-

ТРИ ГОДА НА КАВКАЗЕ

(1837-1839).

Современное состояние Ахульго. Препятствия для полной блокады замка. Расположение блокирующего отряда на правом берегу Койсу. Начатие осадных работ. Происки Шамиля для возбуждения к войне окрестного населения. Появление у нас в тылу скопища Ахверды-Магомы и нападение его на лагерь; поражение горцев у Ашильты и у сагрытлохского моста. Неудачная вылазка из Ахульго. Первый неудавшийся штурм сурхаевой башни; бомбардирование и овладение ею. Результаты. Перемещения войск, заложение новых батарей. Прибытие подкреплений из южного Дагестана. Первый неудавшийся общий штурм Ахульго. Наши огромные потери.

Два огромных утеса, разделенных глубоким ущельем р. Ашильты и с трех сторон омываемых Койсу с совершенно отвесными каменистыми берегами — составляли так называемое старое и новое Ахульго. Площадки обоих утесов, суживаясь к югу, примыкают узкими перешейками к окружающим горам. К югу от нового Ахульго (правый, восточный утес) возвышалась отдельная остроконечная вершина, увенчанная башнею, названною по имени ее строителя — Сурхай-кадия — сурхаевою. Обрывистые берега Ашильты и Койсу были изрыты пещерами. Для сообщения между утесами, в том месте, где они сближались друг с другом; над пропастью около 20-ти сажень глубины было перекинуто несколько бревен; подобный же мост, по которому нельзя было идти без головокружения, был переброшен и через Койсу, против старого Ахульго.

Не смотря на грозную, суровую и дикую природу, Шамиль не пренебрег и искусственными средствами защиты. Два узких гребня, которыми оба Ахульго примыкали с юга к окрестным горам, оборонялись каменными постройками, с глубоким впередилежащим рвом. В новом Ахульго, за передовою башнею, было устроено даже нечто в роде бастионного фронта в миниатюре: две каменные сакли с [42] бойницами, соединенные траншеею, обстреливали перекрестным огнем то ограниченное пространство, на котором была возможна эскалада, в случае падения сурхаевой башни. Передовые постройки были соединены крытыми, углубленными ходами с задними частями утесов, где находились жилища. На новом Ахульго было устроено даже целое селение, с бассейном посредине, в который вода была проведена по деревянному желобу, переброшенному через перекоп. Впрочем, в первый же день осады, осажденные сняли этот желоб и добывали воду с большим риском, спускаясь по ночам к Койсу или р. Ашильте. Все сакли построенные на Ахульго были углублены в земле и скрыты за изгибами местности. Края и скаты утесов были усеяны множеством завалов и подземных сакль. Постройки сурхаевой башни, состоявшие из нескольких отделений, были искусно маскированы огромными скалами и каменьями.

Как видно опыт 1837-го года не прошел для Шамиля бесследно: вместо прежних высоких башен — теперь явились углубленные траншеи, и те немногие каменные постройки, которые были допущены горским инженером-самородком, не так-то легко было сбить артиллериею. К довершению всего сама местность не доставляла возможности выгодного расположения сильных батарей и, в то время, когда мы могли видеть только дула ружей и верхушки папах, горцы расстреливали нас почти на выбор.

В Ахульго с Шамилем находилось около 4000 душ обоего пола, в том числе около 1000 под ружьем. Здесь были заключены заложники от менее надежных покорных имаму племен и вся награбленная им добыча. Сурхаева башня была занята сотнею самых отчаянных мюридов. Шамиль считал свои средства недостаточными и рассчитывал усилиться насчет ближайших племен, впрочем значительно поколебленных в приверженности к нему аргуанским разгромом. [43] Вероятно зная русскую пословицу: “куй железо, пока горячо", имам не желал дать ему особенно остынуть, а потому не ожидая полной и строгой блокады, поспешил отправить в Богулял — Ахверды-Магому, в Ихали — Сурхай-кадия и в Анди — Галбаца, напутствовав наибов энергическим заявлением, что в случае неуспеха их миссии они отвечают ему своими головами. Подобная фраза сурового горского владыки без всякого сомнения вызвала полное напряжение сил и способностей его сподручников и они, как увидим далее, достигли цели.

Приблизившись к Ахульго, начальник отряда предполагал сначала блокировать его с обоих берегов Койсу и, с этой целью, оставил на левой стороне три баталиона с 5-ю орудиями (из них баталион и взвод орудий в прикрытии моста); но так как из 5-ти баталионов, перешедших реку, за выделением заслона (один баталион) к стороне с. Ихали, оставалось для содержания растянутой линии блокады только 4-ре баталиона, при 5-ти горных орудиях, а изолированное положение баталионов Лабынцева, по отдаленности переправы, было даже опасно, то решено было ограничиться обложением замка с юга. На решение это немало повлияла подробная рекогносцировка, произведенная 13-го июня, показавшая, что о штурме без предварительной подготовки нечего было и думать и что при блокаде, вследствие крайне пересеченной местности, между частями нельзя было установить взаимной поддержки на случай вылазок.

14-го числа все тяжести были перевезены к Ашильте и все войска сосредоточены на правом берегу Койсу. У переправы оставлены две апшеронские роты, получившие приказание расположившись на правой стороне, в тет-де-поне, снять с моста настилку.

Расположение блокирующего отряда было следующее: левое крыло — по левую сторону р. Ашильты — две роты 1-го [44] и 4-й баталион апшеронского полка, при 4-х орудиях, центр — между рр. Ашильта и Бетль, на мысе — 1-й баталион куринского полка, при 2-х горных орудиях; на высотах, южнее сурхаевой башни — 4-й куринский баталион, также с 2-мя орудиями; правое крыло — на высотах восточнее сурхаевой башни — 2-й куринский баталион, с 4-мя орудиями и в ущельи, близь самого Койсу — 2-й апшеронский баталион (Прибывший из Темир-Хан-Шуры с транспортом.); у переправы — две роты 1-го апшеронского баталиона, с одним орудием; на высотах к стороне Ихали, к северу от Ашильты — два баталиона кабардинцев, при 2-х орудиях и южнее Ашильты, в садах,— аварская и мехтулинская милиция; на высотах, по обе стороны бетлинского оврага — налево — транспорт и парк, под прикрытием 3-го куринского баталиона, направо — табун, под прикрытием конных казаков и сборной команды от всех частей и, наконец, на высотах около поворота дороги к подъему па гору Бетль — тарковская милиция.

С 13-го числа начались осадные работы и довольно скоро были устроены пять батарей: № 1-й — на гребне ведущем к старому Ахульго, на два орудия, для действий против передней части нового Ахульго; № 2-й,— на том же гребне, несколько ниже и левее, для обстреливания старого Ахульго из 2-х орудий; № 3-й — на высотах, левее ручья Бетль, на два орудия; потом этот взвод был перемещен в батарею № 4-й, вновь возведенную на горе к югу от сурхаевой башни, в № 3-м же остался один горный единорог; наконец, на высотах, к востоку от сурхаевой башни, была устроена для 4-х орудий батарея № 5-й. Материалом для батарей, за недостатком земли, служили туры, наполненные каменьями. Гораздо серьезнее оказались работы по устройству ходов сообщений, так как в иных местах [45] приходилось высекать дорогу в скалах. Особенно много трудов и забот положено было на устройство безопасного сообщения с батареями №№ 1-го и 2-го; путь этот пришлось прикрывать турами местами от огня с старого, местами — с нового Ахульго. К 18-му июня эти работы были окончены и с левого фланга поведена сапа от батареи № 2-й вдоль по гребню к старому Ахульго.

С 9-го по 16-е июня у нас выбыло из строя: убитыми апшеронского полка штабс-капитан Кузовлев и 8-мь нижних чинов, ранеными апшеронского полка поручик Хорошилов, кабардинского — прапорщик Раевский и 28-мь нижних чинов.

С началом блокады, в приказе по отряду от 12-го июня, войскам даны были подробные указания для действий. Предписано было по всей линии выставить посты и постепенно подвигая их вперед и располагая за изгибами местности, укрыто от огня, стеснять круг блокады. На ночь выставлять секреты пополам из солдат с отборными стрелками-милиционерами. Артиллерия должна была беспокоить неприятеля и день, и ночь, стреляя не только по укреплениям, но даже по кучкам людей. Для осадных работ, под руководством сапер, каждую ночь высылались от всех частей рабочие. Непосредственное начальство над всеми блокирующими войсками было поручено генерал-лейтенанту Галафееву; назначены были также начальники центра и обоих флангов.

Местность около Ахульго настолько разнообразна и пересечена, что войска долго не могли с нею ознакомиться и действовали наугад. Каждый наш шаг вперед стоил сравнительно дорого, так как люди даже не умели применяться к местным закрытиям, а горцы были невидимы. В особенности вредила нам сурхаева башня, командовавшая окрестностями. По ночам обыкновенно перестрелка [46] усиливалась, так как горцы слышали явственно наши работы, да и сами, наконец, должны были спускаться за водою, под верным огнем наших передовых постов.

Вскоре генерал Граббе мог убедиться, что Шамиль вовсе не был блокирован в Ахульго. Как только мы стянулись на правый берег Койсу, он тотчас восстановил переправу и начал сноситься с теми обществами, откуда мог рассчитывать на помощь и запасы продовольствия. Вскоре и Чиркат снова был занят горцами, каждую ночь беспокоившими наше мостовое прикрытие.

Необходимо было полное обложение Ахульго, а для этого силы и средства отряда оказывались слишком недостаточными. Для систематических осадных работ, от которых только и можно было ожидать скорых результатов, не было ни достаточного числа орудий соответственных калибров, ни необходимого числа сапер, материалов и инструментов. Все старания наших артиллеристов оказывались бесплодными, так как повреждения легко исправлялись горцами - как было напр. с сбитыми нами верхними частями передних башен нового Ахульго,— а между тем бомбардировка поглощала массу зарядов, доставка которых была чрезвычайно затруднительна. Все запасы, продовольственные и военные, подвозились к отряду на вьюках, по недостатку перевозочных средств, в весьма ограниченном количестве, через Зыряны и Цатаных, и отвлекали конвоированием целый баталион из состава блокирующих войск. Наконец, трудно было заранее определить время нахождения отряда у Ахульго: оно могло оказаться и весьма продолжительным. В виду всего изложенного, генерал Граббе счел необходимым сделать следующие распоряжения: 1) о постоянном заготовлении в Шуре продовольствия и боевых запасов, устройстве пекарен, для перепечения муки в хлеб и сухари и о сосредоточении там военных запасов из разных пунктов, и 2) о [47] немедленной высылке к отряду 2-х легких орудий и 4-х мортирок, с двойным комплектом зарядов, из резервной № 2-го батареи 20-й артиллерийской бригады. Кроме того, начальник отряда просил корпусного командира генерал-лейтенанта Головина об усилении его несколькими баталионами из южного Дагестана. Так как к этому времени самурский отряд уже окончил с полным успехом действия в бассейне р. Самура, то к Граббе были отправлены три баталиона князя Варшавского полка и выслана в северный Дагестан часть военных и продовольственных запасов, оказавшихся в излишке на Самуре.

В ожидании обещанного подкрепления, было признано необходимым по возможности сблизить между собою войска блокировавшие Ахульго; поэтому, 18-го числа, Граббе приказал 2-м апшеронским ротам, охранявшим переправу, сжечь мост и присоединиться к отряду. Приказание это дошло к ним лишь на рассвете другого дня.

Пока приводились в исполнение различные распоряжения, направленные к возможному ускорению падения Ахульго, монотонный ход блокады был вдруг нарушен совершенно неожиданным нами нападением неприятеля извне.

Грозные обещания и воззвания Шамиля и пропаганда высланных им из Ахульго доверенных агентов не остались без последствий: не только отдаленные общества, но даже гумбетовцы и андийцы решили подняться почти поголовно и идти на выручку своего имама.

Ахверды-Магома, собрав многочисленное скопище в Карате и присоединив к себе у с. Монны андийцев и гумбетовцев, двинулся вперед; часть гумбетовцев пошла по левой стороне андийского Койсу, к Чиркату, с целью уничтожить наш мост, вся же остальная масса, более 3000 человек, 17-го и 18-го числа собралась в Ихали.

Еще 17-го июня в отряде были получены сведения о [48] сборах в верхних обществах. Генерал Граббе не придавая этому пока особого значения, тем не менее предложил Ахмет-хану, 18-го в полдень, двинуться с милициею к сагрытлохскому мосту для наблюдения за Ихали, выставив в то же время пост к Ахкенту. Мехтулинцы двинулись почему-то не по нижней дороге, которою следовал отряд Катенина, а мимо лагеря шамхала, на бетлинскую гору, к Ахкенту, где и расположились на возвышенном плато на ночлег. Как только на милиционном биваке все успокоилось, скопище Ахверды-Магомы быстро перенеслось по нижней дороге от Сагрытло к Ашильте и, заняв высоты над последним селением, начало спокойно укреплять их завалами, на случай неудачи нападения.

Шамильский наиб подошел с той стороны, с которой мы могли всего менее ожидать чего-либо, так как все знали о поручении данном аварской и мехтулинской милиции. Но последняя не дала знать начальнику отряда о появлении партии. Генерал Граббе, ничего не подозревавший, хотел на рассвете произвести новую усиленную рекогносцировку подступов к старому Ахульго. В виду этого, туда была придвинута ночью часть войск левого фланга, так что близь Ашильты, у подошвы гор, оставались лишь две роты кабардинцев. Даже главная квартира, с удалением Ахмет-хана, оставалась почти без всякого прикрытия.

Еще оставалось несколько часов до рассвета, как, по инициативе начальника левого фланга линии, генерального штаба штабс-капитан Шульц, еще не оправившийся от тяжелой раны в ногу, полученной при начале экспедиции, с несколькими охотниками спустился в балку, отделявшую нашу позицию от старого Ахульго, с целью измерить ее глубину, определить крутизну спуска и подъема и сообразить средства, необходимые для устройства перехода. Едва наши смельчаки [49] начали спускаться с последнего уступа, в расстоянии пистолетного выстрела от передовых неприятельских построек, как горцы, заметив наше движение, открыли сильнейший огонь. Штабс-капитан Шульц тяжело был ранен пулею в верхнюю челюсть, охотники и следовавший в некотором отдалении за ними резерв отступили, но дело уже было сделано: балка осмотрена, причем оказалось необходимым для перехода через нее идти крытою сапою и заложить у подошвы башни мину.

Итак, в эту ночь все сложилось в пользу неприятеля: он имел перед собою лишь две роты, о появлении его в тылу у нас никто не подозревал и, наконец, внимание войск было привлечено совсем в противуположную сторону начавшеюся с старого Ахульго перестрелкою. Но, к счастью для нас, горцы не сумели воспользоваться выгодною обстановкою.

Только что все успокоилось, как еще до рассвета, за Ашильтою, громкое пение стихов из корана, огласившее ночной воздух, а затем редкие одиночные выстрелы горских винтовок дали знать нам об угрожавшей опасности. Прежде чем толпы Ахверды-Магомы успели спуститься с высот, навстречу им двинулись: влево — две роты апшеронцев, с 2-мя горными орудиями, а вправо — шесть рот кабардинского полка, при 1-м орудии, с генерал-маиором Лабынцевым во главе. Заняв сады, обе колонны начали сами взбираться на высоты, штыками опрокинули горцев и, по пятам их, ворвались в завалы, наскоро сложенные в ночь из камней и бревен.

Изумленные решительным отпором, горцы очистили два передовые завала так поспешно, что не успели даже убрать тел, заколотых штыками. Но Лабынцеву приказано было приостановиться, чтобы дать время подойти другой колонне, усиленной подоспевшим баталионом куринцев, [50] конными казаками и горскою милициею, при двух горных орудиях, с генерал-маиором Пулло.

Одновременное движение наших колонн, частью в охват флангов неприятельской позиции, поколебало горцев. Едва засверкали на высотах штыки левой колонны, как все скопище обратилось в бегство к сагрытлохскому мосту так быстро, что кавалерия посланная для преследования не могла его настигнуть. В два часа пополудни дело было кончено и войска Лабынцева и Пулло возвратились в лагерь. Пока происходил бой на правом берегу Койсу, другая партия горцев появилась на левой стороне реки, против нашего моста, который приказано было снять. Не смотря на сильный неприятельский огонь, апшеронские роты, охранявшие переправу, выполнили приказание и отошли в лагерь.

К удивлению нашему, осажденные во время описанного боя ничего активного не предприняли.

Наша потеря в этот день состояла из 7-ми убитых нижних чинов, 5-ти офицеров (Апшеронского полка прапорщик Ковалевский, кабардинского — поручик Переслегин, куринского — подпоручик Попов 3-й, генерального штаба штабс-капитан Шульц и л.-гв. семеновского полка подпоручик Рылеев.) и 54-х нижних чинов раненых, 1-го офицера (Кабардинского полка подпоручик Мисостов.) и 24-х нижних чинов контуженных и 2-х утонувших рядовых. С 16-го по 18-е включительно — выбыло из строя один офицер (Батарейной № 3-го батареи поручик Казимирский.) и 22 нижних чина ранеными и 5-ть рядовых контуженными.

20-го и 21-го июня осадные работы шли своим чередом. На правом фланге войска пододвинулись к сурхаевой башне. На левом — заложена новая батарея на два горных орудия — № 6-й, для обстреливания с близкого расстояния горских ретраншаментов и в особенности крытого пути на новом Ахульго. За эти дни мы потеряли 1-го убитого и 1-го раненого нижних чинов. [51]

Отразив скопище Ахверды-Магомы, генерал-адъютант Граббе не хотел оставить его в таком близком соседстве с блокирующим отрядом: но для окончательного рассеяния угрожавшей нашему флангу и тылу партии нужно было без сомнения выделить сильную часть войск и тем ослабить на некоторое время блокаду. Это последнее обстоятельство вызвало различные изменения в размещении войск, которые предполагалось оставить на месте. Распоряжения по этому предмету заняли весь день 20-го и часть 21-го чисел, а в ночь на 22-е июня, оставив за себя генерал-лейтенанта Галафеева и дав ему подробную инструкцию на время своего отсутствия, генерал Граббе выступил налегке, без всякого обоза, к сагрытлохскому мосту. С ним двинулись два баталиона кабардинского, два — куринского полков, конные казаки, горская милиция и два взвода горных орудий.

К 8-ми часам утра летучий отряд достиг уже спуска к речке, которая берет начало около с. Ахкент и впадает в Койсу верстах в 2-х ниже Сагрытло. В это время Ахверды-Магома успел уже оттеснить передовые посты мехтулинской и аварской милиции к самому Ахкенту. Неприятельское скопище занимало весьма растянутую позицию по балке, опираясь левым флангом в Койсу у сагрытлохского моста, а правым — прикрывая дорогу в с. Ихали, и, по уверениям лазутчиков, доходило до 8000 человек. Здесь был и Галбац. Не зная еще о движении предпринятом Граббе и полагая, что будут иметь дело лишь с одним Ахмет-ханом, шамильские наибы порешили раздавить своею многочисленностью нашу милицию. Чтобы отрезать ей отступление, Ахверды-Магома переехал лично на правый свой фланг и начал протягивать его вправо по лесистым высотам, как вдруг, совершенно неожиданно, увидел перед собою грозно надвигавшийся русский отряд. После нескольких выстрелов из горных орудий, генерал-адъютант [52] Граббе двинул в атаку всю кавалерию, а за нею шесть рот кабардинского полка, под командою генерал-маиора Лабынцева. Войска эти, имея впереди самого Лабынцева, с шашкою наголо, бегом бросились прямо на балку, но горцы, уже смущенные нашим неожиданным появлением, не выждали удара и бросились бежать: левый фланг их через сагрытлохский мост, а центр и правый фланг — вверх по андийскому Койсу, к Ихали. Последние успели благополучно выбраться из боя, но первые не были так счастливы: столпившись на переправе, они сильно потерпели от картечи наших орудий и несколько человек, в суматохе, даже утонули.

Успех этот стоил, нам лишь нескольких убитых и раненых в милиции Ахмет-хана и, в связи с предыдущим делом, был весьма важен по своим результатам: неприятель не смел более тревожить блокады и ограничивался лишь наблюдением за нами, выставив посты на сагрытлохском мосту и в Ихали. Отряд остался ночевать на месте боя. В тот же день войска, оставленные под Ахульго, устроили летучею сапою сообщение с брешь-батареею, заложенною для сбития завалов и каменных построек на новом Ахульго, защищавших тропинку соединявшую оба утеса. Шамиль, зорко следивший за всем у нас происходившим и узнавший об отсутствии некоторых частей, в ночь на 23-е июня сделал сильную вылазку для уничтожения брешь-батареи № 6-го, вновь заложенной против старого Ахульго, и, по близкому своему расположению, бывшему него как бы бельмом на глазу. В полночь, около 400 мюридов, в глубокой тишине, как кошки, спустились к руслу р. Ашильты и здесь разделились надвое: одна часть направилась для отвлечения центра ложною атакою, а другая ринулась с гиком в шашки на батарею, в то время как Ахульго загорелся огненными линиями от беглого огня. Опрокинув [53] передовой наш пост из 25-ти человек, неприятель успел сбросить мантелет, прикрывавший осадные работы и разбросать несколько туров на батарее; но торжество его было непродолжительно: наши войска, готовые ко всякой случайности, быстро стали в ружье, а подоспевшие две апшеронские роты опрокинули горцев и захватили 4 тела (Между убитыми было найдено тело Амир-хан-бека, младшего брата известного Гамзата. Потеря эта была весьма чувствительна для Шамиля по близким связям убитого с аварскими ханами и по влиянию его на общества прилегавшие к Койсу.); мюриды понесли значительную потерю, так как, при отступлении, подверглись сосредоточенному огню наших батарей; на месте боя валялось много разбросанных бурок, папах и оружия.

Убедившись посредством дальних разъездов, что скопище Ахверды-Магомы окончательно рассеялось, Граббе к вечеру 23-го июня вернулся под Ахульго и все части войск заняли прежние свои места. Работы, разрушенные при вылазке гарнизона в ночь на 23-е число, были тотчас возобновлены и продолжались по-прежнему предположению. 23-го же числа было оставлено устроенное у подошвы Соук-Булаха временное укрепление Удачное. Для облегчения отступления занимавшего его 3-го апшеронского баталиона, по приказанию Граббе, выдвинулся в Салатау комендант Внезапной маиор Моравский с ротою линейного № 10-го баталиона, кумыкскою милициею и достаточным числом лошадей и быков для поднятия тяжестей. Не смотря на расчеты горцев преградить путь гарнизону Удачного, маиор Тарасевич (Командир 3-го баталиона апшеронского полка.) поднял все тяжести и артиллерию на гору, срыл укрепление и благополучно дошел до Миатлов, почти без выстрела. Отсюда тяжести были направлены в кр. Внезапную, а апшеронцы, с 5-ю легкими орудиями, двинулись к Шуре.

25, 26 и 27-го июня продолжались осадные работы; в [54] два последних дня, к Ашильте прибыли два транспорта с боевыми и продовольственными запасами и два орудия и четыре мортирки резервной № 2-го батареи 19-й артиллерийской бригады. В то же время генерал Граббе озабочивался устройством кратчайшего сообщения с Шурою, так как осада назревала и расход зарядов с каждым днем увеличивался. Сперва остановились на самой кратчайшей дороге через Гимры, по которой ездили наши курьеры, но от этой мысли пришлось отказаться, вследствие крутости гимринского спуска, неудобного даже для вьюков. Тогда решено было проложить путь через Унцукуль, берегом Койсу, на Гимры. О этою целью в Унцукуль была отправлена рота пехоты, работавшая с 27-го июня по 21-е августа. Другая рота устраивала новый спуск к лагерю с высот, на которых стояла шамхальская милиция.

Таким образом, войска наши занимались весьма тяжелыми работами, производившимися по ночам, в каменистом грунте, под сильным и близким огнем осажденных. К 27-му числу было построено 6-ть батарей, выведено прикрытое с двух сторон сообщение с ними, начато устройство спуска ко рву перед старым Ахульго и поведена двойная крытая сапа. В то же время сжималось полукольцо наших передовых постов: с 18-го числа был выдвинут пост к самому слиянию речек Ашильты и Бетль, откуда линия следовала по течению последней реки до водопада у подошвы сурхаевой башни. С другой стороны одна из рот 2-го апшеронского баталиона перешла в одну из ночей на скат высоты, занятой сурхаевою башнею и стала между нею и новым Ахульго, между двумя гребнями, укрыто от взоров и выстрелов с фронта и тыла. С занятием передовыми постами, в центре, садов у подошвы сурхаевой башни, она была охвачена нами со всех сторон. Однако горцы, засевшие в башне, все-таки сообщались с новым Ахульго и [55] спускались за водою к речке Бетль, где всякую ночь завязывалась перестрелка.

Ознакомившись подробно с чрезвычайно прихотливою и трудною местностью вокруг Ахульго, начальник отряда убедился, что прежде всяких предприятий необходимо овладеть сурхаевою башнею. Эта башня по своему положению растягивала блокадную линию более чем на 4 версты и заставляла выводить в расход не 4-ре, а 6-ть баталионов. Она совершенно командовала всеми местами, удобными для закладки батарей, и закрывала наиболее удобный доступ к замку. Так как вести против башни осадные работы не было никакой возможности, то генерал-адъютант Граббе решился овладеть ею открытою силою.

29-го июня, с рассветом, наши батареи открыли с трех сторон огонь против башни, но не могли достигнуть желаемых результатов. С юга, от батареи № 4-го, вооруженной 4-мя легкими орудиями, неприятельские постройки были маскированы огромными утесами и каменьями; с запада, с гребня перед старым Ахульго, два казачьих орудия (батареи № 1-го) стреляли снизу вверх, наконец, с восточной, наиболее открытой стороны, ничего не могли сделать с толстыми стенами башни два горных единорога батареи № 5-го.

В 9-ть часов утра 2-й баталион апшеронского и 2-й и 4-й баталионы куринского полков, с генерал-маиором Пулло, под покровительством огня батарей, подошли с трех сторон к подошве горы и начали быстро карабкаться по уклону утеса, имевшему почти до 45°. Не смотря на град камней и бревна, скатываемые осажденными, охотники подошли к самой вершине, но она оказалась огромною нависшею глыбою камня, в несколько сажен высотою. Наши молодцы, подсаживая друг друга, полезли вверх, но каждый солдат, показывавшийся над скалою, катился вниз с [56] простреленным черепом. К довершению несчастья атакующие попали под фланговый огонь из отдельного завала с левой стороны. Наша артиллерия, надеясь облегчить штурм, по временам стреляла залпами, но это почти не помогало: огромные обломки скал, каменья и бревна причиняли вред только своим. Отчаянный бой длился несколько часов; рота сменяла роту; наконец, около 4-х часов пополудни, генерал-маиор Лабынцев, по приказанию Граббе, лично повел на штурм еще 1-й баталион кабардинского полка,— но все усилия оказались тщетными в борьбе с грозною природою. Впрочем, каждая новая жертва вызывала еще большее ожесточение в наших солдатах и Бог знает чем кончилась бы эта бойня, если бы с наступлением ночи не было приказано отступить с буквально залитого кровью и заваленного трупами раскаленного утеса.

Хотя нельзя было не удивляться истинно-геройскому поведению войск в этот день, но бой оказался безуспешным. Мы потеряли убитыми 1-го штаб, 1-го обер-офицера (Командовавший моздокским казачьим полком маиор Власов и кабардинского полка штабс-капитан Генуш 2-й.) и 34-ре нижних чина, ранеными 3-х обер-офицеров (Кабардинского полка капитан Юмашев, штабс-капитан Бойко-Букевич и прапорщик Долгенский.) и 165-ть нижних чинов и контуженными 15-ть обер-офицеров (Из них контужены тяжело кабардинского полка подпоручик Китаев, куринского — штабс-капитан Костырко, подпоручик Кишинский 1-й и прапорщик Казиер; остальные были задеты легко, не оставили строя и даже не поименованы в первом после боя донесении Граббе. Это были: бутырского полка поручик Красович, апшеронского — прапорщики Гулевич и Ковалевский 2-й, кабардинского — подпоручики Македонский, Шалаев, прапорщик Анфилов и куринского — капитан Рыков 3-й, поручик Сарочан 2-й, подпоручики Пересветов, Кишинский 2-й и прапорщик Жабокритский.) и 96-ть нижних чинов.

Не смотря на неудачу, день 29-го июня все-таки принес нам некоторую долю пользы. Во 1-х, Шамиль лишился [57] большей части отборных мюридов, а самое главное — особенно преданного и способного своего помощника — Али-бека, которому ядром оторвало руку. Во 2-х, мы теперь знали, что сурхаева башня может пасть только от разрушительного действия сильной артиллерии соответственных калибров и преимущественно с восточной стороны. Оказывалось необходимым усилить батарею № 5-го полевыми орудиями, но для этого нужно было ожидать прибытия колонны маиора Тарасевича, конвоировавшей транспорт из Щуры.

30-го июня, 1, 2 и 3-го июля продолжались осадные работы на левом фланге; на правом фланге устроена новая батарея на месте № 5-го. По прибытии маиора Тарасевича батарея эта была вооружена 4-мя полевыми орудиями; 3-й баталион апшеронцев стал на левом фланге, рядом со своим 4-м баталионом.

4-го числа, в 6-ть часов утра, горцы сделали вылазку из старого Ахульго; они быстро бросились на голову наших траншейных работ, уже приблизившихся почти к самому краю рва, и успели проникнуть в сапу, но были с уроном отброшены резервом, подоспевшим к угрожаемому пункту. Когда все уже успокоилось, два мюрида подползли по балке и зажгли мантелет, прикрывавший голову сапы. Пламя, раздуваемое ветром, быстро переходило от тура к туру; началась суматоха, сбежались люди, а горцы начали осыпать группу градом пуль. Распорядительность храброго штабс-капитана апшеронского полка Лисаневича, убитого вслед затем наповал, дала возможность прекратить пожар, но часть туров пришлось сбросить для преграждения пути огню, хотя нижняя батарея, № 6-го, уцелела,

В два часа пополудни, как бы в ответ на дерзость горцев, раздался залп 10-ти наших орудий; это было начало бомбардирования сурхаевой башни; огонь продолжался до 5-ти часов вечера. Перекрестные и удивительно меткие [58] выстрелы обваливали огромные части стен, обломки катились к подошве скалы и, по временам, постройки совершенно скрывались в пыли. Между тем двести охотников, от апшеронского, кабардинского и куринского полков, избранных из массы вызвавшихся на штурм, собрались у подошвы горы и ожидали лишь сигнала, чтобы ринуться на башню. Охотники были снабжены деревянными щитами, подбитыми войлоком, для прикрытия головы и груди от камней, сбрасываемых горцами. Для поддержки передовых были назначены две роты куринского полка, под командою капитана Рыкова 3-го.

Около 5-ти часов, от поразительного огня наших орудий, вся башня представляла какой-то хаос; тогда прозвучал сигнал и охотники начали подниматься наверх. Замершая было башня вдруг ожила; окуренные дымом, покрытые потом и пылью мюриды явились над развалинами и на головы штурмующих полетели бревна и камни. Вывший с охотниками куринского полка капитан Рыков 3-й, л.-гв. кирасирского полка поручик Мартынов (смертельно ранивший на дуэли под Пятигорском Лермонтова), кабардинского полка прапорщик Данилевский и апшеронского полка прапорщик Евдокимов (Впоследствии генерал-адъютант и граф.) вели себя геройски. Повторились все ужасы предыдущего штурма, но начальник отряда, щадя кровь храбрых солдат, велел им отойти и, прикрывшись по возможности от огня, ждать ночи.

Снова заговорили наши орудия; большая часть мюридов была перебита или погибла под развалинами. Наконец, к наступлению темноты, осыпь образовала до некоторой степени отлогую покатость. Горсть оставшихся в живых защитников, теряя всякую надежду сопротивляться, попыталась пробраться мимо наших секретов в новое Ахульго. Этого [59] только и ждали наши охотники, притаившиеся под утесом: они бросились наверх, проникли в башню и нашли лишь несколько раненых среди груд обломков и трупов.

Мы потеряли убитыми 11-ть нижних чинов, ранеными 2-х обер-офицеров (Апшеронского полка прапорщик Евдокимов и л.-гв. кирасирского Наследника Цесаревича полка поручик Мартынов.) и 51-го нижнего чина и контуженными 1-го штаб, 1-го обер-офицера (Апшеронского полка маиор Тарасевич и кабардинского — прапорщик Данилевский.) и 40 нижних чинов.

Итак, сурхаева башня — это неприступное орлиное гнездо — пала под нашими ударами. Это событие составило как бы перелом в ходе блокады; теперь мы могли сократить длину нашей блокадной линии по правому берегу Койсу, обратить все усилия против нового Ахульго, и, значительно выдвинув вперед батареи, получить возможность употребить с полным успехом и горные орудия.

5-го июля, часть войск занималась окончательным разрушением сурхаевой башни и погребением тел, быстро разлагавшихся от действия знойных лучей солнца. Вслед затем были произведены некоторые передвижения частей в центре и на правом фланге. 4-й куринский баталион, с двумя горными орудиями, занял верхний гребень впереди сурхаевой башни (где прежде помещалась рота 2-го баталиона апшеронцев). 2-й баталион апшеронского полка, находившийся с восточной стороны, выдвинут вперед и расположен между башнею и Койсу, где заложены две новые батареи, №№ 7-го и 8-го, против нового Ахульго. На мысу, между рр. Ашильтою и Бетль, были поставлены 1-й и 2-й баталионы куринского полка и заложена батарея № 9-го на 4 легких орудия, снятых с южных высот, для обстреливания передовых построек нового Ахульго. На скате высот, [60] в районе левого фланга блокады, возводилась батарея № 10-го для обстреливания западных частей нового Ахульго; для предохранения от огня с командующих возвышений она более прикрыта блиндажом. Время с 5-то по 12-е июля было употреблено на возведение названных батарей, перемещения войск и передвижение орудий, согласно новой обстановке. Проложение путей сообщения с новыми батареями стоило огромных трудов: орудия, назначенные для действия с правой стороны, пришлось спускать в ящиках, на блоках, с отвесной скалы в 13-ть сажен вышиною. На извилистой тропинке, пробитой в скале к гребню впереди сурхаевой башни, в двух местах были поставлены лестницы. Неприятель не оставался праздным зрителем всего происходившего: по ночам он делал вылазки и подкрадывался к нашим осадным работам, с целью их уничтожить. Батареям было приказано поддерживать редкий огонь целую ночь, чтобы хотя несколько удерживать горцев от этих смелых попыток.

11-го числа из Шуры прибыл транспорт с зарядами и провиантом, уже по оконченному прямому пути через Унцукуль и Гимры; 12-го же вступили три баталиона пехотного князя Варшавского полка, под командою полкового командира полковника барона Врангеля, при 2-х легких и 2-х горных орудиях. Они расположились в резерве, позади развалин с. Ашильты, где им был дан трехдневный отдых после продолжительного похода.

13-го июля, 12-ть легких орудий, восемь горных единорогов и шесть кегорновых мортирок (четыре из них были поставлены на ближайшем гребне против нового Ахульго, а две — посланы на левый фланг, для обстреливания селения) были в боевой линии, охватывая неприятельскую позицию полукругом.

В ночь на 14-е июля, сильная партия мюридов сделала [61] вылазку против нижнего гребня, на скате с высоты сурхаевой башни к новому Ахульго, и сбила находившийся там слабый пост. Тогда начальник отряда приказал поставить на это место 4-ю фузелерную роту 2-го баталиона апшеронского полка. В пять часов пополудни, эта рота, поодиночке, по узкой тропинке, перебежала точно сквозь строй под огнем почти в упор, потеряв пять человек ранеными. Далее, от нижнего гребня до передовой части Ахульго, был в высшей степени крутой спуск, около 50-ти сажен длины, по которому нельзя было спуститься иначе, как по приставленной лестнице. Вести апроши далее, до контрэскарпа, казалось немыслимым, так что все были убеждены в одном неизбежном исходе — атаке открытою силою.

14-го и 15-го чисел были разработаны четыре крытых хода для сообщения новых батарей с главными пунктами позиции, а артиллерия поддерживала все время сильный огонь против обоих Ахульго. Артиллеристы действовали прекрасно: все возвышавшееся над землей было разрушено или повреждено, но уцелела большая часть углубленных построек. Оставалось одно средство выжить горцев — это штык. Воспользовавшись усилением отряда до 13-ти баталионов, при 24-х орудиях и 6-ти мортирках, принимая в соображение утомление людей однообразною блокадою и тяжелыми работами, а с другой стороны, прекрасное настроение частей, жаждавших боя, отчаянное положение неприятеля на раскаленном утесе, без мяса (По неимению корма для скота.), без дров для варки пищи, почти без воды, среди гниющих трупов (О тяжелом положении осажденных много говорили лазутчики: они рассказывали, что между гарнизоном царит полнейшее уныние и что Шамиль намерен бежать. По другим же сведениям, он рассчитывал на помощь из верхних лезгинских обществ, на подвоз припасов и не падал духом. Последнее, как впоследствии оказалось, было вернее.) — [62] генерал-адъютант Граббе решил штурмовать 16-го июля оба замка.

По диспозиции на 16-е, войска распределены были следующим образом: правая колонна, полковника барона Врангеля (Впоследствии генерал-адъютант, командующий войсками в прикаспийском крае и один из главных виновников пленения Шамиля в 1859-м году.), из трех баталионов его полка, назначена была для атаки нового Ахульго со стороны сурхаевой башни; ей приказано было собраться за нижним гребнем и, как для спуска с него, так и для перехода через ров, запастись лестницами. Средняя колонна, маиора Тарасевича, из семи рот апшеронского полка, должна была собраться за батареею № 10-й, направиться по руслу речки Ашильты для прекращения сообщения между обоими утесами, а в случае возможности — содействия войскам барона Врангеля. Левая колонна, полковника Попова, из 1-го баталиона апшеронцев, назначена была демонстрировать против старого Ахульго, а в случае благоприятного исхода действий на остальных пунктах,— и овладеть им. Для направления колонн были назначены: в правую — генерального штаба капитан Вольф, в среднюю — штабс-капитан Милютин и в левую — штабс-капитан Эдельгейм. Остальные войска — пять баталионов, четыре горных единорога и сборный казачий полк — составили резерв штурмовых колонн. Все колонны должны были двинуться на приступ одновременно, по данному сигналу. Саперам приказано было заготовить достаточное количество туров и фашин для устройства ложемента по занятии передовых построек нового Ахульго.

С рассветом 16-го июля все наши батареи открыли сильнейший огонь по вынесенным вперед неприятельским постройкам, а к пяти часам пополудни все войска уже стояли в готовности на указанных им пунктах. Ровно в [63] 5-ть часов был выставлен белый флаг и колонны двинулись.

Правая колонна начала смело спускаться с нижнего гребня по лестницам, под убийственным неприятельским огнем. Целые ряды валились, но воодушевляемые личным примером полкового командира люди быстро собрались и 1-й баталион ринулся вперед. В несколько минут графцы были уже во рву и затем ворвались в укрепление. После кровопролитной резни боковые башни были заняты. Неприятель защищался с редким упорством; дрались даже женщины переодетые в черкески. Воодушевленные подвигом 1-го своего баталиона, остальные баталионы князя Варшавского полка подошли к ним на подмогу ранее, чем следовало и, таким образом, на узком перешейке столпилось около 1500 человек, составляя огромную цель для неприятеля. Сюда не замедлил политься целый град пуль из множества бойниц и завалов. Страшно терпя от огня, баталионы бросились было вперед, но за площадкою встретили второй глубокий ров, находившийся под перекрестным огнем из двух скрытых капониров. Положение было отчаянное; узкий путь назад был завален множеством убитых и раненых, а для устройства ложемента, чтобы сколько-нибудь прикрыться от губительного огня, саперы не могли втащить ни одного тура. К довершению всего — колонна оказалась вовсе без офицеров: храбрый барон Врангель был тяжело ранен, остальные убиты, ранены или в толкотне сброшены с кручи. Однако ото последнее обстоятельство, без сомнения влияющее неблагоприятно в бою даже на обстрелянную часть, нисколько не отразилось на молодецких баталионах: безответно, не трогаясь с места, как часовой на посту, стояли и гибли люди, не будучи даже в состоянии наказать скрытого врага. С наступлением ночи, подобрав раненых и тела, графцы, измученные боем, озлобленные [64] неудачею, по приказанию Граббе тихо спустились за нижний гребень. Продолжать штурм на следующий день — они уже не были в состоянии.

В других двух колоннах дело не дошло до столкновения: левая — ограничилась одною перестрелкою, средняя же — быстро бросилась вперед по самому руслу Ашильты и успела уже проникнуть довольно далеко в ущелье, но, встреченная убийственным огнем и градом камней, сперва приостановилась, а вслед затем, видя безуспешность действий барона Врангеля, отошла на сборный пункт.

По сведениям, доставленным лазутчиками, горцы потеряли около 150 человек, наш же урон был очень велик: из строя выбыло убитыми — один штаб, 6-ть обер-офицеров (Князя Варшавского полка подполковник Фукс, капитан Милорадович, поручик Соколов, подпоручик князь Шаликов 2-й, прапорщик Лазовский, л.-гв. егерского полка подпоручик Редингер и уланского Великого Князя Михаила Павловича полка корнет Воронов.) и 153 нижних чина, ранеными — 5-ть штаб, 26-ть обер-офицеров (Состоявший по армейской пехоте подполковник Муравьев, апшеронского полка маиоры барон Фитингоф, Тарасевич, подпоручик Никитин 2-й, князя Варшавского полка — командир полка полковник барон Врангель, маиор Комаровский, капитаны Рожицын 1-й, Афанасьев 2-й, Тухов, поручики Рожицын 2-й, Бучкиев, Вачнадзе, подпоручики Коллерус. Голотузов, Стандершильд, прапорщики Кривоносов, Хрищенович, Шлеер, Елистратов, Яннау, князь Аргутинский-Долгорукий, Пирадов, Михайловский и Эльвинг. Прикомандированные: л.-гв. преображенского полка подпоручик Потулов, л.-гв. драгунского полка прапорщик Штромберг, гусарского Короля ганноверского полка корнет Завиша и кизлярского казачьего полка хорунжий Шах-Абас-бек карчагский, кавказского саперного баталиона капитан Вильде, легкой № 5-го батареи 19-й артиллерийской бригады подпоручик Матисон и оренбургского казачьего войска сотник Чернев.) и 580 нижних чинов, контуженными — 8-мь офицеров (Апшеронского полка штабс-капитан Мягков, прапорщик Ковалевский, князя Варшавского полка поручики Кисловский, Пархомов, подпоручик Хрищенович, прапорщики Рябов, Залдостанов и лекарь Балабуха.) и 97 нижних чинов.

Вскоре после штурма, призвав заведывавшего [65] осадными работами кавказского саперного баталиона подполковника Вильде, генерал-адъютант Граббе отдал ему категорическое приказание во что бы то ни стало устроить крытый спуск от нижнего гребня до вынесенных вперед построек нового Ахульго.

Текст воспроизведен по изданию: Три года на Кавказе (1837-1839) // Кавказский сборник, Том 9. 1885