413. Рапорт ген.-м. Лазарева ген.-л. Кноррингу, от 21-го февраля 1801 года.

Письмом вашим в. пр. повелевать изволите себе поднести список всем более усердствующим, то я [325] могу смело сказать, что я не вижу ни одного лица, ни одной души, которая б не восхищалась радостью быть Российскими, но более трудились со дня кончины е. в. и до оной 1-й, князь Игнатий Туманов, диван или секретарь царский, который все и донесения писал к Государю и оные весьма хранил и даже царя в предприятиях своих в твердости поддерживал к исполнению сего великого дела; наконец по делу графа Пушкина также весьма много содействовал, по кончине же царя всех князей — своих знакомых и ближних, не знавших тогда, которой стороны держаться, удержал в совершенном спокойствии и приуготовил к выполнению священнейшей Высочайшей воли, объявленной князьями Аваловым и Палавандовым, за что от царевича Юлона деревня его разорена и два сына его, бывшие там, захвачены и все находились при них, и ныне еще оказывает много усердия, давая мне знать о случающихся переменах, не могущих однако делать никакого вреда, но заслуживающих внимания, дабы более не разгорелись. Также большой его сын, поехавший в Петербург с послами, весьма много оказывал своего усердия, тем удобнее, что знал совершенно Российский язык и мог мне давать сведения, по тогдашнему времени весьма нужные к удержанию порядка и тишины. — Князь Дарчи Бебутов, Тифлисский мелик, и дядя его князь Авет Бебутов, кои пользуясь привязанностью и доверенностью здешних обывателей, внушили им всю их пользу, от настоящей перемены могущую произойти для них, и удержали здешних обывателей в повиновении и тишине; сверх того мелик Дарчи, имея нетерпение поскорее видеть в городе существующий порядок, непрестанно требует от меня завести хотя тень оного, что по приказанию наследного царевича и выполняется: город разделен на несколько частей, каждая на десятки, определены десятские и частные, кои наблюдают чистоту и порядок, и сие делается с таким удовольствием от обывателей, что я никак ожидать не мог по грубому Азиатскому нраву. — Моурав Кизикский Реваз князь Андроников, который всегда оказывал свое усердие и ревность к выполнению Высочайшей воли, удержал ему вверенную провинцию в повиновении и в последнем походе царевичей Юлона и Вахтанга, будучи у них в руках и непрестанно принуждаем к присяге, пребыл твердь и как они, видя неудачу свою в Кахетии, побежали, то он нашел случай от них уйти; также весьма способствует в заготовлении провианта. — Царевича и наследника адъютант князь Иван Андроников и сердарь князь Орбелиани, кои оба во время шествия их светлостей царевичей Юлона и Вахтанга весьма много трудились к превращению на истинный путь бывших с ними и в некоторых успели и во все время оказывали свое усердие; также и адъютант вдовствующей царицы, князь Александр Мака-швили, который обще с преосвященным Бодбельским Иоанном и с архимандритом Евфимием много работали у своих по приезде князей Авалова и Палавандова; архимандрит же Евфимий много удерживал царя в предпринятом им намерении и в последний раз, при уступке рудников, он с Мака-швилевым и Игнатием-диваном много весьма трудились. Наконец, хотя и молод, но по летам своим весьма много обещающий и во многих делах, переводах, разведываниях и уведомлениях оказал себя много трудившимся, князь Александр Чавчавадзе, царский ген.-адъют. и сын посла в Петербурге, имея преразумную мать, имеющую по уму своему большое влияние над здешними, — будучи ею управляем, весьма много мне способствовал. Наконец осмелюсь в. пр. также и об наших Русских донести, кои весьма много также трудились, будучи мной употребляемы в разные препорученности, разведывания и посылки, но без особого вашего повеления к сему приступить не могу и потому теперь умалчиваю, а только донесу, что вообще все генерально весьма много трудились и оказывали свое усердие.

Теперь долгом поставляю в. пр. донести всю радость, кою здесь произвел Высочайший манифест; я, живучи здесь полтора года, еще не видал такового совершенного удовольствия, какое нынче существует со дня прибытия Золотарева, все как снова переродились и ожили, даже можно сказать, что сердятся, если их назовут Грузинами, а говорят, что они Русские. Когда прибыл Золотарев, то я разнес с ним вместе все письма ко всем тем, кои были здесь и к обеим царицам и царевич показывал мне манифест, который приложен был к нему в Высочайшем рескрипте и показал весьма веселый вид и благодарил Государя за оказанную Грузии милость; потом отнес к царевичу Иоанну, который тот же час решился ехать к Высочайшему двору и стал делать приуготовления и я как отгадал, что к царевичу Михаилу забыто письмо и он однако ж по моему совету намерен был ехать и царица согласилась его отпустить; но сие стоило мне больших трудов, ибо он любимый ее сын. Они намеревались все [326] ехать около праздников, но я им советовал поспешить и так думаю, что на той неделе выедут царевичи Иоанн, Баграт и Михаил; Теймураз же царевич находится в Гори. Они намерены были взять с собой весьма большое число людей, но я им советовал их оставить и елико возможно укротить свои свиты; об других же царевичах, братьях царских, я ничего не знаю, ибо Золотарев в проезд свой отдал письма в Душете царевичу Мириану и Вахтангу, а к тем трем братьям я посылал его же, но он их уже не застал и они переправились в Имеретию чрез горы и с ними поехало князей, дворян и черни, полагая мужеского и женского полу и малолетних 296 душ, из коих многие пишут о своем возвращении и желают весьма возвратиться. Почти всякий день бывает множество князей приезжих, раскаявшихся в своих заблуждениях, возвращающихся на истинной путь и теперь так все спокойно, как нельзя лучше желать. Сей тишины, как я из разговоров возвратившихся судить могу, большая причина занятие Ксани князьями Эристовыми и Душета егерскими ротами; в Кахетии же, как сначала, так и поднесь царствует тишина и спокойствие.

Церемония опубликования Высочайшего манифеста весьма великолепно отправлена была патриархом Армянским, но не так совсем Грузинским; так как здешние обыватели по большей части Армяне и ремесленники и торгующие той религии, а Грузин весьма малое количество, да и то приезжих князей и дворян, то и решился я 16-го в субботу объявить оный в соборной церкви Сионской для Грузин, а настоящее торжество — в воскресенье, в соборной же церкви Армянской, за городом на форштадте находящейся, о чем сообщив царевичу Давиду и прося его о сем дать знать патриархам, что он и выполнил. Итак, 16-го числа была обедня отправляема первенствующим в Тифлисе митрополитом, после коей я объявил всем, что получил в. пр. повеление с приложением Высочайшего манифеста, для обнародования, по коему Государь, Всемилостивейше снисходя на просьбу покойного царя и всего народа, их принимает в свое подданство, сколь они счастливы и благополучны, достигнув до сего великого счастья, коего столько веков искали их предки и достигнуть не могли, и сколь они много должны благодарить Бога и приносить моления о здравии и долгоденствии Г. И. и всего Августейшего дома, и также благодарить покойного царя Георгия о предоставлении им сего счастья. Потом читал Манифест, который по-грузински им читан был князем Петром Орбелиани и по прочтении начался молебен, и весьма приметна была радость на всех лицах, исключая патриарха, который по простоте своей не мог скрыть своего неудовольствия, на лице изображенного, но царевичи, дети все царские оказывали большую радость, а на другой день какая была церемония, то из приложенного при рапорте моем церемониала усмотреть изволите. Я еще в первый раз видел такое большое стечение народа, как сей день было и такие знаки радости. Также получил от майора кн. Саакадзе и кап. Гарцевича рапорты из Душета и Гори, что точно такая же радость и в тех местах изъявлена была при опубликовании, как и здесь, а от первого, что царевич Вахтанг был первый пример к оказыванию своей радости; я их рапортов теперь не представляю по причине что ожидаю, когда соберу со всей Грузии, тогда все в. пр. вместе представить честь иметь буду, но твердо уверен, что везде будет такая же радость, как в вышеописанных 3-х местах. Патриарх Армянский весьма много старается о восстановлении порядка в фамилии вдовствующей царицы Дарии, но сомневаюсь, чтоб успел, ибо у них вся Персидская политика, заключающая в себе один обман.

Я позабыл было в. пр. представить об усердии и ревности здешнего, так сказать, полицеймейстера Микиртума Сургунова, который оказывал много ревности и усердия, как в городе, так и при строении мостов прошлый год, да и нынешний год к поправлению оных для проходящих войск употреблен.