-

ИМЕРЕТИНСКАЯ НЕУРЯДИЦА

В 1809 и 1810 ГОДАХ

Как ни снисходительны были предложения главнокомандующего, тем не менее Соломон, побуждаемый своими советниками, упорствовал дать Могилевскому определенный ответ. Требуя от него вывода наших войск [292] из Имеретии, он исправлял крепости, собирал вокруг себя людей, способных носить оружие, а жителей с имуществом и скотом удалял в малодоступные, глухие ущелья и густые, непочатые леса. Когда раннею весною 1810 года главнокомандующий получил сведения о трудностях, с которыми сопряжено исполнение высочайшей воли относительно Имеретии и ее царя, терпение его истощилось. Он немедленно выехал из Тифлиса на имеретинскую границу для необходимых распоряжений, а 15-го февраля, двинув в Имеретию батальоны егерей, стоявшие в Али и Сураме, послал полковнику Симоновичу приказание принять начальствование над всеми войсками, назначенными действовать против Соломона.

17-го февраля Симонович вручил царю письмо генерала Тормасова с предложением отправить не позже трех дней депутатов в Петербург, выдать аманатов и переехать в Кутаис; неисполнение этих требований равносильно было потере престола. Соломон не прочь был вернуться в свою столицу, но царевич Константин и князь Соломон Леонидзе уговорили его отказать главнокомандующему.

20-го февраля, по получении от Соломона отрицательного ответа, повсеместно было приступлено к приводу имеретин к присяге, а начальникам отдельных отрядов разрешено употреблять военную силу против неповинующихся. На следующий день, 21-го числа, к полковнику Симоновичу и надворному советнику Могилевскому приехал из Варцихе архимандрит гелатского монастыря Давид и сообщил, что царь Соломон II, “проливая беспрестанно слезы раскаяния за свои преступления", молит о помиловании и обещает выполнить все требования главнокомандующего. Раскаяние царя было и поздним, и неискренним. Симонович доносил, что, незадолго до выезда [293] архимандрита Давида из Варцихе, Соломон отправил князя Кайхосро, Семена и Бери Церетели в Ахалцых к Шерифу-паше с просьбою прислать лезгин для нападения на русские войска, а поэтому, не приостанавливая открывшихся военных действий, он предложил Давиду вернуться к царю, с советом лично прибыть в Тифлис и просить ходатайства главнокомандующего генерала Тормасова перед Государем Императором о помиловании. 24-го февраля Соломон прислал к Симоновичу митрополита Генатели и князя Сехния Цулукидзе с письмом к Тормасову и просил его приостановить как военные, действия, так и привод жителей к присяге до возвращения посланных из Тифлиса. Отклонив и эту просьбу, Симонович дал Генатели и Цулукидзе двух казаков с открытым листом для безопасного проезда их через места, занятые русскими войсками; но они вернулась с полдороги назад.

15-го февраля, как сказано выше, главнокомандующий вернул к границам Имеретии из сс. Али и Сурама два батальона 9-го егерского полка с их артиллериею. В первом селении стоял батальон майора Прибыловского, передвинутый туда полковником Сталем 11-го числа из Гори, а во втором — майора Реута ⁵⁴.

На пятый день марша майор Прибыловский достиг селения Шеловань, молодецки преодолев с своими “храбрыми и неутомимыми егерями” все трудности зимнего похода через вахтангский хребет, без дорог, по глубокому снегу. 20-го февраля он занял двумя ротами сел. [294] Сачхери, а две другие роты при одном орудии, под начальством капитана Назимко, командировал в сел. Свери. На следующий день к нему явились князь Зураб Церетели с сыном, архиерей Кутатели, многие из почетных князей и дворян и, выслушав прокламацию, присягнули на верность Государю Императору. В течение трех дней (21, 22 и 23-го) он привел к присяге жителей Сачхери, Корбоули, Имицминда, Чиха, Беретисы, Оргули, Сареки, Цхелашвилеби и других окрестных селений — всех до 900 человек. Князь Вахушт Церетели, семейство князя Кайхосро Церетели и 50 его крестьян не согласились принести присягу, при чем Вахушт Церетели бежал к Соломону, а крестьяне заперлись в небольшой крепостце Модинахе, выстроенной на высокой скале недалеко от с. Сачхери, поклявшись своему господину не уступать ее русским. Крепостца была вооружена пятью пушками и считалась окрестными жителями неприступною — репутация, благодаря которой мятежные князья с успехом могли сеять новую смуту в среде населения, уже присягнувшего. Впрочем, не более как через неделю модинахцы, убежденные майором князем Амилахвари, положили оружие и принесли присягу. К этому же времени капитан Назимко, прибывший 23-го числа в сел. Свери, окончил приведение к присяге жителей сверской области.

Батальон майора Реута в день выступления из Сурама, 15-го числа, разделился на две колонны: две роты, под начальством капитана Германа, свернув с сурамской дороги, направились через с. Копинисхеви на Гетсамани в чхерские шемамавалы, а другие две роты с двумя орудиями продолжали движение на Зедубани. 17-го февраля Герман достиг сел. Амашукети, население которого укрылось в соседнем лесу и отказалось вступать с ним в переговоры на том простом основании, что они “в [295] Имеретии не первые и не последние, и присягнут, когда присягнуть князья и дворяне, старше их.” Герман объявил, что разворот их дома и уничтожит имущество. Угроза подействовала: около полудня в селение собрались все жители и принесли присягу. 20-го февраля Герман ротами перешел в сел. Квеби, находящееся в 10-ти верстах от крепостцы Чхери, а 21-го вступил в Саргвеши, приняв присягу от жителей попутных деревень. Здесь он узнал, что толпа имеретин, в числе до 400 вооруженных человек, под предводительством князя Кайхосро Церетели, заняла дорогу на Чхери, пролегавшую по узкому каменистому ущелью, причем для наблюдения за его колонною выставила сторожевые посты и караул на высотах около селения Зеквада, в версте от Саргвеши. Послав донесение командиру батальона о встрече вооруженной партии мятежников, Герман предложил майору князю Луарсабу Орбелиани, находившемуся при его колонне, убедить князя Кайхосро Церетели распустить собранные им толпы и не препятствовать дальнейшему следованию егерей. 23-го февраля князь Церетели на полученные от Орбелиани одно за другим три письма дал словесный ответ, что, взявшись за оружие, он исполняет волю и желание своего единственного законного царя, Соломона, и, не сомневаясь в успехе, намерен в случае необходимости привлечь на свою сторону и тех имеретин, которые уже присягнули России. Но, как видно, не все разделяли самонадеянность своего предводителя. Благодаря стараниям князя Орбелиани, около сорока человек морян и духовенства, из числа бывших при К. Церетели, явились к начальнику колонны и приняли присягу. Не рассчитывая без потерь пройти по узкому ущелью, Герман, продолжая убеждать собравшихся вернуться к этим семействам, стал выжидать приближения майора [296] Реута, колонна которого в это время находилась в селении Лосиатхеви. Подвигаясь с большим трудом по узкой, забросанной снегом сурамской дороге, с орудиями и провиантом на санях, Реут только 19-го февраля перевалил через вахтангский хребет и достиг селения Марелисы. На рассвете следующего дня он двинулся дальше и, проследовав через селения Парцхнали, Легвани, Схлити и Вани, 22-го числа вступил в сел. Лосиатхеви. Жители как названных, так и окрестных селений были приведены им к присяге.

Получив рапорт Германа о появлении мятежнической партии близь Чхери, Реут 24-го февраля выступил из Лосиатхеви и, переправившись через Чхеримелу, стал подниматься к с. Базалети. Недалеко от этого селения головные части колонны были встречены огнем людей кн. Церетели. Узнав о движении русских войск со стороны Лосиатхеви, он разделил свою толпу: часть ее оставил против егерей Германа, а с остальными направился на встречу Реуту и, дойдя до Базалети, занял все возвышенности и малодоступные места. После первых выстрелов имеретины бросились в рукопашную, но, не выдержав контратаки егерей, быстро отступили, увлекая за собою стрелков, занимавших одну из ближайших высот и покровительствовавших своим огнем натиску. С потерею этой высоты, мятежники принуждены были очистить все возвышенности и укрыться в соседнем лесу, откуда и не замедлили снова открыть огонь. Приказав поджечь несколько саклей, в которых перед тем оборонялись имеретины, чтобы показать бунтовщикам, как наказываются непокорные, и, бросив четыре гранаты в лес, Реут послал капитана Вронского с ротою для очистки леса от неприятеля. Имеретины сопротивлялись не долго: большинство разбежалось по своим селениям, [297] а незначительная часть с князем Кайхосро Церетели ушла к Соломону. На ночлег колонна Реута передвинулась в сел. Кроли, где присоединились к ней роты капитана Германа, поспешившего из Саргвеши на пушечные выстрелы. В трехчасовой перестрелке у Базалети с партиею в 500 человек, как полагал майор Реут, егеря потеряли ранеными капитана Вронского и шесть нижних чинов.

26-го числа батальон майора Реута приблизился к крепостце Чхери, в которой, по приказанию Кайхосро Церетели, заперся Россеп Мачавариани. Не желая прибегать к оружию, он предложил сдать крепостцу, но Мачавариани, опасаясь мести Церетели, предпочел сопротивляться. Вечером в Чхери были пущены две гранаты, а на рассвете следующего дня сделано по крепостце еще шесть выстрелов из пушки и три из единорога, после чего Мачавариани снова было предложено сдаться. На этот раз чхерский комендант вывел свой гарнизон, состоявший всего из 15-ти человек, принес присягу и в награду за сдачу крепостцы выпросил у майора Реута 16 червонцев. Реут занял Чхери и в течение двух дней (27-го и 28-го) принял присягу от всех жителей чхерских шемамавалов. В Чхери были найдены три медные пушки, три чугунные фальконета, семь крепостных ружей ⁵⁵ и небольшой запас пороха, вина и кукурузы. Последние оказались весьма кстати: вино было роздано больным и слабым воинским чинам, а кукуруза пошла на продовольствие артиллерийских и подъемных лошадей, совершенно отощавших от бескормицы. Вообще положение батальона майора Реута было не завидное: роты имели много больных и слабых, орудия требовали починки, [298] артиллерийские лошади обессилели настолько, что с трудом везли орудия по ровной дороге, запас провианта приходил к концу, а крайне пересеченная местность лишала слабые полубатальоны взаимной и быстрой поддержки, в случае столкновения с значительными толпами вооруженных имеретин ⁵⁶.

Одновременно с приведением к присяге имеретин, живших по бассейну реки Дзеврулы и ее притоков, высланными из Грузии войсками, отряды, руководимые полковником Симоновичем, успели привести к присяге большую часть населения западной и северной Имеретии. Отряд майора Щелкачева, вызванный из Мингрелии, в составе трех рот Белевского мушкетерского полка, овладел, при содействии мингрельских и гурийских войск владетельных князей Левана Дадиани и Мамия Гуриели, селением Джихаиши и привел к присяге жителей ханийской, самикавской и сачинской волостей. Майор Ушаков с частями Кавказского гренадерского полка занял крепостцу Маглаки и заставил принять присягу жителей вакинской, багдадской и сапайчавской волостей. Капитан Титов, с ротою при одном орудии, рассеял скопище имеретин, собравшееся близь крепостцы Чхари, принадлежавшей царевичу Константину, овладел ею и принудил присягнуть аргветскую, цирквальскую и часть коцхской волости. Наконец майор Гедримович, с тремя ротами Белевского полка и мингрельски-лечгумскою милициею (1500 чел.), при моураве князе Беро-Геловани, успешно действовал в орхвийской области. Во время движения из Лечгума в Имеретию через сачхерские и лехидарские проходы, Гедримович “двукратным искусным движением по труднейшим дорогам и хитростью" обошел двухтысячное скопище имеретин, защищавших, под [299] руководством сердаров — князей Георгия Цулукидзе и Давида Агиашвили — названные проходы, штыками вытеснил неприятеля из засек и завалов и, не сделав ни одного выстрела, спустился по крутой, узкой лесной дороге в долину р. Лехидари. Приведя к присяге жителей орхвийской области и деревень, лежащих близь монастыря Кацхи, Гедримович вступил в Рачу и, благодаря содействию лечгумцев, в короткое время овладел почти всеми укрепленными пунктами ⁵⁷ и привел рачинцев к присяге. Таким образом к началу марта месяца только население южной Имеретии не признавало нашей власти. Собравшись около царя, оно готовилось к упорному сопротивлению.

Не имея, по случаю перерыва сообщения с Грузиею, никаких известий из Имеретии, генерал Тормасов отправил 26-го февраля предписание полковнику Жменскому выступить с вверенным ему батальоном Херсонского гренадерского полка из Гори за Сурам для охраны дорог, ведущих в Карталинию, а командиру 9-го егерского полка полковнику Лисаневичу приказал немедленно отправиться в Имеретию с 50-ю драгунами Нижегородского полка, восстановить “коммуникацию” с Кутаисом, составив отряд, смотря по обстоятельствам, из одного или двух батальонов егерей, и, войдя в связь с полковником Симоновичем, условиться об единодушном и решительном действии против имеретинского царя, руководствуясь инструкциями данными Прибыловскому и Реуту. Вслед затем главнокомандующий, в виду отдаленности места своего пребывания от Имеретин, разрешил полковнику Сталю распечатывать рапорты Реута и [300] Прибыловского, адресованные на его имя, и по ним делать распоряжения.

Подполковник Жменский, выступив из Гори 28-го февраля, прибыл 2-го марта в Сурам, откуда на следующий день командировал, под командою штабс-капитана Здоровского, в деревню Вахани две роты (шефскую и майора Коропского), с которыми полковник Сталь отправил двухнедельный запас провианта для колонны майора Реута, находившейся в Чхери; затем 4-го числа из Сурама выступили другие две роты гренадер, под командою майора Коропского, в деревню Копинисхеви.

Между тем полковник Лисаневич, прибыв в Лосиатхеви, вызвал из крепостцы Чхери батальон вверенного ему полка. Оставив в Чхери больных, раненых и 30 егерей при офицере, майор Реут 5-го марта явился с батальоном к командиру полка, причем в разоренном укреплении Шаропань нашел провиантский транспорт, начальник которого, прапорщик Рыкунов, имея незначительное прикрытие и боясь подвергнуться нападению со стороны бунтовщиков при дальнейшем движении в Кутаис, с 28-го февраля ждал его прибытия ⁵⁸.

К 20-му февраля Соломон имел в окрестностях Варцихе более 4000 вооруженных имеретин, но затем, чтобы поддержать население в борьбе с нашими войсками, он значительно сократил число находившихся при нем партий и пригласил пеших лезгин, состоявших на службе у ахалцыхского паши. Имеретины, в одинаковой мере опасаясь царского гнева и русских войск, находились в сильном волнении. Одни из них, собираясь небольшими партиями, начали нападать на транспорты, снимать посты, задерживать курьеров, портить дороги; другие, присоединяясь к царским войскам, [301] препятствовали движению наших колонн; большая же часть населения при приближении войск поспешно оставляла свои жилища и, укрывая семейства с имуществом в лесах и ущельях, запиралась в крепостцах или укреплялась в малодоступных местностях, но, видя “кроткое, безобидное" обращение с теми, которые добровольно принимали присягу, возвращалась в свои дома и целыми селениями присягала на верноподданство. После же нескольких поражений войск имеретинского царя, бывших под предводительством его сердаров, и последовавшего затем обнародования прокламации главнокомандующего о взятии в казну имущества и крестьян тех из князей и дворян, которые не изъявят покорности, число присягавших увеличилось: стали являться не только жители деревень, но князья и дворяне, находившиеся в войсках, собранных царем близь Варцихе.

С целью парализовать действия мятежников, полковник Симонович решил вытеснить Соломона из Варцихе и захватить его в более доступном месте. Он приказал майору Реуту, с ротой Кавказского гренадерского полка, стоявшею в Чхери, переправиться через р. Квирилу и, двигаясь по берегу ее, выйти прямо к Варцихе; полковнику Лисаневичу пройти, с отрядом егерей, из Лосиатхеви через зегамское ущелье в сел. Хани, лежащее на кутаисо-ахалцыхской дороге; майору Калатузову и штабс-капитану Сагинову ⁵⁹, с двумя ротами Кавказского гренадерского полка, выступить из Кутаиси для занятия переправ через реки Рион и Квирилу и воспрепятствовать Соломону укрыться к крепостце Мухури или бежать в кавказские горы. Движением последнего отряда он рассчитывал скрыть свое намерение — совершить [302] трудную переправу через Рион ниже соединения его с Квирилой и наступление своего отряда вниз по Риону к Варцихе. Сделав эти распоряжения, Симонович выступил из Кутаиса с батальоном Кавказского гренадерского полка в селение Джихаиши, где к нему присоединились три роты Белевского мушкетерского полка и мингрельская милиция, в числе 3000 человек, под начальством князя Левана Дадиани. Здесь он занялся изысканием способов совершить “отважную” переправу через глубокий, сильно разлившийся Рион, на котором большая часть лодок, по приказанию царя, была уничтожена, а остальные взяты на левый берег реки. Дело скоро устроилось. Надворному советнику Могилевскому удалось привлечь на свою сторону нескольких князей и дворян, находившихся при царе, которые доставили 17 больших лодок. В ночь на 5-е марта, в жестокую бурю, под проливным дождем, началась переправа войск. Авангард, в составе двух рот Белевского мушкетерского полка, под командою капитана Цурикова 1-го, скрытно достигнув на лодках противоположного берега, без труда очистил его от царских войск и овладел как переправой, так и ближайшим селением Чквиши, жители которого тотчас же были приведены к присяге. Благополучно переправив и остальные войска, Симонович направился через с. Сачино в Варцихе.

Известие о решительном движении наших отрядов до того смутило Соломона, что, не взирая на значительное число приверженцев, устроенные им укрепления, засеки, завалы и засады, он в ту же ночь оставил свою резиденцию и бежал с частью войск в с. Багдад. Майор Калатузов, узнав о бегстве царя, поспешно переправился на жительских лодках с двумя ротами через Рион, занял укрепления Варцихе и безостановочно [303] преследовал царя, направившегося в ханийское ущелье, через которое пролегала в то время почти непроходимая дорога в ахалцыхский пашалык. Соломон укрылся в дер. Зикари, где вскоре присоединилось к нему до 200 вооруженных имеретин, которые заняли и укрепили горные проходы в разных направлениях. Здесь он рассчитывал продержаться до поправления своих дел, но неожиданный переход полковника Лисаневича через высокие персатские горы, отделяющие зегамское ущелье от аннинского, и появление его у с. Хани, с двумя батальонами 9-го егерского полка при четырех орудиях ⁶⁰, поставили царя в безвыходное положение. Потеряв надежду на помощь вспомогательных войск Шерифа-паши, за которыми были отправлены Соломон Леонидзе и Малхаз Андроников с сыном, и, видя себя оставленным большею частью своих подданных, присягнувших на верность русскому правительству, он первоначально решил пробраться с самым малым числом приверженцев в Ахалцых, с намерением волновать оттуда Имеретию, но, отменив затем “внушением Божиим сию мысль, признал за лучшее сдаться, положась на обычное милосердие русского Императора, и покорить судьбу свою воле всемилостивейшего Монарха," вошел в переговоры с полковником Симоновичем и надворным советником Могилевским. Последние, желая с полным успехом окончить возложенное на них поручение, предложили ему, сначала через игумена гелатского монастыря Давида Иоселиани, а потом через митрополита Генатели и князя Сехниа Цулукидзе, “повергнуть себя в высокомонаршее милосердие Государя Императора," удостоверяя царя, “что он в своей особе будет безопасен и что войска, находящиеся с ним, будут прощены." Чтобы окончательно поколебать [304] его недоверие к нашим войскам и привести дело к скорейшему концу, полковник Симонович решил лично отправиться к царю. Взяв от него трех аманатов из князей и поручив начальство над войсками полковнику Лисаневичу, он, с Могилевским и четырьмя казаками, 12-го марта спустился в ханийское ущелье, где встречен был Соломоном. Здесь, в присутствии всех царских войск, он поклялся, что царь в особе своей будет безопасен и с приличною почестью, без всякого насилия, препровожден до Тифлиса для свидания с генералом Тормасовым, где должен остаться, пока последует высочайшее решение его участи; войска же, с ним бывшие, получат прощение и каждый останется при своих правах и владении собственностью, если учинит присягу на верность Государю Императору. Условившись относительно пути следования в Тифлис и о месте первого свидания с генералом Тормасовым, Соломон выехал 15-го марта с Могилевским в д. Сазано, родовое имение царицы. Покидая свое последнее убежище, сел. Зикари, он вывел с собою из ханийского ущелья всех имеретин, явившихся к нему с оружием в руках. Во время проезда в Сазано им выбирались дороги, преимущественно пролегавшие вдали от мест расположения наших войск, даже лагерь полковника Симоновича он объехал в полуверсте, пробираясь по крутой и опасной скале. Пробыв в Сазано три дня, он отправился в Карталинию в сопровождении Могилевского, нескольких казаков и более 500 вооруженных имеретин; 21-го марта кортеж прибыл в с. Бекам (в 1/2 версте от местечка Сурам) , а 23-го числа достиг сел. Дирби.

Страх и недоверие к русским продолжали волновать его и наконец внушили ему мысль бежать в Осетию. На дороге в Дирби он решил осуществить эту [305] мысль, но замысел его, заблаговременно открытый Могилевским, не удался: семь рот пехоты, эскадрон драгун и команда казаков (70 стр. н. ч.) окружили царский кортеж и преградили все пути к побегу. Также оказались неудачными и двукратные попытки его бежать с ночлега в с. Дирби, окруженного двумя сторожевыми цепями.

Полковник Симонович, допуская возможность бегства царя во время его проезда по Имеретии, принял свои меры к предупреждению такого случая. Расположив отряд Лисаневича в сс. Лосиатхеви и Храми, он предупредил полковника Сталя о приезде в Карталинию Соломона. Со своей стороны Сталь 16-го марта командиров из Гори в сел. Вазиани, где было назначено свидание царя с Тормасовым, роту 9-го егерского полка и приказал майору Коропскому с ротами Херсонского гренадерского полка перейти из деревни Копинисхеви в боржомское ущелье, по которому пролегала дорога из горского уезда в Ахалцых. Затем, обратив внимание на то, что Соломон избирает для ночлегов и дневок более глухие места, он перевел одну из рот, охранявших боржомское ущелье, в деревню Кортохти, усилил двумя ротами Херсонского гренадерского полка роту егерей, занимавшую сел. Вазиани, и выдвинул к сел. Дирби один эскадрон Нижегородского драгунского полка.

Соломон, “как знаменитый пленник", под конвоем собранных близь Дирби войск, был препровожден в сел. Вазиани, куда прибыл главнокомандующий, а 25-го числа потребован был к Тормасову в Гори. Здесь князья и дворяне, составлявшие свиту царя, были приведены к присяге и отпущены домой, а Соломон, в сопровождении ста человек из бывшей при нем свиты, отправлен в Тифлис.

Еще 18-го числа узнав, что одновременно с царем [306] Соломоном присягнул на верность России царевич Константин, генерал Тормасов, находя присутствие его в Имеретии лишним, приказал Симоновичу отправить его в Тифлис при первом удобном случае. Константин, присягнувший исключительно из желания остаться в Имеретии, в своем имении, едва ли мог, по мнению полковника Симоновича, добровольно исполнить требование начальства, вследствие чего главнокомандующий лично написал ему письмо с приглашением приехать в Тифлис. Царевич объявил Симоновичу, находившемуся в это время в Кутаисе, что, поручая себя во всем воле главнокомандующего, согласен исполнить его желание, но только в том случае, если будет обратно отпущен в Имеретию и ему возвратят некоторые деревни. Уверенный в благосклонности к себе главнокомандующего, он направился 13-го числа, в сопровождении полковника Лисаневича, в Грузию. Тем временем генерал Тормасов, основательно полагая, что близкое пребывание царской семьи у границ Имеретии может послужить источником продолжения имеретинских беспорядков, приказал полковнику Симоновичу “взять меры, чтобы вдовствующая супруга царя, находящаяся в Мингрелии, была доставлена с ее детьми ” в Тифлис ⁶¹.

Перед выездом своим из Зикари, Соломон, по совету неблагонамеренных к нам князей Кайхосро и Семена Церетели, Ростома Нижерадзе и Григола Эристова, разослал по Имеретии преданных людей уверить имеретин, что

“сделанная им присяга в Багдаде ничего не значит, потому что они и ему самому присягали уже несколько раз, и что он не в доме, а в поле будет иметь свидание с главнокомандующим, дабы ему, на случай отказа в его просьбе, опять можно [307] было возвратиться в Имеретию, где он в гористых и крепких местах намерен удерживаться, а они тогда должны ему вспомоществовать".

О том же самом он писал и начальникам еще не сдавшихся крепостиц, убеждая их держаться до его возвращения в Имеретию. Ближайшие же его советники, "злые совещатели", князья Кайхосро, Семен и Георгий Церетели, Ростом Нижерадзе, Давид и Григорий Эристовы, Давид Абашидзе и Бери Лордкипанидзе, сопровождавшие Соломона в Грузию, распустили в Карталинии слух, будто Соломон, примирясь с главнокомандующим, оставлен по-прежнему имеретинским царем и в скором времени вернется в Имеретию. Благодаря этим обстоятельствам, восстание в Имеретии продолжалось еще некоторое время. Бунтовщики, запершись в различных укрепленных пунктах, упорно оборонялись, в надежде на скорую помощь, но, устрашаемые действиями наших войск и опасаясь навсегда лишиться своих имений, покорялись силе оружия или добровольно уступали их. Упорнее всех держалась малодоступная крепостца Мухури, принадлежавшая имеретинской царице. В начале апреля месяца ее обложил отряд полковника Лисаневича, состоявший из частей 9-го егерского и Кавказского гренадерского полков. Значительно ослабив гарнизон Мухури метким ружейным огнем команды стрелков, занявших, под начальством штабс-капитана Швецова, одну из соседних скалистых высот, Лисаневич заставил защитников сдаться.

Таким образом полковник Симонович, приняв начальство над войсками, назначенными в экспедицию против Соломона, и открыв военные действия 20-го февраля, окончил возложенное на него дело в начале апреля: крепостцы, служившие оплотом Имеретии были в [308] наших руках, имеретинские князья, духовенство и народ, в числе 40000 дворов, приведены к присяге, непокорные усмирены силою оружия, а царь Соломон, причинявший нам большие беспокойства в продолжении пяти лет, взят в плен и находился в Тифлисе, ожидая высочайшего решения своей участи.

За время этой экспедиции мы потеряли: убитыми — грузинского князя Заала Амираджиби и 5 рядовых 9-го егерского полка; ранеными — капитана Вронского, 8 рядовых 9-го егерского, 5 рядовых Кавказского гренадерского и 2-х рядовых Белевского мушкетерского полков; из мингрельских и лечгумских войск — убитыми и ранеными 24 человека; имеретин же было убито и ранено около ста человек. В крепостицах ⁶² имеретинских было найдено: 9 медных и 14 чугунных пушек, 3 мортиры, 15 фальконетов, 64 крепостных ружья, 212 бомб, 626 ядер, 600 чугунных картечей, 10 пудов пороху, до 5 пудов свинцу, 132 фунта селитры и серы, много муки, пшеницы и кукурузы, церковные утварь и книги. Орудия и ружья, оказавшиеся годными, по приказанию Тормасова, были отправлены в Поти и Кутаис; порох и свинец выданы Кавказскому гренадерскому и Белевскому мушкетерскому полкам взамен израсходованных ими; мука, пшеница и кукуруза сданы в провиантские магазины, а церковные утварь и книги возвращены имеретинскому духовенству.

Генерал Тормасов, изъявляя полковнику Симоновичу искреннюю благодарность за усердие и благоразумные распоряжения при исполнении возложенного на него поручения, просил его передать [309]

“признательность его полковнику Лисаневичу и всем содействующим ему штаб и обер-офицерам, а нижним чинам сказать через приказ, что одни только российские воины могут преодолевать таковые всякого рода препятствия, какие им предстояли.”

Что же касается полковника Симоновича, то главнокомандующий 5-го мая писал о нем военному министру генералу Барклаю-де-Толли:

“Милостивый государь мой Михаил Богданович! Имел я счастие, представить в милосердое воззрение Его Императорского Величества подвиги полковника Симоновича и от монарших щедрот испрашивать ему, как главному виновнику покорения имеретинского царства, всемилостивейшего пожалования в чин генерал-майора по армии, с назначением и бригадным начальником войск, в Имеретии и Мингрелии расположенных, с тем чтобы его же высочайше утвердить и управляющим по делам Имеретии, Мингрелии, Гурии и Абхазии, с определением ему, по примеру правителя Грузии, столовых денег по 150 рублей серебром в месяц из имеретинских доходов, так как без сей милосердой помощи Его Императорского Величества не может начальствующий в том крае обойтись, по крайней во всем дороговизне и недостатку во многом. Ваше же высокопревосходительство покорнейше прошу сие мое представление не оставить сильным подкреплением вашим перед всемилостивейшим Государем Императором и исходатайствовать сему достойнейшему чиновнику просимую мною награду, должную его заслугам. Притом если Его Императорскому Величеству благоугодно будет высочайше утвердить сие мое представление, то так полковнику Симоновичу при управлении четырьмя обширными провинциями, требующими больших занятий, было бы затруднительно входить во внутренность командующего им ныне Кавказского гренадерского полка и заниматься оным, то я всеподданнейше представил Его Императорскому Величеству о всемилостивейшем на его утверждении шефом Кавказского гренадерского полка [310] 17-го егерского полка полковника и полкового командира Котляревского, известного мне по усердию своему к службе" ⁶³.

По усмирении Имеретии, генерал Тормасов предложил Симоновичу изыскать наиболее подходящие меры для открытия временного управления имеретинскою областью и уничтожить некоторые крепостцы. По мнению Симоновича, необходимо было оставить пока имеретинский народ

“при своих обычаях, которые обыкновенно имеют в народах больше всех законов влияния, и управлять имеретинским народом по-прежнему оного обыкновению, исключая князей, противных кроткому российскому правлению, и, по удовлетворении некоторых князей и дворян за их усердие, оказанное в сей экспедиции, возвращением отнятых у них имений, оставить всю Имеретию на том положении и при тех границах, как она была при царе Соломоне."

В отношении крепостиц, вообще не имевших важного значения, он вошел в соглашение с имеретинскими князьями, владельцами этих крепостиц, приказав майору Гедримовичу и капитану Сотникову взорвать или срыть их стены, или же привести в положение, исключавшее возможность обороняться. Таким образом были уничтожены: Они, Хотеви, Садмела, Хванчкара и Свери остальные же, отчасти занятые нашими отрядами и командами, были оставлены опорными пунктами во вновь присоединенной стране. Сохранение некоторых крепостиц признавалось также полезным, дабы повсеместным уничтожением их не вооружить против себя как владельцев, которым они принадлежали, так и народ. Дли поддержания внутреннего порядка и для ограждения Имеретии от покушений Турции были оставлены, кроме рот Белевского мушкетерского полка, два батальона Кавказского гренадерского полка и сотня казаков, а егеря, драгуны [311] и излишние казаки отправлены в Грузию. Части, оставшиеся в Имеретии, заняли следующие пункты: 1) Кутаис — 3 роты шефского батальона Кавказского гренадерского волка при двух орудиях (одно орудие Белевского мушкетерского полка) и команда казаков донского казачьего Ежова 1-го полка (1 офицер и 24 стр. н. ч.): 2) Рачу — рота Кавказского гренадерского при одном орудии и рота Белевского мушкетерского полков: 3) Багдад — фузелерный батальон Кавказского гренадерского полка при двух орудиях, высылая отдельные команды в Варцихе и в ханийское ущелье, и 4) Сачхери — рота Белевского мушкетерского полка. Казаки содержали посты в следующих пунктах: в Багдаде (1 офицер и 23 строев. ниж. чин.), в Варцихе (6 стр. ниж. чин.), в ханийском ущелье (6 стр. н. ч.) и при квирильском посту (9 стр. н. ч.) от донского казачьего Ежова 1-го полка; в Марани (6 стр. н. ч.) и в Чхери (1 офицер и 13 стр. н. ч.) от донского казачьего Данилова полка. Два батальона Кавказского гренадерского полка были в составе 4 штаб-офицеров, 30 обер-офицеров, 58 унтер-офицеров, 37 музыкантов, 814 рядовых и 50 нестроевых; артиллерийской прислуги при орудиях—6 унтер-офицеров, 30 рядовых и 50 нестроевых; сотня же состояла из 2 обер-офицеров, 2 урядников и 70 казаков донского казачьего Данилова колка и 1 обер-офицера, 1 урядника и 30 казаков донского казачьего Ежова 1-го полка ⁶⁴.

28-го марта 1810 года Соломон прибыл в Тифлис и остановился в доме князя Сумбатова, где для него было заново отделано соответствующее помещение. Обширный дом Сумбатова был построен среди огромного сада, обнесенного оградой, имевшей единственный выход через калитку, против которой, шагах в шести, [312] находилась полуразвалившаяся мечеть, а рядом с последней и недалеко от берега р. Куры — конюшня. Впредь до высочайшего решения участи бывшего имеретинского царя, генерал Тормасов приказал оказывать ему “все почести, приличные его сану", отпускать от казны ежемесячно по 1000 рублей серебром и содержать его “под неприметным, но строгим караулом". Непосредственный надзор за всем, окружающим Соломона, был поручен Тифлисскому коменданту майору Комнено, который немедленно принял меры к предупреждению бегства царя. Он приказал кн. Сумбатову, как хозяину дома, доставлять ему ежедневно записки о всех навещавших Соломона, следить “за поведением и злыми его намерениями, примечать, что может относиться до худых последствий", а с наступлением темноты, никого, кроме лиц свиты, не принимать в дом; затем Тифлисскому полицеймейстеру князю Баратову предписано было назначить для посылок и услуг двух надежных десятников при сотнике, которым вменить в обязанность докладывать о всех, приходивших на царскую половину, и следить за выходами царя; с закатом же солнца высылать к калитке трех полицейских для указания часовому кого пропускать; наблюдать за исправностью наряжаемых и, отправив в городской табун всех имеретинских лошадей, следить, чтобы без его записки никто их оттуда не брал. Кроме того, Комнено возложил на обязанность чинов почетного караула пропускать во двор и со двора после отхода Соломона ко сну, кроме лиц свиты, только тех, которых признают полицейские, а офицеру-ординарцу приказал находиться безотлучно в течение дня при царе. Несмотря на все эти меры, царю Соломону удалось “через многие обдуманные хитрости" выйти из дому в ночь с 10-го на 11-е мая незамеченным и бежать в Имеретию. Обстоятельства, [313] предшествовавшие и содействовавшие бегству, были следующие. Дней за десять до того полицейский сотник Палавандов, сдавший, по приказанию полицеймейстера, всех имеретинских лошадей в городской табун, пасшийся на левом берегу Куры, и бесконтрольно ими распоряжавшийся, перевел до двадцати лошадей за речку Веру. 9-го мая, накануне бегства, имеретинские князья Ростом Церетели и Григорий Эристов лично приказали своим людям, смотревшим за лошадьми в табуне, привести в сумерки к разоренной мечети шесть лошадей. Последние, как объяснил имеретинский князь Какуца Абашидзе Тифлисскому полицеймейстеру князю Баратову, предназначались для лиц свиты, отправлявшихся в Имеретию, причем в удостоверение своих слов, показал Баратову, под видом билета от коменданта на свободный проезд, клочок простой бумаги. Дело в том, что генерал Тормасов, находя свиту Соломона многочисленной, приказал майору Комнено всячески содействовать, “не принуждая, а советуя, возвращению имеретин на родину и выдавать им на свободный проезд в Имеретию билеты. Многие из князей и дворян, пользуясь этим дозволением, по два и по три человека выезжали из Тифлиса на собственных лошадях, которых обыкновенно приводил сотник Палавандов. В день бегства царя почетный караул при квартире его был от Херсонского гренадерского полка. С заходом солнца к калитке явились три полицейских; двое из них тотчас же отправились на плоскую прыщу, конюшни, а третий расположился на развалинах мечети, вследствие чего проходивших мимо часового у калитку никто не останавливал и не осматривал. Полицейские, наряжаемые к царской квартире, вообще относились к своим обязанностям крайне небрежно и не раз были замечаемы в пьянстве с имеретинами, [314] прислуживавшими царю, переводчиком князем Бабукой Аргутинским. 10-го мая Соломон, против обыкновения, ушел в свою опочивальню вскоре после пробития вечерней зари. Поужинав довольно рано с князем Кайхосро Церетели, он разделся и лег в постель. Часов около десяти в спальню вошел Церетели и доложил ему, что лошади готовы. Соломон приказал своему старому слуге Табукашвили подать простое, заранее приготовленное платье. Одевшись в кафтан Табукашвили, оказавшийся ему коротким, а поверх в суконный кафтан и вымазав лицо и усы золою, он велел сложить свое царское одеянье в переметные сумы и отдать его лавочнику Бежану Мурасову в вознаграждение за доставленное им для бегства платье. Затем он вышел с князем Кайхосро Церетели в сад через комнаты последнего, прошел с кувшином в руке мимо двух часовых, ответив на вопрос их, что идет за водой к Куре, и беспрепятственно вышел на улицу. Здесь он встретил полицейского из имеретин, за несколько дней перед тем отставленного комендантом от нарядов к царской квартире, который и вывел его за город. Караульщик, стоявший у городских ворот, остановил их, но, узнав, что они полицейские и посланы на форштадт, отворил ворота. За городом царя встретили князья, еще утром свободно выехавшие из Тифлиса, благодаря беспечности полицейских, которые должны были следить и за ними. На лошадях, заранее взятых из табуна, Соломон, в сопровождении четырех князей Церетели, двух братьев Эристовых, Абашидзе и 23-х всадников, поспешил оставить окрестности Тифлиса, рысью проехав через местечко Геликин и дер. Табахмела.

Как только стало известно о бегстве имеретинского царя, правитель Грузии генерал-майор Ахвердов [315] немедленно послал борчалинскому моураву приказание тщательно охранять все дороги, идущие из сел. Думаниси в ахалцыхский пашалык, а тифлисский военный губернатор генерал-лейтенант барон Розен ⁶⁵, снарядив погоню за царем из тридцати конных грузин с караульщиками, видевшими царский кортеж в пути, отправил нарочного в Имеретию к полковнику Симоновичу с предписанием иметь “строжайший присмотр за царицею, жившею в крепостце Мухури, арестовать семейства лиц, бежавших с царем, стараться перехватить переписку царя с царицею и князей с их семействами и принять все меры для поимки Соломона, если он вернется в Имеретию.

Главнокомандующий, всеподданнейше донося о побеге Соломона, выяснил между прочим причины, отклонявшие его от немедленного препровождения царя на постоянное жительство в Россию:

“при первом доставлении царя Соломона в Тифлис пленным я никак не мог и не осмелился тогда же препроводить его в Россию на всегдашнее пребывание, по той причине, что часть горских народов, чеченцы и вся Кабарда, через которую должно было его провозить, находились в возмущении, а генерал-от-инфантерии Булгаков с самою большею частью войск, на линии расположенных, был за Кубанью для наказания и укрощения восставших закубанских народов. Все же горцы производили в то время по дороге большие набеги, за невозможностью обнять те места, через кои горцы могли прорываться, по столь малому числу оставшихся там войск, что даже команды здешней дивизии, посланные на линию для приема на полки амуничных вещей, были там употреблены для содержания кордонов. При таковых обстоятельствах отправление царя в Россию через места, [316] окруженные со всех сторон бунтующим народом, было совершенно невозможно.”

Император Александр I повелел арестовать и предать военному суду командира 20-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта барона Розена, остававшегося в это время в Тифлисе начальником войск ⁶⁶, а тех лиц,

“кои прикосновенны к побегу бывшего имеретинского царя, судить строжайшим судом и суд над ними окончить в самоскорейшем времени."

По точном и строгом расследовании дела, генерал-лейтенант барон Розен был признан не виновным и, на основании высочайшего указа от 22 августа, освобожден от суда, а другие лица, причастные к побегу царя, были приговорены: Тифлисский комендант майор Комнено, высидевший пять месяцев под арестом, к исключению из службы, без определения впредь на службу; начальник караула подпоручик Поскочин — к разжалованию в рядовые; полицеймейстер князь Давид Баратов — к лишению дворянства и “написан" в рядовые в отдаленный гарнизон; советник казенной экспедиции князь Нония Сумбатов — к аресту, без определения впредь “ни к каким делам"; полицейские сотники Палавандов, Автандилов и Пентелов, десятник Эриванский и Тифлисский житель Бежан Мурасов — к расстрелянию; наконец, царские служитель Табукашвили и цирюльник Саламидзе — к ссылке на поселение в Сибирь ⁶⁷.

Генерал Тормасов, находившийся в это время в Карабаге, узнав о побеге Соломона и о безуспешности всех поисков за ним, поспешил вернуться в Тифлис, чтобы [317]

“не подать смелости ахалцыхскому Шерифу-паше, давшему убежище царю Соломону, предпринять покушение на Имеретию по смежности границ его владений".

Прибыв в Тифлис 15-го мая, он сделал необходимые распоряжения, с целью уничтожить замыслы царя в самом начале и удержать Имеретию в спокойствии, которое, в виду военных действий против персиян и значительных сборов турецких войск, было крайне необходимо. 17-го числа он предписал полковнику Симоновичу: обратить внимание на жителей ханийского и зегамского ущелий, как ближайших к границам Ахалцыха и удобнейших для предприятий царя, и, предоставив им какие-либо выгоды, привлечь их на нашу сторону при помощи надежных моуравов из вернейших и преданнейших нам князей; запереть выход из ханийского ущелья в Имеретию, расположив в с. Багдаде сильный отряд и выслав от него в с. Хани достаточную команду, если, конечно, это будет полезно, а также занять военною командою храмский шемамавал; наконец, заключить в крепость Поти царицу Марию, сестру ее княгиню Микеладзе и родную сестру царя, жену князя Малхаза Андроникова, стараясь выполнить это поручение “нечаянно, но самым скромным образом"; семейства же князей Кайхосро, Ростома и Семена Церетели, Григория и Давида Эристовых и других лиц, бежавших с царем, содержать в имеретинских крепостях под строгим караулом и немедленно описать в казну имения всех заключенных, которыми впоследствии награждать людей “добросердствующих и отличающихся верностью." Этими мерами генерал Тормасов надеялся удержать Имеретию в порядке, полагая, что “ничто столько не действовало на народы каждой земли и нации, как примеры, происходившие на их глазах и что [318]

“справедливая строгость служила большей части обузданием от вредных предприятий, как бы народ ни был легковерен, а награждения честных и верных людей поощряли многих к усердию".

Так как заключение особ царского рода, притом женщин, могло повлечь за собою серьезные беспорядки, то полковник Симонович испросил у главнокомандующего разрешение содержать царскую семью под строгим караулом в Кутаисе. Что же касается расположения войск к ханийском и зегамском ущельях, то он, опасаясь за участь назначенных туда команд, в случае появления в этих ущельях Соломона с чужеземными войсками и неизбежного возмущения жителей, присоединил их к батальону, расположенному на пересечении персатской и ханийской дорог и назначенному для защиты проходов в Имеретию со стороны Ахалцыха. В обеспечение же спокойствия он взял от ханийских жителей двенадцать аманатов, которых отдал на поруки надежным князьям.

Между тем Соломон 13-го мая прибыл в с. Котели, где в это время проживал беглый грузинский царевич Александр, не замедливший разослать многим лицам, в том числе и князю Лордкипанидзе, вестников с письмами о бегстве царя из Тифлиса. Вскоре после этого по Имеретии начали ходить письма самого Соломона, того же царевича Александра, Шерифа-паши и Таяра-бека ахалцыхского, увещевавшие народ взяться за оружие. В бессмысленных письмах к митрополитам Евфимию Генатели и Досифею Кутатели, архиепископу Софронию Николаосцминдели и ко всем лосиатхевцам Соломон, указывая на “безутешные стоны" Грузии, находившейся под нашею властью, убеждал их содействовать его возвращению в Имеретию, в которой и за которую он “должен окончить свою жизнь". Вместе с тем он просил прислать вина и водки. [319]

Письма, по видимому, не достигали своей цели, так как в народе не заметно было ни малейшего признака к какому-либо волнению. Все было спокойно, дела шли двоим порядком, а рассеиваемые беглым царем возмутительные письма в подлинниках представлялись самими же имеретинами полковнику Симоновичу. Но в действительности имеретины сочувственно отнеслись к “горю” Соломона и скоро стали открыто выражать желание иметь его у себя по-прежнему царем, с тем чтобы быть навсегда верными и послушными подданными России. Пользуясь таким настроением народа, Соломон прибегнул к двоедушной и лукавой роли. С одной стороны, через имеретинских князей, дворян и Симоновича, он просил у главнокомандующего о возвращении ему престола на каких угодно условиях, с другой — призывал привилегированные сословия к открытому мятежу. В начале июня ему удалось привлечь на свою сторону довольно влиятельного в Имеретии князя Кайхосро Абашидзе, при содействии которого несколько “ветренных" князей и дворян с своими крестьянами тотчас же взялись за оружие. Симонович не сомневался, что примеру их последуют многие князья и дворяне с своими крестьянами, а меньшинство останется “нейтральными" до выяснения исхода восстания. К этому времени части войск, расположенные в Имеретии, как для поддержания внутреннего порядка, так и для защиты ее от вторжения со стороны Ахалцыха турок и лезгин, занимали следующие пункты: два батальона Кавказского гренадерского полка при четырех орудиях, побатальонно — Кутаис и Багдад, высылая из последнего пункта команду в Варцихе; около четырех рот Белевского мушкетерского полка при двух орудиях, поротно — Марань, Они и Сачхери, высылая отельные команды в крепостцы Чидроти, Кварцихе, [320] Модинахе, Чхери, Мухури, Нагареви и Чквиши; команды донских казачьих Данилова и Ежова 1-го полков содержали посты в Марани, Сачхери, Чхери, Мухури, Багдаде, Варцихе, Кутаисе, в ханийском ущелье и на квирильской переправе ⁶⁹. Когда определилось, что население готово взяться за оружие при первом появлении в Имеретии Соломона, Симонович вызвал из Мингрелии и Лечгума две роты Белевского мушкетерского полка в храмские шемамавалы и командировал одну из рот Кавказского гренадерского полка в сел. Свири для поддержания связи между Багдадом и уроч. Эльазнаури ⁷⁰, где должны были расположиться роты мушкетер ⁷¹. Располагая для активных действий всего лишь шестью ротами гренадер и двумя ротами мушкетер ⁷² при самом ограниченном числе орудий и, предвидя, что передвижение последних из одного отряда в другой по местности весьма пересеченной будет сопряжено с большими [321] затруднениями и непременно затормозит наши военные предприятия против Соломона, Симонович испрашивал у главнокомандующего распоряжения о командировании в Кутаис трехфунтовых единорогов с прислугой и боевыми припасами, а в сел. Зедубани — одной роты пехоты для охраны сообщений с Грузией и защиты прохода из Ахалцыха в Имеретию. Так как в Тифлисе имелось только шесть трехфунтовых единорогов и они были неисправны, то генерал Тормасов приказал ему воспользоваться двумя медными пушками, стоявшими на вооружении крепостцы Модинахе, а недостающее число зарядов в двух зарядных ящиках, имевших 65 ядер и 5 картечей, приготовить из материалов, хранившихся в крепости Поти. Но и это распоряжение оказалось не исполнимым за крайнею ветхостью лафетов. Не надеясь успешно действовать в поле без усиления артиллерии, Симонович просил Тормасова, по исправлении единорогов, находившихся в Тифлисе, выслать их в Имеретию хотя бы без прислуги, которую рассчитывал заменить пехотными солдатами ⁷³.

Отправляя из с. Соганлуг в Имеретию майора Княжевича с двумя ротами 15-го егерского полка при одном орудии, генерал Тормасов поручил ему доставить полковнику Симоновичу два трехфунтовых единорога, один из которых со всею принадлежностью и прислугою взять и Тифлисе, другой принять от роты Херсонского гренадерского полка, расположенной в сел. Гартискари. При этом Княжевичу предписывалось одну из егерских рот с орудием оставить в сел. Зедубани, под прикрытием другой отправить единороги в Кутаис, а, по сдаче их, командировать роту в Сурам для усиления резервных [322] войск в Карталинии ⁷⁴. Вместе с тем генерал Тормасов поручил правителю Грузии генерал-майору Ахвердову озаботиться охраною границ Карталинии от неприятельских вторжений и принять меры для обеспечения сообщений войск, расположенных в Имеретии, с вышеупомянутыми резервными войсками, а также с батальоном егерей полковника Печерского, содержавшего пост на р. Цалке; Симоновичу же разрешил требовать в случае надобности от Печерского или Прибыловского содействия и подкреплений. Охрана границ Карталинии была возложена на резервные войска, под начальством Прибыловского, а для поддержания постоянной связи между отрядами были учреждены разъезды из 15-ти казаков при уряднике и 60-ти вооруженных всадников-грузин, находившихся в ведении маиора князя Амираджиби и князя Евстафия Джавахова ⁷⁵.

В двадцатых числах июня большая партия бунтовщиков, в числе до 2000 человек, под предводительством князя Кайхосро Абашидзе, собралась в лесах близь сел. Сакаро. Симонович, узнав об этом, немедленно послал майора Калатузова с двумя ротами Кавказского гренадерского полка при одном орудии разбить и рассеять мятежников, не давая им усилиться, а главное — в самом начале погасить мятеж. Благополучно совершив переправу через Квирилу, Калатузов 22-го июня был встречен близь сел. Сакаро огнем бунтовщиков, занявших выгодную позицию по обеим сторонам дороги. Первою жертвою завязавшейся перестрелки был майор Калатузов, убитый наповал. Капитан Титов, приняв командование отрядом и видя бесполезность [323] огня, пошел в штыки, овладел неприятельскими позициями и, отбросив большую часть бунтовщиков в глубину леса, занял пункт, с которого было удобно наблюдать за всеми действиями отдельной толпы, укрывшейся, в числе около 400 человек, в самом селении Сакаро, укрепленном засеками. В этой первой схватке мы потеряли: убитыми — майора Калатузова и 17 рядовых; ранеными — Кавказского гренадерского полка 2-х обер-офицеров (штабс-капитана Сагинова и подпоручика Ластухина), 2-х унтер-офицеров и 22 рядовых, 20-й артиллерийской бригады 1 обер-офицера (поручика Шепелева), 1 фейерверкера и 3-х канониров и донского казачьего Ежова 1-го волка одного казака. Имеретины имели убитыми до 30-ти человек князей и дворян, в числе которых находились сыновья князя Кайхосро Абашидзе; число убитых крестьян считалось вдвое ⁷⁶.

В виду вооруженного сопротивления имеретин, появления в лосиатхевской волости новой многочисленной шайки бунтовщиков, ожидавших скорого прибытия царя с лезгинскими и турецкими войсками, а также отказа князей и дворян давать арбы для подвоза провианта в пункты расположения частей войск, Симонович нашел необходимым сблизить войска для успешного действия продав восстания, пренебрегая охраною проходов со стороны Ахалцыха. Вследствие этого он послал приказание майору Княжевичу, уже находившемуся в пределах Имеретии ⁷⁷, соединившись с капитаном Цуриковым, стоявшим с двумя ротами Белевского мушкетерского полка при урочище Эльазнаури, пройти в Лосиатхеви, где, открыть действия против бунтовщиков, а если случится [324] там царь Соломон, то и против него, и стараться войти в связь с капитанами Кавказского гренадерского полка Сухановым, занимавшим с ротою с. Свири, и Титовым, находившимся в окрестностях с. Сакаро. Майору же Ушакову, стоявшему с тремя ротами в Багдаде, Симонович велел содействовать Княжевичу и наблюдать, чтобы царь не пробрался в Варцихе, куда, по уверениям многих, он хотел вторгнуться ⁷⁸. В наказание имеретин, взявшихся за оружие, он разрешил Княжевичу брать у них безденежно провиант и вообще съестные припасы.

Следуя через Зедубани и храмское ущелье в Лосиатхеви, Княжевич 24-го числа был задержан бунтовщиками, засевшими в лесу. Отстреливаясь и подвигаясь вперед с двумя ротами 15-го егерского полка, конвоировавшими единороги, он достиг квирильской переправы и, присоединив к себе роты капитана Титова, продолжал дальнейшее движение по узкому ущелью р. Чешури ⁷⁹. Во время переправы через эту речку, колонна подверглась сильному перекрестному огню неприятеля, занимавшего лесистые возвышенности противоположного берега. Перебив лошадей в одном из зарядных ящиков 6-ти фунтовой пушки, увязшем в топком месте, имеретины безнаказанно выводили из строя каждого, кто пытался вытащить ящик на дорогу. Приказав бросить ящик ⁸⁰, Княжевич пробился сквозь толпы мятежников, преграждавших колонне выход из чешурского ущелья, и 26-го июня прибыл в Кутаис. За время двухдневной перестрелки роты 15-го егерского полка потеряли: убитыми — 10 рядовых, ранеными — поручика Кошелева, 3-х [325] унтер-офицеров, 33-х рядовых и 6 человек артиллерийской прислуги (3-х канониров и 3-х гатлангеров), а роты Кавказского гренадерского полка на переправе через Чешури потеряли ранеными унтер-офицера и 5 рядовых ⁸¹.

В виду усиления мятежных скопищ близь селения Свири, капитан Суханов перешел 24-го июня в Багдад, потеряв в перестрелке с неприятелем одного нижнего чина убитым и 5 человек ранеными ⁸².

Вслед за лосиатхевцами поднялись жители вакинской области. 26-го июня они убили в с. Маглаки казака, посланного из Марани в Кутаис, и ограбили еще двух казаков по дороге в Варцихе, ранив одного из них и убив другого. Наконец стало известно, что, под предводительством князей Агиашвили, они решили напасть на роту Белевского мушкетерского полка, стоявшую в Марани. Для противодействия мятежникам, рассеять их скопище и открыть свободный путь князю Дадиани, не решившемуся, по слухам, вступить с мингрельскими войсками в Имеретию, Симонович командировал в вакинскую область майора Ушакова с тремя ротами Кавказского гренадерского полка при двух орудиях. Гренадеры, выступив 29-го июня из Багдада, в тот же день достигли крепостцы Тхачири, близь которой наткнулись на засады, устроенные мятежниками по обеим сторонам дороги, причем потеряли убитыми барабанщика и 2-х казаков и ранеными 11 рядовых. На следующий день капитан Суханов, передвигаясь с ротою из Багдада в Кутаис, был встречен мятежниками на переправе через Квирилу и в перестрелке с ними потерял трех [326] нижних чинов и одного казака ранеными. 5-го июля имеретины убили сотника Наумова, осматривавшего дороги с разъездом донских казаков Ежова полка, и ранили одного из рядовых команды Кавказского гренадерского полка, остававшейся еще в Варцихе ⁸³. Так как действия малочисленных и разобщенных отрядов не только не приносили нам никакой пользы, но еще поощряли мятежников, то Симонович, сосредоточив войска и заняв крепостцы и деревни, важные по своему местоположению, счел за лучшее временно приостановить решительные действия против разгоравшегося мятежа.

Причина возмущения жителей, как они объяснили митрополитам, заключалась в том,

“что, взяв от них один раз царя, лучше бы мы (русские) сделали, если бы умертвили его или бы отправили в Сибирь, и они бы оставались навсегда спокойными; но теперь, когда прежний повелитель, без согласия их от них удаленный, опять пришел и требует их помощи, они священным себе вменяют долгом оказать ему все опыты своего усердия и не престанут до тех пор бунтовать и проливать кровь, пока не будет Соломон по-прежнему восстановлен на царстве, и что другого царя они иметь никак не согласны" ⁸⁴.

В. Чудинов.

(Окончание будет).

Комментарии

54. Батальон майора Прибыловского, по сведениям от 11-го февраля, имел в строю: 1 штаб-офицера, 7 обер-офицеров и 455 нижних чинов; при двух орудиях (12-ти фунт. единорог и 3-х фунт. пушка) — 1 обер-офицер и 33 нижних чина. Батальон майора Реута, по сведениям от 31-го января, имел в строю 10 обер-офицеров и 451 нижних чинов, а при двух орудиях (тех же калибров) — 29 нижних чинов. Дело арх. окруж. шт. 1810 г. № 59.

55. Одна из медных пушек была разорвана, а шесть крепостных ружей были без замков.

56. Дело арх. окруж. шт. 1810 г. № 59

57. Крепостцами: Тола, Хончкара, Садмела, Мачанцихе, Хотеви, Нагареви, Они, Минда, Хидискари, Чидроти и другими.

58. Дела арх. окруж. шт. 1810 г. №№ 59, 209, 326 и 368.

59. О составе частей, находившихся под командою штабс-капитана Сагинова, нигде в документах не упоминается.

60. Когда присоединился к Лисаневичу другой батальон егерей — нет указаний.

61. Дела арх. окружн. шт. №207 и №590

62. Квара, Чидроти, Минда, Хидискари, Чквиши, Мухури, Сапайчаво, Варцихе, Они, Патара-Они, Нагареви, Хотеви, Мочанцихе, Садмела, Хванчкара, Тола, Модинахе , Свери, Тхачири, Джихаиши, Хони, Свири, Зегани, Хани и Багдад.

63. Дела арх. окруж. шт. 1810 года №№ 207 и 209.

64. Дела арх. окруж. шт. 1810 года № 59 и № 209.

65. Барон Розен был вместе с тем и начальником 20-й пехотной дивизии.

66. Тормасов в это время был в Карабаге, куда выехал но высочайшему повелению для переговоров с персидским каймакамом мирзою Безюргом о перемирии.

67. Дела арх. окруж. шт. 1810 г. № № 2, 3, 59 и 207.

(Сбой в нумерации примечаний в печатном издании.- прим. OCR)

69. 2 батальона Кавказского гренадерского полка (4 штаб-офицера, 29 обер-офицеров, 61 унтер-офицер, 39 музыкантов, 937 рядовых и 75 нестроевых) при 4-х орудиях (1 обер-офицер, 6 унтер-офицеров, 34 рядовых и 5 нестроевых); стояли: шефский батальон при 2-х орудиях в Кутаисе, а фузелерный, тоже при двух орудиях, в Багдаде, откуда высылались команды в крепостцу Варцихе и в ханинское ущелье. Три роты и команды Белевского мушкетерского полка при одном орудии занимали поротно: сс. Маран и Они, выставляя команды в кр. Чидроти и Кварцихе, и сацерегельское селение Сачхери, высылая отдельные команды в кр. Модинахе, Чхери и Мухури; в крепостцах же Нагареви и Чквиши были расположены команды от роты, стоявшей в лечгумском селении Лайлаши; орудие Белевского мушкетерского полка находилось при шефском батальоне Кавказского гренадерского полка, на случай выступлении батальона или одной из рот его из Кутаиса. Команды казаков стояли на постах: донского казачьего Данилова полка в с. Марань — 6 казаков, в сацеретельском селении Сачхери — 5 казаков при 1 обер-офицере, в кр. Чхери и Мухури по четыре казака, итого 1 обер-офицер и 19 строевых нижних чинов; донского казачьего Ежова 1-го полка, в Багдаде — 23 казака при обер-офицере, в кр. Варцихе — 6 казаков, в Кутаисе — 1 урядник и 19 казаков при обер-офицере, в ханийском ущелье — 6 казаков и на квирильском посту — 12 казаков, итого — 2 обер-офицера, 1 урядник и 66 строевых нижних чинов. Рапорт полковника Симоновича генералу Тормасову от 1-го июня 1810 г. № 557. Дело арх. окруж. шт. 1810 г. № 59.

70. Близь сел. Зедубани.

71. Роты мушкетер, вызванные из Мингрелии, прибыли в Имеретию 3-го июня.

72. Остальные роты оставались в местах своего расположения в качестве гарнизонов.

73. Дела арх. окруж. шт. 1810 г. №№ 59, 202 и 209.

74. Батальон 9-го егерского полка, рота Херсонского гренадерского полка, эскадрон Нижегородского драгунского полка и донской казачий Поздеева полк составляли резервные войска.

75. Дело арх. окруж. шт. 1810 г. № 59.

76. Роты выпустили 4328 патронов, а орудия 13 ядер с шестифунтовыми зарядами.

77. Дело арх. окруж. шт. 1810 г. № 209.

78. Рапорт полковника Симоновича генералу Тормасову от 23-го июня 1810 г.

79. Один из правых притоков реки Квирилы.

80. В ящике было 2 ядра и 15 картечей.

81. В деле было выпущено: егерями 21121 патрон, гренадерами 2306 патронов, артиллериею 48 ядер и 39 картечей. Отношение Тормасова к военному министру от 26-го июля 1810 г. Дело арх. окруж. шт. 1810 г. № 207. Рапорты полковника Симоновича Тормасову от 27-го июня 1810 г. и генерал-майора Титова главнокомандующему от 26-го июля 1810 г. Дело арх. окруж. шт. 1810 г. № 59.

82. Выпущено 3422 патрона.

83. Рапорт полковника Симоновича генералу Тормасову от 29-го июня. Дело арх. окруж. шт. 1810 года № 59. Рапорт генерал-лейтенанта барона Розена генералу Тормасову от 20-го августа, там же.

84. Рапорт полковника Симоновича генералу Тормасову от 7-го июля 1810 года.

Текст воспроизведен по изданию: Имеретинская неурядица в 1809 и 1810 годах // Кавказский сборник, Том 15. 1894