ПРУШАНОВСКИЙ К. И.
ПУТЕВОЙ ЖУРНАЛ
Выписка из путевого журнала генерального штаба штабс-капитана Прушановского.
Историческая записка о начале и развитии духовной войны (или превратного тариката) учения о нравственном элементе человека в Дагестане.
с 1823 г. по 1843 г.
В 1823 году, при Аслан-хане казикумухском, жил в Кюринском ханстве мулла Магомет, родом из сел. Яраг. По обширному уму он считался в числе дагестанских алимов 1, а по званию главного казия имел возможность приобрести большое состояние.
У муллы Магомета воспитывался, в продолжение семи лет, бухарец Хас-Магомет, который учился весьма прилежно; особенно же оказал большие успехи в арабском языке. По истечении семи лет Хас-Магомет удалился в Бухарию, но точно ли он отправился в свое отечество неизвестно, только через год опять возвратился к старому своему учителю.
Хас-Магомет, по возвращении своем, сначала жил как гость; старый его учитель полагал, что он намерен продолжать учиться; но тот не думал о занятиях и предался молитве, в коей проводил дни и ночи, и строжайшем посту; [2] тогда мулла Магомет начал замечать за его поведением. В одну ночь, как говорят старики сел. Яраг и носится предание по Дагестану, мулла Магомет пошел посмотреть, что делает Хас-Магомет, и видит, что в комнате Хас-Магомета горит свеча и он углубился в чтение корана; когда же кази вошел в комнату, огонь исчез; тогда мулла Магомет спросил ученика своего, как он должен понимать теперешнее странное поведение его, на какие деньги, когда он их не имеет, и откуда берет свечи; наконец, каким чудом огонь исчез сам собою?
"Ты трудился и учил меня в продолжение семи лет,— отвечал Хас-Магомет,— потом я возвратился в мое отечество Бухарию, где пробыл год в новом и самом деятельном учении и достиг до той высшей степени знания наук, которые и тебе, алим, неизвестны. До сих пор я ничем не мог отблагодарить тебя за семилетний труд твой — учить меня; но теперь я возвратился в твой дом, чтобы передать тебе мудрость бухарских алимов, неизвестную в странах Дагестана".
Тогда мулла просил Хас-Магомета сообщить ему новые и неизвестные для него сведения, но Хас-Магомет отвечал, что без благословения кюрдамирского эффендия Гаджи-Исмаила не может исполнить его желания и предложил мулле отправиться в Ширван, в сел. Кюрдамир, к тому эффендию, который благословит и научит как достойно достигнуть высшей степени изучения его новой науки. Мулла Магомет, пригласив многих кюринских мулл, вместе с ними и Хас-Магометом отправился в Кюрдамир. Гаджи-Исмаил был в саду, когда приехали к нему кюринские гости. Мулла Магомет со всеми с ним приехавшими пошел в сад и они увидели, что эффендий Гаджи-Исмаил срубает молодые ветви с тутовых дерев; по строгому же закону мусульман, чему в особенности следуют богобоязливые муллы, почитается грехом рубить молодые деревья, или ветви, или [3] срывать выходящие из земли отростки растений. Когда эффендий заметил вошедших в сад его гостей, а с ними и Хас-Магомета, то, прежде приветствия, обратился к мулле Магомету и сказал: — "Я знаю о чем вы теперь думаете: вы удивляетесь зачем я срубаю молодые ветви тутов? Срубаю их, чтобы кормить шелковичных червей, от которых получаю шелк, единственное средство к пропитанию моего семейства".
Я не умею оценить силы смысла слов эффендия Исмаила, но только на всех его слушателей они сильно подействовали и, начиная с муллы Магомета, все его спутники поодиночке начали подходить и целовать руки эффендия. Прошло несколько дней в совещаниях, заключившихся в том, что мусульманская вера колеблется; что мусульмане предались греху, пьянство и разврат сделались им знакомы; что, наконец, мусульмане не ведают шариата, будучи же подвластными неверным, не могут возвыситься до постижения великой науки тариката.
Согласившись приступить к доброму делу — навести мусульман на путь истины, эффендий Исмаил благословил и провозгласил муллу Магомета старшим мюршидом (глава последователей нового толкования во всем Дагестане).
Таким образом, в магометанском законе, у нас в Дагестане явилась новая мусульманская исправительная секта, под названием «исправительного тариката» 2. [4]
Из всего сказанного легко заметить, что всему этому виновник Хас-Магомет. Он вместо поездки в Бухарию жил год в Кюрдамире у эффендия Исмаила, и они-то двое были первою причиною продолжающихся смут в Дагестане; а муллу Магомета, известного во всей стране этой по его честной жизни, уму, состоянию и всеобщему уважению, избрали орудием исполнения их фанатического замысла.
Вслед за этим, по мере возможности, или по мере собранных мною сведений, постараюсь изложить смысл и успех развития в Дагестане превратного тариката.
Мулла Магомет, возвратясь в свою деревню Яраг, начал придумывать все, чем бы мог сблизиться с своими единоземцами, кюринцами, для привлечения их на свою сторону; он не жалел ни денег, ни своего имущества, делал частые угощения и народ толпился в его доме, с жадностью слушая и удивляясь словам и созерцаниям своего кази.
В один день, при большем против обыкновенного стечении народа, мулла Магомет, после долгого молчания, начал так говорить к народу:
— "Я самый грешный человек перед Богом и [5] пророком. До сих пор я не ведал, что Бог нам повелел, Магомет пророчествовал. Теперь только я постиг эту высокую истину: все мои дела до сих пор лежат грехом на душе моей; мною взятый с вас зекат (десятина) муллам не следует брать, а потому я сделал большое преступление. Мое имение вам принадлежит; я сознаюсь, простите меня, а если хотите, дозволяю, возьмите все мое имущество и разделите его между собою".
Они все единогласно его прощают и его имущество оставляют неприкосновенным.
Потом мулла Магомет объявил столпившемуся около него народу, что давно желал, а сегодня намерен растолковать им в чем состоит истинный магометанский закон. Народ! — говорит он,— мы не магометане, не христиане, не идолопоклонники — истинный магометанский закон вот в чем заключается:
"Магометане не могут быть под властью неверных. Магометанин не может быть ни чьим рабом или подданным и никому не должен платить подати, даже мусульманину.
"Кто мусульманин, тот должен быть свободный человек и между всеми мусульманами должно быть равенство.
"Кто считает себя мусульманином для того первое дело — газават (война против неверных) и потом исполнение шариата. Для мусульманина исполнение шариата без газавата не есть спасение. Кто исполняет шариат, тот должен вооружиться во чтобы то ни стало, бросить семейство, дом, землю и не щадить самой жизни. Кто последует моему совету, того Бог в будущей жизни с излишком вознаградит.
"Будучи под властию неверных, или чьей бы ни было (здесь он разумел Аслан-хана казикумухского и вместе бывшего владетелем кюринского ханства) все ваши намазы, все урючи, все странствования в Мекку, ваш нынешний законный брак и все ваши дети, бичь (незаконные); самые жертвы бедным, чтение корана, памятники умершим,— с прибытием русских ничего не значат. [6]
"Народ! мы отвергнуты от всех законов; мы гости в этом свете; мы все должны идти в настоящее свое место, чтобы там найти спасение.
"Вот что говорит пророк: — Тот мой мусульманин, — который не жалеет ни жизни, ни имения, ни семейства; кто исполняет волю корана, распространяет в свет мой шариат.— Кто так будет поступать, тому обещаю, что на том свете он станет выше всех святых, до меня бывших.
"Народ! клянись теба (клянитесь оставить все грехи и впредь их не делать); дни и ночи проводите в мечети, молитесь Богу с усердием, плачьте и просите его, дабы он вас помиловал, а когда нужно будет вооружиться, о том я узнаю по вдохновению от Бога и тогда объявлю вам; но до тех пор плачьте и молитесь."
"Я самый грешный человек в целом свете, простите меня, я уже отказался от всего мирского.
После этих слов мулла Магомет ушел в свою комнату и с тех пор начал постоянно дни и ночи проводить в молитве. Мусульмане, на умы которых сильно подействовали слова Магомета, разошлись по своим селениям и каждый из них в кругу своего семейства начал передавать слова их кази.
С тех пор двери мечетей редко были затворяемы: мужчины и женщины, не только взрослые, но даже и дети, толкались в храмах пророка, молились Богу, плакали, закаивались грешить. Слух о мулле Магомете распространился по всему Дагестану, и со всех сторон дагестанцы начали стекаться в сел. Яраг, дабы слышать и видеть муллу Магомета; принимали от него благословение, клялись следовать его учению, признавали мюршидом, а себя его мюридами (последователями нового толкования).
Со дня на день новое учение в Дагестане начало более и более распространяться; в сел. Яраг приходили муллы со [7] всех сторон, жили там по месяцу и по два; наблюдали за поведением мюршида и всегда находили его в духовных трудах, молящимся Богу.
Все признают его святым и, возвратившись в свои дома, начинают подражать ему в образе молитвы и жизни. В 1824 году тайна превратного тариката начала ясно выказываться.
Мюриды в сел. Яраг поделали деревянные шашки, начали ходить по улицам и вне селения; приближались ли они к углу дома, забору, дереву, надгробному камню,— останавливались, поворачивались лицом к Каспийскому морю на северо-восток, т. е. к стороне России и ударяли деревянными шашками при криках: "мусульмане, газават! мусульмане, газават! газават!"
По целым дням скитались они в окрестностях селения с теми же обрядами, с теми же криками. Вскоре и в других селениях начали подражать мюридам ярагским; потом мюриды одного селения переходили в другое; их крики "мусульмане газават" не только пронеслись по всем кюринским владениям, но перешли во все соседственные общества и проникли в северный Дагестан.
В марте месяце генерал Ермолов, окончив дела в северном Дагестане, во владениях шамхала тарковского, прибыл в г. Кубу, где и получил сведения о кюринских происшествиях. Тогда генерал Ермолов призвал Аслан-хана казикумухского, велев ему прекратить кюринские беспокойства. Аслан-хан отправился в кюринское владение, в сел. Касим-кент, куда и вытребовал к себе муллу Магомета и других мулл почти со всех кюринских селений.
Аслан-хан спрашивает у кази: какое он выдумал новое учение, зачем выдумывает новую секту и соблазняет народ? Далее Аслан-хан говорит ему: "разве ты не знаешь силу русских и сколько через тебя может пострадать и погибнуть безвинного народа?" [8]
"Конечно, русские сильнее вас,— отвечает мулла Магомет, - но Бог сильнее русского государя. Мы были грешными людьми, нам должно загладить прежние наши поступки, просить Бога, чтобы он простил вас; я молюсь единому Богу, я оставил светскую суету для умилостивления его, вреда же никому не делаю".
"Согласен,— говорит Аслан-хан,— но зачем твои мюриды, поделав деревянные шашки, ходят по селениям, переходят поля, скитаются по лесам и если что встретят на пути, останавливаются, поворачиваются лицом к востоку, ударяют шашками и кричат: "мусульмане газават!" Разве вы не знаете, что этим много худого накликаете на свой народ!”.
На этот вопрос хана вот оригинальный, и мне кажется, прежде приготовленный ответ муллы Магомета.
"Мои мюриды столько постигли высокую истину о могуществе и величии Бога, что, возносясь к нему мыслями и чувствами, предаются безотчетной любви ко Всевышнему (Ашне) и приходят в исступление. Они еще сами не понимают, что делают; они невинны в своих поступках, которые, впрочем, ясно нам показывают, что магометанам должно делать. Я бы, хан, и тебе советовал оставить мирскую суету, подумать куда мы все пойдем — от последнего раба до царей и пророков. Нет спасения на том свете, если мы не успеем постигнуть могущество Бога, не будем исполнять по шариату Его святую, истинную волю".
"Я исполняю шариат, — отвечал хан, — как повелевает коран".
— "Несправедливо,— возразил мулла Магомет,— будучи подвластным рабом неверных, исполнение вашего шариата ничего не значит".
Эти слова муллы Магомета сильно оскорбили Аслан-хана и он, в первом на него гневе, дал ему пощечину, а всех прочих мулл заставил плясать в продолжение целого часа. Когда же гнев прошел, Аслан-хан устыдился своего [9] поступка и говорит мулле Магомету:
"Прости меня, я тебя ударил; но прошу не собирать твоих мюридов, не действуй явно. Русское начальство будет от меня требовать выдать тебя, я должен буду исполнить его волю, но боюсь гнева Божьего: могу ли передать в русские руки такого ученого алима, каков ты; если же не выдам тебя, сделаюсь изменником; русские разорят мое ханство, а меня с семейством выгонят из моих владений."
— "За мою обиду Бог тебя простит,— отвечает мулла Магомет,— но ты, хан, по крайней мере, истинно, не люби русских, не старайся покорять дагестанские народы и передавать в их владения. Если ты не можешь позволить своим подданным продолжать тарикат, то хотя не препятствуй в том прочим дагестанцам, пусть они действуют. Если русские будут иметь много неприятелей, то ты им будешь нужен, тебе отдадут честь, осыпят наградами, а если русские покорят Дагестан, тогда ты им более не нужен; может быть тебя не лишат ханства, но ты не будешь иметь той власти, какая теперь в твоих руках; твои же подданные не будут наслаждаться тем спокойствием, которым они ныне могут похвалиться."
Аслан-хан согласился с мнением муллы Магомета; даже, как можно полагать по дальнейшим его действиям, был прельщен учением Магомета, обласкал его и, сделав ему подарок (архалух), отпустил. Прочих же кюринских мулл оштрафовал по буйволу и донес генералу Ермолову, что все прекращено и успокоено. Через несколько дней Аслан-хан возвратил и муллам взятый с них штраф.
Когда мулла Магомет возвратился в дом, народ опять начал к нему собираться, тогда он обратился к нему с следующими словами:
"Народ! Я грешный человек, слишком возгордился вашею ко мне доверенностью, за то Бог и определил мне
[10] наказание: Аслан-хан ударил меня и тем я унижен, посрамлен пред лицом народа. Он это сделал со мною по воле Божьей, а сам собою ничего не в состоянии сделать, даже муху истребить."
"Когда истинный мусульманин поступает как велит нам шариат, тогда унизить его без воли Бога никто не в состоянии. Я молюсь Ему, чтобы он простил гордость мою и Аслан-хана."
Мулла Магомет запретил им бегать с шашками и открывать неприязненные действия и велел ожидать пока он не призовет их к оружию.
Вскоре в сел. Яраг приехали: из Койсубу, неизвестный до тех пор, гимринский житель Мулла-Магомет (Кази-Мулла); из Аварии — Ших-Шабан, из Шамхальского владения с. Гюбден — мулла Гаджи-Юсуф, из Казикумухского ханства — мирза Аслан-хана, мулла Джемал-Эддин и другие. Мюршид Мулла-Магомет им объявил, что Кюринское ханство покорено русскими, в с. Кура стоят русские войска; Аслан-хан боится, а потому кюринцы не в силах вооружиться против гяуров. Далее он говорил:
"От имени пророка повелеваю вам: ступайте на свою родину, собирайте народ, прочтите ему мои наставления, вооружайтесь и идите на газават! Истребите русских, освободите мусульман, братьев ваших. Если выбудете убиты в сражении, рай вам награда; если кто убьет русского, тому рай награда; если же вы убежите с поля сражения или через деньги или через ложные обещания — покорят вас; тогда ваши мечети будут обращены в церкви. Вы будете вечно прокляты, для вас не будет спасения и бойтесь гнева Божьего! Ваш народ вольный, независимый от русских, живет в крепких местах, вы храбрый народ. Один мусульманин должен идти против десяти неверных, не должен бояться [11] и оборачиваться спиной к гяурам, ступайте лицом к лицу; и кто так будет поступать, тому — рай награда, будет святым. Вот ваши обязанности, на них благословляю вас, (обратясь к Кази-Мулле) и тебя, газий Магомет (газий — ведущий священную войну). Отправляйтесь же домой."
С этих пор во всей силе начало распространяться новое толкование тариката. Кюринцы начали чуждаться русских; фанатизм овладел большею частью Дагестана и мусульмане с нетерпением ожидали той минуты, когда начнется великое, спасительное дело для исламизма.
В 1825 году местное начальство вторично довело до сведения генерала Ермолова о действиях муллы Магомета и об усиливании тариката. Генерал Ермолов строжайше предписал Аслан-хану схватить муллу Магомета и доставить в Тифлис. Аслан-хан поручил Гарун-беку, нынешнему правителю Кюринского ханства и прапорщику Монатилю арестовать мюршида. Мулла Магомет без всякого с его стороны сопротивления был приведен в главное кюринское селение Кураг, откуда он ушел; неизвестно, может быть и отпустили его. Он скрылся в верхней вольной Табасарани, где начал с успехом распространять свое учение, а все его семейство и брат остались в с. Яраг.
В 1826 году отъезд генерала Ермолова при нашествии персиян, и потом персидская и турецкая войны отвлекли внимание генерала Паскевича от дел в Дагестане, что дало возможность созреть учению муллы Магомета и приготовить Дагестан к продолжительной борьбе с русскими. Аслан-хан же даже призвал из Табасарани муллу Магомета и опять дозволил ему жить в своем семействе в с. Яраг.
Кази-Мулла, как было выше сказано, приняв от мюршида благословение на газават, возвратился в с. Гимры и начал мало по малу приготовлять гимрийцев к принятию нового толкования тариката. "Есть,— говорил он,— [12] христиане, есть евреи и много народов на свете; у всех их есть закон, которому они следуют, только мы, мусульмане, живем без веры. У христиан — евангелие, у евреев — талмуд, у мусульман — коран и святой шариат; а мы, мусульмане, не действуем ни по евангелию, ни по талмуду и не знаем, что такое шариат. Все дагестанцы, а с ними и вы, преданы пьянству, воровству, разбою. Вы упиваетесь, один у другого забираете имущество, проливаете кровь мусульманскую."
Кази-Мулла в своих толкованиях передал им наставления муллы Магомета и со всею восторженностью развил смысл и цель газавата. Слушатели клялись во всем следовать его наставлениям и беспрекословно исполнять его волю.
Через семь месяцев после склонения гимринцев Кази-Мулла вместе с Шамилем и другими ревностными мюридами отправился в с. Черкей и начал делать жителям те же увещания, коими успел склонить первых. Выслушав Кази-Муллу, черкеевцы отвечали ему: "научай нас шариату, между нами не будет ни убийц, ни воров, не встретишь пьяницу; будем молится Богу, чтобы он простил наши прегрешения; но если ты потребуешь от нас держать газават — воевать с русскими, то мы объявляем тебе, что отказываемся от этого. Наши аманаты в Андрееве, наши стада пасутся на землях занятых русскими, мы им не в состоянии сопротивляться; мы можем погибнуть".
— "Нам шариат,— говорит Кази-Мулла,— дозволяет быть в мире с русскими. Вы можете повиноваться и давать им аманатов, пока они сильнее нас; но настанет время, когда какой-либо из сильных владетелей востока, во славу корана, покорит русских и над ними распространит свою власть; тогда вы можете и должны восстать против русских и объявить газават; до тех же пор повинуйтесь им". [13]
Черкеевцы клялись строго соблюдать шариат и тотчас приступили к тому, что вылили все вино (чапу) и разбили кувшины. По склонении черкеевцев, обратился он с толкованием к каранаевцам и в другие селения, и везде имел успех.
В начале 1829 года успех проповеди Кази-Муллы заставил обратить на него внимание престарелого шамхала Тарковского, генерал-лейтенанта Мехти, который, убедясь в справедливости учения Кази-Муллы, увидел, что и его подданные совершенно развращены, и потому писал к нему: "Я слышал, что ты пророчествуешь. Если так, то приезжай ко мне, научи народ мой и меня святому шариату; если же ты не приедешь, то бойся суда Божьего; на том свете я укажу на тебя, как на виновника, которого просил, но он не хотел наставить меня на путь истины."
Кази-Мулла отправился в с. Параул, тогдашнее местопребывание шамхала и говорит ему:
"Шамхал, ты валий Дагестана, все народы тебе повинуются, а которые независимы, послушают тебя. Ты имеешь в Дагестане вес и уважение, ты должен быть блюстителем шариата. Твои подданные называют себя мусульманами не ведая, что такое мусульманин. Все люди подвержены грехам; грех лежит и на твоей душе; так дозволь мне научить твой народ шариату; прикажи ему слушать меня и за такое доброе дело Бог наградит тебя раем."
Шамхал Мехти был известен своею преданностью к России, но, не полагая чтобы могли от того произойти какие-либо дурные последствия, согласился на просьбу Кази-Муллы. В то же время шамхал отправился в С.-Петербург и умер на возвратном пути. Отъезд шамхала развязал руки Кази-Мулле; он начал распространять новое толкование тариката и в шамхальском владении. Оба селения Казанища первые приняли его учение. [14]
Несмотря на успех нового учения и возрастающую славу Кази-Муллы, нашлось весьма много из мусульман благоразумных людей, ясно понимающих как гибельны для народа его замыслы. В селениях Эрпели и Каранай начали единогласно говорить, что они не должны слушать Кази-Муллу в том, чему не следовали их отцы. Узнав об их толках, Кази-Мулла немедленно отправился с своими приближенными в дер. Каранай и потом Эрпели, взял из самых почетных граждан аманатов, отправил их в Гимры и потом арестовал.
В это самое время в койсубулинском селении Араканах (Харихан) жил учитель Кази-Муллы, знаменитый алим Сагит-эффендий, которому подобного алима до сих пор не было в Дагестане. Обласканный и уважаемый генералом Ермоловым, он был известен нашему правительству. Сагит-эффендий начал опровергать учение нового превратного тариката и народ стал с ним соглашаться. Кази-Мулла, видя, что Сагит главный виновник не полного его успеха, собрал своих приближенных и внезапно ночью напал на дом своего учителя. Сагит никак не предполагал, чтобы Кази-Мулла, почтительный и прилежный его ученик, оказался столь дерзким, что решился поднять руку против своего наставника, и потому не предпринял никаких мер предосторожности.
Кази-Мулла сжег дом Сагита и все его сочинения, над которыми он трудился от юных лет до глубокой старости. Однако самому Сагиту удалось бежать к Аслан-хану. После того Кази-Мулла не имел соперника; жителям же Араканы объявил, чтобы они непременно приняли шариат и шли на газават; в противном случае не только истребит, сожжет все селение, но велит перебить всех жителей от ребенка до старика. Араканцы должны были покориться и дали ему тридцать человек аманатов. [15]
Пробыв 20 дней в Араканах, Кази-Мулла отправился в с. Унцукуль и те койсубулинские селения, кои еще ему не повиновались. Склонив на свою сторону почти всю Койсубу, он с своими мюридами начал переходить от одного общества к другому, не встречая сопротивления: гумбетовцы, андийцы и, наконец, все аварцы покорились ему; только один Хунзах в Аварии остался верным своему хану; полчища тарикатистов остановились при деревне Ахалчи. Ханша Паху-Бике, мать юного аварского хана Абу-Нунцала, послала сказать Кази-Мулле, чтобы он не приезжал в Хунзах, и что она даже готова выдать ему в аманаты одного из ее сыновей. Кази-Мулла не внял однако ее просьбам и подступил к Хунзаху. Это было в 1830 году; в его толпах считалось до 8000 мюридов.
Аварский хан Абу-Нунцал был в юных летах; подданные не доверяли его мужеству и боялись сопротивляться грозному врагу. Тогда старая ханша с шашкою в руках явилась пред народом. — "Вы, хунзахцы, не должны носить шашек, отдайте их женщинам, а себя покройте "чадрами." Хунзахцы, пристыженные словами Паху-Бике, с отчаянием бросились за юным ханом. Абу-Нунцал разбил Кази-Муллу на голову и заставил его удалиться из Аварии. За такое дело аварцы получили от Императора Николая I георгиевское знамя.
В одно время с описанными предприятиями Кази-Муллы, Ших-Шабан вместе с Гамзат-беком сделали успешное нападение на Закаталы. В то же время мулла хан Магомет табасаранский открыл свои действия против Майсумства (южной Табасарани, владетеля Ибрагим-бека), мулла Джеман бежал от Аслан-хана в с. Цудахар, акушинского общества, где и распространял толкование тариката, но за оружие не принимался. Гаджи-Юсуф гюденский, не будучи в состоянии особо действовать, присоединился к Кази-Мулле. Наконец, [16] мюршид мулла Магомет опять бежал в Табасарань. Это было причиною, что, после первых действий Кази-Муллы под Хунзахом, фельдмаршал Паскевич узнал виновника нового толкования тариката; а потому потребовал от Аслан-хана доставить к нему муллу Магомета, но мирза мулла Джеман предуведомил мюршида.
Кази-Мулла, претерпев поражение под Хунзахом, возвратился в Гимры, собрал койсубулинцев и говорил им:
"Наша неудача под Хунзахом от того произошла, что мы, хотя принадлежим к последователям истинного тариката, но не только о нем, даже о шариате в нашей душе таится сомнение: справедливы ли они или нет. Мы к ним не привязаны от истинного сердца. Народ! кто хочет поступать, как повелевает истинный тарикат, тому не должно бояться смерти; каждого из вас ожидает рай и в нем прелестные гурии! Примите теба 3 и умоляйте Бога о прощении ваших грехов."
Кази-Мулла от неудачи в Аварии и потом от щедро рассыпанных Коргановым, по воле фельдмаршала Паскевича, подарков и денег между дагестанцами, скоро потерял веру в народе. Только одни Гимры остались на его стороне; вся же Койсубу отложилась, и когда в этом году генерал-лейтенант Розен явился на горе Харакс против Гимров, койсубулинцы выслали к нему из всех селений старшин, которые и принесли присягу на верноподданство Императору.
Генерал-лейтенант Розен удовольствовался этим и, не считая нужным заставить Гимры покориться, возвратился с своим отрядом. Кази-Мулла, почти совсем обессиленный, не унывал и, созвав к себе всех мулл и старшин койсубулинских, говорит им, что сам Бог помог ему: " русские не смели спуститься к Гимрам и, ничего не сделав, [17] без всякого успеха ушли от них; а потому нам нечего бояться русской славы, и должно идти на них смело, напасть на Тарки, потом на Андреевскую деревню, как нам Бог укажет."
Представив отступление генерал-лейтенанта барона Розена как торжество мусульман, Кази-Мулла в кратких словах, но понятных для грубого разума, развил гигантский свой замысел и, покорив умы всех койсубулинцев, вложил им мысль, что они будут главным орудием славы мусульман и полного торжества исламизма; что им предстоит первая слава, первая добыча, первое место в раю и первые прелестнейшие гурии.
Койсубулинцы опять перешли на сторону Кази-Муллы и он, ни мало не медля, призывает всех правоверных собраться в Шамхальских владениях в лесу Чункескен.
Когда сделалось известным о том сборе тарикаторов, тогда генерал-маиор князь Бекович пошел против Кази-Муллы; но слабые его силы и крепкая неприятельская позиция заставили его возвратиться без всякого успеха, что еще более увеличило нравственную силу тарикаторов, чем Кази-Мулла не преминул воспользоваться, начав действовать еще с большею решительностью, разослав воззвание на арабском языке ко всем дагестанским народам: что сам Бог его защищает; что русские на него нападать не осмеливаются; что кто верит в единого Бога и его пророка Магомета, явился бы к нему, дабы идти против русских.
Храбрейшие из дагестанцев начали собираться в стан Кази-Муллы. В числе их прибыл из Чечни, родственник шамхала, Ирази, бывший владетель Казанищ, но по обстоятельствам туда бежавший. С появлением Ирази шамхальские селения начали одно после другого переходить на сторону тарикаторов. Из чункескенского лагеря Кази-Мулла сделал предприятие на Атлубу (или Атлы-Буюн) к сев.-западу от [18] Тарков; потом разорил Параул, тогдашнее местопребывание шамхала; наконец взял Тарки и осадил кр. Бурную, но здесь был разбит на голову и отступил в прежний свой стан, чункенскенский лагерь, где и простоял десять дней никем не обеспокоиваемый. Этот кратковременный отдых, по обстоятельствам, был весьма достаточным для нового его усиления: все земли за рекой Сулаком перешли на его сторону; Кази-Мулла успел собрать новые значительные полчища и, ни мало не медля, придумал и решился на новый план действий.
Но его предприятие против Внезапной не имело успеха. Он должен был отступить по направлению к ауховским землям, преследуемый генералом Эммануэлем, где произошло кровопролитное дело: тарикаторы имели над ним верх; после чего Кази-Мулла вновь возвратился в чункенскенский лагерь. В августе месяце прибыли в чункескенский лагерь депутаты из Табасарани.
”Мы приняли учение тариката,— говорили они Кази-Мулле,— святой шариат свято исполняем, признаем нашим мюршидом муллу Магомета, за то Бог нам помогает; не устояли противу нас ни русские солдаты, ни майсумские всадники; на горе Каргул, где был разбит Шах-Надир, мы разбили гяуров. Мюршид благословил тебя на газават. Табасарань, Кайтах, Терекем и все тамошние народы ждут тебя; иди же с ними на газават."
Тогда же разнесся ложный слух о разрыве Персии с империею; а потому наши войска, бывшие в южном и среднем Дагестане, выступили в Ширвань и кроме двух баталионов дербентского гарнизона, других войск там не было. Человеку и без ума и предприимчивости Кази-Муллы, сами обстоятельства показали бы, что должно делать. [19]
Воззвание Кази-Муллы к дербентцам, прежде его похода к сему городу.
Во имя Бога Всемогущего и всепокровительствующего.
Наш приказ.
"Мы, рабы Божие, сильные и опасные как для всех злонамеренных угнетателей, так и для тех, которые питают вражду к проникнутым святым шариатом, напротив милостивые по воле Творца ко всем последовавшим благим нашим советам и обращающимся к истинной вере мусульман.
Да узнают народные собрания, что мы жертвуем жизнью и всеми благами земли, дабы возвеличить слово Божие и исполнить святую волю Всевышнего.
Если вы какою-либо хитростью можете избегнуть предстоящей воле судьбы, то употребите ее, дабы потом не сказать вам, что непредвидимый случай виною вашего несчастия.
Когда мы приступим к земле какого-либо враждебного народа, то положение его соделывается как утро устрашенных. Когда же вы раскаетесь чистосердечно, тогда все имущество ваше останется в руках ваших и все вы останетесь неприкосновенны. В противном случае, да будет известно вам, что лишь только зима сбросит с себя холодное покрывало и весна появится в своем цветущем одеянии, мы двинемся к вам с войсками, которым вы не будете в силах поставить преграды, выгоним вас из жилищ ваших, и только в надежде, что после этого вы раскаетесь, мы подвергнем вас легкому наказанию и удержимся от страшнейшего.
Народы! мы, добрые для мусульман и грозные для неверных, выступили помогать нашим собратьям мусульманам; и да будет им мир и благословение Божье до скончания света. Аминь. Собратия наши! терпение все превозмогает; внушайте его один другому; будьте единодушны между собою и бойтесь Бога; дабы надеяться [20] вам на спасение душ ваших и избавить их от мучений, определенных неверным и злоумышленникам веры. Творец не одобряет поступков возмутителей; так держитесь против врагов мусульман до нашего прибытия к вам; не покоряйтесь преступным, ничего ни опасайтесь — во истину говорю, вера наша восторжествует."
Кази-Мулла является на самое место общественных собраний кайтахцев (на дороге от Великента в Менджамс); все тамошние народы присоединились к нему, только южная Табасарань, принадлежащая Ибрагиму-беку киргагскому, осталась верною Государю Императору; за то селения южной Табасарани и подвергнулись совершенному разорению. После чего Кази-Мулла подступил под Дербент, продержал оный восемь дней в блокаде.
С прибытием к Дербенту отряда генерал-маиора Каханова из северного Дагестана, Кази-Мулла принужден был снять блокаду и отступить в северную Табасарань, в сел. Руках и Гюмиди, куда прибыло и семейство мюршида муллы Магомета. Кази-Мулла женился на его дочери; потом распустил свои ополчения и, обещаясь вскоре опять осадить Дербент, отправился в Гимры вместе с муллою Магометом и его семейством.
В этом году Кази-Мулла еще делал набеги на Кизляр и город был совершенно разбит; после чего он опять занял чункескенский лес.
Но это был последний успех. Отряд генерал-маиора Каханова был поручен полковнику Миклашевскому. Кази-Мулла ушел из лагеря в Гимры, поручив начальство Гамзат-беку. Миклашевский атаковал лагерь; неприятель был выбит и бежал; но за эту победу храбрый Миклашевский еще в начале боя заплатил своею жизнью.
В начале 1832 года Кази-Мулла имел небольшие успехи на Кавказской линии между Владикавказом и [21] Кизляром; но в это время сам корпусный командир, генерал-адъютант борон Розен, вступает в Чечню, предает ее всеобщему разорению, переходит Сулак в Миатлах и чрез Темир-Хан-Шуру подступает к сел. Гимрам.
Еще в прошлом году, со времени отступления Кази от Дербента, у дагестанцев ослабла к нему вера; беспрестанные же воззвания с нашей стороны на арабском языке, которыми ясно и словами Магомета из корана опровергалось ложное их толкование тариката, до крайности ослабили Кази-Муллу.
Он зовет на помощь к себе Гамзат-бека, тогда стоявшего с отдельным скопищем ири сел Ирганай; призывает весь дагестанский народ; но на его зов нет отголоска.
Кази-Мулла, получив решительный отказ от Гамзат-бека подать ему помощь, говорит окружающим его. — "Теперь мой конец; я умираю, защищая родину, защищая святую истину тариката, защищая святой шариат; кто хочет умереть, останься со мною."
С ним остались только гимрийцы и верный друг его Шамуил (Шамиль). Произошло дело упорное; но кавказские воины, одушевленные присутствием самого корпусного командира, не думали об опасностях. Им нужна была победа.
Тарикаторы разбиты и сам Кази-Мулла был убит на завале вместе с 60-ю ему преданными и самыми отчаянными мюридами. Остальные разбежались.
При конце жизни Кази-Муллы, как не ослабла в народе вера в святость нового толкования тариката и силу самого Кази, однако его смерть возвратила весь первоначальный фанатизм мусульман. И этому русские сами были причиною, но в обстоятельстве на первый взгляд совершенно маловажном. Было найдено мертвое тело Кази-Муллы в таком положении, что он одною рукою держался за бороду, а другою — указывал на небо. Это то самое положение, в котором, мусульмане полагают, может быть только правоверный в [22] минуту самых теплых молитв праведника, когда он духом своим возносится до постижения могущества Всевышнего.
Когда тело Кази-Муллы было нами отыскано, его в том же положении выставили на показ народу. Мусульмане, увидев труп Кази-Муллы, начали каяться, что погрешили против своего главы, говоря: "Кази-Мулла был праведником при жизни и тем же остался после смерти; он святой; смотрите, он мертвый молится Богу; нам нужно жить, как он нас учил."
Смерть Кази-Муллы оканчивает первый период духовной войны в Дагестане. Мулла Магомет после гимрийского дела отправился к Гамзат-беку в Ирганай и благословил его преемником Кази-Муллы.
Уничтожение Аварского ханского дома и убиение имам-Аазама Гамзат-Бека.
После смерти Кази-Муллы, казалось, не было надежды к продолжению духовной войны в Дагестане. Действительно, 1833 год прошел по-видимому с обеих сторон в бездействии; но имам-Аазам Гамзат-бек 4, не теряя ни одного удобного случая для приобретения власти, воспользовался общим отголоском в народе о святой смерти Кази-Муллы и, деятельно распространяя новое толкование тариката, набирал мюридов, дал при себе убежище русским беглым солдатам, из коих составил роту своих телохранителей; обмундировал и вооружил их подобно нашей пехоте. Эта рота постоянно содержала караул при его доме, а в поле — при его ставке, которым доверял он более нежели мусульманам, кроме того, принял к себе одного из беглых разжалованных офицеров 5, умевшего снискать его расположение и [23] доверенность до того, что он был во многом первым советником главы мюридов. В этом году Гамзат-бек сделал нападение только на одно из селений мехтулинских владений. Против него были посланы Ахмет-хан мехтулинский, Абу-Муселим, нынешний шамхал и акушинский кадий; но Гамзат разбил на голову их милиции.
В 1834 году Гамзат-бек собрал при селении Гоцатль до 1200-т человек. Гоцатль, аварское селение, лежащее в 18-ти верстах к западу от Хунзаха, имел в то время 400 дворов, населенных богатыми жителями. Гамзат-бек располагал из этого селения сделать свою столицу, или сборный пункт, от которого мог бы свободно действовать по всем направлениям в Дагестане, а при неудачах защищаться в аварских горах и наконец в крепкой местности самого Гоцатля; по той причине он весьма сильно и деятельно укреплял его, но для исполнения сего предположения имам-Аазам видел, что ему нужно было покорить всю Аварию.
В этом году движением своих полчищ к Хунзаху открывает он первые неприязненные действия. В виду древней аварской столицы, раскинув свой стан, начал он истреблять хлеба и все засеянные поля. Потом послал своих поверенных к аварскому хану, молодому Абу-Нунцал хану, верному империи и известному победителю Кази-Муллы. Поверенные от имени имама требовали от него, чтобы он соединился с ними и принял предводительство над всеми войсками тариката; а Гамзат-бека признал, как то делается у русских, своим начальником штаба, и чтобы потом, во славу мусульман, объявил газават. Хан, хотя и видел невозможность сопротивляться огромным силам Гамзата и не имел надежды получить помощь, однако отвергнул сделанное ему предложение. [24]
Ханша Паху-Бике, мать Нунцала, та самая женщина, которая в 1830 году явилась с шашкою в руках пред толпами хунзахцев, чтобы вести их на Кази-Муллу, ныне посылает сына своего в лагерь Гамзата просить мира, хотя из сострадания к хунзахцам: "Сын мой,— говорит Паху-Бике,— если ты такой трус, боишься Гамзата, нашего джанки 6 или ты столь горд, что полагаешь унизительным для аварского хана идти к беку, то я сама пойду к нему."
Абу-Нунцал-хан, уступая настойчивости матери, решился послать к Гамзату родного своего младшего брата 16-ти летнего Ома-хана.
Ханша Паху-Бике, видя долгое невозвращение сына своего, начала беспокоиться и опять пристала с просьбами к хану, чтобы он непременно сам ехал: "Скажи Гамзату, чтобы он оставил нас в покое, мы не будем ему мешать; но пусть только он без нас действует противу русских, которым, ежели мы изменим, то нам трудно будет жить в Хунзахе, имея незначительные доходы и питаясь только дарами от императорского двора."
"Хорошо,— поеду говорит Нунцал,— но вижу, Бике, что ты желаешь смерти твоему сыну."
Немедленно хан велел собрать 200-ти нукеров и с ними выехал из Хунзаха; на половине дороги застал его сильный дождь и он должен был возвратится домой; потом чрез несколько часов опять отправился, взяв с собою только восемь нукеров. Донесли Гамзату, что хан прибыл; он выходит к нему навстречу с такою почтительностью и страхом, с каким на востоке только рабы приближаются к своим властелинам. Абу-Нунцал, после дружеского приветствия, согласился на предложение Гамзата войти в его палатку. Но вскоре вероломный предводитель мюридов, выйдя [25] из палатки, приказал убить хана и его 8 нукеров. Целая толпа убийц, в мгновении ока, сделала залп по хану и его нукерам; а на ханского брата Ома-хана, в то время стоявшего перед палаткою, напал племянник Гамзата Чапан-бек; оба выстрелили один в другого и оба упали на землю: Ома-хан убитый, а Чапан-бек умирающий. Пули, пущенные в Абу-Нунцал-хана, нанесли ему легкие раны. Обнажив шашку, он бросился на мюридов, нескольким разрубает головы и выбегает из палатки, перед которою в то время стоял хунзахский житель Магомет, сын Гаджи-Ява, бывший мюридом Гамзата. Магомет наносит сильный удар шашкой хану и почти отрубает переднюю часть его лица. Хан левою рукою поддерживает разрубленное лицо и с шашкою в правой бросается на толпу. Здесь рассказ доходит до невероятного; хотя все единогласно подтверждают, даже свидетели, что Абу-Нунцал, после последнего нанесенного ему Магометом удара, явился ужасом для всех мюридов; его рука не уставала рубить их до тех пор, пока не положил на месте замертво, или совершенно изувечил до 40 человек. Толпа начала бежать от него, видя неслыханную храбрость молодого Абу-Нунцал-хана; может быть они были проникнуты в это время мыслью, что в Дагестане не бывало примера, или весьма редко случалось, чтобы подданный поднял руку на хана или владетельного бека; но в минуту ужаса, овладевшего народом, является его спасителем первый мюрид Гамзата, заведывавший при нем распорядительною частью, мюрид Шамуил. Раздался зловещий его голос: — "Народ! вы идете противу русских, у которых есть пушки и штыки, а бежите от одного мальчика, — стреляйте по нем." — Тогда множество пуль посыпалось на храброго, но несчастного Абу-Нунцал-хана и он на месте пал мертвым.
После того Гамзат вступил в Хунзах, древнюю столицу аварских властелинов, без всякого сопротивления и [26] первое его распоряжение состояло в повелении отрубить голову 60-ти летней Паху-Бике; а юную ханшу, жену Абу-Нунцал-хана (сестра нынешнего шамхала Абу-Муселима), в то время беременную, велел он оставить в живых с тем, чтобы после родов самому на ней жениться.
Полковник Сурхай-хан 7 явился к Гамзату, надеясь, что тот его провозгласит аварским ханом. Гамзат, узнав о причине прибытия Сурхая, спрашивает его: "Сурхай, хочешь ли быть ханом? — Если будет твоя милость, отвечает Сурхай, то назови меня ханом, а я буду твоим куллою 8.— Ты слишком хочешь возвыситься, а еще более унижаешь себя, говорит Гамзат. Если я сделаю тебя ханом, то каким образом ты можешь быть моим куллою?"
— "Хотя меня будут называть ханом; но по истине говорю, что в сердце моем останусь твоим куллою."
"Видел ли ты,— спрашивает его Гамзат, - как я истребил твоих братьев?"
"Видел," отвечал Сурхай и засмеялся. "Зачем же ты не застудился за них? — "Они твои враги”, отвечал Сурхай. Тогда Гамзат говорит ему: "какими бы они не были врагами мне, но все же это твои братья, выше меня родом, и если бы ты имел малейшую совесть или благородство (агазадалух), то должен был защищать их и сам защищаться, но вижу, что ты подл и великий трус; такой человек как ты не может быть ханом." Окончив эти слова, Гамзат-бек велел одному из своих мюридов отрубить голову Сурхаю, не отнимая у него ни кинжала, ни сабли, ни пистолета. [27]
Чапан-бек, тот самый который убил Ома-хана, был при последних минутах жизни, когда увидел пришедшего отца. — "Отец мой, - говорит Чапан, — я умираю: я поднял руку на человека, которого мы считали своим господином; но Богу так было угодно, и я сделался преступником. Кроме меня у тебя нет другого сына; пред смертью прошу тебя, отец, возьми к себе и усынови Булача; 9 не отдавай его злодеям: они погубят его. Со временем, когда он вырастет, будет аварским ханом, ты при нем будешь счастлив, и за твою услугу Бог простит мое преступление. Если же до того времени ты не доживешь или он умрет, то, вероятно, родственники его в Дагестане наградят нашу семью."
Старик исполнил предсмертную просьбу сына, взял Булача на свою поруку и увез в селение Гоцатль.
И так вся Авария перешла в руки имам-Аазам-Гамзат-бека: но этим не окончились его военные предприятия: вскоре с 5000-м отрядом вторгнулся он в общество андалальцев, намереваясь присоединить его к Аварии; но андалальцы встретили Гамзата с оружием в руках и разбили его.
По возвращении в Хунзах имам, собравши 15,000 человек ополчения, двинулся с ним к сел. Куда, в Цудахарском магале, занял его и послал к акушинским старшинам поверенных мюридов с предложением, чтобы Акуша присоединилась к нему и действовала вместе против русских; и что в противном случае истребит ее до основания.
Акушинский кадий Магомет и цудахарский Аслан-кадий собрали жителей, составили совет и потом говорят:
" Общество Дарго! Гамзат прислал к нам сказать, чтобы мы соединились с ним; ежели же не исполним его приказания, то он разорит нас до основания. Даргинцы! мы не видим в Дагестане народа почетнее нашего; а Гамзат, [28] джанка, грозит нам истреблением, и уже осмелился занять наш магал без всякого предуведомления. Его действия, его угрозы слишком для нас унизительны перед дагестанскими братьями! нам нужно драться с ним, разбить его, прогнать нашего врага. Бог наградит нас за такое доброе дело; народ останется покойным и русские останутся тоже довольны нами "
Народ единогласно закричал: "вергая Гамзат!" (высшая брань). Каждый акушинец, который только мог носить оружие, пошел на Гамзата. Они соединились, разбили его, отняли много лошадей и оружия и имам-Аазам со стыдом возвратился в Хунзах.
Теперь Гамзат начал делать большие военные приготовления в намерении сделать новое нападение на Акушу, а также на Мехтулинское владение. Когда он питал себя соблазнительными надеждами легко завоевать весь Дагестан, над ним неожиданно и мгновенно началась собираться гроза.
Хунзахские жители, два родные брата, Осман 22-х лет и Хаджи-Мурат 20-ти лет 10, молочные братья Ома-хана, убитого Чапан-беком, были мюридами Гамзата и сделались известными по своему удальству во многих его поисках.
В один вечер Осман и Хаджи-Мурат хвалились пред 60-ти летним отцом 11 их удальством и храбростью.
"Дети мои, стыдитесь хвалиться перед мною вашею храбростью, когда я считаю вас самыми ничтожными людьми, даже не хочу признавать за своих детей; полагаю, что вы большие трусы и имеете низкую душу." [29]
Сыновья его никак не могли понять причины, по которой заслужили такой жестокий упрек от отца, а потому просили его сказать, в чем состоит их вина?
"Выслушайте меня, дети! — Султан-Ахмет был великий хан; он своего сына отдал нам на воспитание, я сделался отцом Ома-хана, а вы братьями его; он сравнил нас со своим родом; между тем Ома-хан убит Гамзатом, которому вы служите, и после этого какими глазами можете смотреть на ваших товарищей, и еще имеете бесстыдство хвалиться перед отцом вашим своим удальством. Я стар и слаб; но, несмотря на это, пойду завтра и убью Гамзата; пусть тогда и меня убьют; а вы храбрецы, похожие на женщин, живите спокойно с ними."
Слова отца сильно подействовали на детей, они заплакали и потом через несколько минут говорят ему: "Хорошо, мы завтра пойдем и во что бы ни стало убьем Гамзата, и когда останемся в живых, явимся к тебе с белым лицом (т. е. смоем пятно с своего семейства).”
Отец, похвалив их решимость, добавил: "Благословляю вас, дети, на доброе дело; сам Бог будет вашим помощником."
Оба брата тотчас отправились в селение сзывать в свой дом всех родных и кунаков. Собралось до 40 человек. Старик, увидев себя посреди родных и друзей, говорит им: "Дети, не заставьте меня в старости моей умереть от печали; я не могу ни есть, ни пить, ни говорить от стыда и горя, что джанка Гамзат убил моего сына Ома-хана, сделался аварским ханом, а вы ему служите. Проклинаю вас за такую низкую душу, лучше лишите меня жизни вашими руками, если не хотите убить Гамзата и тем оживить мои слабые силы."
Родственники, после непродолжительного совещания, объявили старику, что они исполнят его волю. Тогда он [30] принес коран и всех присутствующих заставил на нем принести клятву: никому не открывать их тайны и непременно ее выполнить.
После того начали совещаться, как лучше привести в исполнение свой замысел, и положили на другой день в пятницу (джуму), когда обыкновенно Гамзат посещает мечеть, там и убить его. И все до завтра разошлись по своим домам.
В числе 40 человек, присягнувших хранить тайну эту, был и мюрид Магомет-Гаджи-Яв, двоюродный брат Османа и Хаджи-Мурата, тот самый, который разрубил лицо Абу-Нунцал-хану.
Он пошел к Гамзату, разбудил его и со всеми подробностями донес о составившемся против него заговоре. Сначала Гамзат не поверил и оставил донос без внимания. На другой день на заре Магомет-Гаджи-Яв опять напомнил ему о заговоре и советывал не ходить в мечеть; но Гамзат и после того остался в какой-то слепой уверенности, что против него подобного замысла не может существовать, или что, по крайней мере, он неудобоисполним и, решившись непременно быть в этот день в мечети, сделал следующие распоряжения: велел объявить всем в Хунзахе, чтобы никто не смел с оружием входить в мечеть, кто же осмелится нарушить его приказание, тому велит отрубить голову; а при дверях мечети поставил самый надежный караул. Потом призвал к себе 100 человек наиболее преданных ему мюридов, сообщил им о заговоре и приказал, чтобы они, по данному во время молитвы знаку, убили Османа, Хаджи-Мурата и всех их соучастников.
Эти распоряжения ясно показали заговорщикам, что их замысел открыт, и когда на другой день Осман и Хаджи-Мурат пошли посетить своих соучастников и узнать не изменили ли они своему слову, все без исключения начали отпираться от присяги и старались как можно поспешнее [31] уходить, чтобы не быть с ними вместе. Тогда братья возвращаются домой и говорят отцу, что все родные изменили им; что Гамзат знает о заговоре, и спрашивают его, как им советует: бежать или оставаться.
"Стыд, срам, — говорит им отец,— вы присягнули над кораном и не хотите выполнить присяги, будете отвечать перед судом Божьим; решайтесь, дети, идите и убейте Гамзата".
В полдень, по призыву муллы, народ начал стекаться в мечеть на молитву. Тогда же по приказанию Гамзата у входа стал караул для наблюдения, чтобы никто в нее не вошел с оружием.
Прежде чем Осман и Хаджи-Мурат вышли из дома, отец принес им кольчугу с тем, чтобы один из них надел ее. Хаджи-Мурат, как младший, уступает старшему брату. "Нет брат,— говорит Осман,— я старше тебя двумя годами, более жил на свете, так не мне, а тебе нужно поберечь себя и потому надевай кольчугу."
Потом оба заложили под чоху сзади по пистолету и кинжалу, накинули на себя бурки и отправились в наполненную народом мечеть. Караульные осмотрели их и, не видя оружия, впустили. Братья сели посреди мечети, против ее боковых дверей, чрез которые прямо из ханского дома должен был войти Гамзат. Дали знать имаму, что Осман и Хаджи-Мурат пришли без оружия; тогда он, окруженный мюридами, отправился в храм пророка.
Кази-Мулла, имам-Аазам-Гамзат и ныне имам Шамиль не иначе ходят вне дома и даже вступают в мечеть, как имея впереди себя двух мюридов, по сторонам по 3 или 4, а сзади иногда целую толпу; все они должны держать ружья на изготовке, и кроме того двое из мюридов идут около самого имама с обнаженными шашками у плеча. Это мера азиатской осторожности и недоверчивости. Так Гамзат вошел в мечеть. Тогда Осман, поднимаясь с места, [32] обращается к народу: "Разве вы не видите? что не встаете, когда идет такой великий человек!" Все повиновались его голосу. Гамзат останавливается среди народа, подзывает к себе Османа и Хаджи-Мурата и говорит им: "И вы осмелились дать клятву убить меня." Тогда оба брата единогласно отвечают ему: "действительно мы присягнули и не изменим святому обещанию." С последними словами Осман и Хаджи-Мурат выхватывают приготовленные под бурками пистолеты и делают выстрел по Гамзату. Неизвестно чьей пуле принадлежит честь; но Гамзат пал мертвый; однако в то же мгновение и мюриды сделали по двум братьям залп. Осман повергся на труп своего кровного врага, а Хаджи-Мурат, выстрелив, так скоро успел сесть на землю, что пущенные в него пули пролетели над головою.
Ханская мечеть одинаковой архитектуры с мечетями всего Дагестана, особенно внутренним расположением. Длинный, узкий, четырехугольной с плоскою кровлею сложенный из камня дом, оштукатуренный как внутри, так и снаружи, и внутренние стены исписаны стихами из корана. Самая мечеть разделена поперечными арками от каждой продольной стены к середине, где они поддерживаются массивными столбами; арка от арки находится довольно близко, и разделяют мечеть на две галереи, в которые обыкновенно проходит свету весьма мало. Теперь, имея понятие о расположении мечети, можно себе представить, как сделалось темно от дыма после залпа мюридов.
Все заметили, что Гамзат убит. Водворилась минутная тишина, которая тотчас была прервана голосом Хаджи-Мурата: "Хунзахцы! Гамзат убит, истребим мюридов." Тогда явилось скрытое оружие, незамеченное караульными; произошел общий бой; крик, стоны, выстрелы и кинжальные удары долго раздавались под сводами мечети, и только 30 мюридов успели выбежать и запереться в ханском доме, [33] в котором решились они защищаться до последней крайности. Взять дом силою было весьма трудно и стоило бы больших потерь.
"Моя, или Османа пуля, сказал Хаджи-Мурат, сразила убийцу аварских ханов и отомстила за кровь их, потому я и имею право распоряжаться принадлежащим им домом: зажгите его, пусть погибнут в нем и последние мюриды. На себя принимаю я ответственность, но уверен, что родственники ханов простят меня за этот поступок." Скоро весь дом обхватило пламенем; мюриды в отчаянии начали бросаться из окон; из них остался в живых только один Магомет-Гаджи-Яв, сильно раненый, тот самый, который разрубил лицо Абу-Нунцал-хану и открыл заговор. "Это брат мой, - говорит Хаджи-Мурат хунзахцам,— он присягнул со мной убить Гамзата, выдал нас, изменил нам, так истребите, сожгите его." Народ схватил Магомета и бросил в пламя, где он кончил жизнь свою в мучениях.
Хаджи-Мурат отправился к отцу; старик обнял его и со слезами сказал: "ты оживил меня, я избавлен от посрамления и не сожалею о смерти Османа: - он умер, как умирают храбрые люди."
Хаджи-Мурат вступает в управление Авариею 12, и первым его делом было собрать все разграбленные вещи в ханском доме; потом послать поздравительные письма к родственникам несчастных аварских ханов: Аслан-хану казикумухскому, шамхалу Тарковскому, Ахмет-хану мехтулинскому и вместе с тем донести об этом происшествии русскому начальству. Потом обращается он с просьбою к каждому из помянутых владетелей, чтобы кто-либо из [34] них приехал в Хунзах и принял от него управление ханством; но в этом случае ожидания его были тщетны: боязнь и высокие понятия о могуществе Гамзата и после смерти последнего удерживали родственников хана. Тогда Хаджи-Мурат просил русское начальство дать ему войска, чтобы наказать сообщников Гамзата, но и от него не получил никакой помощи.
Все эти дела происходили в мае и июне. После убиения Гамзата Шамиль заступает его место, собирает рассеянные шайки своего предшественника и нападает на Хунзах. С обеих сторон дрались с ожесточением, и после обоюдной большой потери Шамиль должен был отказаться от своего предприятия и отступить.
Через несколько дней, усилившись до 6000 человек, он вновь нападает на Хунзах. Хаджи-Мурат бросился в шашки на Шамиля и заставил его, с потерею 90 человек убитыми, вновь отказаться от своего намерения.
Хаджи-Мурат видит, что аварцы слишком слабы для сопротивления тарикату и потому пишет от себя прямо к корпусному командиру генерал-адъютанту барону Розену, что если вскоре не подадут ему помощи, то он не будет в состоянии сопротивляться Шамилю и сдаст ему Аварию.
Вскоре Шамиль, узнав, что русский отряд идет к Гоцатлю, вызывает оттуда отца Чапана, а между тем приказывает мюридам тайно схватить в доме его Булач-хана, отрезать ему голову и бросить его в Койсу. Старик отправился к Шамилю и, как бы предвидя его злое [35] намерение, строго приказал жене беречь юного отрока. Вслед за его отбытием явились злодеи и начали уверять молочную мать Булач-хана, что они всегда были врагами Гамзата и Шамиля. Гости расположились; мать, занявшись по хозяйству для оказания должного им гостеприимства, отпустила Булача со двора. Злодеи, заметив что их добыча на свободе, бросились за него и увлекли за деревню. Хаджи-Мурат утверждает, что он впоследствии узнал от тех же самых убийцев, будто бы Булач со слезами сказал им: "Вы убили мою мать, моих братьев, истребили весь дом, так хоть меня пожалейте: брат мой Аслан-хан вам дорого заплатит за меня." Но изверги, несмотря на слезы и моления 12-ти летнего отрока, отрубили ему голову Так погиб весь аварский дом, за исключением беременной вдовы Абу-Нунцал-хана.
Военная и политическая жизнь Гамзата составляет второй период духовной войны в Дагестане, хотя короткий, но замечательный, как по резким переходам в судьбе Гамзата, так и потому, что он сам указал нам путь к действию. Хаджи-Мурат призывает русских. Мы овладели Авариею, врезались в горы, стали твердою ногою в нагорном Дагестане; а южный — обеспечили от влияния учения нового имама Шамиля, который, сделавшись преемником Гамзата, своею политическою и военного жизнью составил 3-й период духовной войны в Дагестане.
Комментарии
1. Алимами называются люди, известные своею глубокою ученостью. Кто носит название алима, тот уже пользуется особым уважением народа. В настоящее время в Дагестане нет ни одного алима.
2. Мусульманские философы говорят, что в человеке мы замечаем три элемента: физический, умственный и нравственный.
Из них элемент физический занимает низшую степень. Вместе с тем он самый сильный и по несовершенству человека в духовном его отношении часто берет верх как над элементом умственным, так и нравственным; а потому, с тех пор как люди начали соединяться в общества, признано необходимым наложить законы на физический элемент, которые известны под названием гражданского закона и у мусульман имеют особое название тариката.
За физическим — следует элемент умственный, который развивает умственные способности человека и вписывает законы в книгу шариата. Если для развития умственных способностей человека не будет некоторого руководства или направления, то умственный элемент может сделаться тираном человека и превзойти все его физические страсти. У мусульман есть для этого книга, или лучше сказать наука, под названием маарафат. Третий элемент — нравственный: научает покорять страсти и тем возвышает человека по его душевным чувствам выше физических и умственных страстей Все что написано для возвышения, облагорожения наших чувств для постижения могущества Всевышнего Творца, дабы сделаться человеком угодным Богу, составляет книгу под названием тариката,
Философы мусульманские, давая различный толк книг Магомета, сделали то, что не у всех магометан одинаков шариат; но как он составляет гражданский закон, относящийся до физической природы человека, то изменения в шариате не могли быть чувствительными для общества. Когда же, на основании иносказательного смысла корана, начали делать различное толкование правил относительно тариката, т. е. относительно нравственного, духовного элемента, то кроме умственного переворота происходили и политические. Толкованием правил тариката начали свои действия, и приобрели потом власть и влияние над персидским народом, сефийские государи, носившие название мюршидов (главы толкования правил тариката), а их последователи назывались мюридами. Наконец в 906 году магометанской, или в 1528 году христианской эры, мюршид Исмаиль, из дому Сефи, сделался столь сильным в персидском народе, что вступил на престол шахов. Мюршиды всегда вначале имели одну цель — духовную, но вскоре к ней присоединяли и политическую. Так и у нас в Дагестане, первый мюршид мулла Магомет имел цель духовную, но спрашиваю: чисто ли она одна осталась у его последователей — Гази-Магомета (Кази-Мулла), Гамзата и Шамиля?
3. "Теба" есть клятва мусульман оставить грехи и впредь их не делать.
4. Гамзат-бек был приятной наружности; черты лица были благородные; осанка величавая; почти всегда молчалив. Он имел около 40 лет (в 1838 году).
5. Брановский впоследствии был пойман и сослан в Сибирь. Кажется, что все дело о Брановском и все записки его, веденные им во время нахождения при Гамзате, хранятся в архиве командующего войсками на Кавказской линии и в Черномории.
6. Джанками называются рожденные от законной жены низкого происхождения.
7. Сурхай был джанка в ханском аварском роде; но генерал Ермолов доставил ему ханский титул и полковничий чин, вопреки владетельному аварскому хану султану Ахмету, изменившему нам по наущению своего младшего брата Гассан-хана мехтулинского, отца нынешнего мехтулинского хана Ахмета.
8. Куллами называют крепостных людей купленных или доставшихся в плен по праву победы; куллы составляют самых приближенных и верных нукеров владельца и после родственников они пользуются первым уважением своего господина. Владельцу продать своих кулл значит объявить себя перед народом бесчестным.
9. Булач-хан, меньший брат Абу-Нунцал-хана, был молочным братом Чапан-бека. Во время описываемого действия ему было 11-ть лет от роду.
10. Большая часть этой части записки составлена из рассказа самого Хаджи-Мура-та маиору Ибрагим-беку карчагскому, который многое что тогда же записал и мне передал.
11. Некоторые говорят, что отец уже был умершим, а что виновник сему дядя; Хаджи-Мурат говорил Ибрагим-беку карчагскому, что отец. В этом и большая часть дагестанцев согласна.
12. Недоброжелатели Хаджи-Мурата, а именно его родственники, присягнувшие участвовать в убиении Гамзата и потом, как мы знаем, изменившие, во главе их Ахмет-хан мехтулинский, утверждают, что Хаджи-Мурат не только не участвовал в убиении Гамзата, но даже не был в тот день в мечети, не отвергая, впрочем, что после смерти имама он принял управление Авариею. Из этого видно, что они противоречат один другому. Да и в самом деле, если бы Хаджи-Мурат не был главным соучастником в том деле, то каким образом он снискал их всеобщую любовь? Родственники чернят его потому, что Хаджи-Мурат презирал их за измену. Ахмет-хан, управляя Авариею влиянием Хаджи-Мурата, или лучше сказать, до измены последнего, Ахмет-хан брад деньги за управление Авариею, а тот управлял ею; и потому боялся, что рано или поздно начальство заметит виновника устройства в Аварии и по этой причине перед всеми чернил Хаджи-Мурата, как и всех приверженных правительству.
Текст воспроизведен по изданию: Выписка из путевого журнала генерального штаба штабс-капитана Прушановского. Историческая записка о начале и развитии духовной войны (или превратного тариката) учения о нравственном элементе человека в Дагестане // Кавказский сборник, Том 23. 1902
© текст - ??. 1902
© сетевая версия - Тhietmar. 2019
© OCR - Karaiskender. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Кавказский сборник. 1902