454. Извлеченин из конфиденциального письма ген.-м. Лазарева к ген.-л. Кноррингу, от 11-го марта 1802 года.

…… Смею доложить, что как бы полк ни был выучен и не выправлен, но имея мундиры все в заплатках, как цирюльничьи кисы, а некоторые пощеголеватее егеря хотя и сделали для себя по достатку мундиры, другие же половину оных, а [352] третьи одни рукава, отчего и выходит, что дыр нет, но весьма на них скверно смотреть. Шляпы похожи на блины, а не на тот вид, какой должны иметь; половина в сумах и с ружьями, другая же со штуцерами и под сумками, — пестрота довольно обезображивающая фрунта, но сему уже помочь не можно. По крайней мере, если милость ваша будет, чтоб мы поскорее получили недопущенные нам вещи, как то сукно на обшлага и на полы, да рисунки, как строить мундиры, то б сим скрасили фрунт; да пороху на приученье рекрут и на пополнение выстреленных и поломанных в сражениях и на пикетах патронов, — за что бы мы все в. пр. весьма благодарны были и инспекция ваша удостоилась бы получить благоволение.

Касательно объявления царской фамилии, что в. пр. из Персидских пределов много странного имеете на счет их — я выполнил, но сие ничего не поможет, кроме, что они более станут оное продолжать, а мне призывать всех святых, Богородицу и самого Спасителя в свидетели и полагать, что сим весьма уверить могут. Они присягу, клятву ни во что не ставят, а сохранение закона полагают в одном, что по постам, средам и пятницам не есть мяса, но разорить, похитить имения, обокрасть и отнять жизнь у человека для своего интереса, за ничто поставляя, рады из-за рубля присягать. Вот каковы от первого до последнего. Один пример, случившийся на сих днях со мной: есть здесь некто кн. Соломон Тарханов; при жизни и по кончине царской он был приверженный человек к царевичу Давиду и даже друг его и тайны хранитель, но после, быв родней сердаря кн. Орбелиани, пресправедливейшего человека, от его партии отстал и сделался привержен к общему желанию нации и во многих случаях был отправляемым для разведывания в окрестные ханства и привозил по большей части справедливые вести и выполнял препорученности с отличным рачением и усердием. Ныне, получа я ваше письмо к Джевад-хану, послал его к нему, он и сие выполнил хорошо. В отсутствии его Давид царевич объявил мне, что будто сей князь дол жен ему 600 р. и не хочет ему платить, запирается. Я спросил, что он жалуется на него или партикулярно рассказывает? Он мне сказал, что просит. Я отвечал, что когда он прибудет, то я его к нему для разделки пришлю. Тогда он начал его при многих тут бывших поносить, уверяя меня, что если б он еще правил, то сего князя давно бы высекли кнутом. Мой ответ был, что я его таковым преступником не знаю, но знаю его за весьма усердного выполнителя препорученного, но если он таков, то что его выставить наружу, а деньги ему заплатить прикажу но приезде его. Когда же сей князь возвратился, я ему о долге объявил, не сказав более ничего; он отвечал, что не должен. Я ему приказал объясниться с царевичем, что он выполнил; сей заперся, что мне никогда не говорил, да сверх того князь Саакадзе, полку 17-го майор, видя сего князя Тарханова приехавшего (и будучи ему родней) во время, когда была публичная скачка, подъехал к нему для обыкновенной ласковости, оказываемой родным, слышал царевича Давида, тут же бывшего, говоря сему князю, что Русские их хотят поссорить. Тогда я решился их свести, что и учинил при вышедшем, удобном мне случае. По прибытии царевича в Правительство, тогда я ему объявил, что князь Тарханов запирается в своем долге, он мне с видом удивления сказал в каком долге? Я отвечал в том, что вам должен 600 р. Он на сие сказал, что никогда не говорил. Я ему припомнил время, обстоятельства и дом, в коем мы тогда были; он на сие отвечал да, правда, я вам сказал, но неправду сказал. —Теперь вы можете посудить, каковы все Грузины, когда таков тот, кто показал себя достойным здесь царствовать и ныне еще ту же надежду имеет, хотя с некоторой отменой, ибо раза с два признавался, что письмо, по которому он утвержден наследником, есть ложное. После таковых доказательств как можно, чтоб не был он, да и все царского рода, в состоянии сделать пропасть запирательств единственно для достижения своего глупого предприятия, которое простирается в том, чтоб каким бы то образом ни было, но достигнуть царский титул и, работая в Персии, не престают уверять здешних, что они просят Государя и имеют уже к сему надежду.

Обь рекрутах и подушных сборах имею честь донести, что сему хотя мало верили, но ныне уже совсем мною переуверены, а взяты другие предприятия: третьего дня царевич Давид, будучи на площади, где обыкновенно бывает ученье, по сей день, как воскресный, не было никого, кроме Грузинских князей, — между разговорами объявил им, что все Татары обращены будут в казаки, над коими управление иметь будет кн. Орбелиани, и что от сего будет иметь 40,000 доходу, на что один князь, сему не веривший, но знавший, что даже [353] и к Татарам также писано, спросил его, почему он не искал сего мета? Его ответ был, что он ни за что в свете не наденет казачьего платья. Тот ему отвечал, что лучше носить казацкий мундир, который есть Императорский, чем Грузинский кафтан. Его ответ был, что он имеет генерал-лейтенантский мундир. Тот спросил, почему же вы носите Грузинскую шапку, шаровары и туфли с таким почтенным мундиром, а не хотите иметь тот же почтенный мундир и еще 40,000 при том доходу? — Да, говорит, шути, а Татары будут казаки. Вот каково просить Русских. — Тот отвечал, что лучше быть в беднейшем состоянии у христиан, чем пребогатейшему у магометан или при таком правлении, как было при царях. На другой день около двадцати князей собрались ко мне для узнания истины, что с Татарами будет и я принужден был, дабы их извлечь из сомнения, им прочесть присланные при Манифесте росписи разных судебных мест, где именно о Татарах упоминается. Вот каков царский род, что всеми манерами старается озлобить на нас нацию, но не достигает своего предмета!

Что в. пр. изволили приметить и удивиться, что я Грузин называю подданными, то прошу у в. пр. в сем извинения, но оное сделано неумышленно и основываясь на обоих манифестах и вашем предписании, а сверх того и на партикулярных письмах из Петербурга, мною полученных, где их не иначе разумеют. А именно, в Манифесте блаженной памяти Государя Павла I, за собственноручным Его подписанием, сказано «не только предоставлены и в целости соблюдены будут Нам любезно верным новым подданным Нашим царства Грузинского» и пр. — В Манифесте Г. И. Александра Павловича, в одном пункте сказано «Мы, вступя на Всероссийский престол, обрели царство Грузинское присоединенное к России; о чем и Манифест в 18-й день января 1801 года издан уже был во всенародное известие». В другом пункте «Возбужденная надежда ваша сей раз обманута не будет. Не для приращения сил, не для корысти, не для распространения пределов и так уже обширнейшей в свете Империи приемлем Мы на себя бремя управления царства Грузинского». — В предписаниях в. пр., мне данных, в 6-м пункте об имениях, розданных царевичем Давидом, сказано в ответе, что «Грузия имеет государство в единой особе Е. И. В.» В письмах от князя Прозоровского, мною полученных, сказано, что Грузия уже получила свое основание в лице губернии, а посему и не мог я иначе полагать, как то, что они действительно подданные, итак как им сие и публиковано, но теперь, видя свою ошибку, конечно, сего слова употреблять больше не буду.

Теперь скажу вам, как из рапортов моих усмотреть изволите, что несчастный Сабид-паша, нам преданный и Петру Ивановичу и мне друг, 6-го января, за описанную в рапорте сумму, христианским царем, считающим за большой грех в пост есть мясо, лишен жизни и голова его отослана в Ахалцих. Боюсь, чтоб сей же жребий не постиг малютку, содержанного в крепости, Имеретинской царицы сына, и Эриванского хана (?).