6. Тоже с. с. Коваленского к ген.-л. Кноррингу, от 2-го декабря 1799 года, Тифлис.

С отъезда моего не имел я чести писать к в. пр., во первых, не полагая вас возвратившимся из вояжа, а во вторых, в ожидании прибытия сюда полка, который, быв задержан на Кайшаурской горе снегом и холодом, едва прибыл сюда 26-го ноября, а я между тем, находясь здесь с 8-го числа и не имея о полку ни малейшего известия, не смел к вам писать. По неуверенности на ездока с сим письмом не пишу теперь обстоятельно и тем более, что озабочен я теперь приготовлением к церемониальному своему к царю представлению, которое 5-го числа сего месяца положено быть. Вкратце же скажу, что полк хотя и претерпел нужду от усталости, медлительным походом навлеченной и особливо от застигшей их на горе стужи и метели, но не менее того, имел везде всевозможную помощь и во всем довольствие со стороны правительства здешнего, так что, по засвидетельствованию всех штаб и обер-офицеров, спасением своим и всего обоза с артиллериею обязаны они Вахтангу-царевичу, подавшему помощь свою всеми от него зависевшими способами самоскорейше и деятельнейше. О заготовлении же везде в нужных местах провианта и фуража по пути и о высылке за два еще перехода до границ Грузинских 80 пар волов и до 50 лошадей, с переменою оных по станциям, почти до самого Тифлиса, я сам был побудитель и вместе и свидетель. Пользуясь таковою выше ожидания помощью почти с 1-го ноября, я рассчитывал, что полк прибудет на место к 15-му числу и перейдет гору прежде снега, но вместо того он пришел в город 11-ю днями позже, а гору опоздал пройти несколькими часами. Слава Богу, что провианта заготовлено было столько, что еще и осталось в тех местах.

Как бы то ни было, полк наконец прибыл сюда и сделал при входе фигуру преизрядную, быв встречен за три версты наивеликолепнейше, по предварительному моему с е. в. царем о том соглашению, как изволите усмотреть из нижеследующего описания церемониала. Царь со всеми знатными светскими и духовными вельможами выехал на встречу, в сопровождении более десяти тысяч народа; в городе же, вид амфитеатра имеющем, все крышки домов были усыпаны женщинами и по единообразному их из белого холста одеянию, казали собою прекрасный вид рассеянного по городу лагеря. Пушечная пальба и колокольный по всем церквам звон возвышали сие празднество, а радостные восклицания народа, движения и самые слезы, особливо женщин, усовершали сию трогательную картину братского приема и неложной преданности к нам народной.

Попечением моим, при усерднейшем подвиге на все, что до выгоды войск относится, е. в. царя, полк успокоен и снабжен, по мере надобности и возможности, всем нужным. Квартиры отведены лучшие в городе и дабы подать пример вельможам здешним, царь предлагал каждому из штаб-офицеров свое собственное жилище; но верно бы и без учтивства редкий и то бы занял, ибо по разорению здешнему, более же по умеренности в великолепии е. в., он живет в двух комнатах, очистив перед моим приездом прежний дом для меня. Лазарет весьма изрядный, с каминами, вычищен и снабжен соломою, а теперь [99] и кровати делаются, на что и лес отпущен. Дрова и свечи отпускаются достаточно, хотя лес нелегко здесь достается; на построение в каждой компании печи царь приказал брать кирпич из своего прежнего дворца и снабдить каждую печь квашнею. На другой день прихода пожаловано от него нижним чинам 600 литр, более 150 ведер вина виноградного и 800 рыб-балыков. Словом, усердие и готовность искренняя, доставя всевозможное к выгоде войск, со стороны царя и народа неописанные, но способы их по разорению бывшему слабы; по доверенности же царской ко мне, надеюсь я, что моим распоряжением нужды ни в чем не будет.

Провианта и фуража здесь заготовлено на один месяц, который с 26-го и в отдачу отпускается; на будущее же время царь объявил, что на основании состоявшего к в. пр. Высочайшего именного указа, продовольствие войск долженствует быть на попечении вашем. Хотя таковой отзыв весьма основателен, но в сохранение пользы казенной требовал я по крайней мере того, чтобы правительство здешнее сделало нужное распоряжение о заготовлении здесь достаточного числа провианта, что о ценах, какие оному положены будут, я не премину куда следует списаться, но по трактату должны быть штатные, на что и объявлено мне от е. в., что хотя по силе помянутого Высочайшего указа и не должен он вмешиваться в сие распоряжение, предоставляя нам покупать и добывать провиант и фураж по вольным ценам; но когда нужна будет его к сему помощь и содействие, то он со всем усердием оную окажет и уверяет, что, впредь до разрешения сего предмета, войска нуждаться в продовольствии никак не будут, и что впрочем уверен он, что по разорению земли его и ее внутренним неустройствам, платеж по штатной цене, и в России нигде не существующий, будет отменен. О невозвышении же цен обыкновенных всем жизненным здесь припасам, не оставит он принимать все нужные меры.

Я не могу впрочем нахвалиться приемом, ласкою и усердием е. в. ко мне и ко всем нашим; истинная его преданность к нам видна по всем его деяниям. Он меня полюбил как сына и друга, и все мои предложения приемлет засвято. Доверенность сия по усердию моему к службе много меня ободряет, тем паче, что я нашел в особе царя твердость правил, здравые рассуждения, кротость и благочестие.

Вот все что могу донести в. пр. достойного вашего сведения и любопытства; впредь же о предметах до службы касающихся не оставлю сообщать вам все в подробности и испрашивать вашего к моему руководствованию совета и наставления. Но между тем много бы вы меня успокоить изволили, если бы ускорили уведомить, какую решимость взять вы намерены в рассуждении провианта и фуража.

Иван Петрович (Лазарев) нездоров и расстроен до крайности по домашним несчастиям, то я только с Сергеем Андреевичем (Воейковым), которому гораздо легче и свободнее.