310. 1854 г. апреля 24. — Из протокола допроса турецкого шпиона Гаджи Измаил Ломан-Оглы о взаимоотношениях Турции и Шамиля.

Зовут меня и прозывают, как выше сказано, от роду мне 40 лет, веры магометанской, секты Омаровой, женат, имею одну дочь, кои находятся в г. Багдаде; коран читать могу, а писать не умею.

Я принадлежу к числу жителей гор. Ахалцыха, оставил место жительства в двенадцатилетнем возрасте, при занятии русскими войсками в 1828 году Ахалцыха. Скитаясь по разным местам в пределах Турции и Персии, во время войны турецкого султана с египетским пашой я поступил в ополчение баши-бузуков египетских и, пользуясь покровительством Ливи- Фаград-бея (он грузин), командовал 80 баши-бузуками и получал содержание сотенного начальника, т. е. по 250 крушей в месяц. После введения другими державами египетского паши в покорность султану я оставил помянутую службу, отправился в Багдад, где поступил к багдадскому валию Лаз-Али-паше исполнителем его распоряжений по краю (ичь-агаси), а по смене этого валия я проживал в последнее время в Диарбакирском пашалыке в Харпертской провинции. Летом прошлого года получив известие, что Рыза-паша, с которым я был знаком во время служения его при покойном султане Магмуде адъютантом (мабейнчи), назначен мусташиром Анатолийской Турецкой Армии, я прибыл к нему в г. Каре и поступил при нем в звание ичь-агаси.

До выступления турецких сил из Карса к Александрополю, я был истребован муширом Абдул-Керим-пашею (Абди-паша) в его присутствие и там он вместе с мусташиром вручили мне два письма, на имя Шамуиль (Шамуиль — более правильное произношение имени Шамиля в арабской транскрипции)-эфендия написанные, и приказали словесно передать Шамуилу: во-первых, что император Российский, требуя от султана некоторые права над Иерусалимом, хотел унизить великого султана; во-вторых, что султан по убеждению духовенства, надеясь на защиту Франции и Англии, объявил России войну (Речь идет о начале т. н. Крымской войны, имевшее место между Россией и Турцией в 1853 — 66 гг.) и войска его подвинуты от Карса, Баязета и Ардагана к пределам за Кавказским, и, в-третьих, что Шамуилу остается теперь, в довершение своих беспрерывных действий противу русских о вере, надеясь на неограниченную милость Порты, сообщить им о цели своей в предстоящих военных обстоятельствах. Из Карса до сел. Баяндура я следовал в рядах войск, а по прибытии в Баяндур я до начатия военных действий отправился пешком в виде нищего по Дилиджанской дороге: на Елисаветополь, Нуху, Шемаху, Кубу, Аты, Кази-Кумык, Чох, в самый Ведень, где в местечке переименованном Дарги, явился к Шамуиль-эфендию, подал ему письмо с передачею словесного приказания, который назначил мне пребывание в доме находящегося при нем беглого жителя сел. Казанир Шамхальского владения — Тотая-Муса-оглы. Хотя Шамуиль намерен был одарить меня деньгами, но я не принял, потому что при отправлении меня из Карса мне дали на путевые издержки ворох червонцев и кроме того я надеялся по благополучном возвращении получить от турецкого правительства примерную награду. Пребывание мое у Шамуиля [377] продолжалось около двенадцати дней, т. е. пока состоящий при нем египетский выходец Гаджи-Юсуф, пользующийся званием наиба, составил советы муширу и мусташиру и, по заготовлении, Шамуиль-эфенди лично отдал мне два письма с приложением к ним перевода русской газеты, найденной у убитого горцами казака и чертежного описания земель, обитателей ка Кавказе и за Кавказом, составленного названным Гаджи-Юсуфом египетским. И при этом Шамуиль-эфенди поручил мне на словах доложить муширу и мусташиру: 1) что он имеет в довольном числе войска и артиллерию; 2) что получаемые из Закавказских провинций от мусульман письма доказывают, что русские много боятся, чтобы он не препятствовал их сообщению с Закавказом; 3) что везде татары — как покорные России, так и непокорные — чрезмерно одушевлены настоящей турецкой войною; 4) что как покоренные Россией части горцев не состоят под его властью, то следует турецкому правительству обратиться к владетелям их: шамхалу Сарковскому, Юсуф-беку Кюринскому, агалару Казыкумыкскому и другим для общего восстания; 5) что он готов усердно действовать и соединиться с турецкою силой на тех пунктах, которые будут определены муширом; 6) что мушир и мусташир должны обо всем уведомлять его, для верных соображений и 7) что без предварительных оповещаний он не может приступить к наступательному движению, исключая только обстоятельств, относящихся до Дагестана собственно. Получив сказанные письма и словесные приказания, возвратился обратно до самого г. Кубы прежним путем, а оттоль чрез горы, отделяющие Кубинский уезд от Нухинского, спустился на Кабалинскую плоскость и шел на сел. Дягна (Нухинского уезда), имея ночлеги в пастушьих зимовниках, потом переправившись по мелководию чрез р. Алазань, прибыл к р. Кабир (Иоре), протекающей между Тифлисом и Сигнахом, где у ночевавших вместе со мною в кибитке кочующего жителя, трех неизвестных мне лезгин, покупавших там рогатый скот, тайно украл билет на русском языке написанный, зная, что таковой может доставить мне свободный пропуск чрез деревни поселян, и отсюда прибыл в гор. Тифлис, где, не оставшись ночевать, следовал далее по почтовой дороге до первой от Тифлиса станции, а от станции пошел стеною и, переправившись [через] р. Храм возле какой-то крепости, продолжал путь свой горами, ночуя в ущельях: наконец, вышедши, не доходя до Мокрой горы, на равнину, я встретился с одним незнакомым мне жителем Борчалинского участка, который объявил мне, что он идет в пограничные турецкие деревни для того, что брат его находится в бегах, и как заграничные жители уворовали в Борчалинском участке быков, то хозяева их по случаю бегства брата его, считая его сообщником сказанных воров, требует от него 8 быков с 80 р. серебром, и что так как пограничные турецкие деревни ныне состоят во власти русских, то он намерен разыскать помянутых уворованных быков и возвратить хозяевам их, — почему и я согласился следовать с ним далее до турецких деревень, но как недалеко от сел. Чизикмер усилившаяся мятель заставила нас спать под снегом, то мы на другой день утром пришли в сказанное селение с целью погреться и, входя в буйволятник одного незнакомого мне армянина, расположились на досках, там сложенных, и я из предосторожности письма, бывшие у меня, подложил тайно под доску так, что и товарищ мой не мог приметить этого, потом в самой скорости пришли к нам старшина деревни и жители оной, схватили нас, обыскивали, но бумаги остались необнаруженными, и за караулом [378] отправили в город Александрополь к местному участковому начальнику вместе с отобранными при обыске у меня десятью червонцами, тремя полуимпериалами, четырьмя руб. 50 коп. серебром, печатью, кинжалом и билетом, украденным мною у трех лезгин, и у товарища моего Исмаила, по отчеству мне неизвестного: пистолетом, кинжалом и двумя билетами, и участковый начальник на другой день препроводил нас к одному штаб-офицеру, который отправил на городовую гаупвахту, отколь, по выдержании двух или трех дней, перевели нас в крепость. Причем присовокупляю следующие сведения: а) в бытность мою в Ведене Шамиль посредством тестя своего Джемаладина помирился с Даниель-султаном, с год тому назад лишенным управления магалами горными; б) в Нухинском уезде я слышал, что все лезгины Казикумыкского ханства отозваны из мусульманских провинций агаларом, обнаружившим неблагонамеренность к России, и в) имена деревень, по которым я следовал к Шамилю и обратно, мне неизвестны потому, что я хотел пробраться в таком виде, чтобы никто не мог обнаружить меня. Что я все это показываю по сущей справедливости, в том прилагаю именную свою печать; меня же многие из коренных жителей знают, что я действительно служил у мусташира Рыза-паши.

Ф. 559, оп. 2, д. 3, л. л. 14-16. Подлинник. В конце документа печать допрошенного.