Рапорт генерал-адъютанта Граббе генералу Головину от 2 декабря 1839 г. № 990.

Шамиль все еще находится в Аргунском ущелье; положение его самое незавидное. Политическое и религиозное его влияние в крае совершенно уничтожено, и кажется он безвозвратно лишился доверенности горцев; едва только находит он себе убежище у некоторых ревностных приверженцев, число и усердие коих видимо уменьшается. У ичкеринцев он не смел более оставаться потому, что усматривал явные признаки недоброжелательства, а у многих и готовность исполнить приказание русского начальства относительно изгнания или выдачи. Он не смеет выходить ни на шаг из своей сакли без 4-х вооруженных мюридов, которые не всегда могут спасти его от пули или кинжала тайного врага. Все горцы, не исключая ичкеринцев и жителей Аргунского ущелья, постигают бедствия, которые навсегда навлекает на них пребывание между ними возмутителя, бегут от него, как от заразы, н весьма вероятно, что с открытием весны или при первом удобном случае Шамиль вовсе оставит политическое поприще. [389]

Другой ичкеринский возмутитель Ташов-Хаджи с оставшимися у него 3-мя или 4-мя последователями, и окруженный со всех сторон врагами, не смеет отделиться от своего дома. Прочие бывшие предводители партий замолкли, притаились и ничего не предпринимают.

В Чиркее жители успокоились и уже выгнали 40 тысяч баранов на земли Шамхала Тарковского. Хотя заранее и нельзя достоверно рассчитывать, что ожидает нас весною, и много будет зависеть от случая, но можно полагать, что занятие Чиркея обойдется без кровопролития. Они исполняют все приказания поставленного над ними русского пристава и признают справедливость претерпенного ими наказания за свою измену, которой особенно способствовали коварные внушения Джемала.

Почти все главные и частные пристава находятся уже на назначенных им местах среди управляемых ими обществ. Пристава Большой и Малой Чечни, по прибытии их в Грозную, будут немедленно отправлены в Герменчуг и Гехи. Пребывание русских чиновников в Мехелте, Гимрах, Чиркате, Кишень-аухе и тех чеченских аулах, которые требуют ближайшего надзора, есть явление небывалое в горах и тем более разительное, если вспомнить положение края за год перед тем. Это учреждение уже принесло обширную пользу, и последствия оного неисчислимы. Пристава, наблюдая за направлением умов в каждом племени, понуждая неуклонно горцев к исполнению всех приказаний начальства, увеличивая ежедневно число приверженцев русских и предупреждая все замыслы недоброжелателей, в короткое время успели приобрести большое влияние и упрочить власть правительства. Главный лезгинский пристав, бывший штабс-капитан Куринского полка, князь Муртуз-Али-Аджиев, служит теперь предметом общего внимания в горах. Окруженный 200 приверженцами, коих число ежедневно увеличивается, он с твердостью приводит в исполнение все предначертания начальства, заслужил общее уважение и безбоязненно разъезжает не только между подчиненными ему племенами, но и между соседственными непокорными народами, из коих многие уже присягнули чрез него на верноподданность и выдают ему аманатов.

Старшины шатоевцев (жителей Аргунского ущелья) приезжали к начальнику Левого фланга и просили о принятии их в подданство России с тем, однако же, чтобы аулы их не выдавали аманатов и состояли под поручительством покорных нам жителей. Хотя такая покорность и не надежна, но она может послужить к беспрепятственному движению отряда в их земли в будущем году, и тогда представится случай к прочному устройству управления сим обществом. [390]

Вообще на Левом фланге водворилось спокойствие; один только дерзкий абрек Юнус, участвовавший в разграблении Черного рынка, пытался несколько раз с партиею в 20 и 30 человек делать прорывы в наши пределы, но деятельные и своевременные меры начальника Левого фланга не допустили его до исполнения своих замыслов,

Пленные, взятые под Ахульго и содержащиеся в крепости Грозной, свыкаются с новым своим положением. Многие из детей начинают уже понимать по-русски, а некоторые охотно учатся в школе кантонистов при Куринском полку.

Дело 3-го отд. генер. штаба 1839 года № 138.