418. Тоже, от 8-го марта 1801 года.

Имея сию вернейшую оказию, могу чистосердечнее и искреннее к вам описать все здешние обстоятельства, кои иногда ни в донесениях, ни в партикулярных письмах доверить не можно было. 1-е, что царевичи Вахтанг и Мириан откладывали свой отъезд под предлогом неимущества — суть не что иное, как Персидская политика, чтоб довести дело до весны и сделать опять в Грузии замешательство с помощью окрестных владельцев; но Мириан, увидя теперь, что их прожект не может быть выполнен, решился ехать и сделал уже все приуготовления к отъезду. Вахтанг, как я замечаю, все еще проводит. 2-е, я третьего дни всю историю тех пяти братьев чрез Мириана узнал; он мне все рассказал, а именно что Александр и Парнаоз еще при жизни покойного отца своего царя Ираклия неоднократно оказывали разные возмущения и неповиновения; наконец, перед смертью царь Ираклий разделил им уделы и между прочим Александру и Парнаозу назначил в удел имения царицы Дарии, но с тем, чтоб во владение их войти им по кончине матери; когда царь Ираклий был уже при конце жизни, то царица Дария выпросила для Парнаоза часть имения царевича Мириана до возвращения сего из России, где сей тогда находился. Наконец царь скончался и начались споры о вступлении на царство; но как Мириан возвратился из России, то он их пресек и подал свой голос за царя Георгия, почему от сего последнего всегда и был любим; по усмирении всего стал от Парнаоза требовать своей части, но сей ему не отдавал до тех пор, пока получил свое принадлежащее и наконец стал укреплять крепостцу Сурам. Царь, узнав сие, послал против него царевича Давида и приказал у него отнять с намерением тем, чтоб отдать Мириану; но получив неудовольствие от царицы Дарии, сего не выполнил. Между тем царевич Александр, требуя непрестанно, что ему отданы были Казахи, кои, по здешним законам, кроме царя никому принадлежать не могут, и видя в сем упорность [329] решился передаться к Персам и некоторые говорят, будто уже и закон принял; но сие еще неверно. Юлон же все что ни делает, то по совету жены своей, кою весьма любит, и по повелению матери и то когда напьется пьян, что с ним всякий день случается; но дабы он не пришел в раскаяние и не возвратился б на истинный путь, то приставлены к нему Александр и Парнаоз, кои уже непреклонны. Царевич же Давид весьма теперь пасмурен, ибо он не так ожидал как делается, и я замечаю в нем, что он весьма предан французским нынешним постановлениям и всегда выхваляет Бонапарта, что он весьма славно сделал революцию, что мне в нем подает сомнение и при жизни покойного царя он мне неоднократно говаривал, что если Юлона сделает Государь царем, то он уйдет к Туркам, но я сии его речи как ветер принимал; окружен он молодыми людьми весьма ветреными, но к счастью, что имеет ко мне доверенность и некоторым образом боится меня, то я все что испортится немного, скоро поправляю, однако нынче сказывали мне, что будто он упрашивал князей писать к Государю и просить Его, что они кроме Давида никого не хотят царем, но они никак на сие не согласились; царевич же Иоанн оказывает большое удовольствие ехать в Россию. Народ весьма радуется, но некоторые князья немного понасупились, но сие происходит от того, что целый народ ничего иного не видит, как только то, что перед глазами, а вдаль ничего не понимает и весьма бы хорошо было поскорее их привести к присяге и утвердить какое-нибудь правление, ибо теперь все наперерыв друг пред другом грабят и никак удержать не можно; те кои места жалованья получали из доходов части, теперь оных не имея, стараются как можно клеветать, чтоб тем получать хотя штрафную часть. За сим много вам может сказать кап. Савельев, коему он был часто личный свидетель; весь народ весьма радуется отъезду царевичей и желают, чтоб и последнего взяли, также и царицу Дарию, коя всему злу и разорению корень.