-

ДУБРОВИН Н. Ф.

КАВКАЗСКАЯ ВОЙНА

В ЦАРСТВОВАНИЕ ИМПЕРАТОРОВ НИКОЛАЯ I И АЛЕКСАНДРА II

III

Состояние края в начале 1832 года. — План действий, указанный барону Розену. — Действия Кази-муллы в Чечне и Дагестане. — Экспедиция барона Розена в землю голгаевцев и генерала Вельяминова — в землю карабулаков и галашевцев. — Движение соединенного отряда в Чечню. — Штурм Герменчука. — Действия в Дагестане. — Штурм Гимров. — Смерть Кази-муллы. — Гамзат-бек имам и преемник Кази-муллы. — Происшествия в 1833 году. — Разделение кавказской линии. — План действий на 1834 г. — Истребление Гамзатом аварского ханского дома. — Убийство Гамзат-бека.

Начало 1832 года не ознаменовалось ничем выдающимся. В Черномории и на правом фланге линии закубанские хищники прорывались в наши пределы с целью грабежа, и при беспечности жителей возвращались с богатою добычею. Это последнее обстоятельство вызвало со стороны командующего войсками на линии генерала Вельяминова особый приказ и инструкцию о принятии мер предосторожности в укреплениях, постах и в [55] станицах. Те же хищнические набеги небольшими партиями происходили в Чечне, Дагестане и на Лезгинской линии. О том, что делает Кази-мулла и где он находится, мы имели самые разноречивые и неопределенные сведения. Корпусный командир, генерал-адъютант барон Розен 1-й, доносил в феврале, что имам потерял значение и живет уединенно в пещере, что койсубулинцы намерены покориться и что вообще в Дагестане спокойно, а между тем генерал Вельяминов получил в январе точные сведения, что Кази-мулла и Гамзат-бек с толпою до 2 тыс. человек находятся в сел. Дылыме Салатавского общества и возмущают окрестное население. Выступив 14-го января из Акташ-Ауха с небольшим отрядом, Вельяминов переправился через речки Акташ и Сале-су, на противоположном берегу которой неприятель занимал крепкую позицию на отлогостях горы, называемой Гебек-кала. Выбив горцев с занятой ими позиции и преследуя их, Вельяминов, 16-го января, занял сел. Дылым. Салатавцы явились с покорностью, обязались возвратить всех пленных, уплатить с каждого двора по 5 руб. штрафа и по 1 руб. подати ежегодно.

Усмирив салатавцев, Вельяминов двинулся в Чечню, 16-го февраля взял с боя сел. Казах-кичу и затем решил разорить все аулы, вниз по левому берегу р. Сунжи до креп. Грозной. Чеченцы оставляли свои селения почти без сопротивления, удалялись в леса, покрывающие противоположный берег Сунжи, и оттуда вели с нами перестрелку. 24-го января Вельяминов возвратился в Грозную, с потерею всего 30 челов. убитыми и ранеными, но оставил по дороге 4 замерзших и привел с собою 202 человека обмороженных. Эта последняя потеря обратила на себя внимание Императора и он был крайне недоволен, что, несмотря на неоднократные воспрещения, предпринимаются экспедиции без общей цели. Он требовал от командующего корпусом объяснений, по каким уважительным причинам предпринята была Вельяминовым [56] экспедиция в Чечню, тогда как подобные отдельные экспедиции не имеют никакого значения и ведут только к значительным потерям. На этом основании барону Розену 1-му было вновь подтверждено не отступать от плана графа Паскевича, который, впрочем, и заключался именно в том, чтобы сосредоточивать внезапно отряды, вторгаться в земли горцев и «потом возвращаться на свои пункты, для приуготовления к новым экспедициям». Вопрос об экспедициях был подвергнут обсуждению генерала Вельяминова, генерал-адъютанта барона Розена 1-го и графа Паскевича. Обсуждения не привели ни к какому результату: одни стояли за, другие против экспедиций, но никто не видел, что такая система действий не подвигает нас вперед в деле покорения края. К сожалению, граф Паскевич пользовался таким авторитетом, что на заключение его посылались в Варшаву все проекты кавказского начальства и ответы давались только по получении заключений фельдмаршала. Время уходило, обстоятельства переменялись, инструкции запаздывали и барон Розен, лишенный самостоятельности, был крайне стеснен в своих действиях. Влиянию фельдмаршала барон Розен обязан тем, что в основание программы будущих действий были положены условия невыполнимые. Он должен был покорять горцев, но без всяких следов насильства. Ему было указано, что все его распоряжения должны «клониться к упрочению приобретенных выгод, посредством усмирения полудиких племен Кавказа, постепенного введения как между ними, так и вообще во всем Кавказском крае гражданского устройства, раскрытия всех источников промышленности и торговли, для обоюдной пользы вновь приобретенных земель и собственно Империи так, чтобы со временем первая, связываясь с последнею взаимными выгодами и нуждами, представляла единое целое без всяких следов насильственного присоединения».

Осуществление такой программы было возможно только тридцать лет спустя, а теперь весь вопрос заключался [57] в усмирении возникшего восстания и обеспечении собственных пределов. Чеченцы усилили свои хищничества, грабили хутора, отгоняли скот, уводили пленных. Кази-мулла подчинял население своей власти силою, приказал убить гимрынского старшину и разослал повсюду воззвания, требуя себе покорности и повиновения.

Во второй половине марта с толпою в 2 тыс. челов. имам явился в окрестностях крепости Грозной, с целью привлечь на свою сторону карабулак и ингуш и сделать с ними нападение на Владикавказ, укрепления которого были в самом плохом состоянии, а два обширные форштадта не имели никакой ограды. Сделав в один переход около 40 верст, Кази-мулла остановился 22-го числа в сел. Закх, в 7-ми верстах от Владикавказа. Предваренные преданным ингушом жители форштадтов и ближайшего осетинского аула скрылись в крепости. Полуразвалившиеся валы ее были обложены наскоро бревнами, бочками и высланы разъезды для открытия неприятеля. Узнав о принятых мерах предосторожности, Кази-мулла не решился на нападение, разорил деревню Закх, сжег четыре карабулакские деревни, спустился к Сунже и 28-го марта со своим скопищем появился в 4-х верстах от креп. Грозной, разграбил несколько окрестных деревень, но произведенная из крепости вылазка под начальством капитана Неверовского заставила неприятеля удалиться. Кази-мулла потянулся в Ханкальское ущелье и затем по Аргуну в горы. С этих пор о деятельности его не имелось верных сведений и, на основании сообщений разных лиц из туземцев, барон Розен свидетельствовал о преданности нам салатавцев, акушенцов, койсубулинцев и других. Им приказано было объявить монаршее благоволение, а между тем большая часть их находилась в толпе имама.

Во второй половине июня командовавший отрядом в северном Дагестане подполковник Клюки-фон-Клугенау, получив известие о намерении Кази-муллы напасть на [58] Эрпели или Каранай, отправил в Эрпели маиора Снаксарева с баталионом пехоты, 2 орудиями и 60 казаками. По получении донесения, что Кази-мулла находится в 6-ти верстах от Эрпели в урочище Эльсус-тав, Клугенау 20-го июня сам выступил на соединение с Снаксаревым. Обрекогносцировав позицию, занятую неприятелем, Клугенау нашел, что, огражденная с трех сторон крутыми оврагами, она была доступна только с вершины хребта. Поднявшись на высоты с 9-ю ротами, 3-мя орудиями и 120 казаками, Клугенау в 3 часа пополудни стал над позициею неприятеля и отправил роту пехоты с 50 казаками занять спуски в Гимры и Ирганай, чтобы обеспечить себя с тыла и пресечь пути подкреплениям, ожидаемым Кази-муллою из койсубулинских деревень. В четыре часа утра, под покровительством сильного тумана, отряд стал спускаться к неприятелю. Не выдержав напора нашей стрелковой цепи, горцы оставили опушку леса и отступили к устроенному ими между обрывами укреплению, усиленному спереди завалами. Завалы были немедленно взяты егерями 42-го полка; горцы засели в укреплении и, рассыпав своих стрелков по деревьям, открыли учащенную пальбу из ружей. Выставленные на ружейный выстрел от укрепления наши орудия открыли огонь картечью и очищали деревья от хищников.

Наступившая ночь прекратила бой, а на следующее утро туман был еще гуще, так что завязавшаяся перестрелка скоро прекратилась. В 11 часов неприятельские подкрепления, поднимаясь в больших массах по гимрынской и ирганайской дорогам, вступили в жаркое дело с стоящею там ротою. Высланная к ней на помощь рота из отряда Клугенау помогла отбить атаки и не допустила до соединения. Запершиеся в укреплении горцы оставались остаток дня в полном бездействии, а с наступлением ночи, пользуясь темнотою и густым туманом, спустились по утесам и скрылись в горах.

Оставленное укрепление оказалось очень сильным. По [59] форме четырехугольное, оно имело в длину 20, в ширину 16 и в вышину 1 1/2 сажени. Стены были сложены из толстых бревен, сплоченных деревянными кольями и болтами; укрепление снабжено было двумя ярусами бойниц, вход в него запирался особым срубом и во всю длину с внутренней стороны стен устроены были навесы, которые закрывали от выстрелов и непогоды. Приказав сжечь укрепление, Клугенау двинулся обратно и 23-го числа возвратился в Темир-Хан-Шуру.

Кази-мулла бежал в Гимры, объявил себя больным и никому не показывался. За то его сподвижник Гамзат-бек, появившись среди джарских лезгин, собрал себе партию в 3 тыс. человек и расположился в селении Алиабате. Командующий войсками в Закавказье, генерал-лейтенант барон Розен 4-й отправился сам в Царские колодцы и 26-го июля, двинувшись к Алазани, расположился у Муганлинской переправы, с отрядом из 800 человек пехоты, грузинского пешего полка, дивизиона драгун и 500 человек милиции. На следующий день, переправившись через Алазань, отряд двинулся к Алиабату, но неприятель, не выждав нападения, отошел к Мухахскому ущелью. Начавшие уже колебаться ингилойцы вместе с милициею преследовали отступавших. Сделав необходимые распоряжения по обеспечению переправ через Алазань, генерал барон Розен 4-й 30-го июля выступил из Новых Закатал к дер. Мухахам с 2,300 человек регулярных войск, 1,260 милиционерами и с 12-ю орудиями. После небольшого сопротивления, оказанного нашему авангарду, партия Гамзат-бека рассеялась, а на следующий день старшины сел. Талы, Мухахи и Чардахли предали участь свою милосердию русского Императора. Им объявлено прощение с приказанием не допускать к себе ни Гамзат-бека, ни Кази-муллу.

В таком положении была оборона, когда, наконец, командующий корпусом получил утвержденный план действий, по которому предполагалось прежде всего двинуться [60] в Чечню и затем направиться против Кази-муллы и его скопищ.

В начале июля было сформировано два отряда: во Владикавказе, численностью около 4,800 человек, под начальством корпусного командира для наказания галгаевцев, и в Назрановском укреплении отряд Вельяминова, до 6 тыс. человек, для действия против карабулаков.

11-го июля отряд генерал-адъютанта барона Розена собрался в 19-ти верстах от Владикавказа у поста Койтукина и, перейдя на следующий день через Терек, двинулся вверх по р. Макалдону. Путь был трудный, и горные орудия приходилось нести на руках. Большая часть населения встретила командующего войсками с хлебом и солью и отряд, перейдя на р. Ассу, 19-го июля подошел к непокорному селению Гай, которое и было взято штурмом. Истребив его и 17 окрестных аулов, барон Розен двинулся обратно и 28-го числа прибыл во Владикавказ. Результатом этой экспедиции было переселение части галагаевцев на плоскость по рекам Сунже, Камбилеевке и Назрановке; другая часть, остававшаяся в горах, выдала в залог верности трех аманатов и заплатила по 5 руб. со двора штрафа и подати.

В то же время и именно 18-го июля Вельяминов выступил из Назрановского укрепления в землю карабулаков и разорил несколько аулов. Карабулаки просили пощады, обещая уплатить штраф и подати. Отсюда Вельяминов перешел к галашевцам, уничтожил несколько селений и 3-го августа на р. Ассе, в 35 верстах от Назрановского укрепления, соединился с отрядом барона Розена, вышедшим для того из Владикавказа. Соединенный отряд, поступивший под начальство командующего корпусом, состоял из 10 баталионов, двух рот сапер, донского казачьего полка, двух сотен Моздокского полка и Гребенского войска, конно-грузинского, двух конно-закавказских полков, осетинской, назрановской и ингушской милиций и 43 орудий. Общая численность этих [61] войск состояла из 272 офицеров, 9,646 строевых и 1,041 нестроевых нижних чинов. Разоряя по пути все аулы по Мартану, Гойте и Аргуну, отряд через Даут-Мартан, Гехи, Урус-Мартан, Большой Чечен и Шали подошел к Герменчуку, где сосредоточились чеченцы со всех деревень правого берега Аргуна в числе до 3 тыс. человек и куда ожидали прибытия Кази-муллы с его шайкою.

Герменчук имел до 600 дворов и лежал на правом берегу р. Джалки, примыкая северо-западной стороной к густому лесу. По дороге из Маюртупа подходил почти к самой деревне частый кустарник, а с прочих сторон находились довольно обширные, засеянные кукурузою, поляны, окруженные лесом. Самая деревня состояла из отдельных домов с садами и крепкими плетневыми оградами. Все доступы к селению были прикрыты окопами со рвами и перекрестною обороною. На юго-восточном углу деревни окопы не были еще окончены и в этом направлении была ведена атака.

Выставив против аула 20 орудий и обстреляв его, генерал Вельяминов двинул на штурм Бутырский полк, а за ним и Московский. Несмотря на получасовой огонь нашей артиллерии, горцы не отступали и, подпустив на близкое расстояние атакующих, открыли убийственный огонь. Бутырцы и московцы, бросившись в штыки, выбили неприятеля и овладели селением, которое и было разрушено в течение двух дней, 24 и 25 августа. Кази-мулла во все время боя держался в близ лежащем лесу и, узнав о падении Герменчука, удалился к Маюртупу и затем в горы.

Оставаясь несколько дней в Герменчуке, барон Розен выслал отряды для разорения окрестных аулов и 1-го сентября перешел на р. Хулхулау. Разорив и здесь несколько аулов, отряд, через Маюртуп и Беной, двинулся на Кумыкскую плоскость и, 15-го сентября, остановился у селения Ойсунгур, куда был доставлен провиантский транспорт. Пополнив запасы, отряд, после дневки, [62] перешел через Качкалыковский хребет, разорил по пути много аулов и, 23-го сентября, остановился у укрепления Таш-Кичу. Экспедиция в Чечне была окончена, до 60 селений было уничтожено и до 80 — изъявили покорность, выдали аманатов и обещали не содействовать замыслам Кази-муллы.

Последний хотя и укреплял Гимры, Унцукуль и Ирганы, но считал необходимым обратиться к командующему отрядом в северном Дагестане подполковнику Клюки-фон-Клугенау с предложением вступить в переговоры о примирении, но с тем, чтобы мусульмане не были обременяемы налогами. Ему отвечали, что мусульмане во всей России не только не притесняются, но пользуются полным покровительством законов, и что ему самому всего лучше явиться к начальству и предать участь свою милосердию Императора.

Дав отдых войскам и сделав необходимые распоряжения по обеспечению края, барон Розен, 28-го сентября, выступил из Таш-Кичу и через Байрам-аул направился к Сулаку. Двигаясь через Темир-аул, Зурамкент, отряд переправился через реку у Чир-юрта. Для переправы были поставлены в два ряда арбы, которые, будучи связаны между собой, образовали два моста, по которым переходила пехота, а артиллерия, кавалерия и обоз переправились в брод между арбами. 6-го и 7-го октября войска переправлялись, а 8-го числа отряд двинулся к Темир-Хан-Шуре, где барон Розен присоединил к себе отряд Клюки-фон-Клугенау.

В ночь с 9-го на 10-е октября командующий корпусом отправил по Каранайской дороге генерал-лейтенанта Вельяминова с двумя полками, 11-ю орудиями и небольшим числом всадников грузинского конного полка, с приказанием спуститься в ущелье Сулака и приступить к разработке дороги. Хотя каранайский спуск и считался наиболее удобным, но и он был трудно проходим даже для вьюков. Для развлечения внимания неприятеля был [63] отправлен 10-го октября по дороге, идущей в Гимры через Эрпели, подполковник Клюки-фон-Клугенау с баталионом пехоты, 3-мя орудиями, командою казаков и конных грузин. 11-го числа Ахмет-хану мехтулинскому и Абу-Муселиму казанищенскому приказано было собрать в Дженгутае их милицию и двинуться к Ирганаю, дабы не допустить жителей этого селения прийти на помощь гимрынцам.

По причине затруднений, встреченных на пути, Вельяминов только к полудню 10-го октября прибыл в Каранай. На следующий день, утром, он поднялся на вершину хребта правого берега Сулака, который протекает здесь в скалистом и глубоком ущелье. Спуск к Гимрам пролегал на протяжении 4 верст по узкой, каменистой тропинке, вдоль косогоров и обрывов и был так крут, что даже и пешие люди могли спускаться с опасностью. Далее на пространстве также 4-х верст дорога шла узкими, скалистыми уступами, по тропинкам высеченным в камне и возможным только для пешеходов. С одного из таких уступов нельзя было перейти на другой иначе как по лестнице. Вправо от этой дороги отделялась едва заметная тропинка, спускавшаяся к реке несколько ниже Гимров, но по ней на пространстве 30 сажен надо было соскакивать по одному человеку с камня на камень, на что решались только самые отважные горцы. Влево также тянулась узкая тропа, выходившая на эрпелинский спуск, который до соединения с тропинкою был несравненно труднее каранайского, но далее шел довольно отлого глубоким ущельем, между огромными, почти отвесными и скалистыми, высотами. Теснина эта была преграждена тремя каменными стенами, скалы усыпаны каменными же завалами, расположенными в несколько ярусов. Горцы уверены были в неприступности Гимров и говорили, что русские могут спуститься в Гимры только с дождем.

Густой туман содействовал нашему движению, и генерал Вельяминов к вечеру 11-го числа сошел без потери с первого спуска. Неприятельские пикеты после [64] нескольких выстрелов отступили и дали нам возможность спустить на руках горную артиллерию и вьюки. Немедленно было приступлено к разработке дороги так, чтобы в случае необходимости можно было спустить и легкие орудия. К 14-му числу дорога была разработана на столько, что барон Розен нашел возможным выступить из Темир-Хан-Шуры к Гимрам с остальными войсками. В отряде его находились: Эриванский карабинерный полк, баталион Херсонского гренадерского, баталион Тифлисского пехотного полков, 5 орудий, линейные казаки, при чеченском отряде находившиеся, и 200 человек 1-го и 2-го закавказских полков.

Уже в Каранае земля была покрыта снегом, но от него еще пять верст нужно было подыматься на вершину хребта, на котором лежал глубокий снег и был сильный мороз. Трудность спуска увеличивалась от бывшей гололедицы. Тем не менее, 15 числа войска спустились на соединение с отрядом генерала Вельяминова. Неприятель в числе 400 человек занял высокий и крутой перевал по тропинке, ведущей к эрпелинской дороге, и на всех вершинах поспешно выложил каменные завалы. Для овладения перевалом был двинут Бутырский пехотный полк, под начальством полковника Пирятинского, а в обход перевала высланы грузины; для овладения же завалами направлены по баталиону Херсонского гренадерского и Тифлисского пехотного полков, прикрываемые огнем из двух горных единорогов. Перевал и завалы были заняты с весьма небольшою для нас потерею. Густой туман, бывший весь день 16-го числа, препятствовал действиям, но с рассветом 17-го барон Розен выступил на эрпелинскую дорогу, чтобы отсюда атаковать гимрынскую теснину Дорога шла над скалистыми обрывами, с которых видны были Гимры и ведущее к ним ущелье. Селение лежало на правом берегу Койсу и хотя находилось на значительном возвышении, но оно казалось почти плоскостью в сравнении с огромными утесистыми горами, окружавшими [65] селение и составлявшими теснину, по которой пролегала эрпелинская дорога, — путь следования наших войск. Вершины скал, окаймляющих правую сторону дороги, были в наших руках, но так как с них нельзя было спуститься, то неприятель занял нижние их уступы. Скалистые и покрытые лесом горы, составлявшие противоположную сторону ущелья и завалы были заняты неприятелем, число которого доходило до 3 тыс. человек. Кроме трех рядов каменных стен, преграждавших ущелье, неприятель имел много завалов, действие против которых артиллерии, по причине слишком большого возвышения орудий над стенами, было невозможно и весь успех видимо зависел от пехоты.

Двинутые на штурм завалов и стен баталионы были встречены сильным огнем неприятеля, наносившего нам значительные потери. Выбиваемые штыками горцы дрались отчаянно, и в течение целого дня войска могли овладеть только частью укреплений. Наступившая ночь не дозволила дойти до Гимров, и передовая часть атакующих остановилась между последнею третьею стеною и селением, а остальные подошли только к первой стене. Подле нее были выстроены неприятелем две небольших каменных башни с бойницами. В одной из них засел Кази-мулла с преданнейшими ему мюридами.

При первом появлении наших войск перед Гимрами имам хотел оставить селение, но жители удержали его, говоря: «ты умел вооружить нас против русских, научи же теперь и драться с ними». Кази-мулла принужден был исполнить требование и, запершись в башне, решился защищаться до последней крайности. Генерал-лейтенант Вельяминов приказал орудиям разбить стены башен, и удачное действие нашей артиллерии скоро заставило отдельных горцев выскакивать из башен и спасаться бегством. Видя безысходность своего положения, Кази-мулла обратился к сидевшему возле него Шамилю с предложением умереть во имя веры. «Ты неоднократно говорил [66] мне, сказал имам, что желал бы попасть в рай, умирая на газавате; вот прекрасный случай — иди и сразись с русскими!» Шамиль отказался и упрекнул Кази-муллу в несчастии, постигшем безвинное селение. Оставив Шамиля без возражения, Кази-мулла обратился с таким же предложением к любимому своему мюриду Магома-султану. Последний, обнажив шашку, выскочил из башни и, нанеся несколько тяжелых ударов, пал под штыками солдат. Следом за ним вышел из башни и Кази-мулла с остальными мюридами. Некоторым из них, в том числе и Шамилю, удалось спастись, но сам Кази-мулла принужден был скрыться опять в той же башне и, окруженный нашими солдатами, пал исколотый штыками. О смерти его никто не знал до следующего утра и лишь гимрынцы, искавшие между трупами своих родственников, нашли в числе их и бывшего своего учителя.

С его кончиною население не сопротивлялось, и на следующий день войска заняли Гимры без выстрела. В деле 17-го октября мы лишились 38 офицеров и 413 нижних чинов, выбывшими из строя. Гимрынские старшины просили о помиловании, а появившийся было из Ирганая Гамзат-бек с своим скопищем на помощь Кази-мулле принужден был бежать в Аварию. Гимрынцы выдали 6 аманатов, и командующий корпусом разослал повсюду объявление, в котором обещал прощение всем раскаявшимся и жестокое наказание непокорным. Воззвание это заставило почти все койсубулинские общества прислать в Гимры своих представителей с заявлением, что впредь не будут участвовать ни в каких беспокойствах. 25-го октября войска двинулись обратно в Темир-Хан-Шуру, куда и. прибыли 27 числа.

Смерть Кази-муллы произвела сильное впечатление в горах и, казалось, должна была убедить горцев в невозможности борьбы с русскими, но, к сожалению, пылкость и впечатлительность горского характера не оставляют им места для благоразумия. Так было и теперь. [67]

Тело Кази-муллы было найдено в таком положении, что одною рукою он держался за бороду, а другою как бы указывал на небо. По мнению мусульман это такое положение, в котором может быть только праведник, и потому горцы стали раскаиваться в том, что не дали помощи Кази-мулле и гимрынцам. В сердцах всех было глубокое сожаление к имаму, и стоило только явиться способному проповеднику, чтобы воскресить его идеи и повести население по пути, указанному Кази-муллою.

Таким явился бывший его сподвижник Гамзат-бек.

Он родился в 1789 году, в аварском селении Новый Гоцатль, Отец его принадлежал к хорошему роду и был уважаем за храбрость. Воспитание свое Гамзат-бек получил в селении Чох, андаляльского общества. Он учился хорошо, но по своему характеру не был усидчив и не обещал сделаться впоследствии ученым человеком. Вернувшись на родину, Гамзат женился, но монотонная жизнь горцев ему не нравилась и, как человек настойчивый, решительный и веселый, он искал развлечений в частых пирушках и скоро перешел к пьянству. Дядя и вместе тесть его Иман-Али старался отвратить Гамзата от подобной жизни и однажды сказал ему: «Ты происходишь от беков, твой отец был храбрый человек и делал много добра аварцам, а ты не только не хочешь последовать его примеру, но предался еще разврату. Взгляни на дела Кази-муллы, простого горца, и вспомни, что ты знатнее его родом и не менее его учился». Эти слова перевернули всю жизнь Гамзата, и он скоро сделался самым ревностным помощником Кази-муллы.

Мы видели его участие в главнейших предприятиях имама, в волнении обществ, лежавших на юг и юго-запад от Аварского койсу, видели как он неоднократно появлялся среди джаро-белаканцев и принужден был покориться русскому правительству, как он жил в Тифлисе и наконец, по заступничеству Аслан-хана возвратился в родные горы. По указанию Кази-муллы он предпринял вторичный, но также неудачный поход в Джаро-Белаканы, дрался в войсках имама в Чумкескенте, где едва избегнул смерти, вернулся в Гоцатль и оставался без всякой деятельности до появления русских у Гимр. Получив просьбу Кази-муллы о помощи, Гамзат собрал до тысячи человек и 16-го октября прибыл с ними в Ирганай. На другой день он выступил и остановился на горе Нартов. Отсюда Гамзат увидел русский отряд, штурмовавший завалы и укрепления, но предпочел остаться праздным зрителем совершавшихся событий. [68]

Узнав о смерти Кази-муллы, он оплакал кончину имама, а потом притворился объятым глубоким сном. Проснувшись, Гамзат с пылкостью говорил окружающим:

— Кази-мулла не умер, он святой, он в раю и прелестные гурии услаждают новую его жизнь. Каждый может быть вместе с ним, если будет следовать его примеру; он первый объявил газават и умер с теплою молитвою, умер с оружием в руках, защищая родину. Кази-мулла не оставит нас и будет вместе с нами действовать против неверных, если мы не оставим газават и последуем его святому учению. Кази-мулла будет врываться в ряды неверных, меч его будет для них сокрушителен и, объятые ужасом, они будут искать спасения в одном бегстве.

Слова Гамзата вновь возбудили фанатизм в слушателях и он, возвратившись в Новый Гоцатль, обратился с воззванием ко всем дагестанским муллам и почетным жителям, в котором приглашал их в селение Корада. андаляльского общества, где обещал объявить им весьма важное обстоятельство. В назначенный день собравшиеся у мечети дожидались прибытия Гамзата, который гордо вошел в мечеть и, совершив намаз, произнес горячую речь в духе Кази-муллы. Вооружая население против русских, убеждая его в необходимости газавата и в невозможности оставаться без имама, Гамзат объявил собравшимся, что Кази-мулла при жизни избрал его своим помощником, а мулла Магомет Балаханский назначает его преемником. «Я объявляю войну неверным, заключил Гамзат свою речь, и с этой минуты буду вашим имамом».

Такое самовольство не понравилось многим и в толпе послышался ропот. Не давая времени развиться разговорам, Гамзат дал знак рукою и сказал повелительным тоном: «Мусульмане! Я вижу, что вера начала ослабевать, но мой долг, долг имама, заставляет меня возвратить вас на тот путь, с которого вы совратились. Я требую повиновения, в противном случае Гамзат принудит вас силою оружия ему повиноваться». [69]

Толпа промолчала. Гамзат вышел из мечети, сел на коня и в сопровождении преданных мюридов торжественно выехал из селения. По возвращении в Новый Гоцатль он получил письмо от матери Кази-муллы, которая, поздравляя его с принятием звания имама, предоставляла в его распоряжение все деньги, собранные Кази-муллою на военные издержки. Получив их, Гамзат, при помощи подкупа, приобрел новых приверженцев и стал постепенно утверждать свою власть. До конца мая 1833 года мы не имели о деятельности его никаких сведений, и командующий корпусом доносил, что в Дагестане все спокойно и Гамзат-бек хотя и рассылает воззвания, но не имеет в своих замыслах никакого успеха.

Предпринять против него что-нибудь барон Розен считал невозможным по позднему времени, и 1833 год прошел без особенно выдающихся событий, среди хищничеств небольших партий горцев на всем пространстве Кавказской линии.

Наиболее частые набеги производили Закубанцы, врывавшиеся в наши пределы для грабежа и добычи. Для наказания хищников, мы производили, от времени до времени, экспедиции в их земли, уничтожали аулы, поля, сено, брали пленных и отгоняли скот. В этих экспедициях войска переносили много труда и лишений, обе стороны выказывали много блестящих подвигов, но в итоге экспедиции эти имели слишком частный характер, чтобы говорить о них, и не приводили нас ни к каким существенным результатам.

Чтобы ограничить хищничество и иметь лучший надзор за Кавказскою линиею, она в начале 1833 года, была разделена на три части: правый фланг, центр, левый фланг и особые участки Черномории и управление Владикавказского коменданта.

Черноморскую линию составляло пространство от Геленджика и креп. Анапы, вверх по Кубани до границы Кавказской области. Командование этим участком поручено [70] было начальнику 20-й пехотной дивизии, генерал-лейтенанту Малиновскому.

Правый фланг заключал все пространство от границ Черномории вверх по Кубани до Хумаринского укрепления. Начальство им поручено командиру 3-й бригады 21-й пехотной дивизии, генерал-маиору князю Бековичу-Черкасскому, а после его смерти — начальнику 22-й пехотной дивизии, генерал-маиору Фролову.

Центр — от укреп. Хумаринского до Ардонского укрепления на Военно-грузинской дороге, — разделялся на два участка: Кисловодскую и Кабардинскую линии, из коих первым заведовал подполковник Якубович, а вторым полковник Пирятинский.

Пространство между Ардонским и Назрановским укреплениями составляло управление Владикавказского коменданта генерал-маиора Оранского.

Левый фланг — от Назрановского укрепления до Каспийского моря, находился в ведении командира 2-й бригады 22-й пехотной дивизии, генерал-маиора Горихвостова.

Вместе с тем решено было для более прочного успокоения Кавказского края и усмирения горцев прорезывать земли их в нескольких направлениях укрепленными линиями от берегов Кубани к Черному и от Сунжи к Каспийскому морям и, учредив прочное сообщение вдоль восточного берега Черного моря, принуждать таким образом горцев, во внутренних пределах вновь образуемых линий обитающих, к решительной и безусловной покорности. С этою целью барону Розену приказано было в 1834 году приступить: 1) К проложению на правом фланге прямого сообщения от Ольгинского редута к Геленджику и положить сим начало к покорению горцев, живущих между этою линиею и берегом Черного моря. 2) Проложить сухопутное сообщение по Абхазии и, если можно, направить отряд из Абхазии до Геленджика, для затруднения сношений горских племен с Турциею и для обзора этого неизвестного края. 3) На левом фланге линии предполагалось [71] ограничиться проложением укрепленной линии от сел. Гудермеса на Сунже, через креп. Внезапную и сел. Черкей, до укрепления Темир-Хан-Шуры. Перерезав земли чеченцев, эта линия должна была отделить их от сношений с кумыками.

В видах же общего покорения края предполагалось заселять казачьими станицами все низменности кавказских гор, которые будут отняты у горцев; употреблять племена, нам покорившиеся, против непокорных, а племена покоряемые поручать строгому надзору благонамеренных приставов из офицеров. Вместе с тем на обязанность главнокомандующего возложено принять меры к формированию конных полков из черкес, осетин, кабардинцев и употреблять эти полки против племен независимых.

Принимая меры к приведению этого плана в исполнение, генерал-адъютант барон Розен оговаривался, что относительно левого фланга это возможно будет только в том случае, если происшествия в Дагестане то дозволят, ибо влияние Гамзат-бека может нарушить спокойствие в крае. И действительно в июне 1834 года стало известно, что он успел склонить на свою сторону большую часть аварских деревень, отложившихся от власти хана, и вел переговоры с аварским ханским домом, приглашая владетеля соединиться с ним и действовать против русских. Получив в этом отказ и сознавая, что, владея Авариею, он будет владеть и всем Дагестаном, Гамзат решил предварительно подчинить своей власти общества, окружающие Аварию, а затем вторгнуться в ханство с разных сторон.

По его призыву в Новом Гоцатле собрались койсубулинцы, гумбетовцы, андийцы и карахцы. С ними он двинулся в Андалял, овладел селениями Корода, Куяда, Чохом и потребовал от андаляльцев покорности, выдачи аманатов и признания его имамом. Андаляльцы думали было сопротивляться, но разбитые при сел. Ругджи (Ругджаба) покорились и присоединились к его толпе. Разделив ее [72] на две части, Гамзат пошел с одною сам к хидатлинцам и ахвахцам, а другую, под начальством Шамиля, отправил к богулялцам, калалальцам и технуцальцам. Жителя покорялись и отряды, пройдя беспрепятственно через их земли, соединились между селениями Караты и Тохиты. В соединенном отряде было до 20 тыс. человек, и в июле Гамзат-бек подошел с ними к Хунзаху, обложил его и послал своих мюридов к ханше Паху-бике для переговоров. Имам требовал, чтобы ханша приняла со своими подвластными новое учение и прекратила сношения с русскими. Хитрая женщина, привыкшая ко всякого рода интригам, отвечала, что принимает учение и просит для истолкования его прислать к ней сведущего духовника; газават же с русскими отвергает и просит оставить ее в покое, обещая, впрочем, не содействовать неверным в случае неприязненных против них действий самого имама. Такой ответ не удовлетворял Гамзата, он мечтал быть обладателем Аварии и для достижения этого готов был употребить вероломство. Гамзат отвечал, что пришлет сведущего муллу, если Паху-бике выдаст в аманаты младшего своего сына, и при этом прибавлял, что если старший ее сын Нуцал-хан примет на себя звание имама Дагестана и будет действовать против русских, то Гамзат готов служить при нем. Шестидневная блокада Хунзаха уже подействовала на немногочисленных защитников тем более, что в рядах их было много сочувствовавших Гамзату, и Паху-бике принуждена была согласиться на требование имама. Получив в свои руки младшего сына и отправив его в Новый Гоцатль, Гамзат-бек потребовал к себе самого Нуцал-хана и брата его Ума-хана, для весьма важных переговоров, от которых будто бы зависит спокойствие Аварии и выгоды ханского дома. Оба они отправились в лагерь своего противника и были там изменнически убиты.

Хунзахцы более не сопротивлялись, Гамзат объявил себя ханом Аварии, приказал лишить жизни Паху-бике и [73] поместился в доме только что убитых им ханов. С истреблением аварского ханского дома Гамзат стал повелителем почти всего нагорного Дагестана.

Происшествие это крайне заботило барона Розена и он принужден был изменить предположенный план действий. Зная предприимчивость Гамзата и центральность положения Хунзаха, из которого имам мог производить набеги по своему произволу на различные пункты левого фланга линии, барон Розен находил свое положение весьма затруднительным. Не имея прохода через горы из Грузии к Каспийскому морю, для поддержания угрожаемых пунктов на пространстве 1500 верст, мы должны были обходить через Нуху, Шемаху, Кубу или по Военно-грузинской дороге и, во всяком случае на огромном пространстве кругом гор оборонительные меры не могли быть успешны. На этом основании барон Розен считал прежде всего необходимым проложение прямого пути из Грузии к Каспийскому морю и наступательные действия против Гамзата.

Последний, сделавшись полновластным хозяином Хунзаха, запретил жителям курить и употреблять горячие напитки и сделал распоряжение, чтобы последователи нового учения стригли усы наравне с верхнею губою. Все эти распоряжения не нравились хунзахцам и против Гамзата составился заговор, во главе которого стояли два брата: Осман и знаменитый впоследствии Хаджи-Мурат. По одним сведениям 7-го, а по другим 19-го сентября, когда Гамзат-бек пришел в мечеть, то, пробравшиеся туда заранее, заговорщики, напали на него и несколькими выстрелами лишили жизни самозваного имама.

Текст воспроизведен по изданию: Кавказская война в царствование императоров Николая I и Александра II (1825-1824). СПб. 1896