ДУБРОВИН Н. Ф.

КАВКАЗСКАЯ ВОЙНА

В ЦАРСТВОВАНИЕ ИМПЕРАТОРОВ НИКОЛАЯ I И АЛЕКСАНДРА II

XIII

Наступательный план Шамиля 1849 года. — Нападение Хаджи-Мурата на Темир-Хан-Шуру. — Экспедиция кн. Аргутинского в Дагестан. — Осада аула Чоха и снятие ее. — Происшествия на Лезгинской линии. — Экспедиция генерал-маиора Чиляева в Дидойское общество. — События на Лезгинской линии в 1850 году.

Занятие нами Салты и Гергебиля не убедило горцев в невозможности им бороться с Россиею; они не считали себя побежденными, а, напротив того, были уверены, что явились достойными противниками, с которыми всякие столкновения весьма опасны. Собирая свое ополчение, Шамиль в течение зимы оставался покойным, но с половины февраля 1849 года стали получаться сведения о сборе значительных партий около селений Чоха и Салты. Кн. Аргутинский принял меры к сосредоточению войск и к сбору туземной милиции. В конце февраля Шамиль выехал из Дарго (Веденя) в Анди и 2-го марта, собрав к себе наибов, условился с ними, относительно будущих действий. Предполагая, что русские двинутся с трех сторон: от Салатавии, Чечни и Андаляла, совещавшиеся решили укрепить Ириб, Чох и другие пункты, ближайшие к направлению движения наших войск.

Вместе с тем, чтобы развлечь наши силы, Шамиль направил Хаджи-Мурата на Темир-Хан-Шуру, зная, что укрепление еще не достроено и гарнизон его слаб. 14-го апреля Мурат с партиею в 800 человек подошел к Темир-Хан-Шуре и под покровом темной ночи бросился на штурм. Горцы дерзко лезли во внутренность [276] укрепления, но горсть апшеронцев, окружавшая своего начальника, встретила их штыками и сбила с вала.

Отступив от Темир-Хан-Шуры, Хаджи-Мурат стал действовать на наши сообщения и нападать на наши транспорты. Заставляя нас беспрерывно двигать войска и быть настороже по всей линии, Мурат не мог, однако же остановить главных действий, направленных на аул Чох, издавна служивший средоточием боевой силы и всех воинственных начинаний Андаляла. Для наступательных действий был сосредоточен отряд из 14-ти баталионов пехоты, двух рот сапер, двух рот стрелков, дивизиона драгун, двух сотен казаков, 18-ти полевых, 20-ти осадных орудий и милиции. Сосредоточившись у Темир-Хан-Шуры, отряд выступил 5-го июня и, через селения Оглы, Лаваши, Наскент и Унджугатль, 18-го июня, поднялся на Турчидаг. Появление наших войск произвело большой переполох в Чохе: из него потянулись на ту сторону Кара-койсу целые вереницы арб, нагруженных семействами и имуществом жителей, и гурты всякого скота. Чох, опустел и в нем остались только одни защитники, хлопотавшие об его укреплении. Размер и сила возведенных неприятелем построек не были известны князю Аргутинскому до конца осады и, конечно, отсутствие этих сведений, имело влияние на деятельность наших войск.

Ожидая прибытия осадной артиллерии, транспортов с боевыми припасами и остальных войск, князь Аргутинский произвел рекогносцировку спусков к Чоху и укреплений его. Рекогносцировка эта показала, что доступы к Чоху с севера от Кегера и Цудахара почти невозможны, а в самом Чохе не было видно никого, словно все заснуло, так что решительно не было возможности определить боевые средства, которыми располагал противник. Несмотря на недоступность Чоха с северной стороны, князь Аргутинский решил спустить сюда осадную артиллерию, а по другим спускам направить пехоту и горную артиллерию. Приступая к разработке спусков и к осаде, начальник [277] отряда сделал распоряжение о заготовлении необходимых материалов, которые приходилось привозить на вьюках и притом не ближе как за 120 верст.

В полдень 25-го июня прибыла к отряду осадная артиллерия, употребившая для движения 21 день и из них 11 дней для 90 верстного перехода. Шамиль успел собрать к Чоху до 10,000 человек, расположившихся на левом берегу реки Кара-койсу. Здесь, по распоряжению имама, было приступлено к укреплению главных пунктов на высотах по ту сторону Чоха и в весьма близком от него расстоянии.

При таких условиях князь Аргутинский приступил к осаде. 5-го июля войска стали спускаться с Турчидага. Засевшие в передовых завалах горцы встретили наступающих сильным огнем, а из укреплений открыла огонь неприятельская артиллерия. Баталионы бросились в штыки, и неприятель, сделав несколько десятков поспешных выстрелов, перебежал за следующую гряду завалов. Захвативши первые завалы, расположенные в 450 саженях от укрепления, и утвердившись в них, войска приступили к осаде.

На этой позиции находились: три баталиона кн. Варшавского (Ширванского), три баталиона Самурского полков, рота Кавказского стрелкового, 2 роты Кавказского саперного баталионов, 6 орудий, ракетная команда и милиции: чохская конная, ахтынская и сюргинская пешие. Остальные войска расположились: у чохского спуска со стороны Турчидага, на месте главного лагеря — два баталиона Апшеронского, один князя Варшавского (Ширванского), один Кубанского и два Мингрельского полков, 8 орудий, ракетная команда, запасный парк, дивизион драгун, дагестанские всадники, аварская, кюринская и табасаранская конные милиции, кубинские нукеры и вся осадная артиллерия. На спуске к сел. Чоху со стороны селений Чукны и Кегера стоял баталион Дагестанского полка с двумя орудиями, 25 человек Кавказского стрелкового баталиона, акушинская конная и пешая милиции. [278]

На следующий день, 6-го июля, были спущены шесть мортир, инженерный и часть артиллерийского парков и приступлено к устройству батарей № 1 и № 2 для двух мортир каждая и № 3 для двух легких орудий. Сверх того было избрано место для демонтир-батареи № 4, которая 8-го июля была уже готова и вооружена. Несмотря на сильный и беспрерывный дождь, траншейные работы шли успешно.

Укрепление Чоха с трех сторон упиралось в крутые, недоступные обрывы; задняя часть его узким перешейком соединялась с неприятельским станом, среди которого видны были палатка Шамиля и несколько палаток его наибов. Левее укрепления, на покатости, был расположен пустой и безлюдный аул Чох, а самое укрепление состояло из стены, сложенной из плитного и булыжного камня, из кирпича на извести, связанного толстыми бревнами; толщина стены доходила до двух, а высота до шести аршин и с внутренней стороны оне были прикрыты блиндажами. По углам были устроены башни, доставлявшие хорошую фланговую и перекрестную оборону, а внутри укрепления на возвышенной скале — цитадель, в которой находился караул и было заложено несколько сот пудов пороха, для взрыва в случае штурма. Укрепление имело два ряда бойниц, барбеты и амбразуры.

Сила позиции, избранной и укрепленной горцами, была причиною, что князь Аргутинский не решился штурмовать ее и ограничился одною осадою, которая производилась с образцовым искусством.

По мере того, как наши работы подвигались вперед, необходимо было обеспечить войска от неприятельских выстрелов из левого завала. С этою целью была устроена в редуте на левом фланге нашей позиции батарея на два орудия для действия по завалу и выдвинута вперед к Чохскому мосту траншея. С рассветом 10-го июля, полтора баталиона Самурского полка заняли позицию (И) [279] правее наших траншейных работ и приступили, под огнем неприятеля, к устройству редута (b) на правой стороне оврага и двух башен (ББ) в хуторах.

По заложении второй параллели решено было занять завалы, находившиеся вправо и влево от осады и препятствовавшие нашим работам. Перед рассветом 16-го июля был занят левый завал и в нем заложен редут (d) на один баталион и 4 орудия, а 18-го июля точно также был занят и правый завал, в котором устроен редут на две роты и 4 орудия. Из этих двух пунктов были выведены новые траншеи, впоследствии соединенные третьей параллелью. Горцы вели с нами беспрерывную перестрелку днем и ночью, причем выстрелы их направлялись преимущественно в офицеров, потеря которых была весьма чувствительна. В ночь с 24-го на 25-е июля неприятель произвел вылазку и бросился в шашки. Встреченные штыками рот Самурского полка, горцы, после жестокой рукопашной схватки, принуждены были отступить с большою потерею, но зато и мы лишились многих достойных офицеров.

В ту же ночь была заложена траншея (ГГ), соединившая все наши осадные работы. Близость ее от осажденного укрепления заставила горцев в ночь на 27-е июля произвести новую вылазку в трех пунктах, но и на этот раз они не имели успеха. Ночной бой был весьма упорен и стоил нам, кроме пяти офицеров, 26-ти убитых и 85-ти раненых нижних чинов; урон неприятеля простирался до 300 человек и в том числе 105 человек убитыми.

Горцы разочаровались в возможности остановить наши осадные работы. С приближением последних на 70 — 80 сажен к укреплению решено было произвести общее бомбардирование, и 11-го августа был открыт огонь из 24-х орудий. Несмотря на усиленное действие десяти орудий, направленных собственно против стен, мы успели разбить только правый угол и часть левого. [280] Оказалось, что стена переднего фаса была сложена из мелкого булыжного камня и связана вдоль и поперек толстыми бревнами. Бомбардирование продолжалось до 17-го августа, и в этот день одною из бомб была взорвана часть неприятельского артиллерийского запаса. Горцы, хотя и с большим трудом, но старались исправлять повреждения. Укрепления постепенно разрушались и все готовились к штурму, как вдруг ночью на 21-е августа князь Аргутинский приказал отправить осадную артиллерию на Турчидаг; в следующую затем ночь стали разоружать и остальные батареи. Таким образом, штурм был отменен.

«Если бы — доводил князь Аргутинский — вся защита горцев в этом месте заключалась в одном только Чохском укреплении, то занятие его нами могло бы казаться необходимым; но как зависимы от него еще окрестные высоты, трудно доступные и притом сильно укрепленные, и каждая из них потребовала бы нового приступа, — то это повело бы неизбежно, при самых выгодных условиях, к новым жертвам и, за всем тем, все-таки не представлялось бы возможности водворить там в эту осень преданных нам чохских выходцев. Существование их там без постоянного прикрытия невозможно; предоставить им действительную охрану расположением в Чохе самостоятельного гарнизона — неудобно, потому что обеспечение гарнизона всем нужным было бы чрезвычайно затруднительно. Принимая в соображение, с одной стороны, что главная цель — разрушение Чохского укрепления — достигнута, а с другой стороны — то, что занятие его окружающих высот не может доставить нам существенной пользы, а было бы сопряжено с большими пожертвованиями в людях, и что, наконец, скопища Шамиля уже наказаны огромными потерями, — я снял осаду Чоха».

23-го августа войска наши поднялись на Турчидаг, горячо преследуемые неприятелем. Отсюда князь Аргутинский стал постепенно распускать отряд. Узнав об этом, Шамиль приказал Хаджи-Мурату ворваться в сел. Гамаши Казикумухского ханства, другой партии овладеть селением Кутеши, а Даниель-беку взять Хозрек. Одновременное это нападение не привело горцев к желаемому успеху, и Шамиль, будучи отбит на всех пунктах, распустил свое ополчение. [281]

Что касается до Лезгинской кордонной линии, то и там деятельность Шамиля в 1849 году не сопровождалась успехом. С назначением генерал-лейтенанта Шварца начальником 19-й пехотной дивизии, линия была поручена генерал-маиору Чиляеву, человеку энергичному и вполне знакомому с положением края.

Шамиль не оставлял своего намерения произвести серьезное нападение на Лезгинскую линию. Он приказал своим наибам собрать такие скопища, которые бы своею численностью удивили все покорные и непокорные ему общества. Затем Даниель-беку он поручил вторгнуться в Самурский округ, Хаджи-Мурату и Кибит-Магоме — в Белаканский округ, а сам намерен был спуститься в Кахетию. Такой план действий, при малочисленности войск на Лезгинской линии, ставил нас в крайне тяжелое положение. Отправившись в Кахетию, генерал Чиляев находил, что для спасения края единственное средство — быстро двинуться в горы и нанести поражение неприятелю. Зная кавказского солдата, он не стеснился малочисленностью своих войск, но его смущали те затруднения, которые он должен был встретить в горах, покрытых еще снегом. Тем не менее генерал Чиляев решил не откладывать наступления и произвести экспедицию в Дидойское общество с отрядом, состоявшим из четырех баталионов пехоты, одной роты сапер, 190 человек грузинской пешей дружины, двух сотен казаков, 500 человек милиции, 2 взводов крепостных ружей, шести горных орудий, пешего и конного взводов ракет.

23-го июня войска выступили из Кварели на г. Кодор. С половины подъема уже встретились все невзгоды зимы, а приближаясь к Кодорскому укреплению, приходилось ползти по обледенелой почве. На вершине горы можно было получить дрова только для варки пищи, а о разведении костров нечего было и думать. Солдаты выступили в поход в летней одежде и должны были собственными средствами отогревать полуокоченевшие члены. Только те, [282] которые имели при себе походные бурки, кое-как могли успокоиться и согреться, а остальные провели ночь, переминаясь с ноги на ногу.

Так встречено было утро — и отряд двинулся далее. Пешие тропинки были или покрыты льдом, или занесены снегом; лошади скользили или срывались в кручи, а люди едва двигались; артиллерию пришлось снять с вьюков и тащить на руках. Отряд подвигался медленно, встречал на каждом шагу огромные препятствия, но веселость солдат не истощалась. В пять часов пополудни 25-го июня отряд остановился в урочище Хуприс-тави, в нескольких верстах от селения Хупро, окрестные высоты которого были заняты многочисленным неприятелем. Генерал Чиляев признал необходимым немедленно атаковать противника. Обстреляв толпы орудийным огнем, он объехал войска и пустил в атаку милицию. Защищаясь упорно, горцы отступили под прикрытие аула, и главные передовые высоты были заняты нами. На следующее утро была предпринята атака аула. При первом же движении неприятель встретил наши колонны беглым ружейным огнем из многочисленных завалов и с деревьев. Преодолевая громадные затруднения при подъеме в гору и осыпаемые градом пуль, атакующие заняли последовательно несколько господствующих друг над другом позиций и, наконец, с четвертой открылись два селения: внизу Хупро, а впереди на противоположной покатости — Цицмахо. Первое из них было особенно сильно укреплено каменными башнями и возле него группировалась большая часть неприятеля, засевшая в многочисленных завалах.

Генерал-маиор Чиляев приказал тотчас же открыть огонь из двух орудий, крепостных ружей и ракетному взводу. Не более как через четверть часа после того неприятель стал отступать за обрыв, находящийся позади селения. Тогда были двинуты вперед пешая милиция и конные сотни тушин, а за ними рота сапер и баталион пехоты. Завалы были взяты, и неприятель рассыпался в [283] разные стороны; селение зажжено со всех сторон. Отряд стал отступать к вагенбургу и при этом должен был выдержать жестокое преследование горцев. Бросаясь в шашки, лезгины почти все гибли на штыках, но не могли сломить стойкости наших солдат. Потери с обеих сторон были значительны, и только в восемь часов вечера войска остановились на месте своего бывшего ночлега.

Сознавая невозможность борьбы с нами, дидойцы принуждены были покориться и в октябре прислали в Кахетию депутатов в числе ста человек.

Они дали клятву в верности и обязались письменными условиями; 1) предупреждать начальство о сборе неприятельских партий; 2) не пропускать в Кахетию малых хищнических партий и не дозволять своим разбойникам выходить из селений; 3) исполнять все требования пристава; 4) в случае желания русского правительства выдать аманатов из лучших фамилий; 5) выдать и на будущее время выдавать правительству всех русских беглых; 6) не противиться, а содействовать разработке дорог через их селения и не дозволять причинять какой-либо вред войскам, разрабатывающим дороги; 7) не сражаться против русских, а, напротив, содействовать нам в поражении скопищ имама. По заключении этого условия было восстановлено в дидойском обществе приставство, и в эту должность был назначен прапорщик князь Джорджадзе. Дидойдам разрешен был свободный вход в Кахетию с семействами, скотом и имуществом, дозволено было вести торговлю, но с соблюдением следующих условий: следовать в Кахетию непременно по кордонной дороге и без оружия, предъявлять свои товары, скот и прочее имущество приставу, получать от него билет на право торговли и жительства в Кахетии и при возвращении домой отдавать билеты приставу для уничтожения.

Дидойцы выдали нам аманатов и прогнали представителя Шамиля, наиба Гаджи-Магомета. Князь Воронцов, довольный столь блестящим успехом и желая привлечь к себе население, пригласил в Тифлис избраннейших представителей, одарил их халатами и деньгами и получил уверение в вечной дружбе.

Но дружба эта продолжалась весьма не долго и дидойцы по-прежнему сражались в рядах наших неприятелей. Тем не менее победа, одержанная генералом Чиляевым, спасла всю Кахетию от вторжения горцев, желавших отвлечь нас от осады Чоха. С отступлением же наших [284] войск от этого аула, Шамиль торжественно объявил по всему Дагестану, что дал русским решительный отпор и поручил наибам обязать народ клятвой, что он не изменит имаму в предстоящем мщении и истреблении русских. Собирая свои силы у Ириба, имам выслал вперед несколько партий, которые и появились на наших границах с целью беспокоить и утомлять наши войска беспрерывными передвижениями. Сам же Шамиль в ночь с 21-го на 22-е сентября стал спускаться по Катехскому ущелью в Белаканский округ. В Катехах в то время находились: один баталион пехоты, полувзвод крепостных ружей, рота сапер, два горных орудия и взвод ракет. Признавая эти силы недостаточными, генерал Чиляев отправился сам в Катехи с баталионом и двумя орудиями. Здесь он узнал, что горцы повернули назад, но за то до командующего линиею дошло сведение, что другая партия до тысячи человек, под начальством Хаджи-Мурата, спускалась по Мазимчайскому ущелью для вторжения в Алазанскую долину.

Притянув к себе еще один баталион с 2 орудиями из Закатал, генерал Чиляев быстро двинулся к Лагодехам и тем расстроил все предприятие Хаджи-Мурата. Он не решился встретиться с русскими войсками и быстро ушел обратно в горы. Точно такая же неудача сопровождала и партию, под начальством Ташим-Аги, спускавшимся по Мухахскому ущелью, а затем и Хаджи-Мурата, двинувшегося в Элисуйское ущелье. Тогда, разбившись на мелкие партии, горцы производили беспрерывные нападения на разные части линии и неутомимые войска наши не знали, где будут отдыхать или обедать и где проведут ночь. Их труды не увенчались блестящим результатом, но удивляли горцев своею подвижностью и неутомимостью и заставляли избегать с ними встречи.

Наступившая зима и глубокие снега долгое время препятствовали горцам врываться на плоскость. Только в начале мая 1850 года толпа мюридов в 1000 человек [285] напала на сел. Белаканы, но была отбита. В наказание за этот набег временно командовавший войсками на Лезгинской линии генерал Бельгардт предпринял экспедицию в горы, где и истребил шесть джурмудских и шесть канадальских аулов.

В течение двух последовавших за тем месяцев войска, пользовавшиеся полным спокойствием, отдохнули, а в первой половине октября Хаджи-Мурат произвел набег в долину Алазани. Спустившись с гор с партиею от 600 до 700 человек у сел. Кум, Хаджи-Мурат 11 октября направился по большой дороге из Тифлиса в Нуху. По пути он сжег Бабаратминский пост, разграбил армянское селение, обогнул Нуху и ушел в горы. Этим эпизодом и закончился 1850 года на Лезгинской линии. Возвратившийся из Пятигорска начальник Лезгинской линии генерал Чиляев вскоре простудился и скончался. На его место был назначен генерал-маиор князь Орбелиани.

Текст воспроизведен по изданию: Кавказская война в царствование императоров Николая I и Александра II (1825-1824). СПб. 1896

© текст - Дубровин Н. Ф. 1896
© сетевая версия - Тhietmar. 2020
©
OCR - Валерий. 2020
©
Корректура - Karaiskender. 2020
© дизайн - Войтехович А. 2001