ВВЕДЕНИЕ

Присоединение Закавказья, в том числе и Восточной Армении, к России имело исключительно важное значение для исторических судеб народов нашего края. Этот исторический акт не только избавил народы Закавказья от деспотического ига шахской Персии и султанской Турции, но и создал необходимые предпосылки для их дальнейшего экономического, политического и культурного развития.

Именно поэтому изучение документальных материалов, освещающих экономическое и социально-политическое положение армянского народа в начале XIX столетия, представляет большой научный и политический интерес.

Присоединение Восточной Армении к России имеет довольно долгую и сложную историю. Ориентация армянского освободительного движения на Россию, торгово-экономические, политические и культурные связи армянского народа с русским народом имеют глубокие исторические корни. Эти связи явились важнейшим фактором подъема освободительной борьбы армян против восточных деспотий, за свержение чужеземного ига. Армянский народ, веками томившийся под гнетом Турции и Персии, для осуществления своих освободительных чаяний надеялся в основном на помощь России. Известно, что еще во время персидского похода Петра I широко развернулась народная борьба карабагских и сюникских армян, возглавляемая Давид-беком, католикосом Есаи Хасан-Джалаляном, Аваном юзбаши и другими. И в дальнейшем всякое приближение русских войск к Закавказью поднимало новую волну освободительного движения армянского народа.

Если армянский народ связывал свои освободительные чаяния с Россией, то русское государство, преследуя определенные политические и торговые цели на Ближнем и Среднем Востоке, охотно шло навстречу устремлениям представителей армянского освободительного движения. Политика России на Востоке нуждалась в твердой и надежной опоре и приобрела ее в лице народов Закавказья, борющихся за свое освобождение.

Проблема истории взаимоотношений армянского народа с Россией представляет большой научный, интерес. Для изучения этой проблемы проделана значительная работа (См. труды А. Г. Иоаннисяна, М. Г. Нерсисяна, А. Р. Иоаннисяна, П. Т. Арутюняна, В. А. Парсамяна, З. Т. Григоряна, В. К. Восканяна и др. ). Институт истории Академии наук Армянской ССР уже в течение ряда лет ведет работу по сбору и изданию серии документальных материалов, всесторонне освещающих [6] взаимоотношения армянского и русского народов. Указанные материалы почерпнуты в основном из фондов Центрального государственного архива древних актов (ЦГАДА), Архива внешней политики России (АВПР), Центрального государственного военно-исторического архива (ЦГВИА), Центрального государственного исторического архива СССР (ЦГИА СССР), Центрального государственного исторического архива Грузинской ССР (ЦГИА Груз. ССР), из архивного фонда Научно-исследовательского института древних рукописей при Совете Министров Армянской ССР — Матенадарана и др. Отдельные, представляющие большую ценность документы взяты из некоторых изданных источников (Акты Кавказской археографической комиссии ).

В опубликованных Институтом истории АН Армянской ССР сборниках архивных документов — «Армяно-русские отношения в XVII веке» (1953), «Армяно-русские отношения в первой трети XVIII в.» (ч. I, 1964 и ч. II, 1967) — введен в научный оборот ряд важных документов, освещающих торгово-экономические и политические связи армянского народа с Россией периода позднего средневековья.

В оживленной торговле между Западом и Востоком в XVI-XVIII вв. довольно активную роль играло армянское купечество. С целью усиления торговых связей с Востоком русское правительство предоставляло льготы и привилегии армянским купцам, которые получали не только право свободной торговли в России, но и право транзита товаров через Россию в западноевропейские страны. В этой торговле особенно важную роль в указанный период играла Джульфинская армянская торговая компания. Заключенный в 1667 г. и возобновленный в 1673 г. торговый договор между упомянутой компанией и русским правительством явился важным правовым документом, способствовавшим дальнейшему укреплению армяно-русских взаимоотношений.

Договор обязывал армянских купцов вывозить персидский шелк в Европу через Каспийско-Волжский путь. Указом от 2 марта 1714 года Петр Первый предписал строго выполнять предусмотренные ста рым договором условия, а 14 мая того же года Правительствующий сенат принял особое постановление, рассчитанное на дальнейшее расширение армяно-русских торговых отношений. Одновременно русское правительство всячески поощряло армянских предпринимателей, создававших шелкоткацкий и другие отрасли промышленного производства в России.

Несомненно, подобная политика русского правительства и тяготение представителей армянского купеческого капитала к России должны были вызвать противодействие со стороны Англии и Франции, заинтересованных в восточной торговле и захвате колоний. Поэтому и английская, и французская дипломатия всячески старались препятствовать усилению ориентации армян на Россию (См. Армяно-русские отношения в первой трети XVIII в., ч. I, стр. X-XI ).

В связи с нарушением русско-персидского договора 1717 г. и возникшим на этой почве конфликтом между Россией и Персией торговля армянских купцов с Россией прекратилась на некоторое время. После оккупации Прикаспийских областей русскими войсками указами Петра I от 5 июля 1723 г. и 8 июля 1725 г. торговля армянских купцов с Россией была возобновлена (См. Армяно-русские отношения в первой трети XVIII в., ч. I, стр. 174-175, 177, док. № 61 ). [7]

Наряду с расширением торговых отношений усиливались и политические связи с Россией. Исторические документы этого периода свидетельствуют о твердом убеждении армянских политических деятелей в том, что освобождение Армении из-под деспотического ига Персии и Турции возможно только с помощью России. Именно поэтому усиливалась ориентация на Россию среди широких слоев армянского народа. Эта ориентация особенно ярко выражена в воззрениях и практической деятельности одного из видных представителей освободительного движения армянского народа конца XVII и начала XVIII века — Исраела Ори. Разочаровавшись в возможности получения помощи от западных держав, Ори в 1701 г. прибыл в Москву и передал Петру I обращение карабахских меликов с просьбой помочь им освободиться от персидского ига.

Исраел Ори был уверен, что. освободительное движение закавказских народов одержит победу только с помощью русских войск. Особенно большие надежды Ори возлагал на союз грузинского царя и кубинского хана (Там же, стр. 310 ). Одновременно он рассчитывал, что на борьбу с турками выступят не только армяне, грузины и греки, но и другие угнетенные народы — арабы, айсоры, курды и т. д. (Там же, стр. 243 ) Однако ему не суждено было увидеть освобождение своего народа. В 1711 году он скончался. Его дело продолжили Минас вардапет, Есаи Хасан-Джалалян, Иван-Карапет и др.

Во время персидского похода русских войск грузино-армянские силы объединились и во главе с грузинским царем Вахтангом были готовы к соединению с русскими войсками. Однако этому воспрепятствовала сложившаяся во время петровского похода внешнеполитическая ситуация в Закавказье.

Несмотря на отсутствие долгожданной помощи со стороны русских, армянский народ вел героический поединок с превосходящими силами турецких армий. Около десяти, лет продолжалась освободительная борьба в Карабахе и Кафане, возглавляемая Давид-беком, Мхитаром-Спарапетом, Аваном юзбаши, Абраамом Гюлистанским и др. Хотя восставшие, не дождавшись русской помощи, вынуждены были сложить оружие, но не угас их свободолюбивый дух. Освободительная борьба продолжалась и в дальнейшем.

Уже в конце XVIII века назрели предпосылки для присоединения Закавказья к России, хотя русское правительство все еще продолжало линию на создание армяно-грузинского объединенного христианского государства под протекторатом России. Присоединение в 1801 г. к России Грузии, ослабевшей от страшного удара, нанесенного в 1795 г. Ага-Магомет ханом, ознаменовало собой новый политический курс царской России. Отныне Россия стремилась к непосредственному расширению своих границ. Вместе с Грузией к ней отошли некоторые северные районы Армении — Лори и Памбак. В результате русско-персидской войны 1804-1813 гг. в состав России вошло большинство закавказских владений, за исключением Ереванского и Нахичеванского ханств. Эти завоевания русских войск закреплены Гюлистанским мирным договором 1813 г. [8]

* * *

Первый том настоящего сборника документов охватывает период от присоединения Грузии к России до заключения Гюлистанского мирного договора (1801-1813 гг.). Второй том охватит документы, относящиеся к периоду с 1813 по 1828 г. (до заключения Туркманчайского мирного договора).

Присоединение Грузии к России имело важное значение как для грузинского, так и для армянского народов. И не только потому, что вместе с Грузией к России были присоединены некоторые районы Северной Армении и что в Грузии проживало большое количество армян, но и потому, что уже воплощались в реальность освободительные чаяния армянского народа. Появление русских войск за Кавказскими горами означало, что недалек тот день, когда осуществится долгожданное освобождение находившейся под персидским игом восточной части Армении. Манифест от 16 января 1801 г. о присоединении Грузии к России особенно восторженно был встречен населением Тифлиса, в памяти которого еще свежи были варварские злодеяния Ага-Магомет-хана. Армянское население Тифлиса устроило большие торжества; чтение манифеста в армянском кафедральном соборе вызвало всеобщее ликование. «А по окончании публикации в армянской церкви после дежурного майора, капитан егерского полка Таганов с 24 казаками ездил по всем улицам, читал сей манифест на российском, грузинском, армянском и татарском диалектах. К вечеру сего дня весь город был иллюминирован и лавки по азиатскому обычаю украшены были лучшими товарами...» (док. 16).

Однако надежды армян на скорое освобождение своей Родины пока не имели под собой реальной почвы. Приобретение Грузии без единого выстрела внушило Павлу I и его сановникам иллюзию, будто можно будет расширить границы мирным путем. В высочайшем рескрипте главнокомандующему в Грузии К. Ф. Кноррингу нашли отражение не только эти надежды, но и опасения, что неосторожные действия могут привести к нежелательным политическим последствиям. Поэтому К. Ф. Кноррингу предписывалось: «не ищите иных приобретений делать как те, которые добровольно будут искать моего (Павла I) покровительства. Лучше иметь союзников интересованных в союзе, нежели подданных ненадежных; левая ваша сторона обеспечена таковыми. Не наводить туркам страха, тогда и правая сторона будет надежна». В основу будущих политических планов ставилось, таким образом, не завоевание, а «приобретение добровольным соглашением Армении» (док. 14). Не требовалось особой проницательности, чтобы осознать всю иллюзорность подобных надежд: Павел I и его окружение и понятия не имели о сложной политической ситуации в Закавказье.

То, что не внушало Павлу I особых опасений, тревожило его наследника Александра I. Присоединение новой, окруженной вражески настроенными соседями страны к России представлялось новому императору «противной пользам» России. Поэтому Александр I передал рассмотрение этого вопроса на обсуждение Государственного совета. 8 августа 1801 г. Государственный совет обсудил вопрос о целесообразности присоединения Грузии к России. Информированные через А. Р. Воронцова и В. П. Кочубея о мнении молодого императора члены Государственного совета, тем не менее, постановили «сохранить Грузию в [9] вассальстве, в которое она покойною императрицею Екатериною II принята была и в оной держать то же самое число войск, которое там находится и служить будет сколь для ограждения сей земли от набегов ее грабежами живущих соседей, столько же и для сохранения тишины и благоустройства во внутренности оной...» (док. 31).

Последовавшие за этим постановлением манифест Александра I от 12 сентября 1801 г. и инструкция К. Ф. Кноррингу от того же числа свидетельствуют, что политический курс России оставался прежним: «стараться приумножить число приверженных к России, особенно же привлекать ханов ериванского, гянджинского, шакинского, бакинского, и других» (док. 33). На первых порах исключалась необходимость территориальных приобретений с помощью оружия. Что же касается непосредственно армянского народа, то II пункт инструкции гласил: «К особенному же наблюдению вашему предоставляем привлекать к себе нацию армянскую всякими обласканиями. Способ сей по многочисленности сего племени в сопредельностях Грузии есть один из надежнейших к приумножению силы народной и вместе к утверждению вообще поверхности христиан. На сей конец соизволяем, чтобы вы оказывая ваше по возможности покровительство Араратскому патриаршеству монастырю Эчмиадзину, содержали с главой церкви онаго приязненные сношения» (док. 33).

Это было продолжением традиционной старой политики царского правительства. Политика привлечения ханов ереванского, гянджинского, ширванского и др. на сторону России отнюдь не согласовывалась со стремлением Александра I утвердить «на поверхности» христиан. Что же касается покровительства главы армянской церкви, то оно служило бы удобным средством вмешательства во внутренние дела Ереванского ханства, занимавшего стратегически важную позицию на подступах к Персии и Турции.

Политика «обласкания» армян преследовала скорее всего цель привлечения их в пределы Грузии, опустошенной в результате нашествия Ага-Магомет-хана. Об этом ясно говорилось в рескрипте Александра I П. Д. Цицианову от 26 сентября 1802 г. Армяне интересовали царя «яко народ промышленный и имеющий в руках своих всю торговлю сей части Азии». Именно с этой точки зрения они «заслуживают особенного... внимания и защиты, ибо при угнетении его в Персии сомнения быть не может, чтобы множество народа сего не основалося в Грузии, коль скоро почтут они себя обеспеченными порядочным устройством правительства» (док. 90). Результатом такой политики явилось то, что во время русско-персидской войны 1804-1813 гг. из пределов Ереванского ханства и Карского пашалыка большое количество армян было выведено в Грузию и в северные районы Армении.

Однако, убедившись вскоре в том, что вновь приобретенную страну трудно будет оградить от нападений соседних стран, что вряд ли закавказские ханства добровольно примут покровительство России и, что самое главное, в готовности Персии силой вернуть себе свои бывшие владения, Александр I в рескрипте от 23 мая -1803 г. П. Д. Цицианову предначертал новый военно-политический курс России в Закавказье. Ом предусматривал распространение границы империи до рек Куры и Аракса с тем, чтобы затем уделить внимание «на внутреннее устроение присоединенных к России областей и доставления народам, среди оных обитающим, неизвестного им доселе блаженства безмятежной жизни под сенью законов» (док. 145). [10]

Таким образом, Россия переходила к осуществлению своего нового внешнеполитического курса в Закавказье. Отныне все усилия нового главнокомандующего генерала П. Д. Цицианова и расположенных в Восточной Грузии российских войск должны были быть направлены на расширение границ империи. Для осуществления этих планов следовало действовать не только вооруженной силой. Русская дипломатия пыталась склонить к покорности и мирному принятию подданства России те ханства, которые все еще не четко определили свое политическое поведение в создавшихся новых условиях.

Блестящим успехом русской армии в Закавказье явились взятие крепости Ганджи и ликвидация враждебно настроенного в отношении России Ганджинского ханства в начале 1804 г. Это крупное событие вызвало ликование среди армян. Бывший константинопольский армянский патриарх архиепископ Григорий и Нерсес Аштаракеци в письме к Минасу Лазареву от 3 февраля 1804 г. описывают всеобщее торжество армянского населения по поводу присоединения Ганджинского ханства к России, не скрывая одновременно своего сожаления по поводу того, что не над Ереванской крепостью взвилось знамя победы, возвещающее освобождение из-под ненавистного персидского ига. Но они полны были надежды, что недалек день освобождения Восточной Армении (док. 170); в том же 1804 г. состоялся первый поход русских войск под начальством генерала П. Д. Цицианова на Ереванское ханство.

Прежде чем предпринять поход на Ереван, как предшественник П. Д. Цицианова К. Ф. Кнорринг, так и его преемник немало прилагали усилий, чтобы привести Ереванское ханство в подданство России мирным путем, хотя вся политика Мамад-хана ереванского не внушала никаких надежд на успех в этой затее. И в самом деле. Еще в 1801 г. как ереванский хан Мамад, так и его родственник нахичеванский хан Калбали считали недопустимым пребывание мусульман под владычеством христиан. С этой целью они установили связь со сбежавшим грузинским царевичем Александром, пытаясь с его помощью отвоевать Памбак у русских. Одновременно агенты Мамад-хана действовали в Памбаке, не жалея усилий, чтобы восстановить местных жителей против России. Наряду с этим Мамад-хан вел тайные переговоры с командующим русскими войсками в Грузии генерал-майором И. П. Лазаревым, предлагая уступить ему Памбакскую дистанцию якобы для того, чтобы вступить в покровительство России (док. 29).

Конечно, вряд ли надеялся Мамад-хан, что его затея будет увенчана успехом. Успех он видел в восстании памбакских агаларов. Однако и здесь его ожидало разочарование, так как И. П. Лазарев, узнав об угрожающем положении в Памбакской дистанции, в июле 1801 г. вступил с вверенными ему войсками в указанную дистанцию и подчинил себе мятежных агаларов, часть которых сбежала в пределы Ереванского ханства (док. 34).

Боясь быть разоблаченным и желая продолжать политику маневрирования и лавирования между Россией и Персией, ереванский хан поспешил извиниться. Прикидываясь несведущим, он якобы не полагал, что его действия могут противоречить интересам России. Об этом мы читаем следующее в одном из документов. Ереванский Мамад-хан «извинился письменно в покушении своем на Памбакскую провинцию тем, что он имеет фирман на владение ею от Ага-Магомед-хана и что исполняя сие повеление, не полагал, чтобы делал противное защите и [11] покровительству, в коем в. и. в. изволите содержать области грузинские» (док. 36).

Несмотря на эти настораживающие действия ереванского хана, русские главнокомандующие на Кавказе и в Грузии продолжали переговоры с ним, все еще полагая, что можно будет это стратегически важное ханство присоединить к России мирным путем. Свидетельством этого является письмо К. Ф. Кнорринга Мамад-хану от 18 апреля 1802 г., в котором вновь предлагалось принять покровительство России (док. 49).

Между тем правящие круги Персии оправились от удара, понесенного в связи с потерей Грузии. Персидское правительство стало лихорадочно готовиться к военным действиям для возвращения потерянных недавно владений, конечно, не без подстрекательства Англии и Франции, серьезно обеспокоенных появлением России за пределами Кавказских гор.

Обеспокоенный положением дел в Закавказье, Александр I 24 апреля 1802 г. снабдил К. Ф. Кнорринга новой инструкцией, исходившей из создавшихся новых политических условий во вновь завоеванной Грузии. Из инструкции явствует, какое важное значение придавалось присоединению Ереванского ханства к России для обеспечения безопасности новых владений империи. К. Ф. Кноррингу предлагалось усилить войска в Грузии, чтобы приостановить предполагавшееся движение войск Баба-хана в пределах Ереванского ханства и привести хана ереванского в российское подданство. Для обеспечения же левого, более уязвимого фланга русской армии, считалось важным занятие враждебно настроенного Ганджинского ханства. Благодаря этим мероприятиям Грузия должна была быть поставлена вне всякой опасности (док. 50).

Еще до получения вышеприведенной инструкции к. Ф. Кнорринг получил известие, что войска ереванского хана двигаются к русской границе. Обеспокоенный этим и стремясь пресечь возможные неприятности, 17 мая 1802 г. К. Ф. Кнорринг письменно обратился к Мамад- хану и решительно потребовал объяснения по поводу движения его войск (док. 56). В июне того же года было получено ответное письмо хана, через поверенного Эйваз-хан-султана, с предложением установить мир и дружбу между двумя странами. Аналогичное письмо поступило и от нахичеванского хана Калбали (док. 72 и 73). Однако это предложение было продолжением той политической игры, которую затеял ереванский хан после присоединения Грузии к России. Об этом свидетельствуют не только хитроумные маневры хана с отклонением предложения принять покровительство России, но и его нежелание уступить несравненно более скромному требованию русских властей о замене на патриаршем престоле Давида — Даниилом.

Бесплодные переговоры с ереванским ханом продолжались и после назначения генерала П. Д. Цицианова на пост главнокомандующего в Грузии. В начале 1803 г. в Тифлис прибыл его посланец Мегмед-Али-бек для переговоров с Цициановым. Переговоры касались трех вопросов: о признании архиепископа Даниила католикосом всех армян, о пребывании бывшего ахалцыхского Шериф-паши в пределах Ереванского ханства и, главное, об отказе от признания верховной власти персидского шаха. На требование Цицианова признать Даниила католикосом, изгнать за пределы ханства - Шериф-пашу и отказаться от признания верховной власти персидского шаха посланец Мамад-хана [12] дал половинчатые ответы, которые фактически свели переговоры на нет. Уклончиво согласившись признать Даниила католикосом и подтвердив желание хана принять покровительство России, Мегмед-Али-бек одновременно требовал, чтобы русские не препятствовали проходу ереванских войск с целью восстановления в Ахалцыхе в должности паши, Шериф-пашу (док. 111). Фактически это означало бы разрыв тех добрососедских отношений, которые в то время существовали между Россией и Турцией. Это явилось бы весьма нежелательным для России политическим актом, чреватым войной на два фронта при наличии весьма малочисленных русских войск в Закавказье. Подобное требование не могло быть принято, поэтому переговоры кончились провалом.

Таков был также исход миссии Томаса Орбелианова, посланного к ереванскому хану П. Д. Цициановым в начале 1803 года. Старания Т. Орбелианова добиться назначения католикосом Даниила и принятия Мамад-ханом покровительства России не дали никаких результатов. Стало ясно, что стратегические планы России могут осуществиться лишь путем войны, занятием силой оружия Ереванского ханства (док. 130).

После провала миссии Т. Орбелианова ни для кого уже не было секретом, что свое дипломатическое поражение русское правительство будет возмещать военными успехами. Однако, как ни странно, такая перспектива пугала некоторые армянские круги. В то время как большинство армян с нетерпением ждало освобождения Еревана и Восточной Армении от персидского ига, мелик ереванских армян Абраам Мелик-Агамалян и юзбаши Габриел Гегамаци обратились письменно к находившемуся в Грузии бывшему Варандинскому мелику Джимшиду Мелик-Шахназаряну с просьбой исходатайствовать у Цицианова заключение мира с Ереванским ханством. Чем была вызвана эта тревога? Они полагали, что поход русских войск может ввергнуть страну «в такое же разорение, какое случилось с карабахскими христианами» (док. 140, 144). Эти опасения почти полностью оправдались: в 1804 г. в результате неудавшегося похода русских войск на Ереван мелики вынуждены были вместе со своим «народом» покинуть пределы родины. Однако последующие события показали, что они не только не были против освобождения из-под персидского ига, но и оказывали всяческую помощь русским войскам во время осады Ереванской крепости. Поднятая же тревога объяснялась возможной неудачей русских войск и вытекающими из этого нежелательными последствиями. Нельзя забывать, что страх перед русскими, как и явная симпатия армянского населения к русским бесили шахское правительство. В бессилии перед надвигавшейся опасностью оно прибегало ко всякого рода жестоким репрессиям в отношении армян. В подобной обстановке любой неверный шаг чреват был страшными последствиями. Таковы, на наш взгляд, причины чрезмерной осторожности армянских меликов Еревана.

Что касается Мамад-хана ереванского, то его положение было не из легких. Пришло время, когда его лавирования никого больше не могли вводить в заблуждение. В начале 1804 г. он уже находился между двух огней — с одной стороны на него двигались шахские войска, а с другой — назревала опасность войны со стороны России. Ощущая, безвыходность своего положения, Мамад-хан прибегнул к новым мерам, стараясь выйти сухим из воды.

В марте 1804 г. Мамад-хан ереванский, узнав о намерении Баба-хана положить конец его двойственной политике и направить войска на [13]

Ереван, попытался наладить отношения с русскими. Прибывший к Цицианову в Тбилиси ханский гонец заверял, что Мамад-хан будет служить русским более усердно, чем служил грузинскому царю Ираклию. Взамен хан просил Цицианова преградить путь шахским войскам. Цицианов обещал помочь, при условии, если хан заменит Давида на патриаршем престоле Даниилом и разрешит пребывание 500 русских солдат в Ереванской крепости. В эти же дни хан освободил из тюрьмы юзбаши Габриела Гегамаци, которого намеревался казнить, вызвал его к себе и просил ходатайствовать перед русскими, чтобы те оказали ему помощь.

Однако условия Цицианова пришлись не по душе Мамад-хану. Его никак не устраивало, чтобы русские войска расположились в крепости. В то же время он не хотел окончательно порвать с русскими, поэтому спустя месяц, в апреле 1804 г., вновь обратился к Цицианову, на сей раз через Калбали-хана нахичеванского и юзбашей Габриела и Иоаннеса. Новое его предложение сводилось к тому, чтобы русские войска расположились в Эчмиадзинском монастыре или же в Шарурском магале, а поверенный Цицианова мог войти в крепость, где будет дана присяга верности русскому императору. Что же касалось заложников, то хан отказывался их выдать, мотивируя тем, что его жены и дети находятся у шаха персидского. Одновременно Мамад-хан дал понять, что он отнюдь не намерен уступить Ереванскую крепость русским. Скорее он готов был отдать ее единоверному шаху, получив от него власть и почести, чем уступить христианам и лишиться всего. В свою очередь юзбаши Габриел и Иоаннес просили генерала Цицианова согласиться с предложением Мамад-хана и с войсками вступить в страну, поскольку после этого гораздо легче будет овладеть крепостью.

Последующие события показали, что единственная цель Мамад-хана заключалась в том, чтобы оттянуть время и, по возможности, избежать военных столкновений с русскими.

Продвижение персидских войск, как и дипломатическая игра Мамад-хана ясно показали, что пришло время для занятия Ереванского ханства. Дальнейшее промедление было чревато реальной опасностью для Грузии, поскольку ее естественные границы не могли быть надежной преградой наступлению многочисленных персидских войск.

В конце мая 1804 г. русский действующий корпус под командованием Цицианова вступил в границы Ереванского ханства. Ни войска персидского престолонаследника Аббас-Мирзы, ни ереванского Мамад-хана не смогли оказать сколько-нибудь серьезного сопротивления русским войскам, которые вскоре заняли Эчмиадзинский монастырь, селение Чарбах и осадили Ереванскую крепость. Однако нерешительные действия главнокомандующего Цицианова, который так и не повел свои войска на окончательный штурм крепости и все еще надеялся уговорами добиться добровольной ее сдачи, привели к провалу всей кампании. Наступившая осень и недостаток в провианте вынудили главнокомандующего снять осаду и отступить в пределы Грузии (док. 185, 196).

Однако отступление русских войск не означало отказа от военностратегических планов России в отношении Восточной Армении. Военные действия продолжались и в течение последующих лет. В 1805 г. отряд генерала П. Д. Несветаева ворвался в пределы Ереванского ханства, в Талинском магале разбил войска хана, занял крепость Талин, продвинулся далее в сторону Еревана и занял Эчмиадзин. Забрав [14] с собой богатства Эчмиадзинского монастыря и свыше 500 семей армян из селений Вагаршапат, Аштарак, Гайтах, Агавнатун, Франганоц, Моллабаязет, Курдугули, Алибеклу и т. д., Несветаев вернулся с ними в Грузию. Выведенные из Восточной Армении семьи обосновались в Тифлисе, Караклисе и в других местах Памбакской и Шурагельскои дистанций. Большая часть их была ограблена татарами, сильно нуждалась в пособии и долгое время не могла подняться на ноги (док 236).

В 1805 г. русское правительство добилось довольно крупного успеха. В марте этого года артикский Будаг султан обратился к командующему русскими войсками, расположенными в соседней Памбакской дистанции, Несветаеву с предложением захватить Шурагельское султанство, прежде чем это сделает ереванский хан. Получив подкрепление, Несветаев уже 30 марта занял Артик, а в октябре Будаг принял русское подданство (док. 218, 222, 276). Занятие хлеборобной Шурагельской провинции имело не только важное стратегическое значение, но и в некоторой степени решало проблему снабжения русской армии и Грузии хлебом.

Занятие Шурагельского султаната облегчало и одновременно делало необходимым занятие Талинской крепости. О значении этой крепости Несветаев писал главнокомандующему Цицианову: «Сия Талынь есть важная для обуздания Эривани, ибо от нее только два перехода весьма способные и неопасные до монастыря (Эчмиадзинского. — Ц. А., В. Д.), а притом я уверен, что лежащие селения по ту сторону Аракса неминуемо должны последовать Талыну и покориться вашему сиятельству, ибо оные и прежде принадлежали к Талыне и состояла лучше сия провинция нежели Шурагельская, потому что через Талынь всегда доставлялась соль и разные товары и за границы турецкие» (док. 244).

В том же 1805 г. 14 мая был заключен Кюрак-чайский договор с Карабагским ханством, согласно которому ханство принимало покровительство России и соглашалось допустить русские войска на территорию страны.

Между тем в Ереване происходили события, вновь поставившие на повестку дня занятие крепости и присоединение всей Восточной Армении к России. Из рапорта майора Нольде генералу Несветаеву от 18 июня 1805 г. стало известно, что Мамад-хан, который в это время фактически был отстранен от власти, а управление было поручено Мехти-кули-хану, предвидя угрожавшую ему опасность, через своих тайных гонцов предлагал русским взять Ереванскую крепость. Он уверял, что в распоряжении Мехти-кули-хана более малочисленное войско, чем у него. При этом Мамад-хан надеялся получить прощение за свои прошлые проступки и обещал прислать заложников (док. 246, 248). Однако к концу 1805 г. он окончательно был лишен ханской власти и сослан в глубь Персии, став жертвой собственной двурушнической политики.

Но взятие Еревана было животрепещущим вопросом. Уже в начале 1806 г. П. Д. Цицианов намерен был, после занятия Баку, снова двинуть войска на Ереванскую крепость. Однако его трагическая смерть под стенами бакинской крепости не дала ему возможности осуществить свои планы.

Смерть генерала Цицианова, а также начавшаяся весной 1806 г. по наущению Франции русско-турецкая война окрылили Аббас-Мирзу. [15] Надеясь на то, что малочисленные русские войска не смогут воевать на два фронта, и считая, что тем самым наступил долгожданный час восстановления своих былых «прав» на Закавказье, в конце мая 1806 г. Аббас-Мирза с десятитысячной армией ворвался в пределы Карабаха и направился к крепости Шуша. Одновременно грузинский царевич Александр с семитысячной армией приближался к границам Казахской дистанции, другая же семитысячная персидская армия двинулась через Эчмиадзин на Памбакскую и Шурагельскую провинции (док. 294, 296).

Прежде чем осветить события 1806 г. и последующих лет, рассмотрим русско-турецкие отношения до начала военных действий 1806-1812 гг.

Напуганная наполеоновским нашествием на Египет, ставшая ареной внутренних междоусобиц и дворцовых переворотов султанская Турция вынуждена была искать дружбы у своего давнишнего неприятеля и грозного соперника — царской России. Русское правительство охотно пошло навстречу этим пожеланиям и между прежними соперниками установилась временная дружба. В Закавказье она проявлялась в том, что местные русские власти, с ведома и согласия центрального правительства, оказывали военную помощь турецкому правительству в приведении в покорность мятежных пашей и правителей.

В начале XIX века Турция особенно опасалась ахалцыхского Шериф-паши, который никак не хотел подчиняться своему сюзерену.

Подавление мятежа ахалцыхского паши, которому существенную помощь оказывали ереванский Мамад-хан и лезгины, было поручено эрзерумскому сераскиру. Однако последний не мог предпринять более или менее решительных действий против Шериф-паши и вынужден был прибегнуть к помощи русских. Генерал И. П. Лазарев и грузинский царевич Давид, управлявшие страной в отсутствие главнокомандующего К. Ф. Кнорринга, послали на помощь эрзерумскому паше мелика Абова с отрядом борчалинских и казахских татар. Позднее, в 1801 г., эрзерумский паша снова обратился к К. Ф. Кноррингу и просил вновь послать ему на помощь отряд мелика Абова или же другого грузинского сардара для борьбы с Шериф-пашой. Одновременно эрзерумский паша уведомлял, что Мамад-хан ереванский оказывает помощь Шериф-паше своими войсками. В связи с этим паша просил Кнорринга оказать давление на ереванского хана и запретить ему помогать Шериф-паше (док. 41).

Несмотря на то, что политика России в отношении Ереванского ханства заключалась в мирном приведении его в свое подданство, союзнические обязательства по отношению к Турции заставляли русское командование в Закавказье выступить против хана ереванского с тем, чтобы пресечь его попытки оказывать помощь мятежному паше. Именно поэтому русские войска совместно с войсками карского паши в марте — апреле 1802 г. выступили против ереванских войск, предводительствуемых нахичеванским Калбали-ханом, угрожавшим границам Карского пашалыка. Русские и турецкие войска нанесли поражение Калбали-хану, который отступил. Однако русское командование, довольствуясь только этим, отклонило предложение карского паши занять Ереван, мотивируя свой отказ тем, что оно обязано удерживать только целостность границ Грузии. При этом оно дало знать, что в случае необходимости накажет ереванского хана (док. 46).

Но ереванский хан продолжал свои антитурецкие действия. Спустя некоторое время, в мае 1802 г., его войска снова двинулись к границам [16] Памбака и Карского пашалыка. Узнав об этом, К. Ф. Кнорринг дал повеление полковнику Карягину с войсками выступить к границам Шурагела и отразить наступление персидских войск. Одновременно он связался с карским пашой Маматом, прося его соединить свои вооруженные силы с русским отрядом и «совместно обращаться на поражение неприятеля кичливого» (док. 54).

Во второй половине мая отряд Карягина совместно с турецкими войсками вторично нанес поражение войскам Ереванского ханства. Однако русское командование, преградив путь ереванских войск к границам Ахалцыха, не хотело ввязываться в открытые военные действия, несмотря на то, что карский паша вновь предлагал взять Ереванскую крепость, обещав обеспечить русские войска всем необходимым провиантом, лишь бы русские прислали пополнение (док. 60, 64, 65, 68,69,70,71).

Неудержимое желание карского паши взять Ереван не было случайным. Он стремился захватить богатую Кульпинскую солеломню, составлявшую главную статью доходов ереванского хана. Русские власти Закавказья осуществляли политический курс своего правительства — сделать территориальные приобретения не силой оружия, а путем мирным и добровольным. Поэтому они не развертывали военных действий против Ереванского ханства, отговаривали карского пашу заключить мир с ереванским ханом, предлагая ему воздержаться от примирения с ним (док. 74, 83, 84).

Такое положение вещей не могло долго тянуться. Назначение генерала П. Д. Цицианова главнокомандующим в Грузии, настоятельная необходимость расширения границ империи к югу до рек Аракса и Куры, а на западе — вплоть до берегов Черного моря, подразумевало, несомненно, что рано или поздно придется столкнуться не только с Персией, но и с временной союзницей — Турцией. И это вполне понятно, так как расширение российских владений не могло не вызвать противодействия Турции, тем более, что черноморское побережье Грузии находилось под ее владычеством. Это обстоятельство беспокоило Цицианова, почему он и просил канцлера Воронцова предписания для дальнейших действий в Закавказье (док. 138).

Ряд фактов свидетельствует о том, что пограничные турецкие правители не всегда были искренни в своих действиях. Это особенно стало понятно после того, как карский паша не оказал помощи пришедшему к нему на поддержку отряду русских войск против ереванского хана, в результате чего отряд был разбит и тридцать человек погибло (док. 148, 151, 157).

После этого вероломного акта со стороны карского паши Цицианов предложил ему отпустить находившихся в его владениях крестьян мелика Джимшида, а также жителей Памбакской провинции. Однако карский паша всяческими ухищрениями отклонил требование русского главнокомандующего (док. 155, 217).

Дальнейшему ухудшению отношений между русским командованием в Закавказье и карским пашой привело к тому, что русские войска вошли в Шурагель. Этот акт имел отрицательные последствия для Карского пашалыка. Состоявшийся незадолго до этого поход русских войск на Ереван и увеличение числа воинского состава в Закавказье подсказали карскому паше, что русские намерены занять Ереванское ханство без его помощи, следовательно, от этого ему ничего не [17] достанется. Занятие же Шурагеля еще больше встревожило его, ибо этим прерывались коммуникации с Персией, приостанавливался вывоз хлеба в Персию, что наносило серьезным ущерб экономическим интересам пашалыка (док. 295).

Осенью 1806 г. карский паша сделал еще одну попытку склонить русских на совместные военные действия против Ереванского ханства, чтобы прибрать к своим рукам Кульпинские соляные промыслы. Но русские власти никак не могли согласиться с этим, так как Грузию обеспечивали солью именно Кульпинские промыслы, которых уступить Турции они никак не были намерены (док. 320).

Как уже было сказано выше, весной 1806 г. персидские войска предприняли наступление на границы России. Одновременно произошли столкновения между персами и турками, Юсуф-паша багдадский нанес поражение Аббас-Мирзе. Учитывая то, что согласно сообщению русского резидента в Константинополе А. Италинского становился неизбежным разрыв с Турцией, а также, учитывая политически шаткое положение Ереванского ханства, генерал П. Д. Несветаев обратился к командующему войсками на Кавказской линии генералу Глазенапу с предложением предоставить воинское подкрепление для занятия Ереванского ханства. Предложение свое Несветаев подкреплял и тем доводом, что турки также намерены овладеть ханством (док. 303).

Столкновения с турками на багдадской границе, однако, не стали помехой для того, чтобы после разрыва России с Турцией и начала военных действий между этими державами Аббас-Мирза совместно с командующим турецкими войсками на Кавказском фронте сераскиром эрзерумским Юсуф-пашою выступал против малочисленного русского корпуса в Закавказье. Уже весной 1807 г. Юсуф-паша, увеличив численность турецких войск на шурагельской границе, ждал прибытия персидских войск, чтобы присоединиться к ним. Новый сардар ереванский Гуссейн-Кули-хан предлагал Юсуф-паше соединиться и истребить всех русских в Грузии. В награду за это он обещал уступить паше Шурагельскую провинцию. Для осуществления этого намерения Аббас-Мирза и царевич Александр в начале июня 1807 г. должны были прибыть в Ереван (док. 360).

Объединение турецких и персидских войск создало опасность для расположенного в Шурагельской провинции малочисленного отряда Несветаева. Поэтому 30 мая 1807 г., обратившись к новому главнокомандующему в Грузии фельдмаршалу И. В. Гудовичу, Несветаев просил подкрепления (док. 361). Прежде чем Гудович подоспел бы на помощь с корпусом, Несветаев под Гумри дважды разбил турецкие войска. После прибытия Гудовича с корпусом, 18 июля 1807 г. в битве при реке Арпачае турецкие войска были разбиты наголову и отброшены назад. Тем самым была устранена угроза соединения турецких и персидских войск, что чрезвычайно осложнило бы положение русских войск в Закавказье. После разгрома турок эта угроза на некоторое время перестала быть реальной (док. 363, 364, 367).

Несмотря на начавшиеся военные действия, русское правительство придерживалось мнения о необходимости установления мирных отношений как с Персией, так и с Турцией. Для того чтобы склонить Персию к миру, русское правительство обещало признать Баба-хана шахом персидским, т. к. до этого оно считало его узурпатором и не желало признавать его шахом (док. 381). [18]

Но персидское правительство не намерено было отказаться от своих планов установить вновь свою власть над Закавказьем. На подобную непримиримую политику подстрекали Персию Англия и Франция, стремившиеся приостановить победоносное продвижение русских войск в Закавказье. Обе эти колониальные державы не жалели ни сил, ни средств, чтобы раз и навсегда положить конец претензиям России на Востоке.

Начиная с 1806 г. английская и французская дипломатия добивалась совместного выступления Персии и Турции против России (док. 360, 363, 364 и др.). По поводу прибытия английского посольства в Персию в 1808 г. И. В. Гудович с тревогой писал: «Без сомнения оно будет иметь в предмете вредные для России внушения Баба-хану, дабы подвергнуть оного на дальнейшую вражду к России и побудить на продолжение воинских предприятий против Грузии» (док. 397). Англия и Франция были единодушны в намерении изгнать русских из Закавказья и тем самым избавиться от опасного соперника. Но вместе с тем они враждовали между собой, ибо каждый из них стремился установить свое монопольное господство на Ближнем и Среднем Востоке и в Индии. В частности, Франция в эти годы хотела использовать персидский порт Бендер-Аббас (Шах Бендер) для осуществления своих планов похода на Индию. Французские эммисары в Персии «для сего же требуют от Баба-хана и несколько тысяч конницы на свое жалованье, которые вместе с их войсками должны идти в Индию; также свободный проход войскам через Персию и Индию и снабжением в пути их всем нужным». В то же время «английский же посланник всячески старается их от сего отвратить и обещает им все, что они хотят, только прервали б они все связи и дружбу с французскими...» (док. 398).

При таком положении вещей персидское правительство отклонило предложение русского командования о заключении мира и весной 1808 г. возобновило военные действия. В марте Аббас-Мирза прибыл в Нахичеван, откуда намерен был отправиться в Ереван (док. 403).

Главнокомандующий в Грузии фельдмаршал Гудович решил перейти к решительным действиям, занять Ереванское и Нахичеванское ханства, присоединить их к России и этим положить конец проискам Персии в Закавказье. В сентябре 1808 г. русские войска совершили второй поход на Ереван. Крепость была осаждена (док. 414, 415). Однако Гудович допустил ту же ошибку, что в свое время совершил Цицианов: вместо решительного штурма крепости он вел переговоры с целью добиться добровольной сдачи ее.

Наступившие холода, растянутость коммуникаций, что затрудняло доставку провианта, упорное сопротивление осажденных во главе с Гасан-ханом сделали невозможным взятие крепости. 21 ноября 1808 г. Гудович в последний раз сделал предложение Гасан-хану сдаться, но тот ответил отказом (док. 417). Русские войска вынуждены были отступить после безуспешной попытки занять Ереван и. тем самым всю Восточную Армению.

Несмотря на «союз» с Россией, французское правительство не только восстанавливало персиян против России, но и оказывало существенную военную помощь персидской армии. Французские инструкторы обучали ее, военные специалисты укрепляли Ереванскую крепость, организовали ее защиту. Потому в октябре 1808 г. Гудович с горечью [19] сообщал своему правительству: «французская в Персии миссия, несмотря и» дружественный союз с нами, более теперь вредит делам моим с Персиею, нежели они прежде то делали во время войны с Франциею» (док. 415).

В июне 1809 г. персияне снова возобновили военные действия с Россией. 15-тысячная персидская армия, предводительствуемая Мамед-Али-Мирзой, напала на Памбакскую, Борчалинскую и Шурагельскую провинции, но была отбита. В это же время Аббас-Мирза с войсками двинулся к Елисаветполю, но, встретив здесь главнокомандующего Тормасова с войсками, отступил к Еревану.

Неожиданные нападения персидских войск, основная часть которых составляла легкая конница, затрудняли действия русской армии. Последней трудно было вести оборонительную войну в условиях Закавказья, ввиду чего русское командование стремилось заключить перемирие и путем переговоров установить мир между двумя странами (док. 438, 439, 440).

В 1810 г., начиная с 20 апреля, в течение 17 дней в Аскеране велись переговоры между Тормасовым и персидским представителем Мирза Безюргом. Однако эти переговоры были безрезультатны ввиду вмешательства английского посла (док. 454).

После того как прервались переговоры в Аскеране, персидские войска внезапным нападением заняли Мегри и Гюнею. Но успехи их были временными. 14 июня 1810 г. отряд полковника Котляревского разбил персов и выгнал их из Мегри и Гюнеи (док. 456).

Военные действия 1810 г. не принесли персидским войскам никаких успехов. Но они все еще не отказывались от своих планов — изгнать русских из Закавказья и снова распространить здесь свою власть. Не бездействовало и турецкое правительство. Оно посылало в прикаспийские ханства и Дагестан своих агентов с султанскими фирманами, призывавшими единоверные народы выступить на «священную» войну против неверных, изгнать русских за пределы Кавказа, за что они были бы награждены в здешнем и будущем мире. Одновременно в Тегеран прибыло посольство султана с ценными подарками в знак подтверждения союза в борьбе против России. Инициатива султанской Турции нашла полное понимание у персидского правительства, начавшего деятельную подготовку к решительным действиям против России, одновременно подстрекая к восстанию занятые русскими ханства. Деятельная подготовка велась также и в граничащих с Россией турецких пашалыках — Эрзеруме, Карсе и Ахалцыхе.

Для приготовления совместного выступления сардар ереванский Гуссейн-Кули-хан и сераскир эрзерумский договорились встретиться 30 августа 1811 г. возле крепости Магазберд, на берегу реки Арпачай. Однако непредвиденный случай — ранение сераскира эрзерумского наемным убийцей — расстроил их планы. В результате турецкая армия распалась, а ереванский сардар отступил к реке Карасу, где находился летний лагерь его войска.

Дальнейшие военные действия ясно показали, что шахская Персия не может надеяться на осуществление своих планов, особенно после того, как Турция заключила мир с Россией. Хотя нашествие Наполеона на Россию и взятие им Москвы на некоторое время воодушевило Аббас-Мирзу, но разгром, нанесенный персидским войскам под Асландузом и Ленкораном, окончательно развеял его иллюзии. Несмотря на [20] то, что английское правительство окапывало военную и материальную помощь Персии, всячески поощряло ее к борьбе против России, персидское правительство больше не и состоянии было продолжать и без того затянувшуюся войну.

В сентябре 1813 г. главнокомандующий в Грузии генерал Н. Ф. Ртищев встретился в Карабахе, в местечке Гюлистан, с представителем Фатали шаха Мирза-Абуль-ханом и начал переговоры для заключения «вечного мира» с Персией. Несмотря на ухищрения персидского уполномоченного и его желание внести изменения в границу между двумя государствами в пользу своей страны, 12 октября 1813 г. мир был заключен. Персия признавала все завоевания России в Закавказье. Весь Северный Азербайджан, Дагестан, Карабах и Шурагель отныне юридически считались русскими владениями. Персии возвращался только Мегри (док. 497). Кончилась долголетняя война между двумя государствами, в результате чего Россия окончательно укрепилась в Закавказье. Хотя и Гюлистанский мир назывался «вечным», он не мог удовлетворить пи одну из сторон. Персия, ставшая политическим оружием и фактической жертвой англо-французской дипломатии на Востоке, все еще не примирялась с потерей своих недавних владений. Что же касается России, то девятилетняя война ей не принесла полного успеха, т. к. оставался неосуществимым ее план расширения границ до Куры и Аракса, что позволило бы ей лучше обеспечить целостность и защиту своих границ, а также дало бы возможность более активно бороться против возрастающего влияния Англии на Персию. «Вечный мир» явился фактически длительным перемирием, чреватым войной.

* * *

В отношениях России с армянским народом, в ее политических предприятиях большое место занимал Эчмиадзин — католикосат всех армян, находившийся в пределах Ереванского ханства.

Активное вмешательство русского правительства во внутренние дела армянской церкви относится к самому концу XVIII века, когда после смерти католикоса всех армян Луки разгорелась ожесточенная борьба за эчмиадзинский престол. Одним из активно действующих лиц и претендентов на этот престол был епархиальный начальник обитающих в России армян, архиепископ князь Иосиф Аргутинский-Долгоруков. Заручившись помощью русского правительства, архиепископ Иосиф добился своего избрания верховным патриархом всех армян, в то время как настоящий избранник, бывший патриарх Константинопольский архиепископ Даниил был сослан турецким правительством. Таким образом, первое же вмешательство русского правительства в дела армянской церкви явилось крупным политическим успехом России. Отныне избрание армянских католикосов утверждалось не только турецким султаном и персидским шахом, но и русским царем. Эта дипломатическая победа давала возможность русскому правительству использовать в своих политических целях как Эчмиадзинский престол, так и избрание армянских католикосов.

Став католикосом всех армян, архиепископ Иосиф Аргутинский отправился в Эчмиадзин. В Тифлисе его застал манифест Павла I о присоединении Грузии к России и он принял деятельное участие в празднествах по этому случаю, совершив благодарственное молебствие [21] в главной армянской церкви Банк. Однако спустя несколько дней Иосиф Аргутинский скоропостижно скончался.

Смерть католикоса Иосифа послужила поводом к междоусобицам в армянской церкви. Снова разгорелись страсти, снова появились различные честолюбивые претенденты на этот высокий сан. Церковное собрание вновь остановило свой выбор на архиепископе Данииле, против избрания которого резко выступил архиепископ Давид, поддерживаемый учеником Иосифа Аргутинского архимандритом Григорием, родственниками Иосифа Барсегом и Соломоном Аргутянцами, грузинским царевичем Давидом, командующим русскими войсками в Грузии генерал-майором И. П. Лазаревым и другими. Давида стал поддерживать также и ереванский Мамад-хан. В руках Давида сильным оружием стало так называемое завещание католикоса Иосифа, в котором он после своей смерти на пост католикоса рекомендовал Давида. В этих условиях, заручившись поддержкой русского правительства, 28 апреля 1801 г. Давид был помазан католикосом, в то время как избранный Даниил находился на пути в Эчмиадзин.

Но спустя несколько месяцев русское правительство резко изменило свое отношение к Давиду. Решающую роль в этом сыграли известные в истории Армении, проживавшие в России Лазаревы, которые стали оказывать поддержку Даниилу. В результате последовал рескрипт Александра I послу в Константинополе Тамаре от 26 сентября 1801 г., в котором было сказано: «завещание покойного патриарха Иосифа, на коем первое положено было основание к избранию Давида, по ближайшим исследованиям найдено никогда несуществовавшим. Возведение его на патриарший престол в Эчмиадзине действительно произведено вооруженною рукою и усилием хана Эриванского» (док. 37). Свое вмешательство в дела армянской церкви царь оправдывал тем, что армянский народ желает на престоле видеть Даниила, почему и русское правительство поддерживает эту кандидатуру. Затем последовала грамота Александра I, коей католикосом всех армян утверждался Даниил (док. 57, 58).

Так началась длительная борьба между Давидом и Даниилом за Эчмиадзинский престол, нанесшая большой ущерб армянской церкви.

В разжигании этой борьбы не последняя роль принадлежала подручному Иосифа архимандриту Григорию. Через Давида он стремился забрать в свои руки российскую епархию армянской церкви, где в это время начальствовал посланный туда католикосом Лукой архиепископ Ефрем. Именно потому 9 апреля 1801 г. эчмиадзинские архиепископы специальным посланием обратились к Кноррингу, прося вместо архиепископа Иосифа в России назначить Ефрема, т. к. народ не желает, чтобы Григорий стал епархиальным начальником (док. 17).

Против Давида резко враждебную позицию занял архиепископ Ефрем, развернувший широкую деятельность в этом направлении. В апреле же 1801 г. он, в свою очередь, писал Кноррингу о том, что ни в коем случае нельзя примириться с желанием архимандрита Григория, генерала И. П. Лазарева, царевича Давида, Барсега и Соломона Аргутянов, идущих против воли народа армянского. Одновременно он предлагал возвратить имущество покойного Иосифа Эчмиадзину, как естественному его наследнику (док. 18).

Давид нашел поддержку и среди западных армян, особенно у константинопольского армянского патриарха Иоаннеса. В специальном [22] письме архиепископ Ефрем призывал их «очнуться» и встать на сторону Даниила (док. 35), но получил отпор с их стороны.

Как отмечено выше, Лазаревы и Ефрем добились того, что русское правительство пересмотрело свои позиции. Встав решительно на сторону Даниила, оно начало склонять к этому и турецкое правительство. 26 сентября 1801 г. последовал рескрипт Александра I резиденту в Константинополе тайному советнику Тамаре о содействии для утверждения на патриаршем престоле Даниила (док. 37).

Убедившись в том, что дела принимают нежелательный для него оборот, католикос Давид 6 ноября 1801 г. послал обстоятельное письмо генералу Лазареву, описав при каких обстоятельствах он был воздвигнут на патриарший престол (док. 38). В дальнейшем во всех своих письмах и обращениях к русскому правительству Давид старался доказать, что он не занимает антирусскую позицию, что он верен русскому императору. Однако его потуги были напрасны, т. к. вопрос о католикосе уже вышел из церковных рамок, стал предметом политической и дипломатической борьбы между двумя противоборствующими соперниками. Победа в этой дипломатической борьбе стала жизненно важной проблемой, делом престижа для каждой из сторон. И неудивительно, что вопрос об армянском католикосе занимал так много места в восточной политике России начала XIX столетия.

После царского рескрипта 26 сентября 1801 г. русское командование на Кавказе направило все свои усилия к тому, чтобы на патриаршем престоле утвердить Даниила. В письме к Даниилу от 18 апреля 1802 г. К. Ф. Кнорринг уверял, что всячески будет содействовать его восшествию на патриарший престол. Одновременно он стремился склонить ереванского хана к поддержке Даниила (док. 47, 48).

Несмотря на это, все еще не было царской грамоты об утверждении Даниила католикосом. Увидев, что вряд ли возможно добиться согласия Мамад-хана на патриаршество Даниила и воспользовавшись обращением епархиального начальника российских армян Ефрема к приближенному царя князю А. Б. Куракину о создавшемся положении в Эчмиадзине и даче грамоты Даниилу, которой он признавался бы католикосом всех армян (док. 51), русское правительство решило прибегнуть к более твердым и действенным мерам.

13 мая 1802 г. Александр I послал специальную грамоту ереванскому хану, в которой говорилось об оказании Даниилу помощи и покровительства (док. 53), а спустя 6 дней, 19 мая, последовала царская грамота на имя «честнейшего патриарха Даниила» и всего армянского народа об утверждении Даниила в патриаршем достоинстве (док. 57, 58). Таким образом, русское правительство заявляло о своей решимости признать католикосом только Даниила и использовать этот факт как политический рычаг для нажима на ереванского хана. Однако хап, поняв это обстоятельство, не только оставался непреклонным, но и использовал все это для маневрирования.

Поскольку царская грамота не произвела никакого впечатления на Мамад-хана, Кнорринг в июне 1802 г. направил к нему титулярного советника Генцаурова все с тем же наболевшим вопросом — утвердить на престоле Даниила. Миссия Генцаурова, как и следовало ожидать, кончилась провалом. Ереванский хан отказался выполнить просьбу русского главнокомандующего (док. 78, 79, 99).

Русскому правительству с каждым днем становилось все более ясным, что дело принимает затяжной характер и что необходимо найти [23] более или менее приемлемый выход из создавшегося положения. Так, вице-канцлер А. Б. Куракин в письме к Даниилу советовал примириться «с противней ему партией», хотя и не представлял ясно, на какой основе должно произойти это примирение (док. 85). Между тем в создавшихся условиях спор зашел так далеко, что уже не могло быть никакой речи о примирении между двумя соперниками. Разжиганию страстей способствовало и то обстоятельство, что любой более или менее видный русский чиновник считал своим долгом вмешаться в это дело. Это явление приняло такие широкие масштабы, что в августе 1802 г. архиепископ Ефрем вынужден был через C . Л. Лашкарева обратиться в Министерство иностранных дел с просьбой запретить российским должностным лицам вмешиваться в дела армянской церкви по поводу спора Даниила и Давида (док. 86).

В начале 1803 г. новый главнокомандующий П. Д. Цицианов послал Томаса Орбеляна в Ереван с миссией добиться утверждения Даниила в достоинстве католикоса (док. 117). Однако и эта попытка не увенчалась успехом. Бесплодная дипломатическая переписка по этому вопросу продолжалась в течение ряда лет, но не имела никакого успеха (док. 101 — 109, 119, 120, 122, 124, 131 и др.). Не помогло и грозное обращение Цицианова к ереванским армянам, которым он требовал от них либо признать патриархом Даниила, либо он предаст мечу и огню «домы и имения их» (док. 137).

Действия сторонников Даниила вызвало возмущение у константинопольских армян, поддерживавших Давида. Оно приняло такие угрожающие размеры, что резидент в Константинополе А. Италинский вынужден был поставить об этом в известность канцлера А. Р. Воронцова и считать целесообразным утверждение католикосом Давида (док. 153).

Армянские же церковные деятели, сторонники Даниила, решили поступить иначе. 1 февраля 1805 г., во время встречи с Лашкаревым в С. Петербурге, архиепископ Ефрем предложил как-нибудь добиться освобождения Даниила из персидского заточения с тем, чтобы он имел свое местопребывание в Грузии. Архиепископ пытался заинтересовать русское правительство тем, что в этом случае в Грузию будут «стекаться армяне персидские, турецкие и из Индии» со своим имуществом и тем самым умножат число «новых подданных» (док. 205).

Однако все эти переговоры, послания и планы пока что оставались без всяких результатов. План действий русского правительства, как уведомлял главнокомандующий И. В. Гудович Даниила 23 ноября 1806 г., заключался в том, чтобы «изъяв его от заточения, восстановить во всех правах» (док. 325). И в самом деле, во время переговоров с персидским правительством летом 1807 г. Гудовичу удалось склонить персиян на утверждение Даниила в сане католикоса. Спустя десять месяцев после своего письма к Даниилу, 23 сентября 1807 г. Гудович сообщал министру иностранных дел Будбергу, что «по его внушению» Даниил освобожден из заточения и восстановлен на престоле (док. 369).

Таким образом, после семилетней упорной и подчас беспощадной борьбы между двумя претендентами на престол католикоса — Даниилом и Давидом, спор решился в пользу первого. Однако годы, проведенные в заточении, подорвали здоровье старого и больного Даниила. Находясь уже на смертном одре, в июле 1808 г. он обратился к Александру I с [24] просьбой назначить ему преемником епархиального начальника российских армян архиепископа Ефрема (док. 410). 30 сентября 1809 г., после смерти. Даниила, последовал указ Александра I, которым он утверждал католикосом Ефрема (док. 441). Акт этот не встретил сопротивления со стороны персидского правительства. Осенью того же 1809 г. новый сардар ереванский Гуссейн-Кули-хан послал архиепископу Ефрему пригласительное письмо (док. 446). Назначение Ефрема католикосом было для русского правительства значительным успехом, т. к. симпатии нового католикоса полностью были на стороне России.

В первые годы своего патриаршества католикос Ефрем принял деятельное участие в заключении мира между Персией и Россией. Он выступал в роли посредника между двумя воюющими державами и приложил немало усилий для заключения Гюлистанского мирного договора (док. 490, 487, 491).

* * *

Естественно, что появление русских войск за Кавказским хребтом и присоединение Грузии к России были радостно встречены боровшимся за свое освобождение армянским народом. События первых лет XIX столетия ясно показывали, что недалек час освобождения Восточной Армении из-под ненавистного персидского ига. Представители армянского освободительного движения с нетерпением ждали того дня, когда русские войска начнут поход на Ереван. Каждый успех русского оружия находил восторженный отклик у армянского народа. Уже в начале 1803 г. ходили слухи о том, что в скором времени русские войска совершат поход на Ереван; это переполняло сердца армян радостью (док. 147). Освободительные стремления охватили и западных армян. Лучшим свидетельством общего настроения этих лет может служить письмо карского армянского архиепископа Иоаннеса К. Ф. Кноррингу (10 июня 1802 г.). Он молил бога, чтобы Россия была мощной державой и могла «завоевать государства неверных», подчинить их своей власти. Он просил его поспешить с помощью и свое письмо закончил следующими словами: «... не промедлите м спасите нас, т. к. надежда беспомощного армянского народа на бога в небесах, на земле — на вас» (док. 62).

Взятие Ганджи в начале 1804 г. и присоединение Карабаха к России (1805 г.) еще больше укрепили веру в скором освобождении. Падение Ганджи было встречено с радостью со стороны армян, но их огорчало, что Ереванская крепость все еще находится в руках неверных. По этому поводу один из видных представителей армянского освободительного движения Нерсес Аштаракеци писал Минасу Лазареву: «надеялись, что прежде всего над Ереваном будет развеваться знамя его императорского величества» (док. 170).

Насколько желанным было освобождение Еревана и Восточной Армении, свидетельствует следующий отрывок из письма архиепископов Григория и Иоаннеса Минасу Лазареву: «О, если бы сбылось... Дай бог чтобы свершилось, чтобы исполнилось желание и нашли свое освобождение родная наша сторона и первопрестольный, подобный небесам, св. Эчмиадзин» (док. 178). [25]

Выражением освободительных чаяний армянского народа было письмо ереванского мелика Абраама и юзбаши Габриела, которые в 1804 г. просили Цицианова освободить их от персидского ига (док. 203).

После неудавшегося ереванского похода Цицианова, когда усилились гонения на ереванских армян, они, совместно с татарами, обратились к находившимся в то время в Грузии мелику Абрааму и юзбаши Габриелу, прося их содействия в избавлении от притеснений и ненавистного персидского владычества (док. 259). С такой же просьбой мелики обратились к Гудовичу. Они просили освободить «родину нашу из-под ига варваров», чтобы разбросанный народ имел возможность собраться и восстановить свой очаг (док. 324).

Подобного рода просьбы поступали с разных мест. Так, например, в 1805 г. армяне, живущие в г. Урмии, просили принять их под покровительство России и защитить от жестоких притеснений Гуссейн-Кули-хана, будущего сардара ереванского (док. 247).

Продвижение России и ее успехи в Закавказье приветствовали армянские колонии разных стран. Особенно ревностно откликнулись индийские армяне. 3 июля 1806 г. за подписью издателя первого армянского журнала священника Арутюна Шмавоняна, Ованеса Шаамиряна, Назара Шаамиряна, Сета Самяна и Авета Самяна было направлено послание Александру I. Они просили скорее осуществить освобождение Армении, чтобы разбросанный по всему свету народ сосредоточился у себя на родине. Они также изъявляли готовность поселиться в Армении со своими капиталами и способствовать развитию страны (док. 297). К Александру I обратился и епархиальный начальник российских армян Ефрем. Он просил идти навстречу желанию индийских армян (док. 334).

Богатство, сосредоточенное в руках индийских армян, их широкие торговые связи, знание Индии и Востока заставили русское правительство серьезно отнестись к их просьбе. Русский резидент в Константинополе Италинский считал, что нужно серьезно принять во внимание заявление индийских армян, поскольку некоторые из них «производят в Ост-Индии весьма знатную торговлю» и их отъезд явится чувствительным даром по интересам Англии. Италинский предлагал признать индийских армян русскими поданными после того, как они переступят границы России. Он считал необходимым уточнить, где они хотят поселиться (док. 368). Хотя и намерение индийских армян не было осуществлено, т. к. в этот период Армения не была освобождена, оно все же является ярким свидетельством тех надежд и чаяний, которые они связывали с Россией.

Стремление армянского парода к освобождению не ограничивалось только словесным выражением своих чувств и надежд по этому поводу. Армяне принимали деятельное участие во всех мероприятиях русского правительства, направленных на свержение ненавистного им чужеземного ига.

Народные массы всюду встречали русские войска с радостью, организовывали ополчения в помощь русским войскам (док. 55). В одном документе 1803 г. сообщалось «что все гянджинские армяне нетерпеливо желают прибытия войск русских в Гянджу...» (док. 114). Ряд документов дает подробные сведения о преданности армян России во время операций русских войск в 1804 г. (док. 173-181 и др.), в 1806 (док. 301, 302, 303) и в последующие годы (480, 484, 489 и др.). При [26] генерале Несветаеве в Караклисе добровольцем служил армянин Андрей Аршаков. В его распоряжении находился конно-вооруженный отряд в составе 50 человек. Все они были армяне из Памбакской дистанции (док. 233). Отряд этот оказывал существенную помощь русским войскам. В Елисаветполе при полковнике Карягине находился Мелик Рушан со своим отрядом из карабахских армян (док. 250), помогавшим русским во время военных действий. Такую же помощь оказывали армянские добровольческие отряды мелика Джимшида Мелик-Шахназарова, мелика Абова Мелик-Беглярова и др. Во время военных действий 1804-1813 гг. армянские добровольческие отряды внесли свою ощутимую лепту в победу русских войск, стремясь ускорить освобождение своей родины из-под персидского ига.

* * *

Как уже упоминалось, вместе с Грузией к России были присоединены северные районы Восточной Армении — Борчалинская, Казахская, Шамшадинская, Памбакская дистанции и Лорийский округ в 1801 г. и Шурагельская провинция и Карабах в 1805 г. Многие документы, вошедшие в настоящий сборник, относятся к социально-экономическому положению армянского народа в вышеназванных районах. В начале XIX века немало армян переселилось в подвластные России территории Закавказья. Еще до присоединения Грузии к России карабахские армянские мелики, вместе с подвластным им народом, ища спасения от притеснений карабахского Ибрагим-Халил-хана, обратились к императору Павлу I и грузинскому царю Георгию XII, прося разрешения поселиться в пределах Грузии (док. 6, 7, 8). Армяне из Ереванского ханства часто переходили границу и поселялись в Грузии. В одном из писем Мамад-хан просил П. И. Коваленского возвратить этих переселенцев. Он жаловался на Гогия-бека, который «клонит к тому, чтобы эриванских выходцев поселить в Грузию, а владения эриванские оставить в запустении...» (док. 11). И далее: «ежели они возвращены сюда не будут, то не трудно узнать к чему дело доходить будет, коль цепь взаимного нашего дружества прервать, в чем, конечно, Ваше высокородие согласия иметь не будете, но прикажите меликам отправить всех армян тех обратно до единого...» (там же).

После неудавшегося похода Цицианова на Ереван в 1804 г. положение армян в Ереванском ханстве, из-за их симпатии к русским, стало крайне тяжелым. Сам Цицианов вывел, из пределов Ереванского ханства более 2000 семей во главе с меликом Абраамом и юзбаши Габриелом. Но возле ереванской крепости более 500 семей, желавших переселиться в Грузию, «остались в руках неверных персиян» (док. 203). Мелик Абраам и юзбаши Габриел писали Цицианову, что хан намерен уничтожить армян или переселить их вглубь Персии; поэтому и «умоляем со слезами ваше сиятельство, будьте спасителем армян оставшихся там и находящихся в крайнем положении, не имея ниоткуда помощи претерпевают разные обиды и притеснения... 4 семей армян привели персияне и обнесли перед ханом, который без всякого исследования велел отрубить головы людям, а семейства их отдать персиянам в полон; хотя много просили их, но не взирая на нашу просьбу, делают разные беззакония» (так же).

Позднее из Ереванского ханства в Караклис, Шурагель, Тифлис и другие места переселилось около 400 семейств (док. 234). Армяне из [27] Карского пашалыка и других мест также просились в российское подданство (док. 258).

Для переселившихся в Грузию армян создались тяжелые жизненные условия. Необеспеченность землей и необходимым сельскохозяйственным инвентарем, отсутствие жилищ и т. д. привели их в крайнюю бедность. Многие из них русским командованием были переселены в Елисаветполь (док. 275, 277, 278, 281). Эти бесконечные переселения разоряли армян и они едва сводили концы с концами.

Что же касается переселившихся в Грузию карабахских армян во главе со своими меликами, то они обосновались в Лори и Памбаке, Казахе и Борчалу. Крепость Лори была отдана мелику Джимшиду Мелик-Шахназарову, а содержание пограничной стражи при Ахкорпе и должность караван-баши были поручены мелику Абову (док. 4, 42). Впоследствии, в августе 1805 г. мелик Джимшид продал, принадлежавший ему Лорийский уезд и переселился в Елисаветполь (док. 254).

Поселившись в районах Северной Армении, вышедшие из Ереванского ханства армяне строили для себя временные сакли. Основным средством существования для них стал вывоз леса в соседний Карский пашалык, откуда они завозили хлеб в таком количестве, что часть шла на продажу (док. 253). Подчиненные же мелику Сааку крестьяне поселились на пустопорожной земле Цинцкаро, куда стали стекаться также армяне из других мест (док. 210, 211).

Положение жителей граничащих с Персией дистанций ухудшалось в результате длительной войны, частых набегов персидских войск, а также постоев и других казенных повинностей. Бесчинствовали также моуравы, сельские мелики, военное начальство. Так, из рапорта П. И. Коваленского К. Ф. Кноррингу от 19 мая 1802 г. видно, что жившие в Казахе хасинские, т. е. государственные, крестьяне — армяне жаловались на беззаконные действия назначенного казахским моуравом на должность мелика некоего Мисаила, который злоупотреблял своей властью, обращался жестоко с ними, обременял их непосильной податью и даже умертвил одного крестьянина (док. 59).

Свидетельством тяжелого положения крестьянства может служить пример селения Верхний Шулавер. В своем прошении на имя П. Д. Цицианова от 6 февраля 1803 г. они писали, что в результате похода Ага-Мамед-хана они потеряли 500 человек односельчан, которые были угнаны в плен. Это привело их к крайней нужде и нищете. Учитывая их тяжелое положение, царь Георгий XII разрешил им выделить всего 25 человек для работы на медных заводах. Однако после смерти Георгия владелец заводов князь Соломон Аргутинский, «для пользы своей», увеличил число наряда до 40 человек. Жалобы крестьян оставались без внимания. К тому же положение крестьян отягощалось тем, что селение находилось на дороге, связывавшей Тифлис с Караклисом, и они обязаны были выполнять повинность постоя. В селе квартировало 150 солдат, которых они должны были обеспечить всем необходимым (док. 121).

Несмотря на то, что повинности крестьян Казахской дистанции ограничивались заводскими работами, с них стали требовать также быков для перевозки провианта войсковым частям, что вызвало недовольство крестьян (док. 223).

Особенно тяжелое положение создалось для жителей селения Болнис. Все они являлись выходцами из Карабаха и находились в [28] подчинении мелика Абова. Так как это селение рапсе принадлежало грузинским помещикам, теперь когда было заселено карабахскими армянами, с них стали требовать налоги галла и сабалахо. Этому положил конец главнокомандующий Гудович, который запретил взыскивать с болнисских крестьян упомянутые налоги (док. 382). Тем не менее положение жителей Болниса было нелегким, так как там квартировало 550 казаков. Это обстоятельство не могло не оказаться разорительным для крестьян, которые несли одновременно все остальные казенные повинности (док. 327). Из-за тяжелых поборов, невыносимого положения, создавшегося в Болнисе, многие крестьяне бежали обратно в Карабах. Побеги принимали такой широкий размах, что главнокомандующий Тормасов специально предписывал правителю Грузии Ахвердову и Мехти-Кули-хану непременно возвращать в Болнис бежавших армян (док. 436, 437).

Такое же тяжелое положение царило и в Памбакской дистанции. В 1807 г. недоимки трех предыдущих лет дошли здесь до таких размеров, что Гудович предписал не взыскивать их. Если при грузинском правительстве денежные сборы составляли 1969 руб. серебром, а натуральный сбор — 300 сомаров хлеба, то уже в первые же годы русского правления П. И. Коваленский, «дабы повысить доходы», увеличил денежные сборы до 4023 руб. (док. 370). В 1801 г. Памбакские татарские агалары, недовольные русским правлением, с множеством жителей бежали в Ереванское ханство. В результате волнений татар, в Памбакскую провинцию были введены русские войска с тем, чтобы «установить совершенное спокойствие» (док. 30, а также 25-28). Уходя, татары с собой угнали скот, принадлежавший армянам — жителям этой провинции (док. 370). За 1804-1807 гг. недоимки составили 14035 руб. деньгами, 6556 код пшеницы, 2500 код ячменя, хотя из бежавших татарских семей 400 вернулись «при начальниках Агбет-аге, Гумбет-аге и Абдул-аге» (док. 370, 262). Исходя из создавшегося положения, Гудович отменил взыскание недоимок прошлых лет и поручил собрать установленную сумму 4023 руб. спустя три года, пока крестьяне поправят свое положение.

Русско-турецкая война 1806-1812 гг. тяжело отразилась на армянах, переселившихся из Ереванского ханства. Из-за беспечности земской полиции в Памбакской дистанции им не отводили земли, и они в основном жили продажей леса в Карском пашалыке. С началом военных действий и прекращением связей с Карсом они лишились этого единственного источника дохода и остались без хлеба (док. 340). Это обстоятельство не могло не вызвать недовольства у крестьян, недавно переселившихся и очутившихся в невыносимом положении. Поэтому 7 ноября 1807 г. Гудович предписал правителю Грузии М. М. Литвинову поселить армян — выходцев из Памбака в Елисаветпольскую округу. Наряду с вышеуказанными обстоятельствами, главнокомандующий руководствовался и тем, что Елисаветполь дальше от Еревана, чем Памбак, и они не смогут переехать в Ереван (док. 374).

Положение армянского народа было не из лучших и в подвластных России ханствах, где господствовали почти те же порядки, что и при персидском правлении. Об этом говорит положение крестьян армянских селений Ниг и Вардашен Шекинского ханства, где властвовал сбежавший из Персии и перешедший на сторону России Джафар-Кули-хан. Крестьяне этих селений с давних времен обязаны были [29] шелком - сырцом платить особый налог, именуемый дип-и-пак, чтобы иметь пряно свободно отправлять свою христианскую веру. Несмотря на повеление главнокомандующего Гудовича Джафар-Кули-хану прекратить взыскивание этого ущемляющею человеческое достоинство и авторитет русского правительства налога, текинские ханы продолжали взыскивать его и в последующие годы, что послужило поводом к волнению крестьян (док. 378, 380, 431, 442).

* * *

По мере приобретения новых владений в Закавказье русское правительство предпринимало меры к использованию природных богатств этого края. Сюда был послан один из лучших знатоков горного дела, член Берг-коллегии граф А. А. Мусин-Пушкин, который развернул значительные работы по использованию Алавердского медеплавильного завода. Для лучшей организации горного дела повелением от 15 ноября 1801 г. Мусину-Пушкину было отпущено 12 тысяч рублей из местных доходов с целью осмотра рудников и приисков. Для успешного развития горного дела из Колывано-Вознесенских и других сибирских заводов он должен был привести определенное число «искусных мастеровых» и т. д. (док. 39).

2 июня 1802 г. Мусин-Пушкин заключил договор с бывшими откупщиками и мастеровыми Мисханского (Алавердского) медеплавильного завода. В этом документе отражены договорные отношения, с одной стороны, между государством и помещиками, на землях которых находились полезные ископаемые, с другой — между государством и откупщиками, мастеровыми и рабочими. Крестьянские наряды должны были составляться следующим образом: «сорок человек назначены были из казахских агаларских, т. е. из старшин крестьян, сорок человек из селения Шулаверы и десять из селения Узунлары и Диселка, которые прежде получали за каждую купу угля по двадцати копеек серебром, ныне же от откупщиков плата производиться будет им за каждую купу по тридцати копеек грузинским серебром» (док. 61).

Успешная организация горного дела была сопряжена с рядом трудностей. Так, по приказу Георгия XII на Мисханский медеплавильный и Ахтальский серебряный заводы было назначено 184 человека угольщиков и дульщиков. Из них 150 человек должны были обеспечить С. Аргутинский и Меликов, а остальных — мелик Абов. Но по указу Павла I (1799) карабахские мелики в Грузии должны были пользоваться такими же правами и привилегиями, как и в Карабахе. Поэтому мелик Абов не посылал обычно своих людей на заводские работы. Мусин-Пушкин вынужден был требовать необходимое количество угольщиков и дульщиков через правителя П. И. Коваленского (док. 89). Однако крестьяне и их старшины обычно старались уклониться от заводских работ, и власти вынуждены бывали применять силу. Крестьяне бежали, отказываясь от изнурительных заводских работ, тем более, что регулярной платы не получали. Так, например, положение приписных к заводам казахских армян было до такой степени жалким, что в начале 1803 г. правительство вынуждено было освободить их от платежа налогов за 1802 г. (док. 115). О беспросветном их существовании свидетельствует то обстоятельство, что из 500 дворов крестьян в 1803 г. [30] осталось только 150, все остальные разбежались, чтобы избавиться от принудительных работ. Вся тяжесть этих работ возлагалась на оставшихся крестьян, вынужденных круглый год доставлять уголь на заводы. По этому поводу 3 января 1803 г. казахские армяне писали Мусину-Пушкину: «Ежели же не уволите, то мы принуждены будем разойтись, и службы выполнять не будем. Прежде было пас до пяти сот дворов, но от принуждения к работам заводским все разбежались, так что ныне остается только полтораста. Мы круглый год доставляем на заводы уголь, но получили только плату за полгода. Ныне же требуют от нас подати в казну, почему и просим освободить ныне нас от оных податей, зачитая за сие то время, в которое мы не получили за работу никакой платы» (док. 112). Арендаторы горных заводов — алавердские греки из-за недостатка денег не могли платить угольщикам и дульщикам за работы. Причиной этому являлось то обстоятельство, что правительство само не покупало добытую медь, а свободную ее продажу не разрешало (док. 113).

Для урегулирования заводских работ и обеспечения их беспрерывного действия 18 февраля 1803 г. последовало предписание главнокомандующего Цицианова исполнительной экспедиции Верховного Грузинского правительства. Если раньше, согласно повелениям Ираклия II и Георгия XII, на заводские работы посылалось в месяц, кроме ста человек из Казаха, еще 40 человек из Шулавер, 10 — из Узунлара и Дсега, 10 — из Шинахов, 2 из Ахпата и 20 от мелика Абова, то теперь, для расширения работ, требовалось дополнительно сто человек, из коих 45 человек обязаны были поставлять Памбак и Лори, 12 были из Протомбека, 5 — из Марца и т. д. Чтобы не возмущать крестьян и дать им возможность заниматься своими хозяйственными делами, заводские власти обязаны были увольнять их во время земледельческих работ и жатвы и вызывать в зимнее и летнее время. Они обязаны были платить следуемое крестьянам жалованье без вычетов, а для того, чтобы разумнее организовать работу приписных крестьян, их должны были использовать на определенных работах. Каждое селение выставляло работников, наполовину пеших и конных. Заводы обязывались платить пешему работнику по 4 руб. 50 коп. в месяц, а конному — 6 руб. Пешие крестьяне, обязанные рубить дрова, должны были в течение месяца нарубить 6 куб. саженей дров, а угольщики — пережечь на уголь столько же. Конный крестьянин должен был перевезти на заводы по 60 вьюков угля в месяц. Пешие крестьяне, находившиеся на других заводских работах, обязывались работать по 12 часов, а конные — по 10 часов в сутки. Ремонт дорог и мостов, ведших к заводам, возлагался на жителей близлежащих селений, а плата в день составляла от 50 до 10 коп. Крестьянам вменялось в обязанность бесплатно опалить леса и тушить пожары в лесах (док. 125, а также 132, 139, 163). Снова были приняты меры к приглашению мастеровых из сибирских заводов (док. 158). Для обеспечения горных предприятий рабочей силой Цицианов советовал Мусину-Пушкину заселить Лорийскую округу армянами — выходцами из Еревана. 2 ноября 1803 г. на имя Мусина-Пушкина последовал рескрипт Александра I, которым он давал согласие на покупку Лорийского уезда у мелика Джимшида Мелик-Шахназаряна за 6000 руб. для дальнейшего развития и лучшей организации горного дела (док. 158).

Несмотря на все эти мероприятия, крестьяне продолжали упорствовать и отказывались выходить на работу. Дорийскому [31] капитан-исправнику было приказало обеспечить их явку в принудительном порядке 182 человека на Алавердский и 100 человек на Ахталинский завод (док. 132). По-видимому, эти меры также не дали нужных результатов, т. к. спустя некоторое время заводские власти вынуждены были констатировать, что крестьяне неохотно занимаются рубкой дров и едва выполнят необходимую норму (док. 139).

Отказ крестьян от заводских работ вынудил Цицианова признать, что «роптание и недовольство» их происходит от чрезмерно малой платы. Он предлагал горному начальству «по мере возможности повысить жалованье крестьянам» (док. 141), в противном же случае «употребить военную экзекуцию» (док. 142).

Однако никакие меры не давали нужных результатов. Упорствовали, отказывались от выхода на работу не только крестьяне, но и мелики, которые не давали людей для заводских работ. Так, мелик Фридон категорически отказывался повиноваться требованиям горного начальства в Лори (док. 160), поэтому в дело вмешалось правительство (док. 161). Памбакские армяне, большинство которых являлись выходцами из Карского пашалыка, также отказывались поставлять работников (док. 162).

В 1807 г. управляющий Алавердским заводом титулярный советник Шишмарев уведомлял главнокомандующего Гудовича, что жители селений Болнис и Шулавер отказываются послать требуемое количество работников. Гудович распорядился «понудить их через капитана-исправника к непременной высылке работников» (док. 354). Однако вскоре Гудович вынужден был предписать правителю Грузии Литвинову не требовать ничего с деревень мелика Абова, в том числе и с деревни Болнис, так как мелик Абов вместе с сыном и своими людьми находился при главном действующем корпусе (док. 355).

Отказ крестьян от заводских работ отчасти был протестом против незаконных действий и злоупотреблений местного горного начальства. Так, например, осенью 1806 г. все казахские армяне (основные поставщики рабочей силы) жаловались на то, что постановления покойного графа Мусина-Пушкина не выполнялись. Рабочие должны были в месяц получать по 4 рубля, а им выдавали от 60 копеек до одного рубля. К тому же им приходилось давать взятку, чтобы избавиться от нечеловеческих притеснений. Начальство избивало их. Только в 1806 г. от побоев умерло 5 человек. За неимением лошадей крестьяне обязывались платить за лошадь 5 копеек серебром, а фактически брали рубль (док. 316).

В тяжелом положении оказались и мастеровые, приглашенные на Алавердский завод из Сибири. Для того, чтобы они могли освоиться на новом месте, экономически встать на ноги, Мусин-Пушкин установил, что в виде поощрения и помощи детям мастеровах до15 лет включительно в течение двух лет должны выдавать пособие: детям до 10 лет — мальчикам по 6 рублей, девочкам по 4 рубля, детям от 10 до 15 лет — соответственно по 10 и по 6 руб. Однако мастеровые не смогли улучшить свое материальное положение. Более того, многие из них не выдержали климатических условий и умерли. В то же время перед правительством в 1807 г. встал вопрос: целесообразно ли и дальше платить им пособие? (док. 344).

После того как русские войска заняли Ганджинское ханство, Цицианов сообщал министру внутренних дел В. П. Кочубею: «в [32] гянджинском владении есть железная руда, принадлежащая армянам и ими обрабатываемая со свойственным азиатцам несовершенством, также квасцовым завод» (док. 164). Цицианов имел в виду дашкесанские (карат) железные и заглигские (фиф) квасцовые рудники. И отдельных документах за 1805 г. говорится о договорных условиях организации производства на заглигском квасцовом заводе (док. 228, 229). Что касается обработки железной руды, то Цицианов обязывал Елисаветпольского коменданта полковника Карягина обложить жителей деревни Баян податью железной руды. При этом он отмечал, что деревня состоит из 50 домов и «вместо следуемой подати и оброка с армян вообще обложил я ту деревню на 10 пудов выделанного и готового железа с каждого дома в год, а всего с той деревни 500 пудов, которые они обязаны поставлять в казну...» (док. 230). Здесь также не обошлось без злоупотреблений со стороны властей. Жители села Заглик, например, жаловались на то, что им за поставляемые в казну квасцы не платили и еще дополнительно требовали выполнять повинности на содержание воинской команды (док. 237). Все вышеупомянутые документы являются важными источниками как для истории горнорудного производства в Закавказье, так и для социально-экономической истории армянского народа.

Военно-стратегические цели и торгово-экономические интересы царского правительства требовали освоить и подчинить себе Закавказский край. С этой целью предпринимались меры к строительству дорог для быстрого продвижения войск и переброски провианта, для удобного подхода к источникам минеральных богатств, оживления и развития торговли и экономического благоустройства всего края (док. 461, 464, 465 и др.). Царское правительство рассматривало Закавказье, с одной стороны, как богатую сырьевую базу для промышленности, а с другой, — как важнейший форпост для осуществления своих далеко идущих захватнических планов на Востоке.

* * *

Мы вкратце изложили те основные вопросы, которым посвящены включенные в настоящий сборник архивные документы. Проследив ход развития событий в Закавказье в начале XIX столетия, до заключения Гюлистанского мирного договора между Россией и Персией в 1813 г., мы убеждаемся, что народные массы Закавказья, видели в продвижении России на Восток свое единственное спасение. Именно поэтому они содействовали успеху русского оружия, несмотря на то, что царское правительство не принесло и не могло принести им социального и национального освобождения. События этих лет явились тем краеугольным камнем, который подготовил освобождение Восточной Армении из-под чужеземного ига, осуществил, хоть и в скромных рамках, вековую мечту армянского народа о создании более или менее сносных условий для своего политического, экономического и культурного развития.

Ц. П. Агаян
В. А. Дилоян