й артиллерийской бригады, под командою маиора Фукса, с целью наблюдения за вольными обществами, особенно же за юхарибашинским магалом, отличавшимся враждебным настроением против нас. Считая Хазры опорным пунктом для будущих наших действий в бассейне р. Сакура, генерал приказал возобновить там временное укрепление, построенное еще весною, учредил лазарет, парк и провиантский магазин. Для поддержания хазринского отряда, в с. Зейфур был расположен 3-й баталион князя Варшавского полка, подчиненный также маиору Фуксу. Милиция, бывшая при отряде, была распущена.

12-го октября отряд, направленный по разным дорогам, сосредоточился у Кубы, а через несколько времени, оставив в городе 2-й баталион князя Варшавского полка, Фезе распустил войска и с апшеронцами и куринцами выступил в Шуру.

Во время движения Фезе к Аджиахуру, со стороны [230] шекинской провинции была также сделана диверсия по направлению к непокорным лезгинским обществам. Полковник князь Аргутинский, с баталионом тифлисских егерей, дивизионом драгун и тринадцатью сотнями шекинской и ширванской милиции, при двух орудиях батарейной № 2-го батареи 19-й артиллерийской бригады, выступил из окрестностей Нухи по хачмазскому ущелью. Пройдя беспрепятственно около 15-ти верст по чрезвычайно трудной дороге, отряд у высоты Кондала-Марш был встречен беглым ружейным огнем значительного лезгинского скопища, занимавшего опушку леса. Выдвинув на позицию артиллерию, под прикрытием двух егерских рот, и приказав ей обстрелять опушку, князь Аргутинский послал три сотни милиции в обход. Этот маневр заставил лезгин быстро очистить лес, стянуться к правому флангу нашего расположения, а затем отступить в завалы, венчавшие вершину Кондала-Марш. Меткий огонь наших орудий выгнал неприятеля и оттуда; он начал отступать, а натиск нашей милиции, посланной для преследования, заставил его окончательно рассеяться. В этом деле у нас ранено 9-ть милиционеров и выбыло 12-ть лошадей. Лезгины оставили на месте боя 5-ть тел.

Получив вскоре известие о прекращении действий генералом Фезе, вследствие принесения покорности верхними кубинскими магалами, князь Аргутинский тоже возвратился к Нухе. Скопище действовавшее против него под предводительством Машади-Мамеда, узнав о результатах движения наших войск к Аджиахуру, разошлось по домам; а лже-Искендер-хан, с Яр-Али и небольшой шайкой, боясь наказания, бежал через мусульманские провинции в Персию. Тем и закончились наши действия описываемого года в Дагестане. [231]

____________

В связи с военными действиями в Дагестане, Чечне в на восточном берегу Чорного моря, заслуживают также внимания и действия генерал-маиора барона Засса, на кубанской линии.

Племя абадзехов, населяющих эту часть территории Кавказа, не довольствуясь хищническими нападениями мелкими партиями на мирное население, в начале апреля 1838-го года, сосредоточило около разоренного аула Али-Харцызов огромное скопище, с целью возмутить и увлечь в горы мирные прилабинские аулы, уничтожить те из них, которые останутся нам верными, и затем уже, прорвавшись через кубанскую кордонную линию,— действовать в наших пределах.

Барон Засс, наученный опытом и, зная, как трудно открыть место сосредоточения партий, в особенности во время их движения, решил предупредить прорыв и разбить неприятельское скопище прежде, чем оно будет совершенно готово к набегу. Собрав наскоро отряд (2-й и 3-й баталионы кабардинского егерского полка, 6-ть сотен кавказского, семь — кубанского, три — ставропольского линейных и 1/4 сотни донских №№ 2-го и 5-го казачьих полков, при взводе орудий легкой № 6-го батареи 20-й артиллерийской бригады и двух орудиях конно-артиллерийской казачьей № 5-го роты.), из 965 штыков, 1648 шашек, при 2-х пеших и 2-х конных орудиях, генерал, 16-го апреля, двинулся за Кубань, переправившись у ладожской станицы. Войска с трудом перешли Лабу; р. Белая, сильно прибывшая и разбурлившаяся, обещала еще больше затруднений. Не смотря на это, а также бдительность горских пикетов, наше движение произведено было совершенно скрытно: когда в четвертом часу утра головная часть кавалерии Засса вынеслась на берег, тогда только абадзехский пикет дал сигнальный залп, но тут же весь лег, изрубленный [232] линейцами. В 6-ть часов утра через Белую уже переправился весь отряд, за исключением двух егерских рот, при двух пеших орудиях, оставшихся в опушке леса для охранения брода.

Место, на котором выстраивался летучий отряд, представляло небольшую площадку; весь левый берег Белой, за нею, был покрыт лесом, в полуверсте от переправы окаймляющим длинную поляну, затем, тянувшимся вправо и огибавшим еще обширную долину, прилегавшую к горам. Влево, в полуверсте от брода, также высились уступы гор, проходивших под прямым углом к реке и заканчивавшихся крутым обрывом.

Едва успели переправиться кавказские и кубанские казачьи сотни, как начальник отряда направил их карьером к аулу Али-Харцызов, находившемуся в трех верстах за горой, на дне ущелья. Быстро налетели казаки на аул, но нашли его почти пустым и объятым пламенем. Густой дым пожарища, без сомнения, послужил сигналом к общей тревоге. Несколько десятков абадзехов, засевших за плетнями горевшего аула и встретивших наших казаков пулями, тотчас были выбиты, обращены в бегство и истреблены до последнего человека.

Приказав двум ротам кабардинцев вытянуться цепью справа, от переправы до подошвы гор, а две другие положив скрытно за плетнями и завалами по гребню, ближайшему к реке, Засс, с тремя сотнями ставропольского казачьего полка и двумя конными орудиями остановился под горою. Вскоре вершина горы зачернела массами абадзехов. Спешив ставропольские сотни и приказав завязать перестрелку, начальник отряда отозвал кавказские и кубанские сотни и поставил их в полковых колоннах перед орудиями.

Дав скопищу еще более усилиться, генерал подошел [233] к нему на близкий выстрел и осыпал горцев картечью. Толпы заколебались, а в это время кавказский и кубанский полки, вынесясь из-за флангов цепи, помчались по уклону горы, в охват справа и слева. Маневр этот был так удачен и стремителен, что вся вершина горы была завалена горскими телами.

Поднявшись на высоту и видя, что в долине развертываются сильные конные партии горцев, барон Засс, для наблюдения за движениями неприятеля, оставил у подошвы казачью стрелковую цепь и кубанский полк, при одном орудии,— в опушке, по краю долины, скрытно поставил роту егерей, а сам, с кавказским полком и одним конным орудием, пробрался во фланг горцам, засыпал их картечью и, угрожая их тылу, заставил отступать на егерей занимавших опушку. Абадзехи, встреченные неожиданным залпом, очутившись между двух огней,— заколебались; тогда кавказцы произвели рассыпную атаку, врубались в толпы и опрокинули их.

Получив известие с тыла, что река сильно прибывает и видя, что партия, держась поодаль, заметно уклоняется от боя, генерал Засс приказал передовой казачьей цепи и кубанцам, с орудием, отступить на площадку к переправе; когда кубанцы уже тронулись, рота егерей с правого фланга и две — с левого также были отозваны. Сзади всех двигался начальник отряда с кавказским казачьим полком, при одном орудии.

Лишь только пешие абадзехи заметили наше отступление, как мгновенно высыпали огромными толпами на гребень и бросились к нашему левому флангу, но были встречены залпами двух кабардинских рот, еще не трогавшихся с места, в виду перехода горцев в наступление. Осадив неприятеля, кабардинцы бросились в штыки, опрокинули его и, не увлекаясь преследованием, начали [234] отходить. Между тем скопище все усиливалось приливом мелких партий из соседних аулов; подкрепленные ими, горцы, спустившись с гор, начали преследовать нас и снова завязали дело. Когда они вышли на поляну, то генерал барон Засс, подпустив их на картечный выстрел, приказал орудиям дать залп, а сам, став во главе четырех сотен кавказцев, бросался в атаку, врубился в горские толпы и опрокинул их. Лично изрубив нескольких абадзехов, бежавших пешком по лесу, барон Засс был ранен в упор из пистолета в ногу, выше колена,

Прекратив преследование и прикрывшись цепью из двух егерских рот и шести спешенных сотен казаков (по две сотни от каждого полка), начальник отряда, в два часа пополудни, начал обратную переправу. Тщетно абадзехи несколько раз бросались в шашки на наш арриергард; они дорого заплатили за эти попытки: все их натиски были отражены, с огромным уроном, беглым ружейным огнем и картечью 4-х орудий. Отбив последний удар, кабардинцы и пешие казаки сами перешли в наступление, смяли горцев и далеко отбросили их.

В 4-ре часа пополудни, 3-я карабинерная рота кабардинцев, сделав последний залп, села на казачьих лошадей и, под покровительством картечного огня всех орудий, перешла почти вплавь на правый берег Белой. Неприятель не осмеливался более нас тревожить. Потеря наша состояла из 21-го убитого нижнего чина, 3-х обер-офицеров и ста нижних чинов раненых и 2-х без вести пропавших. Урон абадзехов был весьма значителен. На другой день, отправив подполковника Рота, с кубанским казачьим полком и двумя егерскими ротами, для переселения с Лабы на Кубань бесленеевского аула Хаджи-Хабль, за подозрительные сношения его жителей с [235] абадзехами, барон Засс перешел с остальными войсками за Кубань, против усть-лабинской крепости, и 21-го числа распустил их по квартирам.

Поражение нанесенное горцам, было настолько полное, что они не скоро могли подумать о новом набеге в наши пределы,

Осенью того же года, в начале октября, когда впечатление апрельского погрома уже несколько изгладилось, начальник линии получил известие, что многочисленное скопище горцев, поставившее себе задачею овладеть усть-лабинскою или воронежскою станицами, массируется в верховьях Лабы. Выслав тотчас вверх по Лабе небольшой летучий отряд, для наблюдения за партиею, генерал барон Засс вскоре и сам выступил туда же, с находившимися под рукою частями пехоты и кавалерии (Две роты куринского, рота кабардинского егерских и одна рота навагинского пехотного полков, 2 1/2 сотни донского казачьего № 2-го полка, 2 — кавказского, 2 — кубанского, по полусотне ставропольского и хоперского казачьих полков, при 2-х орудиях № 4-го роты 11-й гарнизонной артиллерийской бригады и 2-х орудиях конно-артиллерийской казачьей № 5-го роты.), всего в числе 1275-ти штыков, пик и шашек.

Проведав о движении Засса, горцы разошлись; тогда и барон, в свою очередь, быстро вернулся на линию и избрал исходным пунктом всех своих дальнейших действий укрепление жировское, откуда он мог с одинаковою быстротою поспевать по всем направлениям, откуда бы не появился неприятель.

Вскоре получено было известие о том, что горское сборище сосредоточивается вновь. Барон Засс двинулся форсированным переходом к укр. мохошевскому, уведомив вместе с тем кордонного начальника подполковника Рота и командира кавказского казачьего полка полковника Васмунда, что горцы отправили беглого казака Брагунова [236] на поиски брода в низовьях Кубани. Следуя, затем, параллельно движению абадзехов, барон Засс шел по ночам, скрываясь днем в лесах. Наконец, неприятель удалился от верховьев Лабы на такое расстояние, что вернуться назад для него было бы слишком затруднительно; спустившись же еще ниже по Лабе, он встретил бы на пути темиргоевцев, с преданным нам владетелем поручиком Шарлетуком Балатоковым во главе, поголовно севших на коней для отпора абадзехам.

Видя горцев в таком положении, барон Засс заявил им о себе неутомимыми демонстрациями с разных сторон и заставил отойти от берегов Лабы,

В ночь на 6-е октября, наш отряд в глубокой тишине переправился через Лабу, следя за сборищем, два раза перешел р. Ходзь и, в полдень 6-го, остановился на вершине Кунак-тау, закутанной в непроницаемом тумане. Разослав сильные разъезды, которым удалось отбить 3000 баранов и 200 штук рогатого скота, принадлежавших скопищу, барон Засс известил неприятеля о своем присутствии пушечным выстрелом.

Пораженные нашим неожиданным появлением, абадзехи начали со всех сторон окружать отряд, но генерал, взвесив все невыгоды боя в лесах и ущельях, решил выманить их в поле и стал отходить к р. Ходзь. Маневр вполне удался: горцы вообразили, что барон Засс, обремененный добычею, уклоняется от боя и позволили вывести себя на обширную равнину между рр. Лабою и Ходзь. Завязалась жаркая перестрелка, но наши орудия вскоре заставили горцев держаться вне сферы ружейного огня. Когда стало смеркаться, отряд расположился среди ноля, на выгодной позиции между холмами, за которыми залегла густая стрелковая цепь. Абадзехи заняли леса ниже по Лабе, с нетерпением ожидая новой битвы. [237]

С рассветом 7-го октября заревая пушка и звуки рожков послужили сигналом боя. Но к удивлению горцев, наш отряд, окруженный густою цепью, в строгом порядке, с барабанным боем, двинулся к верховьям Лабы, как бы ища переправы. Целый рой лучших абадзехских и убыхских наездников вился около нашей колонны, бросался в шашки, но всякий раз был отражаем с огромным уроном. Наконец, барон Засс приблизился на два ружейных выстрела к перелеску, густо окаймлявшему берег небольшой речки. Едва горцы заметили направление отряда, как их пешие толпы начали пробираться в лес, с целью предупредить нас; туда же поскакала и большая часть горской конницы.

Встреченные залпом из засады, заблаговременно устроенной в ночь на 7-е число, горцы были озадачены и остановились. В это время барон Засс, с конными орудиями и всею кавалериею, также понесся к лесу; казачий взвод на полном карьере мгновенно снялся с передков и послал картечь в самую густую толпу, а казаки, имея во главе самого Засса, на белом коне, с шашкою наголо, лихо атаковали горцев, смяли их и втоптали в р. Ходзь. Разгромленное скопище, в паническом страхе, бежало опрометью, нигде не останавливаясь, хотя генерал не обращал уже более на них никакого внимания.

В наших руках осталось множество тел; по собственному сознанию горцев, они понесли огромный урон, мы же потеряли всего 11-ть раненых нижних чинов и 8-мь лошадей.

Генерал-маиор барон Г. X. Засс вообще так много сделал для упрочения нашего владычества в районе смежном с кубанскою линиею, что его имя неразрывно связано с историей наших военных действий на этой линии.

Делая с небольшими летучими отрядами отчаянно [238] смелые движения в неприятельскую землю, он привел к покорности всех беглых кабардинцев (и выселил их из-за Лабы на р. Теберду и верховья Зеленчука), бесленеевцев, мохошевцев, казылбековцев, тамосцев, шегиреевцев, баракаевцев, егерукаевцев и темиргоевцев, поселив их на доступных и удобных .для хозяйства местах.

Обеспечив кубанскую линию от набегов племен живших между Кубанью и Лабой и считавшихся полумирными, Засс переносит сферу своей деятельности за р. Белую, на р. Пшеху и в курджипское ущелье и делается положительно грозою непокорных горцев и каким-то легендарным героем в глазах даже таких удальцов, как наши линейцы того времени.

Своими лихими набегами, барон Засс отодвинул непокорные аулы на такое расстояние от кордона, что внезапные вторжения горцев в наши пределы сделались немыслимыми. Ему же обязана кубанская линия впервые надлежащим, соответственным обстановке, устройством.

_______________

Кроме описанных действий, в 1838-м году был восстановлен силою оружия порядок, нарушенный переселенцами из Турции, водворенными на берегах озера Гокча. Независимо этого, владикавказским комендантом полковником Широким, с небольшим отрядом (Сводный баталион из кавказских линейных №№ 4-го, 5-го и 6-го баталионов, в 370 штыков, 1/2 сотня донских казаков и 8-мь сотен конной и пешей милиции, при двух кегорновых мортирках.), предпринята была экспедиция для прекращения беспорядков, раздоров и самоуправств между аллагирцами (обитавшими в верховьях р. Ардона, в 70-ти верстах от Владикавказа) и дигорцами. Экспедиция эта, достигнув цели, обошлась нам [239] почти без всяких потерь, но войска, при движении по диким и опасным местам ардонского ущелья, перенесли большие труды.

Что касается до произведенных в описываемом году работ, то оне заключались в следующем: в видах обеспечения военно-грузинской дороги было приступлено к водворению на ней военного поселения, а на правом берегу Терека учреждена кордонная линия, по направлению от Владикавказа к Моздоку. По дороге устроены два военных поселения — александровское и николаевское — из женатых нижних чинов регулярных войск и четыре станицы — пришибская, урухская, ардонская и архонская — из женатых казаков двух находившихся на Кавказе малороссийских казачьих полков. На кордонной линии, между Владикавказом и Моздоком, возобновлены два редута — елисаветинский и константиновский. Сверх того, для усиления этого кордона, на р. Курпи водворен аул из 90 дворов осетин, а на Тереке — аул узденя Анзорова, в 100 дворов.

Таким образом, все предположения на 1838-й год были выполнены; оставался еще не разрешенным лишь вопрос о возможно лучшем устройстве кубанской линии; но проект, составленный генерал-маиором бароном Зассом, о перенесении кордона с Кубани на Лабу, вместе с заселением казачьими станицами всего пространства от тамовского аула до впадения Лабы в Кубань, уже был представлен на воззрение Государя Императора и ожидал лишь Его санкции. Этим способом мы подвигались в неприятельские земли на целых сто верст и отнимали у мирных аулов всякую возможность беспрестанных сношений с непокорными горцами, а нередко и общих с ними набегов в наши пределы. [240]

____________

В смысле законченности и определенности наших военных действий — 1838-й год был как бы продолжением предыдущего года. Отсутствие как общего ясно очерченного плана, так и правильной системы — порождали одни и те же результаты: разгромление неприятельских партий, уничтожение аулов и хуторов, взятие аманатов и т. п.; с нашей же стороны убыль в войсках от нечеловеческих трудов, выпавших на долю нашего доблестного солдата и громадные денежные затраты по снаряжению, продовольствию и т. п. Только операции па западной прибрежной полосе края происходили до известной степени систематически и достигали более или менее определенных результатов, хотя и оне, как показало будущее,— привели также к одним только весьма существенным потерям.

А. Юров.

(Продолжение будет).

Текст воспроизведен по изданию: Три года на Кавказе (1837-1839) // Кавказский сборник, Том 8. 1884