ГРИГОРИЙ ДЕ-ВОЛЛАН

В СТРАНЕ ВОСХОДЯЩЕГО СОЛНЦА

ОТДЕЛ ШЕСТОЙ.

Внутренняя и внешняя политика.

XXXVIII.

Внутренняя политика.

Несмотря на парламентаризм, страна управляется руководителями четырех кланов (Сацума, Цесю, Тоса и Хизен), которые произвели переворот 1868 года. Парламентаризм, конечно, в известной мере видоизменил политику кланов. Маркиз Ито после войны с Китаем искал союза либеральной партии, чтобы увеличить армию и флот. То же самое было сделано Мацукатою, который опирался на прогрессистов. Можно сказать, что парламент с 300 депутатами, выбранными 430,000 избирателями, не представляет нацию в 46 миллионов и что депутаты не все являются людьми образцовой честности, но в общем парламентаризм действует удовлетворительно и, когда началась война с Россиею, сейм с готовностью вотировал все средства для ведения войны и вся страна удивила мир своим единодушием и отсутствием оппозиции. Может быть это [512] произошло оттого, что такие государственные люди как Ито являются, благодаря своему престижу, руководящею силою в парламенте. Но это бывает всегда при парламентаризме, что власть таких людей как Питт, Бисмарк господствует над остальною массою, так что временами она кажется неограниченною.

Из государственных людей Япония в настоящее время на первом плане стоит маркиз Ито. Его называют Бисмарком Японии. Подобно своему прототипу он может быть причислен к консерваторам; но уступая духу времени, он выработал конституцию, наложив на нее печать умеренности и консерватизма.

Деятельность Ито начинается с 1871 г., когда он был послан в Европу для изучения государственных учреждений. Затем в министерстве Кидо (1874 г.) самыми деятельными членами кабинета были в это время Ивакура и Окубо и ближайшими их помощниками были Ито и Окума.

От апреля до мая 1880 г. произошли знаменательные события — затруднение с Кореей, сацумское восстание и смерть главных деятелей реставрации. Кидо, вдохновитель нового режима в 1877 г., Сайго, предводитель сацумского клана, пали во время сацумского восстания. Окубо был убит в 1878 г.

Потеря Окубо была почувствована не только кабинетом, но и всем народом... Лучшим преемником на место Окубо считался Ито, назначенный санги (советником) тотчас по возвращении из Европы. Вместе с Ивакурою и Сандзё он составил кабинет, в котором участвовали еще Ямагата, Иноуэ, Ямада, Теразима, Курода, Сайго (брат знаменитого сацумца), Кавамура, Оки и Окума. Последний занимал важный пост министра финансов (с 1878 г. до 1881 г.) и за время [513] своего управления достиг самых блестящих результатов, восстановил размен кредитных билетов, которые прежде ходили 50 к. ниже номинальной цены.

Познакомившись с конституцией, он захотел ввести представительные учреждения в Японии, но, не встретив сочувствия в своих коллегах, вышел в отставку в 1881 г. Мы уже знаем, что в этом году Ито дал торжественное обещание созвать палаты в 1890 г. Удалившись из совета, он стал формировать партию кайшин-то (прогрессивную партию).

С удалением Окумы кабинет составился из Сандзё (дайдзё-даидзин), принца Арисугавы (садай-дзин), Ивакуры (удай-дзин) и 11-ти советников (санги) Кавамура, Мацугата, Ояма, Оки, Фукуока, Сасаки. Ито вторично отправился в Европу для изучения конституционных учреждений, и вскоре после его возвращения умер Ивакура. Со смертью Ивакуры Ито сделался главным руководителем кабинета. Ему же поручено было выработать проект конституции, который был представлен на рассмотрение верховного совета (симицуин), в заседаниях которого участвовал сам император и императорские принцы. Председательство было поручено графу Ито.

Настоящая конституция является результатом этой работы, главным руководителем которой был граф Ито. Его ближайшими помощниками был Канеко Кентаро, Ито Миодзи и Иноуэ.

Считаясь главою партии умеренных, Ито в своем труде старался избегнуть всяких крайностей. В то время, как Окума был поборником английской конституции, Ито искал своих идеалов в Пруссии и старался согласовать их с императорскою идеею в Японии. Потому в его конституции краеугольным [514] камнем является авторитет императорской власти; все от него исходит и все им кончается.

28-го сентября 1887 г. сделан был второй шаг. Ито циркулярно объяснил губернаторам и префектам основные принципы новой конституции. Они выражаются, главным образом, в устойчивости императорского трона, в освобождении народа и участии его в направлении государственной деятельности и в императорской санкции по отношению к конституции. Обсуждать этот проект никто не в праве. С начала до конца нации напоминали о том, что императорская воля является верховным принципом по отношению к обыкновенной конституции. Относительно этого не может быть ни малейшего сомнения.

В том же духе Ито произнес немало речей, объясняющих основные принципы конституции.

Маркиз Ито считается самым счастливейшим из государственных людей в Японии. Из скромного положения он скоро поднялся до первого министра и председателя верховного совета.

С 669 г. до 1885 г. место первого министра считалось достоянием семейства Фузивара и только для четырех лиц было сделано исключение. Эти счастливцы были Асикага, Иё-симацу, Хиде-иёси, Токугава и Ито.

Одна японская газета, сравнивая его с Окумою, говорит, что они различны не только по взглядам, но и по складу ума и характеру. Ито ученый, Окума делец; один придворный, другой — чиновник. Ито замечателен пылкостью своего ума, оппортунизмом, умением обращаться с людьми и применяться к обстоятельствам, граф Окума богат умственными ресурсами и отличался смелостью планов и их предприимчивостью. Тем не менее общественное мнение видит [515] в Ито главного двигателя японской политики; ему, правильно или нет, приписывается главная руководящая роль за политическими кулисами. Он главный советник теперешних деятелей. Министры меняются, но при всех переменах видна рука опытного и умного маркиза Ито.

В открытом письме одной японской газеты говорится, что общественное мнение желает видеть Ито во главе правительства. Много назревших вопросов, связанных с пересмотром трактатов и с новым сеймом, требуют умелого разрешения. «Общественное мнение уже указало на ваше превосходительство; в палату из всех графов избрали только графа Ито, Мацуката и Кацу. Правда, — говорит газета, — сацумцы упрекают Ито в недостатке смелости, Цёсю находит, что он слишком мало делает для своих земляков, Тоса обзывает его деспотом, а для ханжей синтоизма вы являетесь поборником свободы.

Все эти кружки смотрят на ваше превосходительство сквозь призму предрассудка; их частные жалобы не могут нанести ущерба великим заслугам, оказанным всему государству. Между всеми государственными людьми ни у одного нет такого влияния на множество талантливых людей.

Финансисты, находящиеся под предводительством графа Мацуката, доверяют только таким; те, которые идут за гр. Иноуэ, тоже ищут вашей поддержки, не только ученые и деловые ожидают ее от вас.

Между дипломатами за вас виконт Кавасе, Еномото, Танака, Иосида и гг. Муцу, Куки, Ватанабе и Ханабуза. Из приближенных к императору гр. Кацу, Соесима и мног. др. Между знатными и сенаторами у вас целое полчище друзей, то же надо сказать о [516] моряках и военных. Вы пользуетесь доверием ученых и дворянского класса и страна ожидает от вашего патриотизма, что вы не откажетесь служить ей в трудную минуту».

«Ито, — говорит один Француз, — умеет пользоваться победою и незлопамятен к врагам. Он великодушен до расточительности. Гибкий и ловкий, он умелою рукою ведет придворные и государственные дела. Без широких идей, но и без мелочных предубеждений, он как-будто создан судьбою для управления страною, в которой надо бережно обращаться с вымирающими традициями и льстить новым аппетитам».

О гр. Окуме мы уже говорили, что после выхода в отставку в 1881 г. он создал партию кай-син-то; он тоже, как Ито, поднялся из низших слоев общества. По идеям его можно считать самым передовым из японских политиков, но при этом он остался типичным японцем. Никогда не бывавший за границею, он старается забыть те немногие голландские слова, которые знал в юности. Но он рано понял могущество денег и ловкими спекуляциями создал свое громадное состояние. Живет он большим барином в Васеда (близ Токио), где рядом с его замком находится созданная им коллегия с 1,000 студентами.

В это время он искал уединения, посвящал свои значительные средства на благотворительность и содержал на свой счет учебные заведения. Возведенный в графское достоинство в 1887 г., он передал училищу 90 т. дол., данные ему правительством вместе с патентом на графское достоинство.

Вернувшись к власти в 1889 г., он, после неудачной попытки гр. Иноуэ пересмотра трактатов, принялся за это дело с особенною ловкостью и уменьем. [517]

Россия, Германия и Соединенные Штаты уже заключили трактаты с Японией на новых началах. Можно было ожидать, что ненавистная японцам консульская юрисдикция канет в Лету, как вдруг началась оппозиция там, где ее не ожидали. Заговорила еще раз консервативная, стародавняя Япония, о которой, к несчастию, так скоро забывают японские государственные люди. Японцы испугались иностранных капиталов и иностранной конкуренции, и, как всегда бывает, выразителем такого мнения явился решительный человек и бросил бомбу в карету министра. Сам Кирисима Цунеки, после такого высокого, по его мнению, патриотического подвига, окончил самоубийством. У министра ампутировали ногу, и Окума должен был на время отказаться от общественной деятельности.

Про него рассказывают, что сейчас после покушения, когда он лежал с раздробленною ногою, он сказал одному иностранному дипломату: «вы извините меня, если я не провожаю вас».

Судьба японских министров действительно незавидна. За последнее двадцатипятилетие мы имеем целый ряд покушений на японских государственных людей (Ивакура, Окубо, Мори, Окума, Итагаки и т. д.). Счастливее всех оказался гр. Итагаки, предводитель созданной им партии джиюто (либералы). В 1880 г. некий Айбара, считая Итагаки изменником, нанес ему удар саблей. К счастью, раны были неопасны. Айбара был приговорен к заключению в тюрьме, но, благодаря многократному ходатайству Итагаки, он, по прошествии восьми лет, был выпущен из тюрьмы. Очутившись на свободе, Айбара первым делом явился с повинною к Итагаки и сказал ему, как он раскаивается в своем поступке. [518]

Итагаки тоже не остался в долгу.

«Я не сомневаюсь в том, — сказал он Айбара, — что главным мотивом вашего поступка была верность и любовь к отечеству, и я восхищаюсь таким качеством... И вы тоже теперь, наверное, не сомневаетесь в моем патриотизме. И я так уверен в этом, что даю вам право взять мою жизнь, если вы впоследствии сочтете меня отступником отечества».

Эти слова Итагаки произвели настоящую бурю в печати и многие увидели в этом проповедь политического убийства, весьма опасную проповедь для существующих в Японии соши, которые так легко прибегают к грубой силе. Судя по тому, как гр. Итагаки высказался против соши, можно думать, что он не сочувствует насильственным мерам. Он говорит прямо, что насилие мешает нормальному течению государственного дела и спокойному обсуждению общих вопросов и не может быть терпимо в благоустроенном, конституционном государстве.

Гото, подобно своим сверстникам возведенный в графское достоинство, сходен во мнениях с Итагаки. Партия джиюто (либералы), созданная гр. Итагаки, как он сам объясняет, не отвечала требованиям времени и должна была расшататься. Гото, создавший партию дайдо-данкецу, был счастливее; его партия оказалась способною к жизни и даже заняла известное место в парламенте. С ней слились прежние партии джиюто. Сам Гото одно время находился в отсутствии и, выступая поборником свободы, порицал существующее правительство, но как только явилась возможность вступить в министерство, он, как оппортунист, отказался от прежних крайних убеждений. Последователи гр. Гото порицали такое отступничество, но граф [519] Итагаки высказался публично в защиту своего друга, объявляя своим слушателям, что оппозиция бесплодна и что надо приспособиться к требованиям времени. Совсем в другом духе действует гр. Иноуэ. Он, по мнению японских газет, отличается острым умом, неустрашимостью и рыцарским характером. Но, несмотря на все его таланты, он не пользуется особенным доверием публики. У него много друзей, но много и врагов. Он принимается за каждое дело с большим жаром, но скоро остывает. Нервный, впечатлительный, он не может похвалиться и удачею. Дело о пересмотре трактатов, начатое им, провалилось, и он вышел в отставку. В сравнении с консерватором Ито, его можно назвать радикалом. Он больше всего заботился о материальном благосостоянии страны и в вопросе о пересмотре трактатов он стремился, главным образом, к тому, чтобы привлечь в Японию иностранные капиталы.

Гр. Курода, в сравнении с маленьким слабым Ито, может считаться атлетом. Да он и обладает громадною мускульною силою, охотно, как говорят, вступает в состязание с японскими борцами. Вспыльчивый, необузданный, он дает волю своим страстям. Его родина в Кагосиме. В начале карьеры это был бедный самурай, получавший только четыре коку риса. Несмотря на такие скудные средства, он сумел сберечь на черный день кое-что. Перед реставрацией, когда сацумцы захотели заключить союз с Цёсю, старый Сайго предложил Куроде отправиться к Кидо и войти с ним в соглашение. Зная о скромных средствах Куроды, Сайго предложил ему денег на дорогу. Курода, вынув спрятанные на груди пять золотых (рио), сказал ему: — «Мне ничего не нужно, [520] предугадывая будущее, я сберег эти деньги». — «Ну, брат, ты далеко пойдешь», — сказал ему Сайго. Предсказания Сайго оправдались потом. Курода, подобно своим сверстникам, был возведен в графское достоинство, был не раз министром; рядом с осторожным Ито, рьщарски смелым Окумо., благородным Итагаки, он занимает как-будто второстепенное место. В публике рассказывают об его колоссальной Физической силе, и он сам выставляет ее напоказ, когда встречается с иностранцами. Рассказывает народ о его необузданных вспышках, но умалчивает о серьезных умственных качествах. Тем не менее, он является членом всех кабинетов и играет в них не последнюю роль.

Упомянем еще маркиза Ямагату, игравшего такую выдающуюся роль в войне с Китаем, и военного министра aельдмаршала Ояму, взявшего Порт-Артур и Вей-хай-вей в китайскую войну и ныне командующего армиею в Манчжурии.

Совсем особое положение занимает Фукузава. Это не государственный человек и не политик, а философ и наставник молодого поколения. Он держится вдали от политических партий, не ищет оффициального положения и не старается сформировать партию. Тем не менее, тысячи образованных людей ожидают с нетерпением то, что он скажет о политических вопросах дня, и слушают его, как пророка. Ежедневная политическая борьба не его дело, он обращает внимание своих последователей на внешние политические и социальные вопросы. Это, если можно сделать такое сравнение, японский Сократ. Студенты сходятся со всех концов и слушают с жадностью его поучения. Недавно он выступал с статьей о парламентаризме в Японии. [521]

Переворот 1868 года произошел, по его мнению, от стесненного положения высшего военного класса и рано или поздно должен был пасть aеодализм. Люди средних классов, самураи низших разрядов рушили старый режим и требовали представительных учреждений, но они нашли, что нельзя при этом обойти низший класс, который относится очень равнодушно к парламентаризму. По его мнению, в первом парламенте и будут представлены старый военный класс или, иначе говоря, сизоку (самураи), а не земледельческие, промышленные и торговые интересы, но в скором времени плутократия займет первое место, выбьет из позиции военных и громким голосом заговорит в народном совете. Но все это произойдет тихо, спокойно. Послушание, уважение к законам и лойяльность народа помогут стране во всех отношениях.

От государственных людей Японии мы перейдем к партиям 145.

Надо было бы по-настоящему от партий перейти к государственным людям, но в Японии парламентаризм еще так юн и партии сформировались не сами по себе, а по инициативе известных деятелей. Нет их, и партия распадается. Просуществовала партия джиюто (радикалы) гр. Итагаки, просуществовала, например, десять лет и теперь уже распалась. Такая же судьба постигла и так-назыв. дайдо-данкецу (соединенная партия).

Можно было думать, что при парламентаризме не останутся прежние названия партий, но в действительности вышло совсем другое. [522]

К открытию парламента в стране насчитывалось около 15 партий, из которых самые значительные:

1) Либеральная с гр. Окумою во главе. Главные деятели: гг. Яно и Минура в газете «Хоси-Симбун» и г. Коедзука, г. Симада в газете «Майничи».

2) Дайдо, признающая косвенно гр. Гото своим главою.

3) Айкоку или патриотическая партия организована недавно гр. Итагаки. Принципы их ничем не отличаются от взглядов дайдо.

4) Имперская радикальная партия.

5) Радикальная партия группы квансей.

6) Консервативная партия (хосу-чисейхе), организованная генерал-лейтенантом Торио. Имеет мало приверженцев.

В палате все это изменилось и партии создаются и распадаются очень быстро. Никто не ожидал, что партии риккен-джиюто (конституционные либералы) дойдут до 130 голосов, а что кайсин-то (прогрессивная) очутится с 40 голосами.

Все партии еще в будущем, im werden, как говорят немцы, и определять отличительные черты той или другой партии в настоящее время преждевременно. Одно можно сказать, что в первой палате консерваторы имели только десять голосов и что радикализм преобладал над другими оттенками. Среди самих радикалов, впрочем, существуют постоянные несогласия, и они очень часто распадаются на группы, действующие друг против друга при голосовании в палате. Сам гр. Итагаки счел нужным отделаться от них, и вот как он объясняет этот шаг: «Цель нашей партии, — говорит он, — состоит в пропаганде либеральных идей и учреждений конституционного правления. [523] Конституционные формы требуют ответственного министерства, которое представляет собою большинство в палате.

Вот к этой цели я стремился, когда организовали партию айкоку-то (патриотическая), впоследствии соединил всех моих единомышленников в партию риккен-джиюто, но как только наша партия появилась в палате, так уже начались несогласия в вопросе о бюджете. Она почти достигла полного распадения.

Я не мог быть спокойным свидетелем этого положения и по мере сил старался примирить противоречия, но эта цель оказалась недостаточною и мне одно время казалось, что в нашей партии водворилась гармония, но ненадолго. Опять начались несогласия, и мы снова накануне распадения»

В виду этого, он, который никогда не искал ни славы, ни богатства и только стремился к благу страны, прерывает свою связь с партиею.

Причина несогласия вышла из-за ст. 67 конституции. Крайних не удовлетворило толкование министерства, и они хотели довести дело до разрыва с правительством, с чем не соглашалось большинство партии.

Комитет риккен-джиюто выставил следующую программу своей партии:

1) Пересмотр трактатов и уничтожение консульской юрисдикции;

2) Законы ограничения привилегии иностранцев, как право каботажного судоходства, владение землею и торговля;

3) Тарифная автономия;

4) Все торговые трактаты заключаются при посредстве сейма. Остальная часть заключается в уменьшении поземельной подати, признании подоходного налога, в [524] расширении избирательного права, в частичных применениях закона о митингах, о прессе, о народном просвещении и т. д.

Ни всенародного, голосования (suffrage universel) и применения 67-ой ст. конституции мы не видим в программе так-называемых радикалов. Да и сам Итагаки, собравший эту партию, не подходит под европейское понятие радикализма. Он больше всего боится европейской плутократии и в этом отношении подаст руку консервативным фракциям под предводительством Торио. Речь его в Сендае, заключающая его profession de foi, показывает, как смотрят японские радикалы на европейскую цивилизацию.

Соглашаясь с тем, что Япония, в сравнении с Европою, стоит на более низкой ступени цивилизации, Итагаки находит, что Япония имеет то преимущество, что может воспользоваться опытом Европы.

«Экспериментов в Европе, — говорит он, — было много и их результаты записаны на страницах истории. Основательное изучение их принесет нам большую пользу. Тем не менее, я считаю их систему правления совершенно ложною. Я решаюсь сказать это, потому что их политическое устройство создавалось во времена смуты и было основано, главным образом, на преобладании богатства и знания над бедностью и незнанием.

Мы имеем один такой результат во французской революции. Французское правительство привело к этой революции, сосредоточивая всю власть в руках дворянства и духовенства, которые угнетали народ.

Каков был конечный результат?

Мы видим в конце угнетение дворянства и духовенства (одобрение). Таким образом, военный элемент [525] получает смертельный удар и заменен теперь денежным деспотизмом. С развитием цивилизации надо ожидать развития общего благосостояния и счастия, а на самом деле, земледелец каждый день погружается в большую пучину бедности. С возрастанием знания увеличивается изобретение машин, которые делают бесполезным ручной труд.

Результатом является чрезмерное предложение труда. Наше население увеличивается ежегодно на 400,000. В Европе семена грядущей революции выражаются в стачках. Правительства делают все возможное, чтобы отвратить беду, но они, тем не менее, поддерживают богатых, как делало французское правительство, поддерживавшее дворянство и духовенство. Можно было бы ожидать скорой катастрофы, если бы не колонии.

Что я слышу?

Папа заступился за бедных! Правда ли это!

Если это так, то это смешение политики с религиею приведет к революции.

Социализм в Европе происходит от недостатков правления. Я не люблю социалистов, но если богатый человек при виде бедного вместо того, чтобы помочь ему, старается воспользоваться его бедностью, то я не могу винить тех, которые против такой жестокости (одобрение).

Обратим внимание на нашу страну. К счастью, у нас нет такого жестокосердия, нет такого отсутствия нравственного смысла. В эпоху последней революции даймио отдали свои лены и самураи сравнились с простонародием (хеймин).

Мы освободились от произвола, и богатый не должен угнетать у нас бедных. Освободившись от военного феодализма, мы не должны вводить у себя [526] денежный феодализм. Если нация исчезнет, то что сделает богатый (громкое одобрение)? Мы не поборники коммунизма. Мы не требуем от богатых, чтобы они разделили свое имущество между бедными».

Затем он советует единение между бедными и богатыми для достижения общего благосостояния.

Такова туманная программа японского радикала. Мы видели, что он критически относится к результатам европейской цивилизации и советует японцам идти своим путем, но каков этот путь, из его программы не видно. Надо сказать, что после увлечения европейцами явилась реакция в сторону национализма. Одни из националистов примыкают к радикалам, другие же всецело могут быть причислены к консервативным лагерям.

«Чего собственно желает японский консерватор? Газета «Чусей Ниппо» (беспристрастный), издаваемая виконтом Торио, говорит, что консерваторы соблюдали нейтралитет относительно других. К их лагерю принадлежат люди консервативного образа действий и мысли. Виконт Торио осуждает все сделанное японцами с начала реставрации и главные его нападки направлены на европейскую цивилизацию. На востоке с давних пор правительства были основаны на доброжелательстве. На западе (в Европе) счастье одних покупается ценою страдания тысяч людей, обязанных влачить жизнь, полную лишений и труда. Цивилизация, по мнению западников, служит только к удовлетворению широких потребностей человечества.

Что получает от такой формулы большинство нашего населения, живущего от продуктов ручного труда и заработывающего трудом 20 сен (20 коп.) в день? Чем они согрешили, что их желания, потребности [527] останутся неудовлетворенными? Что дает нам эта хваленая цивилизация?

Также пагубно действует европейская цивилизация на японский государственный строй, основанный на непоколебимости императорской власти, и на наши стародавние верования. Люди, имеющие глаза, видят очень ясно, что западная система разрушительно действует на порядок и спокойствие страны. Будущее Японии возбуждает наши опасения. Система, в которой этика и религия только служат личному честолюбию, конечно, согласна с индивидуальными стремлениями людей, и теория, провозглашающая свободу и равенство, уничтожают установленные общественные отношения, подобно пламени, пожирающему сухие листья. Свобода и равенство недостижимы, но они изменили организацию общества и, уничтожая прежние социальные различия, приводят людей к одному уровню. Посмотрите Америку. Гражданин ее хвалит ее, как страну высшей свободы и равенства, но и там люди разделяются на различные слои по своему благосостоянию, и там царит принцип, что в деньгах является высшее право.

Применение этих принципов в Японии отразится на добрых и мирных обычаях нашей родины, сделает народ суровым и нечувствительным и в конце концов сделается положительным несчастьем для народных масс. Прогресс в этом духе приведет к демонстрациям, стачкам и всяким беспорядкам. Неизбежным последствием этого будет, что сердца людей наполнятся враждою, завистью и подозрительностью. И так, хотя западная цивилизация представляется вначале в привлекательном свете, но, служа удовлетворением честолюбивых страстей, она приведет в конце концов к деморализации и [528] разочарованию. Условия, в которых живет западный народ, создались при борьбе за существование, которая в сущности означает борьбу за благосостояние и властью. Отдавая должное западной цивилизации, он находит, что принципы ее привели бы к полному расстройству Японии, которая до сих пор жила на других началах этики.

Затем он перечисляет то зло, которое внесено в Японию западной цивилизацией. Себялюбивые инстинкты уже встали на первое место и государственная нравственность топчется в грязь; в правительственных кружках преобладает насилие, зависть и подозрительность.

Затем он набрасывает довольно яркую картину подражательной мании, охватившей японское общество. У каждого есть свой образчик, одни подражают французам, другие англичанам, третий хочет переформировать императорский дом на манер европейского королевского дома, казоку обратить в английских перов. Это стремление к новизне охватывает все и вся. Дом строят по американской манере, кухню по-французски, платья берут у немцев; изучают язык у англичан, заимствуя зонты, театры, увеселения и карты, развращают народ, юношество воспитывается в западных началах.

Как мы видим, консерватор Торио и радикал Итагаки сходятся в одном — в страхе перед западными началами.

Оба не сочувствуют борьбе за существование, себялюбию, как они выразились, на западе с окончательным торжеством плутократии. Итагаки, страшась этих конечных результатов, не отрицает переворота, совершенного в Японии с начала реставрации в духе [529] западной цивилизации. Он только предупреждает своих сограждан от крайностей этой системы. Не так думает консерватор Торио. Он отрицает все, сделанное под влиянием западных идей, и смело кричит своим современникам: «домой, назад к стародавней Японии, там ваше единственное спасение».

Мы не будем решать праздного вопроса о том, насколько такая фантазия осуществима, но должны обратить внимание на то, что мысли виконта Торио отвечают вполне национальному движению, охватившему японское общество за последнее время. Нелюбовь к иностранцам все еще была для многих непреложный догмат. Еще недавно одна газета порицала одно прозвище (рыжие варвары, голубоглазые уроды и т. п. названия), впрочем, очень популярное среди громадной части японского общества. Есть газеты, которые прямо проповедуют поход против европейцев, миссионеров, и эти газеты читаются многочисленною публикою. Реакция против иностранцев еще не пользуется поддержкою руководящих кружков и правительства.

Сами японцы сознают, что Европа в соединении с Америкою слишком сильна, и что прежде удалось когда-то Иеясу, то немыслимо в настоящее время. Борьба была бы слишком неравна. Но при всем том эта нелюбовь к иностранцу не лишена значения и как подспудная сила должна быть принята в соображение японской политики.

Есть еще одна сила, которая должна быть принята в соображение. Это японские политиканы, выступившие теперь на сцену. Они, правда, еще не пользуются влиянием. С небольшим багажем знания грубый японский политикан соединяет большое высокомерие, тщеславие и веру в свои силы. Заметив, что они не могут [530] достигнуть степеней известных, они бросились в оппозицию и стали агитировать против кланов, которые монополизировали в своих руках все высшие должности.

Что там ни говори, влиятельные потомки феодалов имеют даже в парламенте своих дружинников и против них борются разночинцы.

Это в сущности борьба честолюбивой демократии с могущественною олигархиею. Под влиянием времени феодальная Япония понемногу очищает позиции, уступая свое место феодализму капитала.

Но настоящим бичом являются так-называемые соши, которые рекрутируются из богемы больших городов. Эта армия горланов всегда готова сделать скандал, напасть на иностранца, почему-либо не пользующегося симпатиями молодой Японии. Они же страшные шовинисты и ненавистники иностранного. Еще старшие государственные люди, так-называемые генро, совершившие переворот 1868 года, пользуются влиянием и престижем, но они не вечны.

Придет время, когда вместо нынешнего микадо, имеющего громадный авторитет, на престол вступит наследник Хару-но-мия, не пользующийся никаким значением и незнакомый с государственными делами. Будет ли он в силах остановить поток демагогии, победа которого не представляет ничего хорошего для Японии. [531]

XXXIX.

Внешняя политика.

Появление иностранцев, требовавших силою доступа в Японию, поставило перед руководителями Японии трудную дилемму: подчиниться на веки вечные произвожу и капризу держав и играть второстепенную роль или подняться на их высоту и сражаться с ними, если настанет необходимость, их же оружием. И так в Японии созрела мысль заимствовать от Европы все, что нужно, чтобы быть сильными, т.-е. вооружить армию и флот на европейский лад.

Логическим последствием такого направления было возрождение честолюбивой идеи Хиде-иеси о покорении Китая и к этой цели японцы стали готовиться систематически. Тысячи офицеров в виде цирульников, слуг, мелких торговцев наводнили Китай и изучили с японскою аккуратностью будущее поле действий, и их знания пригодились, когда грянула война.

Мы все знаем, что с незапамятных времен Корея считалась вассалом Китая и как японцы стали интриговать против китайского верховенства. В настоящее время предлогом явилось восстание тонхгаков и посылка войск китайцами для защиты короля. Японцы в ответ на это высадили войска в Корее и начали военные действия. Эта война была только предлогом империалистской политики Японии. Такого мнения придерживается Поунель (Pownell), живший долго в Японии и написавший обстоятельную статью в Ninetecnlh Century. Он говорит, что Япония готовилась к этой войне очень долго и что Китай ничем не вызвал ее. [532]

Напротив этою войною Япония думала достигнуть владычества над сотнями миллионов китайцев.

Война, начатая в 1894 году, кончилась полным фиаско для Китая, который должен был подчиниться тяжелым условиям, продиктованным Япониею, и подписать 5/17 апреля 1895 г. трактат на следующих условиях: 1. Признание Китаем полной независимости Кореи. 2. Уступка Японии Формозы, Пескадорских островов и Ляодунского полуострова. 3. Уплата Китаем военной контрибуции в 800 миллионов франков (200 мил. тэлей). 4. Открытие трех китайских портов для японской торговли. 5. Занятие японцами Вей-хай-вея до уплаты контрибуции.

Шесть дней спустя после подписания мирного договора в Симоносеки, Германия, Франция и Россия обратились в Пекине и Токио с коллективным представлением и протестом против уступки Ляодунского полуострова Японии, признавая такую уступку постоянною угрозою для Китая. Внушительные силы, которыми располагал на Востоке тройственный союз, принудили Японию смириться и отказаться от присоединения Ляодунского полуострова под условием уплаты ей еще 120 миллионов франков. Державы облегчили Китаю уплату контрибуции Японии, которая употребила ее целиком на усиление армии и флота.

Победоносная война с Китаем подняла престиж Японии. Оставалось одно позорное для Японии пятно — консульская юрисдикция. Для большей ясности скажем, что по трактатам, заключенным с другими державами, Япония приравнивалась к азиатским и варварским государствам и не имела права суда над европейцами, пребывающими в Японии, которые за проступки и преступления подлежали суду своих [533] консулов. Кроме того Япония не имела права повышать ввозные пошлины выше 5%.

Японские государственные люди всеми мерами старались отделаться от этих, обидных для национального самолюбия, условий, но европейские державы требовали известных гарантий в том, что права их подданных будут обеспечены. В начале состоялось соглашение о создании международного суда, на подобие египетского с европейскими судьями. Потом Окуме удалось придти к соглашению с европейскими дипломатами, которые с течением времени сделались более уступчивыми и довольствовались уже назначением европейских судей в японский верховный суд, но эти переговоры были прерваны покушением на жизнь графа Окумы. Виконт Аоки в 1890 году начал новые переговоры об открытии страны иностранцам и об отмене консульской юрисдикции. Теперь уже не было речи о назначении европейских советников в японский суд, ни об ограничении японской судебной власти. Пользуясь соперничеством держав, Японии одержала блистательную дипломатическую победу. Англия первая подписала трактат об уничтожении консульской юрисдикции (1894), за ней последовали Северо-Американские Соединенные Штаты и Россия (1895), Германия в 1896 году и Австрия в 1898 году.

Что дали иностранцам эти новые трактаты? Право путешествовать в стране. Прежде, как мы знаем, иностранцам было запрещено выезжать за пределы открытых портов (treaty limit) и, раз это нужно было, надо было испросить особое разрешение или паспорт от токийского правительства.

Затем иностранцам дано было право торговать в стране, образовать компании, арендовать поверхность [534] земли, но отнюдь не владеть землею и рудниками на правах собственности. Иностранцы подчинены японским судам, освобождены от воинской повинности и от некоторых налогов.

Это была по истине дипломатическая победа для японцев: отделаться от ненавистной им консульской юрисдикции и лишить вместе с тем иностранцев прав, которыми они пользуются во всем мире.

Через год после Симоносекского мира Россия получила от Китая право провести Сибирскую железную дорогу через Манчжурию и охранять ее войсками.

Когда вследствие убийства двух немецких миссионеров германская эскадра в виде репрессалий заняла бухту Цзяо-Чжоу (Киао-Чау) и потребовала уступки бухты на правах долговременной аренды, Россия сочла нужным занять Порт-Артур на таких же правах. Это занятие было оформлено конвенциею 1898 года. Англия заняла Вей-хай-вей.

Японии оставалось одно — затаить свою злобу и готовиться к более деятельной роли, усиленно развивая своя сухопутные и морские силы. Оставалась еще Корея, которая, избавившись от китайской опеки, попала под японскую ферулу. Кроме торговых интересов, Япония собственно никаких прав на Корею не имеет. Из исторического очерка мы знаем, что Япония нападала на Корею не раз, но и стремилась покорить ее при Хиде-иеси, но должна была отказаться от своих честолюбивых планов. Вот все права Японии на Корею, это такие же права, какие имеет Англия на Францию. Ведь было время, когда английские короли претендовали с большим правом на французский престол и во времена. Иоанны д’Арк владели даже Франциею. Япония же по отношению к Корее всегда играла роль хищника и [535] единственное право, на которое она может опираться, это право силы. Нельзя отрицать, что Корея с своим 12-миллионным населением, с устарелыми формами вооружения не может бороться с державою, которая вооружена с головы до ног. Внутренние дела в Корее явились предлогом вмешательству Японии. Корейский двор был раздираем враждующими партиями. Во главе одной был Тай-вен-кун, отец короля, во главе другой, так сказать китайской партии, стояла умная и энергическая королева из семейства Мин. Не буду утомлять читателя пересказом перипетий этой борьбы с постоянными заговорами, покушениями, дворцовыми переворотами. Король не раз подвергался смертельной опасности от рук своего почтенного родителя, который в 1894 году собирался взорвать короля, когда он должен был принести в храме жертву своим предкам. Храм был минирован и только благодаря случайности весь храм не был взорван на воздух. После этой неудачной попытки покончить с королем Тай-вен-кун стал во главе Тонгхаков, а королева призвала китайские войска. Японцы заняли Корею и королева должна была смириться. По окончании китайской войны король должен был плясать по дудке японцев. Японцы вздумали вводить всякие реформы до костюма включительно. У ворот города выставлены были японские солдаты, вооруженные ножницами, чтобы подстригать косы корейцев, обрезывать рукава и укорачивать трубки.

Своим высокомерием и дерзким обращением японцы сделались ненавистными корейцам, в которых вызывали не раз вспышки неудовольствия. Сознавая, что в стране господствует глухое недовольство против нового режима и подозревая, что во главе недовольных стоит королева, японский посланник виконт Миура [536] решился покончить раз навсегда с оппозициею корейцев. 8 октября 1895 года японская чернь вместе с подобранными ими корейцами под предводительством виконта Миура, как это засвидетельствовано следствием в Хиросиме, ворвалась во дворец, зверски изрубила королеву и ее придворных дам, облила их трупы керосином и зажгла их. Японские солдаты, занимавшие все входы и выходы дворца, присутствовали при этих доблестных действиях.

Король, окруженный японскими солдатами, был узником в собственном дворце и беспрекословно исполнял волю японского представителя.

Опасаясь за свою жизнь от неразборчивых на средства японцев, он, переодетый, в женских носилках, бежал в русскую миссию.

Слабая Корея, защищаясь от неосновательных притязаний японцев, само собою разумеется должна была искать поддержки России и уже не раз хотела протектората России, что было бы самым лучшим разрешением вопроса, но всякий раз такие ходатайства корейцев были отклоняемы нашим правительством. Если корейцы искали покровительства России, то в этом виноваты сами японцы. Ссылаюсь на высокий авторитет гр. Иноуэ, бывшего японского посланника в Сеуле, который говорит, что японцы в Корее только думают о наживе и бесчестны. С корейцами они грубы, же стоки и третируют их, как рабов.

В 1900 году началось восстание боксеров или Больших Кулаков и европейские державы должны были соединиться для избавления своих посольств, осажденных в Пекине китайскими войсками. Россия должна была защищать свои владения не только от боксеров, но и от регулярного китайского войска. В три [537] месяца наши войска, разбив лучшие китайские войска, овладели Айгуном, Цицикаром, Гирином и Мукденом и вместе с отрядами других держав освободили посольства.

Восстание было подавлено; державы отозвали свои войска, но Россия в виду глухого волнения в стране, грозившего существованию великого сибирского пути, должна была оставить часть войск в Манчжурии, на что имела право по договору с Китаем.

Вслед за этим, событием громадной важности для Японии было заключение союзного договора с Англиею, подписанного 30 января 1902 года. Этот трактат дал большой престиж Японии, так как это было в 1-й раз, что европейская держава заключила на началах равноправности союз с азиатским государством.

Таково было положение Японии, когда начались переговоры с Россиею, которые привели к настоящей войне. О переговорах и отношениях Японии к России мы поговорим более подробно в следующей главе.

XL.

Отношения к России со времени открытия Японии. — Причины войны с Россиею. — Поучение, которое можно извлечь из этой войны. — Итоги.

Прежде чем мы перейдем к недоразумениям, которые привели к настоящей войне с Япониею, мы скажем вкратце о предшествующих сношениях между Россиею и Япониею. Первые неоффициальные сношения начались при Анне Иоанновне, когда русские купцы приставали к острову Иессо со своими товарами, а японцы, потерпевшие кораблекрушение и подобранные русскими, доставлялись в Иркутск, где с 1770 по 1780 даже существовала японская школа. (Maurice Courant. Un siecle et demi des relations russe-japanaises. Journal des Debats. Fevrier, 5-12. 1904). [538]

В те времена Иессо был почти пустынным и только на южной стороне имел несколько рыбачьих хат. На северо-западной стороне острова Сахалина находились лишь храм, несколько рыбных тон и хижина для рыбаков. Курильские острова даже не посещались японцами.

Высадка русских на одном из островов Курильской гряды в 1768 году сделалась известна японцам только восемнадцать лет спустя, когда была послана миссия для исследования Сахалина и Курильских островов. Первый заговорил о сближении с Европою Хаяси-Сихей, уроженец Сендая. Его книга была предана сожжению, а его самого посадили в тюрьму, но идеи его нашли последователей среди японцев. Как раз в это время русские укрепились на севере о. Сахалина и хотели завязать торговые сношения с японцами, но без результата. Посылка Лаксмана при Екатерине была также неуспешна. При Александре I спасенные от кораблекрушения японцы были посланы в Нагасаки с предложением вести торговлю, но русские посланцы были выпровожены. Два года спустя, командир Хвостов, по словам японцев, атаковал и ограбил о. Иессо. Посольство Резанова с спасенными от кораблекрушения японцами потерпело неудачу. С русскими обращались грубо и враждебно, а когда в Японию прибыл Головин, то японцы предательски захватили русских и увезли в Хакодате. Плен Головина длился два года и его отпустили только тогда, когда он объяснил, что Хвостов действовал без полномочия государя. Учащенные попытки русских завязать торговые сношения с Японией) вызвали в японцах негодование к сильным соседям, которые не хотели их оставить в покое. Выразителем этого настроения явился поэт Фудзито Токо, который [539] продолжал дело Хаяси-Сихея и требовал падения Сегуната и восстановления императорской власти. Он говорил о необходимости реформ, без которых хищный северный орел не замедлит присоединить к себе островное государство, как он это сделал уже в Азии, захватив одно государство за другим.

В таком же духе заговорил знаменитый Сакума, проповедовавший, что пора Японии выйти из своего замкнутого положения и позаимствовать то, что сделало европейцев богатыми, умными и сильными. Он говорил японцам: «От вас зависит, быть ли японскому пароду хозяином островов или рабом европейцев. В первом случае возьмите у них их же оружие и с ним же встречайте европейских гостей, тогда они признают вас хозяином, в другом же случае предавайтесь по прежнему своим мелким заботам под разлагающим сёгунским режимом и будьте уверены, что через 40—50 лет вы все будете рабами вашей северной соседки». Сакума можно без преувеличивания назвать отцом военного дела в Японии; он перевел много специальных военных книг и лично обучал военному искусству по европейскому образцу. Рассказывают, что он говаривал своим ученикам, которые начинали недобросовестно работать, что японец, который не желает работать и не видит будущего, готовится быть рабом России.

После Крымской кампании капитан Бирилев. завладел островом Цусимою и только удалился оттуда вследствие приказания из Петербурга.

Что касается острова Сахалина, то японцы согласились в 1867 году на condominium с русскими. Соесима был послан в 1870 году в бухту Посьет, чтобы изучить этот вопрос с русскими деятелями, [540] с целью купить Сахалин, как американцы приобрели Аляску. Окума обещал свою поддержку и русское правительство согласилось на переговоры. Дело налаживалось, как вдруг Итагаки представил меморандум, советуя японскому правительству отказаться от Сахалина. Чрез несколько дней русский посланник, узнав об этом, прервал переговоры. 7 мая 1875 года Эно-мото подписал в Петербурге уступку Сахалина взамен Курильских островов.

Японские патриоты, как мне говорили мои японские приятели, были очень недовольны этою сделкою, но они сознавали, что Япония не в силах бороться с Россиею, которую они считали очень сильною и могущественною. Это чувство нелюбви и опасения к России сказалось очень ярко до поездки в Японию ныне благополучно царствующего Государя. В японских газетах то и дело появлялись статьи, что русский Наследник является в Японию в виде соглядатая, и в посольстве получались подметные письма разных фанатиков, которые высказывали свою готовность пожертвовать своею жизнью для блага родины. После покушения в Оцу вся страна была в страшной тревоге и ожидали ужасного возмездия со стороны России. Сам микадо поспешил в Киото и посетил царственного гостя.

Тревога улеглась и отношения между обеими державами были наилучшими до самого окончания войны с Китаем. По моему мнению, нам не следовало вмешиваться в эту борьбу и предоставить Японии выпутаться из этого положения, как она считает лучше. Россия же должна была в виде компенсации захватить порт Лазарев с прилегающею территориею и предоставить Японии ведаться с Китаем. Исторические события [541] сложились иначе. Когда все клонилось к блеску Японии, явилось вмешательство трех держав.

Это вмешательство было, по моему мнению, только на пользу Японии, заставив ее отказаться от владения на материке, которое было бы только источником слабости для островной державы. Кроме того союз трех держав постарался гарантировать Японии исправную уплату контрибуции, которая всецело была употреблена японцами на вооружение армии и флота.

Но японцы посмотрели на это иначе и когда Порт-Артур и значительная полоса Ляодунского полуострова очутилась в руках русских, страшное негодование и ненависть к России охватили японское общество. В японской прессе посыпались нападки на правительство, упреки дипломатии, и в Японии устраивались манифестации против России. Газеты требовали войны, появились статьи об агрессивной политике России в Азии, но правительство не уступало этим воинственным крикам и готовилось под шумок к предстоящему столкновению с Россиею. Как прежде японские шпионы проникли тысячами в Китай, так теперь везде, где было что-нибудь интересного для изучения, там везде водворились японцы под личиною слуг, мелких торговцев. Исполнить эту задачу было не трудно, благодаря добродушию, доверчивости и беспечности русского человека.

Я всегда удивлялся, как русские офицеры в кают-компании выворачивали всю изнанку в присутствии японцев (были даже японские офицеры, прикомандированные к нашему флоту). Когда я осторожно высказывал опасения насчет такой излишней откровенности в присутствии чужестранца, особенно японцев, которые никогда не высказываются вполне и всегда держат камень [542] за пазухою, то мне отвечали: «да что вы, помилуйте, это самый добродушный человек, Иван Иванович» (так русские окрестили японского офицера). Я должен сказать, что это было задолго до войны, но я знал и говорил нашим офицерам, что Россию не любят и боятся, но мне конечно не верили, подсмеивались надо мною, принимая за чистую монету заискивания поставщиков, которые обогащались на счет русской казны. Конечно были и такие, которые соглашались со мною, что мы русские вообще слишком доверчивы, но большинство продолжало смотреть на японцев как на наших лучших друзей.

Даже покушение на Наследника Цесаревича не открыло никому глаз. Покушение было приписано изуверству фанатика и инцидент был исчерпан. Что касается изучения Японии, то об этом никто и не думал. Я могу привести один интересный и вполне достоверный факт. Когда европейские державы в 1895 году сделали представление Японии (я был тогда первым секретарем миссии), нашей эскадре вдруг понадобились японские карты будущего поля военных действий. Тут началось спешное требование японских карт из японского картографического учреждения. Требовали за раз так много и так часто, что японцы всполошились.

Но война, как я сказал раньше, с тремя европейскими державами была не по силам Японии. Она не протестовала в 1898 г., когда русские заняли Порт-Артур, она не протестовала также, когда мы отразили нападение китайцев на наши владения и заняли Манчжурию. Отчего? Потому что хотя Сибирская дорога не была еще окончена, но и Япония также была не готова и еще но заручилась на всякий случай союзом с Англиею. [543]

Японцы очень хорошо поникали, что русское войско не может быть выведено из Манчжурии без известных гарантий, что не будет повторения таких явлений как боксерское восстание или нападения хунхузов на нашу дорогу, на которую мы затратили сотни миллионов. Китайское правительство этих гарантий дать не желало. Все это японцы знали очень хорошо и поступили бы на нашем месте совершенно так же, как и мы.

Но заручившись союзом с Англиею и окончив свои вооружения, японцы стали настойчиво требовать пересмотра существующих договоров по корейским и манчжурским делам.

Это не первый раз, что переговоры о корейских делах приводили к особым соглашениям между заинтересованными державами. Так в 1896 году, после бегства корейского короля в русскую миссию князем Лобановым и Ямагатою был подписан протокол или конвенция о разграничении сфер влияния между Россиею и Япониею. Эта конвенция, признававшая независимость Кореи, признавала влияние России относительно дворца, финансов и дел пограничных на севере, а Японии предоставлялся юг Кореи и портовые города с правом содержать гарнизоны в Сеуле, Фузане и Генсане. В апреле 1898 г., когда король вернулся в собственный дворец, между Россиею и Япониею состоялось новое соглашение о корейских делах, так-называемая конвенция Ниси-Розена, по которой обе державы признают независимость Кореи и обязываются не вмешиваться во внутренние дела этого государства. В случае если Корея обратится за советом или помощью к одной из договаривающихся сторон, то они не должны предпринимать ничего без предварительного соглашения между собою. [544]

В третьей статье конвенции говорится о том, что Россия не будет мешать ходу развития японских торговых интересов.

Россия, занятая устройством Ляодуна, только изредка мешала поползновениям Японии, но этого было мало для японских государственных людей, и их политика становится все агрессивнее относительно России.

Из белой книги, обнародованной японским министерством иностранных дел, мы видим, что 15 (28) июля 1903 года японский министр иностранных дел барон Комура предложил посланнику в Петербурге Курино представить русскому правительству такую ноту:

«Императорское японское правительство, в уверенности, что Императорское российское правительство разделяет его желание устранить из отношений между двумя империями всякую причину будущих недоразумений, было бы радо войти с Императорским российским правительством в рассмотрение положения дел на Дальнем Востоке, где интересы их встречаются, дабы определить особые интересы каждого из них в этих областях. Если, как надеется Императорское японское правительство, это предложение будет одобрено в принципе, оно готово представить Императорскому российскому правительству свои взгляды на природу и цель предположенного соглашения».

Главною побудительною причиною этих переговоров является неочищение Манчжурии и нахождение России во фланге Кореи, которое будет постоянною угрозою отдельному существованию этой империи и в любой момент может сделать Россию повелительницею Кореи. Корея есть важный передовой пост в линии защиты Японии, и Япония вследствие этого считает независимость Кореи абсолютно необходимой для своего покоя и [545] безопасности. В этой же ноте Комура дает японскому представителю в Петербурге инструкции о началах, на которых можно будет достигнуть соглашения с Россиею.

Прежде чем идти дальше, посмотрим, насколько занятие Манчжурии может быть опасно для независимости Японии, потому что на этом пункте особенно настаивали японские государственные люди и за ними повторяли это на все лады английские и американские публицисты. Ведь говорилось без зазрения совести, что Япония сражается за свою свободу и независимость.

Разве это возможно? Разве возможно, что Япония, имея все выгоды островного положения с населением в 46 миллионов, с могущественным флотом и армиею, которая в случае необходимости может быть доведена до размеров французской, может опасаться чего-нибудь, потому что Россия достигла выхода в море?

Когда это было, что островное государство с такою силою, какою обладает Япония, было бы покорено континентальною державою. Даже Наполеон отказался от набега на Англию, а он обладал лучшею армиею в мире и ему стоило только перебросить войска через пролив. Для завоевания Японии нужно уничтожить флот, а мы знаем, что и при начале войны ее флот был сильнее русского. И даже после уничтожения флота завоевание нации в 46 миллионов вещь не легкая. У кого могла родиться такая нелепая мысль? Беспристрастные японцы в роде Симады (Майничи Симбун) не видят ничего опасного для Японии в том, что Россия занимает Манчжурию.

«Наша будущность, — говорит он, зависит от [546] экономического развития страны, а не от расширения посредством оружия. Мечта о воинственном будущем могла возникнуть только, у шовинистов, у которых закружилась голова от наших успехов в Китае и эта мечта давно исчезла (?). Я из тех, которые думают, что вместо увеличения армии нам следует сократить ее до строго необходимого. Сильный флот и маленькая армия это все, что нам нужно (примером может служить Англия и Америка) для защиты наших островов против нападения какой-либо державы. И если обстоятельства нас заставят завладеть частью Китая, то наша сфера действий определена ясно на юге, где мы не войдем в конфликт с Россиею».

Этим ясно доказывается, что даже при занятии Кореи русскими независимость Японии не ставится на карту. Случилось же как раз наоборот, не Россия, а Япония заняла своими войсками Корею.

Теперь посмотрим, каковы были требования Японии.

Комура в своем меморандуме приводит следующие пункты:

1) Взаимное обязательство уважать независимость и земельную целость Китайской и Корейской империй и поддерживать начало равного удобства для торговли и промышленности всех наций в этих странах.

2) Взаимное признание преимущественных интересов Японии в Корее и особых интересов России в железнодорожных предприятиях в Манчжурии и право Японии принимать в Корее, а России в Манчжурии такие меры, какие окажутся необходимыми для охраны их вышеопределенных интересов, подлежащих однако правилам статьи первой этого соглашения.

3) Взаимное обязательство со стороны России и Японии не препятствовать развитию таковых [547] промышленных и коммерческих предприятий Японии в Корее, а России в Манчжурии, которые не противоречат положениям статьи первой. Добавочное обязательство со стороны России не препятствовать продолжению корейской дороги в южную Манчжурию для соединения ее с восточно-китайскою и шанхай-гуаньскою линиями.

4) Взаимное обязательство, в случае если окажется необходимым Японии послать войска в Корею, а России в Манчжурию, с целью либо охранять интересы, упомянутые в ст. 2 настоящего соглашения, либо для подавления восстания или беспорядков, имеющих целью создать между народные затруднения, — чтобы посланные с такою целью войска ни в каком случае не превосходили действительно необходимое для сего число и были впоследствии отозваны, как только цель их посылки будет достигнута.

5) Признание со стороны России исключительного права Японии давать советы и оказывать помощь Корее для введения реформ и доброго управления, включая сюда и необходимую военную помощь.

6) Это соглашение должно заменить все предыдущие соглашения Японии с Россией касательно Кореи.

Одним словом не Россия грозила Японии, а Япония хотела овладеть Кореею, распоряжаться там бесконтрольно, строить там крепости, не предоставив такого же права России в Манчжурии.

В своей последней ноте от 21 декабря японское правительство предоставило себе право нарушить независимость Кореи и вместе с тем считало себя в праве явиться защитником Китая в Манчжурии.

Эта переписка показывает, кто посягал на независимость Кореи. Россия, конечно, не могла согласиться на предложенные ей условия. Я говорю это даже теперь, [548] когда все шансы войны оказались не на нашей стороне. Россия, как великая держава, не могла позволить Японии диктовать ей условия относительно ее отношений к Китаю. Лучшим ответом на такие дерзкие предложения было бы прекращение дипломатических сношений с Япониею. Но допустим даже, что Россия, спрятав самолюбие в карман, согласилась бы на все японские условия. Устранила бы она войну? Нет, Япония овладела бы Кореею, укрепилась бы, устроив там громадный укрепленный лагерь и, когда настал бы благоприятный момент, напала бы на Манчжурию и на наш Амурский край.

Действительность показала, что все попытки со стороны России к мирному улажению вопроса не привели ни к чему и японцы без объявления войны врасплох напали на нашу эскадру в Порт-Артуре. Они думали, подобно адмиралу Дюи, одним ударом уничтожить русский флот. Но этого не случилось и русский флот, хотя ослабленный, все-таки мог постоять за себя. После геройской защиты Порт-Артура и его падения можно задать себе вопрос, ради чего японцы затеяли войну с нею. Не потому, что Россия имела грозную силу на Востоке, а совершенно напротив, потому что в Японии знали очень хорошо, что Россия не готова к войне, что у нее нет почти войск в Манчжурии и что ее флот был разбросан по всему побережью.

Будь дело иначе, Япония не посмела бы напасть на Россию. Японские руководители решили, что настал момент, когда можно осуществить честолюбивую мечту о покорении Кореи и затем подготовить почву для завоевания Китая. Как японцы смотрели на Россию, в. это время, видно из того, что пресса говорит о разделе России между державами. [549]

В начале войны барон Суемацу говорил о том, что Россия должна быть прогнана за Байкал, а японцы оставят себе Корею. Da liegt des Hund begraben, как говорят немцы.

Другой японец говорит, что победоносная война с Россиею поднимет престиж Японии на всем Востоке и главным образом в Китае, который является главным объективом Японии.

И так это не борьба за существование самой Японии, а за обладание Кореею и в недалеком будущем за преобладание на Востоке, а главным образом в Китае.

Установив это, как несомненный и неопровержимый факт, посмотрим, насколько Япония была готова для своей роли и каковы могут быть результаты ее борьбы с Россиею.

Еще рано писать историю военных действий, но теперь уже ясно, что японцы подготовились основательно и что они изучили последнее слово военной науки. Японский солдат вынослив, довольствуется малым, подвижен, способен делать громадные переходы без тех impedimenta, которые необходимы европейскому солдату. Он развит, готов пожертвовать жизнью для микадо и отечества. Патриотизм и готовность к самопожертвованию в духе японского народа.

Каждый мальчуган считает своим первым долгом перед государем заботиться о том, чтобы страна стала сильною и богатою, и охранять и защищать ее национальную независимость. А чему учат солдат и эти школьные баталионы, которые собираются по всей Японии — видно из следующих вопросов и ответов:

В. Кто твой начальник?

О. Император. [550]

В. В чем заключается воинский дух?

О. В послушании и способности жертвовать собою.

В. В чем — высокая доблесть?

О. Никогда не смотреть на число врагов и идти вперед.

В. Отчего на этом знамени следы крови?

О. От человека, который защищал его.

В. Какую мысль это вызывает в тебе?

О. Что он счастлив. — Умрет человек, но останется его слава.

Это, как вы видите, все та же самурайская закваска, только на новый лад: воинская доблесть, презрение к смерти и готовность принести себя в жертву во имя долга 146. И эта большая нравственная сила делает японскую армию очень серьезным противником.

Не забудем, что настоящая война ведется совсем [551] на новых началах. Если верить военному корреспонденту Мильарду (Thomas Millard New fealmes of war as illustrated in the East Scribner’s Magazine. January. 1905), стратегия осталась та же, что и во времена Александра Македонского, Ганнибала и т. д., то тактика значительно изменилась. Так как многие смешивают эти науки, то, полезно прибавить, что стратегия заключается в искусстве маневрировании армии на театре военных действий с целью увеличить шансы к победе; тактика же состоит в умении маневрировать войска на поле битвы. И вот в тактических задачах произошла большая перемена. В прежнее время все ноле битвы было, так сказать, перед глазами главнокомандующего, который мог одним взглядом (Наполеон) решить, какой оборот принимает битва. Адъютанты во время Наполеона скакали в разные стороны, передавая его приказания. Но это уже достояние прошлого. Когда линия битвы тянется на шестьдесят и более верст, то приемы должны были измениться. Направлять войска можно только благодаря полевому телеграфу и телефону.

В настоящее время главнокомандующий Ояма находится на расстоянии 15 и больше верст от линии огня; он сидит за столом с громадною картою с флагами, указывающими на положение враждебных армий. В соседней комнате работает телеграф и телефон и по одному слову главнокомандующего его соединяют с тем корпусом, с которым ему нужно снестись. Тут же работает стенограф, записывающий его приказания для передачи куда следует. Во всей обстановке ничего воинственного, кроме мундиров. Главнокомандующий получает ежеминутно донесения, что атака в таком-то месте отбита, что такие-то высоты заняты, что в другом месте требуют подкреплений, что такая [552] то дивизия разорвана на части или что в таком-то месте войско уже сидит два дня без пищи. Не будь военных мундиров и этих военных приказаний, вследствие которых кровь льется ручьем, можно было бы думать, что это обыкновенная банкирская контора, делающая операции на бирже.

Другая характерная черта настоящей войны это громадная масса войска (от 300 до 400 тысяч на одной стороне) и продолжительность сражений. Даже в самых последних войнах трехдневная битва доводила армию до истощения и многие пророчествовали, что при новом вооружении битвы будут короче. Случилось как раз наоборот.

В этой войне битва продолжалась от десяти до четырнадцати дней. Конечно, эти сражения могут быть названы целым рядом битв (Ляоян, Мукден), но имея единую цель и единого главнокомандующего, этот ряд сражений, происходящих на громадном расстоянии друг от друга, все-таки может быть назван одним сражением.

Продолжительность сражений происходит от многих причин, а главным образом от растянутости фронта. Это обстоятельство ведет к тому, что поражение в одном месте не всегда влечет за собою расстройство всей армии.

Еще одна особенность — это громадная трата боевых снарядов. Мильярд говорит, что в Манчжурии в один день было израсходовано больше снарядов, чем во всю испано-американскую войну.

В современной войне пехота сохранила свое прежнее боевое значение, и она может даже без помощи других родов оружие достигнуть решительных результатов. Все сколько-нибудь знакомые с военным [553] делом знают, что пехота уже не сражается плечом к плечу, а рассыпным строем, насколько это возможно, чтобы избежать неприятельского огня. Буры достигли в этом отношении высшей степени совершенства. Мильярд обвиняет русских в том, что они следуют рутине, которой следовали бы конечно и другие европейские армии. Атака по прежнему ведется в три шеренги, что увеличивает убийственность неприятельского огня. Японцы, напр., все подступы к неприятельской позиции делают ночью и тогда укрепляются в своей позиции, а если это делается днем, то ползком от одного прикрытия к другому.

Мильярд видел собственными глазами, что русская пехота двигалась сомкнутым строем на расстоянии 1000 шагов от неприятеля или по целым часам стояла сомкнутым строем, ожидая, пока другие части займут свои позиции. Русские офицеры, по его мнению, тоже слишком рискуют, становясь во главе своих частей, тогда как японские офицеры стараются стать под прикрытие.

Японские солдаты не нуждаются в том, чтобы их вели, а только чтобы их направляли. В настоящее время, когда артиллерийская подготовка играет такую роль, офицер уже не должен напрасно рисковать своею жизнью. Французский писатель Эмиль Дантес говорит, что японцы основательно изучили учебник генерала Ланглуа и применяют его на практике, а именно: артиллерийская подготовка, стрельба пачками и наступление пехоты тонкими линиями.

Бездымный порох тоже изменил характер сражения. Офицеры лучше видят свою часть, но начальнику большой тактической единицы вследствие бездымного пороха труднее ориентироваться. Открытые [554] траншеи оказываются плохою защитою против шрапнели. Кавалерия, насколько можно судить по недавнему опыту, пока по оказала большой пользы. Она имеет еще значение конной пехоты и для разведочной службы, но атака кавалерии на кавалерию или на артиллерию, кажется, делается достоянием прошлого. Артиллерия, благодаря усовершенствованиям и дальнобойным орудиям, везде проявила свое значение. Мидьярд дает предпочтение русским полевым орудиям.

Все картинное в прежних войнах, как, напр., кавалерийские атаки или артиллерия галопом мчится на позицию, уже исчезло в нынешней войне. Батареи теперь очень редко меняют позиции.

Мильярд порицает русскую манеру ставить батареи близ населенных мест, так как японцы очень хорошо звали эти места на карте. Также устарел русский способ фортификации. Русские, говорит Мельярд, возводят открытые редуты выше линии горизонта и они конечно являются хорошею мишенью для неприятеля.

Из всего этого видно, что японцы хорошо воспользовались уроками своих учителей. Но что из этого? Каковы результаты этой борьбы? Мы знаем, что они овладели Кореею, частью Манчжурии, Порт-Артуром, но разве они победили своего врага? Русская армия даже после Мукденской битвы все еще существует и если она будет разбита, то на смену ее придут новые войска из недр России. Мы очень хорошо знаем, что у японцев человеческого материала достаточно.

И слабый пункт Японии — ее финансы — благодаря займам не явится препятствием затяжной войны. Допустим даже, что Россия принуждена будет заключить невыгодный мир, то все-таки Япония после стольких [555] жертв людьми и деньгами должна будет долгие годы жертвовать Молоху милитаризма и за это вряд ли поблагодарят будущие поколения, которые должны будут дорого заплатить за честолюбивые замыслы японских государственных людей.

Итоги.

Громадный переворот, совершившийся в Японии, и успехи, достигнутые ею в сравнительно короткое время, кажутся для многих поразительными. Азиатская нация, говорят они, 30 лет тому назад уединенная от всего мира, вдруг из феодального строя преобразилась в конституционное государство с европейскими учреждениями и усвоила себе все усовершенствования и открытия европейской цивилизации. Те, которые выражают подобное изумление, совершенно забывают, что мы имеем перед собою нацию с старою, тысячелетнею культурою, может быть своеобразною, но вполне способной воспринять с внешней стороны начала европейской цивилизации. Я сказал «с внешней стороны» не потому, что заимствования, делаемые японцами теперь, остаются только наружными, но потому, что они не затрогивают самой духовной сути японского народа, которая как была, так и осталась противоположностью европеизму. Если мы привыкли видеть в англо-саксонском племени и в американцах особенности олицетворения индивидуализма, то в Японии и во всем крайнем Востоке мы увидим другой полюс — т.-е. принцип безличности. Язык, буддийская религия, безличная по принципу, в которой высшее блаженство состоит в том, чтобы потерять свое «я», свою душу и [556] слиться с целым, т.-е. достигнуть Нирваны, семейная жизнь с ее культом предков, искусство, взгляд на природу, — везде царит принцип безличности. Больше всего это видно во взгляде японца на искусство и природу. Он не отделяет себя от природы, не возносит себя на пьедестал, а живет и духовно сливается с природою. Для него природа всегда божественна, а человек ничто. Он не обоготворил человека, как древний грек, оставивший нам чудные произведения искусства. Японцу, если человек не является аксесуаром пейзажа, он представляется скорее в смешном виде со всеми его особенностями и недостатками, как мы видим в науке, высшем проявлении японского реализма.

Можно было бы написать много страниц на эту тему, но и этого кажется достаточно, чтобы понять, что мы имеем дело с народом с старинною и отличною от Европы культурою.

Теперь посмотрим, как совершился процесс ассимиляции европейских идей и понятий и какую перемену они произвели в самих японцах.

Перемена произошла совершенно естественно. Руководители Японии убедились в том, что нельзя продолжать дальше сопротивление европейцам. А если нельзя, то надо в возможно короткое время приобрести все, чем сильна европейская цивилизация, с тем, чтобы отстоять свою независимость и самобытность. Поэтому, надо сказать, что люди, руководящие политикою Японии, сильно опасались за судьбу своей страны, боясь, что она сделается добычею жадных европейцев. Решивши, как надо действовать, они принялись дружно за дело. За ними, как это всегда бывает в подобных случаях, потянулся целый хвост людей, поющих с чужого [557] голоса, бессознательно подражавших всему европейскому и вызывавших улыбку в учителях-европейцах и в противоположном лагере, который они только что покинули, т.-е. в китайцах. Китайцы, смотря на шутовские костюмы японцев, говорили им с презрительною улыбкою: «кожа-то все-таки останется желтою». Разные недальновидные европейцы хохотали до упаду над смехотворными японцами, корчившими европейцев.

Японцы же говорили себе «rira bien, qui rira le dernier» и продолжали свое дело, организовали армию на европейский лад и, как я сказал раньше, во время войны с Китаем показали, что они воспользовались уроками Европы. Когда время подоспело, они приступили к отмене трактатов и показали себя дипломатами, которые могут смело помериться с Европою. Добившись от Англии отмены консульской юрисдикции, они, с своей стороны, не сделали никаких уступок иностранцам, которые, попрежнему, не имеют права владеть собственностью в Японии. Эта уступка Англии возбудила всеобщее негодование английских резидентов, которые жили как царьки в Settlement, а теперь должны были подчиниться полиции и суду японцев. За Англиею потянулись другие державы, и Япония к военному триумфу присоединила блестящий дипломатический успех.

Теперь посмотрим, насколько японцы сделались европейцами. Убедившись в том, что воевать на старый манер, в латах и со стрелами, нельзя, японцы сдали старину в архив и переодели солдат в европейские мундиры. Они сделали то же во флоте. Затем для того, чтобы иметь фабрики и стать сильными и богатыми, надо иметь машины, железные дороги, пароходы, а [558] главное подготовить юношество для новой роли. Все это они сделали и затем поставили точку.

Возьмите японца в его домашнем обиходе, и вы увидите, что он надевает европейское платье для канцелярии, для военной к морской службы, но свою домашнюю обстановку он и не думает менять ради Европы. Как только у него является возможность сбросит ненавистное европейское платье, он это делает с особенным наслаждением и садится на цыновку по-японски на пятках. Многие из японцев, которые несколько лет провели в Европе и привыкли сидеть на стульях, признавались мне, что им было очень трудно опять привыкать к японской манере. Но что же делать? Это мелочь, но она связана со всею японскою обстановкою и, отбросив одно, надо сделать коренную перемену во всем — а этого японцы не хотят. Послушаем их доводы.

Японский дом, который можно построить в две, три недели, открытый настежь днем, с чистыми циновками, без мебели, гораздо больше отвечает требованиям гигиены, чем европейское обиталище, загроможденное мебелью, безделушками, портьерами, гнездилищами разных микробов. А главное то, что жилище японца гораздо дешевле европейского. Японец вообще чувствует себя гораздо более независимым от всяких невзгод, чем европеец. Если он потеряет свое состояние, то это даже незаметно в его обиходе. Разве убавит число цыновок на столько-то саженей. Вот и все. А жизнь бедного японца мало чем отличается от богатого. Конечно, есть оттенки, но они не так резки, как в Европе. Соберется японец в путь, за ним не тянется громоздкий багаж европейца. С котомкою или с ручными чемоданчиками он пускается в путь, [559] зная, что все, что ему нужно, он найдет в дороге: ванну, чистое кимоно по выходе из ванны, обувь, которую он купит в каждой деревне за несколько копеек — это обстоятельство составляет также одно из преимуществ японского войска. Вот причины, отчего японец не пожертвовал своею домашнею обстановкою ради новых веяний. Богатые японцы делают еще уступку, устраивая в своем доме европейскую комнату или даже половину, но живут они все-таки в японской половине. Изменят ли они современен свою обстановку на европейский лад? Я это не думаю. Теперь, под влиянием реакции в национальном духе, они даже подчеркивают свою привязанность к домашним обычаям. Я помню еще время, когда японские дамы считали нужным являться в декольте на разные балы, а теперь они все опять щеголяют в своих красивых японских костюмах. Вполне японскою тоже осталась архитектура. Если есть европейские здания, то только те, которые принадлежат европейцам и некоторые правительственные здания. Облик японского города не изменился за эти 30 лет. Японец, как буддист, памятуя верно о том, что все преходяще, но строит, как европеец, здания, которые должны пережить века.

Мы уже говорили о государственном устройстве Японии, которое в действительности под европейским обликом представляется теократическим, с потомком богов на троне. Япония как во времена Хиде-иеси управляется олигархиею, только вожаки вместо живописных старинных костюмов являются в мундирах и украшены орденами.

Многие также ожидали, что вся Япония, воспринимая европейскую культуру, сделается христианскою. Но [560] прошли годы; миссионеры разных наименований получали хорошие оклады, а христианство сделало мало успехов.

Многие также предполагали, что Япония широко откроет свои двери иностранцам, но ошиблись в расчете. Совершенно наоборот. Чем дальше, тем больше она показывает, что хочет обойтись собственными силами. Иностранцы-учители отпущены во свояси с хорошими пенсиями, а юноши японцы посылаются в Европу и Америку учиться уму-разуму, изучать все, что есть там нового по части изобретения и машин.

Можно смело утверждать, что чем дальше, тем ненависть к иностранцам проявляется все ярче и ярче. Необузданные выходки молодежи относительно иностранных дам лишь маленький симптом, указывающий на общее настроение японцев.

Против такого узкого национализма должен был высказаться даже граф Окума, которого нельзя упрекнуть в недостатке патриотизма. Он порицает студентов и учащуюся молодежь за то, что они, слушая своих учителей, оскорбляют иностранцев. Эту ненависть к иностранцу, говорит он, они почерпнули из Китая.

Даже микадо в своем рескрипте нашел нужным напомнить своим подданным, что надо обращаться прилично с иностранцами (1-го июля 1899 г.).

Ито считает нужным высказаться в том же смысле: «К великому прискорбию мы должны констатировать, что вследствие ли наших успехов в войне с Китаем или по другим причинам, но часть населения проникнута и воодушевлена враждою к иностранцам. Такие чувства и неуместны и неразумны в настоящее время. Такие чувства являются результатом невежества [551] и глупости и долг выдающихся людей положить этому конец».

Ито был совершенно прав, что руководители юношества отчасти виноваты в этом настроении молодежи. Прочтите, как в одном журнале («Три глаза») представлено, как чудовище с тремя глазами (название журнала) поражает маленького демона христианства. Там между прочим осуждают виконта Аоки за то, что он женился на иностранке (немке). В другой статье проф. Чисо Найто говорит, что только одни японцы имеют право на название человеческих существ. Другие народы если не животные, то во всяком случае дикие.

Проф. Иноуэ, двадцать пять лет изучавший европейскую литературу, пришел к убеждению, что нет народа выше японцев. В речи, произнесенной перед многолюдною публикою и направленной против иностранцев, он сделал следующее заявление: «во всех странах монарх выходит из народа, только в Японии народ происходит от императора — потомка богов».

Конечно найдутся японцы, которые любят все иностранное, но они, право, находятся в меньшинстве. Есть органы печати, как, напр., «Майничи-Симбун», который говорит японцам, что они преисполнены гордостью и потеряли чувство смирения. Они смотрят на страну как на страну богов и старый дух ямато-дамаси все больше и больше овладевает умами. Как нет другого Фудзи, так нет искусства в другой стране, которое могло бы помериться с японским. «Мы прежде учились чему-нибудь, замечает «Майничи», теперь считаем это бесполезным».

Государственные люди и их помощники, возвысившиеся благодаря европейцам, конечно не будут так неосторожны, чтобы высказаться вполне откровенно. [562] Я не говорю о простом народе. Он остался, как был, со многими симпатичными чертами характера, но и он смотрит на иностранца как на какого-то урода или вообще странного человека и приглядывается к нему скорее с чувством любопытства, чем с ненавистью.

Надо сказать, что реакция против всего иностранного наступила очень скоро после увлечения иностранными идеями. Это настроение уже сказывается в 1874 году и с тех пор все усиливается. Воспринимая все полезное от иностранцев, начиная от конституции, японцы тщательно оберегают свою страну от наплыва иностранцев, не дозволяют им пустить корни в стране, владеть собственностью. Со времени китайской войны самомнение японцев возросло до громадных размеров. Что же будет, если они могут похвалиться успехом над европейскою державою?

Честолюбивые планы их расширятся. Было время, когда руководители Японии смотрели на европейскую культуру как на средство отстоять свою самобытность. Но теперь лозунг «Япония для японцев» уже считается слишком скромным. Еще недавно один японец писал в «Far East»: «У каждого народа должны быть честолюбивые планы. Честолюбие Японии заключается в том, чтобы сделаться светочем Азии и распространить свое влияние на весь Крайний Восток». Один французский писатель 147 приписывает гр. Окуме горделивую мечту о том, что Япония не только сравняется с Европою, но и превзойдет ее, и что недалеко то время, когда европейские державы обратятся в груды развалин.

Честолюбивые мечты японцев для меня, побывавшего в Японии, не представляются чем-то [563] неожиданным. Мне припоминается разговор с одним японским государственным человеком о Иеясу.

Я высказал мнение, что Иеясу может быть поступил очень разумно, закрыв страну иностранцам, и сохранил таким образом независимость страны.

А кто вам поручится, что он этим только задержал развития Японии, которая может быть покорила бы Китай и сделалась бы самым могущественным государством мира.

Честолюбивыми мечтами о великом будущем Японии кишат все японские книги и газетные статьи, и материала, из которого можно черпать, хоть отбавляй. «Миссия наша, — говорится в одном журнале, — цивилизовать Европу, перестроить по своему ее нравственные начала и ее религиозную жизнь: Европа глубоко развращена. Эгоизм сквозит во всех ее действиях. Мы видим там одну погоню за деньгами и наслаждениями. Какой контраст представляет Япония с ее простотою, умеренностью, бескорыстием, честностью и героизмом. Все добродетели соединились в нашем народе и вот почему он призван господствовать над другими народами в силу уже своей честности и мужества».

Но мечты мечтами и японцы кое-что сделали для осуществления этих мечтаний.

Японская политика в Китае совершенно изменилась за последнее время. Вместо порабощения силою Япония старается подчинить Китай своему влиянию и надо сказать, что она достигла полного успеха в этом отношении. Куда посылает Китай свое юношество для изучения наук и военного искусства? В Японию. В Китае кто находится во главе народного образования? Японцы в Пекине основали японский университет для [564] китайских студентов. Какая школьная система принята теперь в Китае? Японская. Кого приглашают прогрессивные губернаторы для учреждения школ? Японцев. Этого достаточно, но этим не исчерпывается деятельность японцев на востоке. Японцы пропагандируют идею панмонголизма и паназиатизма, печатают брошюры и составляют общества для этой цели. Эти летучие листки читаются во дворце китайского императора и в трущобах, одним словом, везде, где белая раса подчинила себе другие расы. Японские эмиссары работают в этом направлении в Китае, в Аннаме, в Филиппинах, в Индии. Молодежь в этих странах, воспитанная японцами, уже лелеет мысль о борьбе с белою расою. Центром этой пропаганды является Токио. Куда стекается молодежь со всех концов Азии? В Токио. Вы также найдете там большое общество Таодабун, агенты которого рассыпаны по всей Азии и которое проповедывает следующее: 1) братство желтой расы; 2) превосходство желтых над белыми; 3) необходимость желтого союза под главенством Японии; 4) создание большого азиатского государства, откуда белые будут изгнаны. Во главе этого общества находятся высшие государственные люди, японские сановники и даже принцы крови.

Тенденция этого общества видна из следующего пассажа. «Китай, говорит генерал Фукусима, может не только добиться полной независимости и освободиться от гнета Европы, но может даже достичь гегемонии над всеми великими державами земли (это говорилось для китайских слушателей), если он только с помощью Японии приступит энергично к реформам».

Тоунзенд Мередит (Townsend Meredith) в своей замечательной книге «Азия и Европа» говорит очень [565] ясно, что Япония стремится стать во главе Азии и выгнать оттуда европейцев. Три раза Азия отбрасывала Европу и то, что было возможно во времена Александра Македонского, во времена римлян и крестоносцев, то возможно и теперь, когда Азия по германской военной системе может выставить 80-миллионное войско.

Торжество панмонголизма грозит не одной только России с ее необъятными владениями в Сибири, но должно неизбежно привести к потере азиатских владений и Франции и Англии. Но не только в военном отношении, но и в промышленном Азии окажется сильнее Европы.

Нет недостатка в людях, которые предупреждают Европу о грозящей ей опасности. И кто знает, Японии удастся поднять на ноги всю Азию, вооружить ее европейским оружием и даже сделать кое-какие полезные открытия по части смертоносных и взрывчатых веществ. Эти миллионы будут конечно во всеоружии европейской техники, но не будут -ли они чужды европейскому духу и христианству? Что скажут тогда те, которые говорят, что японцы сражаются за цивилизацию? И в этом отношении японцы показали, что они кое-чему выучились. Японские дипломаты знали силу общественного мнения в Европе и не жалели ни денег, ни усилий, чтобы иметь его на своей стороне. Они знали также очень хорошо, что если им нужно осуществить свою мечту о главенстве над Азиею, то они должны приступить к этой задаче осторожно. Они знали, что они слишком слабы, что Японии не устоять против соединенного натиска европейских держав и что надо пользоваться несогласиями между ними. Они знали, что Россия, благодаря своей силе, возбуждает ненависть и опасения и потому первый удар они направили на нее. [566] Если им удастся сломить могущество России или даже обессилить ее и этим поднять свой престиж в Азии, то результат окажется громадный. А затем очередь настанет и для других. И так не предавайтесь иллюзии. Мы переживаем знаменательный период человеческой истории и перед нами завершился первый акт борьбы азиатского Востока против Европейского духа.


Комментарии

145. Японское слово «то» означает скорее общество, как немецкое Bund (союз).

146. Примеров этого самурайского духа очень много. В старинные времена даймио спросил одного юношу, указывая на отрубленную голову, узнает ли он голову своего отца? Юноша простерся ниц перед отрубленною головою и затем в присутствии даймио совершил харакири. Он знал, что это не голова отца, но, покончив с собою, он спас отца, который дожил свой век в безопасности. Все слышали о том, когда было сделано в Японии покушение на ныне благополучно царствующего государя, что одна японская девушка, услышав, что микадо очень опечален этим событием, решилась покончить с собою. Солдаты, не взятые в поход во время войны с китайцами и оставленные в Японии и гарнизонах, кончали самоубийством. Недавно один из обедневших самураев, отпуская своего сына в Токио в ученики к пирожнику, сказал ему: «Помни — чтобы мне не было стыдно за тебя». Слишком долго рассказывать, как на мальчика взвели напраслину и обвинили в воровстве. Отпущенный мастером с несколькими долларами, он идет в театр, а вечером ложится под поезд, оставив записку: «Уважаемый отец, я не виноват». Потом сказалось, что нашелся настоящий виновник.

147. Martin. Le Japon nouveau.

Текст воспроизведен по изданию: В стране восходящего солнца. Очерки и заметки о Японии Григория де-Воллана. СПб.-М. 1906

© текст - де Воллан Г. 1906
© сетевая версия - Тhietmar. 2020
©
OCR - Андреев-Попович И. 2020
© дизайн - Войтехович А. 2001