“Обнимаю вас еще раз — пора в путь”

Письма с Кавказа декабриста М. М. Нарышкина. 1837-1838 гг.

Михаил Михайлович Нарышкин (1798-1863) в 1815 г. посещал занятия в Московском учебном заведении для колонновожатых, в службу поступил подпрапорщиком в Псковский пехотный полк, которым командовал его старший брат Кирилл Михайлович ¹. С этим полком был в заграничном походе во время 100 дней Наполеона Бонапарта. Подпоручик (1817), переведен в лейб-гвардии Московский полк (1817), поручик (1818). Член “Союза благоденствия” (1818). Штабс-капитан (1819), капитан (1822). Член Северного общества (1823). Полковник с переводом в лейб-гвардии Измайловский полк (1823). Женат с 12 сентября 1824 г. на фрейлине императрицы Марии Федоровны графине Елизавете Петровне Коновницыной. Вел переговоры от имени Северного общества с руководителями Южного общества (1825). Участник подготовки восстания в Москве (декабрь 1825 г. ). Осужден по IV разряду и по конфирмации 10 июля 1826 г., приговорен к каторжным работам на 12 лет, срок сокращен до 8 лет. Отправлен из Петропавловской крепости в Сибирь (1827) ². Доставлен в Читинский острог (20 марта 1827 г. ), прибыл в Петровский завод в сентябре 1830 г. По указу 8 ноября 1832 г. обращен на поселение в г. Курган Тобольской губернии, куда прибыл в 1833 г. ³

Перемена климата при переезде из Петровского завода в Курган вначале благотворно отразилась на здоровье Е. П. Нарышкиной, последовавшей за мужем в Сибирь, но затем у нее снова начались нервические припадки и приступы спазматической астмы. Поэтому 4 января 1835 г. Елизавета Петровна подала через графа А. Х. Бенкендорфа прошение императрице “о перемещении ее с мужем в одну из южных губерний России” ⁴. Но в этом ей было отказано ⁵. Были также предприняты старшей сестрой декабриста Маргаритой Михайловной Тучковой ⁶ и тещей М. М. Нарышкина, графиней Анной Ивановной Коновницыной попытки добиться разрешения Е. П. Нарышкиной выехать в Россию для консультации с опытными врачами и лечения, но и они оказались безуспешными ⁷. [58]

Большую роль в судьбе М. М. Нарышкина и ряда других декабристов сыграло посещение Кургана 5 июня 1837 г. наследником — будущим императором Александром II. Путешествуя по Сибири в сопровождении своего воспитателя В. А. Жуковского, великий князь под его влиянием отменил распоряжение местных властей, приказавших декабристам никуда не показываться во время пребывания его в городе. Более того, Жуковский передал им пожелание наследника, чтобы они присутствовали во время церковной службы, устроенной по случаю праздника Троицы. Подобное событие подразумевало возможность каких-то милостей для ссыльных; несомненно, этого ожидало и общественное мнение. Вскоре декабристы узнали, “что цесаревич с первого ночлега своего после Кургана, из Златоустовского завода, отправил фельдъегеря с письмом к государю, в котором просил об освобождении нашем, о возвращении нас на родину” ⁸.

В. А. Жуковский присоединился к просьбе наследника в защиту декабристов. 8 июня из Златоуста он писал: “Государь, даруйте всепрощение несчастным, осужденным и достойно наказанным по заговору 1825 года. Пускай этот акт, в котором выразится самодержавие во всей свойственной ему красоте и силе, ознаменует первое посещение Сибири сыном царским. Пускай в то же время скажут во всей России: "Государь показал нам своего сына ангелом радости". Этот ангел увидел страдание и несчастие и сделал свое дело; он молил за них своего правосудного отца, и отец послушал сына, подобно Отцу Небесному, перед Которым Сын ходатайствовал о спасении осужденных. А это, государь, скажут все, и с каким чувством к вам и к вашему сыну!” ⁹

В Указе Правительствующему Сенату от 22 июля 1837 г. Николай I писал: “Вняв ходатайству любезнейшего сына нашего [...], мы признали за благо оказать некоторые облегчения и милости тем из находящихся в Сибири ссыльным, кои хотя очернили себя заблуждениями и преступлением, но ныне поведением своим заслуживают, чтобы на них было обращено действие нашего милосердия” ¹⁰.

24 июня А. Н. Мордвинов писал графу А. Х. Бенкендорфу: “Ходатайство Его Высочества обратилось и на некоторых государственных преступников. Вчера последовало повеление об определении на Кавказ рядовыми: Нарышкина, Розена, Фохта, Лорера и Лихарева” ¹¹. Это известие привез 1 августа в Курган брат Е. П. Нарышкиной граф Григорий Петрович Коновницын ¹², выехавший из Петербурга 15-17 июля ¹³, а 6 августа тобольским губернатором князем П. Д. Горчаковым было подписано официальное уведомление о переводе М. М. Нарышкина рядовым на Кавказ ¹⁴.

Полученное “монаршее соизволение” произвело на всех огромное впечатление, но реакция каждого была различной. “Мы с городничим, — вспоминал Н. И. Лорер, — поехали к Нарышкиным и там застали уже Розена, и все вместе разбирали и обдумывали будущую нашу судьбу. Нарышкин был спокойнее всех и даже радовался случаю, который давал ему возможность вывезти жену свою из [59] Сибири и мог доставить ей свидание с ее матерью и братьями” ¹⁵. А. Ф. Бриген писал: “Эта новость нас всех встревожила не только за самих себя, но и за доброго и милого нашего Нарышкина. Елизавета Петровна слегла даже в постель. 22-го августа выехали Нарышкин и Коновницын в Тобольск. 24-го августа выехали туда же добрый и почтенный Мих[аил] Александр[ович] Назимов, Лихарев и Лорер” ¹⁶. В Тобольске, как сообщает Н. И. Лорер, “с приездом Одоевского и Черкасова мы составили комплект новых солдат и отправились вшестером в новый неизвестный нам край, из 40 градусов мороза — в 40 градусов жары” ¹⁷.

Закончился сибирский период жизни М. М. Нарышкина. Впереди его ожидала тяжелая, полная опасностей, служба на Кавказе (1837-1844). Публикуемые письма, относящиеся к первому периоду этой службы (1837-1838), характеризуют взаимоотношения с начальниками, с бывшими “соузниками”, с друзьями, родственниками и знакомыми, а также показывают быт и настроение декабриста на Кавказе. Надеюсь, что это позволит не только дополнить, но и скорректировать некоторые тезисы, сформулированные Ю. М. Лотманом ¹⁸ и, вслед за ним, О. В. Гавришиной ¹⁹.

Подлинники документов, в основном, хранятся в фонде 133 Коновницыных и Нарышкиных в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки (ОР РГБ). Письма публикуются в хронологической последовательности, по правилам современной орфографии и пунктуации; сокращения восполнены в квадратных скобках.

Публикатор благодарит сотрудников Отдела рукописей ИРЛИ за предоставление русского перевода текста письма Е. П. и М. М. Нарышкиных к А. Ф. Бригену от 9 октября 1838 г., а также Л. М. Волконскую, С. В. Думина, А. В. Свиридова и Ю. В. Хитрово за помощь в подготовке примечаний.

Публикацию подготовил профессор А. К. НАРЫШКИН.

№ 1

М. М. Нарышкин — Е. П. Нарышкиной

Наконец дотащились мы до Новочеркасска, и гораздо позднее, нежели полагали, по причине дурных дорог и недостатка в лошадях. Первою мыслию по прибытии сюда было написать тебе несколько строк, моя дорогая, моя возлюбленная Лиза, тебе и добрейшей Матушке ²⁰, которую не отделяю от тебя ни в письмах, ни в сердце. Надеюсь, что вы все, друзья моего сердца, здоровы и хранимы Господом. Что вы под влиянием самых сладких впечатлений — в этом я не сомневаюсь — и от души разделяю семейную радость, в которой и я не менее вас участвую, [60] несмотря на отдаление, на разлуку с вами. Как давно, как ревностно желал я этого утешения для нашей доброй Матери, всегда готовой забывать себя для детей своих. Я живу теперь вашим благополучием — оно дает мне силу жить на время без Лизы, без той, которая и составляет всю цену этой жизни, оно несказанно меня утешает, успокаивает и разливает какой-то отрадный цвет и на будущность.

Каково ты перенесла, мой друг, многотрудный путь? Что касается до твоей безопасности, я уповаю на помощь Божию и на попечение твоего бдительного сопутника ²¹ — верно он тебя берег более глаза; но не увлеклись ли вы столь естественным желанием увидеть скорее Матушку, изнуряясь сверх силы. Знаю мою Лизу, — душевные ощущения всегда возьмут верх над бренностию тела — и любовь все заглушит — но дай Бог, чтоб слишком сильное, хотя и благодетельное потрясение не отозвалось впоследствии. Знаю и то, что она в хороших руках, что вы все ее лелеете, что каждый из вас ловит каждое ее слово, каждый ее взгляд.

Переношусь также мыслию и к Матушке — опасаясь и для нее слишком сильного ощущения. — Но где же успокоение, если и в радости мы опасаемся друг за друга? — Конечно в благодати Спасителя, все оплодотворяющей и всех приводящей к благому концу — к желанной цели! Ему — нашему верному помощнику — всех вас, родных моему сердцу, и поручаю, обнимая вас со всею горячностию живейшей любви. Матушка, как я рад за вас, как я доволен, что Лиза у ног ваших, и за себя, и за меня принесет вам привет души, и скажет вам, как много, как искренно вы любимы.

Что-то моя милая Уля ²², мой голосистый соловей, напевает ли она вам все, что я ей передал к Матушке, к тебе? Надеюсь, что она помнит мою просьбу — всегда быть утешением и радостию моей Лизе. Ожидаю от нее письма и от всех вас, друзья мои — но не думаю иметь это утешение прежде прибытия в Тифлис.

Дорогие мои спутники ²³ и я, мы все, благодаря Бога, здоровы и чрез час отправляемся в Ставрополь, откуда буду вам писать.

Не знаю, ошибся ли я? — Но по моему предположению ты должна была приехать в Кярово ²⁴ 2-го или 3-го числа — боюсь, чтоб карета вас не задержала долее. Поручи непременно ее променять на хороший дормез, удобный для дороги.

Ты видишь, что я уже взором ищу тебя вдали, друг мой, родная моя — с тобой начнется для меня новая жизнь. Надеюсь, что ты застала Ивана ²⁵, жену его ²⁶ и малютку ²⁷ уже в Кярово и доброго нашего Алексея ²⁸. Прошу тебя всех обнять за меня крепко, начиная с Матушки — а им я поручаю обнять тебя, Улю и Анисьюшку ²⁹ за меня. Познакомь меня поближе с доброю нашею сестрою Мариею и дружески Гришу, всех братьев, родных мне и по тебе, и по душе. Поблагодари Анисьюшку за ее привязанность к нам, скажи, что считаю на нее и впредь, как на друга; желаю, чтоб она застала матерь свою здоровою. — Улю поцелуй несколько раз и добрую мою Сашиньку; прошу ее по дружбе ко мне заняться Улинькой; лучше ли ее зятю?

Простите, друзья, не могу оторваться от вас; скажи Грише, что я рад и счастлив, что приобрел в нем кроме брата — истинного друга. [61]

Обнимаю вас еще раз — пора в путь. Матушка, Лиза, все друзья мои, благословите преданного вам душой

М. Нарышкина ³⁰

ОР РГБ. Ф. 133. Оп. 1. Картон 5808. Ед. хр. 1. Л. 1-2 об. Автограф.

№ 2

М. М. Нарышкин — Е. П. Нарышкиной

Мой друг Лиза и возлюбленная Матушка, пишу вам из Ставрополя, куда мы кой-как дотащились по весьма грязной и затруднительной дороге ³¹; здесь расстаюсь я с добрыми моими сопутниками, и каждый из нас получает особенное назначение. Мы назначены в полки, которые расположены по сю сторону Кавказа, и потому уже не поедем в Тифлис, на который нам очень хотелось взглянуть, хотя мимоходом, и познакомиться с совершенно новою для нас страною. Мих[аил] Александрович] Назимов, Николай и Лихарев отправляются в полки, находящиеся теперь в Черномории, а я поступаю в отряд генерала Засса, в Навагинский пехотный полк ³², которого штаб находится в 35 верстах от Ставрополя, а место моего пребывания, кажется, теперь будет в Прочном Окопе, в 60-ти верстах отсюда; климат здоровый, вода хорошая; более еще ничего не знаю — но извещу вас о всем подробно, когда буду на месте. Я очень рад, что поблизости к Ставрополю: в нашей переписке не будет никакого замедления, и я надеюсь получать от вас часто свежие и благоприятные известия; соболезную только о том, что может быть в продолжение еще двух или трех недель не буду иметь необходимого для меня утешения читать ваши письма и сочувствовать, если возможно, еще полнее блаженным минутам вашего свидания; впрочем, сердце разгадает то, что не передаст бумага, и я ни на мгновение не отлучаюсь от вас мыслию и душою, прислушиваясь, уловляя каждое слово любви, разменяемое между вами, братьями, всеми, равно счастливыми обладанием нашего сокровища, нашего общего и верного друга. Знаю, друзья мои, что и я не забыт вами, что часто бываю присущ и вашей дружеской беседе и излиянием вашей взаимной нежности; знаю, что моя Лиза не вполне счастлива, и сколько бы желал, чтоб ничего не недоставало ее радости; чувствую, как всегда, что она — все мое существование — и что всякая минута душевного наслаждения, которым она будет обязана вашей горячей привязанности, будет для меня эпохою новой жизни, нового утешения, которое сократит тягостное время нашей разлуки.

Но повторяю, что со всяким днем нетерпеливо ожидаю ваших писем, хочу знать, как вы свиделись, когда, где, кто участвовал в этой общей радости, как вы перенесли ее — отдохнула ли моя Лиза от многотрудного пути, каково ее и ваше здоровие? — Надеюсь, что Господь [62] привел ее в ваши объятия благополучно, что вы сами, Матушка, ожили, видя вашу первородную, хотелось бы исчерпать до дна всю чашу сладких, невыразимых ощущений, которым вы предавались, обнимая друг друга. О, я только тогда буду иметь об этом полное понятие, когда преклоню к сердцу друга моего!

Что моя Уля, приобрела ли любовь доброй прабабушки, ласкает ли за меня мою Лизу, долго ли пробудет с вами друг Григорий, приехали ли Алексей и Иван с милою женою? — Мне нужно вас знать всех вместе, всех под влиянием одиноких и благодатных впечатлений. Нет, кажется, я не дождусь ваших писем. Расставаясь, не зная моего назначения, мы условились адресовать письма в штаб Отдельного Кавказского корпуса, тем более, что предполагали сами быть в Тифлисе. Теперь надо ожидать писем оттуда — какое тягостное замедление! — И скоро ли вы узнаете прямой мой адрес — не пришла ли вам благая мысль написать мне в Ставрополь? — Завтра справлюсь на почте, прежде, нежели отправить мое письмо к вам. Теперь прошу вас адресовать ваши письма в г. Ставрополь в штаб войск Кавказской линии для доставления такому-то, откуда без задержания будут пересылаться в место моего пребывания — я об этом просил начальство.

Мой друг Лиза, ты верно и довольно справедливо предполагаешь меня в стране, совершенно для меня чуждой и лишенной всякого знакомства; правда, что из тех, кого я думал здесь увидеть, я никого в эту минуту не застал в городе — но зато два часа тому назад получил приглашение от одной дамы, которой ни имя, ни фамилия не могли напомнить мне старого знакомства; я долго себе ломал голову, от души сетуя на свойственную мне рассеянность, и не мог никак придумать, кто была эта приветливая знакомка, — но послушный такому приятному, хотя неожиданному приглашению, я отправился. Вхожу, вижу молодую женщину — возле нее прекрасного младенца. Она встречает меня с участием, спрашивает, узнаю ли ее. — Я должен был признаться, что нет. И мудрено ли — вообрази, что это — давняя наша знакомая, но которую мы знали ребенком, дочь г-жи Хитровой, сестры Кривцова ³³, нашей соседки в Гавриловской слободе ³⁴, Софья Николаевна Бибикова теперь замужем за адъютантом генерала Вельяминова, которую мы не иначе знали, как Сонюшкой в красном детском шпенцере ³⁵; ты ее снабжала итальянскими ариями, и я нотами для фортепьяно. Я не знал, как довольно ее благодарить за такое милое внимание. — Много говорили о тебе, она очень тебя помнит и желает видеть в Ставрополе, предлагала, чтоб ты писала ко мне, адресуя письма на ее имя, ручаясь в скором доставлении. Напиши ей несколько строк и поблагодари за участие, истинно родственное. Мужа ее не видал, он поехал с генералом навстречу Государю Императору, которого ожидают здесь к 15 числу.

Послезавтра я отправляюсь к месту моего назначения, купив здесь кой-что нужное для маленького и одинокого моего хозяйства; Степан мне служит очень усердно, и я им много доволен. Будьте спокойны на мой счет, экспедиции все кончились на нынешний год ³⁶. [63]

Я был сегодня у обедни, прося Господа благословить новое мое поприще, и, помолясь за всех вас, дорогих моему сердцу, возвратился домой с спокойною душою и преданностию всеблагой воле Спасителя нашего. Мой друг Лиза, моя душка, моя родная, обнимаю тебя от всей души, пламенно тебя любящей; обнимаю добрую родную нашу Матерь, целую ее руки, испрашиваю вашего благословения — обнимаю дорогих братьев и любезную сестру нашу — обнимаю доброго нашего друга Анисьюшку вместе с милой моей Улей, которую благословляю — также и Сашиньку. Марии Ивановне ³⁷, Марии Никитичне ³⁸ дружеские приветствие, равномерно почтенному дядюшке ³⁹ и Михаилу Александровичу ⁴⁰. Чувствую потребность еще раз тебя прижать крепко к моему сердцу, мой друг Лиза, и призвать на вас благословение Божие. Обними за меня добрую Матушку крепко, крепко.

Преданный вам

М. Нарышкин

Михайло Александрович] и Одоевский тебе усердно кланяются.

ОР РГБ. Ф. 133. Оп. 1. Картон 5808. Ед. хр. 1. Л. 3-4об. Автограф.

№ 3

М. М. Нарышкин — А. Ф. Бригену

Любезного Александра Федоровича ⁴² от души обнимаю: мы все здоровы. Я назначен в Навагинский пехотный полк в отряд г[енерала] Засса; жительство мое будет в 65 вер[стах] от Ставрополя в Прочном Окопе. Назимов [назначен] в Кабардинский Егерский полк; Лорер и Черкасов — в Тенгинский пех[отный] полк; они трое отправляются в Черноморие около Екатеринодара; Лихарев — в Куринский пех[отный] около Моздока. Одоевский едет в Тифлис и еще неизвестно где будет. Будьте хранимы Богом и не забывайте вам истинно преданного М. Ивану Федоровичу ⁴³ искренний привет.

ОР ИРЛИ, ф. 2578. IX м 39. Л. 1. Автограф.

№ 4

М. М. Нарышкин — Е. П. Нарышкиной

Мой друг, моя возлюбленная Лиза, дражайшая Матушка, нет слов, чтоб выразить вам мою радость, мой восторг при получении ваших писем, первого, долгожданного известия, после двухмесячной тягостной неизвестности. Нониче ровно два месяца, как я расстался с Лизой ⁴⁴, и ни одно слово утешительное не коснулось сердца моего, исключая письма от Евдокии ⁴⁵, полученного неделю тому назад, из которого я только мог узнать, что Лиза благополучно совершила свой путь, потому [64] что она предполагала, что я уже получил письма, адресованные в Тифлис. Благодарю моего Бога — теперь я вполне вознагражден за все душевные беспокойства и лишения — вы хранимы Спасителем — вы здоровы и счастливы друг другом; ревностное заветное мое желание совершилось, Лиза в объятиях доброй Матери в кругу родных, ее пламенно любящих. — Теперь впиваясь в каждое слово ваше, выражающее так искренно общую радость, я чувствую еще ближе, еще сильнее, что я счастлив, и хотя не совершенно, потому что не с вами — но давно я не имел столь сладостных минут, и еще раз вместе с вами благодарю Господа, моля Его: да благословит и меня когда-нибудь взойти с другом моим под мирный родной кров!

Да, моя добрая, дорогая Лиза, мне нужно, мне необходимо было твое письмо, необходимо было слышать все, что ты так мило, так нежно мне сказала, что всегда было потребностию души моей, то, на что ты иногда скупилась в словах, но расточала в постоянных доказательствах неизменной твоей привязанности. Это — лучшая моя награда — не жалей об ней — не бойся меня избаловать, она так мне пришлась по сердцу, что теперь я не только прошу, но требую продолжения, как необходимую пищу для души. — Я с своей стороны признаюсь, что мне хотелось бы еще понежничать с тобой — но ты меня так часто называешь твоим старым солдатиком, что это меня поневоле удерживает — и так представляю тебе угадать все то, что не смею теперь вымолвить.

Хотя я предугадывал все, что вы мне сообщили о вашем радостном свидании — однако я с жадностию останавливался на каждом слове; — вместе с тобой досадовал на препятствия, встреченные тобой на пути, боялся за твое здоровие, за последствия сильных душевных ощущений и для тебя, и для Матушки, с удовольствием, с наслаждением и признательностию принимал все, что внушала вам нежная любовь ко мне и воспоминание о сиротствующем. Теперь я могу вскоре ожидать ответа на мое письмо из Ставрополя, а вместе с тем и постоянного продолжения нашей переписки, составляющей все мое утешение — до той блаженной минуты, когда преклоню тебя к моему сердцу, — не знаю, скоро ли она настанет? — Не смею повиноваться внушению сердца — не смею соглашаться на твое собственное желание выехать в феврале — и вот почему. Если ты намерена отправиться из Кярова даже в начале этого месяца, то почти наверно можно полагать, что ты сюда не доедешь зимним путем и несколько сот верст будешь иметь самой худой дороги, начиная от Воронежа и до Проч[ного] Окопа. Теперь еще у нас нет снегу — вчера в полдень я ездил верхом, и было жарко в бекеше. Климат здешний гораздо лучше и здоровее черноморского, по мнению многих изведывавших это по опыту: — в апреле, полная весна; недавно еще я срывал в саду прекрасные левкои. Положим, что ты могла бы выехать двумя неделями ранее, т. е. в половине генваря, если бы согласилась на это Матушка, за которую я заранее болею, и что все успели бы приготовить к отъезду, — то, к несчастью, здесь наш дом не поспеет; он будет перевезен, поставлен, но печи, внутренняя и наружная вымазка воспрепятствуют перейти в него. Можно будет приискать небольшую [65] квартиру в станице — но я желал бы, чтоб ты нашла здесь уже некоторое удобство в жизни, чтоб я мог приютить тебя, по крайней мере, сколько возможно лучше. По всем этим причинам, а главное, для сохранения твоего здоровия, я полагаю, лучше тебе выехать из Кярова в первых числах маия, и не прежде 8-го или 10-го, когда переправа через реки будет безопасна, и просохнет дорога. Нетерпение, с которым я буду ожидать это благодатное время, может только сравниться с нетерпением, с каким ожидает больной приближения весны для своего возрождения; все хозяйственные мои распоряжения к той поре приведутся в исполнение — и мы с помощию Божиею опять заживем под одной кровлею — одной душою.

Душка моя Лиза, ты поверишь, что я говорю против самого себя, против влечения моего сердца — но твоя безопасность мне дороже всего; не буду благодарить тебя за готовность пожертвовать мне ласкание всех, столь близких тебе — я слишком уверен в твоей любви — и что ты мне простишь эту самонадеянность. Прошу тебя, мой друг, позаботиться о всем, что может тебе доставить более удобности и спокойствия для дороги. Во-первых, я был бы совершенно спокоен на твой счет, если бы брату Алексею возможно было проводить тебя, не говоря уже о наслаждении, с которым бы его обнял. Не могу довольно благодарить добрую, родную Матушку, братьев, сестру, тетушку за их любовь и драгоценное воспоминание — я ожил с тех пор, как с вами побеседовал. Грише и Алеше пишу на этой почте, а тебе поручаю обнять со всею нежностию Матушку, Ивана, его милую жену и прекрасного Николиньку, друга моего Сашу, которую благодарю за ее милые строки и за попечения об Улиньке; моего соловейчика вместе с Анисьюшкой расцелуй, устраивая дом, я думал и об их уголке — о удовольствии, с которым их встречу. Тетушку Марию Ивановну, дядюшку, Марию Никитишну и Михаила Александровича усердно приветствую и всех вас любяших.

Мой друг Лиза, тебе необходимо купить хороший дормез и легкую колясочку; — кроме человека, который будет служить в комнатах — надо иметь кучера; здесь труднее нанять, нежели в Сибири, можно даже женатого; если бы жена умела мыть белье, подобную Матвеевне, здесь увы не найдешь. Что-то с нашими лошадьми, продались или нет? Но оставь моего Егора ⁴⁶ — ты меня обяжешь. Не забудь запастись коврами, которые могут пригодиться на многое. — Как ты располагаешь с фортепианом, вообще я желал бы знать твои предположения насчет нашего житья-бытья. Нынешний день для меня золотой, красный день, с которым настает новая эпоха — нониче же я получил письмо запоздалое от Веденяпина ⁴⁷, который благодарит за участие и за сукно, из которого сам шьет себе одежду — хорошо бы ему послать что-нибудь, хотя не Деньгами, а вещами.

Друг мой, Лиза моя, дай мне обнять тебя, прижать крепко к моему сердцу. — Несколько раз читал твое письмо — не раз еще буду перечитывать, так ты мила, приветлива — скоро ли получу твой портрет — или ты сама его привезешь? Я уверен, что ты сделаешь все, что можешь для нашей Ули, но не изнуряй себя — друг Саша тебе поможет. — Как мне [66] жаль, что я не видался с Надинькой — есть ли улучшение в положении ее мужа? Дай Бог — дай Бог, чтоб и вы все, дорогие мои, были здоровы; Обо мне не беспокойся, я чувствую себя хорошо — и нонишнего дня помолодел. Если ты решишься ехать ко мне ранее весны, то тебе надо выехать не позднее последней половины генваря, и то в том случае, что морозы будут не очень велики, для того, чтоб доехать зимним путем до Ставрополя. Я обо всем писал к Грише и Алексею. Посоветуйся с Матушкой и сделай, что ей будет угодно. Позднее 15 февр(аля) реки будут опасны. Друг мой, родная моя душка, побереги себя. Всех вас и Улиньку, моего друга, с Анисьюшкой целую. Христос с вами. Лиза, друг мой, будь здорова и присылай портрет. Твой верный и благодарный друг

М. Нарышкин

ОР РГБ. Ф. 133. Оп. 1. Картон 5808. Ед. хр. 1. Л. 7-8об. Автограф.

№ 5

М. М. Нарышкин — Е. П. Нарышкиной

Мой возлюбленный друг Лиза, я в полном смысле был счастлив все эти дни, потому что был почти неразлучно с тобою, со всеми дорогими моему сердцу; несколько писем, которые я несколько раз перечитывал, перенесли меня совершенно в ваш круг. Не буду тебе говорить, сколь утешительна была для меня весть о твоем здоровии и счастии, которым ты наслаждаешься среди своих. Я благодарил Бога, желаю благословлять Его ежедневно за семейное благополучие, дарованное нам — говорю нам, потому что участвую в нем искренно и всею душою.

Послав тебе мой привет из Ставрополя, я поспешил в свой уголок и на другой день приехал сюда; — вхожу в свою хату — и кого ты думаешь нахожу в ней? — Нашего доброго Михаила Александровича ⁴⁸, предупредившего меня несколькими часами. Ты можешь себе представить, как я ему обрадовался и с каким чувством мы обняли друг друга. — Он здесь случайно — его батальон проходит чрез Проч[ный] Окоп, следуя к Пятигорску. Я ему поспешил передать все, что ты мне писала о нем. Он тебе очень благодарен за твое дружеское воспоминание; очень счастлив получением известия от почтенной его старушки ⁴⁹, — мы вдоволь поговорили о своих и точно отвели душу.

Итак, вот ряд приятных впечатлений, самых приятнейших с тех пор, как мы с тобой расстались, за которые я благодарю Бога; — за ним следуют мечты о скором нашем соединении — меня не покидает эта мысль, всякой день становлюсь нетерпеливее — не могу ничем постоянно заниматься — прочту страницу — а на другой дом мерещится, мебель, приготовления к твоему приезду, дормез, морозы, разливы рек — одним словом, все это сливается в сладкую надежду тебя обнять — [67] которая, да обратится скорее в существенность! Мой друг, я чувствую, что [по]молодею несколькими годами, когда увижу тебя, несмотря на огромные усы, очень хорошо достигающие своей цели — придавая твоему старому солдату вид воинственный. И ты очень хорошо делаешь, несмотря на вздохи доброй нашей Анисьюшки, что принимаешь меры, чтоб не отстать от меня. Приезжай, моя старушка, ты всегда и во всем мне будешь мила, тем более, что я обворожен твоею любезностию — особенно же нежностию твоих писем[...] ( одна фраза по-французски неразборчива)

Мой друг, я пишу нониче к братьям, прося их заказать железную складную кровать, несколько складных стульев, столик, если можно, небольшое бюро и ширмочки — все, чтоб было очень легко и могло быть уложено на один воз. Здесь ничего не добьешься, и все станет дороже, в Ставрополе нельзя стула купить; если же ты думаешь, что удобнее это выслать из Москвы, то поспеши уведомить Евдокию ⁵⁰ и сообщи братьям. Не забудь ковры и полки с снурками для книг. За досчатые диваны, простой стол для столовой — я отвечаю, больше ни за что. Тоску наводит беспрестанно слышать — можно бы, но время нет, лесу нет и проч. Как не отдать преимущество Кургану, где в течение года было на чем присесть. Искушенный наш сопутник — фортепиано должно непременно следовать за тобою для нашего развлечения и для пользы моей Ули, которая без того не будет ни [...] ( слово неразборчиво) здесь (...] ( слово неразборчиво). Попроси ее от меня, чтоб не ленилась и приучалась разбирать ноты, не забывая и экзерсисов.

Тебе гораздо выгоднее, мой друг, запастись дормезом, нежели коляскою — потому что первый из этих экипажей и укладается и покойнее, разница же в цене не может быть слишком велика — и притом я надеюсь, что мы когда-нибудь в нем доберемся с Божиею помощию до мирного, родного уголка. Дай Бог, чтоб я мог иметь утешение вместе с тобой обнять нашу родимую и [...] ( слово неразборчиво) ей жизнь — ее молитвами сохраненную и ее любовию украшенную. — Об чем ни говори, о чем ни думай, а все кончишь обыкновенно заветною песенкою — порывом души к задушевным.

Прости, мой друг, простите Матушка, обнимаю вас вместе с добрым Иваном и его милою женою — да сохранит вас Господь под кровом Своим благодатным, Улю целую и Николиньку — другу Саше и Анисье усердно кланяюся — приветствуя дружески всех наших родных. Друг ваш

М. Нарышкин

Старик наш Лорер в Черномории — и здоров, хотя иногда и вздыхает ⁵¹.

ОР РГБ. Ф. 133. Оп. 1. Картон 5808. Ед. хр. 1. Л. 9-10об. Автограф. [68]

№ 6

М. М. Нарышкин — Е. П. Нарышкиной

Возлюбленная моя Лиза, сейчас узнал я, что есть случай отправить письмо мое в город, и поэтому спешу тебя обнять, прижав крепко к сердцу, вместе с доброю Матушкою, братьями и сестрою. Объявляю тебе, что я, благодаря Бога, здоров — но весел и доволен буду только по возвращении гонца, который, надеюсь, привезет мне от вас письмо из Ставрополя. На прошедшей неделе я был так избалован, что теперь мне время кажется очень медленным, несмотря на приятную беседу Михаила Александровича, и я должен признаться, что одно только твое слово сильно оживит, согреет душу. На прошедшей почте я послал тебе письмо в конверте на имя Гриши, потому что оно должно было отправиться по экстра-почте, доставляющей письма только в столицы и по тракту. [69]

Скажи, мой друг, скоро ли прекратится наша переписка? — Несмотря на утешение, которое она мне доставляет, я призываю эту блаженную минуту — минуту нашего соединения, и надеюсь надолго, — навсегда! Радуюсь, что нониче 7-е декабря, рассчитывая, что может быть, если Господь услышит мою молитву, моя Лиза будет собираться в путь через два месяца — а там еще три недели, и ты в моих объятиях, и я начну свой сороковой год под счастливым влиянием моей звездочки — благодетельницы, и она опять озарит путь мой и поведет меня к счастию прочному, мирному — вне которого мне трудно, душно жить.

Пожалуйста, не смейся над тем старым солдатиком, с тех пор, как ты меня поманила, я не могу удержаться в границах строгого декорума — мудрено ли, что я только и могу говорить о том, что составляет единственную мою заветную думу. Третьего дня мне прислали повестку о получении в Ставрополе на мое имя посылки, угадываю, что это книги, и буду очень рад любезным гостям; однако же не думай, чтоб я был совершенно без чтения все это время, кроме книг, которые со мною, меня ссудили еще в Ставрополе; прибавь к этому несколько нот, [70] обещанных мне доброю Софиею Николаевною, в числе которых и Бетговен не забыт, и ты увидишь, что я могу кой-как сократить длинные зимние вечера.

Впрочем, зима еще недавно у нас настала — неделю тому назад выпал снег, и начались очень умеренные морозы, так что в полдень тает; ты видишь, какая разница с Сибирью, и я всякий день убеждаюсь, что здешний климат хорош и гораздо здоровее Черноморского — где часто владычествуют лихорадки и горячки. Это подает мне сладкую надежду, что твое здоровие, друг мой, здесь поправится — и если Господь совершит наше общее желание, то можно будет примириться с другими неудобствами здешнего быта. — Лишь бы нам когда-нибудь обнять родимую и с ней вместе вознести благодарение Спасителю.

Дом наш я решился не переносить прежде февраля месяца, может быть, ты сама будешь в состоянии распорядиться по своему вкусу и как найдешь удобнее; не забудь только поручить Алексею или Евдокии заказать несколько складных мебелей — т. е. стульев, стол, ширмы и бюро для тебя; это не займет много места и можно отправить с другими необходимыми вещами последним путем. Между тем, когда узнаю, что ты намереваешься выехать в генваре, приготовлю тебе временную квартиру — где, если нам будет немного тесно — то, верно, не скучно. Ранняя весна — и старый твой друг будут приветствовать тебя радостно.

Надеюсь, что моя Уля старается хорошо учиться и доставит мне утешение порадоваться ее успехам. Поздравляю тебя, дражайшую Матушку, вас всех моих кровных с приближающимся великим праздником Рождества Христова; от души вас всех обнимаю — также Улю, Сашу, Анисьюшку. Ивана, моего доброго друга, благодарю за намерение позаботиться о нашем хозяйстве. — Каково здоровие сестры Марии Николаевны — и скоро ли ожидаете новой семейной радости? Не забудь дружески приветствовать от меня друга нашего — Марию Никитишну. Николиньку целую и тебя, мою душку, тысячу раз. Бог с вами. Преданный вам

М. Нарышкин

Михайло Александрович тебе усердно кланяется — он знает, как побаловать меня, говоря часто о тебе.

ОР РГБ. Ф. 133. Оп. 1. Картон 5808. Ед. хр. 1. Л. 11-12об. Автограф.

№ 7

М. М. Нарышкин — Е. П. Нарышкиной

Душка Лиза — не могу подумать о блаженной минуте, в которую, обниму тебя — всеми силами души хотелось бы ее приблизить; зачем ты меня заранее польстила этой надеждой — теперь я не знаю, как и дождаться.

Матушка не будет на меня сетовать за то, что я тебя соблазняю и противуречу прежним моим письмам; она сама по себе знает, как [71] трудно бороться с таким сильным, очаровательным искушением. Я уверен, что у Анисьюшки уже все готово — и что и Уля не прочь от того, чтоб скорее обнять своего дедушку ⁵². Впрочем, все заветные желания мои предаю воле Господней и благословению Матушки — иногда чувствую силу исполнить священные обязанности к ней — но когда доходит привет друга до меня — тогда вся решимость исчезает, и тогда ты одна предо мною. Ты должна испросить за меня у Матушки прощение, обняв ее со всею тою нежностию, с какой мы привыкли ее любить.

Простите, Матушка, тысячу раз целую ваши руки — прости, друг мой, утешитель, нежно тебя обнимаю вместе с Улинькой, братьями и дорогою сестрою. Николеньку целую. Христос с вами. Преданный вам душою

М. Нарышкин

ОР РГБ. Ф. 133. Оп. 1. Картон 5808. Ед. хр. 1. Л. 13-14об. Автограф.

№ 8

М. М. Нарышкин — Е. П. Нарышкиной

Возлюбленный друг мой, Лиза, не могу отказать себе удовольствия приписать к тебе несколько строк; одно письмо чрез Гришу, другое два дня после должны были быть отправлены несколько дней тому назад; меня манили каждый день верным [...] ( слово неразборчиво) случаем, и вот все три вместе отсылаются лишь завтра. Я для того об этом упоминаю, во-первых, чтоб излить мою досаду — и потом для того, чтоб ты привыкла не тревожиться обо мне, когда тебе случится не получить от меня неделю или другую писем.

Друг мой — дорогая моя Лиза, что-то ты в сию минуту поделываешь? — Может быть, мысленно мы близки друг другу. По крайней мере, всякий раз, что случится мне быть одному — я уже верно с тобой. Тогда я только истинно живу всем тем запасом счастия и сладких очаровательных воспоминаний, которыми ты меня так щедро наделила. Помнишь ли ты, мой друг, как быстро протекало время в нашем уединенном уголку в дружеской, искренней беседе, или когда согреты одним чувством, мы с наслаждением внимали словам любимого автора. — О, как я бывал тогда счастлив, я ощущал полноту жизни и благословлял свой жребий; если вырывался иногда вздох, то это по кровным, по близким сердцу, которых бы хотел всех собрать около себя — по тебе, видя тебя, отчужденную от твоего семейства. Всегда, всегда буду благодарить Бога за это благословенное время, и уповаю, что и впредь Он не оставит нас, что Он сохранит нас под кровом Своей благости! Обнимаю тебя, мой друг — утешитель, сколько могу нежнее всей душой порываюсь к тебе — ожидаю тебя, как мою радость, как все мое счастие. [72]

Нониче писал к Евдокии; она прислала мне несколько нумеров Revue Etrangere и Наблюдателя — это лучше, нежели ничего — но не то, что я ожидал; думал получить Роушера и что-нибудь еще занимательного. Но, впрочем, у меня есть что читать — но признаюсь, не могу еще вчитаться, и ты сама в этом не мало виновата. Почему — отгадаешь, не хочу слишком распространяться, чтоб не сделаться приторным. Образ жизни бывает временем и по большей части довольно единообразен. Природа, покрытая белым саваном, не представляет многого наблюдателю, и быстрая Кубань застыла, и вершины гор не отделяются от своих масс, и я сам в таком расположении духа, которое, конечно, гармонизирует с окружающей меня природою. Но это только потому — что у меня в виду два или три месяца разлуки с тобой; — от тебя будет зависеть подарить меня раннею весною!

Я уверен, что в некоторых отношениях здешний край покажется тебе любопытным, и ты не будешь смеяться над моей страстью любоваться видами, а сама разделишь мою восторженность при очаровательных картинах, которые поражают нас здесь своим величием и красотою. Я не говорю только про окрестности Проч[ного] Окопа, не представляющие ничего особенного — но про места, более приближенные к горам и отстоящие отсюда верстах в 50 или 60-ти. При том же и наружность, и нравы жителей достойны наблюдения. У меня уже есть несколько маленьких приятелей между горцами — иных я привлекаю сладостями, других музыкою. Воображаю, с каким любопытством будет на них смотреть Улинька.

Поздравляю Матушку — тебя и всех вас, друзья мои, с великим Праздником Рождества Христова и с наступающим Новым Годом. Да сохранит вас Господь под кровом Своим благодатным и соединит нас всех в своей любви! Простите, обнимаю вас крепко, нежно Улиньку, Николеньку целую — Саше и Анисьюшке кланяюсь. Преданный вам душой

М. Нарышкин

ОР РГБ. Ф. 133. Оп. 1. Картон 5808. Ед. хр. 1. л. 15-16об. Автограф.

№ 9

М. М. Нарышкин — Е. П. Нарышкиной

Возлюбленная моя Лиза, благодарю тебя за все утешения, за душевную отраду, которые доставляют мне твои дружеские письмы; — в них мое сокровище, моя радость; — как внятен, как силен голос любви, искренней, изведанной, — как сладко он касается сердца — и какое глубокое пробуждает сочувствие! Ты так простодушно, так нежно меня приветствуешь и ласкаешь, что я сам боюсь теперь невольно избаловаться. — И в самом деле, если бы я на слово поверил всему, что внушает тебе снисходительная твоя дружба ко мне, я бы впал в большое искушение — и трудно мне бы было потом примириться с голою [73] истиною. Но после этой оговорки, я снова готов прислушиваться к сладким твоим речам: наслаждение быть так горячо любимым заглушает мою скромность и, если не примиряет, то в эту минуту заставляет меня забывать о моих недостатках. Я так вполне предаюсь счастию, которым наделил меня Господь, по благости Своей; обнимаю тебя от всей души, тебе совершенно преданной; люблю и благодарю тебя, как друга — моего утешителя!

В Прочном Окопе я получил твое письмо от 23-го ноября, сюда приехал за новыми, — но опять разъехался и узнал, что туда отправлено два письма, которые ускорят мой отъезд отсюда. Здесь же получил одно твое письмо запоздалое чрез Тифлис от окт[ября] — да еще письмы от Евдокии, Маргариты ⁵³ и деньги на покупку дома. Ты видишь, что я имею причину быть довольным — но не совершенно счастливым, потому что главного мне недостает, разве принесет что тяжелая почта, которую ожидают завтра.

Мне приятно верить, друг мой, словам доброй Матушки — и собственному твоему свидетельству насчет твоего здоровия, — но остерегайся излишнего пения и избегай простуды, которая всегда так внезапно и сильно действовала на твою грудь. В эту минуту, может быть, ты уже возвратилась от тетушки ⁵⁴, чтоб встретить вместе с Матушкой праздник Рождества Христова, с которым вас вторично поздравляю и приветствую с Новым Годом. Да сопровождает нас всюду милость Господня и осенит Его милосердие! Боюсь, что я Матушку встревожил последними моими письмами, в которых часто и невольно вырывалось желание скорее тебя обнять. Прошу тебя, мой друг, не думай об одном мне, в минуту исполнения твоих преднамерений; я бы солгал, сказав, что не нетерпеливо тебя ожидаю: но желал бы также подчинить этот порыв сердца тому, что может споспешествовать спокойствию Матушки и твоему собственному. Много будет зависеть от того, в каком состоянии будет здоровие твое и Матушкино — также расположение ее духа.

Не знаю, говорил ли тебе, что на днях я получил от Гриши и Алексея письмо, которого дружеское содержание очень мне было по душе; правду ты говоришь, что любовь близких нам есть высокий дар Божий — в котором так явно, так ощутительно проявляется Его над нами благословение. О, дай Бог, чтоб мы, признавая всю цену этого блага, сообразовали нашу жизнь с даруемым нам утешением!

Поблагодари за меня и доброго Ивана, и милую его жену за их постоянную к нам дружбу — и заботливую о нас попечительность. Так бы и хотелось залететь в ваш мирный уголок; я более, нежели когда, чувствую, что я только способен жить в кругу родной семьи далеко от шуму мирского; чем обширнее круг, в котором мы вращаемся, тем труднее путь, тем более надо вникать в самого себя, тем более причин быть собою недовольным. Помнишь ли, мой друг, как мы часто это над собой испытывали, когда выходили из своего одиночества.

Вчера я благодарил за себя и тебя добрую Софию Николаевну: она мне сказала, что отвечала тебе и старалась успокоить на мой счет; [74] следовало бы тебя побранить — но не имею духу — а прошу только, ради меня береги себя и будь спокойна в надежде на милость Спасителя нашего, Которому вас всех и поручаю. Простите Матушка, прости, друг мой, моя душка Лиза; обнимаю вас, братьев, сестру, Николеньку Улиньку — моего дружка, которую поздравляю с прошедшими именинами ⁵⁵; приветствую всех наших добрых родственников и друга Сашу — Анисьюшке и матери ее усердно кланяюсь — радуюсь, что здоровие Анисьи поправилось. — Простите, друзья мои дорогие, — Лиза, поцелуй за меня руки Матушки. Еще раз тебя обнимаю. Господь с вами.

М. Нарышкин

Благодарю Господа, что Он сохраняет и укрепляет нашу родную Матерь — нашу добрую старушку.

ОР РГБ. Ф. 133. Оп. 1. Картон 5808. Ед. хр. 2. Л. 3-4об. Автограф.

№ 10

М. М. Нарышкин — Е. П. Нарышкиной

Любезный друг мой Лиза!

Пользуюсь представляющимся неожиданно случаем, чтоб написать тебе несколько слов, сказать тебе, что я, благодаря Бога, здоров, и поблагодарить тебя за удовольствие и утешение, доставленное мне твоим последним письмом от 30-го ноября, которое я получил по возвращении сюда. Слава Богу — что ты, что Матушка, что вы все, дорогие моему сердцу, здоровы. Как я рад, как я счастлив, что добрейшая Матушка согласилась на твое предложение быть сколько-нибудь ей полезною — расцелуй ее руки — скажи, что я об одном только сожалею — что сам не могу ей быть ни в чем полезным; с каким бы душевным наслаждением посвятил ей жизнь мою. — Друзья мои — вы мои благодетельницы — а я только неоплатный должник. Но вам и сладко быть обязанным, от вас во всем зависеть — вас любить и всегда благодарить.

Не успею подробно отвечать на твое письмо — но сожалею, что ты меня не послушала и не заказала для себя дормеза, который был бы гораздо удобнее коляски — особенно для зимнего путешествия. Как бы я ни желал обнять тебя скорее, но готов отказаться от этого утешения, если оно может быть сопряжено с каким-нибудь неудобством для тебя, или, что более, опасностью для твоего здоровия. Прошу тебя переменить, если возможно, один экипаж на другой и не останавливаться лишней издержкой. Она необходима и для твоего здоровия и для моего спокойствия.

Обнимаю тебя, Матушку, братьев, сестру, Николеньку, Улиньку от всей души; Михайло Александрович ⁵⁶ вместе со мною приветствует вас с Новым Годом, который будет для нас счастливым, если Бог даст тебя увидеть. [75]

Прости, моя Лиза, мой друг утешитель — тебя и Матушку еще раз обнимаю и поручаю вас благости Спасителя, Анисьюшке и Саше кланяюсь.

Преданный вам душою

Михайло Нарышкин

ОР РГБ. Ф. 133. Оп. 1. Картон 5808. Ед. хр. 1. Л. 17-18. Автограф.

№ 11

М. М. Нарышкин — Е. П. Нарышкиной

Узнав, что завтра рано отправляется нарочный в Ставрополь, я удалился в свою каморку с тем, чтоб посвятить тебе, мой друг, моя возлюбленная Лиза, последние мгновения нынешнего года; — говорю мгновения, потому что то только время кажется мне скоро преходящим, в которое сближаюсь с тобой душою. Теперь прочел в третий раз твое письмо, и если оно не могло мне заменить тебя, ни твоей милой беседы, то, по крайней мере, отвело мне душу и вывело из какого-то летаргического состояния, в котором до сего находился. Желая далее оставаться под этим благодатным влиянием, я не могу ни о чем более говорить, как о самой тебе, и должен тебе признаться, что возращение, хотя и временное, как ты говоришь, твоих спазм меня тревожит; беспокойство душевное, которому ты предавалась, не получая от меня писем, могло, конечно, быть причиною расстройства твоего здоровия; но сколько таких случаев в нашей жизни, которые мы не можем отклонять, ни избегнуть их последствий без особенного водительства Божия при всесильной Его помощи. И так прибегаю к Его милосердию, прося отклонить от тебя все, что может нарушить спокойствие твоего духа, и в минуты, когда по слабости нашей она возмущается, укрепить тебя, даровав новую бодрость. — Без этой успокоительной надежды на благость Спасителя я не мог бы без страха подумать о предстоящей вам разлуке с Матушкою, за которую я также не мало беспокоюсь, хотя несколько раз испытал и силу ее самоотвержения, и силу любви, забывающей себя для других. Точно, один Бог силен помочь нам в подобных обстоятельствах — и Ему вас, дорогих моему сердцу, поручаю. — Не смею определять минуты твоего отъезда, твоего прибытия; — буду ловить каждое твое слово, наслаждаться твоим дружеским, нежным приветом, а то — как и когда Бог даст!

Возлюбленная, дражайшая Матушка, знаю, что Лиза, приветствуя вас с Новым Годом, не преминет обнять вас, брата и сестру за меня, но позвольте мне вас всех вместе преклонить к моему сердцу — принять ваше благословение, тысячу раз вас расцеловать — отвечать на вашу любовь любовию, столь же горячею и искреннею; благодарить вас, Матушка, за все блага, которые вы излили на меня, даровав мне Лизу, [76] назвав меня вашим сыном. — Прочтите в душе моей, прочтите то — чего я не могу выразить, но что понятно сердцу Матери, и в минуту, когда вы обнимите детей ваших и призовете на них благословение Господне вспомните меня в вашей молитве, к которой и я смею присоединить свой голос, прося от Господа утешения, отрады обнять вас и вместе с Лизой привиться к вам и душой, и всем существованием нашим! — Лиза, моя душка, тебя особенно еще раз обнимаю вместе с Улинькой, с Анисьюшкой — со всеми теми, которых мы привыкли любить.

Третьего дня я получил письмы от Евдокии, Петра ⁵⁷ и Маргариты, которая объявляет мне, что собирается посетить тебя в Кярове; это мне очень было по сердцу, хотя я в душе ей позавидовал; но, мой друг, если мы встречаем препятствия на пути душевных наших склонностей, не должны ли мы ежеминутно благодарить Бога за горячую привязанность близких нам по сердцу, доставляющую нам столь много утешения. И Евдокия со мною нежничает и готовится принять тебя в приютах; что же будет со мной, когда я узнаю, что ты уже в дороге?

Благодарю тебя, мой друг, за добрые вести в отношении наших хозяйственных делишек; я бы сам желал, чтоб дом наш в Кургане достался Муравьевым, мы бы тогда менее или почти совсем не потеряли; что-то с нашими лошадьми? ⁵⁸ — я думаю, Егор должен прибыть в начале нынешнего месяца в Москву. Что касается до Евгения, я уверен был, что он сделает все, что от него зависит, и не ошибся; — приветствуй его за меня дружески, если будешь к нему писать пред отъездом. Все твои распоряжения насчет будущей нашей прислуги я нахожу прекрасными и очень основательными. — Но не понимаю, зачем ты хочешь заменить Степана другим? — Он очень мне усердно служит — еще более, оказывает искреннюю привязанность — и, в самом деле, очень добродушный малый; я к нему привык, и если он не нужен сестре, то с удовольствием оставил бы при себе. Переговори с нею об этом, мой друг, и не забудь, пожалуйста, моего старика Егора, которого поручаю твоему благорасположению.

Какое душевное, истинное удовольствие ты доставила мне, мой добрый друг Лиза, поговорив со мною о твоих добрых братьях, которые уже давно мне друзья и родные по душе; может быть, Бог благословит нас когда-нибудь пожить вместе и даст мне утешение быть свидетелем их семейной жизни, их семейственного благополучия. Теперь не могу не пожелать Григорию и Алексею быть столь же счастливыми в своем выборе, как наш Иван, который нашел все в добром своем друге и всякий день, верно, будет более и более ценить свое сокровище. Я не сомневаюсь, что в кругу таких добрых людей, таких светлых душ, мы бы жили полною жизнию — и если позволено еще чего пожелать — под одним кровом с нашею родною возлюбленною старушкою!

Очень благодарен Ивану за предложение взять его кучера, а Грише за Кузьму — оба, конечно, будут нам очень полезны; но молодого мальчика, которого ты предназначала для прислуги в комнатах, по мне лучше бы приготовить для будущего; — здесь же нам нужны более опытные; так, если б случилось мне взять на время одного из них с собой, — я мог бы надеяться на двух, которые остались бы при тебе. [77]

Простите, дражайшая Матушка, прости, друг мой, душка моя Лиза; получу ли я завтра или в первый день нового года отрадную от вас весточку? — Дай Бог, чтоб так начать год. Мы вместе с Мих[аилом] Александровичем] этого алчем — пока же целуем ваши руки. — Всем вспоминающим о нас — усердный поклон. Обнимаю вас, друзья мои, и поручаю милости Божией.

ОР РГБ. Ф. 133. Оп. 1. Картон 5808. Ед. хр. 1. л. 19-20об. Автограф.

№ 12

М. М. Нарышкин — Е. П. Нарышкиной

Возлюбленная моя Лиза.

Я писал к тебе третьего дня, но чувствую потребность начать новый год беседою с тобою. Не успею написать много — но обниму тебя, моего друга, прижму к моему сердцу — и пролью молитву пред Господом: Да сохранит тебя, помилует и приведет ко мне — скорее-скорее. Сколько это возможно. Братья сообщат тебе письмо, которое им пишу. — Радостно начал я новый год — получил твое письмо от 6-го декабря и усвоил себе все, что оно заключило нежного — одним словом, я был с вами всей душой и с трудом отторгнулся от моих сладких дум для того, чтоб провести первый день года — как обыкновенно его проводят. — Но с Мих[аилом] Алек[сандровичем] мы часто витаем около вас и тогда забываем о других.

Как я рад, что здоровие нашей родимой поправляется, что она сильнее и бодрее с тех пор, как тебя увидела. Вот мое утешение в нашей разлуке. Обними за меня Матушку, брата, сестру — Николю и милую мою Уленьку вместе с Анисьюшкой.

Твое предположение, мой друг, очень справедливо, что, если Бог приведет тебя ко мне благополучно — нам не нужны будут ни воды, ни что другое — разве бы твое здоровие того потребовало. Мне нужна только ты — ты все мое счастие! Обнимаю вас, приветствую с Новым Годом — тысячу раз целую — Господь с вами.

Преданный тебе

М. Нарышкин

ОР РГБ. Ф. 133. Оп. 1. Картон 5808. Ед. хр. 1. Л. 21-22. Автограф.

№ 13

М. М. Нарышкин — Е. П. Нарышкиной

Мой друг возлюбленный Лиза, сейчас имел я утешение получить твое письмо от 11-го дек[абря], в котором ты меня извещаешь, что Бог сподобил тебя и Матушку приобщиться Св[ятых] Таин. — Благодарю [78] Спасителя за дар Его благости, молю Его от всей души: да соединит нас навсегда в любви Своей — да не отринет и меня недостойного и очень хладного: я не говел в этом Посту, и не потому, что бы у меня отнята была возможность; хотя здесь нет еще престола, я мог бы для того поехать в Ставрополь или в соседственную станицу; — но более потому что был или слишком рассеян, или, справедливее, нерадив. Если Бог сподобит, то намереваясь говеть в великом Посту — может быть и с тобою вместе. О, да расположит Господь с нами по великой милости Своей! — Все мои мысли устремлены на одно — на минуту нашего соединения, и верно, я сего желаю не менее тебя, не менее доброго друга нашего Анисьюшки, которую благодарю за ее ревностную ко мне привязанность; я всегда считал на нее, как на каменную гору.

Позвольте же мне, Матушка, моя сердечная задушевная Лиза, вместе с Улинькой — вместе со всеми близкими нашему сердцу обнять вас крепко, нежно — испросить, Матушка, Лиза, вашего благословения и усердных молитв; — я уверен, я уповаю, что Господь не отринет нашего моления, что Он сохранит нас под кровом Своей благодати — и пошлет нам друг в друге утешение, радость и неотъемлемое счастие. Лиза, мой друг, твое письмо исполнено такого сладкого мирного чувства. — О, да пребудет с нами Господь и да прилепимся мы к Нему всем сердцем, всею душою. Тогда мы будем истинно блаженствовать и рука в руку мирно совершим предназначенный нам путь!

Гриша мне приписал в твоем письме — твои братья — мои верные друзья, и я люблю их со всею горячностию и искренностию неподдельного чувства. Я писал к ним два раза — и, разумеется, много о тебе, о твоем отъезде — просил их избрать лучшее для тебя — но и на первое письмо еще не получил подробного ответа; не знаю, на что вы решитесь — не знаю даже, что присоветовать — боюсь слушать самого себя. Если ты поедешь зимой, метели, вьюги — все неудобства зимнего пути меня устрашают, хотя я утешаю себя тем, что в конце генваря и в феврале зима уже не столь строга — а главное, надеюсь на предусмотрительность Алексея — твоего доброго сопутника. Надеюсь даже, что они убедят тебя дождаться весны, если найдут это удобнее. Особливо, если тебе позволено будет посоветоваться в Петер[бурге] с медиками насчет нервических твоих припадков. Тогда я тебя на коленях умоляю не жертвовать твоим и моим спокойствием, спокойствием всего нашего семейства, а скрепимся духом и будем повиноваться необходимости. Не знаю, как у вас — но здесь зима довольно суровая, частые метели, говорят, что в февр[але] все изменяется — но экипаж у тебя не зимний; — да ты должна взять в рассмотрение и положение Матушки. Это будет на нашей совести! Одним словом, да руководствует тобой Господь!

Вместе с твоим письмом я получил письмо от Евдокии, в котором заключалась новость, совершенно для меня неожиданная — это намерение брата Александра ⁵⁹ жениться, его сговор с д[еви]цей Казариновой ⁶⁰ и предположенная свадьба в нынешний день — недавно он кряхтел — теперь женится — дай Бог, в добрый час; желаю ему от души быть счастливым, как и в первый раз ⁶¹, т. е. касательно выбора; познакомь меня [79] с его женою во время твоего свидания с ними и пожелай, чтоб союз любви и семейное благополучие их бы никогда не оставляло. — Евдокия при этом случае боялась лишиться Вариньки ⁶², но кажется, для их обоюдного счастия она останется у нее.

Ты приказываешь мне поторопиться отделкою дома — не сомневайся в моем усердии, я не могу пройти мимо будущего нашего жилища без особенного чувства: как скоро будет несколько потеплее, зачнут класть печи, двойной пол и проч.; в запас у меня приготовлена еще и квартира. Правду ли ты мне говоришь о твоем здоровии? — Алексей говорит, что тебе нужно будет посоветоваться с медиками — дай Бог, чтоб эта мера была бы только предупредительная. Призываю помощь Спасителя и предстательство Иоанна Крестителя. Алексей собирался к нам в гости — если письмо мое застанет его у вас, обними за меня нежно и добрейшую Матушку, Ивана, сестру. Преклоняю тебя, мой друг, моя возлюбленная к сердцу, исключительно тебе принадлежащему. Письма наши довольно долго ходят, и так, заранее прошу тебя передать поздравление мое и желания всего лучшего Матушке ⁶³, которую люблю всей силой души: молитва моя к Господу, да сохранит Он нам ее, как лучшее наше сокровище и благо — и да благословит меня ее увидеть — обнять и получить ее благословение.

Прости, мой друг, целую тебя, Улю, Анисьюшку — руки у Матушки тысячу раз — добрую Сашу дружески приветствую. Христос с вами!

М. Нарышкин

Мих[аил] Александрович тебя усердно приветствует.

ОР РГБ. Ф. 133. Оп. 1. Картон 5808. Ед. хр. 1. Л. 23-24об. Автограф.

№ 14

Купчая на дом, купленный Е. П. Нарышкиной у М. Д. Нефедьева

1838-го года, января 8-го дня, я, нижеподписавшийся Кубанского Казачьего полка есаул Макей Дмитриев сын Нефедьев продал собственный дом свой, находящийся в Прочноокопской станице, госпоже Елизавете Петровне Нарышкиной за тысячу пятьсот рублей ходячею монетой; — а находящийся при оном доме по правой стороне ворот деревянный флигель о двух горницах с чуланом, также половину амбара, стоящего на дворе при том же доме, равно и сад фруктовый представляю во владение ей — г-же Нарышкиной на все время ее жительства в той же станице, в купленном ею у меня доме. К тому же обязуюсь в продаваемом мною большом доме перемостить и выровнять старый пол и подделать внизу оного новый двойной из кругляков, замазав в нем пазы глиной и посыпав сверху песком и золой. Сверх того, на том же дворе выстроить еще мне своекоштно в пользу госпожи Нарышкиной из плетки с глиняною обмазкой конюшню для лошадей на 6 стойл, каретный сарай и навес для коров. Во свидетельство и удостоверение всего вышеозначенного подписуюсь. [80]

Есаул Нефедьев —
С тем кухню и амбар ей вовсе не продаю, равно при доме фруктовый сад также не продаю, а пользоваться оным вместе.
В счет тысячи пятисот рублей, следуемых мне за дом, мною проданный, от г-жи Нарышкиной получил я от ней пятьсот пятьдесят рублей и еще сто рублей ассигнациями; а всего шестьсот шестьдесят рублей ⁶⁴ сего января 8-го дня 1838 года.
Есаул Нефедьев
При заключении сего условия свидетелями были
Капитан князь Волконский ⁶⁵
Кубанского Казачьего полка сотник Толстой ⁶⁶.

ОР РГБ. Ф. 133. Оп. 1. Картон 5826. Ед. хр. 4/а. Л. 1-1об. Основной текст — писарская рукопись. Подписи курсивом — автограф.

№ 15

М. М. Нарышкин — Е. П. Нарышкиной

Возлюбленная моя Лиза, только что я отправил письмо мое к Матушке, как получил твое от 21-го дек|абря] и чрез два дня другое от 26-го; ты можешь себе представить, мой друг, как я доволен нынешнею неделью. Наконец ты теперь знаешь, что я на твой счет спокойнее, что я наслаждаюсь твоею милою беседою; что я живу тобою, — тобою весел, тобою счастлив; да, мой друг, это подтвердит тебе каждое мое письмо, в этом я сам убеждаюсь более и более, каждую минуту моей жизни; открываю глаза, благословляя тебя, и кончаю день с тою же отрадною мыслию. Но ты в этом должна быть уверена; и потому мои письмы, в которых я так часто повторяюсь, должны тебе казаться, если не скучные, то, по крайней мере, единообразны; сколько раз в день я чувствую потребность поговорить с тобой от души о том, о другом, и тогда еще более ощущаю тягость моего одиночества — но, когда же сажусь к тебе писать, ты одна меня исключительно занимаешь, около тебя одной витает мысль задушевная, и я лучше люблю говорить тебе одно и то же, нежели отказаться от утешения, необходимого для меня.

После каждого твоего письма я долго живу среди вас, и всякое приятное впечатление сладко отзывается в душе моей. Как много ты меня порадовала известием о улучшении здоровия нашей добрейшей Матушки; ты мне не сказала, однако же, чем она была пред тем нездорова, надеюсь, что это не будет иметь влияния на будущее время; постоянная моя молитва, чтоб Господь сохранил ее для нашего благополучия, чтоб Он благословил нас пожить при ней, насладиться ее ласками и посвятить себя успокоению ее старости.

Приятные минуты, которые ты провела с Софьею Алексеевною, к все, что ты говоришь о ее характере и уме, дает мне большое желание когда-нибудь с нею сблизиться. Может быть, настанет время, по [81] благости Спасителя, когда нам возможно будет достигнуть тихой безмятежной пристани и в кругу друзей отвести душу. Уголок наш, про который ты мне говоришь так подробно и с каким-то добрым предчувствием, привлекает теперь все мое внимание. — Кажется, он для нас будет удобен по всему — и по близости к нашим родным, и по возможности учредить там небольшое хозяйство, не стесняя крестьян, которых благосостояние меня радует. Земли бездна, прекрасный парк, река, возвышенность — вот много хорошего, из чего твой вкус извлечет еще лучшее. Дай Бог, чтоб здоровие твое истинно и положительно улучшилось — это первое и необходимое условие для моего спокойствия и благополучия. Здесь ожидает тебя климат здоровый, — дом, который будет тепел и удобен для небольшой нашей семьи; ты всегда будешь иметь возможность побывать на водах, особливо, если посоветовавшись] с медиками, ты узнаешь, что они могут быть тебе полезны; об этом я тебе советую поговорить и не с одним, если можно, чтоб получить верное сведение о их свойстве, употреблении в отношении к твоей болезни. Избрать же Пятигорск для нашего пребывания не от меня зависит, здесь стоит рота, в которой я нахожусь; и в здешнем краю, исключая Пятигорск, который отсюда в 200 вер[стах], трудно найти места, удобнейшего по климату.

Ты говоришь, мой друг, чтоб представить тебе выбрать минуту твоего отъезда: я уверен, что ты не менее меня желаешь ускорить минуту нашего свидания — но время, которое ты избираешь, кажется мне неудобным; в марте самая худшая дорога, и реки все начинают трогаться, так что ты проведешь две недели лишние в дороге и гораздо более устанешь, нежели, если бы отправилась или ранее, или в половине апреля. Так как по ходу дел нельзя тебе выехать в генваре, то лучше дождись апреля. В этом согласны все те, которые путешествовали в такое время года; и я лучше согласен потерять в моем одиночестве, нежели подвергать тебя опасности и лишним трудам. Надеюсь, что братья так тебе и присоветуют. Во всяком случае прошу тебя известить меня по экстра-почте о твоем прибытии в Москву. Еще раз прошу тебя поберечь себя и меня.

Скажи Улиньке, что я прошу ее, если меня любит, вести себя хорошо, учиться прилежно и за меня целовать бабушку и прабабушку всякий день. Лиза, моя, душка, друг утешитель — обнимаю тебя со всею горячностию живейшей любви — обними за меня Матушку и испроси нам ее благословения, поздравь со днем ее рождения. Как жаль, что не имею еще твоего портрета! Целую тебя и Улю тысячу раз. Братьев, сестру дружески приветствую — также Сашу и Анисьюшку мою добрую. Простите, друзья мои, Христос с вами — да сохранит нас Его благодать! Преданный вам

М. Нарышкин

Душка Лиза, еще раз преклоняю тебя к моему сердцу. Бог с тобой!

ОР РГБ. Ф. 133. Оп. 1. Картон 5808. Ед. хр. 1. Л. 25-26об. Автограф. [82]

№ 16

Е. П. и М. М. Нарышкины — А. Ф. Бригену

Если бы мы могли хоть минуту сомневаться в вашей дружбе и снисхождении, дражайший господин Бриген, нам было бы теперь очень трудно обратиться к вам — мы так давно не писали вам, не отвечали на ваши к нам последние, такие любезные, письма! ⁶⁷ Одному Богу известно, что мы сохраняем и всегда будем сохранять к вам дружеские сердечные чувства и часто вспоминаем вас, хотя иногда может казаться, что мы вас забыли, как и некоторых наших друзей за Уралом. Мне стыдно признаться, но представьте себе, я не подавала признака жизни дорогой К. Трубецкой ⁶⁸ с 4 января, также и г-же Фонвизиной ⁶⁹!

23 февраля я рассталась с мамой, проводившей меня до Средней Рогатки, здесь я обнялась с родными и в сопровождении самого младшего брата ⁷⁰ приехала на Кавказ к Пасхе ⁷¹, повидавшись со всеми московскими родными в маленьком доме ⁷² в окрестностях Москвы. Можете судить по этому маршруту, что я совсем не имела возможности повидать вашу супругу ⁷³.

Едва встретились мы с Мишелем, как он ушел в военный поход в горы ⁷⁴, а затем мы вкушали счастье быть вместе, радовались, что с нами жил мой брат. Потом мы отправились для восстановления здоровья на Кавказские воды ⁷⁵, принесшие нам большую пользу. Вы понимаете, что для людей вроде нас, проживших много лет в бездействии, этот новый образ жизни казался настолько ошеломляющим, что мы не знали, как справиться с очень большой корреспонденцией и, к своему стыду, совсем ее забросили. Во время лечения на водах мы совершали чудесные прогулки, они были единственным нашим развлечением; постоянно живя вдали от общества, мы должны придерживаться самых строгих правил во внешнем виде.

Возвратясь в нашу станицу, мы получили приятное известие о производстве Мишеля в унтер-офицеры и особенно приятно было, что сообщение это об улучшении нашего положения мы получили в день тезоименитства Его Высочества Великого Князя Наследника ⁷⁶. Вегелин ⁷⁷ получил такое же повышение. Игельстром произведен в офицеры ⁷⁸. Да продлит Господь свою милость и да возвратит нас к нашим очагам! Желание это все растет с того времени, как мы насладились, хоть и мимолетно, радостью свидания и душевных излияний со всеми нашими дорогими. Дай Бог, чтоб и ваше положение улучшилось и чтобы вам посчастливилось увидеть семью! Я буду одной из первых радоваться вашей радости. Прошу передать наилучшие пожелания г-ну Фохту. Назимов еще не вернулся с Черного моря и потому мы позволили себе прочитать адресованное ему г-ном Фохтом письмо. Мы очень огорчились, узнав, что после нашего отъезда боли его усилились. Желаю ему облегчения в страданиях и поскорее расстаться с костылями. Розен живет в Пятигорске, до сих пор нет заметного улучшения в его здоровье, но все же боли [83] в ноге менее острые. Его семье посчастливилось провести здесь месяцев десять. Розен все еще ходит на костылях, и кажется, что так останется на всю жизнь ⁷⁹.

Очень благодарю за хлопоты по нашему курганскому дому ⁸⁰. Мишель вам скажет о всех своих намерениях по этому делу. Что до меня, то я ограничусь лишь предупреждением, что моя невестка Голицына перешлет вам по привычной дороге через Тобольск, т. е. через канцелярию г-на губернатора, двести пятьдесят рублей, из коих сто для уплаты нашему дворнику Павлу ⁸¹ и сто пятьдесят, которые будьте любезны употребить для небольшой помощи старому Флегонту ⁸². Простите за то, что обременяю вас этими поручениями, но кроме вас нет никого, кто бы выполнил их легко и добросердечно. Желаю вам здоровья и душевного спокойствия и прошу никогда не сомневаться в преданности Е. Нарышкиной.

Привет от меня г-же Клечковской ⁸³, Александру Гавр[иловичу] ⁸⁴, Евгении Андреевне ⁸⁵ и отцу Якову ⁸⁶.

Ваше великодушие победило мою лень, мой дорогой Александр Федорович. Я себя чувствую таким виноватым перед вами, что не осмеливаюсь оправдываться сообщением некоторых обстоятельств, кои могли бы смягчить мою вину. Я предпочитаю прибегнуть к вашей снисходительности и поблагодарить вас за то, что вы были справедливым, не усомнившись ни в моей дружбе, ни в моей памяти.

Присланное вами подробное описание вашей жизни перенесло меня к вам, — так именно я вновь увидел вас, думая о вас. Понимаю, что с вашим умением претерпевать трудности, вы предпочли Курган Тобольску, а хорошие книги часто бывают приятней общества людей. Я тоже с некоторых пор вновь взялся за чтение — занятие, которое не может быть постоянным для нас из-за походов в горы. Об этой стране сказано так много, что я воздерживаюсь описывать ее, могу лишь сказать, что некоторые места являют собой картины такие красивые, такие в высшей степени прекрасные, что захватывают душу. Вы нас очень обязываете, занимаясь нашими курганскими делами. Вы пишете, что если за дом предложат 7. 000 р., можно было бы согласиться с этой ценой, — мы даем на это неограниченные полномочия!

Одоевский был очень болен в Грузии. Теперь он служит вместе со мной в войсках генерала Засса. Валерьян Голицын перешел на гражданскую службу. Лорер тоже отстоял свои права и скоро вернется в Екатеринодар, я видел его там прошлой зимой во время одной из наших экспедиций.

Жена уже сообщила вам, что я получил повышение — я этому очень рад и благодарен, — это первый шаг, дающий мне добрые надежды. Милостью Его Величества я, возможно, буду иметь утешение отвезти жену в лоно ее семьи.

Да сохранит вас Господь, дорогой Александр Федорович, и да ниспошлет вам счастья свидеться с родными. Прощайте, сердечно жму вашу руку, преданный вам

М. Нарышкин

ОР ИРЛИ. Ф. 2580. XI с 17. Л. 8-9об. Автографы на фр. яз. Курсив по-русски. [84]

№ 17

М. М. Нарышкин — И. Ф. Фохту

Любезный Иван Федорович, обнимаю вас от всей души, благодарю за воспоминание и желаю совершенного выздоровления. Письмо ваше к Назимову по участию к вам мы решились прочесть без позволения и глубоко были тронуты вашими чувствами и страданиями. П. Н. Свистунову ⁸⁷ мой усердный поклон, также почтенному духовнику моему отцу Иакову, которого прошу передать мой привет Степану Яковлевичу ⁸⁸. Каково его здоровие? Всем курганским добрым знакомым прошу сказать мой поклон.

ОР ИРЛИ. Ф. 2580. XI с 17. Л. 8об. -9об. Автограф.

Текст воспроизведен по изданию: “Обнимаю вас еще раз — пора в путь”. Письма с Кавказа декабриста М. М. Нарышкина. 1837-1838 гг. // Исторический архив, № 6. 2000

© текст - Нарышкин А. К. 2000
© сетевая версия - Тhietmar. 2010
© OCR - Трофимов С. 2010
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Исторический архив. 2000