-

ДУБРОВИН Н. Ф.

КАВКАЗСКАЯ ВОЙНА

В ЦАРСТВОВАНИЕ ИМПЕРАТОРОВ НИКОЛАЯ I И АЛЕКСАНДРА II

XIV

Действия наши в 1850 и 1851 гг.: возведение укреплений, проложение просек и дорог. — Появление Магомет-Амина среди закубанцев. — Деятельность его в 1850 и 1851 гг. Занятие нами пространства по р. Белую и возведение Белореченского укрепления. — Экспедиции в 1852 г. генерала Евдокимова за Лабу и кн. Барятинского в Чечню. — Погром, нанесенный последней блестящим движением кн. Барятинского из Грозной в укреп. Куринское. — Неудачное движение Бакланова к аулу Гурдали. — Появление Шамиля у креп. Грозной в разбитие его скопищ. — Положение дел на Лезгинской линии и в Дагестане. — Постепенное падение власти Шамиля. — Состояние края к концу 1852 года.

Постепенное занятие равнин сильными и связанными между собою укреплениями, стеснение непокорных горцев отнятием у них лучших пахотных и пастбищных мест, проложение хороших сообщений, вырубка лесов и, наконец, поселение новых станиц, — скорее, вернее и с меньшими пожертвованиями вели нас к цели, чем ежегодные экспедиции больших отрядов в горы. Выгоды [286] такой системы действий оправдывались большим спокойствием в наших пределах, большим влиянием, приобретенным нами в горах, и ослаблением власти Шамиля в Чечне и Дагестане.

Сознав всю пользу постепенного, но бесповоротного движения вперед, князь Воронцов после Даргинского похода стал теснить горцев, заставляя их удаляться в глубину гор. Со стороны Лезгинской линии продолжалась вырубка просек по важнейшим направлениям, возведение форта у сел. Сувагиль, для прикрытия Мухахского ущелья. Постройка в 1851 году форта у сел. Элису, закрывающего один из главных выходов из гор, еще более содействовала к охранению правого фланга Лезгинской линии, а на левом фланге возводилась башня на горе Пахалис-Тави с целью перенести впоследствии линию вперед на отроги главного хребта.

В Прикаспийском крае возводилось укрепление в долине р. Самура при сел. Лучек. Оно затрудняло вторжение неприятеля в Белаканский округ, а для связи этого укрепления с местами, где обыкновенно располагались наши резервы в южном Дагестане, устроены удобные вьючные дороги от Лучека до сел. Ахты, Рича и Хозрека. В Акуше также продолжалась разработка важнейших сообщений и к 1850 году весь край от Сулака до пределов Кубинского уезда пересечен был по всем направлениям хорошими путями, по которым войска могли сосредоточиваться и поспевать к угрожаемым пунктам во всякое время. Этим было отстранено главнейшее препятствие, затруднявшее в прежние годы защиту Дагестана.

В 1851 году действия в этой части края ограничились сбором наблюдательного отряда на Турчидаге. Наступательных действий не предпринималось, но когда неприятель вторгся в наши пределы, то потерпел совершенное поражение: Шамиль в Казикумухском ханстве, а Хаджи-Мурат — в Табасарани.

В зиму 1849 — 1850 гг. на левом фланге была [287] вырублена просека от укрепления Воздвиженского на Шалинскую поляну, эту главную житницу Большой Чечни и части нагорного Дагестана. Шамиль отлично понял всю важность этой работы и употребил все усилия, чтобы воспрепятствовать ей. Войска наши выдержали несколько упорных боев с горцами, но, преодолев все затруднения, кончили широкую и удобную просеку, которая давала возможность нашим отрядам тревожить всю Большую Чечню и лишала горцев плодороднейших пахотей и пастбищ. С северной стороны была начата вырубка такой же просеки, для обеспечения другого входа в Большую Чечню, от укрепл. Куринского через Качкалыковский хребет до спуска в долину Мичика, где сосредоточивалось большое неприятельское население. С устройством этого сообщения наши отряды приобретали возможность наказывать, со стороны Кумыкской плоскости, непокорные аулы во всякое время. Столь же успешны были действия и со стороны Малой Чечни, где после четырех летних экспедиций, вся эта страна была окончательно очищена от непокорных аулов, из которых часть перешла к нам, а другая удалилась в Черные горы.

Приобретая с проложением дорог и просек возможность с малыми силами проникать со всех сторон в земли чеченцев и быстро соединять силы, мы довели их до того положения, что они тайно и явно негодовали на Шамиля, не скрывали желания своего освободиться от его власти и в 1850 году в числе нескольких тысяч переселились к нашим укреплениям.

В то же время неприязненные попытки горцев против наших пределов не только не имели успеха, но окончились полным поражением. Блистательные дела генерал-маиора Слепцова у Цоки-юрта и Датыха, полковников Майделя и Бакланова на Мичике и в земле ауховцев и полковника Кишинского на Кутешинских высотах, ясно указывали горцам на всю невозможность борьбы с русскими войсками. [288]

«Везде и явно обнаруживается утомление, доносил кн. Воронцов, упадок власти Шамиля и влиянии главных его агентов. Это доказывается неоднократным неповиновением обществ приказаниям своего имама, тайными сношениями их с нами и многочисленными переселениями непокорных в наши пределы».

Переселение это усилилось, когда в 1851 году продолжалось заселение Сунженской линии водворением станиц у бывших аулов: Самашки и Алхан-юрта. Для лучшего обеспечения Кумыкской плоскости строились три сторожевые башни между Герзель-аулом и Чир-юртом и одновременно с этим продолжалась рубка просек в Большой Чечне от аула Большой Чечен (на Аргуне) к Шалинской поляне и оттуда к Герменчуку. Эти работы должны были привести нас к окончательному овладению Шалинскою поляною.

Предпринятая генерал-маиором Козловским экспедиция имела результатом занятие и уничтожение Шалинских окопов, вырубку новых просек, которые обратили в поляну большую часть Большой Чечни до р. Бассы и лишили жителей лучших пахотных мест. Ряд поражений, испытанных чеченцами в особенности в блистательных делах 20-го и 27-го февраля отрядов генерал-маиоров барона Вревского и кн. Барятинского, навели такой страх на все население, что прибывшие к нему на помощь лезгины бежали в свои горы в совершенном беспорядке.

На правом фланге и центре линии еще с 1849 года было приступлено к разработке дороги от укрепления Хумаринского на Кубани, по Теберде, в долину Кодора для обеспечения сообщения Кавказской с Черноморскою береговою линиею. Зимняя экспедиция и вырубка двух просек от укрепления Нестеровского в Галашевское ущелье и в долину Пфутона склонили галашевцев и карабулаков к полной и безусловной покорности. Эта покорность была весьма важна для нас не только как обеспечение нашей границы и военно-грузинской дороги, но и [289] как первый пример отложения племен в полном составе от власти Шамиля.

Западный Кавказ, по своему географическому положению и характеру горского населения, не имел того политического значения, какое имел восточный, сплоченный мюридизмом в одно целое и управляемый таким талантливым вождем, каким был Шамиль. Поэтому война на западном Кавказе всегда имела второстепенное значение и ограничивалась обороною передовых линий и набегами нашими в неприятельские аулы. Набеги эти сопровождались необыкновенною быстротою переходов и свидетельствовали о блестящих боевых достоинствах кавказских войск, их выносливости и геройском самоотвержении. Действия на западном Кавказе представляли ряд джигитовок, в которых удаль горцев соперничала с храбростью русского солдата, достигавшего ежегодно основательных результатов.

Западный Кавказ состоял из трех самостоятельных театров действий: правого фланга линии, от верховьев Кубани до Усть-Лабы; Черноморской кордонной линии от Усть-Лабы до Варениковской пристани и Черноморской береговой линии от Анапы до Сухум-Кале. Черномория и правый фланг подчинялись командующему войсками на правом фланге, генерал-лейтенанту Завадовскому, а Черноморская береговая линия — генерал-адъютанту Будбергу.

Жившие против нашей границы горцы разделялись на мирных и немирных. К первым принадлежали: ногайцы, хатюкаевцы, темиргоевцы, егерукаевцы, махошевцы, баракаевцы, баговцы, кизильбеки, тамовцы, беглые кабардинцы и бесленеевцы. Все они жили по рр. Кубани, Лабе и их притокам: Урупу, Зеленчукам, Псефиру, Фарсу, Губсу, Ходзю, Тегеням, Кефару и проч. К немирным принадлежали абадзехи, жившие по рр. Белой, Пшехе, Пшишу, Псекупсу и их притокам, — племя многочисленное, богатое и воинственное. Против Черномории находились бжедухи, [290] шапсуги и частию натухайцы и наконец против береговой линии — натухайцы и убыхи.

Абадзехи и убыхи составляли центры, около которых группировались остальные мелкие племена, и потому влияние первых на северном склоне главного хребта, а вторых на южном было значительное. По их почину и при их содействии производились все набеги на нашу линию. Вся задача начальства заключалась в том, чтобы предупреждать эти набеги, вторгаться самим в неприятельскую землю, уничтожать аулы и посевы.

В течение нескольких последних лет было истреблено множество аулов и горцы лишились более половины лучших своих предводителей и наездников. Не было сакли, в которой не оплакивали бы убитого или умершего от ран, полученных в сражении с русскими. Эти неудачи вызвали крупную ссору между племенами, обвинявшими друг друга в недостатке предприимчивости и храбрости. Понесенные потери и разорение аулов повергли население в полное уныние, и положение закубанских племен к началу 1849 года было таково, что при энергических действиях легко было заставить их покориться. К сожалению, удобный момент был пропущен и на помощь им явился агент Шамиля, шейх Магомет-Аминь. Отличный оратор, он ловко воспользовался настроением абадзехов и скоро стал их предводителем. По его указаниям и наставлениям духовенство стало проповедовать газават (священную войну) и народ ожил. В феврале 1849 года Магомет-Аминь пользовался уже такою властью, что издавал законы, организовал народное правление и создал постоянное войско из муртазеков. Весь апрель прошел в беспрерывных нападениях на нашу линию на пространстве нескольких сот верст. Хотя все нападения были отбиты, но войска и население провели этот месяц в тревоге и опасении.

Действия Магомет-Аминя в первое время не обращали на себя нашего внимания и им не придавали особого [291] значения, а между тем в течение этого года он подчинил себе большую часть населения Закубанья и, поселившись на р. Белой, ниже так называемого Каменного моста, стал устраивать здесь свою резиденцию. Его охраняла стража из 300 муртазеков с 2 орудиями и по его указанию горцы в течение 1849 года произвели 101 набег на нашу линию. Нападения эти, производимые более систематично, чем прежние, свидетельствовали о единичной воле, ими управлявшей. И действительно Магомет-Аминь успел установить свою власть между большинством закубанских племен; учредив у них военно-духовное управление, он перенес свою деятельность на южный склон Кавказского хребта, по берегу Черного моря, с целью подчинить своей власти племена, там жившие.

В апреле 1850 года убыхи решились признать власть Магомет-Аминя, давать ему муртазеков и платить дань. Примеру убыхов последовали и шапсуги, а натухайцам Магомет-Аминь сам разрешил поддерживать с нами торговые сношения, чтобы не лишить горцев предметов первой необходимости. Натухайцы жили по обоим склонам Кавказского хребта, между нижним течением Кубани и Черным морем, делились на ближних и дальних. Ближними назывались жившие по берегу моря, между Новороссийском и Анапою, а дальними — поселившиеся от Адагума на восток. Склонные более к торговле, чем к войне, они относились к нам довольно дружелюбно и искали даже покровительства. Так продолжалось до 1850 года, когда впервые появился между ними Магомет-Аминь, принявший от них присягу без всякого сопротивления.

Таким образом власть Магомет-Аминя распространялась все более и более. Он разделил подвластное ему население на участки по 100 дворов в каждом и поручил начальство над ними особым старшинам. Каждый участок делился на пять отделений, которыми заведывали муртазеки. Гордый и чрезвычайно строгий с старшинами, Магомет-Аминь был ласков с народом и тем приобрел всеобщую любовь и уважение. Князья и дворяне потеряли власть и значение в народе, и без разрешения муртазека никто не мог отлучаться за [292] пределы участка. Каждый двор обязан был, по первому требованию, выставить хорошо вооруженного пешего или конного воина и вносить ежегодно определенную повинность, состоящую из баранов, хлеба и сена. Судебные дела рассматривались особыми лицами по назначению Магомед-Аминя.

Отложение покорных нам племен, живших по левой стороне р. Лабы, вызвало сильное волнение среди кабардинцев, живших в верховьях р. Урупа, и бесленеевцев — по Тегеням. В виду этого решено было переселить кабардинцев, и 12-го апреля 1850 года, уложив свои пожитки на арбы, они отправились на р. Большой Зеленчук.

Не смотря на то, власть Магомет-Аминя постепенно возрастала и с июня по сентябрь он вел оживленные стычки с нашими отрядами: беспрерывное движение горских партий свидетельствовало о замечательной энергии нового предводителя, с изумительною быстротою переносившегося с одного места на другое и личным присутствием своим возбуждавшего в горцах небывалое единодушие.

Попытки его против наших пределов и мирных племен не имели успеха и мы переселили ближе к нашей линии бесленеевцев и башильбайцев; движение же неприятельских сборищ предупреждены были набегами наших отрядов за рр. Белую, Пшеху, верховья Урупа и на непокорные аулы Кизильбековские и Маршаниевы.

Независимо от этого, в 1851 году кн. Воронцов считал необходимым перейти в наступательное движение и отнять пространство между р. Белой и р. Лабой, где неприятель имел богатые поля и сенокосы. На этом основании первым и важнейшим предприятием считалась постройка укрепления на р. Белой и мостов на рр. Кубани и Лабе. Владея постоянными переправами, отряды наши приобретали возможность быстро сосредоточиваться и производить внезапные вторжения к абадзехам. Экспедициям в этом направлении могли содействовать другие отряды со стороны береговой линии и Черномории. Угрожаемый со [293] всех сторон неприятель должен был отказаться от земель на правом берегу р. Белой, тем более что предполагалось на Лабинской линии водворить станицу при Темиргоевском укреплении и построить мост у станицы Тенгинской.

Предположения эти вполне оправдались и с постройкою Белореченского укрепления горцы стали склоняться на нашу сторону. К концу 1851 года бжедухи покорились и выдали 13 аманатов; абадзехи вступили в переговоры и выражали желание изгнать Магомет-Аминя; махошевцы н егерукаевцы также явились с заявлением своей преданности и покорности. Переговоры эти затягивались в виду появления в Закубанье турецких эмиссаров: поляка Младецкого и итальянца Пичикини. Они уверяли, что посланы самим султаном, просили горцев не падать духом и с удвоенною энергиею противиться русским. Волнение охватило почти все население, проявилось даже и в Абхазии, где джигеты стали стремиться к освобождению себя из-под власти своих князей. Магомет-Аминь успел убедить народ, что князья и старшины, желая подчинить его русскому правительству, преследуют свои личные выгоды. Абадзехи не только прервали переговоры с нами, но и разжигали у соседей ненависть к России. Не желая оставить их в таком положении, начальник правого фланга линии генерал Евдокимов в течение 1852 года произвел ряд экспедиций в верховьях р. Ходзя, на р. Губс и вообще за Лабою. Разорение многих аулов, уничтожение полей и посевов заставили мелкие племена искать покорности и высказать желание переселиться в наши пределы. Так, жившие на левом берегу р. Лабы хатюкаевцы и темиргоевцы в марте 1852 года были переселены на левый берег р. Кубани, против Ладожской и Тифлисской станиц; в октябре переселились на нашу сторону Лабы башильбаевские аулы Токум-Блянау и Джебокой.

По плану действий 1852 года предполагалось для беспрепятственного сообщения между укреплением на р. Белой и Лабинскою линиею, возвести одно промежуточное [294] укрепление. В нагорной Чечне построить летом два укрепления: между укреплениями Ачхоем и Урус-Мартаном и второе на уроч. Алгуз-Али у входа в Галашевское ущелье. На левом фланге продолжать рубку просек к Автуру и Герменчуку, постепенно подвигаясь к Гельдыгену и к Качкалыковскому хребту, дабы связать эту просеку с просекою от укрепления Куринского к Мичику.

«Чечня, доносил князь Воронцов, не может устоять долго против подобного образа действий и я считаю это вернейшим средством к успокоению края и чтобы окончательно отнять оный у Шамиля».

С этою последнею целью была предпринята зимняя экспедиция в Чечню под начальством князя Барятинского, положившего начало покорению чеченцев.

В конце декабря 1851 г. были получены известия, что Шамиль собирает в Чечне весьма значительные силы и сам прибудет туда 6-го января с 6-ю орудиями. Приказав чеченцам заготовлять продовольствие для своего ополчения, имам формировал свои силы в пространстве между рр. Джалкою и Гумсом. В начале января князь Барятинский собрал отряд в Воздвиженской и поставил себе задачею пройти по тем пунктам, по которым не ходили еще русские войска, и добраться до тех мест, в которых нас не было уже более 10-ти лет.

4-го января у Воздвиженской было собрано 11 баталионов пехоты, два дивизиона, семь сотен кавалерии, 50 человек стрелков и 50 человек гальванической команды, 24 орудия, 15 ракетных станков. Общая численность отряда доходила до 10,000 штыков и 1,500 сабель. На следующий день войска переправились на правый берег р. Аргуна и остановились близ бывшего аула Бани-юрта. Для отвлечения внимания неприятеля от главных сил, был сформирован в Куринском укреплении, под начальством полковника Бакланова, небольшой отряд ⁵¹, имевший [295] целью не допускать неприятеля утвердиться в лесу, прилегавшем к р. Мичику и к существовавшим там переправам. Бакланов немедленно приступил к рубке леса, и скоро одна поляна за другою обнажили покатости Качкалыковского хребта.

В это же самое время князь Барятинский, оставив в лагере полковника Карево с тремя баталионами и восемью орудиями, с остальными войсками двинулся через Шалинскую просеку на разоренный аул Шали и далее к Автурам. Последний аул принадлежал к самым многочисленным (до 900 дворов) и богатейшим селениям, и потому горцы, не имея возможности ни увезти, ни уничтожить свое имущество и запасы, решились защищать аул до последней крайности. Попытки их не увенчались успехом, и Автуры были взяты штурмом.

Дав кратковременный отдых войскам, князь Барятинский быстро подошел к Гельдыгену, взял его штурмом, сжег и двинулся к аулу Шали, прямою дорогою через лес. Горцы успели, однако же, опередить нас и заняли так называемые андийские хутора, которые и были взяты нами штурмом. Отсюда были разосланы по разным направлениям отдельные колонны, и большая часть Большой Чечни в течение двух дней, 6-го и 7-го января, была предана пламени. Влияние Шамиля было подорвано и лучшие места его владений разорены. 7-го января князь Барятинский возвратился в лагерь на р. Аргуне, при ауле Бани-юрт, а Бакланов в укрепление Куринское.

Вслед затем была предпринята экспедиция для истребления мезоинских аулов, находившихся на возвышениях, прилегающих к Черным горам Большой Чечни, между р. Аргуном и притоками Джалки. Горцы отстаивали свои жилища весьма упорно, но, не смотря на смертельный бой, длившийся в течение нескольких дней, аулы их Юсуп, Центорой, Джалия и Салгирей были взяты и уничтожены, окружающий лес вырублен и Шалинская просека соединена с Мезоинскою поляною в одно обширное открытое [296] пространство, доходившее до Черных гор Большой Чечни. Между этою, вновь созданною равниною и Воздвиженского крепостью оставалась только узкая полоса леса, пересеченная небольшими прогалинами, — но и эта полоса была впоследствии уничтожена.

Одновременно с этим полковник Бакланов, выйдя из Куринского укрепления, взял с боя завалы на р. Мичике и произвел рубку леса, а князь Барятинский снарядил новую экспедицию в Малую Чечню, в ущелья речек Рошни и Гойты. Там жили чеченцы, постоянно тревожившие нас в Урус-Мартане, по дорогам к Воздвиженской, Грозной и в окрестных местах. Поселившись в трущобах, среди вековых лесов, жители Малой Чечни успели разделать обширные поля и оставили к нашей стороне широкую полосу леса, служившего им наилучшею защитою.

Для уничтожения этой преграды и разорения аулов Барятинский решил напасть на чеченцев двумя отрядами и в один день. Шамиль не ожидал этого нападения и, предполагая, что русские намерены доконать Большую Чечню, стягивал туда все свои силы.

17-го января вечером, одна колонна, под начальством генерал-маиора барона Вревского ⁵², выступила из лагеря при Бани-юрте, а около полуночи выступила и другая колонна, под начальством князя Барятинского ⁵³. Никто, кроме начальников колонн, не знал, куда двигаются войска. Вревский пошел на Рошню, а Барятинский на Гойту.

Ночное движение барона Вревского при помощи знающих и опытных проводников было весьма удачно, но крайне рискованно. Лишь только войска втянулись в лес, как стали попадаться завалы, число которых с каждым [297] шагом вперед увеличивалось; затем дорога, по которой шла пехота, в одном месте была преграждена широким рвом и бруствером. Стоило только одному из солдат нечаянно разрядить ружье — и колонна менее чем в 10 минут могла быть окружена многочисленным неприятелем и поставлена в безвыходное положение. К счастью, горцы были на столько беспечны, что оставили свои многочисленные завалы вовсе без наблюдения, и войска наши, то скрываясь в балках, то подымаясь на возвышения, быстро подвигались вперед. Им приходилось проламывать тонкий слой льда, которым были закрыты все углубления, переправляться через многочисленные ручьи и речки и двигаться в полной тишине, останавливаясь на несколько минут лишь для того, чтобы стянуться.

С рассветом 18-го января колонна Вревского достигла Рошни и к 9 часам утра прошла густой лес, отделяющий ущелье Рошни от открытой равнины. Горцев нигде не было видно. Зная по опыту, что самое горячее дело будет при отступлении, Вревский оставил на опушке баталион кн. Чернышева полка и команду сапер. Они должны были вырубить сколько успеют лес по сторонам дороги, засыпать ров и вообще уничтожить препятствия к безостановочному отступлению. Сделав эти распоряжения, Вревский двинулся далее, овладел поляною, приказал зажечь запасы сена и зерна и все близ лежащие хутора. Горцы с отчаянием защищали свои жилища, и горячий бой длился в течение трех часов. Когда разрушено и сожжено было все, что можно, тогда отряд стал отходить назад. Отступление, как и всегда, было гораздо труднее наступления. Получив подкрепление от гойтинского наиба, чеченцы бросились в кинжалы с такою стремительностью, что заставляли отступавших останавливаться и принимать их на штыки. Бой длился в течение нескольких часов и прекратился только по выходе отряда из леса.

Колонна князя Барятинского была поставлена в точно такое же положение как по характеру местности, так и [298] по обстоятельствам, сопровождавшим наступление и отступление. Войска наши появились почти неожиданно перед аулами Чингурой, Изумсой и Шаухал и уничтожили их.

Нет сомнения, что экспедиции барона Вревского и кн. Барятинского произвели большое впечатление на жителей. Мы уничтожили до 2 т. дворов и заставили население верховьев р. Мартанки бежать в глубину ущелий Черных гор. Последовавшая вслед затем рубка леса по р. Мичику, к мезоинским полям, по рр. Басу, Аргуну и Джалке, открывая нам путь из долины Аргуна в долину Хулхулау, должна была обратить на себя особое внимание Шамиля.

На правом берегу р. Хулхулау были раскинуты селения непокорных горцев, прикрытых от нас большим лесом. Опасаясь наших вторжений в этом направлении, Шамиль приказал испортить все дороги и сделать их трудно проходимыми. Пользуясь зимним временем и считая Дагестан обеспеченным от нападения в это время года, имам выслал оттуда большую часть своих сил в Чечню и приготовился к обороне с надеждою на успех. При таком положении дел в голове князя Барятинского зародился смелый план, который и был приведен в исполнение с блестящим успехом. Он решил разбить Шамиля именно тогда, когда он сосредоточил большую часть своих сил, и проложить путь от креп. Грозной через всю Большую Чечню к укреп. Куринскому. Целью такого движения было желание ознакомить с нашим оружием население, уронить власть и значение Шамиля, вызвать в чеченцах недоверие к силам имама и поселить страх по отношению к нам.

17-го февраля отряд выступил из Тепли и через Мискир-юрт направился на аулы Цацын и Эманы, которые и были заняты почти без всякого сопротивления. Лишь только отряд, выйдя из Эманы, стал выходить на Хулхулаускую лесистую поляну, как был встречен огнем неприятеля. Высланный вперед авангард встретил упорное сопротивление, подвигался медленно и, наконец, достиг [299] правого берега реки. Горцы обрушились на ариергард, с намерением отрезать его от той части сил, которая успела переправиться на противоположный берег, но попытка воспрепятствовать переправе не увенчалась успехом. Отряд продолжал движение, перешел у Гельдыгена через мост под сильным огнем и беспрерывными атаками горцев, бросавшихся в шашки и кинжалы, и вышел на открытую равнину. Находившиеся здесь три аула были сожжены, и к вечеру войска остановились у богатого аула Маюртупа. Отсюда князь Барятинский отправил нарочного в Куринское с приказанием, чтобы полковник Бакланов с рассветом следующего дня выступил к нему на встречу к аулу Гурдали и остановился бы у Маюртупского орешника. Хотя расстояние между Маюртупом и Куринским укреплением было не более 10 верст, но приходилось перевалить через Качкалыковский хребет, пройти через сердце Чечни, через густые леса, крутые и глубокие овраги.

В начале третьего часа ночи, Бакланов выступил с пятью ротами пехоты, четырьмя орудиями и Донским казачьим № 17-го полком. Колонна шла напрямик без дорог, по указанию проводников. Перевалив через хребет, отряд втянулся в густой лес, где часто приходилось идти гусем и в одиночку. К счастью, Шамиль, стоявший вблизи с 10 т. человек, не заметил смелого движения Бакланова. Колонна шла без цепей и солдаты должны были ощупывать каждое дерево, чтобы не наткнуться на него. Колеса орудий были обмотаны войлоками, рогожами или веревками. Лес изрыт был балками, что еще более затрудняло движение: то упряжь цеплялась за пни, то дерево попадало между уносными лошадьми, то ящик падал в пропасть. Каждый сознавал, что достаточно сотни человек неприятеля, чтобы остановить движение и дать возможность по первому выстрелу подоспевшим горцам уничтожить всю колонну без остатка.

После четырех с половиною часового хода, лес [300] стал редеть и колонна вышла в долину Мичика, переправилась через реку в брод и направилась к аулу Гурдали, жители которого разбежались. Заняв здесь весьма крепкую позицию, Бакланов несколькими выстрелами дал знать князю Барятинскому о своем прибытии. Звук русских орудий заставил неприятеля спохватиться и сожалеть, что прозевали ночное движение Бакланова. Желая вознаградить себя, горцы с двух сторон бросились на малочисленный отряд, но были отбиты одним огнем артиллерии. Вскоре вышел из леса авангард князя Барятинского, и тогда неприятелю оставалось одно — атаковать ариергард. Чеченцы с особенным ожесточением бросились в шашки и падали под ударами штыков. Лишившись многих храбрых, они не могли воспрепятствовать ариергарду выйти из леса и соединиться с остальными войсками. Отсюда предстоял самый трудный путь до укрепления Куринского. Шамиль успел собрать до 10 т. человек с 4 орудиями, под огнем и атаками которых приходилось переправиться через реки Гонсаул и Мичик и следовать по трудно проходимой местности. Видя, что остановить переправу через Гонсаул он уже не в силах, имам быстро передвинул свои силы на Мичик и стал в лесу перед переправой на правом берегу этой реки. Избрав весьма крепкую и командующую позицию, он ожидал прибытия наших войск. Положение его и многочисленность собранного ополчения сулили ему полный успех, но все усилия его остались напрасными. При малочисленности наших сил в сравнении с неприятельскими и силе позиции занятой горцами, атака их была слишком смелою и рискованною, но выполнена с блестящим успехом. Под сильным огнем войска переправились через реку и атаковали горцев с фронта и флангов. После горячего и упорного боя Шамиль принужден был уступить свою позицию и пропустить отряд в укрепление Куринское.

После геройского подвига, совершенного отрядом князя Барятинского, наступила временная тишина. Напряженные [301] в высшей степени силы с обеих сторон требовали отдыха и действия наши ограничивались только рубкою леса в разных пунктах и направлениях. Рубили лес на реках Гудермесе и Аргуне, рубили на Гойте, Мартанке и Нефтянке. Результатом этих работ было переселение к нам 258 душ обоего пола из аулов Мазлагаша и Гурдали и уничтожение нами аула наиба Талгика.

Последнее обстоятельство вызвало энергическую деятельность со стороны Шамиля и его наибов. С раннего лета и до самой зимы кордоны наши были в постоянной тревоге и неприятельские партии не давали им покоя. Но и этого для Шамиля было недостаточно. В конце мая он собрал значительные силы и направился в Галашевское общество с целью возбудить его против нас, склонить на свою сторону и произвести переполох в Владикавказском военном округе.

Попытка имама была неудачна: видя, что наши войска, сделав переходы от 40 до 50-ти верст в день, явились готовыми встретить неприятеля, Шамиль отказался от своего намерения, не принял боя и отступил. В голове его зародилась другая мысль — наказать тех горцев, которые покорились нам, вышли из гор и были поселены на Кумыкской плоскости, между Тереком и Аксаем. Здесь возникли аулы: Ойсунгур, Кадыр-юрт и Истису, составившие впоследствии Качкалыковское наибство. Самым большим и самым важным по своему стратегическому положению был аул Истису, расположенный по течению горячего источника, вытекающего из Качкалыковского хребта, в четырех верстах от Куринского укрепления, по направлению к Умахан-юрту. Истису преграждал горцам доступ к нам, тогда как, наоборот, новые наши подданные могли свободно вторгаться в земли непокорных нам горцев и принимать всех желающих переселиться в наши пределы. В виду значения этого пункта, Истису был обнесен валом и колючкою; к стороне, обращенной к неприятелю, был возведен редут на одно орудие, а впереди [302] его, на высотах — сторожевая башня. Нападения неприятеля на этот аул повторялись беспрерывно, но безуспешно, и тогда Шамиль решил противопоставить этому аулу такой же аул Гурдали, заселить его наиболее отчаянным и бездомным людом и предоставить им вести постоянную борьбу с Истису. С этих пор истисуйцам и нам не было покоя, и тогда князь Барятинский счел необходимым нанести неприятелю поражение одновременно с трех сторон: со стороны Кумыкской плоскости, т. е. от аула Гурдали, со стороны Шали и Басса и в Аргунском ущелье. Поручив истребление аула Гурдали полковнику Бакланову и желая отвлечь от него внимание неприятеля, сам князь Барятинский направился к Мезоинской просеке, за которою находились огромные запасы хлеба и сена. По истечении трех-четырех часов, все, что было на поляне, было уничтожено, и отряд ⁵⁴, под огнем и преследованием неприятеля, перешел на Шалинскую просеку ⁵⁵. Отсюда был выслан особый отряд за Шавдон, к Герменчуку, для уничтожения таких же запасов. Неприятеля там встречено не было, что становилось весьма большою загадкою, скоро разъяснившеюся сильною канонадою со стороны Качкалыка. Эта канонада выяснила, что все силы горцев были направлены против Бакланова и что там происходил весьма горячий бой.

С рассветом 11-го августа Бакланов выступил с отрядом, состоявшим из 3 1/4 баталионов, 11-ти сотен и семи орудий. Наступление его было быстрое настолько, что горцы не успели опомниться и были захвачены врасплох. Выслав вперед кавалерию, Бакланов приказал охватить Гурдали со всех сторон и ожидать приближения пехоты. Видя перед собою неприятеля и не имея средств к побегу, гурдалинцы засели в саклях с своими семействами и решили защищаться до последнего. Они вполне рассчитывали на успех потому, что каждая сакля представляла род блокгауза, проникнуть в который было не легко: [303] массивные двери с несколькими вполне надежными засовами служили им ручательством в безопасности каждой сакли. Пехота хотя и ворвалась в аул, но по своей малочисленности не имела возможности штурмовать каждую саклю. Горцы стреляли на выбор и без промаха, а мы наудачу пускали свои заряды в отверстие сакель. Шансы боя были неравны и аул не сдавался. Понесенные потери и бесцельность дальнейших действий заставили Бакланова отступить. Лишь только наши войска вышли из аула и двинулись вдоль реки Мичика, как гурдалинцы насели на наш ариергард, а успевшие прибыть к ним с разных сторон горцы открыли беглый огонь с обоих флангов. Положение Бакланова было и затруднительно, и опасно: горцы перебегали от одного закрытия к другому, опережали нас, встречали в лицо, вновь скрывались и появлялись на флангах. Мы несли огромные потери, а впереди предстоял еще лес, через который приходилось проходить по одной узкой тропинке и под сильным напором неприятеля. К этой тропе, пробитой в глубине лощины, прилегали горы, и на каждых пяти шагах попадались большие деревья, служившие баррикадами. Обойти их не представлялось никакой возможности потому, что лес был снизу до верху переплетен колючкою и прочими вьющимися растениями, которые приходилось разрывать грудью и руками. Лишь только ариергард втянулся в лес, как он огласился возгласами горцев и перестрелка затрещала со всех сторон. Горцы следовали за нами по пятам, прятались за деревья, за бревна, укрывались в густоте леса и вырывали из наших рядов жертву за жертвою. Ряды наши быстро уменьшались и в ротах оставалось не более 25-ти человек сражающихся, остальные или были убиты, или ранены. Офицеров в строю уже не было и они лежали или на плащах, или на носилках; патроны истощились: приходилось снимать их с убитых и раненых. Только прибытие роты из главных сил облегчило положение ариергарда, и он, наконец выбрался на Качкалыковский хребет, оставив в лесу многих храбрых товарищей. [304]

Так кончилась неудачная гурдалинская экспедиция, и последующий затем конец года был ознаменован несколькими экспедициями, имевшими целью уничтожение запасов и аулов. Все эти набеги, обильные геройством и храбростью, не столько содействовали прекращению нашей борьбы с горцами, сколько деньги и разные льготы покорившимся. Недавно перешедшие к нам чеченцы разносили по горам известия о тех щедротах, которые рассыпает главнокомандующий, о привольной и беззаботной жизни в русских пределах.

Щедрость князя Воронцова произвела столь большое влияние на непокорных нам жителей, что Шамиль скоро заметил, что в Чечне что-то неладно. Имаму донесли, что между его подвластными и жителями грозненских аулов происходят частые и весьма подозрительные сношения. Желая прекратить их и отвлечь умы в иную сторону, Шамиль намерен был озадачить своих полудиких подданных каким-нибудь блестящим успехом над русскими и тем привлечь к себе их внимание. Он решил предпринять против нас наступательное движение, отнять какой-нибудь пункт и притом в таком направлении, чтобы наказать жителей грозненских мирных аулов, сеявших в Чечне вредные для имама мысли.

В половине сентября Шамиль собрал в ауле Гельдыгене до 3000 человек и с ними намерен был идти на грозненские аулы. Чтобы отвлечь и разрознить наши силы, он приказал одной из своих партий за три часа до общего нападения, 17-го сентября, показаться у Алхан-юрта, а другой из Ханкальского ущелья. Предполагая, что мы не знаем о плане действий, Шамиль рассчитывал, что, когда русские войска втянутся в дело с обеими партиями и будут находиться, с одной стороны в 12-ти, а с другой — в 15-ти верстах от Грозной, тогда он ворвется в образовавшийся промежуток, накажет аулы и отгонит скот за Сунжу. Предположения его не увенчались успехом потому, что накануне, ночью, князь Барятинский узнал [305] план имама и, сделав необходимые распоряжения по расположению войск, приказал не угонять скота с поля, а оставить его в виде приманки.

По условленному плану в назначенный час обе партии явились в указанных им пунктах, были встречены огнем наших орудий, но прибытия наших войск из Грозной не дождались. Выстрелы указали Шамилю, что, по-видимому дело идет удовлетворительно, и, спустя несколько часов, он с 2000 человек явился на месте нашего пастбища. Торжествуя свой успех и считая скот уже своим, неприятель охватил его и погнал к Сунже. Но в это время вынеслись из Грозной казаки и мирные чеченцы с двумя орудиями, а за ними спешили две роты пехоты; две же роты с двумя орудиями, находившиеся в Чертугае, были направлены наперерез неприятеля, к тому месту, где должна была совершиться его переправа. Принятые в два огня, горцы бросились в реку, не разбирая брода, и, провожаемые выстрелами, гибли во множестве. Поражение было полное, и авторитет Шамиля был подорван окончательно.

Уже к половине лета Большая Чечня, перерезанная в разных направлениях просеками, совершенно преобразовалась и со всех сторон была открыта даже небольшим нашим отрядам. Плоскость Малой и половина Большой Чечни были окончательно очищены от всякого враждебного нам населения. В первой мы подвинулись в горы, вырубив значительную полосу лесов в ущельях Гехи, Рошни, Шалажи, Валерика и Ассы и неприятель должен был, покинув свои жилища, переселиться в долину между главным хребтом и Черными горами. В Большой Чечне жители хотя и заготовили запасы и засеяли поля между Бассою и Аргуном, но все это было уничтожено нашими отрядами и горцы лишились этой богатой долины.

Со стороны Лезгинской линии жители горных магалов, обитавшие за главным хребтом в верховьях р. Самура, находились в самом невыгодном положении для себя и [306] для нас: считаясь покорными, они были и под давлением Даниель-бека, потому что не имели довольно сил, чтобы защищаться от его скопищ. Они не были уверены в своевременной помощи наших войск, потому что с ранней осени и до исхода мая, когда горы покрыты снегом, движения в эти места наших отрядов невозможны и тогда они были в полной зависимости от неприятеля. Следствием было то, что они не только пропускали хищников, беспокоивших Белаканский округ и Нухинский уезд, но давали им пристанище и продовольственные припасы. Чтобы искоренить это зло, было два средства: занять на Самуре несколько пунктов сильными резервами — предприятие трудное, дорого стоящее и влекущее еще большее раздробление наших сил, или выселить все аулы из их ущелий и оставить впереди Лезгинской линии пустыню, где большие партии не находили бы способов для содержания людей и лошадей. Князь Воронцов избрал последнее средство и переселил все аулы на плоскость Белаканского округа.

На левом фланге, кроме вырубки лесов, было возведено укрепление на р. Фортанге, в Бумутском ущелье, которое не только обеспечивало вход в землю галашевцев, но и прикрывало часть равнины между Ачхоем и Урус-Мартаном. Построенный же через Сунжу мост у Закан-юрта давал нам возможность производить внезапные вторжения в Малую Чечню.

Положение Шамиля в Дагестане было немногим лучше, чем в Чечне. После поражений испытанных в предыдущие годы, имам ограничивался партизанскою войною и набегами в наши пределы его партий разной величины. Нападая на пограничные селения покорных нам жителей, горцы постоянно и беспрерывно тревожили наши войска. Желая поднять население Кайтага и Табасарани, Шамиль, в январе 1852 года отправил в нагорный Кайтаг значительную партию, под начальством Бук-Магомета, остановившегося у сел. Шеляги и укреплявшего его. Узнав об этом, генерал-маиор Суслов собрал в сел. [307] Великенте отряд из 4 баталионов, 6 сотен казаков и милиции и нескольких горных орудий. Выступив 14-го января, Суслов 18-го числа подошел к Шелягам, штурмовал селение и разбил на голову скопище Бук-Магомета.

Подобные победы, настойчивое отнятие у жителей самых богатых равнин, утомление горцев от продолжительной борьбы и, наконец, беспрестанные поборы наибов заметно ослабляли власть Шамиля. Упадок его влияния выражался многочисленными переселениями непокорных жителей в наши пределы, переходом к нам многих из его наибов, между прочим чеченского — Баты, аварского — Хаджи-Мурата и джурмутского — Карали.

На правом фланге линии была водворена новая станица в низовьях р. Лабы, переселены на Кубань хатюкаевские и темиргоевские аулы, а на Черноморской береговой линии была продолжена Константиновская дорога за хребет Мархотке в долину Неберджай. Войска наши двукратно в течение зимы воспользовались этим новым сообщением для наказания дальних натухайцев, живших в долинах Бакана, Атакума, Бугундыра и Антхыра. В особенности же совокупные действия отрядов вице-адмирала Серебрякова и генерал-лейтенанта Рашпиля со стороны береговой линии и Черномории, в течение января, нанесли им большой вред и доказали, сколь невыгодно подчиняться Магомет-Амину. Колеблющееся влияние этого возмутителя то усиливалось, то упадало и, в общем, не производило ничего важного. Подстрекаемые им убыхи пытались было вторгнуться в пределы Абхазии, но отпор самих жителей заставил эту партию бежать, потерпев все бедствия отступления во время сильных морозов. Черченейцы, живущие в лесах на левом берегу Кубани, несмотря на все противодействие Магомет-Амина, устрашенные разорением, которому подвернулись соседние с ними аулы, принесли безусловную покорность.

Комментарии

51. В отряде полковника Бакланова находилось: 10 рот пехоты, пять сотен и девять орудий. Общая численность этого отряда доходила, до 2,075 человек.

52. Четыре баталиона, 40 человек сапер, 10 орудий, пять сотен казаков Сунженского полка и ракетная команда.

53. Четыре баталиона, 10 человек сапер, вся кавалерия отряда и шесть орудий. Войска были снабжены шанцевым инструментом.

54. 3 баталиона, 13 сотен и 6 орудий.

55. Здесь присоединились к отряду 2 1/2 баталиона и 6 орудий.

56. Император Николай I произвел поручика Вояковского в капитаны и наградил орденом Св. Георгия 4 степени, всем офицерам пожаловал следующий чин, супруге поручика Булича — золотую медаль и пожизненный пенсион по окладу мужа, всем нижним чинам по 3 руб., женщинам и детям по 1 руб. и 6 знаков отличия военного ордена на гарнизон.

57. По показаниям некоторых хорошо знавших Шамиля видно, что он не желал соединения с турками, так как по мусульманскому закону имамство его прекратилось бы с того момента, как он вступил бы в связь с единственным имамом правоверных — султаном. Имам допускается только там, где мусульманское племя, окруженное со всех сторон иноверцами, совершенно отделено от остальных мусульман.

Текст воспроизведен по изданию: Кавказская война в царствование императоров Николая I и Александра II (1825-1824). СПб. 1896