-

ДУБРОВИН Н. Ф.

КАВКАЗСКАЯ ВОЙНА

В ЦАРСТВОВАНИЕ ИМПЕРАТОРОВ НИКОЛАЯ I И АЛЕКСАНДРА II

Утверждение наше на Мичике в 1853 г. — Несогласия с Турциею и влияние их на дела Кавказа. — Планы и виды Шамиля. — Появление его в Джаро-белаканском округе. — Блокада Месельдегерского укрепления. — Движение кн. Аргутинского на выручку гарнизона. — Происшествия за Кубанью. — Изменения в направлении Лабинской линии. — Занятие Каракубанского острова. — Нападение натухайцев на Гастогаевское укрепление. — Наступление 1854 г. — Упразднение Черноморской береговой линии. — Вторжение Шамиля в Кахетию. — Нападение его на укрепление Истису.

После погрома, нанесенного князем Барятинским чеченцам, оставался еще Мичик, составлявший самый твердый оплот погибавшей Чечни и единственная преграда для совершенного ее покорения. Дорога, по которой была сделана просека и по которой до сих пор спускались русские войска, упиралась в реку Мичик самым неудобным для нас образом: — вся местность на противоположном берегу и на расстоянии не более ружейного выстрела образовала гребень, укрепленный крепкою засекою со рвом, за которою горцы, имея в тылу огромный лес, могли безнаказанно удерживать за собою переправу.

Чтобы устранить это неудобство, кн. Барятинский считал необходимым проложить другую дорогу и с этою целью сосредоточил в укреплении Куринском 10 1/2 баталионов, 2 дивизиона драгун, 14 сотен казаков и милиции с 32 орудиями. 30-го января 1853 года он отправил генерал-маиора Бакланова с отрядом (2 роты, 8 сотен казаков, дивизион драгун и 9 орудий) к Мичиковской переправе с тем, чтобы отвлечь внимание неприятеля, а сам с 3 баталионами, 6 сотнями, дивизионом драгун и 6 орудиями двинулся к аулу Истису. Отсюда отряд направился по ущелью Гассан-вин к аулу Гурдалой (Гурдали?) и, дойдя до верхней части ущелья, приступил к рубке леса. Горцы не препятствовали ни этому движению, ни обратному отступлению отряда в укрепление Куринское и все их внимание сосредоточилось на отряде Бакланова. Желая сохранить за собою переправу и воспрепятствовать [309] нам вторгнуться с этой стороны в Большую Чечню, Шамиль с 19 наибами прибыл сам на Мичик.

Пользуясь тем, что все внимание Шамиля было обращено на отряд Бакланова, кн. Барятинский 6-го февраля занял без выстрела трудно доступную высоту Хаби-Шавдон и выдвинул вперед кавалерию. Занятие этой высоты и перевала через Качкалыковский хребет упрочивало навсегда Мичик за нами и стоило нам двух раненых нижних чинов.

Открыв в дебрях Качкалыковского хребта широкие ворота в непокорный край, нам предстояло еще овладеть неприступными и отвесными берегами р. Мичика. Местность эта служила всегда оплотом враждебному нам воинственному племени, заселявшему левый берег реки, а теперь, когда Шамиль созвал все свои скопища и когда на крутизнах Мичика явились многочисленные и весьма искусно расположенные завалы, форсированная переправа через реку не могла быть совершена без значительной потери.

По произведенной 11-го февраля рекогносцировке оказалось, что вытекающие из Ичкерии реки Мичик и Гонсоль сливаются в нескольких стах шагах от аула Гурдалой, образуя при своем слиянии мыс, берега которого перпендикулярны и возвышаются над уровнем воды на 7 1/2 сажен. Мыс этот был ключом неприятельской позиции как по своей неприступности, так и по тому, что в случае атаки на Гурдалой, неприятель мог действовать с мыса фланговым огнем по атакующим колоннам. Кроме того, атака с фронта, прямо на Гурдалой, представляла еще ту невыгоду, что здесь исходящее положение угла, образующегося изгибом реки, доставляло неприятелю выгоды перекрестного огня. Наконец переправа ниже Гурдалоя, между этим аулом и Мазлыгашем, где берега реки несколько понижаются и изгиб реки образует входящий к нам угол, хотя и облегчала наши действия, но неприятель усилил тут искусственную оборону и, в случае нашего успеха, пути отступления горцам были свободными и [310] верхняя часть Мичика и все пространство между этой рекой и Гонсолем оставалось бы в руках неприятеля. Все эти соображения заставляли кн. Барятинского атаковать мыс — как ключ позиции.

Для защиты Большой Чечни, столь необходимой для существования всего Дагестана, Шамиль успел собрать на Мичике 8 т. конницы и до 12 т, пехоты. После произведенной рекогносцировки горцы стали быстро усиливать свою позицию постройкою новых батарей и завалов, раскинутых на протяжении 7 верст, и, поддерживая постоянный огонь, всеми силами старались воспрепятствовать переправе.

К 17-му февраля все было готово для штурма берегов Мичика и в 10 часов утра 2 баталиона, 10 батарейных и 4 легких орудия, под начальством полковника Левина, спустились с лагерных высот и, усиленно обстреливая окружающую местность, постепенно приближались к Мичику, по направлению к аулу Гурдалой. Неприятель отвечал из 5 орудий, а когда наша артиллерия подошла на картечный выстрел, то все завалы на левом берегу задымились от ружейных залпов, заглушаемых дикими криками горцев.

Влево от колонны полковника Левина расположен был отряд (2 баталиона и 4 орудия) флигель-адъютанта полковника барона Николаи, снабженный фашинами и штурмовыми лестницами и назначенный для занятия завалов. Множество значков развевалось на завалах и значительные партии неприятеля толпились в углу, образуемом Мичиком и Гонсолем, готовясь принять фланговым огнем наши атакующие колонны. Будучи уверены в неприступности своей позиции, горцы с мужеством выносили двухчасовую усиленную канонаду нашей артиллерии.

Наступил полдень, ветер и выстрелы разогнали туман, и горцы, привлеченные канонадою полковника Левина, ожидали атаки со стороны Гурдалоя, как вдруг с ужасом увидели всю кавалерию генерал-маиора Бакланова, несшуюся на полном карьере с верховьев Мичика, а за нею [311] бежавших егерей кн. Воронцова полка, предводимых полковником Ляшенко.

Замечая постоянное усиление неприятеля против своей позиции и убедившись, что он обратил на нее особенное внимание и оставил без защиты прежнюю переправу на Мичике, кн. Барятинский рано утром отправил Бакланова с отрядом (3 баталиона, 8 орудий и вся кавалерия) в обход правого неприятельского фланга. Он должен был перевалить через Качкалыковский хребет, южнее укрепления Куринского, по дороге ни разу еще не пройденной нашими войсками, перейти через Мичик и, пройдя вдоль устроенных и оставленных завалов неприятеля, быстро двинуться вниз по Мичику, туда, где он принимает в себя р. Гонсоль. Преодолев огромные затруднения в пути, Бакланов явился на указанном ему месте в то время, когда все внимание горцев было обращено на нашу артиллерию и прикрывавшие ее войска.

С появлением на фланге неприятеля обходной колонны Бакланова, кн. Барятинский двинул войска на штурм. По лестницам и канатам смельчаки колонны барона Николаи взбирались на неприступный берег Мичика, на плечах своих втащили они туда горные орудия, и скоро громкое «ура!» огласило левый берег. По следам этой колонны переправилась милиция и, направившись к аулу Гурдалой, облегчила переправу остальным войскам. Неприятель растерялся: страх и смятение распространились среди горцев. Значительная часть их между Мичиком и Гонсолем была отрезана, прижата к отвесным берегам и поражаема сосредоточенным огнем нашей артиллерии. Среди громадных потерь горцам не было другого спасения, как бегство, и они, убрав прежде всего свои орудия, спешили укрыться в отдаленных лесах и ущельях. Преследовать их было почти невозможно, потому что все подъемы и спуски были до того испорчены, что, и по занятии нами противоположного берега, кн. Барятинский только через 3 часа мог начать переправу остальных войск. [312] Несмотря на то, он отправил для преследования отряд Бакланова, который и гнал своею кавалериею горцев до самых гор, а следовавшая позади пехота заняла и истребила аул Аку-юрт, где Шамиль имел пребывание вместе с Даниель-беком и с сыном своим Кази-Магомою. Остальные войска немедленно приступили к уничтожению завалов и разработке спусков.

Блистательная переправа эта стоила нам только 11 человек ранеными, в том числе 2 офицеров; потеря неприятеля простиралась одними убитыми более 500 человек, не считая раненых и увезенных горцами.

«Подробно ознакомившись с местностью, доносил кн. Барятинский, я вполне оценил важность занимаемого мною пункта и проникнут теперь убеждением, что постоянное занятие его связано с многосторонними для нас выгодами в видах приобретения Большой Чечни и дальнейших успехов наших при покорении горцев вообще».

И действительно, мы открыли теперь вход в Большую Чечню от реки Мичика в тот угол, где наиболее скопилось враждебное население, которое принуждено было или поселиться в наших пределах, или уйти в горы. За этим населением находилась обширная равнина, где огромные поляны, расчищенные самими жителями, открывали свободный доступ даже для небольших отрядов от Кумыкской плоскости до креп. Воздвиженской.

Прочное утверждение наше в этом пункте было необходимо, и потому кн. Барятинский принял меры к уничтожению всех завалов, разработке спусков и истреблению аулов, наполнявших плодородную долину Мичика. К 9-му марта работы были окончены, кн. Барятинский двинулся обратно и период зимних наступательных действий был окончен.

Качкалыковский хребет как преграда для нас более не существовал. Широкая просека или, правильнее, обширная поляна, открытая в вековых лесах Гассанвинского ущелья и Хоби-Шавдонских высот обеспечивала на всегда [313] свободное сообщение Кумыкских владений с Большою Чечнею. «Надо быть на Хоби-Шавдонских высотах, доносил кн. Барятинский, чтобы оценить всю важность этой позиции и убедиться, что, утвердившись здесь, мы как бы господствуем над всею Большою Чечнею и что даже грозный до того Мичик также для нас не существует».

Поражение, нанесенное горцам кн. Барятинским, было настолько чувствительно, что в течение всего года, несмотря на разрыв наш с Турциею, Шамиль беспокоил нас в Чечне лишь мелкими хищническими партиями и не препятствовал рубке леса со стороны р. Аргуна, на всем протяжении Ханкальского склона.

Известие о размолвке нашей с Турциею дало новые силы Шамилю: вся часть Кавказа, где преобладает мусульманское исповедание, вдруг заколыхалась. Покорные и непокорные нам племена одинаково почувствовали сильный толчок, и тылу действующих отрядов грозила большая опасность от внутренних наших врагов. Пользуясь всеобщим волнением мусульманского мира, агенты Шамиля стали распространять слух, что русские скоро покинут край и тогда имам, оставшись полным властелином, строго накажет тех, которые теперь же не перейдут на его сторону. Интриги Шамиля не оставались без результатов, и вся восточная часть Кавказа ожидала только знака, чтобы восстать против русского правительства.

Пользуясь этим, имам намерен был прежде всего напасть на Лезгинскую линию, поднять против нас жителей Джаро-белаканского округа и, в случае сопротивления, разорить их и переселить в горы. Зная, что наши войска разбросаны небольшими частями по всей линии, Шамиль не только не сомневался в успехе, но надеялся вызвать восстание во всех мусульманских провинциях Закавказья.

10-го августа он выступил из своей резиденции Ведено (Дарго) и по пути к нему присоединялись толпы горцев, численность которых скоро достигла до 15000 человек с [314] 4 орудиями. Имам распускал всюду слух, что идет против нас по приказанию турецкого султана, и призывал всех правоверных идти на защиту веры и отечества.

Для отражения наступающего неприятеля начальник Лезгинской линии князь Орбелиани имел в своем распоряжении: 10 баталионов, семь конных сотен, четыре сотни грузинской пешей дружины, 625 челов. милиции, взвод стрелкового баталиона, 100 челов. сапер, сборную команду охотников, 12 орудий и восемь ракетных станков. Все эти силы были разбросаны на протяжении 180 верст, и сосредоточение их было крайне затруднительно по местным условиям и по всеобщей слабости обороны. Стягивая войска к одному пункту, мы ослабляли другие части линии, а между тем Шамиль мог по произволу выслать значительные партии в разных направлениях. К тому же, за недостатком кавалерии в Лезгинском отряде, мы не могли гоняться всюду за многочисленными конными партиями неприятеля, что еще более облегчало ему возможность прорыва чрез линию.

Когда достаточно выяснилось, что Шамиль приближается к правому флангу Лезгинской линии, князь Орбелиани предпринял некоторые меры к усилению этого фланга, но через то ослабил левый фланг и Алазанскую линию, на которой находились переправы через р. Алазань, под наблюдением весьма слабых казачьих постов.

В таком положении была оборона, когда около 2-х часов пополудни 25-го августа Шамиль спустился с гор и занял селение Старые Закаталы, покинутое жителями.

Не желая оставлять неприятеля в столь близком расстоянии от главного опорного пункта (Закатальской крепости), кн. Орбелиани собрав в Закаталах три с половиною баталиона, пять сотен кавалерии, ракетную команду и шесть орудий, атаковал ими неприятеля и заставил его отступить с большим уроном. Расположившись на труднодоступных горах и оставаясь в виду крепости, Шамиль отправил часть своего скопища, под начальством наиба [315] Бакрак-Али, к Месельдегерскому укреплению, еще недостроенному.

Хотя генерал-маиор князь Орбелиани и успел затем сосредоточить в Закаталах шесть баталионов, но оборона самой крепости требовала от трех до четырех баталионов, да для прикрытия селений, жители которых выразили готовность противиться Шамилю, необходимо было до двух баталионов. Затем, для действия в поле оставалось от двух до трех баталионов, и с такими силами, конечно, нечего было и рассчитывать на возможность выбить неприятеля из неприступных гор, ущелий и завалов. В таком положении кн. Орбелиани просил командующего войсками в Прикаспийском крае, генерал-адъютанта князя Аргутинского-Долгорукова, оказать ему содействие движением в тыл неприятеля. 28-го августа кн. Аргутинский направился через Хозрек в Ихрекское ущелье, а оттуда, через горы, на Гудур-даг, и далее к месту расположения Шамиля. В отряде Аргутинского находилось: семь с четвертью баталионов, команда сапер, дивизион драгун, 9 сотен казаков и милиции, 5 сотен пешей милиции, 12 орудий и восемь ракетных станков. Получив известие о движении кн. Аргутинского и опасаясь за свой тыл, Шамиль, 4-го сентября, со всем своим скопищем подошел к Месельдегеру, чтобы в случае нужды иметь возможность отступить в Джурмут. Следуя по пятам неприятеля, кн. Орбелиани с 5 баталионами и 9 орудиями остановился на половине Месельдегерского подъема в то самое время, когда передовые войска князя Аргутинского стали спускаться с Гудур-дага.

Отряду этому пришлось испытать большие лишения во время пути. Поднимаясь на Дюльты-даг, весьма высокую отрасль главного хребта, войска встречали столь сильные местные преграды, что в трое суток могли пройти только 32 версты. Люди до того утомились, что по прибытии в Кусур начальник отряда вынужден был сделать дневку. Отсюда предстоял трудный перевал через Гудур-даг. [316] Князь Аргутинский разделил свой отряд на две части: одной приказал расположиться на реке Самуре, а с другою, без тяжестей и с продовольствием только на четыре дня, двинулся 4-го сентября на Гудур-даг. Тропинка была так узка, что приходилось идти по одному, но встречались и такие места, по которым не было возможности провести навьюченных лошадей; кавалерия поминутно спешивалась, вьюки развьючивались и пехота переносила все тяжести на себе. Прибыв к урочищу Динди 6-го сентября, князь Аргутинский получил от князя Орбелиани уведомление об опасности, угрожающей Месельдегерскому укреплению. Он тотчас же выступил с целью атаковать неприятеля соединенными силами, но на пути узнал, что горцы после блистательно отбитого штурма, ушли в горы.

В Месельдегерском укреплении находилось 11 офицеров и 493 человека нижних чинов вместе с нестроевыми. С приближением неприятеля начальник гарнизона подполковник Критский приказал подсыпать к стенам банкеты, возвысить батареи на столько, чтобы можно было поставить на них полевые орудия, и завалить ворота досками и камнями. Вместе с тем были устроены навесы и траверсы для защиты от неприятельского ружейного огня с высоты командующей укреплением; внутри укрепления был устроен род редюита из свернутых палаток, мешков с провиантом и солдатских вещей.

С 27-го августа неприятель открыл сильный ружейный огонь, впрочем наносивший нам мало вреда. В последующие затем дни горцы устроили несколько завалов и даже приступили к ведению траншей: набрасывая фашинник, неприятель под прикрытием его приближался к укреплению и к утру 6-го сентября находился не более как в шести саженях от бастиона. В 8 часов вечера неприятель внезапно и с гиком бросился на укрепление. Встреченные выдержанным огнем, горцы остановились и начали бросать камни; солдаты вскочили на стены и заставили неприятеля обратиться в бегство. [317]

Князю Аргутинскому оставалось только похвалить молодецкий гарнизон, в течение 13 дней обложенный горцами, отбившийся от неприятеля, в 25 раз его сильнейшего, и со славою спасшего недостроенное укрепление.

Таким образом агитация Шамиля и его попытки содействовать туркам не удались, точно также как не удались они и закубанским племенам.

Воспламененные агентами Турции закубанцы произвели ряд набегов на правый фланг линии и стремились к тому, чтобы уничтожить Лабинскую линию. Для противодействия таким замыслам назначенный командующим войсками Кавказской линии генерал-лейтенант Козловский, по совещании с генералом Евдокимовым, решил изменить направление Лабинской линии, произвести несколько экспедиций в земли непокорного населения и прорубить в разных местах просеки. К концу 1853 года Лабинской линии дано направление по Малой Лабе, лес в долине Малой Лабы до Амдрюка вырублен и на Амдрюке избран пункт для постройки поста.

Для лучшего обеспечения нашей Черноморской линии от вторжения хищников, признало было необходимым занять Каракубанский остров, и с этою целью командующий линиею полковник Кухаренко перенес часть укреплений вперед на главный приток Кубани — Каракубань. 1-го апреля 1853 года начались работы, а к 16-му числу оне были уже окончены. Вместо старой линии, имевшей протяжение до 65 верст, занятых 5 постами и 10 батареями, не считая промежуточных пикетов, была устроена новая линия на протяжении всего 42 1/2 верст по самому течению Кубани, где было возведено 4 поста и 10 батарей. Укрепления эти, состоявшие из высокого двойного плетня, набитого землею, рва и круглых бастионов по углам, вполне соответствовали местным условиям обороны.

Перенесением вперед этой части линии мы приобрели пространство до 500 квад. верст, сократили протяжение кордона и, заняв Каракубанский остров, служивший [318] притоном для хищников, обеспечили позади лежащий край.

Волнения горцев на восточном берегу Черного моря выразились почти одновременным появлением их 19-го июля у Геленджика и нападением на два укрепления: Гостогаевское 26-го и Тенгинское 23-го и 27-го июля 1853 года.

Нападение, на Гостогаевское укрепление произведено было преимущественно натухайцами. Шапсуги сначала отказались содействовать натухайцам, но потом охотники присоединились к ним. Когда скопище возросло до 8 т. челов., горцы в ночь с 25-го на 26-е июля подошли на полверсты от укрепления и залегли за закрытиями. В три часа утра они стали подползать к укреплению, останавливаясь время от времени, чтобы шорохом не возбудить внимание часовых. Но предуведомленный гарнизон стоял настороже и ожидал нападения. Начальник гарнизона поручик Вояковский, услышав шорох, приказал произвести выстрел картечью, после которого горцы в 3 часа утра мгновенно поднялись на ноги и бросились на укрепление. Встретив во рву палисад, они ловко перекидывали через него товарищей, и толпы их успели подняться на крону бруствера. Гарнизон укрепления, состоявший из 4 офицеров и 290 нижних чинов вместе с нестроевыми, встретил горцев штыками и опрокинул в ров. Неприятель три раза повторял атаку, но каждый раз безуспешно и, оставив во рву и возле укрепления до 800 тел, принужден был отступить. В славной защите укрепления принимали участие не только нестроевые, но чиновники, жены и дети. Провиантский комиссионер Муравьев командовал главным резервом, иеромонах Наум являлся всюду с словами ободрения, штаб-лекарь Яковицкий принял на себя часть защиты, денщик Никита Бабуренко, вооружившись оглоблею, примкнул к рядам защитников, супруга поручика Булича распоряжалась женщинами и детьми, подносившими под неприятельскими пулями к месту боя ручные гранаты и патроны ⁵⁶. [319]

Отбитые от Гостогаевского укрепления, горцы испытали такую же неудачу и в двукратных атаках укреп. Тенгинского. Подвиги гарнизонов этих двух укреплений обращали на себя внимание потому в особенности, что в это время политические наши отношения к Турции были слишком натянуты и окончились объявлением войны.

С самого начала несогласий наших с Портою, турецкое правительство употребляло все усилия к тому, чтобы возмутить горцев против России и уговорить их произвести единодушное вооруженное восстание. Магомет-Аминь, захвативший тогда власть почти во всем Закубанье, повестил горцев, чтобы они были готовы, в числе до 30 т. челов. спуститься с гор и напасть на наши укрепления с первым появлением иностранных судов в водах Черного моря.

Таким образом, положение гарнизонов Черноморской береговой линии становилось крайне затруднительно. Поставленные в два огня, и с моря, и с сухого пути, и разобщенные друг с другом, малочисленные гарнизоны укреплений могли держаться только до израсходования провианта, бывшего в запасе. Но и при этом, оставаясь без улучшенной пищи, при тамошнем убийственном климате, люди должны были подвергнуться сильному развитию цинготной болезни, не говоря уже, что при падении укреплений, гарнизонам угрожали жестокость и зверство горцев.

С появлением англо-французского флота в виду кавказских берегов, спасение гарнизонов Черноморской береговой линии становилось невозможным. Наш флот, запертый тогда в Севастополе, не мог бы оказать помощи гарнизонам укреплений, из которых почти все, начиная от Геленджика и до границы Абхазии, не имели никакого отступления.

В виду безвыходности такого положения решено было [320] упразднить Черноморскую береговую линию, и в конце апреля 1854 года гарнизоны были сняты и укрепления разрушены.

Упразднение укреплений было полным торжеством для горцев и вообще для всего мусульманского населения Кавказа.

В течение всей зимы 1853-1854 гг. муллы проповедовали газават и уверяли население, что раннею весною страшная кара постигнет русских, что Шамиль спустится с гор и выгонит их. Население было так наэлектризовано, что Дагестан, Кумыкская плоскость, Чечня, жители Владикавказского округа и Кабарда легко могли быть увлечены при малейшем успехе Шамиля и мы должны были опасаться за военно-грузинскую дорогу, единственное сообщение России с Закавказьем.

К счастью, Шамиль, неизвестно почему, все медлил с открытием действий и откладывал их, ожидая то подножного корма, то конца поста, потом праздника байрама и наконец ограничивался отправлением незначительных партий, тревоживших линию. Наступившие полевые работы отвлекли население, политика была оставлена и общее настроение несколько охладилось. Так прошла весна и часть лета. Но с этого времени стали поговаривать, что Шамиль намерен взволновать Акушу, Кайтаг, Табасарань и вторгнуться в Кубинский уезд. Акушинцы выражали нерасположение к нам на столько, что даже подмешивали дурман в продаваемые солдатам чуреки. Усиление нами войск и разорение нескольких кайтагских селений заставили Шамиля изменить план своих действий и он стал замышлять нападение на Карагач и Царские колодцы, а если удастся, то и на Тифлис.

Предвидя возможность вторжения неприятеля в Кахетию, начальник Лезгинской линии полковник князь Меликов просил о присылке ему подкреплений и объехал все пограничные деревни. Он осмотрел старинные сельские крепости, поставил рабочих на возобновление их, дал [321] расписание, какие селения, в какой крепости должны искать убежища, и назначил из помещиков крепостных начальников. Военному начальству кн. Меликов поручил исправить Кварельское укрепление, окончить постройку кодорской башни и сацхенихского укрепления; разрешил жителям покупку пороха и свинца из кварельского парка и сосредоточил для защиты Кахетии 3 баталиона, грузинскую дружину, 3 сотни казаков, 3 сотни временной милиции, 500 человек резервной милиции и 2 горных единорога.

При появлении неприятельских скопищ жители обязаны были немедленно перегнать скот свой на правый берег р. Алазани, семейства и имущество свое поместить внутри сельских укреплений и затем все способные носить оружие обязаны были лично участвовать в обороне селений, большею частию окруженных садами, заборами и каменными оградами.

В конце июня 1854 г. войска левого фланга Лезгинской линии были расположены: баталион и сотня казаков в Сацхенисах, баталион в Кварели, 500 челов. милиции в Шуагорском ущельи, баталион с 2 орудиями на Кодоре, две сотни казаков и три сотни милиции между Артани и Напореули, против Лопотинского ущелья. Таким образом, все ущелья были закрыты и все главные спуски заняты, хотя и незначительными отрядами,

В 8 часов вечера 2-го июля неприятель в числе до 15 т. человек показался на спуске главного хребта. Начальник Пахалис-тавской башни хорунжий князь Чавчавадзе дал знать в Кварели — подполковнику князю Кобулову и в Шильды — подполковнику князю Чавчавадзе. В Кварельском укреплении было произведено три сигнальных выстрела, но жители не хотели верить предостережению и не входили в оборонительные ограды, а оставались в своих домах. В 7 часов утра 3-го июля Шамиль неожиданно появился у селения Шильды и атаковал его. Наши милиционеры в числе 5 сотен упорно отстаивали родное селение и кровавая резня продолжалась до полудня. Шильды однако же удержались, и к полудню [322] неприятель отступил в Хондо, захватив много пленных. Отсюда горцы рассыпались по разным направлениям, и одна из партий их появилась в виду г. Телава. Возле этого города находилось прекрасное имение Цинондалы, принадлежавшее князю Чавчавадзе, защищавшему селение Шильды. В Цинондалах находилось все семейство князя, которое, не смотря на советы уехать в Телавскую крепость или в леса, оставалось в своем доме. Утром 4-го июля горцы разграбили прекрасное имение, подожгли дом и, захватив в плен двух княгинь с их детьми, переправились через Алазань и разошлись по разным направлениям. Наши войска совершенно бесцельно передвигались с одного пункта на другой, совершали форсированные переходы в знойное время, но по неумелости распорядителей не могли сойтись с горцами.

Набег Шамиля на Кахетию не доставил ему ничего кроме богатой добычи, а между тем победы наши в Турции заставили его охладеть к мысли идти на соединение с турками, чтобы совокупными силами выгнать русских с Кавказа ⁵⁷.

В горах в течение двух месяцев было покойно, но в половине сентября снова заговорили о сборах неприятеля и прибытии Шамиля в сел. Шали — этот центральный пункт на плоскости Большой Чечни. Отсюда имаму было одинаково удобно в несколько часов явиться либо у Андреева аула, либо на Мичике, или у крепости Грозной или в Малой Чечне, а затем ему открывался путь через назрановское общество к Владикавказу, в Большую Кабарду и даже на военно-грузинскую дорогу.

Раскинутые на обширном пространств и слабыми отрядами войска наши не могли поспеть вовремя к [323] угрожаемому пункту. Располагая огромными массами, Шамиль легко мог истомить нас ложными тревогами и затем, бросившись на избранный им пункт, овладеть им. К счастью, имам в течение нескольких дней оставался в Шали без всякой деятельности и поджидал прибытия подкреплений. Наконец он решился двинуться вперед, напасть на Истису, взять его и разгромить все Кумыкское владение, охраняемое всего 5 баталионами и тремя донскими полками.

Пользуясь пересеченностью местности, Шамиль, 3-го октября, подошел с своим скопищем так неожиданно к сел. Истису, что первый выстрел с башни был вместе с тем и началом боя. Многочисленный неприятель (около 15000 челов.), развернувшись по всей покатости горы тылом к опушке леса, окружил аул со всех сторон. Скопище имама было настолько значительно, что правый фланг его был выше Куринского укрепления, а левый простирался версты на 2 — 3 за Истису, по направлению к Умахан-юрту. Главная часть сил, под начальством наиба Эски, при котором находились 4 орудия, предназначалась для атаки аула. Правый фланг неприятеля должен был делать диверсию со стороны Куринского укрепления; часть сил с несколькими орудиями назначалась для преграждения нашим войскам пути из укрепления Куринского и, наконец, левый фланг охранял дорогу от Умахан-юрта, откуда мог явиться начальник левого фланга генерал-маиор барон Врангель. Распорядившись таким образом и спустив часть кавалерии на плоскость, Шамиль мог считать аул Истису, с его маленькими редутами, совершенно окруженным и надеялся взять его прежде, чем подоспеет помощь. Для одушевления своих войск имам объявил, что, отказываясь от своей доли, предоставляет им всю добычу и даже жителей. Горцы двинулись на штурм, ворвались в ограду селения, но встретили упорное сопротивление со стороны населения, не исключая и женщин. Одновременно с этим Шамиль [324] открыл огонь из 4 орудий по редуту, в котором находилась рота Кабардинского полка под начальством штабс-капитана Петровского. После нескольких выстрелов горцы бросились на штурм редута, но были отбиты одною картечью.

Между тем бой в ауле продолжался без перерыва и многочисленность неприятеля давила защитников, как вдруг со стороны плоскости послышались выстрелы, а затем взвились сигнальные ракеты, извещавшие о прибытии подкрепления, под начальством флигель-адъютанта полковника барона Николаи.

В исходе второго часа в укреплении Куринском были услышаны пушечные выстрелы со стороны Истису. В один миг ударили тревогу и 6 рот, 15 сотен и 4 орудия выступили по направлению услышанных выстрелов. Путь, по которому следовал отряд, пролегал по полугоре, довольно высоко над плоскостью, почему дорога эта и называлась верхнею. По обе стороны ее весь скат горы был покрыт густою колючкою, проходимою только в немногих местах, так что дорога имела вид дефиле. Ниже пролегали еще две дороги: средняя и нижняя, тянувшиеся вдоль покатости горы. Обе последние дороги прикрывались также колючим кустарником и скрывали пеших и даже конных идущих по ним. Бывший при отряде проводник, чеченец Бата, уговорил барона Николаи следовать хотя и по кружной, но нижней дороге. Торопясь подать помощь атакованным, люди почти все время бежали и колонна растянулась донельзя; но, к счастью, наш фланг слева был прикрыт колючкою, а справа расстилалась обширная равнина удобная для действия нашей кавалерии. В голове колонны шла ракетная команда. Приблизившись к первому ручью, текущему в балке со стороны аула, барон Николаи приказал круто повернуть влево. Есаул Бирюзовский с ракетною командою и поручик Языков с двумя конными орудиями быстро вынеслись на уступ и открыли огонь по густой массе [325] неприятеля. Не видя из-за колючки ни числа наших войск, ни их расположения и осыпаемые картечью, горцы оцепенели, потом заколыхались и в паническом страхе бросились в рассыпную. В то же время защитники аула и редутов атаковали неприятельские толпы, вытеснили их из селения и из укреплений.

Шамиль, смотревший с высоты на поражение своего ополчения, послал сказать наибу Эски, что если он не овладеет аулом, то лишится головы. Собрав чеченцев, Эски бросился к аулу со стороны умахан-юртовской дороги, ворвался в ограду и снова занял часть селения. Но успех его был непродолжителен. Сосредоточив свой маленький отряд, барон Николаи быстро двинулся вперед и выбил неприятеля в то самое время, когда 14 сотен кавалерии с противоположной стороны неслись уже в атаку. Поражение было полное: горцы спасались по горе и по балкам в лес. Панический страх охватил даже и те части войск Шамиля, которые стояли между Истису и укр. Куринским и совсем не были в деле: увлекшись общим примером, они бежали в лес. Только трупы, покрывавшие поле сражения, свидетельствовали о страшном побоище.

Истису было спасено и отряд возвратился в Куринское. Шамиль отступил за Мичик и, спустя неделю, попробовал вновь перейти в наступление. Он послал сына своего Кази-Магому с 3000 человек кавалерии в Малую Чечню, но они скоро возвратились без всякого результата. 11-го октября Шамиль возвратился в Ведень и распустил свое ополчение.

Неудачная попытка эта не столько заботила Шамиля, сколько неприятно было ему то, что один из первых и любимых помощников его наиб Малой Чечни Эндир-бей Умахиев, пользовавшийся большим уважением народа, переселился в наши пределы с семейством, со всеми родственниками и имуществом. Чеченцы говорили, что Малая Чечня осталась без головы, а где голова, там будут и ноги.

Текст воспроизведен по изданию: Кавказская война в царствование императоров Николая I и Александра II (1825-1824). СПб. 1896