ОЗЕРЕЦКОВСКИЙ Н. Я.

НУКЕР

Мирза-Мухаммед-хан, лишенный Бакинского ханства Гусейн-Кули-ханом, удалился в Кубинские свои поместья, с женою и десятилетним сыном, Аббас-Кули.

Кубинским ханством владел тогда двоюродный брат его, Шейх Али-хан, издавна враждовавший против Русских и связанный узами дружбы с Гусейн-Кули-ханом, который питал, как и он, ненависть к бывшему тогда главнокомандующим в Грузии, князю Цициянову: они вместе готовили ему погибель под стенами Баку.

Шейх Али-хан, хотя и знал преданность брата своего, Мирзы Мухаммед-хана, Русскому правительству, видя смиренную жизнь его, позволял ему спокойно оставаться в своем ханстве, и надеялся тем легче исполнить коварные замыслы с похитителем братнего наследия.

Десятилетний сын Мирзы Мухаммед-хана, Аббас-Кули, привезен был в Кубу к тетке своей Бегюм-Бике, жене Шейх-Али-хана, которая, не имея детей, любила его как сына и заботилась об его воспитании.

Однажды, когда знойное Дагестанское солнце спускалось за вершины Кавказа, холодея как-бы от прикосновения к вечным его снегам, множество народа стремилось на небольшую площадь Кубинскую. Одни шли туда пользоваться, по обыкновению, свежестью вечернего воздуха, другие толковать о городских новостях; но большая часть спешила [54] посмотреть на зрелище, всегда привлекающее любопытных, — на казнь преступника. Площадь наполнилась народом, и вскоре из главной улицы показалась скромная процессия: два или три человека вели одного, чтобы, по приказанию хана, вынуть ему глаза. Исполнители казни были нукеры (служители) Шейх-Али-хана, так же как и осужденный. Они привели товарища своего на середину площади, связали его, повалили на землю, и прикатили тяжелое бревно, — инструмент, употребляемый тогда для этой страшной операции, чтобы заставить несчастного открыть глаза, которые он сжимал, как-бы надеясь спасти тем свое зрение. Народ с трепетом смотрел на приготовления и на страдания нукера. Уже несчастный почти задыхался под тяжестью бревна, сдавившего ему горло, и два железные крюка готовы были лишить его глаз, как вдруг раздалось громкое — Хабарда, хабарда!—посторонитесь, посторонитесь! Толпа расступилась, и исполнители казни увидели перед собою ханского племянника, Аббас-Кули.

— Что вы делаете с этим человеком! спросил он, быстро подбежав к лежащему на земле нукеру.

— По повелению хана, отвечал один из трех служителей, мы должны лишить его зрения.

— Лишить зрения? Выколоть ему глаза? Хан приказал это? Вздор! этого быть не может. Снимите с него бревно. Снимите, я приказываю вам! закричал с гневом младенец, бросившись с кинжалом в руке на удивленных служителей.

В недоумении, они смотрели друг на друга, не смея коснуться рукою сына Бакинского хана и племянника своего повелителя. Ободренный началом ребенок, угрожая переколоть их кинжалом разгонял испуганных нукеров, и повелительным [55] голосом приказал народу сбросить бревно и развязать лежавшего. Приказание его исполнено. Он взял за руку освобожденного человека, и вместе с ним, сопровождаемый своими наставниками, при громких рукоплесканиях народа, поспешил во дворец хана, к тетке своей, Бегюм-Бике. С торжеством рассказал он ей о своем подвиге, думая заслужить ее одобрение; но как был удивлен, встретив повидимому совершенную холодность и услышав от нее даже выговоры.

— Что ты сделал, безрассудный мальчик! говорила ему Бегюм-Бике: Знаешь ли, что веления Хана святы; что никто не смеет препятствовать его воле. Нукер должен подвергнуться казни, назначенной ему повелителем, и ты заслужишь также гнев своего дяди.

Ребенок, не понимая ничего из слов тетки, сперва настоятельно требовал освобождения спасенного нукера, потом залился слезами и наконец, выхватив кинжал, угрожал пронзить себе грудь, если просьба его не будет исполнена. Бегюм-Бике, растроганная добрыми порывами племянника, но скрывая чувство умиления, приказала спрятать нукера и уверила Аббас-Кули, что будет просить у хана за этого служителя. Так и было. Вина его оказалась незначительною; смягченный хан на другой день простил своего слугу, и молодой избавитель, прыгая от радости, побежал объявить ему об успехе своего ходатайства.

— Бог вознаградит тебя! воскликнул нукер, падая ниц перед ребенком, и благодарная слеза осталась на краю одежды Аббас-Кули.

Несчастная смерть князя Цициянова под стенами Баку известна. Он изменнически убит в 1806 году [56] Гусейн-Кули-ханом при въезде в крепость. Не долго было торжество убийцы и его сообщника, Шейх-Али-хана, потому что скоро генерал Булгаков вступил в Баку с отрядом войск; ханство принято под покровительство Русского правительства, а преступный Гусейн-Кули-хан бежал в Персию. С генералом Булгаковым был тогда Мирэа-Мухаммед-хан, который, оставив уединенные свои Кубинские деревни, — явился в строю Русских воинов, движимый приверженностию к России, а может-быть мщением к похитителю его престола или надеждою вступить опять в права свои. Но, в ханстве Бакинском учреждено было Русское правление, и вскоре, после ничтожных сопротивлений, занято таким же образом и ханство Кубинское, откуда брат его, Шейх-Али-хан, бежал в северный Дагестан, за Самур. Верному России, Мнрзе-Мухаммед-хану предоставлено было на время управление ханством Кубинским. Потом, когда и там основалось Русское правление, он переехал на мирную жизнь в деревню свою, Амсар, лежащую недалеко от города.

Там, с женою и сыном, Аббас-Кули, уже достигшим юношеского возраста, жил он в уединении, забыв почести и ханский престол, надеясь только найти под старость утешение в сыне, внушая ему преданность Русскому правительству, нередко мечтая видеть его удостоенным милостей великого Императора.

Но мщение буйного брата уже готовило ему погибель. Шейх-Али-хан не мог простить ему сношений с Русскими и участия в походах против Баку и Кубы. Восемь лет протекло после смерти князя Цициянова. Шейх-Али-хан, набирая шайки Лезгин, беспрестанно боролся с Русскими, делал [57] набеги к разных местах Дагестана, и нашел наконец удобный случай истребить своего брата со всем семейством, в мирной деревне, Амсар.

Один из его сообщников, по имени Черкес-Бег, знал подробно расположение ханского загородного дома. Пользуясь темнотою ночи, изменник пробрался через деревню с несколькими нукерами, и успел подрыть под стены жилища Мирзы-Мухаммед-хана несколько боченков пороху.

Шейх-Али-хан с радостью узнал об успешном исполнении поручения, данного Черкес-Беку, и назначил следующую ночь для исполнения гнусного замысла, желая сам насладиться зрелищем погибели брата.

Наступил вечер рокового дня. Все было тихо в доме Мирзы-Мухаммед-хана; никто не думал, что через несколько часов груда камней останется памятником коварного мщения, в доказательство рассказов о страшном братоубийстве.

Прохлада вечера заставила Аббас-Кули оставить дневные замятия и завлекла его далеко от садов, окружающих его жилище. Погруженный в думы о будущей судьбе своей, он бродил в лесу, по крутым берегам реки Кара-чай, и останавливался иногда любоваться прекрасными видами гор. Лес становился гуще, уже приметно смеркалось.

— Аббас-Кули! прошептал какой-то голос в кустарниках.

Он взглянул в сторону, и увидел в нескольких шагах от себя человека, вооруженного с головы до ног. Не зная, за кого принять его, юноша остановился в недоумении; но незнакомец шел к нему скорыми шагами, пристально вглядывался в [58] черты его лица, и вдруг упал перед ним на колени.

— Аллах, Аллах! воскликнул он радостным голосом: это ты, хан! Предопределение Аллахово неисповедимо. Я, ничтожный раб, удостоился увидеть еще раз своего благодетеля, коснуться его одежды, и сохранить драгоценную жизнь того, кто сохранил мне зрение! Аббас-Кули! я — Наки, тот самый нукер Шейх-Али-хана, которого ты, будучи еще ребенком, спас от казни. Ты сохранил мне глаза, и они же привели меня сюда для твоего спасения. Спеши домой; под стенами вашего дворца подкопано шесть боченков пороху. Шайка Шсйх-Али-хана только ожидает его приказания, и часа через два совершится страшное злодеяние. Я тайно скрылся оттуда, чтобы пробраться в дом ваш. Судьба свела меня с тобою.

Аббас-Кули обнял благородного нукера; они простились, и удивленный юноша быстро и со страхом достиг своего жилища. Тотчас отыскали зарытый порох; все слуги Мирзы-Мухаммед-хана и жители его деревни, Амсар, вооруженные, стали вкруг дома охранною стражею; дано известие в Кубу о покушении Шейх-Али-хана, и вместо успеха, неожиданно встреченная шайка злодеев потеряла множество людей убитыми и ранеными. Изменники с своим предводителем бежали, не оглядываясь, далеко от Кубинских владений.

В 1825 году Шейх-Али-хан умер. Нукер Наки поспешил в дом спасенного им Мирзы-Мухаммед-хана, и теперь живет в соседней деревне, осыпанный милостями благодарного семейства.

В этом происшествии нет ничего вымышленного. Аббас-Кули давно уже в Русской службе, и [59] кто его знает, тот скажет, что надежды отца сбылись в полной мере. Теперь он путешествует по России из любопытства и желания познакомиться более с Европейскою образованностию. Мирза Мухаммед-хан и Софие-ханум, его супруга, уже состарились. Они по-прежнему живут спокойно в загородном доме своем в деревне Амсар, и ожидают возвращения сына. Вместе с ними ждет его молодая Секине, единственная жена Аббас-Кули, которой он не променяет на весь гарем Персидского падишаха и не забудет даже в кругу Русских красавиц.

Я. Озерецковский.

Текст воспроизведен по изданию: Нукер // Библиотека для чтения, Том 11. 1835

© текст - Озерецковский Н. Я. 1835
© сетевая версия - Тhietmar. 2021
© OCR - Андреев-Попович И. 2021
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Библиотека для чтения. 1835