140. Письмо нахичеванского выходца мелика Авака Мерабова генералу Ермолову. 29-го августа 1826 года.

Предки мои издревле имели постоянное жительство в городе Нахичевани, и в Персии пользовались достоинством меликов, переходившим всегда из рода в род. Сие достоинство не было возбраняемо нам и самими законами персидскими; мы спокойно владели принадлежащими управлению нашему дымами. Но, наконец, по умножении там беззаконий и самоуправий, я, с одной стороны претерпевая от тамошних ханов притеснения, с другой же, услышав о благости и справедливости российского правления, и желая обитать между христианами, еще во время нахождения в Персии действительного статского советника Могилевского и маиора Назарова [212] оставил первобытное отечество мое и прибыл под мирную сень правления всеавгустейшего монарха России. Местом жительства своего избрал я город Тифлис, и здесь нашел я все ожидания мои в полной мере оправданными. Спустя несколько времени и другие братья мои, Акоп-джан и Агаси, из коих первый служил в персидской службе султаном по внушению моему, с частью подвластных управлению нашему по меликству дымов переселились в Карабаг.

С самого начала переселения нашего и по сие время одно из главнейших желаний наших состояло в том, чтобы мы могли доказать приверженность нашу к российскому престолу и всегдашнюю готовность быть полезными оному, хотя бы оная сопряжена была с опасностью самой жизни. Наконец настал столь долго ожидаемый нами случай.

Услышав о столь дерзких и постыдных поступках персиян, всегда поставляющих себе в честь грабежи и воровство, наконец и о данном вашим высокопревосходительством повелении о вызове охотников в милицию, я возымел непреодолимое желание не быть при сем случае праздным зрителем тогда, когда все товарищи мои, приняв оружие, поклялись на защиту отечества, да и самый брат мой Акоп-джан находится уже в свите князя Мадатова. Ваше высокопревосходительство! не пустое тщеславие быть в числе ревностных патриотов побуждает меня к сему предприятию, но единая любовь и рвение быть полезным отечеству. Конечно, нет во мне столько мужества, столько храбрости, чтобы мог я в столь многочисленном ополчении обратить собственно на себя милостивое внимание вашего высокопревосходительства, но для меня и то весьма много, если сие намерение мое, происходящее из любви и сердечного рвения пролить последнюю каплю крови для отечества и соотечественников, будет одобрено вашим высокопревосходительством.

На этом письме последовала резолюция Ермолова. “Объявить ему, что теперь нужды не имеется в подобных людях, а как надобность потребует, то будет вызван".

Там же.