Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

НАКАНУНЕ РУССКО-ЯПОНСКОЙ ВОЙНЫ

(Декабрь 1900 г. — январь 1902 г.).

Публикуемые ниже документы охватывают период от 18 декабря 1900 г. до 8 января 1902 г. Тридцать два года прошло с того времени. Несмотря на это можно с полным основанием сказать, что публикуемая впервые перепилка между царскими посланниками и министром иностранных дел Николая II Ламздорфом, как и переписка последнего с другими членами царского правительства, представляет крупный политический интерес и для настоящего времени. Она содержит много поучительнейших данных для характеристики авантюристской политики царского империализма на Дальнем Востоке вначале XX столетия, завершившейся грандиозным поражением. Она также дает много нового для характеристики авантюристской политики японского империализма на Дальнем Востоке не только тогда, но и сейчас, тридцать два года спустя. И совершенно ясно, что дело тут не в формальной аналогии, а в объективном положении классов. Публикуемые документы не только раскрывают в известной степени тайну рождения русско-японской войны на решающем этапе ее подготовки, но прекрасно отражают истинное содержание империалистической внешней политики современной Японии, занявшей на Дальнем Востоке место царского самодержавия, со всеми присущими ему чертами.

Если к тому же учесть, что подготовка — внутренняя и внешняя — Японии к войне с царской Россией до сих пор освещена документально очень слабо, то станет ясным значение публикуемых документов, которые бросают свет на эту сторону, наименее изученную нашими историками.

Решающая вооруженная схватка между российским и японским империализмом, начавшаяся в янтаре 1904 года, подготовлялась в течение ряда лет.

Еще 22 марта 1900 года английский посланник в Токио Сетоу писал лорду Салисбюри: «Полагаю, что война между Россией и Японией неминуема. Япония не будет готова раньше 1903 рода (Разрядка наша. — И. Е.), хотя некоторые утверждают, что она должна воевать теперь или никогда, пока еще не закончена Сибирская дорога». Этот документ, не лишенный значения, опубликован в «Таймсе» 5 жарта с. т., 34 года спустя! В британских архивах, надо думать, хранится немало еще более важных документов, относящихся к той эпохе. Но даже увидевший свет небольшой отрывок из письма Сетоу Салисбюри показывает, что будущий союзник японского империализма был в курсе всего происходившего. Война была предрешена и к ней готовились всесторонне.

Начиная с 1900 года Япония стала развивать особенно энергичную деятельность в области вооружения и подготовки к большой войне. Полным ходом шло [4] выполнение военно-морской программы, накопление запасов военного имущества, обучение резервов (Об этом в Петербурге авали, но все же не представляли себе, как широко идет подготовка к войне в Японии. См. соответствующие успокоительные заверения Извольского и донесения царского военного агента в Токио). Словом, подготовлялся тот военный аппарат, который должен был при первой же возможности переложить сложные дипломатические формулы на прозаический язык пушек. Этого требовали те политические цели, к которым господствующие классы Японии настойчиво стремились десятки лет: отбросить своего соперника — царскую Россию от тихоокеанского побережья, самим окончательно завладеть Кореей, закрепиться, в Манчжурии, протянуть свои щупальца в сторону Монголии, имея в перспективе стать решающей силой при разделе Китая. Готовилась Япония не менее широко и в политическом отношении. Кое-что об этом сообщает Извольский в своих депешах и письмах на протяжении почти всего 1901 года. В сущности говоря японский империализм был в этом смысле несравненно лучше подготовлен к войне, чем царское самодержавие. Если однако война началась лишь 3 года спустя, то это прежде всего объясняется тем, что еще не была завершена ее внешне политическая и финансовая подготовка (См. например, секретную телеграмму царского посла в Париже Урусова Ламздорфу от 26/ХII 1901 г. (8/1 1902 г.)).

Документы, публикуемые ниже, заканчиваются исключительно важной датой —8 января 1902 г. Как известно, несколько дней позже был заключен англо-японский военный союз. К этому же времени с полной очевидностью выяснилось, что и американский империализм, чрезвычайно озабоченный безостановочным проникновением царской России в Китае, будет содействовать Японии. Так именно и мучилось впоследствии. В итоге царское самодержавие оказалось изолированным. И это обстоятельство сыграло не меньшую роль в победе японского империализма над царизмом, чем бездарность царских министров и гнилость всего режима Романовых.

Ценность публикуемой переписки заключается в том, главным образом, что она позволяет необычайно ярко установить задачи империалистической дипломатии в период, непосредственно предшествующий вооруженной схватке, в период, когда вопрос о войне уже предрешен. И надо сказать, японская империалистическая дипломатия того времени справилась со своей задачей. Справилась в основном и главном: она сумела обеспечить себе выгодное внешнеполитическое положение, она точно установила действительно международное положение противника, — оно было сложным и затрудняло сосредоточение всех его сил в том пункте, который для японского империализма имел решающее значение, т. е. на Дальнем Востоке.

Она не менее точно определила также внутриполитическое положение России — оно также было чрезвычайно трудным, здание царского самодержавия уже сильно трещало под усиливающимися ударами нараставшей первой русской революции.

Она вместе с тем отчетливо «прощупала» настроение и намерения господствующих группировок, дворцовой камарильи, бюрократии и придворных клик в царской России.

Миссия маркиза Ито, предложения которого были высокомерно отвергнуты Петербурге, где они были поняты как признак слабости, вмела между тем вполне точное предназначение: позондировать почву накануне заключения англо-японского союза (Японский и царский проекты соглашения показывают, как непримиримы были противоречия между сторонами, показывают лучше и ярче, чем можно было себе представить). [5]

Наконец, на протяжении всего года японской дипломатии удается, в сущности,, вести царское правительство за нос и порадовать его «рождественским яичком» в виде англо-японского союзного договора, заключенного в Лондоне спустя неполных 2 месяца после пребывания маркиза Ито в царской столице!

Если царского бюрократа Ламздорфа и его коллег из других министерств иногда и брали сомнения относительно готовности царского империализма в военно-политическом отношении к продолжению взятого курса (см., например, письмо к управляющему военным министерством от 18 июня 1901 г. и др.), то для них никогда не подлежало сомнению главное, а именно, это для Японии захват Кореи и Манчжурии лишь первая ступень к новым обширным завоевательным планам на Дальнем Востоке. Неслучайно ведь японское правительство так старательно пытается вначале проникнуть в «тайны» русско-китайских переговоров! Его эти переговоры интересовали и заботили потому, что они ишь формально имели целью установление порядка и условий эвакуации царских войск из Манчжурии, оккупировавших всю страну под предлогом борьбы с боксерским восстанием 1900 г. На самом деде «местный» договор должен был подготовить окончательный захват трех китайских провинций в недалеком будущем царским империализмом.

Русско-китайские переговоры о Манчжурии проходят через всю публикуемую переписку, как эпизод в борьбе между царским империализмом и японским. Но это эпизод чрезвычайно важный — он позволяет установить, что уже ва три года до начала военных действий неизбежность их была совершенно ясна как в Петербурге, так и в Токио. Достаточно в этом смысле красноречивым свидетельством являются письмо Извольского Ламздорфу от 23 марта 1901 г. и ряд писем Ламздорфа Извольскому, а также военному министру и министру финансов, которые вошли в настоящую публикацию. Вопрос сводился лишь к времени.

Как же царское правительство использовало почти три года, оказавшиеся в его распоряжении? Да, собственно говоря, никак!

Значит ли это, что господствующие классы царской России не хотели делать все выводы из авантюристической политики, которая ими проводилась на Дальнем Востоке? Значит ли это, что в Петербурге не желали учесть все обстоятельства, которые уже в 1901—1902 гг. властно напоминали о том, что дело идет к войне? Дело, конечно, не в желании. Как раз в своих желаниях царское самодержавие не знало удержу. Но именно русско-японская война показала, насколько велико несоответствие между желаниями и объективными возможностями для исторически обреченных классов, когда они оказываются лицом к лицу с новой исторической силой. В таком положении очутился царский режим в 1904-1905 гг. В этом же положении оказывается японский империализм сейчас.

Не мешает вспомнить замечательные строки покойного М. Н. Покровского из его предисловия к дневнику Куропаткина: «Суть была в том империалистическом авантюризме, который жил в крови последнего представителя династии. Николай жадно тянул руки ко всему, что, казалось ему, плохо лежит: ограниченность его сказывалась в том, что он не умел разобрать, что именно плохо лежат, и больно получал то рукам» («Красный архив», 1923 г. том. II, стр. 8. Набранное разрядкой подчеркнуто Нами. — И. Е.). Эту блестящую характеристику можно с успехом распространить на царское самодержавие в целом, не только на его желания, но, главным образом, на способности, в самом широком смысле этого слова. Но ее также можно распространить и на господствующие классы Японии, одной самых реакционных сил современности, стремящейся [6] превзойти царское самодержавие прежде всего в роли жандарма против трудящихся масс Азии и в первую голову Китая, претендующей на роль «оплота против большевизма». Японский империализм, так же как и царское самодержавие накануне русско-японской войны, жадно протягивает руки ко всему, что, как ему кажется, плохо лежит; так же как и царская дворцовая камарилья, японская военщина не умеет разобрать, что именно плохо лежит! Разница только в том, что Романовы больно получили по рукам, а японские империалисты явно рискуют головой! И тот факт, что это обстоятельство их не останавливает, как не останавливало царский империализм, который безудержно рвался к новым авантюрам, свидетельствует лишь о степени одряхления и внутреннего разложения господствующих клик в Японии.

Тридцать два года назад Япония находилась в ином положении: беспредельный авантюризм николаевского режима позволял милитаристским и столь же авантюристским группировкам Японии маскировать свои не менее широкие захватнические империалистические планы в отношении Кореи и Китая «исторической миссией» защиты целостности Китая и независимости Кореи. Тридцать два года назад иначе решался вопрос о внутриполитической подготовке войны: пролетариат в Японии был е зачаточном состоянии, и классовая дифференциаций в целом была значительно слабее, а это в громадной степени облегчало господствующим классам дело подготовки масс к войне, тем более, что царский империализм и не скрывал своих намерений относительно самой Японии. К тому же и окружающая обстановка не та, что в 1904-1905 гг. Трудящиеся массы Китая и Кореи — эта «плохой» тыл для японского империализма.

Спустя тридцать два года в совершенно иной обстановке японский империализм проходит тот этап своего бытия, который для царского самодержавия закончился катастрофой в 1905 году.

Публикуемые документы имеют, таким образом, троякое значение. Во-первых, они позволяют более подробно выяснить характерные черты политики царского империализма на Дальнем Востоке, черты, по-видимому, «бессмертные», ибо мы их почти полностью видим воспроизведенными в нынешней Японии. Во-вторых, они дают немало поучительного материала для оценки внутриполитического положения в Японии накануне заключения англо-японского союза. В-третьих, они содержат небезынтересный фактический материал для характеристики дипломатического механизма развязывания войны на первом этапе развития империализма и для оценки значения так называемых «мирных» начинаний империалистических правительств, их «миротворческих усилий», направленны« к маскировке военных приготовлений.

Роль «умеренного» и «миролюбивого» маркиза Ито обрисована в публикуемых документах достаточно выпукло. Но они бросают яркий свет и на нынешнего маркиза Ито — адмирала Саито, так же как и на современного Комура — министра иностранных дел Хирота. Это — все знакомые лица!

В иной обстановке эти документы имели бы для нас только историческое значение. Но ни для кого не является сейчас тайной, что японский империализм лихорадочно готовится к войне против СССР, готовится, по образному выражению тов. Блюхера на ХVII съезде нашей партии, к тому, «чтобы сделать прыжок на наш Дальний Восток». В Токио, по-видимому, не совсем понимают, в чем заключается различие между двумя эпохами, разделенными тридцатью двумя годами. А главное, руководящие крути Японии, в понятии которых еще не померкло прошлое, очень часто продолжают подходить к оценке положения с точки зрения, которую можно было приложить к царской России, но [7] совершенно негодной сейчас, спустя семнадцать лет после свержения николаевского режима, уничтожения старой буржуазно-помещичьей России и непрерывного (роста могущества великого Советского Союза, действительной и подлинной социалистической родины населяющих ее трудящихся народов, воодушевленных борьбой за социализм. Трудящиеся Японии знают, что за шовинистическими баснями военно-фашистских элементов о «красном империализме» скрывается их страх перед нарастающим революционным кризисом в их собственной стране, звериная ненависть против отечества трудящихся всего мира и неутолимая жажда новых колониальных сверхприбылей.

В новой исторической обстановке японский империализм идет по старой дорожке царского самодержавия, воспроизводя его наиболее яркие особенности:— реакционность и авантюризм. Он спешит, подталкиваемый логикой событий, которые уже привели к тому, что империалистическая Япония очутилась в исключительно сложной внутренней и международной обстановке; он сам всемерно форсирует ход событий. Условия однако радикально изменились. После разгрома на полях Манчжурии, после Цусимы наступила первая русская революция, но царский империализм, хотя и значительно ослабленный, еще просуществовал 12 лет, сумев обрушить на трудящихся России ужасы мировой империалистической войны, в которой царское самодержавие потерпело полное крушение. Японскому империализму, по-видимому, суждено пройти этот путь по сокращенной программе, ибо тех внутренних сил, которыми он располагал тридцать два года тому назад, у пего сейчас нет. Революция стучится в двери империи, и ее победа не потребует 12 лет

И. Ерухимович.


Депеша посланника в Токио Извольского министру иностранных дед Ламздорфу от 18 декабря 1900 г. № 48.

(Подлинники публикуемых документов хранятся в Архиве внешней политики, текст их подготовил к печати М. Н. Гершевич)

Возникшая здесь некоторое время тому назад организация под названием «Национальный союз» продолжает весьма деятельную агитацию в пользу поддержания всеми средствами принципа «целости и неприкосновенности Китайской империи».

Как я уже имел честь доносить, агитация эта главным образом направлена против приписываемых России завоевательных замыслов по отношению к Манчжурии, причем затрагивается также вопрос о Корее, самостоятельности которой также, будто бы, грозят наши действия в Северном Китае. На-днях состоялось общее собрание союза под председательством его вожака, президента палаты господ — князя Конойе. После длинных речей на вышесказанную тему собрание приняло два решения: одно, общее, порицающее нерешительную политику японского правительства, и другое, специальное, имеющее следующий текст:

«Настоящее состояние Манчжурии несогласно с принципом сохранения целости Китайской империи и является угрозою по отношению к Корее. Необходимо поэтому как можно скорее найти средство изменить эго положение вещей».

Вышеописанная агитация не лишена, по моему мнению, серьезного значения и весьма способствует поддержанию среди японского общества возбуждения по поводу наших действий в Манчжурии. Пропаганда князя Конойе и его единомышленников затрагивает весьма [8] популярную среди здешних националистов мысль о цивилизаторской миссии Японии в Китае и об общности интересов всех представителей желтой расы и находит особенно сильный отголосок в консервативных слоях японского общества. Поэтому, хотя маркиз Ито (Маркиз Ито (1840-1909), японский премьер-министр в 1900-1901 гг., одни из крупнейших представителей правящей бюрократии Японии, автор японской конституции 1890 г. и создатель японской партии воинствующего японского империализма сейюкай) еще до вступления во власть высказался против этой пропаганды, ныне он, очевидно, опасается принять против нее какие-либо меры, и князь Конойе, несмотря на официальное свое положение, беспрепятственно продолжает свою агитацию.

Извольский.

Секретная телеграмма посланника в Токио Извольского министру иностранных дел Ламздорфу от 4 января 1901 г.

Несмотря на полученное мною от маркиза Ито конфиденциальное уверение о готовности его вступить в обсуждение условий, на которых могла бы состояться нейтрализация Кореи, Като (Като — японский министр иностранных дел в 1901 г.) сказал мне, что японское правительство предпочитает отложить переговоры об этом вопросе до того времени, когда окончательно выяснится судьба Манчжурии. Эта перемена настроения вызвана возникшею здесь во всех сферах сильной агитацией по поводу известия о заключении между нами и местною китайской администрацией соглашений, которым придается значение формального договора об учреждении русского протектората над Манчжурией. Сославшись на историю русско-японского соглашения 1898 года о Корее (Русско-японский протокол от (25) 13 апреля 1898 г. под флагом взаимного обязательства о сохранении независимости Кореи и невмешательства в ее внутренние дела представлял собой грубое вмешательство царской России и Японии во внутренние дала Кореи и фактически положил конец ее независимости. Договор обязывал обе стороны не принимать мер к назначению военных инструкторов и финансовых советников при корейском правительстве без предварительною взаимного соглашения. Кроме того царское правительство обязывались не препятствовать развитию торговых и промышленных сношений между Японией и Кореей), последовавшего непосредственно за занятием нами Порт-Артура и Талиенвана, Като прямо высказал опасение, что, если японское правительство вступит в настоящее время в новую сделку о Корее, это будет истолковано в том смысле, что оно заранее мирится с условиями вышесказанного договора о Манчжурии. Агитация по поводу манчжурского и корейского вопросов приняла за последние дни большие размеры и производит сильное давление на правительство, ослабленное продолжающейся болезнью и отсутствием маркиза Ито.

Сообщение японского посланника в Петербурге от 9 января 1901 г.

(Перевод с французского)

Принимая во внимание временный и условный характер пользования Россией частью Ляодунского полуострова, а также принимая во внимание, что территория, которую она арендует, занимает ограниченное пространство и отделена от границ Кореи, возможно было это положение России примирить со вторым доводом, выдвинутым державами, когда они советовали Японии очистить Ляодунскую провинцию, и [9] поэтому Япония без колебаний подписала с Россией протокол от 25(13) апреля 1898 года.

Однако в настоящее время положение России в Манчжурии носит совершенно иной характер; оно могло бы естественно возбудить опасения, если бы Россия не заявила положительно о своем намерении очистить провинцию.

Протокол 1898 г. сохраняет свою силу. С японской точки зрения этот протокол действует прекрасно и вполне соответствует требованиям настоящего момента (Le protocole de 1898 demeure encore en vigueur: II semble au point de vue du Japon que ce protocole se trouve bien a nous regir en repondant bien aux exigences actuelles.) (Ср. Ниже, стр. 42).

При этих обстоятельствах японское императорское правительство придерживается того мнения, что для того, чтобы устранить всякие выводы и умозаключения, которые возможно могли бы проистекать из акта нейтрализации, было бы целесообразно отложить переговоры до того времени, когда будет восстановлено «status quo ante», что позволило бы нам возобновить обсуждение вопроса, не испытывая влияния посторонних соображений.

Депеша посланника в Токио Извольского министру иностранных дел Ламздорфу от 14 января 1901 г. № 2.

Я имел честь получить телеграмму от 2 января (В телеграмме Извольскому от 2 января 1901 г. Ламздорф сообщал, что переговоры с особо назначенным китайским уполномоченным имеют целью «урегулирование многосторонних вопросов, связанных с восстановлением в Манчжурии китайской административной власти и водворением в провинции прочного порядка, мотушек» обеспечить спокойствие на нашей обширной сухопутной границе и обусловленную особой конвенцией постройку Манчжурской дороги»), которой вашему сиятельству угодно было уполномочить меня самым категорическим образом опровергнуть известие о состоявшемся будто бы между Россией и Китаем договоре касательно протектората над Манчжурией. Как мною сказано в предыдущем донесении, еще до получения этой телеграммы, я счел себя в праве заявить японскому министру иностранных дел, что вышесказанное известие могло быть основано лишь на явном недоразумении и что речь, без сомнения, шла лишь о временном урегулировании отношений между нашими войсками и местной администрацией. Ни это заявление, ни весьма энергические мои представления о неблаговидности и опасности беспрепятственной агитации против России на почве манчжурского вопроса не произвели однако на г. Като должного впечатления, и описанное мною шовинистское движение продолжало с каждым днем развиваться, при явном попустительстве со стороны правительства. Особенно серьезное внимание г. Като я счел долгом обратить на деятельность «Национальной унии» и председателя ее князя Конойе, участие которого в открыто враждебной нам пропаганде, по моему мнению, отнюдь не совмещалось с его званием президента палаты пэров и официальным положением при японском дворе (он состоит попечителем принадлежащего дворцовому ведомству дворянского училища).

Это натянутое положение продолжалось до того момента, когда я мог уже не от собственного имени, а на основании полученных мною [10] от вашего сиятельства инструкций, опровергнуть вымысел о тайном русско-китайском договоре и разъяснить истинный смысл соглашения, заключенного между главным начальником Квантунской области и мукденским цзяньцзюнем (По-видимому имеется ввиду соглашение, заключенное 13/XI ст. ст. 1900 г. между начальником Квантунской области, вице-адмиралом Алексеевым и мукденским цзяньцзюнем (губернатором) Цзень-ши. По этому соглашению в Мукдене и других городах сохранялись русские гарнизоны. Сохранялось также русское управление в Инкоу и в других местах до того момента, как «установится порядок и спокойствие» в этих местностях. Цзяньцзюню же предоставлялось лишь право организовать вооруженную городскую и земскую полицейскую стражу.

При цзяньцзюне должен был состоять русский комиссар, который должен был быть осведомлен обо всех важнейших делах.

Несмотря на передачу военной и полицейской власти в руки русских военных властей ответственность за «порядок и спокойствие» и «беспрепятственную» постройку железной дороги перекладывалась на цзяньцзюня). Передав г. Катода общих словах содержание телеграммы вашего сиятельства, я еще раз самым настойчивым образом поставил ему на вид безрассудность происходившей агитации и высказал ему мое твердое убеждение, что от воли правительства вполне зависело удержать это движение в надлежащих рамках. На этот раз слова мои не остались без результата: на следующий же день в газете «Japan Times», инспирируемой японским министерством иностранных дел, появилась успокоительная статья; в тот же день комитет «Национальной унии» получил от начальника столичной полиции уведомление, что отныне ассоциация эта будет считаться политическим сообществом; чрез это «Национальная уния» подчиняется действию специального закона о политических сообществах, и деятельность ее будет подлежать, до известной степени, надзору полиции. Кроме того это распоряжение заставит, вероятно, князя Конойе или отказаться от председательства в «унии» или же оставить придворную должность. Вместе с тем японское правительство решило, очевидно, принять и некоторые другие, негласные меры для прекращения агитации, ибо тон газет внезапно значительно понизился, и нападки их на Россию со дня на день сделались реже и мягче. Успокоению умов, как я имел честь телеграфировать, значительно содействует также возвращение к своему посту маркиза Ито, очевидно, призвавшего к порядку остававшихся во время его отсутствия хозяевами положения молодых членов кабинета.

Можно ли считать, что возникшее здесь столь внезапно возбуждение действительно и окончательно улеглось, покуда сказать весьма трудно. Истинные причины двусмысленного положения, занятого в настоящем случае правительством, не совсем ясны. Весьма возможно, что воинственная агитация против России понадобилась кабинету для того, чтобы побороть противодействие парламента и собственной его партии проекту увеличения налогов для покрытия военных издержек в Китае. Но, кроме того, здесь, очевидно, происходит борьба среди самих членов правительства, между благоразумными элементами, представляемыми маркизом Ито, и группой молодых министров, во главе которых стоит г. Като. Покуда власть находится в руках крупнейшего из так называемых «старших» государственных людей Японии,—Meiji statesmen (Meiji statesmen — государственные люди эпохи Мейджи, эпохи революционного низвержения старой феодальной власти в Японии в 60-х годах XIX века представителями нового слоя дворянства, тесно связанного с торговой буржуазией. Эта часть дворянства боролась и победила под знаменем восстановления императорской власти в Японии) — [11] вспышки вроде только что описанной, несмотря на всю их безрассудность, не представляют непосредственной и неминуемой опасности. Но если молодым и честолюбивым деятелем вроде г. Като удастся выдвинуться в первый ряд, весьма возможно, что самого пустого повода будет достаточно для вовлечения Японии в опасные осложнения. Указанная мною борьба будет, вероятно, теперь перенесена на парламентскую почву, и на-днях ожидается в нижней палате со стороны националистов ряд запросов о внешней политике правительства, причем, как говорят, маркиз Иго подвергнется резким нападениям за приписываемую ему склонность к дружбе с Россией. Нельзя не пожелать, чтобы маркизу Ито удалось в полной мере утвердить свой авторитет по отношению к беспокойным элементам как в парламенте, так и среди собственных его сотоварищей, ибо лишь при этом условии можно надеяться избежать повторения в еще более острой форме инцидентов вроде описанного.

Извольский.

Отпуск секретной телеграммы министра иностранных дел Ламздорфа посланнику в Токио Извольскому от 17 января 1901 г. (На документе царская помета синим карандашом: «С[огласен]»; далее рукою Ламздорфа: «С.-Петербург, 17 января 1901 г.»).

Здешний японский посланник передал мне «памятную записку» приблизительно следующего содержания:

Ввиду нынешнего существенно изменившегося положения дел в Манчжурии японское правительство находит предпочтительным отложить переговоры о нейтрализации Кореи впредь до восстановления status quo ante. Остающийся до сих пор в силе протокол 13 апреля 189S года, по мнению Японии, вполне отвечает требованиям настоящей минуты.

На это сообщение я отвечал, что с удовольствием принимаю к сведению заявление японского правительства о том, что оно признает существующие между нами соглашения по корейским делам вполне удовлетворительными, так как императорское правительство всегда, придерживалось того же мнения. Почин в вопросе о нейтрализации Кореи принадлежит не России, и если вам поручено было войти по сему предмету в переговоры с токийским кабинетом, то лишь потому, что в самой Японии неоднократно высказывались взгляды, будто протокол 1898 года недостаточно определяет взаимные отношения обоих государств к Корее.

Что касается, наконец, положения дел в Манчжурии, то это ясно и точно обрисовано в телеграмме моей от 8 января.

Секретная телеграмма посланника в Токио Извольского министру иностранных дел Ламздорфу от 29 января 1901 г.

Като дал парламенту следующий письменный ответ на запрос о Манчжурии: «Все державы признали необходимым сохранить целость Китая, Россия же заявила, что она заняла Ню-Чуан временно для восстановления порядка и спокойствия в Манчжурии и защиты железной дороги в восточном Китае и что, по восстановлении порядка и [12] спокойствия в (Манчжурии, она отзовет оттуда свои войска, если только действия других держав не послужат этому препятствием. Японское правительство полагается как на это официальное заявление России, так и на искренность желания держав сохранить целость Китая.»

Кроме этого письменного ответа Като изложил в пространной речи ход последних событий и участие в них Японии. Речь эта, по тону, вполне умеренна, но заключает некоторые недомолвки, указывающие на недоверие к нашим заявлениям о Манчжурии. Так, по поводу слухов о русско-китайском секретном соглашении Като сказал следующее: «Японское правительство осведомлено об этих слухах, но достоверно об этом Ничего не знает. По-видимому, речь идет о некоторого рода соглашении, заключенном между китайскими местными и русскими порт-артурскими властями, но не утвержденном еще центральными властями. Будет ли это «соглашение иметь впоследствии официальное значение,— совершенно неизвестно, а потому не могу вам сказать здесь ничего более».

Извольский.

Донесение посланника в Токио Извольского министру иностранных дел Ламздорфу от 1 февраля 1901 г. № 6.

Телеграммами от 26 (В телеграмме Ламздорфу от (8 февраля) 26 января 1901 г. Извольский сообщал, что несмотря на улегшееся возбуждение в печати в парламенте продолжалась шонинистическая агитация вокруг предполагаемых планов России в Манчжурии в: форме многочисленных запросов японскому правительству по внешним политическим вопросам вообще и по манчжурскому вопросу в особенности) и 29 января я имел честь уведомить ваше сиятельство о запросах, сделанных японскому правительству в парламенте о его внешней политике, в особенности по отношению к манчжурскому вопросу, и об ответе министра иностранных дел яга эти запросы. Ныне считаю долгом представить при сем по возможности точный русский перевод официального японского текста: 1) письменного (согласно существующей здесь практике) ответа кабинета парламенту и 2) той части устной речи г. Като, которая непосредственно кажется манчжурского вопроса.

В телеграмме моей от 29 января я позволил себе высказать, что, хотя речь г. Като бесспорно отличается умеренностью тона, она заключает однако существенные недомолвки, могущие объясниться лишь крайним недоверием японского правительства к нашим заявлениям о Манчжурии. Действительно, после категорического опровержения с нашей стороны слухов о тайном договоре между нами и Китаем министр иностранных дел, конечно, мог дать парламенту несколько более определенные и успокоительные объяснения. Казалось бы, что г. Като имел тем менее основания отрицать осведомленность японского правительства об этом предмете, что он получил достоверные сведения из двух источников: от меня и от японского посланника в Петербурге, которому, как мне известно от самого г. Като, ваше сиятельство изволили дать, хотя не официальные, но вполне дружественны разъяснения об истинном смысле соглашения, состоявшегося между вице-адмиралом Алексеевым (Алексеев Е. И., вице-адмирал, начальник Квантунской области, затем наместник на Дальнем Востоке (с 1903 г.). Своей агрессивной политикой много способствовал обострению отношений Японии с Россией, повлекшему за собой русско-японскую-войну) и мукденским цзяньцзюнем. Подобные недомолвки [13] невольно наводят на мысль, что г. Като намеренно старается поддержать в парламентской и общественной среде беспокойство насчет наших планов в Манчжурии. Я не решаюсь однако вполне определенным образом возвести на него это обвинение; практика парламентских речей здесь еще весьма мало выработана, и цель правительственных сообщений часто заключается лишь в том, чтобы как можно скорее положить конец нежелательному вмешательству парламента. С этой точки зрения, неопределенность ответа г. Като имела хорошую сторону, ибо этим путем отнимался повод к дальнейшим прениям, которые могли бы принести лишь еще больший вред русско-японским отношениям. Действительно, после окончания вышесказанной речи между министром иностранных дел и некоторыми членами оппозиции произошел лишь весьма незначительный обмен мыслей.

Речь г. Като, в общем, и за исключением тех ее мест, которые относятся к манчжурскому вопросу, произвела здесь вполне благоприятное впечатление. В ней ясно и без излишней хвастливости излагается, участие Японии в последних событиях. Преступление Японии к англо-германскому соглашению (Англо-германское соглашение 116/3 октября 1900 г. представляло собою типичный сговор двух империалистических хищников об обеспечении своих интересов в Китае от покушений конкурентов — в первую очередь, России и Японии. Договор обязывал стороны сохранять открытыми для торговли и экономической деятельности все порты на рейсах и морском побережья Китая для выходцев из всех стран и накладывал обязательства на обе стороны применять этот принцип в пределах сфер своего влияния. Английское и германское правительства взаимно обязались не использовать боксерского восстания для территориальных приобретений в Китае. В случае использования китайских осложнений третьей державой обе стороны должны были договориться о шагах, которые необходимо было предпринять в целях соблюдения собственных их интересов. Англия и Германия приглашали и другие державы присоединится к договору.

В правительственных кругах царской России договор рассматривался, как попытка Англии создать антирусскую коалицию в вопросе о Манчжурии) упомянуто в ней в чисто деловом тоне, без всяких толкований и комментариев; наконец, особенно щекотливый я жгучий корейский вопрос вовсе в ней не затрагивается. Маркиз Ито во время вышеописанных прений в палате не присутствовал по причине, или, может быть, под предлогом болезни, что еще раз подчеркнуло все усиливающееся влияние на дела группы молодых министров с г. Като во главе.

Извольский.

Письмо посланника в Токио Извольского министру иностранных дел Ламздорфу от 9 февраля 1901 г.

Я имел честь получить секретную телеграмму от 17 января касательно переданной вашему сиятельству японским посланником памятной записки по корейскому вопросу. Об этом японском сообщении мне, кроме того, подробно известно от здешнего министра иностранных дел, который доставил мне, для личного моего сведения, текст телеграфических инструкций, послуживших г. Чинда (Чинда — японский посланник в Петербурге в 1901 г.; позже посланником был Курило) основанием для вышесказанной записки. Текст этот я считаю небесполезным представить при сем вашему сиятельству на случай, если бы могло показаться интересным сличить его с текстом сообщения японского посланника. [14]

Настоящему своему шагу токийский кабинет придает, по-видимому, весьма серьезное значение. Цель этого шага, по моему убеждению, состоит в том, чтобы установись точку отправления для дальнейших дипломатических действий Японии по отношению к манчжурско-корейскому вопросу. Я преднамеренно употребляю выражение «манчжурско-корейский вопрос», ибо, как я уже неоднократно имел честь доносить, весь план японского правительства, очевидно, состоит именно в том, чтобы связать манчжурский вопрос с корейским. Мысль эта, мне кажется, вполне ясно выступает в японском сообщении, в котором открыто заявляется, что японское правительство согласно вступить в обсуждение нового соглашения о Корее лишь после того, как в Манчжурии будет восстановлен прежний порядок вещей и тем самым будет устранен всякий повод к нежелательным толкованиям и выводам. В разговоре со мной г. Като откровенно высказал, каких именно «толкований и выводов» он опасается. По его мнению, соглашение 1898 г. было прямым, последствием нашего водворения в Порт-Артуре и Талиенване и, с японской точки зрения, оправдывалось тем, что занятие этих пунктов не являлось угрозой по отношению к Корее. Поэтому, если бы ныне Япония вступила с нами в новую сделку о Корее, это могло бы быть истолковано в том смысле, что японское правительство считает совместимым с своими интересами постоянное занятие нами всей Манчжурии.

Чтобы еще полнее выяснить дели и побуждения токийского кабинета в настоящем вопросе, я позволю себе вкратце повторить некоторые соображения, уже высказанные в предыдущих моих письмах. Ваше сиятельство изволите вспомнить, с какой готовностью и поспешностью Япония присоединилась к англо-германскому соглашению. Сделка эта, в глазах японского правительства, должна была служить гарантией в том, что при окончательной ликвидации нынешнего кризиса на Дальнем Востоке Япония не окажется в менее выгодном положении, нежели другие державы; кроме того, здесь были вполне уверены, что вышесказанное соглашение направлено главным образом против России и ее поступательного движения в Манчжурии. Ныне здесь все более и более начинают опасаться, что ни Англия, ни Германия не решатся предпринять энергических действий против утверждения России в такой части Китая, где ни у той, ни у другой из этих двух держав нет серьезных интересов. Даже если предположить, что в Лондоне и Берлине сочтут, что подобное утверждение России в Манчжурии подходит под третью статью англо-германского соглашения, японское правительство, естественно, опасается, что результатом такого толкования явится не удаление России из Манчжурии, а скорее вознаграждение Англии и Германии на счет Китая. Таким образом, Япония рискует оказаться лицом к лицу с совершившимся фактом значительного приращения сферы русского влияния, и этим объясняется болезненная забота японского правительства заранее приуготовить путь к получению соответственного вознаграждения. Я уже имел случай высказать, что вознаграждения этого Япония может искать лишь в Корее, ибо всякое приобретение на счет Китая крайне здесь непопулярно и противно основной мысли новейшей японской политики. Если в своем последнем сообщении японское правительство высказывает, что последнее русско-японское соглашение о Корее остается в биле и достаточно отвечает требованиям настоящей минуты, это лишь доказывает, что оно считает [15] несвоевременным и невыгодным для себя связывать себе руки новой сделкой по этому вопросу, покуда окончательно не выяснится судьба Манчжурии. Если только окажется, что Россия приобретает в этой провинции, в той или в другой форме, твердое военное и политическое положение, следует опасаться, что японское правительство тотчас заявит, что оно, в его глазах, является угрозой по отношению к Корее и требует соответствующих поступательных действий Японии для защиты своих интересов в этой последней стране.

В стремлении обеспечить свои интересы японское правительство ищет, конечно, прежде всего, поддержки других заинтересованных держав, и можно быть уверенным, что японская дипломатия напрягает все усилия, чтобы возбудить против наших действий в Манчжурии не только Англию и Германию, но также и Китай. Есть много указаний на то, что токийский кабинет старается приобрести преобладающее влияние при странствующем китайском дворе (Выражение «странствующий двор» иронически употребляется Извольским в связи с тем обстоятельством, что китайский двор, в результате боксерского восстания и карательной экспедиции держав против Китая, принужден был бежать из Пекина и в период, к которому относится письмо Извольского, находился в Сиань-фу): кабинет этот, без сомнения, располагает различными негласными средствами воздействия на сказанный двор, а манчжурский вопрос доставляет ему удобный случай выступить в роли защитника целости Китая и интересов манчжурской династии. Ближайшая цель японского правительства состоит при этом, конечно, в том, чтобы создать, по отношению к России, комбинацию, подобную той, вследствие которой сама Япония должна была отказаться, после войны с Китаем, от утверждения на Ляодунском полуострове. Если же однако подобная комбинация не состоится, Япония должна будет или отказаться от всякого вознаграждения или же решиться действовать собственными силами. Найдет ли японское правительство в себе достаточно смелости, чтобы пойти по этому второму пути, не останавливаясь даже перед риском столкновения с Россией, заранее сказать невозможно. Ни состояние японских финансов, ни испытанное благоразумие стоящего ныне во главе японского правительства, государственного человека не позволяют думать, чтобы здесь могли сознательно к этому готовиться. Но я не раз уже имел случай высказывать, что необходимо самым серьезный образом иметь в виду возможность внезапной вспышки общественного мнения, способной со дня на день послужить поводом к переходу власти в другие руки или даже увлечь настоящее правительство. Во время недавней острой агитации по поводу известия о соглашении с мукденским цзяньцзюнем весьма ясно обнаружился разлад между маркизом Ито и группой молодых министров под предводительством г. Като. С тех пор личность маркиза Ито как будто все более и более отодвигается на второй план: в наиболее критическую минуту он оказывается больным и не принимает участия в парламентских прениях о внешней политике, предоставляя первую роль г. Като. Инструкции, данные японскому посланнику в С.-Петербурге, по моему мнению, также носят отпечаток личных взглядов г. Като и являются новым доказательством его возрастающего влияния на дела. Правда, что со времени моего решительного объяснения, с. ним о воинственной пропаганде печати и политических обществ здесь принимаются довольно энергические меры против этой агитации, газеты хотя все еще переполнены выдумками и нападками на Россию, но [16] сдерживаются в известных пределах; политические общества или закрываются или подчиняются надзору полиции, которая прекращает их заседания, как только начинаются воинственные речи. Но отнюдь нельзя поручиться, что на подготовленной уже почве агитация не возобновится с новой силой по самому неожиданному поводу, и если японское правительство будет увлечено на путь решительных действий, кризис может наступить с необыкновенной быстротой. В настоящую минуту ни военный, ни морской наши агенты не отмечают со стороны японского правительства никаких воинственных приготовлений (если не считать систематической закупки угля). Но не надо забывать, что как географическое положение Японии, так и особенности организации ее морских и сухопутных военных сил дают ей возможность, с большой быстротой и почти без заметных предварительных приготовлений, в любую минуту перебросить внушительное количество войска на ближний корейский берег, так что вполне возможно, что первый японский отряд высадится в Корее чуть ли не раньше, чем в Петербург дойдет отсюда по телеграфу известие о критическом обороте дела.

Ваше сиятельство, конечно, поймете, что все изложенное тяжело гнетет мое чувство ответственности и что я считаю своей нравственной обязанностью не скрывать ни одного из наблюдаемых мной здесь тревожных симптомов.

Извольский.

Письмо посланника в Токио Извольского министру иностранных дел Ламздорфу от 1 марта 1901 г.

После некоторого временного затишья здесь опять происходит сильнейшее волнение, вызванное, как я имел честь уведомить ваше сиятельство по телеграфу, известием, будто между нами и Китаем заключен в Петербурге окончательный договор о Манчжурии; по другим сведениям, договор этот еще не подписан и покуда имеет лишь форму проекта, подлежащего принятию со стороны Китая. Здешним газетам телеграфируют из Пекина пространный текст двенадцати статей, из которых будто бы состоит этот договор. Все это опять подает повод к ряду парламентских запросов, воинственных газетных статей, митингов и т. д. Так называемая «Национальная уния» с новой силой возобновила свою пропаганду, на этот раз не столько в Токио, сколько в провинциальных городах, откуда ежедневно телеграфируют о сходках, адресах, демонстрациях и т. д. С особенной тревогой во всех газетах указывается на одновременное пребывание части нашей эскадры в корейских водах и на сосредоточение японского боевого флота в западных портах, чему единогласно придается значений обоюдной морской воинственной демонстрации.

Среди всего этого шума японское правительство сохраняет, покуда, полное молчание и ничего не сообщает ни парламенту, ни печати: о своем взгляде на нынешний фазис событий. Молчание это г. Като соблюдает также в полной мере по отношению не только ко мне, но, по-видимому, и к иностранным представителям, и, несмотря на все мои старания, я до сих пор не мог еще в точности узнать, в чем именно состоят предпринятые Японией в связи с манчжурским вопросом дипломатические действия. Единственное более или менее достоверное указание я мог почерпнуть из официальной телеграммы, полученной здешним [17] французским посланником, в которой ему сообщалось, что, по сведениям г. Шпиона, все иностранные представители в Пекине, кроме французского и бельгийского, протестовали против отдельного русско-китайского соглашения о Манчжурии, причем некоторые из них заявили, что если соглашение это будет ратификовано, они потребуют соответственной компенсации и что на вопрос китайских уполномоченных, окажут ли державы Китаю поддержку, если последний откажется удовлетворить требования России, до сих пор ответила лишь Япония, заявившая, что она готова поддержать Китай «при всех случайностях», (dans toutes les eventualites). Здесь господствует убеждение, что японское правительство действительно предписало своему посланнику в Пекине энергически высказаться против отдельного русско-китайского соглашения о Манчжурии и что протест г. Конуры (Конура— в 1900 г. японcкий посланник в России, позже японский министр иностранных дел) на 10 дней предшествовал сообщениям, сделанным по тому яге предмету китайским уполномоченным представителям большинства других держав. Непосредственно от министра иностранных дел мне известно лишь о получении им сообщения Северо-Американских Соединенных Штатов, в котором высказывается принципиальное возражение против заключения Китаем особого соглашения с одной державой, без ведома и согласия других заинтересованных кабинетов. По словам г. Като, японское правительство ограничилось тем, что приняло к сведению это сообщение и не высказало по поводу его никакого мнения.

Вследствие телеграммы вашего сиятельства от 22 февраля (В телеграмме Извольскому от 22 февраля 1901 г. Ламздорф отрицал факт заключения договора с Китаем и сообщал, что целью соглашения являлось определение условий, при которых Россия может возвратить Манчжурию Китаю) с. г. я не преминул сообщить г. Като, что я уполномочен опровергнуть газетные слухи о заключении между нами и Китаем окончательного договора о Манчжурии и разъяснить ему, что передаваемый газетами текст вымышлен и что отдельное соглашение с Китаем будет иметь целью определить условия, при коих эвакуация Манчжурии явилась бы возможной и намерение возвратить эту область Китаю осуществимым. Несмотря на все мои усилия вызвать г. Като на откровенную беседу, я встретил с его стороны явное нежелание вступить со мной в обсуждение этого вопроса и мог еще раз убедиться в едва скрываемом недоверии, с. которым он относится к нашим заявлениям о Манчжурии.

Из всего вышесказанного ваше сиятельство изволите усмотреть, что я имею покуда весьма мало положительных данных, на коих я мог бы основать определенное суждение о ближайших планах и намерениях японского правительства. Я продолжаю однако думать, что в настоящую минуту все усилия Японии направлены к тому, чтобы побудить наиболее заинтересованные державы к совместному противодействию нашей политике, и что покуда она отнюдь не помышляет сознательным образом о каких-либо отдельных и решительных действиях. По самым тщательным справкам, наведенным нашим военным агентом, здесь не заметно никаких особенных военных приготовлений и нельзя отметить ни одной меры, которую можно было бы объяснить в связи с воинственным тоном печати. Что касается до военно-морской части, я уже имел честь телеграфировать вашему сиятельству, что морской агент наш подтверждает факт сосредоточения почти всего японского боевого флота в [18] ближайших к нам портах, но что эта мера, по его мнению, не имеет тревожного значения и объясняется еще раньше назначенными на текущий месяц морскими маневрами. Тем не менее несомненно, как я уже имел честь неоднократно доносить, что японский флот находится в полной боевой готовности и занимает по отношению к театру возможных военных операций наиболее выгодное положение. Покуда во главе японского правительства стоит маркиз Ито, можно вполне надеяться, что он не поддастся внушениям крайних элементов, громко требующих, чтобы Япония взялась, даже одна, за оружие, чтобы воспрепятствовать нашим действиям в Манчжурии, но парламентские события, о которых я доношу, в последних моих донесениях, к сожалению, значительно ослабили еще недавно столь сильный авторитет этого государственного человека, удаление которого с политического поприща открыло бы доступ к власти гораздо менее благоразумным элементам. Нельзя не отметить необыкновенного сходства между нынешним внутренним положением Японии и тем, которое непосредственно предшествовало японо-китайской войне. Разница состоит лишь в том, что тогда борьба происходила между маркизом Ито, и нижней палатой, между тем как ныне ему противодействует составленная из гораздо более влиятельных элементов палата пэров.

Известно, что именно внутренние затруднения на парламентской почве оказали в 1894 году большое влияние на внешнюю политику Японии и были одной из главных причин воинственной развязки японо-китайского конфликта из-за Кореи.

Извольский

Секретная телеграмма посланника в Пекине Гирса министру иностранных дел Ламздорфу от 11 марта 1901 г.

Ли-Хун-Чан (Ли-Хун-Чан (1823-1901) — один из виднейших государственных деятелей Китая. В качестве представителя Китая заключил в 1896 г. соглашение с Россией в лице Русско-китайского банка о Китайской Восточной железной дороге. Он же вел в 1901 г. переговоры с русским правительством об эвакуации русских войск из Манчжурии) был у меня сегодня, чтобы сообщить, будто бы японский посланник заявил ему, что в случае подписания Китаем соглашения с нами большинство держав откажется от ведения дальнейших переговоров с Китаем и что, с другой стороны, китайский посланник в Токио телеграфирует, будто бы в Японии усиленно готовятся к мобилизации армии. Ввиду этого Ли-Хун-Чан запросил меня, может ли Китай рассчитывать на содействие России в случае нападения на него Японии. Я ответил Ли-Хун-Чану, что о сообщаемых им намерениях Японии мне пока ничего неизвестно.

Гирс.

Донесение посланника в Токио Извольского министру иностранных дел Ламздорфу от 12 марта 1901 г. № 12.

Известие о заявлениях графа Бюлова (Бюлов заявил в германском рейхстаге: «16 октября прошлого [1900] года Мы заключили англо-германское соглашение, цели которого я мог изложить тогда следующим образом: с одной стороны, поддерживать столь долго, сколь это возможно, неприкосновенность Китая и лишь настолько вмешиваться в китайские дела, насколько это требуется интересами нашей торговли. На Манчжурию англо-германское соглашение не распространяется». «Националь-цейтунг» от 15 марта 1901 г., № 179) в германском парламенте по вопросу об англо-германском соглашении и Манчжурии произвело [19] здесь, как и следовало ожидать, самое глубокое впечатление. Как я уже имел честь доносить, японское правительство присоединилось к вышесказанному соглашению в полной уверенности, что акт этот был главным образом направлен против предполагаемых замыслов России на Манчжурию и свидетельствовал о прекращении прежнего согласия между нами и Германией по делам Дальнего Востока. Здесь с самого начала ничего так не опасались, как именно подобного согласия, и сближение Германии с Англией, как полагали, в ущерб русской политике, было встречено здесь с живейшими чувствами радости и облегчения. Ваше сиятельство изволите вспомнить, что прежде, чем приступить к соглашению 16 октября, японское правительство потребовало как в Берлине, так и в Лондоне некоторые разъяснения и что в ответной своей ноте на тождественное англо-германское сообщение г. Като поставил согласие Японии в зависимость от полученных им уверений, что она будет пользоваться теми же правами, как и первоначально подписавшие этот акт державы. Другими словами, японское правительство заранее удостоверилось в том, что в случае применения 3-й статьи вышесказанного соглашения оно будет участвовать, наравне с Германией и Англией, в обсуждении дальнейшего образа действия подписавшихся держав, но, как мне положительно известно, японский министр иностранных дел не сделал в то время ни в Берлине, ни в Лондоне никакого специального вопроса о том, распространяется ли действие англо-германского соглашения на Манчжурию. Здесь тем не менее господствовало полное убеждение в невозможности отрицательного толкования, о чем и свидетельствуют сделанные около месяца тому назад в японском парламенте заявления г. Като. Легко понять поэтому, какую бурю вызвало здесь известие о речи графа Бюлова. Все без исключения здешние газеты отзываются об этой речи с сильнейшим негодованием, и в парламенте тотчас же был сделан по этому поводу запрос. Хотя текст заявлений германского канцлера передан сюда в довольно сбивчивой форме, японское правительство, очевидно, не сохраняет никакого сомнения относительно истинного их смысла: как я имел честь телеграфировать, г. Като весьма коротко отвечал, что «по полученным им сведениям, граф Бюлов, действительно, заявил в германском парламенте, что англо-германское соглашение не касается Манчжурии, но что это не будет иметь никакого влияния на дальнейший образ действия японского правительства». Вслед за сим в газете «Japan Times», которая обыкновенно служит органом для официозных сообщений министерства иностранных дел, появилась…. (Пропуск в подлиннике) резкая статья, в которой образ действия

Германии назван «преднамеренным обманом» и «гнусным политическим фокусничеством» и в заключение говорится, что «если европейские державы мало заинтересованы в Манчжурии и потому от них нельзя ожидать сопротивления России, Япония имеет в этой области жизненные интересы, и вся японская нация надеется, что правительство примет необходимые меры для сохранения японских прав и интересов».

В момент отправления настоящего донесения я не могу еще высказать никакого определенного суждения о том, каким образом положение, столь неожиданно для Японии занятое графом Бюловым, отравится на дальнейших планах и действиях японского правительства. Вашему сиятельству уже известно, что в последнее время Япония [20] действовала в двояком направлении: с одной стороны, она производила непосредственное давление на китайских уполномоченных, грозя, в случае подписания особого договора с Россией, потребовать соответствующей компенсации, а, с другой, старалась побудить наиболее заинтересованные державы оказать ратификации этого договора совместное противодействие. Заявления графа Бюлова наносят сильный удар этому последнему плану и ставят японское правительство в весьма трудное и даже несколько смешное положение, так как оно почти открыто высказывало уверенность в существовании против России коалиции, наподобие той, которая принудила Японию отказаться от Ляодунского полуострова. Вся надежда Японии возлагается теперь на Англию и здесь всячески стараются преувеличить и раздуть недавние недоразумения ее с нами по вопросам о Блондских островах и концессии в Тяньцзине (Недоразумения между Англией и Россией по поводу Тяньцзинской русской концессии, начались в ноябре 1900 г. с момента захвата русскими участка для концессии, так как этот участок включал кусок земли, прилегавший к Пекин-Тяньцзинской Железной дороге, на который претендовали англичане. Конфликт обострился до того, что возникла опасность вооруженного столкновения между русскими и английскими часовыми, когда опорный кусок земли был занят англичанами). Впрочем, я должен еще раз сказать, что кроме заявления министра иностранных дед в парламенте и статьи газеты «Japan Times», которой, мне кажется, не следует придавать чрезмерного значения, у меня не имеется никаких положительных указаний на планы и решения японского правительства, так как г. Като продолжает систематически уклоняться от всякого обсуждения со мной текущих событий, иностранные же мои коллеги, по-видимому, не более меня посвящены в тайну его мыслей.

Извольский.

P. S. Как я имел честь телеграфировать вашему сиятельству, почти в последнюю минуту перед закрытием сессии парламента правительству был сделан новый запрос об англо-германском соглашении и о заявлениях графа Бюлова. Г. Като отвечал, что «японское правительство не вступало с Россией в обмен мыслей по этому поводу, что, по имеющимся у него сведениям, граф Бюлов действительно заявил в германском парламенте, что Манчжурия не входит в район действия англо-германского соглашения, но что эго нисколько не изменило взгляда Японии на смысл этого соглашения»; в заключение г. Като объявил, что «правительство считает несвоевременным давать какие-либо дальнейшие разъяснения об этом предмете».

Закрытие парламентской сессии освобождает японское правительство до будущей осени от постоянных щекотливых запросов о внешней политике. Нельзя не признать, что правительство это сумело сохранить в своих ответах довольно спокойный тон и в общем сдержать парламентскую агитацию по манчжурскому вопросу в пределах приличия; агитация эта будет однако продолжаться на почве газетных статей, адресов, митингов и т. д. и может еще создать кабинету много затруднений. [21]

Отпуск секретной телеграммы министра иностранных дел Ламздорфа посланнику в Токио Извольскому от 12 марта 1901 г. № 108.

(На отпуске пометы: «На подлинной собственной е. и. в. рукою надписано: «С[огласен]». 12 марта 1901 г.»)

Получил телеграмму от 11 марта (В подлиннике эта фраза на французском языке).

Можете дать японскому правительству вполне успокоительные заверения: проектируемое между Россией и Китаем отдельное соглашение имеет исключительно в виду определение условии, при коих может быть осуществимо заявленное императорским правительством намерение возвратить Китаю Манчжурию, занятую русскими войсками вследствие тревожных событий минувшего года.

Отчет о беседе японского посланника с министром иностранных дел от 12 марта 1901 г.

(Перевод с французского).

Его высокопревосходительство гр. Ламздорф не пожелал официально принять сообщение, которое передал ему согласно распоряжению его правительства г. Чонда по поводу предполагаемых соглашений по манчжурскому вопросу. Он заявил, что достоинство и право независимости всякого государства не дозволяют ему в его положении принять подобное сообщение, так как он не может признать за третьей державой право интерпеллировать и вмешиваться в дело, о котором ведутся переговоры между двумя независимыми государствами.

По тем же его соображениям и также потому, что он не получал на то высочайшего повеления, он не пожелал также официально обсуждать и вести переговоры по этому вопросу.

Однако, горячо желая поддержать то доброе согласие, которое так счастливо существует между Россией и Японией, он может в качестве представителя российского правительства вполне искренно и положительно заверить японское правительство, что соглашения, которые ему предстоит заключить относительно Манчжурии, в настоящий момент временно занятой против своего собственного желания Россией, будут носить временный характер и не будут содержать в себе постановлений, наносящих ущерб суверенным правам Китая на территорию, о которой идет речь, или правам и интересам других держав.

Россия, ведя переговоры относительно подобных соглашений, которые являются в некотором роде лишь «modus vivendi», ищет только способов, которые позволили бы ей возможно скорее привести в исполнение ее желание очистить территорию, которую она занимает, согласно обещаниям и заявлениям, неоднократно ею возобновляемым, уважать неприкосновенность Китая и возвратить ему Манчжурию.

Итак, как только Россия убедится в водворении в Манчжурии порядка и безопасности благодаря восстановлению китайского правительства в Пекине и нормального и регулярного положения вещей в Манчжурии, она поспешит возвратить эту территорию Китаю, если только ей в этом не помешают действия других держав. [22]

Что касается обсуждения вопроса о Манчжурии на дипломатической конференции в Пекине (Конференция держав в Пекине происходила в 1900-1901 гг. в связи с так называемым восстанием боксеров, т. е. стихийным революционным восстанием китайского крестьянства, которое пыталась использовать в своих внутриполитических и международных интересах китайская императорская власть. Империалистические державы требовали суровых репрессий против революционных китайских масс и использовали положение, чтобы добиться от Китая дальнейших экономических и политических привилегий. Конференция потребовала от китайского правительства сурового наказания для «виновников насилий» над иностранцами, наложила на Китай непосильную контрибуцию и т. д.), то Россия не может отступить от принятого ею принципа. Она неоднократно заявляла, что только вопросы касающиеся общих интересов заинтересованных держав, будут поставлены на вышеупомянутой конференции и что отдельные дела, представляющие интерес лишь для каждой из них, будут обсуждаться отдельно. К этой-то последней категории и принадлежит вопрос о Манчжурии, в котором заинтересована только Россия.

Кроме того граф выразил желание как можно скорее подписать вышеупомянутые соглашения, чтобы доказать искренность России. Он заявил, что он предполагает, как только он их подпишет, немедленно сообщить их японскому правительству, как наиболее заинтересованному изо всех правительстве, каковое правительство,— оказал он,— тогда убедится в искренности русского правительства и получит полное удовлетворение.

Он прибавил, что если содержание сообщенных соглашений не будет удовлетворять японское правительство, ему стоит только обратиться к русскому правительству. Оба правительства тогда договорятся между собой.

Секретная телеграмма посланника в Пекине Гирса министру иностранных дел Ламздорфа от 13 марта 1901 г.

Получил телеграмму от 9-го (В телеграмме Гирсу от 9 марта 1901 г. Ламздорф изъявлял согласие на германское предложение создать особую комиссию по установлению способности Китая платить наложенную на него контрибуцию за боксерское восстание с оговоркой, что эта комиссия не должна превратиться в орган контроля над финансами Китая) и 10-го.

На сегодняшнем свидании со мною Ли сообщил мне, что не может дать никаких приказаний Ян-Ю (Ян-Ю — китайский [посланник, в Петербурге в 1901 г.) до получения ответа на сделанный им по сему поводу запрос в Стань-фу. Он ожидает ответа завтра. Замечаю сильное изменение в отношении Ли-Хун-Чана к нашему соглашению. Он утверждает, что Япония грозит войной как нам, так и Китаю в случае подписания, и будто бы японский посланник прочел ему инструкции, данные японскому представителю в Петербурге, энергично протестовать против соглашения. Япония влияет теперь одна на Китай. Английский посланник ограничивается заявлением китайским уполномоченным, что Англия находится в наилучших отношениях с Японией.

Гирс.

Заметка, переданная министерством иностранных дел японскому посланнику 14 марта 1901 г.

(Перевод с французского. Здесь говорится по поводу отдельных слов и выражений, находящихся в «Отчете о беседе японского посланника» (см. стр. 21-22))

Что касается фразы, начинающейся словами: «Однако, горячо желая и т. д.», то гр. Ламздорф заявил, что официально он отклоняет [23] какое бы то ни было объяснение, но, говоря с представителем Японии, соседней и дружественной державы, он может конфиденциально, с полной искренностью и доверительно, заявить, как сказано далее.

В параграфе, который начинается так: «Россия, ведя переговоры относительно подобных соглашений», выражение «modus vivendi» относится к настоящему проекту соглашения с Китаем, имеющему целью определить порядок эвакуации Манчжурии. Выражение «modus vivendi» может относиться только к соглашению исключительно временною характера, заключенному на месте русскими военными властями и установившему некоторые отдельные подробности, относящиеся к восстановлению китайских губернаторов в некоторых частях Манчжурии во время нахождения еще там русских войск.

Что касается места, выраженного так: «чтобы доказать искренность России», следует подчеркнуть, что искренность русского правительства не нуждается в каких-либо доказательствах. Русское правительство желает только рассеять легенду, распространяемую частью иностранной прессы, которая с помощью ложных слухов старается внедрить ошибочное толкование намерений России с целью помешать, если возможно, заключению соглашения, которое само уже является новым подтверждением твердого намерения России ускорить эвакуацию Манчжурии.

Наконец, русское правительство, конечно, намерено сообщить японскому правительству текст соглашения, как только оно будет заключено, но следует уточнить значение и смысл последней фразы, где имеется следующее место: «что если содержание и т. д.» Его надо понимать так: если после сообщения японскому правительству текста заключенного соглашения, оно пожелало бы иметь некоторые разъяснения, то оно может обратиться для этого к русскому правительству, и гр. Ламздорф имеет все основания полагать, что оба кабинета сумеют договориться.

Отпуск секретной телеграммы министра иностранных дел Ламздорфа посланнику в Пекине Гирсу от 16 марта 1901 г. № 114.

(На отпуске пометы: «На подлинной собственною е. я. в. рукой написало: «Отлично».—«Царское Село, 16 март 1901 г.»)

Если, как свидетельствуют полученные сведения, запуганные угрозами Японии китайцы не решаются подписать предложенное им отдельное соглашение по манчжурским делам, то России нечего сожалеть об этом. Предполагавшееся соглашение должно было служить началом осуществления заявленного императорским правительством намерения постепенно отозвать русские войска из Манчжурии.

Для соответствующих распоряжений военного характера необходимо было к известному времени разрешить в утвердительном или Отрицательном смысле вопрос: возможно ли обусловить путем взаимного соглашения эвакуацию Манчжурии?

Образ действия Китая и некоторых из держав создал серьезные препятствия в деле осуществления выраженного Россией намерения, и это обстоятельство отныне развязывает ей руки. Императорское правительство оставляет за собой в манчжурском вопросе полную свободу [24] действий, так как само собой разумеется, что о безусловном возвращении Китаю этой области не может быть и речи, пока в империи не восстановится вполне нормальный порядок и не утвердится достаточно сильное центральное правительство, способное обеспечить Россию от повторения беспорядков, подобных тем, которые, нарушили спокойствие на ее окраинах и приостановили правильное сооружение Восточно-Китайской железной дороги.

Все изложенное сообщается для вашего сведения и руководства.

Письмо посланника в Токио Извольского министру иностранных дел Ламздорфу от 23 марта 1901 г.

Со времени последних моих донесений, т. е. за истекшие 10 дней, агитация, вызванная здесь известием о проекте отдельного соглашения между нами и Китаем по манчжурскому вопросу, значительно усилилась. В ней теперь принимают участие не только многочисленные мелкие газеты, имеющие специальностью возбуждение шовинистского духа, но и важнейшие органы печати, не исключая тех, которые находятся в официозных отношениях к правительству, а также многие из выдающихся государственных людей Японии, вроде бывшего первого министра и вождя прогрессистской партии, графа Окума, высказавшегося на-днях публично в самом воинственном тоне. Смысл всех этих статей и речей — один и тот же: «Шесть лет тому назад Япония, по совету России, Франции и Германии, должна была очистить Ляодунский полуостров вследствие того, что, по мнению этих держав, утверждение ее в этой части Китая угрожало миру и спокойствию на Дальнем Востоке; ныне Россия не только завладела вышесказанным пунктом, но, под видом дружественного соглашения с Китаем, стремится утвердить свое политическое и военное могущество на всем пространстве Манчжурии. Это не только нарушает права и интересы Японии в этой китайской провинции, но также угрожает независимости Кореи, представляющей для Японии первостепенную важность. Япония должна напрягать все свои силы, чтобы помешать этому и с этою целью решиться взяться за оружие даже без посторонней помощи и поддержки».

Вследствие телеграммы вашего сиятельства от 12 марта, разрешавшей мне дать японскому правительству вполне успокоительные заверения и разъяснить ему, что проектированное соглашение имеет исключительно в виду определение условий, при коих может быть осуществлено объявленное нами намерение возвратить Китаю Манчжурию, я не преминул вызвать г. Като на серьезный разговор и еще раз, самым ясным образом, изложить ему взгляд императорского правительства на манчжурский вопрос. Из разговора этого я впервые узнал о сообщении, только что перед этим сделанном в Петербурге японским посланником, и об ответе вашего сиятельства, сообщенном сюда; г. Чинда в двух версиях, из которых вторая, по его уверению, была вами лично проверена и исправлена. Предупредив меня, что оказанный ответ подлежал еще со стороны японского правительства внимательному обсуждению и х слова его не имели характера официальных заявлений, г. Като весьма Подробно и с мало привычною ему откровенностью высказал мне свой взгляд на настоящее дело. «Я не отрицаю, сказал он, что объяснения данные графом Ламздорфом нашему посланнику, имеют вполне дружественный характер, но, с формальной стороны, на японское [25] правительство произвел крайне тягостное впечатление факт, что ваш министр иностранных дел начал о того, что отказался принять сообщение Японки по вопросу о проекте русско-китайского соглашения. Что касается сущности дела, то заверения России, что в соглашении этом не окажется ничего противного правам и интересам других держав, не согласуется с тем, что японскому правительству известно о вышесказанном проекте и, притом, известно не из газет, а непосредственно от китайского правительства, обратившегося к Японии с просьбою о поддержке против настояний России. Я могу указать на такие статьи предложенной конвенции, которые прямо нарушают как права, принадлежащие Японии, в силу трактатов, на всем протяжении Китайской империи, так и верховные права Китая в Манчжурии. Вследствие вышесказанного японское правительство не может отказаться от взгляда, выраженного им в последнем своем сообщении, и предоставляет себе высказать впоследствии свое суждение о полученном им от России ответе».

Как я имел честь телеграфировать, здешняя печать тотчас же была поставлена в известность о предпринятом Японией в Петербурге дипломатическом шаге и о его результате, и все газеты, не исключая официозных, поспешили высказать, что японское правительство не может удовольствоваться полученным им ответом и должно обратиться к России с новым и более решительным требованием, которое, по их убеждению, будет поддержано единодушною готовностью всей японской нации на самые крайние меры и жертвы. Это послужило мне поводом ко второму разговору с г. Като, который, как вашему сиятельству известно из моей телеграммы от сегодняшнего числа, подтвердил мне еще раз, что японское правительство, к сожалению, не может согласиться со взглядом, высказанным вами в ответ на сообщение японского посланника, но, вместе с тем, сказал мне, что здесь еще не принято никакого решения относительно дальнейших дипломатических действий, которые будут зависеть от развития настоящего вопроса. Вслед за сим г. Като известил меня, что японскому посланнику в Петербурге поручено высказаться в том же смысле.

Во все время объяснений со мною г. Като соблюдал весьма решительный, но в то же время достаточно спокойный и дружественный тон: общественное мнение видит однако в нем одного из главных представителей воинственной партии, и местные газеты приписывают ему различные резкие заявления и угрозы по адресу России. Как бы то ни было, несомненно, что х. Като всецело принадлежит к группе молодых и честолюбивых министров, которые все более и более захватывают руководительство делами, тогда как более спокойный и благоразумный марки» Ито постепенно отходит на задний план. Самым опасным и горячим членом кабинета является однако морской министр, вице-адмирал Ямамото, который всегда отличался антирусским направлением и два года тому назад, во время известных инцидентов в Корее, вызвал сильную тревогу своими самовольными распоряжениями. Соответственно этому и все морское ведомство настроено особенно воинственным образом.

Из моих телеграмм вашему сиятельству уже известно, что ведомство это, несмотря на имеющийся уже налицо громадный запас угля (110 тысяч тонн английского и свыше 200 тысяч тонн японского), делает еще спешные закупки и что на-днях оно приобрело в Сингапуре 5 000 тонн кардифа. [26]

Хотя, затем, по наблюдениям нашего морского агента, в этой области не делается, покуда, никаких экстренных приготовлений, необходимо иметь в виду, что недавно построенный японский флот весьма мало нуждается в подобных приготовлениях, находится почти в полной боевой готовности и распределен уже в наиболее близких к возможному театру военных действий юго-западных портах. С ожидаемым вскоре прибытием предпоследнего из заказанных в Англии броненосцев программа морских вооружений Японии может считаться почти законченною, и нет сомнения, что именно сознание в полной готовности и превосходном состоянии материальной части внушает личному составу японского флота указанный выше воинственный дух.

Военное ведомство, по убеждению нашего военного агента, выказывает, напротив того, гораздо более спокойное и благоразумное настроение; это относится, в особенности, к главному штабу, который вследствие этого ежедневно подвергается нападкам со стороны шовинистской печати, обвиняющей его в бездействии и страхе перед Россией. До сих пор это ведомство не принимает никаких чрезвычайных мер, и возникшие, было, слухи, будто решено увеличить численность войск в Китае, ускорить на один месяц посылку батальона в Корею на смену тамошних гарнизонов и командировать туда же несколько офицеров генерального штаба и т. д.— были тотчас же опровергнуты. Благоразумие главного штаба объясняется, конечно, пониманием всей опасности столкновения с Россией. Сухопутные вооружения далеко еще не приведены до той же степени готовности, как морские, и при нормальном напряжении для их завершения потребуется еще около года. Кроме того недавние совместные действия в Китае внушили японским военачальникам не только глубокое уважение к боевым качествам русской армии, но даже и некоторые к ней симпатии! Все это вместе взятое заметно отражается на настроении таких ответственных лиц, как начальника главного штаба маршала Ояма и помощника его генерала Тераучи, посетившего театр военных действий в Китае и имевшего личные сношения с вице-адмиралом Алексеевым.

Наконец, к категории благоразумно настроенных лиц можно причислить и японских маршалов, составляющих так называемый «генсуйфу», т. е. верховный военный совет (Верховный военный совет — совещательный орган при японском императоре — состоял в 1901 г. из председателя маршала Ямагата и членов: принца Каматц, адмиралов Сайго и Ито. Последний в то же время был и начальником морского генерального штаба), а именно принца Коматцу, маршала Ямагата и адмиралов Сайго и Ито: все эти лица принадлежат к так называемым «старшим» государственным деятелям, участвовавшим в создании современного государственного строя Японии и опасающихся поставить на карту будущность этого дела. Все члены верховного совета собраны в настоящее время в Токио и часто собираются под личным председательством императора для обсуждения политического и военного положения. Последнее их заседание, в котором участвовал по особому приглашению министр иностранных дел, имело, по слухам, особенно важное значение, но о принятых в этом заседании решениях до сих пор ничего неизвестно.

Серьезным препятствием вступлению Японии на воинственный путь следует, без сомнения, признать ее финансовое и экономическое [27] положение: в этом, по-видимому, отдает себе вполне ясный отчет глава кабинета, маркиз Ито, который высказал на днях в публичном собрании, что финансы и вообще все государственное и народное хозяйство страны находятся в еще худшем состоянии, нежели он ожидал, принимая власть. По его словам, правительству необходимо реализировать в текущем году заем в 60 000 000 иен, но этому препятствует крайне неблагоприятное настроение как внутреннего, так и заграничного денежного рынка. При таких условиях маркиз Ито предвидит даже неизбежность приостановки некоторых из правительственных мероприятий, вытекающих из так называемого post bellum programme. На эти авторитетные заявления сторонники решительной политики отвечают, что, если дело дойдет до столкновения с Россией, весь японский народ, как один человек, будет готов пожертвовать всем своим достоянием. Кроме того подразумевается, что Япония может получить существенную финансовую помощь от Англии, которая, как известно, уже предлагала японскому правительству, при начале настоящего кризиса на Дальнем Востоке, ссудить его средствами для ведения военных операций в Китае, и, вероятно, еще охотнее окажет ему денежную поддержку для борьбы с Россией.

Вследствие порчи кабеля здесь за последние дни нет никаких достоверных известий из Пекина, и японское правительство ничего не знает об окончательной судьбе русско-китайского соглашения. Нет сомнения, что японскому посланнику в Пекине предписано продолжать самое энергическое давление на китайских уполномоченных с целью помешать ратификации этого акта. Настоящие события, как я уже имел честь высказывать, подают повод Японии демонстративно выступать в роли друга и защитника Китая, которому будто бы угрожают замыслы России на Манчжурию; при этом японское правительство не ограничивается воздействием на китайский двор и официальных китайских уполномоченных в Пекине, но поддерживает постоянные и оживленные сношения с южными вице-королями, побуждая их также высказываться против заключения отдельного соглашения с Россией. Газеты отмечают также различные проявления китайского патриотизма и уверяют, будто японское правительство ежедневно получает из различных частей Китая адресы и телеграммы с протестами претив сказанного соглашения и просьбами о японской помощи.

Иностранные представители в Токио весьма внимательно следят за проявляющимся здесь волнением, и почти все сходятся со мною в оценке его значения и размеров. Французский поверенный в делах г. Дюбайль всеми силами старается быть мне полезным и делится со мною всеми получаемыми им сведениями и указаниями, но он имеет еще очень мало связей в здешних правительственных и политических кругах, и в этом отношении я могу лишь сожалеть об отъезде опытного и отлично осведомленного г. Армана. Германский поверенный в делах граф Ведель держится по отношению ко мне и к русским интересам вполне корректно и дружественно, но имеет мало веса и значения. Что касается до переведенного сюда из Пекина английского посланника сэра плода Мак-Дональда, то я, конечно, не могу ручаться за истинный характер его деятельности, но, на словах и в разговорах со мною, он строго осуждает здешнюю агитацию и уверяет, что он настойчиво советует японскому правительству не отступать от благоразумного образа действий.

Извольский. [28]

Секретное письмо министра иностранных дел Ламздорфа военному министру от 21 апреля 1901 г.

(На документе Николаем Романовым поставлен знак рассмотрения)

Вследствие письма от 18 апреля № 172, почитаю долгом сообщить вашему высокопревосходительству нижеследующие соображения:

Не считая себя компетентным высказать заключение о том, в какой степени с чисто военной точки зрения представляется необходимым усиление находящихся в ведении приамурского генерал-губернатора войсковых частей, я не могу не обратить внимания вашего на политическую сторону данного вопроса, имеющую при настоящем общем положении дел на Крайнем Востоке весьма существенную важность.

Мне кажется прежде всего, что удовлетворение ходатайства генерала Гродекова о командировании новых отрядов войск в Манчжурию находилось бы в полном противоречии с неоднократно сделанными от высочайшего имени государя императора заявлениями о намерении России возможно скорее приступить к постепенной эвакуации названной области: таковое обстоятельство не только подорвало бы доверие к императорскому правительству, но и повело бы к самым опасным политическим осложнениям, ибо, несомненно, возбудило бы подозрение в намерении России под тем или иным предлогом окончательно завладеть Манчжурией.

Из предшествующей переписки вашему высокопревосходительству должно быть хорошо известно, с какой тревогой Америка, Англия и особливо Япония относятся к вопросу о дальнейшей судьбе занятой нашими войсками китайской области; вслед за несостоявшимся заключением отдельного по сему предмету соглашения с Китаем императорскому правительству стояло больших усилий успокоить общественное мнение и убедить государственных деятелей иностранных держав в том, что Россия вовсе не намерена отступать от первоначально заявленной политической программы своей и что единственной целью предполагавшегося соглашения, возбудившего повсюду столько шума, было Определение условий, при коих начало эвакуации Манчжурии оказалось бы уже ныне осуществимым.

Ввиду столь категорических заявлений императорского правительства едва ли возможно, не рискуя вызвать крайне опасные осложнения, приступить к посылке в Манчжурию новых частей войск, особливо в ту минуту, когда, согласно только что полученным телеграммам из Пекина, и военные власти и иностранные представители держав пришли к заключению о необходимости сокращения союзных сил в Печилийской провинции.

Помимо сего я считаю своим долгом обратить внимание вашего высокопревосходительства еще на одно важное обстоятельство: по имеющимся из весьма достоверного источника сведениям, население Манчжурии, несомненно, жаждет мира, стремится вернуться к полевым работам.; так же миролюбиво настроена и восстановленная китайская администрация, встречающая однако сильные затруднения вследствие постоянных и многочисленных наших экспедиций, преследующих оставшиеся местами отряды китайских войск, которые разбиваются на мелкие шайки и поневоле обращаются в разбойников, вынужденных для пропитания грабить обезоруженное население, не видя перед собой другого исхода, кроме поголовного истребления. Таким образом то [29] положение дел в Манчжурии, на которое указывает генерал Гродеков и которое по его мнению, вызывает необходимость усиления войск, создается именно продолжающимися военными экспедициями против бродящих но области остатков китайских отрядов.

Разоружение этих отрядов, без напрасного кровопролития, мирным путем, через восстановленных китайских властей, казалось бы, гораздо легче и вернее привело бы к окончательному умиротворению края.

Текст воспроизведен по изданию: Накануне русско-японской войны. (Декабрь 1900 г. — январь 1902 г.) // Красный архив, №2 (63). 1934

© текст - Гершевич М. Н. 1934
© сетевая версия - Тhietmar. 2013
© OCR - Станкевич К. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Красный архив. 1934