-

ДУБРОВИН Н. Ф.

ИСТОРИЯ ВОЙНЫ И ВЛАДЫЧЕСТВА РУССКИХ НА КАВКАЗЕ

TOM IV.

XXV.

Действия каспийской флотилии у Гиляни. — Цель ее действий. — Появление флотилии у энзелинских берегов. — Неудачные действия у Решта и Баку. — Возвращение ее к берегам острова Соры, для переселения Джехан-Гир-хана шагахского в Грузию. — Движение генерал-маиора Несветаева, для переселения в Грузию хана хойского со всем его народом.

В одно время с действиями русских войск на суше, Каспийская флотилия и десантные войска действовали у Гиляни. Флотилия, явившаяся в Энзели слишком поздно, не только не отвлекла сил Баба-хана от Аракса, как предполагалось, но своими действиями далеко не оправдала ожиданий князя Цицианова.

Для начальствования над экспедициею был избран главнокомандующим шеф астраханского гарнизонного полка генерал-маиор Завалишин, «сколько по отменной его деятельности и заботливости, столько и по осмотрительности, мною в нем открытых». В помощь Завалишину князь Цицианов назначил 16-го егерского полка подполковника Асеева, «поседевшего в службе, опытного в военном ремесле и не раз оказавшего храбрость и мужество в военных действиях (Всеподданнейший рапорт князя Цицианова 7-го апреля 1805 г. Воен. Учен. Арх., д. № 2418.)».

В состав десантного отряда было назначено шесть рот Казанского мушкетерского полка и две роты 16-го егерского, в числе 1,345 человек, при четырех полевых орудиях (По строевому рапорту в войсках этих находилось: 35 штаб и обер-офицеров, 86 унтер-офицеров, 23 барабанщика, 1,046 рядовых, 115 нестроевых и 40 человек артиллерийской прислуги.). Собравшись у Сладкоеричной пристани, они должны были сесть на суда с обозом, но без лошадей, и только на каждое орудие приказано было, если окажется возможным, взять но две лошади (План операций для каспийской флотилии и десантных войск на летнюю и осеннюю кампанию 1805 г. Воен. Учен. Арх., д. № 2418.).

Генералу Завалишину предписывалось остановиться при Пери-Базаре, завладеть им, достать лошадей или волов под [467] тяжести и пушки, взять с жителей контрибуцию и защитить их от грабежа наших войск, «ибо необходимо нужно, писал князь Цицианов в наставлении Завалишину, новых чужеземцев и иноверных привязать к себе, а не озлобить, и сделать им российское правление приятным.» Овладевши Пери-Базаром, Завалишин должен был послать в Решт, находившийся в восьми верстах, требование о сдаче города, об уплате контрибуции и доставке лошадей под орудия.

Занятие городов Решта и Баку предполагалось сделать для двух различных целей. Решт занимался только для устрашения Баба-хана, тогда как Баку должна была поступить во всегдашнее подданство России, где предполагалось устроить порт, могущий «служить убежищем нашим купцам, доколе устроится при устье реки Куры, на удобнейшем месте, укрепление для покровительства торговли.»

По занятии Решта силою или добровольною сдачею, Завалишин должен был отправить письмо главнокомандующего к персидскому владетелю Баба-хану с требованием: выдать нам царевичей Александра и Теймураза с племянником их Леваном; возвратить всех пленных и пушки, взятые Агою-Магомет-ханом при разорении Тифлиса, и, наконец, за убытки прошлой кампании заплатить миллион рублей, считая его русскою монетою.

«Тогда, писал князь Цицианов Баба-хану (В письме от 29 марта 1805 г.), персидские берега останутся в спокойствии и тишине, а ваше высокостепенство, не касаясь до владений по сю сторону рек Аракса и Куры лежащих, останетесь в покое, и Тегеран не будет обращен в пепел. Если же захотите сверх сего своего счастия и вящшего благоденствия, то будете искать во мне покровительства моего у престола великого всесильного всемилостивейшего моего Государя, государей Императора, который как солнце согревает всех, кто от него не скрывается, а войска его как буйный вихрь, выворачивающий столетние дубы, не хотевшие преклониться перед ним, оставляют безвредно камыш, нагибающийся до [468] лица земли при его приходе. Таков мой всемилостивейший Государь Император, таковы и его войска, моему начальству вверенные, с коими не останавливаясь пройду и в Индию, буде единое слово изрещи соизволит. Вот мои требования и вот советы доброго соседа, каковым я вам быть хочу; впрочем, воля ваша.»

В случае, если на предложения эти последует отказ Баба-хана, то Завалишину приказано было склонить Решт отложиться от него, поставить наместника, обложить данью, взять в аманаты сына новопоставленного наместника и оставить одно судно для покровительства нашей торговли. Если же успех увенчает предприятие, и Баба-хан исполнит требования, то условиться о всегдашнем пребывании в Реште русского консула с командою и военного судна у берегов, для покровительства торговле. Оттуда флотилии идти под Баку, блокировать крепость и требовать безусловной сдачи, в наказание бакинского Хусейн-хана за отречение его от подданства России, которого он сам искал. По взятии города силою или по добровольной сдаче, занять крепкие места десантным войском, а флотилии возвратиться в Астрахань, за исключением одного судна, долженствующего остаться в Бакинской бухте.

Собравшись у Сладкоеричной пристани, десантный отряд 10-го июня сел на суда. По невозможности грузить весь обоз, были взяты только патронные и палаточные ящики; провиантские же фуры и лазаретные кареты оставлены в Кизляре (Из донесения Завалишина князю Цицианову.).

23-го июня флотилия явилась в виду Энзелинского порта. В тот же день прибыли к Завалишину посланные от правителей Гилянской области и Энзелей с приветствием о прибытии русских войск к их владениям. Завалишин объявил, что имеет повеление занять Энзели, к чему и будет приступлено на следующий день, если жители не согласятся сдать город добровольно (Журнал экспедиции.).

Энзели расположены на южном берегу Каспийского моря, ближе к западному углу и на совершенно низменной местности. Около [469] самого города протекает река Пери-Базар довольно глубокая для того, чтобы пароходы могли останавливаться у самого берега

Энзели приморский порт Решта, главного города Гилянской провинции. Через Энзели пролегает прямой путь от берегов Каспийского моря к Тегерану. Гилянская провинция отличается «необыкновенною трусостью своих жителей, так что оттуда не берут вовсе рекрут для храброй персидской армии» («Русский Вестник» 1866 г., август, стр. 467.).

Персияне были предуведомлены об угрожавшей им, с этой стороны, опасности, и русские нашли берег покрытым вооруженным народом и батареями, устроенными в узком проливе при входе в гавань.

Не смотря на то, командир эскадры, капитан-лейтенант Веселаго, отрядил три галиота для овладения портом. Первый из них, под начальством лейтенанта Певцова, прошел узкий пролив под огнем неприятеля, другой под начальством лейтенанта Чиляева неожиданно переменившимся ветром и течением прижат был к отмели, в самом узком месте пролива, против неприятельских батарей; третий же галиот, бывший позади второго, видя неудачу Чиляева, возвратился к эскадре.

При входе лейтенанта Певцова в порт, устрашенные персияне, без сопротивления бросив батареи, устроенные по сторонам пролива, бежали на мелких судах (киржимах), оставя ему в добычу двухмачтовый шкоут, два палубные судна и восемь фальконетов (Из рапорта капит.-лейтенанта Веселаго кн. Цицианову 12-го августа 1805 г. Воен. Учен. Арх., д. № 2416.).

Приехавшие на фрегат энзелинские армяне объявили, что Энзели пусты, и все персияне из него удалились, и тогда 16-го егерского полка подполковник Асеев с несколькими егерями был отправлен на берег, на котором занял замок и селение.

Окружные деревни были пусты, а жители, захватив лучшее свое имущество, скрылись в горы, оставив свои жилища и скот во власти русских.

Командующий экспедициею генерал-маиор Завалишин вытребовал от правителя Гилянской области надежного чиновника, [470] с которым хотя и отослал к Баба-хану письмо князя Цицианова, но военных действий не прекращал.

Июля 1-го дня, 450 егерей, под командою подполковника Асеева, войдя в устье реки Пери-Базар на лодках и миновав камыши, высадились на оба берега и подкрепляемые 4-мя вооруженными гребными судами, в продолжение трех часов, мужественно выбивали штыками засевшего неприятеля за укреплениями и засеками, на пространстве трех верст, до города Пери-Базара, которым и овладели. Здесь генерал-маиор Завалишин узнал, что неприятель собирается у Решта и что дорога, идущая от Пери-Базара к Решту, была укреплена засеками и испорчена поперечными рвами с уничтожением мостов. По сведениям, персияне собирались у Решта с целию одновременного нападения на Пери-Базар и Энзели, чтобы атаковать Завалишина и в то же время отрезать его отряд от судов.

Многочисленность неприятеля, густота леса и знакомство туземцев со всеми его проходами представляли полную возможность персиянам выполнить свои предположения.

Не смотря на то, что дорога в Решт была почти непроходима и пролегала но густому лесу, на военном совете, собранном генерал-маиором Завалишиным, положено было атаковать персидские войска, собранные у Решта в числе 7,000 человек, и если будет возможно, то дойти до самого города, оставив в Пери-Базаре, для прикрытия себя, 150 человек в построенном для сего редуте. Прогнавши неприятеля, совет полагал в тот же день возвратиться в Пери-Базар, а оттуда в Энзели, где, укрепившись, делать поиски и ожидать ответа Баба-хана на письмо к нему князя Цицианова.

Устроив в Пери-Базаре небольшой редут, вооружив его снятыми с судов морскими пушками и оставив в нем гарнизон, Завалишин, 5-го июля, с отрядом из 800 человек при трех орудиях, двумя каре двинулся к Решту. Семь тысяч персиян засело на этой дороге, узкой, непроходимой, за огородами, засеками и на деревьях. Русские шли неустрашимо град нуль неприятельских осыпал их беспрестанно; лошади под орудиями были частию перебиты, а остальные пристали и не могли [471] везти орудий; солдаты потащили пушки на себе, по кочкам и рвам; но вскоре ось под одним из орудий сломалась. Сопротивление персиян делалось с каждым шагом упорнее, отряд дошел до широкой канавы, на которой каменный мост был разрушен. Люди изнемогли, а с восьми часов утра до третьего пополудни отряд прошел только семь верст; до Решта же оставалось такое же расстояние. Войска остановились для отдыха у мечети. Перед ними лежала большая поляна, пересеченная глубоким и широким. каналом. Летний зной, утомлявший непривычные к нему войска, заставили генерал-маиора Завалишина подумать о дальнейших действиях. Отряд растянулся и расстроился так, что к мечети пришло при знаменах не более 20 человек. Остальные люди были в разброде: кто тащил орудия, кто шанцевый инструмент, кто сухари, взятые с собою на четыре дня. Все это пробиралось поодиночке по весьма трудной и пересеченной местности. В отряде было до 40 человек убитыми и ранеными; под артиллериею не оставалось ни одной лошади; на людях было не более 25 патронов (из 60). Персияне не выходили на открытую поляну. Ожидая дальнейшего движения отряда, они скрывались по опушке леса и за каналом (Жур. действий. Тифлисский Арх. Штаба Отд. Кавк. Корпуса. Дело 1806 г., № 33.).

Идти далее не было возможности. Завалишин, давши солдатам с полчаса отдыха, велел отступать, а неприятель, ободренный нашим движением назад, произвел стремительную атаку. Картечь остановила стремление персиян, и три раза рассеивала их толпы. Отряд возвратился в Пери-Базар, но как этот пункт не представлял никаких выгод, а скорее затруднение от негодной для употребления в пищу воды, то на другой день лагерь перенесен был в Энзели, и тут положено ожидать ответа Баба-хана.

С 14-го числа начались несносные жары, люди истомились в беспрерывных стычках с неприятелем; в отряде оказались болезни, и по 18-е июня заболевших было 300 человек, а к 21-му числу более 500 человек. Оставаться долее на [472] берегу значило подвергнуть весь отряд уничтожению, и потому начальник экспедиции перевел его на суда. Ответа от Баба-хана все еще не было, и генерал-маиор Завалишин скоро узнал, что властитель Персии, отделив от себя шесть тысяч войск в Гилянь, сам намерен был отступить от Карабага к Тегерану. Это известие уничтожало надежду на возможность заставить Баба-хана выполнить хотя одно из требований князя Цицианова, а между тем болезни значительно ослабляли отряд. При таких обстоятельствах Завалишин решился оставить Энзели, и 26-го июля эскадра снялась с якоря и направила путь свой прежде к Ленкорани, а потом к Баку, куда и прибыли 12-го августа (Рап. Завалишина кн. Цицианову 7-го августа 1805 г. Воен. Учен. Арх., дело № 2416.).

«Баку также меня занимает, писал князь Цицианов (Предписание Завалишину 5-го августа 1805 г., № 526.), и весьма нужно, чтобы она наша была без хана, ибо это твари вероломные вообще.»

Еще за три недели до прибытия эскадры на рейд, бакинцы вывезли в горы имущество и семейства; начали вооружать крепость, ставить пушки, готовить заряды и запасаться всем для отчаянной защиты. Оставшись в стенах опустевшего города, бакинский хан приготовлялся к обороне с твердою решимостью не прежде оставить город, как тогда, когда невозможно будет более в нем защищаться, и в таком случае бежать в горы. Завалив все городские ворота каменьями, он оставил свободными только те, в которые предполагал скрыться.

На другой день по занятии русскими бакинского порта, Хуссейн-Кули-хан послал своего чиновника к начальнику экспедиции спросить о причине прихода эскадры. Завалишин отвечал, что пришел по высочайшему повелению взять крепость, в наказание за отступничество хана от договора, заключенного Ала-Верды-беком, и в то же время послал офицера к хану с письмом, в котором требовал, чтобы он немедленно сдал город и крепость, а оружие выслал на суда. В ответ на это требование прибывшие два ханские чиновники объявили, что их [473] повелитель и народ бакинский признают себя верноподданными Государя и готовы сдать город, но просят прежде защитить их стада, находящиеся на границах Кубинского и Ширванского ханств, которые будут захвачены, как только соседи узнают о сдаче ими крепости. Из этого ясно видна была хитрость Хуссейна выиграть только время, а потому для решительного ответа ему дан срок по 15-е августа (Рап. Завалишина кн. Цицианову 22-го августа 1805 г., № 900. Воен. Учен. Арх., д. № 2416.).

В тот день, когда срок кончился, Хуссейн просил отсрочки еще на два месяца, обещая после того сдать крепость беспрекословно. Завалишин отказал в просьбе хана и требовал сдачи города до захождения солнца, а иначе обещал приступить к его бомбардированию. Солнце давно погрузилось в морские волны, а ответа не было, и блокирующие видели приготовление бакинцев к обороне. В половине 7-го часа 15-го августа началось бомбардирование крепости; неприятель отвечал тем же. На следующие дни бомбардирование продолжалось, но вскоре две только бывшие на эскадре мортиры разорвало (Рап. Завалишина кн. Цицианову 22-го августа 1805 г.), а оставшиеся четыре 12-тифунтовыя пушки были малы и недостаточны для пролома трехаршинной городской стены. Убедившись в недостаточности своих артиллерийских снарядов, Завалишин решился сделать десант и блокировать крепость с целью заставить ее сдаться. 22-го августа он сделал высадку на берег двумя отрядами, из коих одним командовал сам, а другой поручил подполковнику Асееву. Атаковавши неприятеля, наши войска вогнали бакинцев в крепость, захватили у них два орудия, три знамени и заняли прибрежные высоты, необходимые для снабжения эскадры водою (Рап. капитан-лейтенанта Веселаго кн. Цицианову 23-го августа. Рап. Завалишина 28-го августа 1805 г. Воен. Учен. Арх., д. № 2416.). Желая прервать сообщение с городом, Завалишин, 29-го августа двинулся двумя отрядами по окружающим Баку горам, с намерением занять более важные пункты. Оба отряда состояли из 700 человек с тремя орудиями. За неимением лошадей, орудия везли на людях, для чего [474] и было употреблено до 200 человек нижних чинов (Рап. Завалишина 13-го сентября 1805 г., № 919. Воен. Уч. Арх., д. № 2416.). Едва отряды поравнялись с крепостью, как неприятель, вышедший из города, начал кучами подъезжать к нашим фланкерам, но повсюду был прогоняем с уроном. Подвигаясь далее, наши войска везде сбили упорно защищавшихся бакинцев и завладели важнейшими высотами, командовавшими крепостью. Стойкость бакинцев поддерживалась надеждою близкого пособия, и, действительно, вскоре узнали, что кубинский Шейх-Али-хан идет в Баку на помощь.

Не имея возможности в одно время отражать сильного неприятеля с поля и успешно блокировать крепость, Завалишин, 3-го сентября, сняв блокаду, возвратился на суда. Вслед затем ханы кубинский и казыкумухский с многочисленным войском явились под Баку и 5-го сентября вошли в город.

Потеряв надежду принудить Хуссейн-Кули-хана к сдаче крепости и не решаясь штурмовать ее, по малолюдности десанта и силе укреплений, Завалишин созвал, 8-го сентября, военный совет, который, приняв в соображение все причины невозможности овладеть Баку, определил оставить бакинский рейд и следовать к острову Саро. Движение это имело целью покровительствовать вооруженною рукою шекакийскому Джехан-Гир-хану, к выводу им 4,000 татарских семейств, по условию, заключенному им в Елисаветполе, при поступлении его в подданство России. «Если сия эмиграция, писал князь Цицианов Завалишину (Журнал экспедиции генерала Завалишина.), возымеет свой успех и будет благополучное выпровождение к Елисаветполю, то оная будет полезнее всех военных действий, в сем крае происходящих, подвозами толико жителей изнуряющих.»

С отходом эскадры к острову Саро, неудачи продолжали сопровождать генерала Завалишина. Более месяца напрасно ждал он в Ленкорани вести о движении шекакийцев: ни они, ни Джехан-Гир-хан не показывались. Причиною тому было недоброжелательство к России Мир-Мустафы-хана талышинского, который на уведомление Джехан-Гир-хана, что он придет с [475] народом своим в Талышинское владение, где будет ожидать русских, послал ему сказать, что если хан явится, то он связанного его отправит к персидскому шаху (Из предписания князя Цицианова Завалишину 8-го октября 1805 г.).

Получивши известие о неудачных действиях генерал-маиора Завалишина, князь Цицианов приказал ему, оправившись на острове Саро, идти снова к Баку, занять выгодное место и «оседлав какую-либо хорошей воды речку, окопаться и сделать землянки», наблюдая, чтобы сохранено было вернейшее сообщение с островом Наргеном, где находился магазин десантного отряда (Всеподд. рапорт князя Цицианова 19-го октября 1805 года. Воен. Учен. Арх., дело № 2416.). Здесь Завалишин должен был дожидаться прибытия князя Цицианова с главным отрядом. Под предлогом осмотра Орешской крепости, находившейся во владении шекинского хана и назначенной под постой баталиона, главнокомандующий хотел идти к Баку, как только позволят ему средства.

Не смотря на неудачные действия Каспийской флотилии, война персидского владетеля с русскими, обнаруживая совершенное его бессилие, казалось способствовала Цицианову к скорейшему выполнению предположенного плана. После каждой неудачи Баба-хана кто-нибудь из ханов спешил отдаться в подданство Империи. Так, после кампании 1804 года ханы карабагский и шекинский поступили в зависимость России, а после кампании 1805 года армяне искали покровительства России и целыми толпами переселялись в наши границы. Хан хойский просил также о выводе преданных из прежде подвластного ему ханства. Генерал-маиор Несветаев отправлен был для этой цели, с отрядом из 500 человек пехоты и 180 казаков при пяти орудиях. Выступив 7-го ноября из Артика, чрез Талынь к Араксу, и беспрерывно сражаясь с толпами куртинцев и эриванцев, он переправился чрез Аракс и достиг до селения Кер-Оглу. После множества затруднений, причиненных самим ханом хойским, Несветаев, 18-го ноября, вывел из этой крепостцы боязливого хана с 400 семейств хойских армян и татар. Переселенцы не имели ни скота, ни хлеба; время стояло [476] холодное и выпал глубокий снег. Спасая несчастных, Несветаев приказал уступить лошадей полунагим женщинам, а детей их, окоченевших от холода, солдаты отогревали на своих руках. Так дотащились они до селения Талыни, где и были оставлены на зимовку в совершенной безопасности (Рапорт Несветаева князю Цицианову 30-го ноября 1805 года. Воен. Учен. Арх., дело № 2416.).

Среди столь быстрых успехов нашего оружия на Кавказе, успехов, сделанных с самыми ограниченными средствами и незначительными силами, князь Цицианов был парализован в дальнейшей деятельности, клонившейся к исполнению предначертанного плана распространить наши владения до берегов обоих морей и поставить Куру и Аракс границею нашею с Персиею.

Политические дела Европы приходили все в большую и большую запутанность. Необходимость сосредоточения войск на других пунктах границы лишала наше правительство возможности не только усиливать войска, находившиеся на Кавказе новыми полками, но и пополнять те, которые там были. Главнокомандующий был предупрежден, чтобы он не рассчитывал на пополнение и потому вел бы оборонительную войну, вынуждаемую необходимостью обстоятельств. Ему вменено в обязанность утвердиться прочным образом в тех местах, в которых водворилась уже власть России, постараться привлечь Баба-хана к миру и особенно склонять его к тому, чтобы он отправил своего посла в Петербург с искательством признания его в шахском достоинстве, и обратить особенное внимание на внутреннее устройство приобретенного края.

«Сохранение завоеваний, вами приобретенных, писал князь Чарторижский (Князю Цицианову 8-го сентября 1805 года.), устроение дорог, привлечение ханов персидских к российскому начальству и обеспечение пределов Грузии могут быть достаточными занятиями на сей раз, для неутомимой вашей деятельности...»

Князь Цицианов отвечал на все это, что в обе кампании не он начинал войну. В первый раз, спасая Грузию от [477] театра разорительной войны, встретил нашествие персиян в Эриванском владении; в другой раз защищал Карабагское ханство, как провинцию России: следовательно, в оба раза заботился только об обеспечении границ от покушений Баба-хана., и если, говорил он, продолжать исполнение этих непременных обязанностей, то значит по-прежнему вести с ним войну. Князь Цицианов спрашивал: неужели ему для ведения оборонительной войны запереться с гарнизоном в Шуше, когда персияне будут уничтожать карабагские долины? Неужели оставаться спокойным и не препятствовать персиянам, когда они потянутся в Дербент, потому что сопротивление сему намерению будет выходить из системы оборонительной? Или когда Баба-хан войдет в Эриванское владение, с намерением вторгнуться в Грузию, то, вследствие предписываемого образа действий, ждать его у четырех входов в пределы Грузии и тем защиту их сделать слабою и ненадежною? Вот причины, по которым оборонительную войну главнокомандующий считал невозможною. Что же касается до внушения Баба-хану мысли об искательстве им мира у России, то полагал, что, когда он теряет область за областью, когда владычество наше распространяется до Куры и Аракса и может распространиться и на адербейджанские ханства, по ту сторону этих рек, то в это время невозможно внушениями склонить его к искательству мира; он, конечно, будет стараться силою возвратить потерянное и удержать свое владычество в Адербейджане. Когда же осенью покорена будет Баку, когда ширванский владетель вступит в подданство, когда зимою Эривань падет пред оружием русских, тогда-то можно будет объявить Баба-хану, что Россия дарует ему мир, поставляя рубежом своих завоеваний Куру и Аракс (Князь Цицианов князю Чарторижскому 19-го октября 1805 года.).

Руководимый такою идеею, князь Цицианов намерен был продолжать военные действия и в предстоящую осень овладеть Бакинским ханством. [478]

XXVI.

Движение к Баку генерал-маиора Завалишина. — Движение туда же самого главнокомандующего. — Принятие в подданство Мустафы-хана ширванского. — Переписка князя Цицианова с бакинским ханом. — Хуссейн-Кули-хан соглашается сдать крепость на дискрецию. — Условия сдачи. — Изменническое убийство князя Цицианова.

Генерал-маиор Завалишин, как мы видели, отступил от Баку, не взявши крепости.

«Скажу вашему превосходительству, писал ему князь Цицианов (Предписание князя Цицианова Завалишину 24-го сентября 1805 года, № 681. Акты Кавк. Археогр. Комм., т. II, № 1511.), что если бы я не ходил по горнице на костылях, от изнурившей меня болезни, и если б четыреста верст меня не разделяли с вами, — хотя сия и невелика остановка, а самая важная та, что я не имею от вас курьера и не могу знать последней вашей резолюции об отступлении, — то я бы полетел на выручку славы русской, и скорей бы лег под стенами Баку, нежели дал кичиться Хуссейн-Кули-хану тем, что он отбил русские войска, и что они ничего ему не сделали.»

Вместе с тем, главнокомандующий приказал Завалишину вновь идти с эскадрою от острова Сары к Баку и, высадя там свой отряд, принудить бакинского хана сдаться на условиях.

Завалишин сделал снова высадку в Апшероне, в 40 верстах от Баку (Из донесения кн. Цицианова Государю Императору 27-го ноября 1805 г.), и послал к Хуссейн-Кули-хану предложение о вступлении его в подданство России, и условия трактата, на которых он может сдаться. Хан отвечал, что он с получения присланных генералом бумаг уже считает себя верноподданным Российского Императора, но удивляется, отчего Завалишин, если имел эти бумаги прежде, не присылал их к нему до начатия бомбардирования города? тогда бы не встретил никакого сопротивления, «а теперь, писал он, мы уже не верим, что оне присланы от его императорского величества, а полагаем, что оне составлены вами.» [479]

Бакинский хан ссылался на то, что он и в первый приход Завалишина не хотел противиться русскому оружию и просил два месяца сроку собственно только потому, что многие из купцов бакинских находились в разных персидских городах, и если бы персияне узнали, что бакинский хан сдал город русским, то разграбили бы товары и истребили бы всех купцов (Перевод письма хана к Завалишину.).

Завалишин доносил, что по всем сведениям Хуссейн не думает о сдаче города; что бакинцы крайне недовольны поведением хана, который собрал с народа 150,000 руб. подати для уплаты Шейх-Али-хану дербентскому; что вывоз соли и нефти, которыми Баку снабжала все персидские владения, с приходом русских также прекратился, и это прекращение вывоза еще более разоряло народ. Все эти соображения заставили Завалишина предполагать, что с приходом самого князя Цицианова под Баку кичливость хана уничтожится и он сдаст город (Рап. Завалишина кн. Цицианову 23-го октября 1805 года.).

Изнеможенный тяжкими болезнями, но желая загладить неудачные действия Завалишина, главнокомандующий, с отрядом из 1,663 человек пехоты и кавалерии при 10-ти орудиях, в конце ноября выступил из Елисаветполя в Баку (Отряд его составляли: два баталиона Севастопольского мушкетерского полка, в коих было 779 человек, шесть рот 9-го егерского полка в 290 человек, 128 человек Тифлисского мушкетерского полка, 113 человек донских казаков, 74 челов. линейных казаков, 151 челов. кизихских татар и 10 орудий с прислугою. Донесение кн. Цицианова Государю Императору 27-го ноября 1805 года.). Ненастное зимнее время и пароксизмы изнурительной лихорадки, повторявшиеся несколько раз в день, ослабляли здоровье князя Цицианова. Во время похода его снимали с лошади, клали на землю, и часто под снегом и дождем выдерживал он сильные припадки болезни и потом догонял отряд на привалах.

В необходимости движения к Баку главнокомандующего убеждали следующие обстоятельства.

1) Поход весною был неудобен по разлитию малых рек и «худобе скота», как перевозочного средства. 2) Выпавший в ноябре 1805 года снег, доходивший в некоторых местах [480] глубиною до сажени, на пространстве от Тавриза до Карадага, отнимал возможность у персиян дать помощь бакинскому хану, и наконец, 3) завладев Баку, и приведя в подданство ширванского хана, можно было гораздо успешнее склонять Баба-хана к миру. «Если же бы удалось, писал князь Цицианов, зимнею кампаниею взять и Эривань, тогда бы можно было послать прямо к нему (Баба-хану) с объявлением, что Россия дает ему мир. Сии-то причины, сопряженные, но мнению моему, с достоинством Империи, заставили меня предпринять сей поход.»

Движение свое к Баку князь Цицианов предпринял через владения Мустафы-хана ширванского, с целью заставить и этого владетеля вступить в подданство России.

Еще в 1804 году, воспользовавшись падением Ганжи и найдя в числе пленных двух человек хана ширванского, присланных им к Джевад-хану, князь Цицианов отпустил их в Ширвань, с полным убеждением, что они своими рассказами о силе русских и падении Ганжи облегчат и подготовят путь к переговорам с Мустафою-ханом относительно вступления его в подданство России.

Переговоры эти действительно скоро начались и тянулись в течение всего 1804 года. Мустафа не отказывался от вступления в подданство, но требовал, чтобы ему подчинены были все ханства, над которыми он признавал свою власть, а именно: шекинское, ширванское, муганское, рудбарское, сальянское и бакинское. Без этого ширванский хан не вступал в дальнейшие переговоры. Так прошел год. В начале 1805 года, при вступлении в подданство Селим-хана шекинского, князь Цицианов отправил в Ширвань маиора Тарасова, которому поручено указать хану на те выгоды, которые он может приобрести, сделавшись русским подданным; показать письмо шамхала тарковского, из которого Мустафа должен был видеть, сколько против него враждующих в Дагестане, и обещать утверждения власти его на Сальяны.

После переговоров с Тарасовым, хан соглашался вступить в подданство, но отказался от платежа дани и принятия русских войск в свое ханство. Переговоры эти не мешали, [481] однако же, Мустафе, при вторжении персиян в Карабаг, отправить к Баба-хану 500 человек конно-вооруженных, которые, по окончании военных действий, были обобраны персиянами до последней нитки и отпущены в самом бедственном положении.

Видя поражение персиян и их бессилие против русских войск, Мустафа, узнав, что князь Цицианов будет в Шуше, отправил к нему туда своего посланного с письмом. Главнокомандующий, не распечатав, бросил его прибывшему в лицо и объявил, что Мустафа может вступить в подданство России не иначе, как на следующих непременных условиях: 1) отказаться от всякой зависимости Персии; 2) не иметь никакого сношения с окрестными владельцами и не принимать от них послов без предварительного сношения о том с главнокомандующим; 3) отпустить в Карабаг все семейства, захваченные в плен ширванским ханом; 4) возвратить карабагскому хану местечко Джават; 5) дать в аманаты брата своего Измаил-бека и детей четырех знатнейших беков; 6) вносить ежегодно по 10,000 червонцев дани и 7) отвечать за безопасность караванов, следующих через Ширванское ханство, давая для препровождения их чиновника и конвой.

Взамен того, Мустафе обещано оставление его по-прежнему ханом, охранение целости его владения, высочайшая грамота об утверждении его в ханском достоинстве, пожалование знамени с русским гербом и оставление Сальян в его владении (Кн. Цицианов Мустафе-хану 15-го августа 1805 г. Акты Кавк. Арх. Комм., т. II, № 1348.).

Мустафа, соглашаясь на большую часть условий, не соглашался на уступку Джавата, говоря, что местечко это никогда не принадлежало карабагскому хану; он соглашался платить дань, но не более того, сколько платил Селим-хан шекинский (7,000 червонц.), и, наконец, просил оставить у него карабагцев, так как они, переселившись в его владения, обзавелись уже домами, садами и вообще всем хозяйством (Акты Кавк. Археогр. Комм., т. II, стр. 667.). [482]

Точно также хан не соглашался приехать, по примеру карабагского и шекинского ханов, на речку Курак-чай, для свидания с князем Цициановым и подписки трактата. Как азиятец, Мустафа, вступая в русское подданство и продолжая переговоры об этом, не считал предосудительным принять в подарок от Баба-хана лошадь, «следовательно, писал ему князь Цицианов, двум господам разом и по-персидски служить намерены — России зимою, а зайцу Баба-хану — летом.» Главнокомандующий звал его на Курак-чай и ручался за его безопасность. «Я три года здесь, писал он, все знают, умею ли я держать свое слово без присяги; верьте мне, буде бы вы осмелились от азиятского вероломства, вам по опытам известного, приехать ко мне на Курак-чай, с двумя человеками служителей, то вы бы были и тогда в такой же безопасности, как в своем гареме. Кого я обманул? скажите мне, и на что тому обман, у кого сила в руках? Итак буде, ваше высокостепенство, не согласитесь на Курак-чай приехать, обще со мною подписать трактат, тогда дело об оном должно прерваться.»

Настойчивое требование князь Цицианова вызывалось необходимостью. Он не хотел оказать Мустафе преимущества перед ханами карабагским и шекинским и, вместе с тем, не желал уступить его прихотливым требованиям, что могло бы иметь влияние на будущие с ним сношения.

— Для достоинства Российской Империи, говорил князь Цицианов, необходимо, чтобы трактат о подданстве был подписан на ее земле.

Мустафа отказывался и предлагал устроить свидание на реке Тертере.

«Письмо вашего высокостепенства, отвечал на это князь Цицианов, о свидании нашем на Тертере я получил, с присовокуплением; чтоб я кроме как о свидании ничего иного не приказывал. Мне же приказывать и нечего; а должен вам и в последний раз сказать, что с миром на Гарничае; а с войною на Фитдаге (Гора — место резиденции хана.), я с вами видеться могу и буду; по [483] чужой дудке я никогда не плясал, а по вашей еще менее плясать буду.»

Не надеясь мирными переговорами достигнуть конца, князь Цицианов решился силою заставить Мустафу-хана подписать трактат. Главнокомандующий приказал карабагскому хану приготовить 1,000 человек конницы, для присоединения к отряду, имеющему действовать против ширванского хана. Несколько баталионов подвинуто ближе к его владениям и приказано при Менгечауре приготовить переправу для отряда. Селим-хану шекинскому также послано приказание приготовиться к содействию экспедиции против Мустафы. Шекинский хан явился тогда к князю Цицианову с предложением взять на себя посредничество в переговорах главнокомандующего с ширванским ханом. Прежде заклятый враг ширванского хана и просивший у нас против него защиты, Селим счел теперь более выгодным для себя помириться и даже породниться с Мустафою. Он посватал за своего сына племянницу Мустафы, и свадьба связала узами дружбы прежних врагов. Селим стал уговаривать своего нового родственника принять условия и выехать на свидание с князем Цициановым. Он обещал выдать Мустафе в залог своего сына на то время, пока Мустафа пробудет в русском лагере для окончания переговоров и подписания трактата. Селим просил князя Цицианова подождать начатием неприязненных действий. Главнокомандующий согласился, но прошло две недели, а успеха в посредничестве Селима не было видно. Отряд двинулся на переправу; Селим снова просил подождать. Князь Цицианов дал сроку четыре дня, но прошли и назначенные дни, а ответа не было никакого. Тогда, 28-го ноября, князь Цицианов сам прибыл к Менгечаурской переправе. Мустафа собрал всех своих людей из деревень и ушел с ними в горы. Князь Цицианов приказал Селиму выставить 500 человек шекинской конницы на Гокчай, границу шекинского владения, и объявил, что Мустафа-хан с этих пор неприятель России (Письма кн. Цицианова Селим-хану 22-го, 26-го и 28-го ноября 1805 года. Акты Кавк. Арх. Комм., т. II, №№ 1327-1329.).

30-го ноября отряд переправился чрез Куру в Мингечауре, [484] местечке Шекинского ханства, и оттуда семью переходами пришел 11-го декабря к водопроводу Барум-арх, в пяти верстах от города Новой Шемахи. На одном из ближайших возвышений показалась толпа ширванцев, но казаки после нескольких выстрелов заставили их удалиться. Цицианов просил Мустафу «не губить напрасно свой народ», но ширванский владетель, хотя и уступал всем требованиям главнокомандующего, но, по недоверчивости, не хотел последовать примеру своих соседей и приехать на границу Елисаветпольского округа для совершения акта подданства. Как тогда, так и теперь он боялся явиться к главнокомандующему, предполагая, что будет схвачен и.лишен сана.

Из-под Новой Шемахи отряд перешел на гору Чартму, а выше ее, на Фитдаге (Одной из высоких гор Кавказского хребта.), Мустафа-хан со всеми своими войсками заперся в укреплениях. Уверения главнокомандующего в безопасности Мустафы, а более близость русских войск заставили, наконец, трусливого хана решиться прибыть в стан русский, для принятия присяги на верноподданство, но только с тем, чтобы свидание его с главнокомандующим было в отдалении от лагеря, с известным числом конвоя с обеих сторон и не в палатке, а в открытом поле.

Все было исполнено по желанию хана, и 25-го декабря, «в день светлый Рождества Христова», князь Цицианов присоединил к России обширную и богатую провинцию, приобретенную без пролития крови. Мустафа-хан ширванский с своим народом вступил в подданство России и присягою утвердил свою верность. Условия заключенного трактата разнились от условий, принятых соседними владетелями только тем, что Мустафа обязался возвратить Ибрагим-хану всех природных карабагских жителей; уступить ему же местечко Джават; отвечать в своем владении за безопасность купеческих караванов; давать рабочих для возведения укреплений при устье Куры, и в знак подданства платить России ежегодно но 8,000 червонцев (Подлинный трактат см. Акты Кавк. Арх. Комм., т. II, стр. 676,). В Ширвани считалось в то время до 25,000 домов населения, о [485] богатстве которого, по словам князя Цицианова (Донесение кн. Цицианова Государю Императору 27-го декабря 1805 г.), можно было судить потому, «что в самых пустых деревнях наши фуражиры находили в простых мужичьих домах английскую фаянсовую посуду и другие вещи, доказывающие о их изобилии и даже роскоши.»

С таким успехом совершались те предприятия Цицианова, в которых исполнителем был он сам, и план военных действий на 1805 год, не смотря на неудачу Каспийской флотилии, не смотря на все усилия Персии уничтожить замыслы Цицианова, созревал в полном своем объеме и давал именно те результаты, на которые рассчитывал главнокомандующий. Со стороны Каспийского моря оставалось покорить только Баку. Цицианов писал к бакинскому хану из Ширвани: «иду под Баку с тем, что буде ваше высокостепенство не сдадите мне крепости Бакинской на те условия, которые прислал вам генерал-маиор Завалишин с острова Сары, то или умереть под стенами оной крепости, или взять таким образом, как и Елисаветпольскую, что называлась Ганжою (Письмо кн. Цицианова Хуссейн-Кули-хану 23-го ноября 1805 г., Акты Кавк. Археог. Комм., т. II, № 1516.).

«Приняв твердое намерение оное исполнить, я не скрываю его от вашего высокостепенства, а открываю его во всей наготе, прибавя к тому, что буде допустите вы меня до Баку, тогда уже условие, генерал-маиором Завалишиным вам присланное, не может быть в действии, и тогда иной сдачи крепости быть не может, как на воле победителей и сильных или взятие штурмом. Не подумайте, однако ж, что я говорю сие, стращая только по персидскому обычаю; напротив, я надеюсь, что в три года моего здесь пребывания ваше высокостепенство наслышались, что я всегда слово свое исполнял. Так я предсказывал Джевад-хану, что возьму Ганжу и сделал то; последуйте моему совету, заключите контракт с генерал-маиором Завалишиным, впустите русский гарнизон в Баку и вышлите ко мне с известием на встречу, тогда я вас уверяю, что счастие ваше совершенно будет. Вы узрите, что я знакомых своих не забываю, [486] в противном же случае, уверяю, что Шейх-Али-хан мерзкий вас и ваше семейство вводит в вечную пагубу. Наконец, прошу Бога, чтобы он вас наставил на путь истинный.»

«И так знакомство мое с вами налагает на меня обязанность предупредить вас в пагубе, в которую вы вовлекаете себя, делаясь преслушным священной воле его императорского величества, всемилостивейшего моего и великого Государя государей Императора; пощадите себя и свое семейство, прошу вас по прежнему знакомству, избегайте жребия Джевад-хана, а после все дело исправиться может, и вы усердием, доказанным на деле, приобретете новые выгоды от милосердого и всемилостивейшего монарха, лишь допустя меня до Баку.»

Неисполнение Мустафою-ханом ширванским условия о немедленном возвращении карабагских семей и позднее доставление им но обязательству провианта для отряда задержало на некоторое время движение к Баку отряда князя Цицианова. Мустафа, не исполняя трактата, давал советы главнокомандующему как поступить с бакинским ханом. «Не Мустафе-хану меня учить, писал князь Цицианов хану ширванскому (Письмо хану ширванскому от 2-го января 1806 г. Акты Кавк. Археогр. Комм., т. II, № 1369.), что мне нужно делать и чего не нужно; я знаю сам, что я делаю, и то, что вам кажется ненужным, я считаю за необходимое. Учить вы можете своих беков, а не меня.»

Чрезвычайно трудный перевал через Шемахинские горы при бескормице, беспрестанных снегах, сменяющихся дождем, замедляли движение, и отряд пришел под Баку 30-го января 1806 года, расположившись лагерем при урочище Нахар-Булах. Оттуда Цицианов послал 300 человек на помощь генералу Завалишину, предписав ему укрепиться против Баку (Предписание Завалишину 31-го января 1806 г.).

2-го февраля Завалишин соединился с отрядом князя Цицианова, имея под ружьем только 486 человек и 4 полевые орудия. Отряд Завалишина стал на левом фланге расположения князя Цицианова и занял высоту, лежащую против Кубинских [487] ворот города. Вьюга и метель встретили русские войска под Баку (Жур. экспед. Завалишина. Т. А. Главн. Штаба Кавказской армии, дело 1806 г., № 33.).

Явившись под степами крепости, главнокомандующий снова призывал Хуссейн-Кули-хана к раскаянию и требовал от пего безусловной сдачи. «Письмо вашего высокостепенства я получил, и, к сожалению моему, вижу, что переписка наша ни к чему окончательному нас не ведет, для того, что ваше высокостепенство на главнейшее содержание моего письма, то есть, сдаете ли вы на мою совесть крепость или нет? не отвечаете ни слова, а я призван за тем, чтобы взять город. Ничего же не заключающие в себе ваши извинения в письме для меня не нужны, и я в последний раз требую от вашего высокостепенства дать мне решительный ответ на главное мое требование: сдаете ли вы город на совесть мою или нет?»

Хотя главнокомандующий и предоставлял хану предложить свои условия, но предупреждал его, что Баку, как портовый город, не может быть без российского гарнизона; что потому же самому невозможно оставить в руках хана тамошний доход, и наконец, что Россия не может терпеть притеснения купечества, и для большей верности хана требует старшего сына в аманаты.

«Вот четыре главнейшие пункта, на кои буде вы согласиться не можете, то лучше всего прекратить переписку и положиться на вашу храбрость и ваших подданных при обороне города, а я буду делать что мне должно, и тогда увидим, как Богу распоряжать угодно будет. Впрочем, воля ваша; с сим письмом отправляю к вашему высокостепенству Нарвского драгунского полка подполковника и первого грузинского князя Элизбара Эристова-Ксанского и жду ответа завтрашний день поутру.»

В ответ на это последнее требование Хуссейн-Кули-хан написал, что сдает Бакинскую крепость на дискрецию (т. е. на совесть или волю главнокомандующего) и повергает себя со всем своим владением и народом в вечное подданство Всероссийской Империи. При этом Хуссейн изъявлял надежду, что [488] Государь, приняв во внимание заслуги, оказанные им в бытность русских войск в Баку 1796 года, не лишит его ханства и оставит при прежних его выгодах (Письмо бакинского хана 4-го февраля 1806 года.). Цицианов отвечал, что Государь дарует ему управление Бакинским ханством на следующих условиях: 1) Отправление веры во всем ханстве и для всех остается совершенно свободным. 2) Управление ханством навсегда предоставляется Хуссейну и его роду, с тем, чтобы кротость, милосердие и человеколюбие были основаниями оного. 3) Суд и расправа предоставляются владетелю, за исключением уголовных преступлений, в суждении которых будет участвовать комендант бакинского гарнизона. 4) Доходы с ханства, за исключением таможенных сборов, предоставляются в пользу хана. 5) Отпуск соли и нефти, в количестве, необходимом собственно только для употребления войск в Закавказском крае, производить безденежно по билетам за подписью главнокомандующих Грузиею. 6) Для бакинского гарнизона отвести в окружных деревнях удобные квартиры. 7) По обычаю азиятскому, сверх присяги в залог верности, хан обязан выдать сына своего в аманаты. 8) Как хан состоит под непосредственным начальством главнокомандующего краем, то безмолвное повиновение приказаниям его, или кому от него поручено будет на письме, «есть безотговорочная должность хана» и, наконец, 9) Измена присяги подвергает его неизбежному отрешению от ханства (Сообщение кн. Цицианова бакинскому хану 4-го февраля 1806 г.).

К этому кн. Цицианов присоединил письмо следующего содержания: «Любезный Хуссейн-Кули-хан! Написав к вам письмо в лице русского генерала, долгом считаю, по старому знакомству, писать сие как брату и другу. Поелику вы мне предаетесь в мою волю, то уверяю вас Всемогущим Богом, в которого верую, что не токмо не оставлю вас, как вы в письме своем изъяснили, но выгоды собственные ваши и ваших подданных буду наблюдать точно как мои, зная, что милосердие всемилостивейшего Государя и ангелоподобного Императора беспредельно. Все старое забудем и останемся на вечные времена [489] друзьями, с каковым расположением остаюсь душою и сердцем вам доброжелательным (Акты Кавк. Археогр. Комм., т. II, № 1527. Кавказ 1846 года, № 8.).»

Хуссейн-Кули-хан отвечал: «Письмо вашего сиятельства, в котором изволили предложить мне для исполнения некоторые пункты, я получил чрез почтенного князя Элизбара Эристова, и отправляю к вашему сиятельству почтенного чиновника моего Абдул-Хуссейн-бека, который на письмо ваше доложит вашему сиятельству мой ответ и которого слова будут точные мои слова.»

Абдул-Хуссейн-бек объявил Цицианову, что хан его с покорностию приемлет все милости Государя и на другой день передаст ключи крепости чрез почтенных обывателей бакинских.

Князь Цицианов, поутру 8-го февраля, в сопровождении караула из 200 человек 16-го егерского полка, под начальством подполковника Асеева, назначенного для занятия Баку, приблизился к колодцу, отстоящему в полуверсте от крепостных стен. Утро было холодное, но ясное. В 10 часов утра главноуправляющий, в сопровождении генералов Завалишина и Гурьева, пошел к колодцу. Бакинские старшины подали ему хлеб-соль и ключи, извиняясь, что ключи не серебряные, которых не успели сделать. Ссылаясь на то, что хан не приготовился к приему, старшины просили отложить свидание до другого дня. Князь Цицианов отклонил эту просьбу.

— Я вышел не для того, чтобы возвращаться, проговорил оп, а если и сделаю это, то в другой раз приду уже с лестницами.

Для объявления хану последних слов, главнокомандующий отправил в город князя Эристова (Журнал экспедиц. Завалишина. Т. А. Главн. Шт. Кавк. Армии, 1806 года, № 33.), который возвратился вместе с старшинами, просившими главнокомандующего лично успокоить их хана в том, что он будет прощен за оказанное им сопротивление. Князь Цицианов согласился видеться с [490] Хуссейн-Кули-ханом и возвратил старшинам ключи от крепости с тем, чтобы сам владелец вручил их ему.

В сопровождении нескольких человек своей свиты хан выехал из крепости, встретился с князем Цициановым как старый знакомый и передал ему ключи города. После взаимных объятий Хуссейн-Кули-хан предложил главнокомандующему сесть на намед или войлок. Перед ними стояли два персиянина, а позади Ибраим-бек, приближенный хана. В знак почета, по азиятскому обычаю, Хуссейн передал князю Цицианову кальян, и когда тот взял в рот ней-пичь (конец кальяна), то, по заранее сделанному условию, Ибраим-бек выстрелил ему в затылок, а вслед затем другим выстрелом был убит и князь Эристов, сопровождавший главнокомандующего. Отрезавши голову князю Цицианову, Ибраим-бек ускакал в город, а оттуда отправился к Аббас-Мирзе в Тавриз, за что и получил от наследника персидского престола звание хана. В день приезда Ибраим-бека Тавриз был иллюминован.

Вслед за убийством князя Цицианова с крепостных стен был открыт огонь по нашему отряду, стоявшему у колодца. Войска отступили, не успевши выручить тело своего главнокомандующего. Оно было зарыто у ворот крепости, где долгое время виднелась могила грозного русского инспектора (Так называли князя Цицианова все жители Закавказья. Отношение полковника Карягина Лисаневичу от 16-го февраля. Показание бакинца Амир-Гамирзы 25-го ноября 1806 года. Всеподд. рапорт Завалишина 15-го февраля 1806 года.).

Впоследствии армяне скрыли тело в засмоленном гробе, и оно оставалось до 1808 года не погребенным в церкви Аствадц-Задзна.

Только через шесть лет после смерти князя Павла Дмитриевича, главнокомандующий на Кавказе маркиз Паулуччи перенес тело его в Тифлис и положил в Сионском соборе, где и был воздвигнут памятник с надписью на русском и грузинском языках:

«Здесь покоится князь Павел Дмитриевич Цицианов, главнокомандовавший Российскою армиею в Грузии, которого неприятели, [491] быв слабы победить, изменнически умертвили в ту самую минуту, когда он, принудив к сдаче Бакинскую крепость, приближался к стенам оной, для принятия ключей, и коего тело доселе хранилось в Баке непогребенным.

Исполнитель же священной воли его величества Императора Александра I, маркиз Филипп Осипович Паулуччи, главнокомандующий в Грузии, под сим монументом сокрыл тленные останки сего генерала, коего слава переживет прах его. Декабря 1811 года» (Впоследствии, в 1836 году, по представлению главнокомандующего в Грузии высочайше повелено было поставить князю Цицианову новый памятник с следующею надписью: «Генералу князю Цицианову, главнокомандовавшему с 1802 года российскими войсками в Грузии, умерщвленному изменнически по приказанию владетельного Хуссейн-Кули-хана 6-го февраля 1806 года, когда, принудив к сдаче Бакинскую крепость, знаменитый вождь приблизился к воротам для принятия от него ключей.» См. Арх. Канцелярии Воен. Минис., по описи 1835 г., д. № 157.).

Текст воспроизведен по изданию: История войны и владычества русских на Кавказе. Том IV. СПб. 1886