34. Записка с. с. Коваленского о Грузии.

1. По внешним соотношениям Грузии.

Соседи вообще. Грузия, состоя под верховною властью и Высочайшим покровительством Всероссийской Империи, имеет у себя двух главных соседей империю Турецкую и государство Персидское; прочие же сопредельные владельцы и народы более или менее движутся влиянием помянутых трех держав. Но как одни из них суть самовластные, а другие оспаривающие иногда власть над собою или по локальному, либо по политическому своему положению; все же вообще имеют и могут иметь разнообразное влияние на Грузию и на другие [112] интересы в сем краю Всероссийского Императорского двора, то и не премину упомянуть о каждом особенно.

Турция. Порта Оттоманская, сохраняя свято обязанности теснейшей связи с Россиею и быв занята внутренними своими беспокойствиями и ослаблением сил своих, по всем примечаниям, отвлекает свое внимание от краев здешних и в мою бытность не токмо не замечено было по прежним примерам со стороны ее подсыльщиков к Лезгинским и другим горским, единого исповедания народам, но и пограничные паши ее, со времени прибытия моего в Грузию, начали оказывать царству сему приметную благонамеренность и искренность.

Ахалцих. Сим поведением ознаменовал себя наиболее Мегмед-Сабид, паша трехбунчужный, по местопребыванию Ахалцихский, а по начальству вообще Чилдирский вали (генерал-губернатор) и Фазиский мугафыз (правитель). Он упредил меня в искательстве дружбы и не преставал вести приятельскую со мною переписку, присылая всякий раз по случающимся делам, для самой даже пользы Грузии, нарочных чиновников. Главнейшие же его по моим соотношениям для Грузии услуги состояли в том 1-е) освободил разновременно, без всякая выкупа, несколько человек пленников здешних, увлеченных Лезгинами, отобрав их у сих последних силою, сообщников же их, оказавшихся из его подвластных, казнил за то смертью; 2-е) возвратил без заплаты несколько рогатых скотин, отогнанных также Лезгинами и отнятых у них силою, даже без всякой с здешней стороны просьбы, и 3-е) всех находившихся до моего сюда прибытия, в Имеретии и в других местах его начальства, Лезгин, по требованию моему, собрав в одно место, препроводил к его высочеству царю Грузинскому, запретив им наистрожайше вход в границы свои, а кольми паче с здешнею их добычею иметь им торжище свое в Ахалцихе, как то исстари было обычно. Ныне сей паша имеет спор во владении губернии сей, наследственного своего достояния, с двоюродным братом его Шериф-пашею, который был пред сим пашею же Ахалцихским, но по пылкому своему свойству сменен, а ныне якобы силою, как то часто случалось у Турков, паки домогается прежнего места и, по военному своему духу, быть может, что того и достигнет, поелику соперник его, хотя, впрочем, с отличными достоинствами, но человек молодой и не военный, а при том и весьма кроткого

и умеренного свойства. При Мегмед-Сабид-паше есть некто из приближенных Селим-ага, уроженец князей здешних, человек предприимчивый и духа военного, с доверенностью народною, а также у Лезгин. Я был с ним в переписке и он крайне желал сам прибыть ко мне, но опасался от его высочества царя за предшествовавшие моему приезду свои деяния. — Кажется, что по поводу сего его высочество, при всех услугах ему со стороны Мегмед-Сабид-паши, все еще не доверял и не изъявлял ему надлежащей признательности.

Имеретия. Царь Имеретинский, по прежнему имени Давид, а по вступлении на царство Соломон Арчилович (Известный под именем Соломона II. Он вступил на царство в 1792 году, а в 1810 вынужден был бежать в Турцию, где и умер в 1815 году.), человек молодой, женат, но бездетен, внук царя Ираклия по дочери его от последнего брака, воспитан здесь и возведен на царство помянутым покойным царем, по поводу несогласия с последним царем Имеретинским Давидом, после коего остался сын малолетний и содержится благопристойно в замке Кутаисском. Сей царь, не взирая на лета свои, сколько слышно, правит царством благоразумно, имеет здравый рассудок, кроток, постоянен и правосуден, а потому и любим народом своим, исключая некоторых, может быть, из князей. Соотношения Имеретии к Грузии и связь их между собою должны бы, кажется, быть ныне самые искренние и тесные, нежели то когда-либо было, поелику ныне владеющий царь привязан к Грузии, как по его здесь воспитанию, так не менее и по родственной связи с царским здешним домом; но как в сем последнем любовь и искренность со времени вступления на царство царя Георгия между им и братьями его изъяты, то всеконечно и царь Соломон Имеретинский в своем расположении к нему руководствуется и соображается с видами родных дядей своих, братьев царя Георгия и бабушки своей, мачехи его. Сия остуда царя Имеретинского к нему усугубилась еще и тем, что его высочество царь Георгий сильное приемлет участие в удержании независимости от Имеретии зятя своего, Мингрельского владельца Григория Дадиани, которого участь в сем случае еще до сих пор не решилась, хотя не один раз обе спорящие стороны принимались за оружие. Мое соотношение с царем Соломоном было весьма ограниченное, как по краткости времени, так и по предписанной мне осторожности, чтоб не попускать никаких недоразумений между Империею [113] Всероссийскою и владением Порты Оттоманской, которая Имеретию считает в своей зависимости. Усильное убеждение его высочества царя Георгия побудило меня однако ж отозваться единожды письмом моим к царю Соломону по поводу распри его и несогласия с Дадианом, где, известив его о моем прибытии в качестве министра, о утверждении на царстве царя Георгия, о возвеличении его отличными знаками Монаршей милости и особенного благоволения и о подкреплении его победоносным Его Императорского Величества воинством, старался я изъяснить, что по таковому участью Государя Императора в благосостоянии царя Георгия, конечно, было бы приятно Его Величеству видеть, чтобы и сопредельные владельцы и народы сохраняли с ним, царем Георгием, приязненное соотношение; а кольми паче единоверные и вкупе единоплеменные, отдавая ему, яко старейшему и отличенному высокомонаршею милостью, должное уважение, удаляя из среди себя всякое недоразумение и остуду, и тем самым утверждая и распространяя вяще и вяще толь священнейший для обоюдного блага и пользы союз. Ответ царя Соломона состоял в том, что он и сам дознает пользу и надобность в союзе его владения с Грузиею, что первое последней во многих случаях оказывало свою услугу пролитием даже крови против неприятелей, что недоразумений и остуды с царем Георгием он всегда удалялся, и если есть какие-либо требования на него, охотно расположен в том с ним с должным уважением объясниться и удовлетворить им, и что наконец, по прочим своим делам и обстоятельствам, не оставит он отозваться ко мне чрез надежного от себя человека. Сим и окончилось мое с ним соотношение. Человек от него не был ко мне прислан; но не менее послужило сие к удержанию оружия его против Дадиани.

Мингрелия. Мингрельский владелец Григорий Дадиани (Сын Кация II. Он владел Мингрелиею с 1789 по 1804 год.), — человек молодой и бодрый, связан союзом родства с царем Георгием, имея за собою дочь его Нину; а также и с царем Соломоном, по супружеству за ним сестры его, Дадиани. Сила его, по связи с горскими и другими окрестными народами, имеет свою важность, так что он может держаться долго против царя Соломона. Турки не имеют там дальнейшего влияния, но считают сию область принадлежащею к Имеретии. В сей же последней имеют они небольшой гарнизон в Поти, или по-турецки Фаш, приморской крепостце, на устье реки Риона, по древнему Фазиса. Судоходство по сей реке восходит до Кутаиса, столицы Имеретинской. Торговля Имеретии и Мингрелии, а также и Гурии, которая теперь почти в беспосредственном владении Турецком, есть самая ничтожная, поелику обитатели ленивы, скудны и в самом грубом невежестве. Соотношения Дадиани со мною были приятельские, но без дальних следствий.

Карс. Далее, к полудню, из Турецких пограничных Грузии начальников Карсинский паша Неэман имеет в управлении своем крепость Карс с достаточною округою, лежащею между Ахалцихской и Баязетской. С сим пашею имел я также изредка приятельское сношение, но без дальней связи. При сем паше, на самой границе Грузинской, начальствует некто Али-бей, человек предприимчивый и наклонный к хищничеству. Сей-то чиновник дал у себя первое пристанище бежавшему из Грузии царевичу Александру, принял и снабдил его для дальнейшего его проезда всем нужным, хотя от меня ему о задержании царевича и было писано.

Баязет Баязетский паша, хотя и не граничит с Грузиею, но по сопредельности с Адребиджанскою и Хойскою провинциею, имеет влияние в дела Персидские, а особливо по родственной его связи с низверженным Хойским владельцем Джафар-Кули-ханом (Джафар Кули-хан, брат Хусейн-хана, из фамилии Дунбули, владетелей Хоя. В 1794 году он находился при Али-Кули-хане сердаре, брате Ага-Магомед-хана Астрабадского. Впоследствии он перешел на сторону Русских и жил в Hyxе.).

Все Турецкие пограничные начальники, по удалению их от столицы, и поступая на места свои часто по наследству, представляют род владетельных князей; а потому, присваивая себе некоторое самовластие, принимают участие в делах сопредельных им областей по своим собственным видам.

Персия. Властвующий ныне в Персии Баба-хан (Так Ага-Магомед-хан называл Фетх-Али-Шаха. Имя это удержалось за ним и впоследствии.), объявивший себя шахом всего Персидского государства, из поколения Каджар, от роду лет слишком тридцати, ведет жизнь роскошную, к великим предприятиям не свойствен, более кроткого, нежели свирепого нрава; делами управляют его приближенные, в числе коих есть люди деловые. Участвуют также мать его и любимцы, между коими первым полагают назыря или гофмаршала [114] его Мирза-Риза-Кули (Мирза-Риза-Кули был визирем при Фетх-Али-Шахе, наследовав это звание после Мирзы-Ибрагим-хана. В сентябре 1804 года он сопутствовал шаху в Эчмиадзин, где ему поручено было арестовать тогдашнего патриарха Даниила, ревностного приверженца Русских, на место которого Персидское правительство сильно и вопреки желанию Армянской нации, поддерживало Давида. Даниил был привезен в Тавриз, а потом в Марагу. По прошествии некоторого времени он возвратился в Эчмиадзин, где и умер патриархом.), человека молодого, гордого и жестокого. Власть Баба-хана в Персии, как то известно, начало восприяло по наследству, после умерщвления Ага-Магомед-хана (Убит в Шуше в 1796 году.), присвоившего себе верховную власть по праву сильного и избравшего задолго до смерти своей преемником до себе сего своего, от родного брата, племянника. Не имея дарований своего предместника, поддерживается он способами сокровищ и доходов от него наследованных, а также и умеренностью своего правления в сравнении тиранства прежнего. Но то и другое ни к чему другому однако ж не служит, как к приметному ослаблению сил его, могущества и бодрости войск, даже им самим предводимых. Сие доказано, окроме неудачных, два года с ряду, его походов в Хорасан и Кандагар, где, пользуясь случаем слабости сего Персии властителя, утверждает и распространяет владычество свое Авганский Заман-шах, еще и другими, сделанными как мною по разным соотношениям здесь, так и посланным от меня в Тегрань нарочным во время пути его и на месте замечаниями.

Отношение мое к Баба-хану. По сим причинам власть его со стороны Грузии не могла еще до сих пор прочно утвердиться в Дагестане и в части Адребиджана, далее Тавризской и Хойской провинции. Мои отношения к нему, Баба-хану, чрез посланного нарочного, на основании предписанных мне данных, состояли в дружеском уведомлении о прибытии моем «в Грузию и что я, во исполнение Высочайшего повеления Всемилостивейшего моего Государя Императора, и по силе заключенного Российскою Империею с Карталинским и Кахетинским царем в 1783 году договора, всеми Дворами и Государями признанного, утвердив по смерти его высочества, покойного царя Ираклия, преемником сына его светлейшего царя Георгия ХIII, и сим по договору деянием Его Императорского Величества изъявив торжественно его, царя Грузинского, и царства его под верховную власть и покровительство Всероссийских Императоров принятие, надеюсь, что он, сердарь Баба-хан, по Всемилостивейшей Его Императорского Величества к нему дружбе и по мирному Его к Персидскому государству расположению, сие сообщение мое примет с удовольствием и отлагая всякие на Грузию притязания, в дела ее и других владельцев, под высоким Российским покровительством находящихся, мешаться не станет, оставляя каждого пользоваться желанным спокойствием и тишиною». Сие отношение, заключенное и другими, по приличию ласкательными выражениями, сопровождено было также и приятельскими от меня же письмами к приближенным его, Баба-хана, и между прочим, и к Хаджи-Ибрагим-хану ¹, занимающему при нем место верховного визиря, от коего и получил я ответ, наполненный разными изъяснениями права принадлежности Грузии к государству Персидскому и, между прочим, упомянуто тут же о данном повелении сыну Баба-ханову Аббас-Мирзе, с поручением ему знатного числа войск, о восстановлении на границах здешних должного порядка и о приведении в повиновение непокоряющихся подвластных; в заключении же изъявлял он визирь желание свое продолжать со мною по встречающимся делам дружескую переписку и сношение. Посланный мой прибыл в Тегрань в самое то время, когда Баба-хан собирался идти в поход на Кандагар, а потому или по другим причинам, не быв допущен к Баба-хану, чрез восемь дней отпущен.

Решимость в соотношении со мною и Грузиею. Аббас-Мирза, малолетний сын Баба-ханов, под руководством Сулейман-сердаря (Племянник Ага-Магомед-хана. Он был назначен сердарем в Адзербейджане в 1793 году и после разорения Тифлиса сопровождал шаха во внутренние провинции Персии. Преемником его в Адзербейджане был Али-Кули-хан, брат Ага-Магомед-хана. При Фетх-Али-Шахе Сулейман-сердарь вторично был назначен в Адзербейджан.) Адребиджанского, отправлен был обратно в Тавриз прежде еще прибытия моего посланного в Тегрань. Их поручение, сколько приметно, заключалось токмо в том, чтоб охранять пределы Адребиджанские от ожидаемого ими нападения на оные Российских войск, а также и удерживать влияние свое в другие [115] сопредельные области, открыв между тем со мною касательно Грузии и других дел дружеские сношения, для чего и придан был к ним еще один из статских чиновников, некто Абдулла-хан, который на сей конец и прибыл было в Эриван; однако ж не вступил со мною ни в какую переписку, поджидая, конечно, открытия дальнейших следствий. Между тем дошел к ним слух о малочисленности прибывших сюда войск Российских, о несогласиях и расстройке внутреннего Грузии положения и о слабой подпоре со стороны соседей здешних, то известие сие переменило предположенный план их в том, чтоб попытаться прежде, не удастся ли отвлечь или поколебать твердость царя Георгия в преданности его к России, способом угроз, сопровождая оные действительным сближением к пределам здешним или, но усмотрению удобности, и самым нападением на оные войск своих, имея тут же целью и то, чтоб утвердить в признании власти Баба-хановой и других окрестных владельцев. При сей-то решимости писан был ко мне помянутый ответ от визиря Персидского чрез моего посланного и дабы препроводить его ко мне, по соображению с обстоятельствами, назначен был ему путь чрез главную квартиру Аббас-Мирзы, куда однако ж по предусмотрению своему он не поехал, а возвратился чрез Гилян и Баку, хотя медлительно, но благополучно.

Присылка посланца. Начальный приступ к предположенным подвигам Аббас-Мирзы сделан был присылкою от него к царю Грузинскому посланца, с требованием от его высочества в залог верности его к Баба-хану царевича Давида и с страшными угрозами в противном случае нападения неприятельского. Прибытие сего посланца произвело всеобщий страх и уныние в умах здешних. Его высочество царь не мог найтись, как принять его и убедил меня сделать то в моем доме, дабы тем самым иметь более бодрости духа в ответе и показать пред посланцем и пред народом совершенную свою преданность к покровительству Всероссийского Императорского Двора. Способ сей, при других, в самой вещи имел свое действие впоследствии.

Поход Персов на Грузию. Тем временем, когда сие происходило здесь, войска Персидские в числе четырех тысяч, вышли из Тавриза, подвигались к области Эриванской, но на пути сем, дабы не оставить позади себя неприятеля, надлежало им истребить небольшое ополчение низверженного владельца Хойского Джафар-Кули-хана, державшегося еще в замке своем Маку, близ границ Турецких лежащем. Твердость сопротивления сего хана, подкрепляемого по родственной связи от Баязетского паши, побудила Аббас-Мирзу с знатною потерею в людях от болезней, оставить осаду сего замка и дожидать на берегу Аракса следствий посольства своего в Грузию и в другие места.

Осада Эривани и подвиги Персов на усиление себя. В сие-то время перебежали к нему отсюда царевич Александр Ираклиевич, прибытие коего в стане Персидском ободрило всех чрезвычайно; и вслед за сим переправился Аббас-Мирза, в числе от 7 до 10 тысяч человек, на левый берег Аракса, в область Эривани, и приняв намерение идти действительно на Грузию, отправил вперед корпус в четырех тысячах, как для блокирования или и самого занятия крепости и города Эривана, так и для открытия удобности к приобретению себе в областях Грузинских партизан и в сношении с ними в дальнейших предприятиях. Сей последний подвиг обращен был начально на Татар, — подданных здешних, а потом и на других, коих полагали в числе недовольных настоящим правлением здесь. К сим способам, которые подавали им надежду умножить свою партию внутри Грузии, не упущены были также и те, чтоб возбудить к единовременному с разных сторон содействию и окрестных владельцев извне. Открывшиеся последствия доказали, какую обширность имел сей план, когда в состав оного предназначены были сверх сил, Аббас-Мирою предводимых и здесь привлекаемых, еще и соединение ханов Ганжинского, Карабагского, Шекинского и славящегося в Дагестане Омар-хана Лезгинского, разными неудовольствиями на правительство здешнее возбужденных, а сверх того по родственному участью в интересах царевича Александра, может быть и Имеретинского царя Соломона.

Положение Грузии в сие время. Положение Грузии в сие время было самое критическое: поколебание Татар пограничных, движимых единоверием и надеждою улучшить свой жребий при чаемой перемене правления, разделение умов между всеми состояниями народа и даже в самой столице; малочисленность войска Российского и настоявшая невозможность получить им какое-либо подкрепление из России, недостаток военных и съестных запасов в столице, ниже какого и где-либо от [116] земли ополчения; все сие в совокупности произвело всеобщий и повсеместный страх и отчаяние. Столица, примером другим служащая, была уже наготове в рассеянии искать свое убежище, считая себя в неминуемой опасности, как от нападения извне, так не менее и от междоусобия внутреннего, коим более нежели когда-либо угрожалось отечество по существующим несогласиям между царем и братьями его.

Принятые меры к обороне. В сих-то обстоятельствах его высочеству царю благоугодно было письменным ко мне отзывом препоручить мне полную власть в правлении и распоряжении всеми способами областей своих к принятию мере к обороне, подчиняя мне на сей же конец особенно свою столицу и придав в помощь ко мне второго сына своего, царевича Иоанна. Вступив в важный сей по существу и по обстоятельствам подвиг, в котором однако ж ни одного деяния, ни одного предприятия моего не было без предварительного совета с царевичем Иоанном и отношения чрез его посредство к его высочеству царю на апробацию, первое мое дело было по сей части, утвердив пограничных Татар и других в их верности и повиновении царю, законному своему государю, заняться приведением в возможное оборонительное состояние столицы здешней, которая с переведенными на сей конец ближними селениями в короткое время могла уже считать в себе от трех до пяти тысяч человек изрядных по их воинов; а сверх того, на первый случай собрано было из дальних округ до 2,000 человек вооруженных, и сим распоряжением столица была в надежной безопасности, тем паче, что народ, увидевший с одной стороны деятельность, а с другой и самое содействие Российского здесь стоящего полка, учреждением караулов при воротах и другими распоряжениями, успокоился совершенно, восприяв внушаемую и словом и делом бодрость. Между тем, когда дела столицы и внутреннее положение приводимы были в обеспечение, не упускал я из вида и внешних соотношений, к беспосредственному моему долгу служения принадлежавших, располагая то по единому предмету замечания движений и предприятий неприятельских, в доставлении коего не мало способствовал мне Карабагский Армянский мелик Абов (Один из влиятельнейших Армян в Карабаге. — Царь Ираклий пригласил его к себе и дал ему во владение сел. Болинс, имевшее около 100 домов, где ему поручено было наблюдать за безопасностью дороги, по которой Грузины отправлялись за солью в Кульны. Кроме того, он с каждой возвращавшейся арбы получал по куску соли или по серебряной монете. Со времени нашего владычества на Кавказе он оказывал нам постоянные услуги. Сын его Ростом был взят в Памбак, при Кара-Килисе, в плен Персиянами и публично убит в Тавризе.), который, ведя себя в сем случае по наставлениям, от меня по воле его высочества даваемым, отличал себя пред многими удержанием поста своего на границе, бывшей до того почти обнаженною, и имея при том коммуникацию с другими, его примером ободренными кочующими народами, чрез что и составлялся некоторой кордон, прикрывавший слабейшие места по впадению неприятеля в границы.

Подвиги внешние от меня. Подвиги мои к ханам Эриванскому, Хойскому Джафар-Кули-хану, Ганжинскому, Карабагскому, Ширванскому, Шекинскому и Лезгинскому Омар-хану, коих взоры обращены были на участь Грузии, дабы по тому располагать и свои движения, благонамеренных утвердили и ободрили, неприязненных же удержали, по крайней мере от явного соучастия в делах. Ханы Эриванский и Хойский взяли твердую решимость, держась в своих укреплениях, сопротивляться нападению войск Персидских до последней крайности; хан Ширванский не токмо не принял признания над собою власти Баба-хана, но и с постыдным ответом прогнал посланца его, продолжая беспокоить своими нападениями Карабагского хана, который тем будучи озабочен, не мог содействовать ни силою, ни советами своими злым намерениям Персидского сердаря. Ганжинский же, Шекинской и Лезгинской ханы, — первый по малосилию своему, а последний по удалению представляли вид нейтралитета, или, по крайней мере, явной на содействие Персам решимости в сие время не оказали.

Сии внешние подвиги мои сопровождал я всемерным старанием на увещания царевича Александра оставить свое заблуждение и на сей конец, как известно мне было его уважение ко мне, даже до того, что он по поводу моего к нему отношения, которое настигло его при самом его выходе из границ здешних, решился было назад возвратиться, но предполагая опасность себе со стороны поисков тестя царского, убедился паки продолжать свой побег; то, не теряя еще надежды успеть в том, писал я к нему в наиубедительнейших выражениях увещательное письмо, приложив тут же на случай его возвращения охранительный от всевысочайшего Его Императорского Величества имени его особе и его людям лист, и сопроводя отзыв свой таковыми же от царицы матери его и от его высочества царя; сообщив также от себя о задержании его, царевича, Али-Бею [117] Карсинскому, у коего он взял первое свое пристанище.

Подвиг примирения царя с братьями его. Упокоиваясь таким образом по сим соотношениям, надлежало мне заняться в сие же время восстановлением внутреннего в Грузии спокойствия и единодушия. Неудовольствие на царя братьев его и царицы матери их, имеющих сильную у себя партию, при таковом дел положении, предмет сей соделывали весьма важным и тем более для меня затруднительным, что все убедительнейшие внушения и старание мое на прекращение сей вражды, с самого моего сюда прибытия беспрерывно употребляемый, не могли иметь ни малейшего успеха, хотя и было положено прочное тому начало получением мною, с позволения его высочества царя, на сей конец письменной доверенности, коею вдовствующая царица именем своим и всех детей ее избирала и уполномочивала меня в посредники по делу сему. Нерешимость таковая при других следствиях служила токмо к прекращению вражды и когда трое из сих царевичей — Юлон, Вахтанг и Парнаоз, были приглашаемы сюда от его высочества царя и по его же воле и от меня по поводу предлежащего совещания о принятии мер к обороне от общего неприятеля, то прибыли они под город с войском до 3,000 человек, под предлогом конвоирования матери их царицы, которую для безопасности на случай нападения неприятельского просили они позволить отсель взять в свои деревни. Сие их прибытие с толь знатным ополчением в то время, когда с другой стороны брат их Александр, подкрепляемый войском Персидским, был наготове вступить в Грузию и уже предположил даже день прибытия своего к столице здешней, как то оказалось по перехваченным от него письмам, привело народ в крайнее смятение. Его высочество царь усугубил свои ко мне просьбы об отвращении всевозможными способами сего грозящего отовсюду удара и на сей конец отозваться изволил ко мне письменно, поручая мне войти в посредство примирения его с царевичами-братьями своими, которые по письменным и словесным моим с ними сношениям, хотя и не уклонялись мира, но считая сие дело такой важности, по которой одно мое посредничество недостаточно было к прочному во всем разрешению, требовали к тому еще собрания знатнейших духовных и светских чинов. А между тем продолжали просьбу свою о позволении взять им отсюда царицу мать свою, обещеваясь, по препровождении ее к себе, вследствие призыва его высочества царя, прибыть к нему в город. Решительный им отказ со стороны его высочества на таковое позволение, несообразное с настоящими обстоятельствами, по которым пребывание царицы матери их в городе имело свою важность, поелику служило как бы неким залогом безопасности народной, побудило сию царицу принять намрение уехать отсель в стан детей своих без позволения.

Задержание вдовствующей царицы. Сие предприятие, по невозможности, конечно, к произведению оного ночным временем, в рассуждении принятых осторожностей от начальника полка Российского расставливанием около дому ее скрытных пикетов, решилась она произвести среди дня. Коль скоро извещен я был о том и от его высочества царя прошен о употреблении даже силы, чтоб не допустить до выезда из города царицы, то спесясь предварительно о мерах к принятию с начальником войск, господином генерал-майором Лазаревым, поехал я сам в дом к царице. Мои увещания ей и мгновенное, так сказать, полка Егерского собрание должны были убедить ее высочество на отложение сего предприятия, пример коего побудил его высочество царя с сего самого времени объявить свое желание на содержание в доме царицы-мачехи своей пристойного караула от войска Российского, который и до сих пор туда посылается. Касательно же детей ее, царевичей, с войском все еще под городом стоявших, то уведомив их о всем происшедшем с царицею, образом колико можно утешительным со стороны той, что задержание ее не относится лично насчет ее особы, но есть следствие необходимости для успокоения народа и что впрочем не потерпит она никаких чрез то неприятностей, требовал я от них наконец именем его высочества царя, что ежели они не внемлют предложению на прибытие в город, то бы ополчение свое, яко без воли законом учрежденной власти собранное, тотчас распустили, в следствие чего они сие тогда ж и исполнили, возвратясь каждый восвояси.

Все сии меры и средства, к единому предмету спокойствия и безопасности Грузии обращаемые, достигали наконец возможнейшего успеха и выходили на степень уверенности и обеспечения в надежной обороне. Слух о том, по всем окрестным областям разнесшийся, достиг и в стан Персов. Новый ободрительный отзыв к Эриванскому хану, в сие время от меня сделанный, снабжение [118] его со стороны его высочества царя несколькими канонирами и обнадежение в подкреплении, толикое произвели действие, что он решительно отказал во всех чинимых ему до того от Персидского сердаря требованиях; а войска, крепость его осаждавшие, потеряв надежду в успехе, тогда же отступили на соединение с главным корпусом их, предводимым Аббас-Мирзою, который, простоя еще несколько в области Эриванской и от подвигов своих в Грузии, которыми он посредством фирманов сюда подсылаемых, с объявлением о скором своем прибытии для возведения на царство царевича Александра, надеялся составить здесь себе партию, но не видя ниже начала чаемого содействия, а напротив возможнейшее приготовление к обороне, решился идти обратно к Тавризу, начав переправляться чрез Аракс в тот самый день, в которой по письмам перехваченным предполагал он быть в Тифлисе. Известие о назначаемом по Всевысочайшему Его Императорского Величества соизволению знатном корпусе войск на защиту и оборону Грузии не могло к нему дойти прежде сей решимости, но не менее послужило ко утверждению его в оной.

Отступление Персов. И таким образом, Богу поспешествующему и являющему силу свою в немощах, сей страшный по обстоятельствам враг Грузии, будучи уже в силах до пятнадцати тысяч воинов и имея на своей стороне к вящему усиленно все возможный выгоды и удобности, обратился назад, простоя более сорока дней в двух или однодневном расстоянии от границ здешних, не токмо без нанесения им малейшего ущерба, но и без прикосновения оным.

Впрочем, со времени прибытия вышеупомянутого посланца к его высочеству царю, не было до сих пор никаких с Аббас-Мирзою сношений, хотя о том, в сходствие Все Высочайшего соизволения, и настаивал я неоднократно, советуя также поспешить отправлением и посланца того, который начально задержан был потому, что его высочество желал, чтобы я отозвался к Аббас-Мирзе от себя, чего мне, по неполучению от него никакого отзыва, сделать было неприлично.

Эривань. За сим ближайшие из окрестных владельцев, начиная от Турецких границ, суть Эриванский владелец Мегмед-хан, человек средних лет, кроткого, постоянного и умеренного свойства, правосуден и любим подданными своими, а особливо Армянами, коих он предпочтительно пред единоплеменными ласкает и кои большею частью составляли гарнизон его крепости, во время последней ее осады от Персов. Область его, лежащая вдоль реки Аракса, хотя в тесных пределах, но в изобильнейшем месте, населена вся почти из Армян, коих трудолюбие в земледелии, особливо разведением хлопчатой бумаги, в ремеслах и торговле доставляет сему владельцу нарочитый доход. Крепость Эривань славится в здешних краях за наилучшую как от природы, так и от искусства (Она построена Турками в 1582 году. В 1604 ее взяли Персияне; в 1615 осаждалась Турками, в 1779 Ираклием II, в 1804 князем Цициановым, а в 1827 взята графом Паскевичем.). Сказывают, что может она вмещать знатный гарнизон и на стенах своих имеет много орудий, оставшихся еще от времени владения оною Турками. Зависимость Мегмед-хана от Персидского властителя начало свое восприяла по разорении Грузии Ага-Магомед-ханом, которому по слабости своих сил должен он был покориться и за союз свой с покойным царем Ираклием едва не лишился головы, ежели бы тиран Персидский не вспомнил какого-то одолжения себе еще в детстве от отца Мегмед-ханова и если б не уверился о тихости его самого и уклонении от дальних замыслов. Со всем тем был он ограблен почти дочиста наложенными податями и принужден был дать надежных заложников из ближних своих, кои и поныне задерживаются. Баба-хан по вступлении в правление тако ж де насылает к нему по временам требования податей, кои он и платит в год по 100,000 рублей или более, не определено. В прошлом же и настоящем году хотел он вытеснить Мегмед-хана совсем из владения и занять крепость его своими войсками, но сей начально уклонялся от того разными благовидными причинами, а потом, когда передовой корпус назначенных на Грузию войск Персидских осадил его в крепости, то объявив формально, что все требуемое со стороны податей или другой службы Баба-хану он выполняет, но крепости сдать ему не может, защищался от осаждающих с бодростью, производя на них несколько вылазок довольно удачных. Соотношения Эриванской области к Грузии состояли в зависимости первой от последней в то время, когда покойный царь Ираклий, при бодрости своей и союзах внешних, имел поверхность над многими окрестными владельцами и основывались на том условии, чтоб Эривань платила ежегодно некоторую сумму денег царю Грузинскому, а царь сей обязан был защищать сию область от неприятелей. Но условие сие по [119] разным причинам, а паче по слабости, в которую пришел наконец в последние лета жизни своей царь Ираклий, часто было нарушаемо как с одной, так и другой стороны. Пред последним же нашествием на Грузию Ага-Магомед-хана заключен был паки на сей особенно случай договор, по которому, включив в союз и Карабагского хана, оба они обязаны были сделать помощь царю Ираклию деньгами, царь же защищать их определенным числом войск своих. Но как силы царя были так слабы, что и своих владений от разорения не мог спасти, то сие соглашение с тем рушилось. В последние же годы Мегмед-хан, храня свою приверженность к царю Грузинскому и в единой признательности к памяти царя Ираклия, к коему имел он особенное уважение, присылал иногда дары и к ныне царствующему царю, продолжая с ним во все время бытности моей дружественную переписку и являя всегда искренность и усердие к нему, более нежели кто из других соседей; так как то доказал и при бывшем сего лета нападении Персов на его область. Мое сношение с ханом сим было благоприязненное и посылаемых от меня принимал он с отличнейшим пред другими уважением и искренностью. Чрез посредство сих пересылок приметно, что он преисполнен желания быть под Высочайшим покровительством и верховною властию Всероссийской Империи, но без посредства правительства Грузинского. Остуда и недоразумение, по отшествии уже Персидских войск, между им и здешним правлением обнаружившиеся, имеют начало свое в завладении Грузиею Шурагелом, — округою пограничною, которая издревле принадлежала к Эривану, а потом по временам переходила из рук в руки при случаях несогласия между сими соседями.

Для положения определительного соглашения о владении сею округою, относился Мегмед-хан к его высочеству царю своим письмом, вместе с другими жалобами на пограничных начальников здешних, прося также и меня в том посредствовать; но внушения мои о деле сем не имели успеха до времени последовавшего мне отсель отзыва.

При Мегмед-хане Эриванском находится некто Келбелы-хан, бывший Нахичеванский владелец и лишенный места своего вместе с зрением от Ага-Магомед-хана, во время похода его на Грузию. Сей хан славится своею предприимчивостью, храбростью и велеречием, человек дерзкий, злой и коварный, он, найдя пристанище себе из одного человеколюбия у Мегмед-хана, — родни его, вмешивается во многие дела и советами своими над добродушием сего последнего много действует. Сей-то слепец предводительствовал войсками Эриванскими в бывшую их с здешними в прошедшем месяце ошибку и весьма вероятно, что на крайность решился он без позволения Мегмед-хана. Из Армянских чиновников при хане Эриванском ближайший некто Габриель-Юз-баши (По фамилии Гегамиян. Он назывался так потому, что ого предки владели землями около Гокчинского (Гегамского) озера.), человек весьма расторопный, а также и главный над Армянами Эриванский мелик Авраам (Из фамилии Меликь-Агамалиян, весьма уважаемой в Эривани.), уваженный по старости лет своих у хана, и у народа. С сим последним я был в переписке и нахожу, что он, да и все Армяне, как и сомневаться нельзя, великую приверженность имеют к России.

Арарат. Близ Эривана лежит первопрестольный Армянский патриарший, так называемый Араратский монастырь Эчмиадзин, где и синод или собор архиереев и учителей церкви Армянские пребывание имеет. Глава сей церкви патриарх или католикос имеет верховную власть над всем правлением духовным исповедания сего, рассеянного по всему лицу земли; приверженность к вере и преданиям паствы сей и искусство пользоваться тем подают случай первосвященнику иметь сильное влияние в нации своей. По кончине патриарха Луки (Лука родом из Эрасрума, скончался 27 декабря 1799 года. Он был патриархом в течении 19 1/2 лет.) вступает ныне на степень сию бывший в России архиепископ Иосиф (Иосиф из фамилии князей Аргутинских Долгоруких, известный во времена князя Потемкина епархиальный архиерей в России. Он быль избран к патриархии после Луки и на пути к Эчмиадзину скончался в Тифлисе, 9-го марта 1801 года.), в избрании коего имел я участие приватным образом, но по разным проискам сопровождаемо было сие некоторым затруднением. Покойный патриарх за последовавшею ему вскоре по моем в Грузию приезде кончиною не имел со мною сношений. От синода же не один раз получал я наиласкательнейшие отзывы. Положение места сего монастыря и политическое всей нации Армянской требуют от главы церкви ее весьма тонкой политики, коею предшествователи нынешнего их архипастыря всегда руководствуясь, удерживали и власть и бытие свое против всех тиранств и жестокостей, их окружавших. Особа патриарха Иосифа, по известной преданности его и усердию к России, для Персов весьма не нравится и сей случай может быть для них камнем пререкания, по соотношениям с Россиею, на долгое время. [120]

Хой. Хойский владелец Джафар-Кули-хан имел прежде владение во всей области Хойской, лежащей в сопредельности с Баязетскою Турецкою округою, но в прошлом году низвержен и выгнан из владения войсками Баба-хана. Он искал тогда с остатками следовавших за ним подданных его пристанища в Грузии и подкрепления себе, что ему было и обещано, но по примеченной в чем-то неустойке, оставил он свои соотношения с Грузиею, а открыл оные с другими, и наконец женитьбою утвердив связь с Баязетским пашею и имея от него подкрепление наемом войск Курдистанских — народа ни к Турции, ни к Персии не принадлежащего, занял Маку — одно укрепление в его области, где и держится до сих пор с твердостью, не теряя надежды возвратить паки все свое владение, которым ныне управляет от Баба-хана некто Пир-Кули-хан (Пир-Кули-хан действовал вместе с царевичем Александром против Русских. Это тот самый, который взял в плен Ростома, сына Мелик-Абова.), человек кроткий.

Мои сношения с Джафар-Кули-ханом были приязненные. Я одобрял его в бодром его подвиге против неприятелей своих и, кажется, сие много над ним действовало.

Тавриз. В Тавризе и в других местах Адребиджана начальствует Сулейман-сердарь именем Аббас-Мирзы, малолетнего сына Баба-хана. Ему же препоручены и все пограничные, Дагестанские и другие дела.

Ганжа. Ганжинский владелец Джеват-хан (Убит в 1804 году.) от роду лет под пятьдесят, поколения Каджар, человек острой, коварной и славящийся политикою своею, а также и даром слова. Во время бытности в Персии войск Российских он сдал крепость свою во власть Россиян без малейшего сопротивления и принял покровительство и подданство Всероссийской Империи. Его считают в числе вожатых Ага-Магомед-хана на Грузию, а потому сия последняя до сих пор еще питает злобу и месть на него. По прибытии моем в Грузию, он был первый из окрестных владельцев, который прислал ко мне нарочного с поздравлением и уверениями в своей к России преданности. Дальнейшее сношение мое с ним было приятельское, но с осторожностью в рассуждении известных свойств его по случаю сближения Аббас-Мирзы с войсками к его пределам, он хотя явно и не обнаруживал своего ему содействия, но тайно конечно благоприятствовал ему. Он знает над собою власть Баба-хана, но не думаю, чтобы сие было искренно и по его здравому рассудку предполагаю, что он предпочел бы тому Всероссийского Императорского Двора, токмо без всякого соучастия Грузии, кое правительством взамен и он не доволен, имея разные дела и жалобы на пограничных начальников здешних неудовлетворенными. О сих жалобах своих неоднократно адресовался он и ко мне, прося моего в том посредства; о чем и представлял я его высочеству царю и некоторые из них по настояниям моим были удовлетворены, прочие же так остались.

Карабаг. Карабагский владелец Ибрагим-хан (Убит в 1806 году.), человек пожилой и умный Персиянин. После отца своего (Пенах-хана, умершего в 1790 году.) получил он в наследство весьма ограниченное участие во владении Карабагском, которым управляли еще Армянские мелики, от древних времен сохранявшие свою независимость; но потом толико там усилился, что и сих коренных владельцев выгнал. Силою, храбростью и богатством славился он издавна и имел долговременный и прочный союз с покойным царем Ираклием, с которым и пред нашествием Ага-Магомед-хана тесную связь и твердую решимость ко взаимной друг друга обороне с своей стороны свято сохранил, удерживая сего общего и сильного врага во время долговременной осады им крепости его, Шуши (Основана в 1789 году.) называемой, одними своими способами и защищаясь с тою храбростью, неустрашимостью и отчаянием, которые соделали его известным по всей Персии и пред Высочайшим Российско-Императорским Двором, с отданием ему в том достодолжной справедливости. Во время сближения войск Российских к его пределам он оказал всевозможные знаки преданности своей и готовности на содействие им, повергнув себя под Высочайшее покровительство Всероссийское. По отзыве же сих войск, последовавшие обстоятельства для него были весьма неблагоприятны, поелику во время помянутого нашествия Персов почти всех своих подданных, из Армян состоявших, таких кои не владели оружием или не поместились в крепости, должен он был распустить, для убежища по окрестным владениям, а большею частью в Грузию, в чаянии, по успокоении дел, паки их возвратить; но вместо того, не только ни один из них не воротился, но и другие, видя [121] сего хана обессилевшим, перебежали с медиками своими в Ганжу и в Грузию, где теперь и водворяются. Сие обстоятельство, при истощении способов его во время обороны, при отягощающей уже его старости лет и при той потере, каковую понес в кончине верного своего союзника, царя Ираклия, привело его в крайнее бессилие и поставило в необходимость предаться покровительству Баба-хана, который по уважению славы, им приобретенной, стараясь привлечь его к себе разными милостями и ласкательствами, для вящего утверждения с ним союза, требовал от него себе в супружество дочери его, красотою и умом славящейся. Требование сие со стороны Ибрагим-хана долго было не удовлетворяемо, во-первых потому, что на ту же самую особу претендовали сосед его Ширванский Мустафа-хан, коего союз для него весьма интересен; а вовторых, что по случаю прибытия в Грузию войск Российских, чаял он по общей молве получить и себе от них подкрепление, на каковой конец и отнесся он ко мне чрез нарочного своего, испрашивая моего ему совета на решимость. Но я не мог дать ему твердого удостоверения в снабжении его просимым подкреплением, а токмо обнадеживал, что он может все желаемое получить от великодушия Государя Императора, если останется навсегда и искренно ему преданным, уклоняясь от подобных связей с неблагонамеренными, и что для положения желаний его и просьб ко Всевысочайшему Престолу на мере, прислал бы он ко мне с доверенностью надежного чиновника, с которым бы обо всех надобностях его объяснясь, мог бы я сделать о том мое всеподданнейше представление. Прибывший потом от него нарочный, хотя и повторял ту же ко мне просьбу, изъясняя, что хан, его господин, не желает лучшего о себе постановления, как на таком основании, на котором Грузия состоит под Всероссийским покровительством; но ни в письме его о том упомянуто не было, ни же надлежащею доверенностью присланный чиновник для предмета сего снабжен не был. А как между тем хан сей усильному требованию Баба-хана решился уступить, отпустив наконец к нему дочь свою, и с сего времени, как преданность его к Баба-хану, так и покровительство сего последнего над ним оказались явны, отдачею ему во владение ханства Карадагского, знатный доход приносящего, подарками и другими милостями и обнадеживаниями, а наконец и действительными назначением к нему подкрепления от войск, Аббас-Мирзою предводимых, возлагая на него, Ибрагим-хана, доверенность даже в преподании советов сему сыну мнимого шаха в подвигах его по делам здешним, то сии перемены пресекли и мое с ханом сим сношение.

Расположение Ибрагим-хана к Грузии кажется весьма неискренно, особливо после упомянутой перемены его системы, следствие коей доказывается и тем, что по отступлении Аббас-Мирзы с войском в Тавриз, царевич Александр у него оставлен и вероятно с каким-нибудь злым намерением против Грузии, которое произвести удобно ему будет чрез посредство Лезгинского Омар-хана, связанного с ним родством по супружеству сестры сего последнего за Ибрагим-ханом. Он имеет главное неудовольствие на Грузию в том, что, как выше сказано, задержаны здесь многие из его подданных. Крепость его Шуша, по природному укреплению и по обширности своей, считается за нечто чрезвычайное в здешних краях; но в ней-то токмо и находит сей хан убежище от беспрестанных поисков на область его Ширванского Мустафы-хана.

Ширван. Ширванский по области, а по городу Шемахинский владелец Мустафа-хан, человек средних лет, бодр, храбр, неутомим, правосуден, чужд любостяжания и потому, конечно, любим подвластными. По странностям же своим, делающим ему более чести, нежели бесславия, считается у многих как бы несовершенного ума, потому токмо, что убегает или ненавидит всякую пышность, великолепие, этикет, даже до того, что носит разодранное платье и живет в шалаше, и питается пищею грубою, тогда когда не токмо не запрещает, но и позволяет все противное своим чиновникам и окружающим. Во время бытности наших войск в Персии он был чем-то испуган, и оставив владение свое, удалился в горы и как не найдено средства его оттуда выманить, то потому или по другим причинам поставлен был ханом другой, его родственник, которого однако ж он, Мустафа-хан, вытеснил после и вступил во владение по-прежнему. Посему-то, конечно, поводу опасения его от Россиян долго не мог я его приласкать, пока наконец бывший у него мой посланный чиновник, которого он принял просто, но искренно, утвердил дружбу между нами, с возвратом моего присылал он и от себя ко мне нарочного, прося о соделании его известным пред престолом Его Императорского Величества и о употреблении моего предстательства на дарование ему [122] Высочайшего покровительства, для чего хотел он отправить чрез мое посредство своего ко Двору посланца, но за опасностью в дороге послал его чрез Баку и Астрахань. Он имеет свои союзы и свои влияния в Дагестане и поддерживает Ших-Али-хана Дербендского в последних тесных его обстоятельствах и за сие кажется получает утверждение во владении округи Сальянской, к Дербенду прежде принадлежавшей. Соотношения его к Грузии приятельские, но без дальней связи, сколько приметно, по одному токмо предположению об нем его высочества насчет его странностей, тогда когда между тем теряется в нем надежный и довольно значащий в настоящих обстоятельствах союзник, особливо по беспрерывному его обеспокоиванию области Карабагской и при твердой его решимости не признавать над собою власти Баба-хана, коего посланцу с прогнанием от себя дал он сей, неустрашимость доказывающий ответ: «скажи своему господину, что шахское перо есть и у меня». Он обещал было возвратить его высочеству царю те три или четыре Российские пушки, кои при разорении Тифлиса взяты были Ага-Магомед-ханом, а от него им Мустафа-ханом отбиты, но видя холодность к себе со стороны здешней, не выполнил до сих пор сего обещания. Я писал к нему о том, ответа же получить еще не успел.

Шеки. Шекинский владелец Мегмед-Хасан-хан (Умер в 1804 году.), человек не молодой, суровый и хитрый: он лишен был владения и глаз Ага-Магомед-ханом, но первое после смерти его возвратил. Владение его не большое, но изрядно населено и избыточно, а особливо шелководством. Неприступность местоположения, делая безопасным убежище сие, завлекла туда в последние смятения и из Карабага переселенцев — Армян. Крепость и город Нуха, где хан имеет пребывание, твердостью от природы присваивает себе славу непреодолимой от древности. Мнение сие утверждено более еще со времени Шах-Надира, когда сей страшный победитель народов, пред которым все покорялось, силами своими взять ее не мог и когда тогдашний владелец на требование его сдачи оной, — ответствовал сими гордыми словами: «приди, посмотри!» Польза сей области между горскими военного духа и большею частью самовластными народами подает случай владельцу ее иметь с ними выгодные для себя связи и чрез то играть роль между окрестными владельцами, довольно важную. Но лишение зрения Мегмед-Хасан-хана лишает его сего преимущества в полной мере и он только что успевает кое-как держаться от соперника своего, пред последним его вступлением во владение бывшего ханом Шекинским и выжидающего удобного времени, живя у Джаров и Белаканов — сопредельных Лезгинских народов. Соотношения с Грузиею слепого хана бывают только по торговле подданных; впрочем, хотя по наружности приятельские, но не весьма искренние. Я был с ним в благоприязненной переписи и он, как и другие, являл свою готовность на принятие покровительства Всероссийского. Баба-хана также ласкает, но без дальних связей. В числе жен его есть одна из княжон здешних и под сим предлогом в посылку к нему употребляется отсюда отец сей ханши; но сей случай не представляет важности ко влиянию в дела.

Джары. Джары и Белаканы — Лезгинского поколения народы самоуправные, живут на левом берегу реки Алазани, полагающей границу Грузии. В давние времена они были в подданстве, а потом в союзе с Грузиею, но ныне более придлежат к власти Омар-хана Лезгинского. Народ военный и зажиточный.

Лезгины. Лезгинский Омар-хан — человек великих предприятий, отважности и храбрости. Сими преимуществами, к тому ж пользуясь положением своим и кстати обстоятельствами, прославился он с давних времен в странах здешних. Собственное его владение не велико; но влияние в окрестные народы, хищничество ремеслом имеющие, весьма сильное, так что он представляет собою как бы Повелителя Дагестаном. Слепая вера к нему и привязанность при малейшем его движении привлекает в его ополчение весь сброд хищников горских. Сими-то способами, искусно распоряжаемыми, приобретает он поверхность над другими, определяет часто участь мелких владельцев и наносит Грузии чувствительные удары. В соотношении же к сильнейшим владениям служит тому, кто больше дает. Славный его поход, лет за пятнадцать тому назад, на Грузию со скопищем до двадцати тысяч, в то время, когда и Российские войска здесь были, доставил ему преимущество получать от здешнего царства под званием жалованья род дани — по пяти тысяч рублей ежегодно, которые однако ж не всегда ему верно платились, потому что и он не исполнял своих условий, или более, что не мог иногда вредить. Сношения с [123] ним пограничного Российского начальства не имели прочной твердости и из происходившего с ним, во время командования на Кавказе генерала графа Гудовича, ничего другого не приметно, окроме, что хан сей претендовал тех же преимуществ, коими пользуется шамхал Тарковский, то есть чина 3-го класса и шести тысяч рублей пенсии. Мое с ним соотношение было приятельское, но без дальних следствий. Его высочество царь, считая его себе искренним, не находил надобности в посредстве к вящему того утверждению, но кажется в том ныне обманулся. Настоящее ополчение Омар-хана, на границах Грузинских собранное, без сомнения есть дело приглашения его единомышленниками Баба-хана. Ибрагим-хан Карабагский, по родству своему и дружественной связи с ним, Омар-ханом, конечно, был к тому орудием. Настоящее пребывание Александра царевича в Шуше подает предприятию сему дальнейшее определение.

Прочие горцы. За сими, прочие рассеянные по хребту Кавказа народы, Грузию окружающие, суть клочки разноплеменных хищников, как то Кистинцы, Осетинцы, Дигорцы и прочие. Соединения между собою не имея, не могут быть вредны для Грузии, окроме мелочных впадений или разбоев и исключая живущих в Кавказских дефилеях, где идет дорога в Россию; но по мере удержания над сими последними зависимости от России, могут считаться и они неважными. Во время проезда моего чрез их жилища и в пребывание здесь являл я им всевозможные обласкания, доставляя им справедливость по делам их здесь; некоторые из старейшин их получают от его высочества царя небольшие пенсионы.

2. А) По внутреннему положению Грузии.

Представив картину соседствующих с Грузиею владельцев и народов, коих число и разнообразие интересов конечно превосходит в соразмерности политическое положение обширных государств, теперь остается упомянуть хотя кратко и о положении внутреннем сего царства. Сохранение бытия его до сих пор в такой точке, на которую устремлены взоры многочисленных его соседей и большею частью таких, у коих право сильного считается верховнейшим, казалось бы достаточным ко удостоверению любопытствующего, что внутренним благоустройством и искусным распоряжением внешних соотношений содержится сия целость существования правительства здешнего. Но опыт доказывает тому противное и что единая и важная подпора Грузии, в настоящем ее при сих недостатках положении, состоит в Высочайшем Российском покровительстве, коего однако ж пользу правительство здешнее ограничивает токмо на одном испрашивании себе подкрепления в войсках. Внутреннее же благоустройство, порядок правосудия, просвещение народа, распространение обогащения его обеспечиванием собственности каждого и личной безопасности, внушение духа бодрости и согласия единодушного, учреждение войск в возможном порядке и устройстве и наконец утверждение прочных связей с соседями, как все такое, к чему отверзает путь Всевысочайшее покровительство, при всех моих на сии предметы внушениях, по сие время начала еще не имели.

Сие краткое, но ясное, о внутреннем положении Грузии, при других что до нее касается, вышеописанных замечаниях, достаточное подать может понятие исполнителю Всевысочайших здесь поручений, особливо тогда, когда дальнейшие по сему предмету подробности были и суть пред его глазами.

Б) О меликах Карабагских.

Карабагские Армянские мелики, в Грузии водворяемые, а именно: мелик Джимшид, сын мелика Шах-Назара; мелик Абов, сын мелика Иосифа и мелик Фридон, сын мелика Бегляра, суть потомки меликов или владельцев Карабагских, кои в числе пяти, по разорении царства Армянского, от древности сохранили независимость своих владений до самых новейших времен, когда отец нынешнего владельца Карабагского Ибрагим-хана, как и выше в статье о Карабаге упомянуто, водворился у них, а потом и совсем вытеснил их.

Притеснения и гонения сего пришельца побуждали означенных трех и четвертого мелика Меджлума искать безопаснейшего себе убежища и в сем намерении мелик Абов и мелик Меджлум, по разорении Ага-Магомед-ханом Тифлиса, с частью своих подданных вышли в Грузию, и от покойного царя Ираклия получив себе весьма выгодные привилегии, на основании оных начали здесь водворяться. Мелик Меджлум вскоре потом умер и подданные его, вместе с малолетним его сыном, поселились большею частью в Ганже, а мелик Абов остался здесь и собирал отовсюду рассеянных своих подданных тогда, когда между тем прочие, как то мелик Джимшид и мелик Фридон, отправились к Высочайшему Двору, где представили они свои прошения от имени всех пяти меликов о принятии их в подданство и покровительство и о позволении им или выйти с подданными их в Россию, или поселиться на сем же [124] основании в Грузии. Сие последнее Всемилостивейше им предоставлено, с пожалованием как им собственно, так и к его высочеству царю об них Высочайших грамот и с поручением водворения их здесь на отведенной от его высочества царя, просимой ими земле, на выгодных для них условиях, и вообще утверждения их благосостояния особенному моему попечению.

По приезде моем сюда я нашел мелика Абова в заключении, в которое он был ввержен за несколько месяцев пред тем, по одному токмо на него подозрению. Первое мое дело было, разведав о том, просить его высочество о исследовании надлежащим образом его преступления и как не оказалось на него никакого ни в чем доказательства, то по просьбе моей быв освобожден, прислан ко мне. Я его привел к присяге на верность подданства, возложил на него по примеру других медаль от Высочайшего Государя Императора имени и по мере отличных его свойств, усердия и ревности на пользу службы, предприимчивости и военного духа, содержал его в особенном моем покровительстве, возможнейшем ободрении и обласканиях. Сии мои расположения чувствовал он с священнейшим уважением и признательностью, имея ко мне привязанность и доверие беспредельное: многими опытами доказал он то и особливо оказанием бодрости и неустрашимости при смутных здесь обстоятельствах, по случаю сближения к границам здешним войск ханских, так как то выше сего в своем месте упомянуто и как благодарные к нему отзывы его высочества показать могут. С приезда моего имел он здесь подданных своих до четырех сот семей, более нежели кто из прочих меликов, да во время пребывания моего здесь присовокупил к тому из-за границы более же трех сот; так что при поголовном наряде может он поставить до тысячи человек годных к сражению и под его предводительством отличных по здешнему воинов.

Мелик Джимшид и мелик Фридон едва ли по сто семей подданных своих имеют, окроме пожалованных первому от его высочества царя, принадлежащих к крепости Лори, ему во владение отданных деревень.

При других моих попечениях о благоустройстве их общества, имел я намерение дать им некоторые правила ко взаимному между собою по встречающимся спорным делам разбирательству, так чтобы то было сообразно со Всемилостивейше пожалованною им между прочим привилегиею на сохранение древних им прав и обычаев; и для того предполагал я присвоить мелику Джимшиду, по уважению лет его, некоторую в сем случае поверхность, но злоба и вражда против мелика Абова, от двух прочих обнаружившаяся и беспристрастия судьи несвойственные, удержали меня от сей решимости.

Комментарии

1. Хаджи-Ибрагим-хан, — один из умнейших людей в Персии, пользовался большим влиянием на вельмож и сильно поддерживал наследников Керим-хана Зеида, из которых последним был Лютф-Али-хан, сделавшимися при его помощи шахом. Но когда услуги его не были достойным образом оценены, Хаджи-Ибрагим-хан отказался от всякого участия в делах. Обстоятельство это подало многим честолюбцам повод объявить и в свою очередь притязание на корону и искать погибели Лютф-Али-хана. Между прочими в особенности отличался Ага-Магомед-хан Каджар, сын Мухаммед Хусейн-хана, владетеля Мазандеранского. Будучи евнухом в гареме Керим-хана, ему удалось бежать в Мазандеран, где он, воспользовавшись несогласиями наследников последнего, собрал партию недовольных и после взятия Тегерана и Испагана, овладел, при помощи Хаджи-Ибрагим-хана, Ширазом, — столицею Лютф-Али-хана, которого вскоре после того убил. С получением Ага-Магомед-ханом власти, участь Хаджи-Ибрагим-хана переменилась. Он был назначен верховным визирем и удержал это звание и в последующее царствование. Впоследствии Фетх-Али-шах, из одного пустого подозрения, приказал выколоть ему глаза и затем, за не кстати сказанное им слово — отрезать у него язык и убить.