Япония.

I. Непостижимость Японии.

Один из японских друзей известного знатока Японии Лефкадио Хирна как-то сказал ему: «через четыре или пять лет, когда вы убедитесь, что решительно ни в чем не можете понять японцев, вы начнете нас понимать немного». Фраза эта, в применении к Японии, стала, так сказать, классической. «С тех пор, говорит Лефкадио Хирн, я проверял это дружественное пророчество и теперь понимаю, что решительно ничего не понимаю в японцах». Несомненно, в таких словах не мало преувеличения для красного словца, так как трудно допустить, чтобы человек, проживший половину своей жизни среди японцев, женатый на японке и особенно интересовавшийся этой страной, ничего не понимал в ней. Так или иначе, но все же Хирн признается наиболее осведомленным в делах японской жизни европейцем. [26] Он, однако, не решился в своих очерках Японии опираться только на свои собственные наблюдения и подобно Фюстель де Куланжу избрал исходной точкой религию и традиции. Он полагает, что в японском обществе все подчинено «культу предков», синтоизму, еще поддерживающему 195,000 храмов и алтарей в империи. Особь — ничтожный элемент в том «коллективе», который преобладает в Японии и высшие интересы которого непрерывно противоречат интересам отдельных людей и ежеминутно требуют от них великих жертв. Ни одна человеческая организация еще никогда не устанавливала на земле столь грозного и столь мелочного принуждения. Там все улажено таким образом, что все затруднения заранее разрешены. Отдельным лицам не оставлено никакой свободы до такой степени, что по какой-то художественной утонченности, почти непредставимой для нас, надо идти на жертву с спокойной и радостной внешностью. Нравственные страдания надо переносить с улыбкой на губах и с невозмутимым лицом. Такова воля предков, и никто не помышляет ее нарушить. Общественный механизм грозен и его колесами захвачены все, при чем ни начальство, ни товарищи, ни низшие не позволяют иного поведения помимо полнейшего подчинения или смерти. Кроме того, всюду надзирают «боги»: в стихиях, в домах, в мебели, в цветах, в еде, в одежде — всюду бесчисленные духи. «И даже в наши дни. синтоиская вера в сверхъестественное еще такова, говорит Хирн, какой она была в гомеровский период». И этого достаточно, чтобы между японцами и нами, в XX веке, создать пропасть.

Таким образом в прежней, отживающей Японии мы находим пример осуществленного правления масонского «всевидящего ока», конечно, не в полной мере, и надо думать что теперешнее развитие промышленного духа окажется несовместным с такой безусловной и строжайшей нравственной отчетностью перед национальным «коллективом».

Россия»)

II. Заметки путешественника Brieux о Японии.

Храмы Исэ и Синтоизм.

Когда я приготовлялся к путешествию на Восток, один знакомый, любящий Японию, сказал мне: не забудьте съездить в Исэ — Исэ? — Да. Вы даже не знаете этого имени! Многие туристы не посещают Исэ; они не правы. Путешествие в Японию без Исэ!... — Что же там смотреть? храмы? — Да, там есть храмы, но их не позволяют осматривать. Внешний вид? — Они окружены оградою. — Нельзя ли получить позволение? — Мой собеседнике засмеялся: нет. Нельзя. Большие сановники империи переступают лишь через первую ограду. Кроме жрецов только император может приближаться к святилищу. — В таком случае? — Кроме того, эти храмы — простые деревянные хижины. — Зачем же тогда идти в Исэ? живописные окрестности? — Окрестности красивы, но в Японии ест более живописные. — Ничего не понимаю. — Поезжайте в Исэ, там вы будете иметь случай хоть немного понять японскую душу. — Почему же, если храмы недоступны и неинтересны? Это священное место Японии. — Мекка? — Более. — Иерусалим? — Нечто другое. — Бенарес? [27] — Да и нет. Это место настолько священно для каждого Японца, что, когда в 1889 г. виконт Мори, министр народного образования, совершил непочтительный акт, приподняв концом своей палки завесу, закрывающую дверь первой ограды, он был через несколько месяцев убит одним Фанатиком-учителем. Убийца был казнен, но память о нем почитается во всей Японии.

- Какому же страшному божеству посвящен этот храм? Он посвящен богине солнца — Аматэрасу. Аматэрасу почитается так не потому, что она богиня солнца, а потому, что она — прародительница императоров Японии — этой единственной семьи во всем мире; этой непрерывающейся династии, которая с доисторических времен царствует одна в империи Восходящего Солнца. Так, по крайней мере, веруют Японцы.

- Понимаю. — Нет. Вы поймете позже. В 1905 г. после войны с Россией император ездил в Исэ благодарить богов Синто, своих предков, за успехи его армий. — Но ведь европеец должен остаться холодным перед этой оградой, так как, Вы сказали, можно видеть только ограду? — Поезжайте в Исэ. Величие пейзажа, мистический пыл паломников производит впечатление. Знаете ли Вы, что ежегодно туда приходят со всех концов Японии более 500.000 человек?

- Лурд? — Нет. В Лурд приходить толпы народа ради чудес. Их благоговение интересно. В Исэ приходят для почитания богов, создавших родину. Почитать (adorer) — не совсем соответствующее слово. Приходят для того, чтобы через приближение к ним освящаться. Приходят для обновления своего национального тщеславия, для восстановления своего запаса Японской гордости.

- Что же находится во святая святых, куда может входить только император? статуя? — Нет, там нет ничего. — Ничего? — Только эмблема. Зеркало для богини Аматэрасу и сабля для ее брата Сусану — в другом храме. Каждая эмблема покрыта множеством покрывал. Когда от долгого времени старое одеяло изветшает, поверх его кладут новое. И так из века в век. Синтоистская религия — самая древняя в мире. Зеркало и сабля — эмблемы женского и мужского начал вечной жизни. Сусану родился из носа Изанаги, Аматэрасу — из его левого глаза, бог луны — из его правого глаза. Сусану («неукротимый мужчина») был буйный. Во время одной ссоры с Аматэрасу, он в гневе пустил ободранную лошадь на станок, за которым она пряла. — Не находите ли Вы несколько смешной эту Японскую мифологию? — Но она содержит и другие элементы, далеко не смешные. Я предоставляю Вам познакомиться со всем на месте.

* * *

Таким образом в один весенний день я прибыл в Ямаду, где находятся храмы Исэ. От пристани до отеля тянется длинная, длинная улица. 10 часов вечера. Мы едем на курумах (kourouma) — это — кабриолет для одного, на высоких колесах, который везется человеком (курумайя) бегом. По обеим сторонам улицы — лавки, но, что в них продается, не увидишь, потому что на улицах толпится масса народа, не смотря на позднее время. Почти все эти лавки — балаганы; число их очень значительно. Вся эта улица в несколько километров — ярмарка. [28]

На следующее утро мы Отправились в храмы солнца. Выйдя из города в котором царствует Сусану, вступаешь в парк. Дорога — очень широкая, вокруг видны гигантские стволы cryptomerias (род кедра). Понемногу паломники, идущие небольшими группами, становятся все более многочисленными. По их походке, по их внешности чувствуешь себя в среде, иначе настроенной, иначе фанатичной, иначе верующей, чем паломники буддийских храмов. Сторожа встречаются довольно часто. Они носят форму императорских сторожей. Действительно мы находимся в Императорских владениях — в владении первых предков Микадо. Вот, внизу, пруд; каждый спускается к нему, чтобы вымыть руки в знак очищения. Проходишь под громадными триумфальными арками, древними и примитивными. Потом, по краю дороги построен ряд деревянных построек, крайне простых, служащих прикрытием для торговцев священными предметами и альманахами. На свободе гуляют белые петухи. Они находятся в почете, потому что они возвещают восход солнца, отца Японских правителей. Наконец, приходишь к ограде, в которой имеется одна дверь. Входишь во внутренний двор, далее — другая ограда. Никаких украшений. Большое драповое покрывало закрывает новую дверь, через которую входят в другой двор, совершенно такой же, как и первый; в нем также ничего нет. Это-то покрывало виконт Мори поднял своей палкой. Верующие, на коленях, молятся и бросают под покрывало деньги, монеты или бумажные.

Нас сопровождает Японец, весьма образованный, бывший в Европе, говорящий по-французски и по-английски. Несколько минут он стоял молча, на его лице отразилась религиозная серьезность и сосредоточенность. Потом, когда мы несколько отошли от священной завесы, он тихим голосом сказал нам, что его почетный титул дает ему право переступить дверь недоступную для простых смертных, и просил нас подождать. Он подошел к небольшой будке налево, переговорил со жрецами и оставил у них шляпу и сюртук (он был одет по-европейски).

Наш спутнике проходит через маленькую дверку в соседнее помещение; там, где он находится, также ничего нет; по он немного ближе к святилищу. От внутреннего волнения он покраснел. Когда он возвратился он как бы преобразился.

Когда я сказал, что оттуда, где мы были, ничего не видно, я был не прав. Над оградой можно было различить несколько деревянных крыш с двумя покатостями. Жерди, образующие угол шпица, поднимаются к небу. Это первоначальная хижина — доисторическая. У всех, окружающих нас, граждан, крестьян, моряков, лица — серьезные, благоговейные. Вот и все, что видно в синтоистском храме, самом важном и самом почитаемом.

(Le lournal de Pekin)

* * *

Что же такое синтоизм? это — национальная религия Японии. Она может сочетаться с другими; можно быть буддистом, магометанином, христианином и в тоже время синтоистом.

Мифология Японцев. Первоначальный мир представлял бесформенный хаос. Наконец, явилось несколько божеств, от которых произошло множество поколений духов. Последним поколением были брат и сестра Изанаги (бог воздуха) и Изанами (богиня морских волн). От их брака [29] произошли острова Японского архипелага. Изанами умерла после рождения бога огня. Изанаги, разыскивая ее, спускается в подземное царство, но находит там лишь кучу гнили. Для очищения он купается в реке. Из различных частей его одежды и тела рождаются новые божества: из носа родился Сусану, из левого глаза — Аматерасу, из правого — бог луны. Между этими тремя детьми Изанаги разделил всю вселенную. Сусану обижал Аматэрасу и расстраивал все, что она делала для блага земли. Аматэрасу удалилась в пещеру. Боги изгнали Сусану. Сусану управлял землей; потомки его были государями провинции Изумо. Аматэрасу решила водворить порядок на земле и склонила государя Изумо, из рода Сусану, удалиться в подземный мир; она послала на землю своего сына — Оси-хоми-но-микото, который спустился на острове Кю-сю. Внук его — Каму-Ямато-Иварэ-Бико был первым земным императором (микадо или тэнно).

Центром Японии стал Ямато. Непосредственно перед Г. X. царствовал Судзин, преемники которого покорили западную и восточную Японию. Начало вполне достоверного исторического периода начинается с 6-го века по Р. X. (с утверждением буддизма). С первых веков по Р. X. император проживал в Киото; постепенно фактическая власть сосредоточивалась в руках сиогунов; микадо, как потомок богини солнца, являлся лишь номинальным главою империи и предметом обожания. Синтоизм был в 1868 г. провозглашен государственной религией; был учрежден особый совет для заведывания духовными делами. В последние десятилетия вследствие влияния западных идей синтоизм пришел в упадок. Совет потерял всякое значение. Правительство перестало покровительствовать ему и содержит лишь несколько храмов. Попытки ученых создать новую систему (назыв. новый синтоизм) не имели успеха.

III. Япония и Запад.

«Японская современная литература» — название сочинения Вальтера Дэнинг дает несовершенное понятие о его содержании. М. Дэнинг, проведший более 25 лет в Японии и прочитавший множество туземных произведений, имеющий право на личное мнение о прогрессе империи, считал более полезным предоставить Японцам самим высказывать свои взгляды. Он дает слово знатокам страны. В каком положении находится в настоящее время в Японии воспитание, драма, искусство, роман, журналистика, политика, нравственность, христианство? Свидетели, призванные к ответу, — самые избранные: прежние министры, профессора, директора университетов, писатели, достаточно осведомленные о том, что происходит у них, и достаточно знакомые с Западом, чтобы иметь личные идеи и установить полезные сближения.

Мы не будем касаться областей искусства, науки, реформ письменности и политики. Но не безынтересно будет выслушать г. Дэнинг и его авторов относительно, воспитания, морали и религии. Их свидетельства помогут проверить то, что было уже писано о миссиях и об успехах евангелизации в Японии. В Японии кроме университетов нет других интеллектуальных центров. Оттуда исходят все инициативы, научные, педагогические и реформаторские: там написано большинство книг и обозрений. Кроме [30] оффициальных императорских университетов есть свободные университеты. В течение долгого времени императорский университет в Токио имел как бы монополию философского преподавания. В первый период «западничества» интеллектуальными учителями молодой Японии были Англо-саксы: Дарвин, Стюарт Милль, Спенсер. Совершенно по-английски: позитивизм и эволюционизм были священными догмами. Теперь преобладает германизм: доктор Такаями придерживается школы Нитцшианского индивидуализма. Если английский язык остается деловым языком, то немецкий — второй язык каждого образованного японца — является языком науки.

Свободные университеты имеют свои специальности; «Waseda», основанный графом Окума, является рассадником блестящих писателей, ораторов, политиков и журналистов. Здесь англо-саксонская философия имеет еще своих приверженцев. Университет Keiogijiku, основанный доктором Фукузава, образовывает скорее деловых людей.

Первая великая проблемма, которую мы встречаем у публицистов, — это проблемма «occidentalisation» Японии. В каком состоянии находится это преобразование Японии, начавшееся уже более полувека тому назад? Если справедливо мнение д-ра Оцука, что различие в цивилизациях зависит от пропорции, в которой перемешаны 4 элемента, индивидуализм и патриархальность, национализм и космополитизм, и если справедливо, что национализм и патриархальность характеризовали старую Японию, тогда как западные цивилизации — существенно индивидуалистические, какой долг вытекает для настоящего момента?

Нужно ли возвратиться к юношескому пылу первых десятилетий эры Meiji, когда все, правы, костюмы, законы, казались недостаточно западными? Или скорее нужно сделать шаг к националистической реакции, стремящейся ограничить иностранные заимствования лишь материальной сферой? Нужно ли идти вместе с студенческой молодежью, радикальной в своем индивидуализме до того, что писания Нитцше являются для них евангелием? Нужно ли, вместе с реакционерами, видеть в этой германской пропаганде разрушение патриархального духа, даже разрушение государства? Прежде чем ответить, д-р Оцука предупреждает, что западничество Японии — внешнее. Он сводит его к 5 пунктам: конституционному управлению, военной и морской системе, применению юридических форм Запада к древним законам, организации финансов и в известной мере педагогики. Даже в этих областях он замечает значительное уклонение форм от источника, заимствованных обычаев от народной души. Ни науки Запада, ни христианство не проникли в массы: мысли и чувства остаются синтоистскими, буддистскими, конфуцианскими. Между внешним и внутренним, костюмом и душой — существует постоянное противоречие.

Отсюда — истинная анархия. «У нас много западных законов; народ не понимает их духа. В финансовом мире возник конфликт между старыми идеями и новыми методами. Отсюда — медленность, парализующая нашу торговлю и промышленность. Костюмы, вкусы, идеи, нравственность, религия — все в современной Японии смешалось. Старое и новое еще не сплавились. Может быть, еще рано; может быть, есть элементы несоединимые».

Что же теперь делать? Некоторые считают движение последнего века полной ошибкой: от европеизации более потеряли, чем выиграли. Другие [31] полагают, что надо энергично идти дальше — до уничтожения всякого различия между Востоком и Западом.

Но есть средний путь. Консерваторы, самые решительные, должны допустить, что не все дурно в идеях, пришедших извне. Индивидуалистические принципы, сами по себе энергично проводимые, много способствовали прогрессу страны; также и христианство и его побочные влияния, его энергичные уроки. Без сомнения, индивидуализм имеет крайние формы — социализм, нигилизм, которые угрожают нам. Есть опасность разрушения наших природных качеств законности и патриотизма. Будущее не совсем надежно. Наши недавние победы не должны нас обманывать: мы обязаны ими тому, что ни Китайцы, ни Русские не были подготовлены; представьте себе их армии и флот в соответствии с размерами этих стран, что станется с нами? Что касается до христианства, оно слишком индивидуалистично и космополитично, чтобы не угрожать национальной и патриархальной солидарности, составляющей нашу силу».

Легче заимствовать машины, чем идеи, и д-р Оцука распространяется долго об общих признаках христианства и европейского индивидуализма. Как бы то не было, он предвидит в не столь отдаленном будущем момент, когда патриархальность и индивидуализм дойдут до слияния, но это не произойдет без предварительной жаркой борьбы.

Какие силы будут в наличности? Энергичное противодействие западным вторжениям окажут классы, военный и земледельческий, старшие поколения. правительство, синтоизм и конфуцианизм. Против них будут стоять промышленные классы, коммерсанты, ремесленники, деловые люди, христианское население, политическая оппозиция, молодежь: все, что захвачено европейским прогрессом. Буддизм держится прошлого, как своих корней, но по существу он космополитичен. Можно думать, что его влияние будет посредственно, так как он много потерял в своей силе. На какой территории произойдет сражение? прежде всего, — на политической; там образуются настоящие партии — консерваторы и прогрессисты. Оттуда битва распространится по всем направлениям. Она достигнет даже семьи; даже спросят себя, нужно ли хранить национальный идеал женщины, или так воспитывать Японок, чтобы они сделались Англичанками или Немками.

Появление социализма в Японии запутывает проблемму. Что думают о нем, когда стараются лавировать между двумя противоположными течениями? О одной стороны, социализм — западного происхождения; в нем находят сочетание индивидуалистического и космополитического принципов: так по крайней мере думает Японец. Но есть социализм и социализм. Государственный социализм — не без аналогии с туземным патриархизмом. Это есть способ понимать отношения отдельных классов между собою и классов — с государством, способ, который консерваторы называют симпатией. Государственные монополии, — эта ходячая монета социализма — совершенно в Японской традиции. Вот — форма социализма, заслуживающая снисхождения. В действительности социализм растет; его влияние проявляется теперь во всех областях: политической, финансовой, административной. Не в нем ли кроется разрешение великой проблеммы настоящего момента: слияние столкнувшихся элементов: национализма и западной цивилизации?

(Le Journal de Pekin)

Текст воспроизведен по изданию: Япония // Китайский благовестник, № 13-14. 1914

© текст - ??. 1914
© сетевая версия - Thietmar. 2019
© OCR - Иванов А. 2019
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Китайский благовестник. 1914