-

Японский ученый о «праве силы».

Десять лет тому назад, вышло в свет в Берлине сочинение японского ученого юриста, г. Гируки Като, под заглавием: «Der Kampf um’s Recht des Starkeren und seine Entwickelung» (борьба за право сильнейшего и его развитие).

Гируки Като был тогда ректором университета в Токио; затем он был назначен министром иностранных дел, а теперь находится в Корее, занимая видный пост. Труд Г. Като не отличается какою-нибудь оригинальностью, но он интересен в том отношении, что, до известной степени, является отголоском современного направления науки права в юной еще по цивилизации Японии.

Не ранее, как в шестидесятых годах прошлого столетия, едва полвека тому назад, японцы обновили свою политическую, общественную и даже частную жизнь, вступив в общий оборот со всеми культурными народами.

Радикальному перевороту подверглись почти все стороны японской жизни. Политический строй, финансовый порядок, экономический быт, организация промышленности, домашняя обстановка, наука, искусство, и т. д. существенно преобразились под влиянием культурных народов.

У японца, принадлежащего в высшим состоятельным классам, изменился даже стол, на европейский вкус. Муку японец получает из Америки; масло (как это ни странно!) — из Дании (почему-то не из Сибири); прованское масло — прямо из Прованса; овощи — из Бордо; баранину — из Китая; яблоки — из Калифорнии; лук — из Сан-Франциско; перец — из Индии; вино — из Франции; молочные консервы — из Швейцарии и т. д.

И в науке японцы находятся под влиянием культурных народов. Влияние американской, английской, немецкой, французской науки отразилось весьма сильно на той или другой ветви японского знания. Стоит только обратиться к университетским «Запискам» в Токио (University Magazine), и мы найдем в них наглядное доказательство бесспорно заметных следов влияния западной науки на японцев.

После освобождения Японии от старого режима, японское избранное юношество было отправлено в университеты Америки, Англии, Германии, Франции, России. Каждый японец, возвращаясь домой, [360] становится, так сказать, руководителем своего общества, в том или другом отношении, и знакомит соотечественников с результатами европейской науки.

Книга Като вся основана на исследованиях немецких юристов и, по заявлению автора, самая рукопись его труда была прочитана и одобрена немецким ученым Гельвальдом, автором известной книга: «Culturgeschichte». Кроме того, Като пользовался трудами Иеринга, Лилиенфельда, Гумпловича и других. Автор имел целью сделать попытку — представить происхождение и развитие права «из права сильного, как единственного источника права».

Автор, повидимому, хорошо усвоил одно из господствовавших, несколько лет тому назад, направлений немецкой науки права, которое можно назвать натуралистическим. Пользуясь почти только одними немецкими учениями, Като приписывает им идею о происхождении права из силы, посредством борьбы.

Вот эти-то данные немецкой науки, взятые немцами на стороне, и составили канву сочинения Като. Постараюсь познакомить читателей вкратце с содержанием этой книги, которая представляет особенный интерес в наше время, как показатель того, какие идея распространились в японском обществе.

Везде, — говорит Като, — идет борьба, и именно, борьба за существование: в природе, между отдельными людьми, между семьями, обществами, партиями, сословиями, классами, племенами, расами м государствами. В этой борьбе всегда берет верх лучший над худшим, сильный над слабым, при чем лучший и сильный существует и развивается, благодаря эксплоатации низшего и худшего. Победитель всегда живет и усиливается на счет побежденного.

Культура и богатство современных народов покоятся на порабощении ими нецивилизованных народов (слабых). Еслибы европейцы жили только у себя, то они до сих пор довольствовались бы средневековой культурой. Современную цивилизацию образовала не христианская любовь во всем, не безусловное требование международной морали и естественного юридического равенства народов; нет, — цивилизация есть всецело продукт борьбы сильного с слабым. Жизнь сильного на счет слабого — основа современной цивилизации.

Подобно органическому миру, в человеческом обществе можно подметить два вида борьбы: борьбу внешнюю и борьбу внутреннюю т. е. борьбу между народами и государствами (социальными организмами), и борьбу, происходящую в недрах народной и государственной жизни — борьбу между индивидами, семействами, сословиями, классами и другими социальными группами (клетками и органами социального организма). [361]

Кроме того, борьба бывает насильственная и мирная. Та н другая происходит сознательно и бессознательно.

Мирно и бессознательно мы боремся чаще, чем открыто и сознательно. Мы ежедневно боремся за власть, за свободу, за честь, имущество, веру, за принцип, словом — за собственный интерес (посредственный или непосредственный, материальный или духовный).

Борьба, как результат стремления удовлетворить человеческим потребностям, есть главное условие общественного и человеческого развития. Но борьба за превосходство, за власть, являющаяся и причиной, и следствием удовлетворения многих потребностей, наиболее распространена. В этой борьбе право сильного всегда берет перевес. Но так как это право есть сила или могущество, то борьба за могущество есть борьба за право сильного.

Свобода и право европейских народов — заключает японский автор — не есть результат развития справедливости и нравственности, а плод этой борьбы, которая постепенно только облагораживалась.

По мнению Като, прирожденных прав человека не было и нет. Очевидно, японский ученый не последовал традициям школы естественного права. Идея о прирожденных правах или мечта об идеальном праве могла бы действительно найти приверженцев в Японии, недавно обновившейся и не выработавшей еще прочных начал и в жизни, и в знании. А между тем, вышло не то. Японский ученый не последовал теории, по которой каждый человек и народ должен пройти метафизическую дорогу. Като прямо встал на положительную, реальную почву.

Хотя жизнь и прирождена человеку, — продолжает Като, — тем не менее она не может быть основанием какого-нибудь прирожденного права на жизнь, которое было бы всегда вечно и свято. У природы нет юридического различия между человеком и животным, и она не дает человеку, как и животному, иного, кроме права сильного, — но это не есть право, а сила. Так называемое право «на существование» не получено человеком от природы, а всецело приобретено в государстве, которое признает право на жизнь и защищает его.

Точно также, по мнению Като, право «на признание человеческого достоинства», право «на свободу действий», право «на самосохранение» и т. д. — тоже права не прирожденные, а права приобретенные, как и право на существование. Прирожденные права суть мечта человека, который произвольно приписал их себе. Чтобы сделать прирожденное право неотъемлемою принадлежностью человека и лишить этого права животное, люди признали человека образом и подобием божества, [362] признали человека высших, нравственно-разумным существом, не имеющим, по своим качествам, с животным ничего общего.

Такое самовозвышение человеком самого себя Като старается опровергнуть фактами из действительной жизни. Каннибализм дикарей, — говорит он, — нельзя рассматривать как обычай разумно-нравственного существа. Точно также убийство детей и родителей, встречаемое у диких народов и не признаваемое ими за безнравственное деяние, также нельзя признать действием разумного нравственного существа. Ужели, — спрашивает Като, — следует считать разумно-нравственным существом человека, который может сосчитать только до пяти, который незнаком ни с земледелием, ни с скотоводством? Но нельзя назвать такого человека и животным.

Быть может, прирожденное право основывается на природе человека, отличающегося, к какой бы расе он ни принадлежал, общими с другими людьми телесными и духовными свойствами, при том высшими и благороднейшими, сравнительно с свойствами животных. Эти свойства и составляют человеческую.

Но человек, имея общие с другими людьми свойства, имеет также общие свойства с млекопитающими животными, вообще с царством животных, с растениями, со всеми видами органического мира. Почему же, — спрашивает Като, — не хотят признать «прирожденного правам за млекопитающими, позвоночными животными и, вообще, за организмами? В силу чего прирожденное право ставят в неразрывную связь с членораздельною речью и прямою походкою, как с отличительными свойствами человека в отличие его от животного? Почему прирожденное право не приурочивают к питанию грудью, как к существенной особенности млекопитающих животных, отличающей млекопитающих от позвоночных?

На вышеозначенные вопросы можно было бы, — по мнению Като, — ответить таким образом. Царство млекопитающих и позвоночных животных обнимает, кроме человека, массу низших их видов, которые не могут обладать равным прирожденным правом с человеком, хотя их главные свойства, конечно, имеют общий характер. Но и человеческий род, рядом с высшими расами, содержит в себе немало низших, стоящих по духовным своим качествам ближе к животным, чем к высокоразвитым человеческим расам.

Таким образом, — продолжает японский автор, — в действительности нигде нет прирожденных прав, признающих за всеми людьми одинаковое равенство, или, лучше сказать, равную силу. Всюду царит неравенство... В человеческом обществе господствует только одно право — сильного; но это не право в истинном смысле, а только сила. [363]

Прирожденное право — призрак, мечта людей. Оно уступает место праву сильного, как решающему фактору действительной жизни.

Право сильного в человеческом обществе имеет значение естественного закона (Автор в подтверждение своих слов ссылается на Плутарха, китайского философа Huan Tui Chih; на Спинозу, Лилиенфельда, Шеффле, Иеринга, Гумпловича, Гельвалъда и др.). Это право у дикарей проявляется в форме грубой и жестокой физической силы, в то время как у культурных народов, напротив, означенное право имеет вид этической, облагороженной, гуманной силы и превосходства. Различие между правом дикарей и культурных народов — не качественное, а количественное.

Конституционная власть короля по отношению к народу, законообразное привилегированное положение дворянства сравнительно с горожанами, власть мужа над женой, отца над детьми, у цивилизованных народов, — должны быть рассматриваемы как права сильного, точно также как деспотическая власть над бесправными подданными — как несправедливое право высшей касты над низшей и т. д.

Имеющие облагороженную и умеренную власть должны быть так же сильны, как и те, у которых в руках грубая, деспотическая власть.

Между этической, конституционной и грубой, деспотической властью — по мнению Като — нет резкого различия. Даже, в некоторых отношениях, так называемую, конституционную власть можно рассматривать также как власть деспотическую, ибо власть требует безусловного себе подчинения; она — власть необходимо принудительная.

Что касается элементов, составляющих право сильного, то в примитивном обществе таким элементом может быть только физическая сила или возраст, потому что право сильного здесь, по большей части, воплощается в физической силе. На более высоких ступенях культурного развития человечества, элементом права сильного является высшее интеллектуальное развитие, богатство, военные доблести, рождение и т. д. Так что, жрец, землевладелец, рабовладелец, военачальник, знатные по происхождению роды пользуются правом сильного и руководят народом. У современных цивилизованных народов, действительно, высшее интеллектуальное развитие, богатство и рождение суть важнейшие элементы права сильного. Только те, кто располагает этими элементами, образуют влиятельные классы и пользуются правом сильного. Таким образом, право сильного проявляется не только в форме грубой, физической силы, но и силы этической, культурной.

Свобода и право, — говорит Като, — не противоположны друг другу.

Выражения: могущество, сила, власть, свобода и право сильного — значат одно и то же. Поэтому автор утверждает, что свобода [364] граждан тождественна с правом сильного. Благодаря своему интеллектуальному и хозяйственному развитию, народ требует и расширяет свою свободу, которая есть опять не иное что, как право сильного.

Деспотическая власть дагомейского короля над жизнью и имуществом своих подданных есть также право, так как эта власть признана, узаконена и не отрицается подданными, как и власть конституционного монарха. Насколько сила признается — она превращается в право, а насколько признается право — оно преобразуется в силу.

Социальные воззрения, нравы, традиции, религия, идеи нравственные и правовые, дух времени, общественное мнение и т. д., всегда и решительно господствуют над индивидом. А так как эти великие силы, по большей части, исходят и образуются в выдающихся и сильных общественных группах (в правящих высших классах), то данные группы в состоянии наложить оковы не только на индивида, но и на противоположные слабые группы (низший класс, женщины и т. д.).

Можно различать пять главнейших видов борьбы за право в человечестве: 1) борьба за право сильного между правящими и подчиненными, 2) между высшими и низшими классами, 3) между свободными и несвободными, 4) между мужчинами и женщинами и 5) между расами, народами и государствами.

Во всем развитии власти замечается постепенное укрепление могущества правителя и потеря народного равенства и свободы. В патриархальных и теократических государствах власть достигает высшей степени своего развития. Деспотизм власти в государстве полезен. Нет государства, которое стало бы великим без деспотизма, кроме Северо-Американских Штатов. Деспотизм принуждает людей посредством закона к послушанию. (Деспотизм и абсолютизм — беззаконная и закономерная форма правления — употребляется автором в одном и том же значении).

Что касается высших и низших классов, то различие между классами сперва обусловливается древностью родов, потом высшим интеллектуальным развитием, богатством, расовыми особенностями и т. д. Эти факторы и образовали различие между высшим и низшим классами. В борьбе за право сильного брала верх сильная общественная группа над слабою, и таким образом возникло различие между высшей и низшей кастой, в которых известные особенные призвания были наследственными. (По мнению Като, кастовое устройство встречается у всех народов, только в разных формах).

Высшая каста считала себя призванной, по большей части, к религии, науке, искусству, законодательству, истории, к управлению, [365] государственной службе и т. д.; низшая же каста — к торговле, к ремеслам, земледелию и другим низшим родам деятельности.

У цивилизованных народов на место каст вступают сословия или классы, учреждения уже не божественные, а чисто человеческие. Между сословиями, или классами, и кастами нет существенного различия. Современные сословия, или классы, являются только особыми формами одной и той же сущности, потому что и теперь, и всегда есть и будут единственными причинами различия сословий — или рождение, или богатство, или высшее интеллектуальное развитие, словом, превосходство, сила.

По естественному закону сословные отношения не могут быть неизменными. Уже теперь дворянство перестает быть монополистом всех властей и прав.

Горожане, благодаря, преимущественно, своему экономическому развитию, становятся новым сильным сословием, оспаривающим преимущество, силу у дворян. Богатство горожан уже покоится не на недвижимых только имуществах, но, главным образом, на движимости и на приобретении самостоятельным трудом опытности. Если в прежнее время землевладение было единственным основанием богатства, то в позднейшее время важнейшими основами его сделались промышленность и торговля. Старое условие богатства исчерпаемо, а новое — нет.

Столкновение и уравнение двух сильных общественных групп — дворянства и горожан — имеют своим последствием, что все или многие из привилегий дворян уничтожаются и превращаются в справедливое право. Это новое право гражданина (его индивидуальные и гражданские права) со временем все более и более крепнет.

В виду того обстоятельства, что прежняя сильная партия (дворянство) уже не в состоянии более оспаривать право (силу) новой сильной партии (горожан), получается признание и узаконение права последней.

Хотя современная цивилизация и делает силу и свободу достоянием всех классов народа, тем не менее полного уравнения прав всех классов в Европе нет. Если свобода дворянства и среднего сословия до известной степени уравнены, то четвертое сословие вообще и пролетариат в особенности никогда не могут по своей свободе стоять наравне с третьим сословием или средним классом, несмотря на то, что закон и принцип права вооружаются против такого различия и теоретически устанавливают основное положение равенства. Закон и принцип права приписывают четвертому сословию равную свободу с третьим сословием. Но общественные отношения, возникающие, преимущественно, из различия богатства и [366] интеллектуального развития обоих сословий, обыкновенно, подчиняют первых под власть последних. Эти отношения подчинения будут существовать всегда.

«Бедный, низший, слабый и глупый везде и всегда — раб богатого, высшего, сильного и умного» (Hellwald). Можно сказать безошибочно, что человеческое общество, по всей вероятности, вечно будет находиться под господством аристократии, т. е. сильного. Хотя поклонники свободы надеются, что все подданные государства без различия их богатства и интеллектуального развития будут, по возможности, равны в правах и свободе, но эта надежда не естественна в двух отношениях: 1) сохранение и развитие общества и государства находятся в руках богатых и интеллектуально развитых, и 2) тем, которые сохраняют и развивают общество и государство, естественно следует приписать больше права и свободы, чем остальным, ничего не сделавшим для совместной жизни.

Рабство и крепостничество — повсеместны, но рабство в древние времена было мягче, чем в позднейшие, и положение раба тяжелее у цивилизованных господ, чем у грубых народов. Причина этого обстоятельства лежит, главным образом, в том, что рабочая сила и время у культурных народов ценятся выше, чем у некультурных (Вайц).

Белые господа Северной Америки вовсе не усматривали в черных людях своих братьев, как требовало того христианство. Они любили негра нисколько не больше животного. Это обстоятельство доказывает только истину того положения, что любовь к другим, или альтруизм, есть только видоизмененная форма самолюбия или эгоизма.

Нельзя любить других, если эта любовь не служит, в конце концов, нашей собственной пользе (материальной и духовной). Английская гуманность относительно негров имеет хозяйственное и политическое основание. Из рассмотрения рабства у разных народов, в особенности в Америке, можно убедиться в истине следующего положения: хотя право может быть дано или даровано кому-либо, но если оно даровано таким, у которых недостает права сильного, то дарованное право, по большей части, является бессодержательным и бесценным (доказательством служит освобождение негров). Дарование права есть только форма признания и узаконения права сильного, которого кто-либо уже сам достиг.

Благодаря рабству, у всех цивилизованных народов воздвигались необычайно грандиозные постройки. Рабство негров было весьма! полезно для американцев, так как при колонизации Нового Света белые были не пригодны для работ, красные же туземцы [367] оказывались неспособными к обработке земли. Оставались только выносливые негры. Америка никогда не достигла бы своей современной цивилизации, еслибы имела в своем распоряжении только свободных работников. Американская цивилизация в самых существенных своих сторонах есть плод пота и крови негров — рабов. Семя грязное, а плод все-таки прекрасный! Да и вся цивилизация вообще — произведение грязного семени, так как всякая цивилизация возникает более из эгоизма и борьбы, нежели из альтруизма и мира.

Рабство негров и торговля неграми в цивилизованных государствах и их колониях, кроме немногих мест, запрещены, но вполне рабство еще не уничтожилось. На место старого рабства вступило новое. Новые рабы называются кули. Правда, это слово означает рабочий, но судьба этого рабочего нисколько не лучше судьбы прежних рабов-негров.

В то время, как европейская цивилизация старается уничтожить негроторговлю, одновременно она не может обойтись в других частях своей внеевропейской территории без возмещения за уничтоженное рабство.

Вскоре после уничтожения рабства в 1837 году, англичане начали вводить восточно-индийских рабочих, т. е. «кули». С тех пор развилась торговля «кули» в такой же степени, в какой ранее совершалась торговля рабами-неграми.

В политическом отношении куля, само собой, понятно, — ничто. В социальном отношении он имеет меньше значения, чем крепостной. У него нет свободы труда и отдыха: словом, он — раб. Торговлю людьми нельзя уничтожить до тех пор, пока будут существовать высшие и низшие расы.

Борьба за право сильного, — говорит Като, — происходит и у мужчин с женщинами. Желательно, — по словам автора, — чтобы мужчины посвящали себя более публичной жизни, а женщины, главным образом, домашней, причем оба пола должны помогать друг другу сообразно со своей природой.

Международное право, как и всякое другое право, есть продукт также права сильного. Собственный интерес есть главная цель, а международное право служит только средством в достижению ее. Цель общественных организмов, как и всех организмов в мире вообще, есть самосохранение и саморазвитие. Европейские и цивилизованные народы, — по мнению Като, — являются самыми жестокими и хищными народами. А между тем эти самые жестокие народы состоят из вполне разумно-нравственных существ. Но естественный закон управляет всеми организмами, в том числе я общественными. Все социальные организмы, подобно другим организмам, [368] стремятся в самосохранению и саморазвитию. Мораль и право суть только средства для общественного самосохранения и саморазвития. Отношения между государствами ни нравственны, ни безнравственны, ни правомерны, ни неправомерны, а просто естественны. Совершенно ошибочно, — полагает Като, — судить о международных отношениях по масштабу индивидуальных и гражданских отношений в обществе и государстве.

Будущее всемирное государство может образоваться не чрез завоевание, но путем общности и взаимности интересов и уравновешения силы между государствами. Современные граждане европейских государств имеют более общих интересов между собою, чем государства, потому что торговля, промышленность, религия, наука, искусство и т. д., обусловливающие, главным образом, общение и взаимодействие, суть предметы более частные, чем публичные. Поэтому граждане разных государств — в некотором отношении не чужие друг для друга, но собратья. Всемирные государства могут образовать только цивилизованные народы, т. е. европейские, американские и некоторые азиатские (Япония, Китай) народы во имя их общих интересов. Нецивилизованные народы постепенно должны вымереть и чрез борьбу за существование с культурными народами потеряют всякую способность к существованию. Их землю заберут культурные народы и превратят в свои колонии. Хотя первобытные народы и получать гражданские права, но они будут играть подчиненную роль, потому что у них не будет доставать права сильного, т. е. равного права с культурными людьми. Здесь мы снова приходим к выводу, что дарованное и сообщенное слабому право вполне бессодержательно и бесценно.

Все исследование профессора Гируки Като сводится к следующим общим положениям:

Право человека возникает и развивается в обществе единственно чрез борьбу за право сильного. Но это не право, а сила. Поэтому ошибаются те, которые принимают для права и силы обыкновенно две различные основы происхождения. Но каким образом возникает и развивается право человека чрез борьбу, из права сильного? Только чрез признание и узаконение права сильного, что всегда является результатом борьбы.

Если высшая и сильная борющаяся сторона в обществе (высший класс, напр.) победила низшую и слабую (напр. низший класс, несвободных), т. е., если право сильного (силы) первых уже не оспаривается последними, то сила первых необходимо признается и легитимируется последними, и чрез это она становится правом [369] в истинном смысле. Такое одностороннее развитие права сильного мы находим обыкновенно в еще неразвитом обществе.

Если позднейшие ступени развития общества укрепят силу низшей борющейся стороны, и, следовательно, обе борющиеся стороны сделаются одинаково сильными, так что ни одна сторона не может взять перевес над другой, то, за столкновением между ними, наступает равенство сил. В результате являются взаимное признание и легитимация сил, а чрез то силы превращаются в права в истинном смысле слова. Дарованное право, не имеющее признаков права сильного, по большей части есть сила неживая, не имеющая никакого содержания и цены. Право, в истинном смысле слова, может быть или физически грубым и жестоким, или же этическим, согласным с человеческим достоинством, существо же права остается одним и тем же.

Нередко случается, что на низших ступенях общественного развития суровое право высшей и сильной борющейся стороны бывает даже необходимо и полезно, чтобы содействовать дальнейшему общественному и государственному развитию, в то время как гуманное право здесь неуместно и даже вредно.

Таково, в немногих словах, воззрение современного японского ученого на право. Взгляд Като на право не нов; он встречает и находит в настоящее время не мало последователей. Есть ли право сила, признанная и узаконенная при известных обстоятельствах — это вопрос, заслуживающий более подробного специального рассмотрения.

Н. Чижов.

Текст воспроизведен по изданию: Японский ученый о «праве силы» // Вестник Европы, № 9. 1904