СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

Отпуск секретной телеграммы министра иностранных дел Ламздорфа посланнику в Токио Извольскому от 1 мая 1901 г. № 170

(На отпуске пометы: «На подлинной собственною е. и. в. рукой написано: «С[огласеа]». — «Царское Село, 1 мая 1901 г.» — «Отравлена 2 мая»).

Экспедиция ваша от 1 марта получена.

В письме того яге числа вы, между прочим, упоминаете о протесте Японии против предполагавшегося заключения отдельного русско-китайского соглашения. Считаю необходимым напомнить вам, что вообще едва ли можно говорить о каком-либо протесте японского правительства в этом деле.

По крайней мере, при первой попытке здешнего посланника Чинды вступить со мной в объяснения по поводу проектированного соглашения, я тотчас же прервал его, заметив, что не допускаю никаких запросов посторонней державы относительно переговоров, которые ведутся между двумя независимыми государствами.

Во второй раз, по просьбе Чинды дать разъяснения касательно появившегося в английских газетах вымышленного текста означенного соглашения, я ответил посланнику, что признаю отныне всякие объяснения по сему делу излишними, ибо, как всем представителям России за границей, так и вам, уже тому несколько дней поручено было заявить подлежащим правительствам, что, не желая причинить затруднение китайскому правительству, Россия отказалась от всяких дальнейших переговоров с Китаем по манчжурским делам (Отказ от соглашения с Китаем по манчжурским делам и от дальнейших переговоров по этому вопросу был сообщен российским представителям за границей в циркулярном письме от 21 марта 1901 г. и опубликован в «Правительственном вестнике» от 23 марта 1901 г.).

Отпуск доверительного письма министра иностранных дел управляющему военным министерством от 18 июня 1901 г.

(На документе знак рассмотрения, поставленный Николаем Романовым)

Вследствие письма вашего превосходительства от 13 июня № 1265/105, при коем препровождена была записка подполковника Агапеева с изложением взглядов д. с. с. Извольского на современное положение дел на Дальнем Востоке, почитаю долгом сообщить нижеследующее.

Не зная, в какой степени точно передает подполковник Агапеев все сказанное ему г. Извольским, полагаю необходимым обратить внимание ваше прежде всего на то обстоятельство, что с политической точки зрения министерство иностранных дел никогда не считало особенно желательным заключение с Китаем отдельного соглашения по манчжурским делам до восстановления в Поднебесной империи [30] нормального порядка вещей, при коем только и возможны переговоры с вполне независимым и ответственным правительством; при этом мною неоднократно указываемо было, с одной стороны, на опасность заключения подобного договора, ввиду- вероятных протестов со стороны держав, имеющих интересы на Дальнем Востоке; с другой — на маловажность значения письменного документа в глазах китайцев, всегда склонных при удобном случае нарушить принятые на себя обязательства, которые, к тому же, при нынешних обстоятельствах, едва ли были бы подкреплены центральным правительством.

На мой взгляд представлялось несравненно более целесообразным, по окончании смуты, путем сделок с китайскими правительственными лицами и восстановленною центральною властью добиться тех льгот и преимуществ, которые вызывались стратегическими и политико-экономическими нуждами в Манчжурии.

При этом, нам, конечно, пришлось бы основывать все расчеты наши не на чувстве «благодарности» китайцев, чувстве, не играющем никакой роли в международных сношениях, ни тем менее на традиционной двухсотлетней дружбе с Китаем, ссылка на которую порою является лишь удобным дипломатическим аргументом, а исключительно на силе, могуществе России и обаянии ее имени на Востоке.

Между тем военное, как и финансовое ведомства признавали немедленное заключение сепаратного договора с Китаем безусловно необходимым для развития и скрепления ранее состоявшихся временных соглашений наших властей с местными цзянъцзюнями.

Вашему превосходительству хорошо известно, что лишь после продолжительной переписки и неоднократных совещаний генерал-от-инфантерии Куропаткин и статс-секретарь Витте согласились смягчить первоначальные требования, кои они предполагали возможным предъявить Китаю.

Но, как и следовало ожидать, даже и в таком измененном виде проект соглашения по манчжурским делам, уже ставший известным в Токио по сообщению, сделанному китайцами, вызвал сильную агитацию в среде всех заинтересованных держав, особливо же Японии.

При таких условиях самым целесообразным представлялось сохранение настоящего «status quo» и отказ России до поры до времени от всяких дальнейших переговоров об отдельном соглашении с Китаем.

Что японцы усматривают в этом обстоятельстве какой-то успех, по-моему, едва ли может иметь значение в наших глазах; в Европе и Америке, наоборот, более дальновидные государственные деятели признают, что Россия отказом от соглашения сделала весьма удачный шаг, развязавший ей руки и сохранивший за нею полную свободу действий.

Как бы то ни было, с политической точки зрения важно было то, что известие об уклонении России от дальнейших переговоров с китайцами по манчжурским делам сразу положило конец крайне натянутому положению, грозившему стать безвыходным, если бы уже по подписании нами проектированного соглашения последовали официальные протесты всех держав и отказ китайского центрального правительства от ратификации оного.

С той поры между императорским и токийским правительствами установились настолько удовлетворительные дипломатические отношения, что за последнее время явилась даже возможность приступить к обмену взглядов по разным политико-экономическим вопросам, [31] касающимся в одинаковой степени интересов обоих государств. И если бы все дело сводилось исключительно к сфере деятельности вверенного мне ведомства, то я мог бы поручиться за то, что дружественные отношения между Россией и Японией, несмотря на господствующее в среде ее некоторых государственных деятелей воинственное настроение, не подверглись бы никакому нарушению.

Но присутствие наших войск в Манчжурии, многосложные мероприятия, предстоящие военному ведомству по эвакуации этой области, в связи с охраною и укреплением некоторых береговых и пограничных пунктов, а финансовому ведомству по разнообразным вопросам, связанным с постройкою железной дороги, настолько усложняют общее положение вещей, что при малейшем неосторожном действии со стороны наших властей на месте, нередко склонных предъявлять требования «по праву завоевания» и указывать на сделанные в Китае приобретения «штыком» и «кровью», возможно всегда ожидать перехода Японии к активной политике, особливо ввиду того внутреннего состояния названного государства, о котором имеются данные не только из сообщения г. Извольского подполковнику Агапееву, но и на основании донесений военного и морского агентов в Токио.

При таких условиях, если, как следует заключить из представленных вашим превосходительством в письме сведений, военно-морское положение наше на Дальнем Востоке значительно слабее, чем положение Японии, то меры к постепенному и осторожному приведению в боевую готовность войск Приамурского округа, быть может, представляются вполне целесообразными. Но при этом не следует терять из виду, что всякая мера к усилению нашего положения неминуемо побудит японцев либо сделать соответствующие военно-морские распоряжения, либо искать повода к немедленному открытию враждебных действий, дабы застигнуть Россию еще недостаточно подготовленною к борьбе.

В заключение не могу не высказать, что, на мой взгляд, наилучшим выходом ив настоящих затруднений была бы возможно скорейшая подготовка к выполнению, высочайшей государя императора воли о полной эвакуации Манчжурии. В этом отношении для достоинства России крайне важно, чтобы выступление русских войск из пределов Китая совершилось при первой возможности и единственно по почину императорского правительства, а не под давлением международных осложнений, либо исходящих от заинтересованных держав напоминаний о данных Россией неоднократно торжественных Обещаниях.

Секретная телеграмма посланника в Токио Извольского министру иностранных дел Ламздорфу от 17 июля 1901 г.

Мысль о дружественном соглашении с нами в положительном смысле о корейских делах поддерживалась здесь главным образом маркизам Ито. С упадком его влияния, а затем и с удалением его от дел, осуществление этого плана сделалось гораздо затруднительнее. В настоящую минуту, при господствующем здесь настроении и слепом недоверии к нашим намерениям относительно Манчжурии, по моему убеждению, было бы бесполезно поднимать этот вопрос, тем более, что Соне, будучи лишь временным министром иностранных дел, избегает всего, что могло бы связать свободу действий Комуры, который примет от его министерство тотчас по окончании пекинских переговоров. По [32] приезде сюда Комуры я постараюсь выяснить, склонен ли он к соглашению с нами о Корее и не премину представить вашему сиятельству подробные соображения об основавших, на которых возможно было бы заключить подобную сделку.

Извольский.

Секретная телеграмма министра иностранных дел Ламздорфа российским посланникам в Токио и Пекин от 17 июля 1901 г. № 277.

(На отпуске телеграммы [пометы: «На (подлинной собственной е. и. в. рукой наткано: «С[огласен]». «Петергоф», 18 июля 1901 г.

Ввиду приближающегося окончания переговоров в Пекине наступает минута, когда необходимо тщательно обсудить наиболее целесообразный, отвечающий первостепенным интересам России, способ решения манчжурского вопроса.

Во всех предшествующих официальных сообщениях своих императорское правительство заявляло о намерении своем, тотчас по восстановлении нормального порядка в Китае, вывести войска из Манчжурии, если тому не воспрепятствует образ действий держав и самого Китая.

Эта существенная оговорка, несомненно, оставляет за Россией право сохранить помянутую область, на деле ею завоеванную, в случае если б в ближайшем будущем поведение держав или китайского правительства в чем-либо оказалось противным состоявшемуся общему соглашению по китайским делам, либо нарушило бы прямые интересы наши на Дальнем Востоке.

Как бы то ни было, предварительно принятия окончательного решения по сему вопросу, желательно было бы знать, к каким, но вашему мнению, последствиям на месте могло бы повести официально заявленное Россией намерение присоединить к своим владениям Манчжурскую область?

Секретная телеграмма министра иностранных дел Ламздорфа российским представителям в Токио и Пекин от 19 июля 1901 г. № 280.

Дополнение к моей телеграмме от 17 июля (В подлиннике эта фраза на французами языке).

Не теряйте из виду, что при нормальном ходе событий императорское правительство отнюдь не имеет в виду отступать от данных обещаний. Запрашиваемые от вас сведения необходимы для руководства па всякий случай.

Секретное письмо министра иностранных дел Ламздорфа министрам военному и финансов от 19 июля 1901 г. № № 723 и 724

(На отпуске письма помета: «На подлинном собственною е. л. в. рукою написано: «Согласен)». «Петергоф, 17 мюля 1901 г.»).

Из непосредственных личных переговоров моих с вами, а равно и соображений, высказанных мною на совещании 23 минувшего июня (Совещание 28 июня 1901 г. выло созвано для рассмотрения вопроса о китайских железных дорогах в Южной Манчжурии. Совещание постановило возвратить участок дороги Шанхай-Гуань — Син-Мин-Тин ого китайским собственникам. При этом Участок возвращался Китаю на следующих условиях: 1) на дороге не должно было мать никаких других войск, кроме китайских, 2) соблюдение всех раньше заключенных договоров об участке, 3) русское правительство должно было получить обязательство, что не будет проводиться ни новых линий, ни веток к данному участку, ни сооружении моста в Инкоу через р. Ляохэ, ни переноса конечного пункта дороги. Кроме того, совещание постановило восстановить русское требование о постройке железной дороги от одного из пунктов Китайской Восточной жел. дороги к Великой по а кой стене по направлению на Пекин и потребовать возмещении всех затрат по возведению и эксплоатации возвращаемого участка), [33] вашему высокопревосходительству известно, в каком положении, на мой взгляд, представляется, с точки зрения политической, вопрос о китайских железных дорогах в Южной Манчжурии.

Занятые в сентябре 1900 года, по встретившимся в то время военным надобностям, дороги эти, находясь на территории Поднебесной империи и составляя собственность китайского правительства, подлежат возвращению Китаю в силу обещаний и официальных заявлений России, неоднократно подтвержденных обнародованными по сему предмету правительственными сообщениями.

На совещании 28 июня начальник главного штаба, обсуждая вопрос в военном отношении, признал также, что предпочтительнее было бы передать Шанхай-Гуань — Инкоускую дорогу прежним владельцам и вывести из ее района русские войска, кои несравненно целесообразнее сосредоточить в других местах Манчжурии или на наших окраинах.

Наконец, ваше высокопревосходительство, по финансовым соображениям, изволили, с своей стороны, присоединиться к заключению о необходимости возвращения дорог в Южной Манчжурии китайскому правительству.

В 5 день сего июля государю императору благоугодно было всемилостивейше утвердить мнение, единогласно высказанное на совещании от имени трех ведомств.

Но, казалось бы, не следует терять из виду, что предстоящее возвращение упомянутых железнодорожных линий их собственникам является первым шагом к выполнению данных императорским правительством обещаний вообще и, стало быть, влечет за собою необходимость окончательного и бесповоротного решения ныне же вопроса о том, желательно ли в государственных интересах России сохранение за нею занятой нашими войсками Манчжурской области в полном ее объеме, либо одной из ее провинций?

Оставлять этот коренной вопрос без надлежащего разрешения, ставить его исключительно в зависимость от дальнейшего хода событий — было бы, по меньшей мере, не осторожным; к тому же всякое колебание в этом отношении не соответствовало бы достоинству России, как великой и могущественной державы.

Нет сомнения в том, что с политической точки зрения присоединение к российским владениям обширной, богатой по своей природе, китайской области могло бы лишь служить к вящему подъему обаяния России среди азиатских народностей; обладание территорией, чрез которую проходит железнодорожная ветвь, долженствующая соединить великий сибирский путь с водами Тихого океана, где ныне имеется уже в наших руках незамерзающий порт,—с одной стороны, значительно облегчило бы самое сооружение строящейся дороги и, с другой, обеспечило бы неукоснительное осуществление исторической задачи России на Крайнем Востоке. [34]

Исходя т этих соображений и будучи поставлен во главе ведомства, призванного пещись о пользе и выгодах России на почве ее международных отношений, я не могу не высказать с принципиальной точки зрения, что сохранение за Россиею в сущности завоеванной ею Манчжурской области представлялось бы, конечно, весьма заманчивым во мне их отношениях.

Но, к сожалению, при решении таковой важности вопросов недостаточно руководствоваться соображениями о желательности достижения той или иной задачи, необходимо постоянно и прежде всего иметь в виду, насколько осуществление оной возможно при данных политических обстоятельствах.

Нет сомнения, что с формальной стороны, поскольку вопрос касается взаимных отношений России к другим державам, присоединение к ее владениям Манчжурии представляется возможным, несмотря на заявления, сделанные в обнародованных правительственных сообщениях. В самом деле, во всех официальных документах императорское правительство неоднократно доводило до сведения иностранных государств, что Россия отнюдь не имеет в виду каких-либо территориальных приобретений за счет Китая (что она (Пропущено в царском экземпляре и при переписке к подписи. (Примечание в подлиннике))) йе преминет вывести войска свои из пределов соседней империи), но при условии однако, если этому не послужит препятствием образ действий других держав и самого Китая.

На основании последней, весьма существенной оговорки, в самом ближайшем времени не трудно будет отметить как в образе действий держав, так и в поведении Китая достаточно поводов для того, чтобы иметь право отказаться от наших первоначальных намерений и объявить о присоединении какой-либо части китайской территории. Хотя таковое решение, несомненно, произвело бы неблагоприятное впечатление на мировое общественное мнение, которое все же усмотрело бы в оном лишь предлог к неисполнению императорским правительством данных обещаний, тем не менее есть некоторые данные предполагать, что собственно из западных великих держав ни одна не решится вступиться за Китай и что, стало быть, со стороны Европы едва ли последует отпор завоевательным планам России.

Нельзя того же оказать относительно Японии, которая, как известно вашему высокопревосходительству из предшествующих сообщений моих, в высшей степени воинственно настроена против России, с живым интересом следит за каждым ее шагом на Крайнем Востоке и при первой же попытке нашей к нарушению целости китайской территории готова будет вступить в открытую борьбу с Россией с целью добиться для себя соответствующих выгод с оружием в руках, причем токийское правительство, несомненно встретит полное сочувствие, а быть может, и негласную поддержку со стороны некоторых, соперничествующих с Россией на Крайнем Востоке держав.

Из изложенного явствует, что весь рассматриваемый вопрос сводится к тому: может ли Россия при настоящих условиях ее боевых сил без всякого риска принять вызов Японии и представляет ли приобретение Манчжурии столь существенные военные, стратегические и [35] финансовые выгоды, чтобы ради этого захвата стоило итти навстречу опасным осложнениям?

Наконец, в состоянии ли мы будем немедленно же приступить к военной и административной организации присоединяемой крайне своеобразной по бытовым условиям области, устройству весьма сложных гражданских и судебных учреждений, с отнесением всех необходимых для сего расходов на бюджет русской государственной казны?

В случае утвердительного ответа на поставленные вопросы со стороны единственно компетентных военного и финансового ведомств, на мой взгляд может представиться несвоевременным приступать ныне к возвращению занятых нами железных дорог в Южной Манчжурии, владение которыми, несомненно, будет иметь для нас на первых же порах существенные выгоды.

Наоборот, в случае отрицательного решения намеченных выше вопросов, мы должны были бы одновременно или тотчас вслед за передачею собственникам южно-манчжурских железных дорог приступить по собственному почину к постепенной эвакуации Манчжурии отдельными районами, стягивая поочередно из каждого отдельного округа наши войска в те ближайшие к русской границе местности, где присутствие их в усиленном размере еще вызывается необходимостью, и попутно везде, где окажется возможным, заменять существующее ныне в провинциях Манчжурии военное положение нормальным гражданским порядком при посредстве законных китайских административных властей.

О таковых мероприятиях надлежало бы поставит, в известность как китайское правительство, так и все остальные державы путем обнародования особого правительственного сообщения, в котором вслед за указанием на основные положения последовательной и твердой позиции России, в связи с происходящими событиями, заявлено было бы, что, если Китай не выполнит поставленных ему условий по делу о передаче ему железных дорог, либо в образе действий держав и самого Китая исследуют какие-либо непредвиденные перемены, то Россия вынуждена будет Припять соответствующие ее государственным интересам меры, возложив на иностранные государства ответственность за все могущие произойти от сего последствия.

Сообщая об изложенном, покорнейше прошу ваше высокопревосходительство почтить меня вашим окончательным заключением по предмету настоящего письма.

Секретная телеграмма посланника в Пекине Гирса министру иностранных дел Ламздорфу от 22 июля 1901 г.

Получил вчера телеграмму от 17-го.

Многие в Китае помирились, было, уже с мыслью, что Манчжурия отойдет к России. Оппозиция против нашего соглашения была внушена ему извне как обещанием поддержки против нас так и угрозой удовлетворить себя в самом Китае. Неудача соглашения вскружила головы южных вице-королей и их партии, сильной ныне при дворе, и с которой Ли-Хун-Чан стал сближаться. Под их влиянием ведется на юге ожесточенная кампания против нас, явно покровительствуемая извне. Вся сила этой вражды к нам в поддержке Японии, а потому последствия нашего заявления о присоединении Манчжурии многим будут зависеть [36] от силы этой поддержки и подстрекательства. При нынешнем настроении Китай всеми мерами будет стремиться возможно раньше поставить на очередь манчжурский вопрос и привлечь другие державы к его решению., Нельзя допустить этого, так как при поддержке извне Китай может довести свое сопротивление нам до крайности. Ли-Хун-Чан получил уже приказ о начатии переговоров с нами, и, по его словам, двор запрашивает его, не следует ли оповестить все державы о намерении Китая начать переговоры, очевидно, с целью вызвать их вмешательство. Я полагал бы переговоры возможными при быстром их ведении и безусловном принятии февральского проекта (По проекту от 24 февраля 1901 г. царское правительство соглашалось восстановить власть Китая в Манчжурии, сохранив за собой право содержать там свои войска до водворения «спокойствия», уплаты вознаграждения Обществу Китайской Восточной железной дороги за убытки, связанные с боксерским восстанием, причем это воз-награждение могло быть заменено разными льготами Обществу Китайской Восточной железной дороги и выдачей русскому правительству концессии на постройку железной дороги от какого-нибудь пункта Китайской Восточной железной дороги к Великой китайской стене по направлению на Пекин. Проект соглашения ставил в зависимость от согласия царского правительства смену местных манчжурских губернаторов (цзяньцзюней). Китайскому правительству запрещалось давать концессии в пределах Манчжурии иностранным державам или их подданным на постройку железных дорог, разработку рудников и на какие бы то ни было промышленные предприятия). Такой наш ответ Китаю выяснил бы, насколько справедливы слухи о данном будто бы им обещании другим державам открыть для них Манчжурию. При других условиях пошагал бы крайне желательным сохранить в Манчжурии нынешнее временное положение, не выводя оттуда войска и не делая заявления о наших намерениях. Считаю необходимым, предварительно вывода, войска из Манчжурии, заручиться в официальном акте признанием Китая вполне исключительного нашего положения в Манчжурии и по мере возможности во всей сфере нашего влияния. Иначе уход наш произведет здесь самое неблагоприятное для нас впечатление и пагубно отразится на нашем положении во всей стране и в особенности в намеченной сфере вашего влияния.

Гирс.

Секретная телеграмма посланника в Токио Извольского министру иностранных дел Ламздорфу от 25 июля 1901 г.

Получил телеграммы от 17 и 19 июля.

По моему убеждению, официально заявленное, под каким бы то ни было предлогом, намерение России присоединить к своим владениям Манчжурскую область неминуемо вызовет в Япония сильное движение общественного мнения. Усилившаяся здесь в последнее время воинственная партия потребует, вероятно, прямого разрыва с Россией, и лишь более умеренные элементы удовольствуются активными действиями в Корее. Которое именно из этих двух течений возьмет верх, заранее сказать невозможно, но, во всяком случае, нельзя ожидать, чтобы Япония осталась спокойною зрительницею формального присоединения Манчжурии к России. Если в Манчжурии фактически продлится наша оккупация, не обусловленная никакими формальными актами, скорее можно ожидать, что Япония мало-по-малу примирится с совершившимся фактом, хотя и в этом случае необходимо предвидеть периодические воинственные вспышки и попытки токийского кабинета возбудить [37] против подобной оккупации международной протест. Тотчас по прибытии года из Пекина нового министра иностранных дел Комура, которому, вероятно, будет предоставлено вполне самостоятельное заведывание иностранными делами, я постараюсь, как можно подробнее, выяснить его взгляды на манчжурский и корейский вопросы.

Извольский.

Секретная телеграмма посланника в Токио Извольского министру иностранных дел Ламздорфу от 3 сентября 1901 г.

На-днях выезжает отсюда через Америку в Европу маркиз Ито, предполагающий посетить главнейшие европейские столицы, начиная с Парижа, и в декабре или январе быть в С.-Петербурге. Хотя путешествию этому придается вполне частный характер, оно имеет несомненное политическое значение и предпринимается с целью ближайшего ознакомления со взглядами европейских кабинетов. Будучи устранен от дел, маркиз Ито продолжает занимать выдающееся положение среда старших государственных людей, пользующихся личным доверием японского императора, и результат его поездки может существенно повлиять на дальнейший ход внешней политики Японии. Подробности почтой.

Извольский.

Секретная телеграмма посланника в Токио Извольского министру иностранных дел Ламздорфу от 28 сентября 1901 г.

Новый министр иностранных дел Комура заявляет об искреннем желании искать сближения с Россией, но в то же время не поддается пока никаким попыткам приступить к обсуждению практического плана соглашения. Он, видимо, весьма озабочен получаемыми из Пекина известиями о возобновлении между нами и Китаем переговоров о Манчжурии, и до окончательного выяснения манчжурского вопроса вряд ли возможно склонить его к какому-либо обмену мыслей о Корее. Здесь, кажется, ничего еще с точностью неизвестно о сущности наших переговоров с Китаем, но, как я осведомлен из верного источника, в японском министерстве иностранных дел убеждены, что китайское правительство ничего окончательно не подпишет, не посоветовавшись с Японией и другими державами.

Извольский.

Депеша посланника в Токио Извольского министру иностранных дел Ламздорфу от 6 октября 1901 г. Кг 35.

М. г. граф Владимир Николаевич.

Телеграммой от 24 (11) сентября я имел честь уведомить ваше сиятельство о назначении японского посланника в Пекине г. Комура министром иностранных дел. Ваше сиятельство изволите вспомнить, что г. Комура был намечен на этот пост еще пять месяцев тому назад, но был оставлен в Пекине для окончания переговоров, которые он вел в последнее время совершенно самостоятельно и почти не спрашивая инструкций из Токио; с другой стороны, министр финансов, г. Соне, временно управлявший министерством иностранных дел, тщательно избегал всякой инициативы во внешних сношениях и ограничивался лишь [38] исполнением текущих дел. Подобное положение было тем более неудобно, что первый министр генерал Кацура также устранялся от обсуждения вопросов внешней политики. Приезд г. Комура ожидался поэтому дипломатическим корпусом с большим нетерпением; назначение его встречно здесь весьма сочувственно как среди иностранных представителей, так и в местных политических сферах. Новый министр иностранных дел, пробывший около шести месяцев в качестве посланника в Петербурге и оттуда переведенный в Пекин тотчас после освобождения миссий, лично известен вашему сиятельству. Здесь он считается весьма серьезным, спокойным, но в то же время настойчивым и энергическим дипломатом. Как в Корее, где он был преемником виконта Миура, после убийства королевы, и где он подписал с действительным статским советником Вебером известное соглашение 1896 года, так и в Токио, в должности товарища министра иностранных дел, выказал много такта и умеренности и заслужил всеобщее доверие и уважение. Насколько я мог удостовериться, он совершенно свободен от свойственных столь многим японским дипломатам исключительных симпатий к той или другой западно-европейской стране. Из пребывания своего в Петербурге он вынес самые благоприятные впечатления и, по возвращении оттуда, несколько раз откровенно и даже публично высказывал убеждение в желательности и возможности сближения с нами. С другой стороны, в Пекине он выступил главным противником предполагавшегося русско-китайского соглашения о Манчжурии, и вашему сиятельству, конечно, подробно известно из донесений действительного статского советника Гирса об энергическом воздействии его на китайских уполномоченных с целью отклонить их от подписания этого акта. Здесь вообще убеждены, что г. Комура будет предоставлена первым министром значительная свобода действий в сфере внешних сношений и, что, в особенности в китайском и манчжурском вопросах, кабинет будет главным образом руководствоваться его взглядами.

По пути из Китая в Японию г. Комура как уверяют, по собственной инициативе и даже не предупредивши об этом токийское правительство, зашел на предоставленном в его распоряжение японском крейсере в Чемульпо, посетил Сеул и имел аудиенцию у корейского императора. Здешняя печать усматривает в этом указание на то, что новый министр иностранных дел намерен обратить особенное внимание на корейские дела, но о цели и результатах его поездки в Корею до сих пор ничего с достоверностью неизвестно.

Вскоре после обмена первых официальных визитов я имел сличай довольно долго и непринужденно беседовать с новым министром иностранных дел. Я воспользовался этим, чтобы постараться вызвать его на откровенный обмен мыслей а наших отношениях к Японии. Я прежде всего вкратце изложил ему все фазисы моих сношений с его предшественниками и не скрыл от него, что, по моему убеждению, г. Като своим предвзятым и систематическим недоверием к нашей политике и резкими своими дипломатическими действиями значительно затруднил благополучное разрешение существующих между Россией и Японией спорных вопросов. «Между тем, — сказал я, — при спокойном и беспристрастном взгляде на то, что происходит ныне на Дальнем Востоке, нельзя не притти к заключению, что цели, преследуемые как русской, так и японской политикой, не только не заключают в себе ничего принципиально противоположного, но, напротив того, легко могли бы быть [39] приведены в полное согласие. В этом отношении весьма достойно внимания, что во время только что окончившихся пекинских переговоров русский и японский уполномоченные весьма часто, без всякого предварительного уговора и, так сказать, в силу логического течения мысли обоих их кабинетов высказывались в одном и том же смысле; когда же Япония, вследствие общих политических соображений, склонялась на сторону английских воззрений и соображений, каждый раз Непосредственно страдали собственные ее интересы. Это доказывает, на сколько ошибочна усвоенная Японией в последнее время политическая система, отождествляющая японские цели и интересы с совершенно чуждыми и даже враждебными ей целями и интересами западноевропейских Держав и главным образом Англии. Все эти державы преследуют на Дальнем Востоке чисто колониальную, т. е. эгоистическую политику, которая непременно, рано или поздно, приведет их к столкновению с Японией не только на экономической, но и на политической почве. Россия же, напротив того, имеет в этой части света совершенно домашние интересы и сама является здесь восточной державой; отношения ее к Китаю определяются главным образом географической ее смежностью с этой страной; все это, вместе взятое, налагает на русскую политику строго консервативный характер. Россия и Япония в равной степени заинтересованы в сохранении на Дальнем Востоке спокойствия и равновесия, и если между ними состоится искреннее, основанное на взаимном доверии и общности целей, сближение, это сделает их полными хозяевами положения и установит предел эгоистическому вмешательству чуждых европейских держав. Одним словом, Япония должна смотреть на Россию, как на ближайшую, соседственную державу, с которой тем легче сговориться, что от нее она не может ожидать никакой серьезной экономической конкуренции именно в том громадном районе, южнее Великой китайской стены, который является важнейшим рынком для развивающейся японской промышленности. Но для того, чтобы могло состояться подобное сближение, необходимо предварительно разъяснить некоторые существующие недоразумения и разрешить наиболее обострившиеся в настоящее время между Россией и Японией вопросы. Большинство благоразумных японцев признают, что занятое нами положение в Манчжурии нисколько не затрагивает японских интересов, которые могут лишь выиграть от учреждения в этой провинции прочного порядка и от успешного окончания нашего великого железнодорожного предприятия. Поэтому, казалось бы, что Япония отнюдь не должна препятствовать достижению намеченных нами в Манчжурии целей. Нами уже определенным образом заявлено, что мы не желаем присоединить эту провинцию к нашим владениям, и Японии следовало бы отнестись к этим заявлениям с полным доверием и добровольно признать, что мы имеем право и даже обязанность требовать от Китая обеспечения имеющихся у нас в этой местности громадных интересов и достаточных гарантий против повторения прошлогодних событий. Что касается Кореи, то, как явствует из подписанных уже нами соглашений, мы готовы относиться с полным вниманием к японским экономическим и торговым интересам в этой стране, но японское правительство должно, с своей стороны, понять, что мы не можем безучастно относиться к состоянию маленького соседнего государства и допустить утверждение в нем чужой политической власти. Наилучшим способом разрешения корейскою вопроса является поэтому обоюдное признание и гарантирование [40] независимости Кореи, причем, раз на этой почве между Россией и Японией Я будет существовать искреннее доверие, уже нетрудно найти средство Я дополнить и развить, в положительном смысле, уже существующие между ними соглашения и условиться относительно формы, в которой Я слабому корейскому правительству могла бы быть предложена помощь как с русской, так и с японской стороны».

В подтверждение указаний моих на систематическое и предвзятое Я недоверие к вам японского правительства, в ущерб собственным его интересам, я привел министру иностранных дел несколько недавних примеров. Так, между прочим, когда три месяца тому назад нами было Я предложено согласовать обоюдные меры предосторожности против перехода на корейскую территорию появившихся на низшем течении Ялу Я шаек хунхузов, токийский кабинет, против мнения собственного своего. Я посланника в Корее, явно выказал свое нежелание действовать заодно с нами.

Г. Комура не только не сделал мне никаких возражений на высказанные мною взгляды, но вполне согласился со мной, что в последнее Я время японская политика значительно отклонилась от естественного пути единения с Россией, как с державой, наиболее близко заинтересованной в делах Дальнего Востока. Он самым энергическим образом заявил мне, что, с своей стороны, он всеми силами будет искать почвы для подобного единения, которое способно на долгие годы обеспечить мир и Я спокойствие в этой части света и дать перевес консервативной политике обеих держав. Но, хотя он несколько раз, и весьма убежденным тоном, повторил мне эти заявления, он все время тщательно придерживался общих выражений; когда же я попробовал пойти несколько далее и приступить хотя бы к теоретическому рассмотрению возможного соглашения по корейскому вопросу, я тотчас яге натолкнулся на очевидное и непреодолимое нежелание перейти на подобную почву. При этом некоторые сделанные мне министром во время разговора вопросы и замечания ясно указали мне на причины его чрезвычайной сдержанности. Из слов его я мог заключить, что он уже получил из Пекина известие о возобновлении нами, через посредство нашего нового посланника, переговоров о Манчжурии и что известие это опять начинает возбуждать здесь тревогу и опасения. Как я уже имел честь доносить, здесь продолжает господствовать убеждение, что наша политика имеет целью установление в Манчжурии нашего полного и исключительного политического и военного господства, и что Япония должна либо помешать подобному исходу дела, либо обеспечить себе соответственные исключительные выгоды в Корее. Поэтому покуда не будет окончательно выяснено, на каких основаниях мы хотим устроиться в Манчжурии, токийский кабинет, очевидно, не поддастся никаким попыткам вызвать его на обсуждение плана дружественного и основанного на признании обоюдных интересов—соглашения о Корее. До сих пор, насколько я мог удостовериться, здесь известно лишь, что между действительным статским советником Лессаром и Ли-Хун-Чаном начаты переговоры и что мы поставили первым и непременным условием сохранение этих переговоров в абсолютной тайне. Но в то же время я знаю из вполне верного, конфиденциального источника, что в японском министерстве иностранных дел твердо уверены, что китайский двор ни в каком случае не подпишет или, по крайней мере, не ратификует никакого окончательного договора с нами о Манчжурии, не посоветовавшись предварительно с [41] Японией и некоторыми другими державами. Уверенность эту, очевидно, пушил японскому правительству сам г. Комура, на основании своих предыдущих сношений с китайскими уполномоченными, и на этой уверенности, как кажется, построены все ближайшие политические расчеты токийского кабинета.

Впечатление, вынесенное мной из беседы с новым японским министром иностранных дел, я постарался вкратце изложить в телеграмме моей к вашему сиятельству от 11 октября (23 сентября). Сущность этого впечатления сводится к тому, что г. Комура несколько правильнее и спокойнее, чем его предшественник, смотрит на вопрос о русско-японских отношениях и, кажется, вполне искренно желает найти Почву для сближения с нами. С другой стороны, он, очевидно: решится сделать какой-либо практический шаг в этом направлении лишь в том случае, если он окончательно убедится, что поставленные нами Китаю условия относительно Манчжурии не нарушают, с японской точки зрения, сделанных нами заявлений и не дают нам опасного для Японии существенного политического перевеса на Дальнем Востоке (В проекте соглашения с Китаем относительно Манчжурии от 16 октября г. царское правительство, под давлением держав, в особенности Англии и Японии, вынуждено было пойти на уступки Китаю по сравнению с требованиями, содержавшимися в проекте соглашения от 24 февраля 1901 г. Сохраняя за собой все привилегии, связанные с договором о Китайской Восточной железной дороге 1896 г., Россия в то же время соглашалась установить определенный срок эвакуации русских войск из Манчжурии. Охрана железной дороги, русских подданных и учреждений в Манчжурии по проекту от 16 октября возлагалась на китайское правительство, в то время как проектом от 24 февраля эту «обязанность» царское правительство брало на себя).

Извольский.

Докладная записка министра иностранных дел Ламздорфа Николаю Романову от 24 октября 1901 г.

(На записке помета Николая Романова: «Хорошо» и далее рукою Ламздорфа: «Скерневицы, 27 октября 1901 г»).

В повергаемом у сего на всемилостивейшее благовоззрение вашего императорского величества письме г. Делькассе с предупредительной готовностью предлагает свои услуги для объяснений с прибывающим на-днях в Париж бывшим японским первым министром, маркизом Ито, в смысле, благоприятном целям русской политики на Крайнем Востоке.

Дабы дать руководителю внешних сношений Франции материал для означенных объяснений, изготовлена соответствующая записка, которая могла бы быть ему передана через посредство пребывающего здесь французского поверенного в делах.

Проект означенной записи беру смелость представить у сего на всемилостивейшее благовоззрение вашего императорского величества.

Граф Ламздорф.

С.-Петербург.

24 октября 1901 г. [42]

Отпуск записки министерства иностранных дел для Делькассе.

(Перевод с французского. На документе помета Николая Ромашова: «С[огласен]» и далее рукою Ламздорфа: «Скерневицы, 27 октября 1901 г.»)

Русское правительство никогда не переставало чувствовать самое дружеское расположение к Японии: если и возникали некоторые расхождения во взглядах у обоих правительств, то они относились исключительно к вопросу о Корее.

Сеульский меморандум от 14 (2) мая 1896 г. (Сеульский меморандум от 14(2) мал 1896 г. является актом открытого вмешательства России и Японии во внутренние дела Кореи.

В частности российский представитель поддерживал требование японского правительства о содержании в Корее, ввиду чрезвычайных обстоятельств, известного количества японских войск, которые должны быть выведены, как только водворится порядок в стране. Такое же право японское правительство предоставляло России) и протокол, подписанный в Москве (9 июня) 28 мая того же года (Протокол (9 июня) 28 мая 1896 г. устанавливал фактически финансовый контроль России и Японии над Кореей. Протокол обязывал Россию и Японию оказывать содействие корейскому правительству в случае, если последнее, в связи с проводимыми реформами, было бы поставлено в необходимость заключать иностранные займы. Протокол, кроме того, являлся формой установления контроля над вооруженными силами Кореи; Россия и Япония брали на себя организацию в Корее достаточных вооруженных сил и полиции. Наконец, протокол устанавливал контроль над внутренними сообщениями Кореи, сохраняя с японским правительством право управления находившимися в руках Японии телеграфными линиями и предоставляя России право установить телеграфное сообщение между Сеулом и ее границей. В протоколе было две секретных статьи, предоставлявших обеим сторонам право вводить в Корею равное количество войск в случае «возникновения в ней внутренних или внешних осложнений». При этом между войсками должна была оставаться полоса, свободная от оккупации) уточнили взаимное положение России и Японии относительно некоторых вопросов внутреннего порядка в Корее, которое надлежало разрешить с общего согласия. Последующие затем события сделали однако необходимым изменить эти постановления, и поэтому было заключено соглашение от 13 апреля 1898 г., подписанное в Токио бароном Розеном и бароном Нисси, которое снова и окончательно провозглашало суверенные права и полную независимость Кореи и содержало взаимное обязательство избегать какого- либо непосредственного вмешательства во внутренние дела этого государства. В то же время, принимая во внимание важность японских коммерческих и промышленных предприятий в Корее, Россия обещала не препятствовать их развитию.

Затем между обоими правительствами имели место переговоры относительно взаимного признания нейтралитета Кореи. Они ни к чему не привели, и настоящая позиция токийского кабинета относительно России в вопросе о Корее определяется сообщением японского посольства от 9 января 1901 г., констатирующим, что «протокол 1898 г. сохраняет свою силу я, как кажется, с японской точки зрения, этот протокол, соответствуя требованиям настоящего момента, должен регулировать положение вещей». (Ils n’ont pas abouti, et l’attitude actuelle du Cabinet de Tokio se trouve determinee vis-a-vis de la Russie dans la question coreenne par la communication de, la legation du Japon du 9 janvier 1901 constatant que le protocole de 1898 est en vigueur, et «qu’au point de vue japonais il semble que ce protocole doit regir la matiere en repondant aux exigences presentes»).

Императорское правительство ответило, что оно придерживается того же мнения. [43]

Русское правительство готово приступить к обмену мнений с японским правительством, для того чтобы уточнить или расширить предыдущие соглашения относительно Кореи, с целью гарантировать устойчивость положения на Дальнем Востоке; оно полагает, что его интересы в этом отношении совпадают с интересами других держав. Не имея в виду ни присоединить Корею, ни закрепить в ней за собой исключительное положение, русское правительство, которое признает естественным японскую коммерческую и промышленную экспансию в Корейском государстве, не могло бы допустить, чтобы это последнее стало для Японии стратегическим центром в ущерб русским интересам.

Часть общественного мнения в Японии однако продолжает проповедовать активную политику в Корее, вплоть до занятия этой страны, особенно с тех пор, как возникли ложные слухи о предполагаемом будто бы намерении России присоединить к себе Манчжурию.

Императорское правительство неоднократно заявляло, что оно не намеревалось присоединять Манчжурию и что оно готово произвести эвакуацию своих войск из этой провинции. Но эта эвакуация, понятно, не может состояться без получения серьезных гарантий в том, что волнения, которые заставили Россию прибегнуть к вооруженному вмешательству, более не возобновятся. Положение России в Манчжурии в самом деле носит исключительный характер: оно определяется ее географическим положением, вследствие которого она стала предметом агрессивных действий со стороны разнузданных китайских банд, а также фактом построения великого пути, заканчивающегося в Талиенване (Дальнем), которым будут пользоваться все державы, в особенности же Япония.

Японское правительство не должно поэтому питать опасений ни по поводу гарантий, которых требует Россия для того, чтобы эвакуировать Манчжурию, ни по поводу присутствия русских войск в этой стране до тех пор, пока Китай не даст необходимых гарантий. От этой точки зрения Россия не может отказаться и, заявляя о своей готовности начать переговоры— самые дружественные и искренние—с японским правительством, она может это сделать лишь на базе принципов, которые обусловлены существующими соглашениями.

Секретная телеграмма советника посольства в Париже Нарышкина министру иностранных дел Ламздорфу от (13 ноября) 31 октября 1901 г.

Из продолжительного разговора с маркизом Ито Делькассе вынес о нем благоприятное впечатление. Японский сановник в беседе с министром занялся вопросом о сношениях Японии с Россией, о желательности дружественного между обоими правительствами общения и о делах в Корее, где, по словам Ито, представители России и Японии зачастую действиями своими дают повод к пререканиям с той или другой стороны. Ито присовокупил к этому, насколько отзывчиво и горячо народонаселение Японии, насколько правительству трудно бороться с легко возбуждаемым общественным мнением, насколько правительству легко ладить с парламентом, который он сравнивал с чумой. Делькассе ответил ему, что пререкания между представителями России и Японии в Корее могли бы быть улажены путем объяснений между правительствами для устранения всяких недоразумений и что французское правительство готово было бы оказать содействие обеим сторонам для [44] установления прочного соглашения и сближения их между собой. Маркиз Ито обошел молчанием о конечной цели своей поездки в Европу, но на замечание Делькассе, что ему хорошо было бы проехать в С.-Петербург для выяснения условий соглашения с Россией, он ответил, что поездка в Россию входит в его программу и что после пребывания в С.-Петербурге он намерен посетить вновь Париж. Маркиз Ито останется тут еще с неделю и после особой аудиенции у президента республики будет приглашен к завтраку. Делькассе очень признателен за переданную Бутирону (Бутирон — советник французского посольства в Петербурге в 1901 г.) записку, которая по телеграфу была сообщена ему вчера после нашей беседы.

Нарышкин.

Докладная записка министра иностранных дел Ламздорфа Николаю Романову от 22 ноября 1901 г.

(На записке помета Николая Романова: «С[огласен]. России никак нельзя отказаться от прежнего ее права содержать в Коре« столько войск, столько там находится японских». Далее рукою Ламздорфа: «Гатчина, 22 ноября 1901 г.».)

Посетивший меня вчера перед отъездом своим из Петербурга маркиз Ито счел, долгом своим прежде всего вновь выразить живейшую благодарность по поводу оказанного ему вашим императорским величеством милостивого приема, а также и встреченного им радушия в России.

Хотя на него не было возложено японским правительством никакого политического поручения, тем не менее, вследствие происходивших во время его пребывания здесь бесед и искренне желая закрепления дружественных отношений между Россией и Японией, он нашел возможным совершенно частным образом набросать письменно те условия, которые, по его мнению, могли бы служить основанием для заключения особого между обоими государствами соглашения.

Ознакомившись с переданной им мне и повергаемой у сего на всемилостивейшее вашего императорского величества воззрение запиской, я заметил маркизу Ито, что предлагаемые им условия не представляют, на мой взгляд, канвы соглашения, а лишь перечень весьма широких льгот, которые Япония желает выговорить в свою пользу.

Замечание мое, видимо, смутило маркиза Ито, который очень пространно стал доказывать, насколько в интересах обоих государств желательно было бы успокоить общественное мнение в Японии, которое до той поры, пока между нами не состоится прочного соглашения по корейским делам, будет постоянно находиться в состоянии возбуждения, подозревая Россию в затаенных планах в Корее.

Я не сомневаюсь,— сказал я маркизу,— что проектируемое им соглашение успокоит общественное мнение в Японии, но оно не может не вызвать совершенно обратного действия в России, так как по условиям своим оно равносильно предоставлению, без соответствующего противовеса, Кореи в полное распоряжение Японии и обращает на деле «независимость» ее в пустой звук. На таковую постановку вопроса, ввиду ближайшего соседства России с корейским полуостровом, императорскому правительству весьма трудно согласиться.

Спокойные, но довольно категорические возражения эти и замечание мое, что Россия, в сущности, могла бы довольствоваться и [45] нынешними соглашениями с Японией по корейским делам, казалось, были для маркиза совершенно неожиданными, и он спросил меня далее, не следует ли ему взять обратно свой проект.

Полагая однако неосторожным: совершенно обезнадеживать японского сановника и тем преградить путь к дальнейшему обмену мыслей, я отказался возвратить ему записку, заметив, что она, несомненно, может послужить материалом для составления проекта соглашения, хотя требует предварительно некоторых изменений. При этом я обратил внимание маркиза на то обстоятельство, что первые три поставленные им пункта, возлагающие известного рода взаимные обязательства ла Россию и Японию, совершенно уничтожаются четвертым пунктом, по которому одной Японии предоставляются политические, промышленные, коммерческие и даже [военные нрава в Корее. При таких условиях,— спросил я,— возможны ли взаимные гарантии, упоминаемые во второй и третьей статьях проекта?

Тогда маркиз Ито предложил в этих пунктах заменить выражение «взаимные гарантии» словами «Япония обязуется».

Я указал также на то, что всякое соглашение помимо обязательств или уступок предполагает и равные или соответствующие права и преимущества для обеих договаривающихся сторон. Между тем в представленном маркизом проекте всеми преимуществами пользовалась бы исключительно Япония.

Признав справедливость этого замечания, маркиз Ито сказал, что по этому вопросу он ждет сообщения от меня, так как императорское правительство может лучше оформить те требования, которые оно сочло бы достаточной компенсацией за нрава, приобретаемые Японией в Корее.

На это я напомнил маркизу Ито, что беседа моя с ним имела совершенно частный характер и что я высказывал по поводу представленной им записки исключительно свои личные впечатления. Дабы предъявить какие бы то ни было требования России, я обязан прежде всего донести обо всем вашему императорскому величеству и, испросив всемилостивейших указаний, приступить затем к обмену мыслей с другими заинтересованными ведомствами.

Так как маркиз Ито собирался покинуть Петербург вчера же, 21 ноября, вечером, то он просил меня сообщить ему, по возможности скорее, ответ по поводу его записки через японского посланника в Берлине, где он намерен пробыть некоторое время. Он присовокупил, что, хотя и не занимает в настоящую минуту официального положения в Японии, но находится в переписке с императором и что в Токио с крайним нетерпением ожидают сведений о результате его путешествия. Из Берлина маркиз Ито собирается ехать в Брюссель, а в Париже будет не скоро.

Доводя об изложенном до высочайшего вашего императорского величества сведения, осмеливаюсь полагать, что записка маркиза Ито с некоторыми необходимыми изменениями 31 дополнениями требований России, действительно могла бы послужить материалом для составления проекта соглашения с Японией.

Представляя у сего проект таковых изменений текста, испрашиваю высочайшего вашего императорского величества повеления сообщить оный па заключение министров финансов, военного и управляющего морским министерством.

Граф Ламздорф

С.-Петербург.

22 ноября 1901 г. [46]

Проект предложений маркиза Ито с замечаниями министра иностранных дел Ламздорфа

Проект секретной телеграммы министра иностранных дел Ламздорфа посланнику в Токио Извольскому от 22 ноября 1901 г.

(На проекте помета Николая Романова: «С[огласен]» и далее рукою Ламздорфа: «Гатчина, 22 ноября 1901 г.»)

В откровенной беседе маркиз Ито, указав, что он не имеет никакого официального поручения, обменялся со мной следующими мыслями.

Корея может быть единственным предметом раздора между двумя соседними империями; у японцев сложилось убеждение, что Россия стремится завладеть соседним полуостровом, что неминуемо нанесет удар независимости Японии; опасения подобного рода и послужили главной причиной японо-китайской войны; если бы Россия согласилась успокоить в этом отношении Японию, то ничто не будет препятствовать установлению тесной дружбы между соседями; в этом смысле, быть может могли бы быть изменены существующие соглашения.

На замечание мое о том, что в основу последних именно положен принцип независимости Кореи, и потому опасениям, казалось бы, нет места, тем более, что в последнее время Япония сама отклонила предложение о возможном дополнении соглашений, маркиз ответил, что токийский кабинет относился отрицательно к вопросу, пока длился китайский кризис; ныне же казалось бы возможным условиться о будущем. На сделанное мной затем предложение высказаться о взглядах японского правительства на дело мой собеседник заявил, что, как уже было замечено, для Японии прежде всего нужна независимость Кореи, но последняя слишком слаба, чтобы существовать самостоятельно, и Япония желала бы, условившись предварительно том с Россией, получить возможность давать советы сеульскому правительству и оказывать ему помощь, устранив таким образом от корейских дел влияние всякой другой державы. При этом, вследствие моей о том просьбы, маркиз разъяснил, что он имеет в виду советы, направленные к поднятию благоустройства страны, а, говоря о помощи, разумеет даже содействие военной силы, в случае беспорядков и столкновений с другими державами.

Я усомнился в возможности сохранить при таких условиях самостоятельность Кореи, вследствие чего маркиз заметил, что, пока Корея может обращаться то к одной, то к другой державе, столкновения по этому поводу между Россией и Японией будут всегда возможны, а между тем именно и желательно устранение их раз навсегда.

Не отвергая значения Кореи для Японии, я указал маркизу Кто на то, что Россия не может вполне отрешиться от своих интересов в сопредельной стране. Ныне она может содержать равное с японцами число войск, между тем Япония желает обеспечить за собой исключительное право вооруженного вмешательства, что изменяет положение и может привести к созданию японцами стратегических позиций, чего Россия допустить не может, не подвергая опасности сообщения Владивостока с южными портами.

На вопрос о том, какие могут быть даны гарантии против подобной случайности, маркиз ответил, что Япония готова дать священное обещание никогда не укреплять портов южной Кореи и никогда угрожать означенным сообщениям, но что, ввиду существующего стремления русских моряков овладеть портом в Корее и устроить там [48] военно-морскую базу, необходимо раз навсегда, успокоить Японию насчет действительных намерений России; тогда последняя могла бы свободно действовать в Китае, не страшась противодействия соседней империи.

Я должен был заметить маркизу, что Россия не имеет страха ни перед кем и что она желает установления дружественных отношений с Японией для общего умиротворения и пользы обеих империй. Мой собеседник поспешил заметить, что он не так выразился и имел в виду лишь необходимость более прочного соглашения, причем указал на то, что, когда, следуя совету России, Франции и Германии, он, находясь во главе правительства, отказался от добытых Японией после войны с Китаем результатов (Под давлением России, Германии я Франции японское правительство вынуждено было отказаться от захвата Ляодунского полуострова в результате японо-китайской войны 1894—1895 гг. и даже допустить занятие Ляодуна русскими войсками), такое решение с негодованием было встречено народом, а между тем Россия извлекла пользу из войны, так как при иных условиях Китай никогда бы не согласился на постройку манчжурской железной дороги. Маркиз согласился однако со сделанным мной замечанием о том, что дорога полезна и для Японии, открывая ей обширный рынок, причем выразил надежду, что Россия не откажется предоставить возможные тарифные льготы.

Наконец, на замечание маркиза Ито, что он вел со мной беседу, как частный человек, я ответил тем же, причем, во избежание неточностей и недоразумений вследствие передачи беседы через переводчика, просил его дать мне письменную программу возможных предположений Японии, на что он охотно согласился, указав на необходимость иметь из виду во всем этом деле, что Россия, как и другие великие державы, постоянно расширяет свои владения и могущество, Япония же более распространяться не может.

Сообщая вам об этом для личного сведения, присовокупляю, что о дальнейшем направлении дела вы будете своевременно поставлены в известность.

Докладная записка министра иностранных дел Ламздорфа Николаю Романову от 30 ноября 1901 г.

(На записке помета Николая Романова: «Согласен. Лучше послать ваше письмо с нарочным» и далее рукою Ламздорфа: «Гатчина, 30 ноября 1901 г.»).

С высочайшего вашего императорского величества соизволения я не преминул сообщить как записку, представленную маркизом Ито, так и проект сделанных мной в оной изменений на заключение министров военного, финансов и управляющего морским министерствам.

Из повергаемых у сего отзывов генерала от ифантерии Куропаткина и статс-секретаря Витте явствует, что военное и финансовое ведомства не встречают в общем препятствий к заключению на изложенных в выработанном проекте условиях соглашения с Японией по корейским делам.

Осмеливаюсь полагать, что предположенное генералом Куропаткиным изменение 2 пункта нельзя признать удачным: в самом деле, по проектированной мной редакции Японии возбраняются всякие стратегические цели на корейской территории; между тем как упоминание только «о военных целях против России» даст возможность [49] японцам строить укрепления в Корее и оправдывать эти действия стратегическими целями против Америки, Англии или Германии.

С другой стороны, казалось бы, нельзя не согласиться с мнением статс-секретаря Витте о желательности изложить проект соглашения с Японией по возможности объективно и с этой точки зрения допустить во втором и третьем пунктах первоначальную редакцию записки маркиза Ито «взаимное обязательство» (mutual guarantee) вместо им самим предложенного изменения — «Япония обязуется».

К сожалению, мной до сего времени не получен отзыв управляющего морским министерствам по поводу проектированного с Японией соглашения.

Принимая однако во внимание желательность возможно скорее дать ответ маркизу Ито, по крайней мере, до поездки его в Англию, и что сановник этот уже был извещен мной через здешнего японского представителя о ближайшем отправлении в Берлин выработанного по высочайшему повелению текста соглашения, я не преминул изготовить проект соответствующего письма на имя маркиза Ито с изложением тех оснований, коими руководствовалось императорское правительство при изменении и дополнении предложенных в его записке условий.

Повергая у сего на всемилостивейшее благо воззрение вашего императорского величества означенный проект письма вместе с предположенным текстом соглашения, приемлю смелость испрашивать высочайшего соизволения на отправление таковых маркизу Ито в Берлин с первым удобным случаем.

Граф Ламздорф.

С.-Петербург.

30 ноября 1901 г.

Копия секретного письма военного министра Куропаткина министру иностранных дел Ламздорфу от 27 ноября 1901 г. № 415.

При нашей решимости очистить Манчжурию от наших войск, полагаю, что Японии будет трудно найти повод для войны с нами, и, главное, таковая война, создавая Японии большие опасности, не принесет особо полезного результата.

Уверен, что, даже удерживая в известной от нас зависимости Северную Манчжурию до границ, указанных мной ранее, мы имеем полное основание надеяться избежать разрыва с Японией.

Поэтому наше новое соглашение с Японией не должно быть куплено слишком дорогой ценой.

Полный отказ от Кореи и уступка ее Японии и составит слишком дорогую цену.

Для меня несомненно, что если японские войска войдут в Корею, то это ускорит разрыв России с Японией. В этих видах надлежит всеми средствами препятствовать расположению японских войск на постоянное квартирование в Корее. В особенности северная половина Кореи должна быть свободна от японских войск.

Второй вопрос — это проливы. Действительно, необходимо, чтобы па южном берегу Кореи не возникло никаких укрепленных пунктов, которые могли бы стеснять движение наших судов между Владивостоком и Порт-Артуром. [50]

Третий вопрос — это необходимость охранять для России свободу действий в Манчжурии. В особенности важно, чтобы именно со стороны Японии последовало признание этой свободы.

В присланном мне тексте соглашения, с теми исправления и (весьма незначительными), которые я сделал, по всем изложенным выше трем пунктам приняты во внимание наши насущные нужды. Но мне представляется, что уступать далее что-либо совершенно невозможно. Особенно нельзя поступиться шестым пунктом.

Возвращаю при сем проекты соглашений с сделанными мной поправками.

Изменения, предложенные военным министром Куропаткиным, к проекту маркиза Ито.

Проект письма министра иностранных дел Ламздорфа маркизу Ито в Берлин

(Перевод с французского. На проекте помета Николая Романова: «Одобряю» и далее рукою Ламздорфа: «Гатчина, 30 ноября 1901 г.»).

Я не преминул довести до сведения моего августейшего государя содержание тех разговоров, которые мы имели с вами во время пребывания вашего высокопревосходительства в Петербурге, и я счел своим долгом также доложить его императорскому величеству те четыре пункта, которые вы наметали в качестве основания для нового соглашения между Россией и Японией. Согласно высочайшему повелению, я затем совещался по этому поводу с подлежащими министрами, и я счастлив, что могу сообщить вам сегодня результат этого обсуждения, который, я надеюсь, облегчит заключение соглашения, которого ваше превосходительство так же, как и я, желаете для блага наших обеих стран.

В проекте, который прилагается к этим строкам, первые три пункта, предложенные вашим высокопревосходительством, остаются без изменения, за исключением слов: «друг против друга» («against each other») в конце 2-го пункта, которые могли бы быть с пользою для дела выброшены. Если бы ваше высокопревосходительство предпочли сократить в начале 2-го и 3-го пункта первоначальную редакцию, т. е. «mutual guarantee» вместо «Япония обязуется», мы не стали бы против этого возражать.

В 4-м пункте желательно было бы вычеркнуть слово «political» перед словами «industrial and commercial aspects», так как это слово может нарушить принцип независимости Кореи, гарантировать которую Россия и Япония взаимно обязались бы. Казалось бы справедливым дополнить этот текст соглашением о том, что прежде, чем воспользоваться своим преимущественным влиянием посредством советов и даже при случае посредством вооруженной интервенции в Корее, Япония будет предварительно договариваться с Россией по этому поводу.

Право военной интервенции в Корее, которое Япония получила бы по предполагаемому договору, должно быть точно определено теми условиями, которые ваше высокопревосходительство сообщили мне на словах, а именно, что количество японских войск, отправляемых в Корею, будет всегда строго соответствовать требованиям положения и что эта войска будут отозваны немедленно по выполнению их задачи. Чтобы избежать в будущем всяких осложнений, следовало бы условиться, что японские отряды не переступят за пределы заранее определенной [52] зоны вдоль русской границы. Все эти соображения изложены в пункте 5-м, здесь прилагаемом.

Что касается 6-го пункта, то он является лишь слабым эквивалентом тех широких прав, которые Россия признала бы в Корее за Япониею. К тому же он только повторяет принципы, уже признанные в переданной бароном Нисси в 1898 г. барону Розену записке, и предложения, сделанные в Петербурге г. Комура в 1900 г.

Смею надеяться, что ваше высокопревосходительство оцените на достоинству доказательство искреннего доброжелательства, которой русское правительство дает японскому правительству, высказывая готовность вести переговоры на вышеупомянутых основаниях о длительном соглашении, предназначенном устранить всякие поводы для недоразумений между двумя империями и установить прочные отношения искренней дружбы, которые наилучше отвечали бы их совершенно очевидным интересам.

Я буду ожидать ответа вашего высокопревосходительства, для того чтобы дать необходимые инструкции г. Извольскому, который мог бы без промедления приступить в Токио к переговорам на выработанных основаниях.

Докладная записка министру иностранных дел Николаю Романову от 1 декабря 1901 г.

(На записке помета Николая Романова: «Послать в одобренном мною виде» и далее рукою Ламздорфа: «Гатчина, 1 декабря 1901 г.»)

Во исполнение высочайшего вашего императорского величества повеления, я не премину отправить письмо на имя маркиза Ито с нарочным в Берлин. Но предварительно считаю священным долгом повергнуть у сего на всемилостивейшее благовоззрение только вчера поздно вечерам полученный мною отзыв управляющего морским министерством по вопросу о соглашении с Япониею.

Из ближайшего рассмотрения означенного отзыва явствует, что большая часть доводов морского ведомства против проектированного соглашения основана на предположении, что Япония либо не замедлит нарушить состоявшиеся условия, либо постарается широко истолковать их исключительно в свою пользу.

Не говоря о том, что при подобном предвзятом мнении ни одно соглашение с какою бы то ни было державой не представлялось бы возможным, смею думать, что если бы, действительно, Япония возымела мысль нарушить любое из постановленных условий, то за Россиею на основании международных обычаев всегда остается право объявить соглашение не существующим и считать себя впредь совершенно свободною от обязательств по отношению к корейским делам.

Трудно допустить, чтобы токийское правительство, опасающееся затаенных планов со стороны России и добивающееся соглашения с нею, дабы именно в этом отношении успокоить общественное мнение в Японии, решилось бы на такой шаг, который вновь создаст почву для всяких случайностей в Корее. С другой стороны, как бы на первый взгляд ни казались обширными уступки, делаемые Японии в проектированном соглашении, все же следует признать, что оно представляет из себя удобный временный «modus vivendi», нисколько не связывающий свободы действий России в будущем. [53]

Переходя от этих общих рассуждений к частным соображениям, высказанным морским ведомством по отдельным статьям, нельзя не притти як, следующему заключению.

По 1 ст. Взаимная гарантия независимости Кореи, само собою разумеется, предусматривает и защиту этой независимости от покушений всякой другой державы.

По 2 ст. Японии разрешается введение войск в Корею не для военных задач в тесном смысле этого слова, а лишь для водворения спокойствия в случае беспорядков; таковая задача отнюдь не вызывает необходимости укрепления позиций, что составляло бы прямое нарушение второй статьи соглашения. Против соблазна же удержать войска в Корее направлена 5-я статья, требующая отозвания их тотчас по восстановлении порядка в стране.

По з-й ст. Если Япония, благодаря своему географическому положению и обладая портами на своей территории вблизи Корейского пролива, может во всякий данный момент закрыть таковой для наших судов, то устранение этой опасности только и возможно при посредстве соглашения, требующего от нее гарантий свободы означенного пролива.

По 4-й ст. Раз Япония, по признанию морского ведомства, фактически уже пользуется неоспоримым преобладанием в сферах промышленной и коммерческой, то признание за нею в этом отношении каких- либо преимуществ является чисто фиктивным и, стало быть, на деле не представляет решительно никакой уступки со стороны России.

По 5-й ст. Занятие Англией Египта едва ли в данном случае может служить примером, так как великобританское правительство по отношению к названной турецкой области не было связано никакими соглашениями.

По 6-й ст. С теоретической точки зрения нет сомнения, что наши отношения к Китаю не подлежат «контролю Японии». На деле же всякое действие России, создающее ей преимущественное положение в соседних областях Китая, не может не затрагивать близко интересов всех прочих держав, а по сему неудивительно, что со стороны, последних, а особливо же Японии, следует всегда ожидать всяческого противодействия русским задачам в Китае. Убедительным примером этого могут служить усиленные происки Японии в Пекине во время переговоров России по манчжурским делам в феврале с. г.

Что касается, наконец, приобретения Россиею военного порта на Корейском побережье, то, смею думать, что всякая попытка в этом направлении неминуемо повела бы к окончательному разрыву с Япониею, предотвратить который представляется безусловно необходимым с точки зрения всех компетентных ведомств, в том числе и морского министерства.

Повергая вышеизложенные соображения на всемилостивейшее благовоззрение, приемлю смелость испрашивать высочайших указании: благоугодно ли будет вашему императорскому величеству, ввиду того, то заключение управляющего морским министерством совершенно расходится с мнениями, высказанными министрами военным и финансов, повелеть сделать, по сношению с означенными министрами, какие-нибудь дополнения к проектированному соглашению, либо отправить оное в той редакции, которая уже удостоилась всемилостивейшего одобрения.

Ламздорф. [54]

Секретная телеграмма посла в Париже Урусова министру иностранных дел Ламздорфу (8 января 1902 г.) 26 декабря 1901 г.

Маркиз Ито прибыл вчера в Париж из Лондона.

Делькассе уехал 1 января в Ниццу и вернется лишь к открытию палат, 14 января нового стиля. Немедленно по получении вашей телеграммы от 18 декабря я ему сообщил письменно ее содержание. Сегодня я получил ответ. Он уведомляет, что он предложил маркизу Ито выехать к нему навстречу в Марсель, 12 января, в день, когда Ито приедет. Делькассе не преминет сообразоваться в разговоре с ним с сообщенными ему сведениями о переговорах вашего сиятельства с последним. В тот же день Ито садится на пароход, отходящий в Японию. Судя по добытым мной в финансовом мире сведениям, заключение Японией займа представило бы большие затруднения во Франции, и единственный банк в Париже, который был бы в состоянии провести это дело, есть Ротшильд. Здесь существует убеждение, что дело японского займа может быть устроено в Лондоне, где, по уверению, между прочим, Генри Жермена, находятся громадные свободные капиталы, которые тем охотнее будут привлечены к этой операции, что в ней усмотрят выгодное для англичан политическое значение.

(Продолжение следует.)