450. Письмо ген.-м. Лазарева к ген.-л. Кноррингу, от 11-го января 1802 года.

Почтеннейшее письмо в. пр. имел честь получить. Повеления ваши касательно осторожности все в точности выполняются неупустительно, как по письменным, так и по словесным в. пр. повелениям. Касательно известий о Персиянах, то еще и сего числа при рапорте моем представлен перевод с письма, полученного здешних медных заводов откупщиком, на Греческом языке. Правда, в. пр., что они делают планы и стращают, но против победоносных войск Г. И. восстать и удержаться не могут и, конечно, подвергаюсь себя потерянию нескольких провинций и почувствуют свою дерзость сильным наказанием. Но при всем том, мыслят так дерзко, что они нам могут сделать большой вред, будучи подстрекаемы всей как здесь пребывающей, так и отсутствующей царской фамилией и многими князьями, из одной ветрености, а не то чтоб они более были преданы Персиянам, но единственно из любви к перемене и в таком случае не опасность от них, но беспокойства войскам и лишние переходы могут быть затруднительны; а присовокупив к сему и разделение на малые части, — ибо с одной стороны хищные Лезгины, подкрепляемые Шемахинским и Шушинским ханами и Аварским, с другой стороны Ганджинский хан с частью Персидских войск, с третьей все войска Персидские с Эриванским, с четвертой бунтующий против султана Ахалцихский Шериф-паша в согласии с Имеретинским царем и с царевичами, в Имеретии [347] находящимися, кои имеют явное согласие с здешними и с царицами, — хотя и показывают между собой вид недовольный друг на друга, но мне точно известно, что имеют тайные соглашения и в таком случае воспользуются и Грузинские Oceтинцы делать разорения, а под их след и некоторые Грузины; а по сему должны войска быть либо разграблены, либо беспрестанно в движении, — одно, что может быть опасно от предприятий сих безумных. Впрочем я уверен, что они за свои безрассудные предприятия получат должное наказание. Касательно ласк, кои мне ее в. царица Дария оказывает, то правда, что она ко мне очень милостива, но я ее милости не иначе употребляю, как единственно плачу на ее учтивость, а к тому еще, что как она в самом совершенстве знает науку Персидской политики (т. е. обман) и при том почтена от всех окрестных ханов, то дабы не могла еще более сделать зла, я ей оказываю таковое почтение, а между тем не упущаю ни одного ее шагу из вида и чрез то получил ее политичную доверенность. — Ее в. царица Мария не что иное, как злая женщина, которая видя, что уже никак не может зла мне сделать, то выдумывая уже разные неистовства, дабы меня замарать, в. пр. донесла. Я, выполняя волю вашу, на все пункты опровержения при особом письме в. пр. представить честь имел сего числа. Ее донос так низок, что я по образу мною полученного воспитания не только приказать таких злодейств, но даже и выдумать не могу. Впрочем из представленных при моем оправдании бумаг ясно истина видна будет, а всего более, когда в. пр. сюда прибыть изволите. Ее претензии удовлетворить не Шильдой одной, а ей хочется иметь царство для Михаила и быть в той же силе, грабить и разорять своих подданных, как прежде сие делала. Доказательство одно в Правительстве было производимо дело, по коему истец просил на ответчика, что с него на подарки берет лишние деньги, почему нельзя было иначе вывести наружу, как спросить у тех, кто получил; между прочим и ее имя было внесено, что она получила десять червонных. Я долго противился к ней послать с вопросом о истине, но судьи на сем настояли и она не постыдилась подписать своей рукой и приложить печать, что она за сие дело получила только пять червонных; а дело такое, что отнято имение у самого беднейшего человека и отдано другому, весьма богатому то из сего и посудите в. пр. о величестве ее духа; она не знает может быть, что у нас есть правосудие и что мы пользуемся счастьем иметь способы на оправдание и получаем наказания точно но своим преступлениям, а не так, как здесь до сих пор было и как царскому всему роду хочется, чтоб и доднесь также существовало, что на кого донесут, не изыскав истины, тот же час лишить достоинств, имения и вольности, а иногда жизни, а ее претензия — все то что царь имел и с чего доходы получал, то все должно принадлежать ей, отцу и детям ее. На все же ее доносы я могу пред в. пр., судом и Государем отвечать, а Правительство поступает по предписаниям вашим, по законам царя Вахтанга и сущей справедливости. Следственно кажется мне, что я опасаться не иного чего могу, как единственно злобы ее в., против коей моя защита — правосудие Е. И. В. и ваше. Чего же мне опасаться должно? Дружба, пристрастие и лихоимство никогда не были в делах мною произведенных моими пружинами, но если, может, иногда сделана какая ошибка, то может быть от неразумения языка или непорядочного выразумения дела, в чем однако сомневаюсь. Позвольте в. пр. спросить у вас, не так как у начальника, но как у милостивца буде вы изволите прибыть и усмотрите дела в порядке и народ, исключая царской фамилии, довольными, какое тогда должна мне царица сделать удовлетворение за сделанный донос, поносящий мою честь и все то, что я старался в течение 25 летнего служения заслужить. Я не знаю ничего такого, чем бы она могла меня удовлетворить; может быть она полагает, что обидеть меня равно, как бы она обидела своего князя, который был бы только доволен одними кровяными деньгами за бесчестие, а назвать изменником Русского, — так сего никакими сокровищами она заплатить не может, — лучше бы она меня зарезала. Судьям я также объявил приказание ваше, но и они с такими же чувствами приняли сие, ибо, не быв винны и не знав за собою никакого преступления, весьма больно иметь огорчение для чувствительных людей.

Я весьма сожалею, что ложное письмо ее в вам наделало столько беспокойства, но чистосердечно в. пр. донесу, что как изволите сюда прибыть, то сами ясно усмотрите, сколь злоба ее далеко простирается не на меня на одного, но вообще на всех Русских, и я вас смею уверить, что более за выполнение, нежели за невыполнение ее претензии я могу получать от в. пр. неудовольствие. Кроме всех еще доказательств и сие достаточно сильно, что по кончине царской все печати она имела у себя, что у ней [348] есть одна грамота, писанная женской рукой, да сверх того царевич Давид рассказывал раз в компании, что когда он, царевич, вознамерился переломать печати покойного царя, то ее отец ему давал 1,000 рублей, дабы еще сутки сего не выполнять, и когда царевичи Давид, Иоанн и я пришли сие выполнить, то царица просила, чтоб на сутки оставить и потом, когда не согласились, царевич Михаил их куда-то носил и чрез час принес. Что все сие значить должно?

Касательно счетов, то какие мне поданы от сердаря салтхуцеса князя Орбелиани при сем в. пр. представить честь имею. Деятельность по сей материи здешних господ начальников уже вам довольно известна и потому скорее сего выполнить не можно было. До 1-го января некоторые пенсиями уже удовлетворены, то есть самые беднейшие, а другим также следует еще отдать, но с 1-го января; исключая цариц и царевича Давида, те все весьма бедны и потому им жить нечем будет, ибо и при царе, как сказывают, они уделов не имели, а довольствовались из сборов казенных.

Хлеб и вино и подобные подати собираются и надеюсь, что к приезду в. пр. все собраны будут и внесены в приход; из подносимой при сем ведомости и рапорта Правительства в. пр. ясно усмотреть изволите, что по материи откупов казне сделано приращение, если вы оное утвердить изволите; за откуп таможенный давали и более, но брали оный Персидские купцы и потому, как сие не могло быть верно, то я их к торгу припустить не осмелился. Прошлого года все сии статьи, означенные в ведомости, были на откупу за 24,620 р. 10 к., а нынешний год последние цены 32,670 р. 33 к., следственно превозвышают 8,050 р. 23 к. с.; табак же и вино еще не отданы, потому что цены против прошлого года унизились, по причине, что табак Русские покупают без пошлин, а вина нынешний год урожаю не было. Сергею Алексеевичу (Тучкову) касательно построения присутственных мест я говорил и он хотел сам о сем в. пр. донести, но наше общее мнение есть то, что для присутственных мест достаточно можно найти домов, а не лучше ли будет первым начать казармами, что как для спокойствия обывателей и солдат, так и для безопасности от каких-нибудь глупых покушений в квартирах и для здоровья всех вообще гораздо полезнее быть может; за одно лето все присутственные места и поспеть не могут, а буде казармы, то войска могут быть в лагере, а квартир как для присутственных мест, так для судей и пр. довольно будет, а дома для квартир или для квартирования в Тифлисе войскам весьма тесны по причине страшных просьб от царской фамилии.

К царевичу Давиду я на сих днях назвался обедать, дабы как-нибудь узнать его мысли об отъезде в Петербург; мы были с Сергеем Алексеевичем, но сколько заметить могли, он сего желания никак не имеет, а напротив говорил, что он намерен послать прошение в отставку и ехать путешествовать по разным Азиатским городам, кои он мне называл. Мы ему советовали лучше, ежели имеет охоту к путешествиям, то ехать чрез Петербург в Европейские земли, но кажется он к сему не очень склонен.

В рассуждении фуражных приемов, то мы с Сергеем Алексеевичем на наши полки точно принимаем натурою, потому что мы сена для полков совсем не косили, а для артелей хотя и накошено, но так мало, что они теперь уже покупают мякину и лошадей кормят, а офицеры многие своих распродали, что фураж очень дорог. Я не косил по причине, что батальон был в самое сенокосное время, с 1-го июля по 6-е августа, в походе, а второй батальон, Душетские роты — все находились на постах, а в Кахетии рота беспрестанно в движении; в Памбаках рота также в рассуждении опасности не могла более накосить, как для артелей, то что на лагерном месте было корма лошадей и летом травой у коновязей; и потому я нигде не мог заготовить и взять по назначенной цене мне не можно, ибо в Тифлисе совсем сена нет. При покойном царе прошлого года взяли по 15 к., но он отправил лошадей наших по деревням на свой отчет и приказал деревням доставлять фураж, а по 15 к. брать; ныне же я сего сделать не отважился, да и прошлый год сим весьма мужики были отягощены. Касательно овса, то по данным мне ведомостям от провиантмейстера, никогда цена оного не возвышалась до пяти рублей, но хотя и дорог здесь овес, однако я по положенной в. пр. цене взять согласен.

О прочих двух полках я неизвестен, но из рапортов также усматриваю, что у них лошади на сенокосе пропадали. Ясное доказательство, что здесь кормить лошадей нечем — есть то, что я собственных своих лошадей отправил в Кизик на прокорм; однако и там покупают сено для них по абазу сер., что делает 34 коп.

По экспедиции майора Алексеева точно [349] исследовано и Лезгинские партии неоднократно покушаются и доднесь ворваться в границы, но важного ничего не могут сделать от осторожности; он же штаб-офицер весьма достойный и разумеющий свою должность, то в сем смело могу в. пр. уверить, что его поступок весьма удален от поступка майора Апалева. Раз уже грубо на меня солгано, то не мудрено, чтоб еще чего не выдумали, — здесь сие недолго. В. пр. изволите писать, что сия история даже в Пруссии, Цесарии и Швеции уже известна, то я весьма жалею, но не думаю, чтоб чрез то мог получить какое-нибудь неудовольствие, коль скоро истина откроется, а между шуток осмелюсь вам доложить, что всякий чем-нибудь прославляется: мой жребий был, чтоб мое имя сделалось известно чрез ложь такую грубую; так судьбою определено, — уже помочь не можно. Но только то донесу, что и похожего не было, нет и, думаю, не будет, как вся эта история выдумана.