СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

КАЦУРАГАВА ХОСЮ

КРАТКИЕ ВЕСТИ О СКИТАНИЯХ В СЕВЕРНЫХ ВОДАХ

ХОКУСА МОНРЯКУ

ОТ ИНСТИТУТА ВОСТОКОВЕДЕНИЯ АН СССР

ПРЕДИСЛОВИЕ

В. М. Константинов, сделавший русский перевод "Хокуса монряку" ("Краткие вести о скитаниях в северных водах", как он удачно передал по-русски это японское наименование), предоставил в распоряжение нашей науки памятник большой исторической ценности, могущий заинтересовать не только японоведов, но и специалистов по истории России: "Хокуса монряку" — свод сведений о нашей стране, какими располагали японцы в конце ХVIII в.

В. М. Константинов в статье, опубликованной в 1961 г. "и ныне присоединенной к настоящему изданию, привел основные данные, касающиеся происхождения и судьбы этого памятника. Свод этот был создан по повелению Иэнари, 11-го сёгуна из дома Токугава, закончен составлением в 1794 г. и поступил на хранение в правительственный архив как материал, не подлежащий распространению; в течение почти полутораста лет оставался неизвестным и только в 1937 г. был в современном печатном виде издан проф. Камэи Такаёси, нашедшим его в Библиотеке кабинета министров и раскрывшим его историю. Благодаря этому памятник стал доступен широкому кругу исследователей. В. М. Константинов, узнавший о находке проф. Камэи, получил это издание, занялся изучением памятника и дал нам перевод его, обстоятельно прокомментированный.

Внимание В. М. Константинова к этому памятнику вполне понятно. Толчком к составлению свода сведений о России ХVIII в. послужила запись показаний Дайкокуя Кодаю, капитана японской шхуны, занесенной бурей в 1783 г. в "северные воды", т.е. северную часть Тихого океана, прибитой к одному из Алеутских островов, принадлежавших тогда России. В 1787 г. он был вывезен оттуда вместе с уцелевшими членами команды на Камчатку, [19] в 1789 г. переотправлен в Иркутск, а в 1791 г. — в Петербург. При отправлении в Японию экспедиции

A. Лаксмана Кодаю было дано разрешение вернуться с ней в Японию, и в 1792 г. в гавани Нэмуро на о — в Хоккайдо он снова ступил на родную землю. Поскольку тогда японцам, почему-либо покинувшим свою страну, не разрешалось возвращаться, местные власти отправили Кодаю в Эдо для расследования. В Эдо ему устроили допрос.

Кацурагава Хосю, составитель "Хокуса монряку", присутствовал при допросе и записал показания Кодаю, бывшие, в сущности, простым рассказом о пережитом и виденном им во время своих скитаний. Запись эта и оказалась началом работы по составлению свода сведений о России, предпринятой затем Кацурагава. Разумеется, он воспользовался и тем, что узнал от Кодаю, но главный материал для своего описания России он почерпнул из различных источников, которые он мог получить от голландцев — единственных европейцев, имевших тогда доступ в Японию, и от китайцев.

Помимо записи, произведеной при допросе, кстати сказать, также сохранившейся в архивах, существовало и подробное изложение истории скитаний Кодаю, которое — с названием "Оросиякоку суймудан" ("Сны о России"). — в списках было, по-видимому, довольно широко распространено. Один из таких списков попал и в нашу страну и ныне хранится в Библиотеке им. В. И. Ленина в Москве.

B. М. Константинов нашел этот список и издал его фототипическим способом, приложив к этому изданию его перевод и свое исследование. Естественно, что появление в Японии нового материала, связанного с именем Кодаю, не могло не привлечь его внимание. В результате и появилась ныне публикуемая новая работа нашего историка-японоведа.

Как сам памятник, так и его автор, Кацурагава Хосю, представляют большой интерес для изучающих историю Японии в так называемый период Токугава (ХVII в. — середина XIX в.).

Это становится особенно ясным, если сопоставить памятник с другим, относящимся к тому же времени. Кацурагава Хосю закончил "Хокуса монряку" в 1794 г.; в 1799 г. Хонда Тосиаки написал "Сэйики моногатари" ("Повесть о Западных краях"); "Хокуса монряку" — свод [20] сведений о России, "Сэйики моногатари" — свод сведений о странах Европы (Существует пока еще не опубликованный перевод этого замечательного памятника, сделанный П. Ф. Толкачевым).

Появление этих двух работ, одна из которых создана по почину правительства, а другая — по собственной инициативе ее автора, свидетельствует о наличии интереса японцев к внешнему для себя миру. А о том, что интерес этот в конце ХVIII в. отнюдь не был случайным, говорит появление еще в 1715 г. "Сэйё кибун" — свода сведений о странах Запада, составленного Араи Хакусэки, одним из крупнейших государственных деятелей, ученых и публицистов своего времени.

Кстати сказать, большую часть материала для своей книги Хакусэки почерпнул из рассказов Сидотти, итальянского миссионера, попавшего в Японию и задержанного властями. Таким образом, пресловутая самоизоляция Японии от внешнего мира, установленная в 30-х годах ХVII в. и поддерживаемая в ХVIII в., не была такой непроницаемой, какой ее часто изображают историки. Мысль о том, что внешний мир следует знать и не только знать, но и общаться с ним, как об этом прямо говорится в "Сэйики моногатари", в ХVIII в. становилась уже вполне ощутимой, особенно в общественных кругах. Хонда Тосиаки был экономист, и его работа говорит о прорыве изоляции в области экономической мысли. Кацурагава Xocю, автор "Хокуса монряку", сам по себе, своей личностью, свидетельствует о прорыве в другой сфере — естествознании.

Кацурагава был по профессии врач, причем в характерном для Японии того времени стиле: врач наследственный. В этом плане он даже обозначается особым номером, как это делалось в феодальной Японии в приложении к выдающимся носителям наследственных профессий: он был "Кацурагава IV", т.е. четвертый лекарь из дома Кацурагава, находившегося на службе у сегунов. В 1777 г. он был назначен окуиси — лейб-лекарем, в 1783 г. получил почетное звание хогэн, что-то вроде "мастера", присваивавшегося тогда врачам, художникам и поэтам в жанре рэнга, а в 1794 г. был назначен профессором медицинского училища, учрежденного правительством в 1765 г.

Кацурагава Хосю был продолжателем наследственной профессии своего рода, и это было вполне в духе традиций [21] феодального общества; но в то же время он был носителем и того нового, что все заметнее и заметнее наблюдалось в общественной жизни: стремления к приобщению к той науке, о которой японцы узнавали от голландцев. Начало этому приобщению было положено в естествознании и прежде всего — через медицину.

Медицинское училище в Эдо было не единственным в Японии того времени. Знаменитый Сугита Гэмпаку, современник Кацурагавы, также врач по профессии, организовал такое же училище в Нагасаки — городе, где были сосредоточены сношения с внешним миром, т.е. при данных обстоятельствах с голландцами. С именем Гэмпаку связано появление в. 1774 г. "Кайтай синсб", "Новой книги по анатомии", — перевода известной работы немецкого ученого-медика А. Кулмуса — «Anatomische Tabellen», перевода, сделанного, однако, не с оригинала, а с голландского перевода. В работе по переводу этого пособия принимал участие и Кацурагава, что свидетельствует о приверженности его к новой науке уже в молодые годы.

Медициной, однако, дело не ограничивалось, она была в те века лишь одной из самых популярных отраслей более обширного круга знаний — естественных наук вообще, и многие естественники, особенно ботаники, были одновременно врачами, а врачи — естественниками. Такими были, например, двое известных в Европе ученых, получивших почетное место и в истории японского Просвещения; Тунберг (1743-1828) и Зибольд (1796-1866). Первый из них имеет при этом самое непосредственное отношение к Кацурагаве.

Тунберг, швед по национальности, был учеником Линнея — одного из тех ученых Европы ХУШ в., которые в своей области развивали начала науки эпохи Просвещения, основание которой было положено трудами Декарта и Ньютона. Поступив в 1771 г. на службу в голландскую Ост-Индскую компанию, Тунберг на корабле этой компании в качестве судового врача прибыл в 1775 г. в Нагасаки, а в 1776 г. побывал даже в Эдо. В конце того же 1776 г. он покинул Японию и в 1778 г. вернулся в Европу, привезя с собой гербарий, в котором было представлено более 800 видов растений, встретившихся ему в Японии. На основе этого гербария он и составил знаменитую "Флору Японии", изданную в 1784 г. Кацурагава, к которому присоединился другой японский врач и естественник — Накагава [22] Дзюнъан, воспользовался пребыванием Тунберга в Эдо для того, чтобы познакомиться с европейской наукой непосредственно у ее представителя. Наличие в ученом наследии Кацурагавы работ по хирургии и фармакологии свидетельствует о плодотворности его учения у Тунберга. Изданные же им "Тикю дзэндзу" ("Карта земного шара") и "Банкоку дзусэцу" ("Карта государств мира с объяснениями") говорят о его широком интересе к внешнему миру вообще. О том же и весьма выразительно говорит и составленный им свод сведений о России. Коротко говоря, и сам Кацурагава Xocю, и его работы полностью принадлежат новой японской науке, складывавшейся в ХVIII в. — в период японского Просвещения. В этом и состоит ценность памятника для изучения Японии в период Токугава.

Настоящая работа издается, когда ее автора уже нет с нами. Внезапная, так поразившая всех его друзей и коллег, смерть унесла от нас доброго товарища, чудесного человека, талантливого ученого. Часто говорят: невознаградимых утрат нет. Это не та_к. Верно обратное: никакая утрата никогда не перестает быть утратой, В данном случае наша утрата — тяжелая. И этот последний труд Владимира Михайловича будет всегда напоминать нам о нем.

Н.М. Конрад [23]

РОССИЯ XVIII ВЕКА ГЛАЗАМИ ЯПОНЦЕВ ¹

9 (20) октября 1792 г. у Нэмуро, поселка на восточном берегу острова Эдзо (ныне Хоккайдо), появился русский корабль — бригантина "Екатерина". На нем отбыла в Японию экспедиция Адама Кирилловича Лаксмана ². Это была первая официальная попытка России установить дружественные отношения и начать торговлю с Японией ³.

На корабле по приказанию Екатерины II были возвращены в Японию три японца — Дайкокуя Кодаю, Исокити и Коити. Один из них, Коити, вскоре же по прибытии в Японию умер, а Кодаю а Исокити оказались первыми очевидцами, рассказавшими в Японии правду о России. [24]

История пребывания этих японцев в России такова.

15 января 1783 г. ⁴ из бухты Сироко в провинции Исэ (сейчас префектура Миэ) вышел в Эдо (ныне Токио) корабль "Синсё-мару" с грузом риса и других товаров. На корабле было 17 человек во главе с капитаном корабля Дайкокуя Кодаю. Ночью, когда корабль вышел в открытое море, началась буря, судно лишилось мачты, руля, парусов и в течение семи месяцев носилось по океану. На корабле было много риса, поэтому экипаж не погиб с голоду, а — выпадавшие временами дожди давали возможность пополнять запасы пресной воды. На корабле умер лишь один человек.

В августе того же года судно прибило к Амчитке, одному из Алеутских островов, принадлежавших в то время России. На Амчитке японцы пробыли четыре года. За это время от болезней умерли еще семеро. Оставшиеся девять человек в середине 1787 г. вместе с русскими промышленниками, потерпевшими кораблекрушение у этого острова, переправились на Камчатку, где прожили около года. На Камчатке от цинги умерли еще три японца, а оставшиеся шесть человек — Кодаю, Коити, Исокити, Синдзо, Сёдзо и Кюэмон — были при содействии местных властей отвезены в Иркутск через Тигиль, Охотск и Якутск.

В Иркутске, куда они прибыли 7 (18) февраля 1789 г., уже жила значительная группа японцев, в различное время потерпевших кораблекрушение у берегов России. Все они приняли христианство, получили русские имена и фамилии и остались жить в России. Некоторые из них преподавали японский язык при народном училище. Вновь прибывшие японцы были взяты на казенное содержание, и им также предложили остаться в России и избрать по собственному желанию род занятий. Двое из приехавших с Кодаю — Сёдзо и Синдзо — изъявили желание остаться [25] в России, крестились и получили имена, первый — Федора Степановича Ситникова, второй — Николая Петровича Колотыгина ⁵. А Кодай, Коити, Исокити и Кюэмон настойчиво просили отправить их на родину.

Большую роль в судьбе Кодай и его товарищей сыграл крупный ученый-естествоиспытатель проф. Кирилл (Эрик) Густавович Лаксман, живший в то время в Иркутске, недалеко от которого в селе Тальцынск у него был стекольный завод ⁶. Заинтересовавшись японцами и решив использовать их для установления отношений с Японией и связи с японскими учеными ⁷, он взял под свое покровительство Кодаю и в январе 1791 г. поехал с ним в Петербург. В столице Лаксман подал Екатерине II через ее статс-секретаря графа Александра Андреевича Безбород-ко прошение Кодаю о возвращении на родину и собственную докладную записку с проектом отправки в Японию официального посольства для установления с ней торговых отношений. Лаксман предлагал, чтобы в знак дружественного отношения России к Японии это посольство увезло Кодаю и его товарищей на родину.

Екатерина заинтересовалась этим проектом и 28 июня 1791 г. приняла на аудиенции в Царском Селе Кодаю и [26] Лаксмана ⁸. По возвращении в Японию Кодаю подробно рассказывал об этом приеме. Он говорил, что когда императрице читали его прошение, где описывались бедствия потерпевших кораблекрушение японцев, она громко выражала свое сочуствие. Из рассказа Кодаю видно, что он тогда уже достаточно хорошо понимал русский язык. Так, например, в записи его рассказа переданы японской слоговой азбукой русские слова, произнесенные Екатериной: "Бедняжка!" и "Ох, жалко!", и пояснено их значение.

После официальной аудиенции Кодаю еще несколько раз бывал во дворце, встречался и беседовал с Екатериной, наследником, рассказывал им о Японии, показывал привезенную с собой японскую одежду и другие вещи.

13 сентября 1791 г. Екатерина II подписала "именной" указ № 16985 иркутскому генерал-губернатору генерал-поручику Пилю об отправке в Японию экспедиции в целях установления торговых отношений.

В указе сообщалось, что Екатерина "приняла в уважение" план "надворного советника и профессора Лаксмана", за исключением "упоминаемого в плане профессора Лаксмана предложения о изыскании нового пути по реке Амуру" во избежание обострения отношений с Китаем,

"Случай возвращения сих японцев в их отечество, — говорилось в указе, — открывает надежду завести с оным торговые связи, тем паче, что никакому Европейскому народу нет столько удобностей, как Российскому, в рассуждении ближайшего по морю расстояния и самого соседства".

Пилю предписывалось сделать японскому правительству предложение от своего имени, "с приветствием" и с указанием, что Россия желала бы "всегда здесь иметь сношения и торговые связи с Японским государством, уверяя, [27] что у нас всем подданным японским, приходящим к портам и пределам нашим, всевозможные пособия и ласки оказываемые будут" ⁹.

Кодай о разрешении вернуться на родину сообщил граф Воронцов 29 сентября 1791 г. в доме Безбородко, а 20 октября Екатерина приняла Кодаю в Зимнем дворце и лично вручила ему в подарок табакерку.

8 ноября Кодай был приглашен во дворец Воронцова и получил через него от имени Екатерины золотую медаль с лентой, золотые часы и 150 червонцев ¹⁰.

Не были забыты и остальные японцы, возвращавшиеся на родину: означенным указом Пилю было приказано выдать "трем купцам, с ним возвращающимся, по 50 червонных и серебряной медали" ¹¹. И. Оставшимся в России Синдзб и Сёдзо было выдано по 200 рублей.

Экспедиция, организованная на основании указа Екатерины, была возглавлена сыном проф. Лаксмана, поручиком Адамом Кирилловичем Лаксманом, и отправилась в Японию из Охотска 13 (24) сентября 1792 г.

В то время феодальное правительство Японии, бакуфу, проводило так называемую "политику закрытия страны" (сакоку сэйсаку), установленную более чем за полтора столетия до этого, с 30-х годов XVII в. Доступ в Японию иностранцам был категорически запрещен. Исключение было сделано только для китайцев и голландцев. Последним разрешалось присылать для торговли в Нагасаки не более чем по одному кораблю в год. Японцам выезд за пределы страны тоже запрещался, нарушившие это запрещение подвергались строгим наказаниям вплоть до смертной казни. В результате этого в Японии почти совершенно не знали Россию, а если и знали, то главным образом через голландцев, которые нередко искажали действительность [28] в целях сохранения своего исключительного положения в Японии ¹².

Получив сообщение местных властей о появлении русского корабля, бакуфу поручило ученому лейб-медику Кацурагаве Xocю ¹³ дать сведения о России. Кацурагава составил две рукописные работы — "Оросия-си" ("Записки о России') и "Оросия рякки" ("Краткая записка о России"). [29]

Оба эти документа были написаны исключительно да основании голландских источников. Только после того как вернувшиеся в Японию Кодаю и Исокити были неоднократно допрошены, правительство Японии получило первые сведения о России от самих японцев, проживших там много лет. Записи их рассказов и явились первыми письменными свидетельствами самих японцев о России.

Рассказы Кодаю и Исокити свидетельствовали о дружественных чувствах русского народа и правительства к японцам, о желании иметь хорошие, добрососедские связи с Японией, причем подчеркивалось, что Россия не намерена навязывать Японии силой свое стремление торговать с ней.

Кодаю так тепло отзывался о хорошем отношении к нему и другим японцам в России, что ему на допросе в Эдо в присутствии сёгуна Иэнари ¹⁴ даже был задан вопрос: "Почему же вы так упорно добивались возвращения на родину и вернулись сюда, если пользовались там такими милостями?" Кодаю объяснил свое решение вернуться в Японию тоской по родине и семье.

Наиболее известным из документов, составленных по приезде в Японию Кодаю и Исокити, является протокольная запись упомянутого выше их допроса в присутствии сётуна Токугава Иэнари в 18-й день девятой луны 5-го года Кансэй, что соответствует по старому русскому календарю 22 октября 1793 г. ¹⁵. Эта запись, носящая название "Хёмин горан-но ки", т.е. "Запись о приеме сёгуном потерпевших кораблекрушение", была составлена тайно Кацурагавой Xoсю, который присутствовал на приеме. Различные варианты этого документа приводятся в работах японских историков и были использованы советскими востоковедами ¹⁶. Кроме того, имеются и другие рукописи, относящиеся к приключениям Кодаю и Исокити и их рассказам о России, в частности рукописи "Оросиякоку суймудан", хранящаяся в Государственной библиотеке им. В. И. Ленина ¹⁷ [30] , и "Оросиякоку хёминки", хранящаяся в Ленинградском отделении Института востоковедения АН СССР, а также "Синсё-мару хёминки" и др.

Однако до самого последнего времени нашим историкам оставался неизвестным гораздо более полный и можно сказать выдающийся труд Кацурагавы Xoсю "Краткие вести о скитаниях в северных водах", составленный им в августе 1794 г. по приказанию сёгуна Токугава Иэнари ¹⁸.

Познакомиться с этой работой наши историки не могли до сих пор по следующим обстоятельствам. В своем стремлении оградить страну от иноземного влияния феодальное правительство Японии запретило под страхом строгого наказания запись, хранение и распространение каких бы то ни было сведений о других государствах. Даже ученые, писавшие по распоряжению правительства о чужих странах, боялись хранить черновики своих работ. Так, например, Кацурагава Хосю, составив упомянутый выше документ "Оросия рякки", один экземпляр сдал в бакуфу, а черновик сжег, "дабы избежать разглашения тайны" ¹⁹, Рукописи, в которых говорилось об иностранных обычаях, нравах, быте, государственном устройстве и т. д., хранились в правительственных учреждениях как секретные документы и не опубликовались.

Та же участь постигла и "Краткие вести о скитаниях в северных водах". О существовании этой работы было известно, [31] но подлинной рукописи не знали. Около пятидесяти лет назад известному историку Камэи Такаёси удалось достать подлинник рукописи. Однако прошло свыше двадцати лет, прежде чем он смог обработать и издать ее со своими комментариями ²⁰. Она вышла в свет в конце 1937 г. очень ограниченным тиражом и даже в Японии стала библиографической редкостью, так как в продажу не поступала. Последовавшие затем события на Дальнем Востоке, война и отсутствие в течение ряда лет культурных связей с Японией привели к тому, что этой весьма ценной работы у нас до настоящего времени не было, и она не могла быть использована нашими историками. Только теперь, когда Государственная библиотека им. В. И. Ленина установила книжный обмен с Японией, нам удалось в конце прошлого года получить из университета Васэда микрофильм "Кратких вестей о скитаниях в северных водах" с комментариями Камэи Такаеси.

Камэи следующим образом характеризует этот труд, составленный Кацурагавой Хосю со слов Кодаю, которого Камэи вполне справедливо называет соавтором Кацурагавы.

"Кодаю побывал в России. Это было невиданным дотоле событием, и поэтому естественно, что оно привлекло к себе внимание правительства и народа. В результате появились произведения, рассказывающие правду о том, что происходит в той стране, такие, как "Хёмин горан-но ки", "Хокуса ибун" и немало других. Однако несомненно, что среди них ярко выделяется как своими качествами, так и объемом труд Кацурагава Xoсю. Больше того, отнюдь не будет преувеличением сказать, что вообще в нашей литературе такого рода о потерпевших кораблекрушение нет работы лучше этой. Но эта книга, составленная по приказанию [32] правительства букуфу, в течение долгого времени хранилась как драгоценность в секретных правительственных книгохранилищах, и поэтому мало что из нее дошло до сведения народа" ²¹.

Действительно, своими размерами этот труд значительно превосходит все прочие записи рассказов Кодаю и Исокити. Если рукопись "Хёмин горан-но ки" в переводе на печатный текст составит не больше 12 стр., то основной текст "Кратких вестей о скитаниях в северных водах" содержит 346 стр. печатного японского текста. Кроме того, к нему приложены рисунки (корабля "Екатерина", медалей, полученных Кодай и Исокити от Екатерины II, русской одежды, предметов обихода, монет и т.д.) на 36 стр., не считая иллюстраций, помещенных в тексте, и четыре географические карты.

Кацурагава не ограничился только тем, что расспросил Кодаю и записал рассказанное им. Он сделал свои краткие примечания или пояснения к записям на основании известной ему голландской литературы.

Таким образом, эта книга в целом представляет собой первый большой научный труд, написанный в Японии о России.

Камэи Такаёси тщательно изучил рукопись, сопоставил ее с различными вариантами записей рассказов о Кодаю и Исокити (эти рассказы тайно переписывались и хранились у различных лиц) и написал свои комментарии, для которых использовал также иностранную литературу, имеющую отношение к данному вопросу.

В первой главе памятника даются полный список лиц, находившихся на корабле "Синсё-мару", и сведения о дальнейшей судьбе каждого из них.

Две следующие главы (стр. 7-62) ²². посвящены подробному описанию приключений потерпевших кораблекрушение японцев. Здесь рассказывается о пребывании Кодаю и его товарищей на острове Амчитка и на Камчатке, о путешествии по России, жизни в Иркутске и Петербурге, о приеме [33] Кодаю русской императрицей — словом, о том, что они видели и пережили в России.

В четвертой главе (стр. 63-110) описываются места, где побывал Кодаю и члены его экипажа: остров Амчитка и соседние острова, куда японцы ездили вместе с жителями острова во время рыбной ловли; Камчатка, Тигиль — рассказывается о занятиях местных жителей, о средствах сообщения, о местных русских чиновниках и т. д.; Якутск-его климат, морозы, описываются жилища, занятия, нравы и обычаи якутов, тунгусов (эвенков) и бурят, начальство (князьки) из местного населения и представители русских властей; Иркутск — дано описание города, школ, больниц, торговли с Китаем; Удинск ²³ — о сборе налогов с якутов и бурят, размер налогов, о чиновниках, ведавших сбором налогов, и т. д.; Тобольск, Екатеринбург, Казань, Нижний Новгород, Москва; Петербург, его улицы, дома, царский дворец, памятник Петру I, Нева, мосты; Царское Село, где Кодаю жил некоторое время, ожидая первой аудиенции Екатерины, и т. д.

Дальше даются перечень национальных меньшинств России и некоторые сведения о них. В заключение главы приводится список 52 государств, с которыми в то время Россия вела торговлю, составленный Кацурагавой на основании голландских источников.

Пятая глава (стр. 111-134) делится на несколько разделов, которые дают представление о ее содержании: царская династия, природа, климат, люди, обычаи, имена, фамилии, брак, похороны, крещение, изменение имен иностранцев при крещении.

В шестой главе (стр. 135-176) описывается государственное устройство России, административная система, даются сведения о чинах, жалованье, русских врачах, священниках, храмах, календаре, системе летосчисления, письменности, деньгах, налогах, мерах длины, объема и веса и т. д.

Седьмая глава (стр. 177-208) содержит описание построек, жилых домов, бань, школ, аптек, казенных учреждений, тюрем, больниц, детских домов, магазинов, банков, театров и публичных домов. [34]

В восьмой главе (стр. 209-230) сообщается о больших праздниках, пище, напитках.

В девятой главе (стр. 231-270) — о средствах передвижения (сани, кибитка, карета, корабли), видах оружия, музыкальных инструментах, посуде, книгопечатании, бумаге, песочных часах, бильярде, шахматах и т. д.

В десятой главе (стр. 271-296) — о естественных богатствах России, флоре, фауне, полезных ископаемых.

Одиннадцатая глава (стр. 297-346) посвящена русскому языку и по существу представляет собой первую попытку составления русско-японского словаря. Словарь включает около 1500 слов и выражений, которые помнил Кодаю. Русские слова написаны японской слоговой азбукой — катаканой.

Читая рассказы Кодаю о России, поражаешься его наблюдательности и памяти. Особенное впечатление на него производило то, чего в те времена не было в Японии и что поэтому казалось ему необыкновенным. Так, Кацурагава, перечислив известные Кодаю чины и указав размеры жалованья, записал с его слов следующее.

Вся сумма жалованья делится на три доли и вносится три раза в год, в апреле, августе и декабре, в "банка" ²⁴ ("банка" — учреждение, ведающее приемом и выдачей денег). В России производство пяти зерновых растений очень незначительное, поэтому все жалованье выплачивается деньгами ²⁵. Чины и жалованье не наследуются, поэтому, даже если крупный чиновник с большим жалованьем уйдет со службы или умрет, он и его наследники становятся простолюдинами и занимаются каким-нибудь делом, которое приносит пользу и государству. Они строят за городом мастерские, открывают магазины, нанимают мастеров, а также приказчиков, которые ведут дела.

Московский наместник генерал-фельдмаршал Кирилл Григорьевич Разумовский и подполковник Василий Петрович Турчанинов имеют кузницы, генерал-фельдмаршал князь [35] Григорий Александрович Потемкин и отец Адама, сопровождавшего сюда потерпевших кораблекрушение, Кирилл ²⁶, занимаются производством стекла, генерал-аншеф Александр Романович Воронцов при помощи водяных мельниц делает медную и железную черепицу. Воронцов ведает делами, касающимися иностранных купцов, лиц, потерпевших кораблекрушение и принесенных в Россию, и т. д., и поэтому, когда Кодаю впервые попал в столицу, то он первым долгом подал просьбу о возвращении его на родину этому человеку.

Генерал-аншеф Александр Андреевич Безбородко и генерал-майор Аполлос Аполлосович Мусин-Пушкин занимаются сахарным производством, генерал-поручик Осип Андреевич Ингельстром имеет мельницы, на которых мелятся на муку ячмень и пшеница. Таким образом, все чиновники, и мелкие и крупные, занимаются каким-нибудь промыслом, который и народу пользу приносит и им самим выгоду дает, По-видимому, этим самым возмещается ущерб от того, что не поднимается целина там, где это следовало бы, делать ²⁷.

Кодаю бывал на упомянутом выше стекольном заводе Кирилла Лаксмана в Тальцах и так описал его:

"Фабрика стеклянных изделий Кирилла Лаксмана находится в шести-семи верстах в глубине гор. Она устроена на площади, каждая из четырех сторон которой равна около двухсот саженей. В центре устроена печь. Размеры печи две сажени на одну сажень. Мастеровых двадцать один человек, все они живут там с женами и детьми в домах, стоящих рядом друг с другом. Там же имеется баня, пекарня и т. д., так что получается прямо, как городок ²⁸.

Из стекла там делают рюмки, листовое стекло, чашки с крышками, лампады, всевозможные бусы и так далее. [36]

Изделия фабрики продаются не только в стране, но много отправляется в маньчжурские края. Производительность фабрики в год очень велика. Если даже фабрика Кирилла так велика, то предприятия, принадлежавшие Потемкину, Жигареву и другим, говорят еще больше".

Живя на Алеутских островах, Кодаю наблюдал, как наживаются русские промышленники на торговле "мягкой рухлядью", т.е. мехом.

"Ракко называется "бобура" /бобер, т.е. морской бобер/ ²⁹. Бобра добывают на островах вокруг Амчитки. Туда крупные русские купцы, как Жигарев и другие, посылают своих приказчиков, которые ведут там торговлю. Одну шкуру морского бобра они выменивают на четыре-пять листов табака. Шкуры отправляют в Россию для торговли с Турцией. В Турции мех высших сортов продается за во-семьсот-девятьсот рублей серебром и даже за шкуры низшего качества берут по двести-триста рублей за штуку. В столице мех высших сортов стоит сто семьдесят-сто восемьдесят рублей, а на Камчатке и вообще в тех краях-рублей пять серебром".

Много внимания уделено налоговой политике.

"Налог платится вне зависимости от размера и плодородия земли и с мужчин и с женщин в возрасте от пятнадцати лет и выше по пятьсот медных мон /копеек/ с человека, это относится ко всем сословиям, кроме чинов-киков, то есть к крестьянам, ремесленникам и купцам. Не-лог, приходящийся на слуг, вносят их хозяева. Поскольку в России зерновые не растут, естественно, что налог рисом или зерном не вносится. А якуты, тунгусы, буряты, камчадалы и прочие дикари, живущие на островах, а также горные жители денег не платят, а вносят ежегодно по две шкуры диких зверей на одного человека. Купцы же, которые выменивают на островах мех морского бобра, нерпы и других животных, уплачивают налог по одной шкуре с каждых десяти добытых шкур. Таких крупных купцов, торгующих мехом, имеется пять домов: два дома братьев Демидовых и три дома братьев Жигаревых. Кроме того, богатые купцы докладывают правительству о размере наличных денег и уплачивают налог по одной медной копейке [37] с десяти рублей (соответствуют нашему одному рё золотом). В зависимости от размеров этого налога купцам жалуется соответствующий ранг. Поэтому имеются среди них и такие, которые, желая получить ранг повыше, указывают большую сумму наличных денег и уплачивают больший налог; есть же, наоборот, и такие, которые, стремясь уменьшить свой налог, указывают меньшую сумму наличных денег. Говорят, что такой порядок установлен при царствующей ныне императрице".

Кодаю подчеркивал, что ему разрешили везде бывать и все осматривать. Поэтому он имел возможность подробно описать не только обычные учреждения, дома, дворцы и т. д., но и тюрьмы, которые видел в Петербурге, положение заключенных, существовавшие в то время наказания; как можно видеть из его описания, он, лично присутствовал во время наказаний.

"Тюрьма для особо важных преступников находится на Васильевском острове. Забор вокруг нее сделан из бревен, которые стоят вплотную одно к другому без единой щели и с наклоном внутрь. С их внутренней стороны набито много больших гвоздей. Ворота в тюрьме только с одной стороны и очень узкие, а порог у них сделан такой высокий, что на него надо сесть верхом, чтобы перешагнуть. Там на питание арестантам отпускается по медной копейке в день. Этих денег, конечно, не хватает, поэтому заключенных выводят собирать милостыню. При этом их сковывают по два человека кандалами — одна нога одного заключенного с ногой другого, и их сопровождает один солдат. Стоя у ворот они просят у прохожих милостыню, говоря: "Миросутэ, батисйка, матисйка" ³⁰. "Миросутэ" значит "Подайте милостыню!", "батисйка" значит "батюшка", "матисйка" значит "матушка", то есть: "Подайте милостыню, батюшка, матушка!".

В Китае хуанцзы /нищие/ называют подающих им милостыню отцом и матерью. У нас нищие, обращаясь к прохожим, называют всех их отёдзя /отец, старшой/. Очевидно, во всех странах просящие о сочувствии прибегают к одинаковым словам. [38]

Летом заключенные нанимаются работать в сельском хозяйстве за 16 копеек в день и из этих денег откладывают себе запас на зиму. Зимой выходить на улицу они не могут, ибо одежда у них тонкая, и расходуют на пищу деньги, накопленные летом.

Наказаний существует только три вида: порка плетями, вырывание ноздрей и клеймление. Смертной казни совсем нет".

Дальше идет подробное описание наказаний плетью, вырывания ноздрей, пропускания сквозь строй и т. д., которые, по-видимому, Кодаю лично наблюдал, с такими деталями они описаны. В заключение добавляется, что крупные преступники, кроме того, ссылаются на рудники в Сибирь и Малороссию.

С восхищением описывая Эрмитаж, в котором Кодаю был вместе с Кириллом Лаксманом, он заявил, что собрание книг там, "вероятно, самое лучшее в мире". В восторг привели его также различные коллекции, чучела животных, большой магнит и т. д. (стр. 257).

Проездом через Нижний Новгород Кирилл Лаксман купил две шкатулки драгоценных камней. По этому поводу записано:

"Вообще во всех домах среднего достатка и выше любят собирать драгоценные камни, птиц, животных, рыб, раковины и иные всевозможные диковинные и редкие вещи и хвастаться ими. Поэтому цена на драгоценные камни и тому подобные вещи там очень высока. Когда Кирилл ехал с Кодаю в столицу, то в Нижнем Новгороде он купил два" ящичка минералов. За один ящичек он заплатил семь тысяч девятьсот рублей, за другой — пятнадцать тысяч рублей. Размер этих ящичков вроде наших хйтайбако". Кодаю был возмущен такой ценой, но когда сказал об этом Кириллу, то тот только рассмеялся и сказал, что иногда только один хороший камень может стоить тысячу и даже две тысячи рублей, а здесь много камней, так что это даже не так уж дорого.

В Петербурге в судьбе Кодаю принял участие статс-секретарь Екатерины II граф Безбородко. Кодаю нередко бывал у него и, рассказывая об этом в Японии, отмечал простоту его обращения.

"Когда Кодаю жил в Петербурге, к нему особенно сердечно относился сиссэй /канцлер. — В. К./ Безбородко, и Кодаю постоянно бывал у него. Во время обеда Кодаю сидел [39] за одним столом с его семьей. Когда перед подъездом было много карет, Кодаю понимал, что Безбородко занят, и не входил. В других же случаях он входил в дом без всякого разрешения, и камердинер докладывал о нем, когда он уже находился в соседней с гостиной комнате. Его сейчас же приглашали в гостиную, там он вел беседу и так далее. Иногда Безбородко брал его с собой на прогулки в поле. В таких случаях, а также при поездках в другие места они нередко ехали в одной карете. Иногда и в царский дворец Безбородко возил его в своей карете. Вообще там держатся очень просто".

Кодаю вообще очень хорошо отзывался об отношении русских к нему и другим японцам, и несомненно, что сообщаемые им сведения помогли отчасти рассеять неправильное представление о России и ее политике, складывающееся в Японии под влиянием голландцев. Возможно, что в значительной степени этим объясняется и то, что Адаму Лаксману "удалось установить хорошие отношения не только с княжеством Мацумаэ, куда он прибыл, но... и с сёгунатом. Россия в это время ³¹ добилась того, чего не могли добиться другие иностранные государства до "открытия дверей" Японии в 1854 г." ³², а именно письменного разрешения на заход русского судна в Нагасаки.

В настоящем сообщении приходится ограничиться только краткими сведениями о содержании и характере этого ценного исторического документа. В целом же работа Кацурагавы Хосю и комментарии Камэи Такаёси представляют собой интересный материал как для лиц, изучающих отношения Японии и России, так и для исследователей истории и историографии нашей страны.

В. М. Константинов [40]

ОТ РЕДАКТОРА

Публикуемый далее перевод сделан с оригинала — текста, найденного японским историком Камэи Такаёси в Библиотеке кабинета министров Японии среди секретных архивных материалов правительства Японии ХVIII в. (страницы издания Камэи Такаёси отмечены цифрами на полях перевода). Переводчик пользовался также переложением этого текста на современный японский я зык, выполненным Такэо Хадзимэ.

Текст, принадлежащий составителю данного свода — Кацурагаве Хосю, т.е. оригинал, был, по-видимому, в разных рукописных списках довольно распространен в Японии первой половины XIX в. Один из таких списков, к сожалению очень неполный, каким-то путем попал в нашу страну и ныне хранится в рукописном отделе Ленинградского отделения Института востоковедения АН СССР.

Наименование публикуемого памятника в оригинале дано в иероглифическом написании, какое нередко создает возможность различного чтения. Так получилось и в данном случае: помимо чтения монряку возможно чтение бунряку, каковое и приводится в статье, освещающей этот памятник в т. 26 Японской энциклопедии "Сэкай дайхякка дзитэн", изд. Хэйбонся /Токио, 1960/.

Встречающиеся в тексте перевода скобки означают: круглые — примечания автора, т.е. Кацурагавы Xoсю; квадратные — вставки и примечания переводчика.

В. Н. Горегляд

Комментарии

1. Настоящая статья В. М. Константинова была им впервые опубликована в КСИНА, вып. XLIV, М., 1961, стр. 6776. (Прим. ред.)

2. Подробные сведения об экспедиции даются в работе Э. Я. Файнберг "Экспедиция Лаксмана в Японию" и в других трудах того же автора, посвященных истории русско-японских отношений. См. также книгу В. Лагу с, Эрик Лаксман, СПб., 1890'.

3. В 1739 г., когда суда из экспедиции Беринга открыли северный морской путь в Японию, была сделана попытка установить отношения с нею, но эта попытка носила неофициальный характер, основываясь лишь на духе указа императрицы Анны Иоановны Витусу Берингу от 2 (13) мая 1732 г. о том, чтобы "японских никаких судов не брать, ежели кто чинить будет, то может добровольно торг завесть, а наипаче не произошло бы от того с таким народом, который к коммерции зело нужен, несогласия и ссоры" (см.: Э. Я. Файнберг, Из истории установления официальных отношений между Россией и Японией).

4. Дата указана по новому стилю, что соответствует 4-му января 1783 г. по старому стилю, принятому в то время в России. В японских документах дата указана по лунному календарю — 13-й день двенадцатой луны 2-го года Тэммэй, т.е. когда по японскому летосчислению еще не наступил следующий, 3-й год Тэммэй; по европейскому же календарю уже начался 1783 год. Дальше даты даны по старому стилю.

5. Колотыгин (Синдзо) в 1791 г. вслед за Кодаю приехал в Петербург, затем вернулся в Иркутск, где по приказанию Екатерины преподавал японский язык. Впоследствии он был использован также в качестве переводчика и для проверки сведений о Японии. Получил чин титулярного советника.

6. Сейчас это село называется Тальцы. О заводах Лаксмана в Тальцах см.: В. Лагус, Эрик Лаксман, стр. 175182.

7. Кирилл Лаксман имел сведения о японских ученых Кацурагаве Xocю и Накагаве Дзюнъане (в одном из японских источников, очевидно ошибочно, назван Яманака Дзюнъан) и направил им с экспедицией письмо и лекарственные травы (см.: В. М. Константинов, Свидетельства японцев о России ХVIII века).

8. В "Кратких вестях о скитании в северных водах" (рукопись, 1794 г., см. ниже) говорится, что первая аудиенция у Екатерины II состоялась в Царском Селе 28-го мая 1791 г., однако записями в КФЦЖ за 1791 г. подтверждается, что в Царском Селе были приемы, связанные с тезоименитством (именинами) цесаревича Павла Петровича и днем восшествия на престол Екатерины II, 28-го и 29-го июня, а Кодаю сообщил, что аудиенцию он получил в день именин Павла.

9. ПСЗ, т. ХХШ, стр. 249-251.

10. Червонец, или червонный, — золотая монета, чеканившаяся в течение всего ХVIII в., начиная с царствования Петра 1; вес червонца — 3,5 г.

11. Предполагалось, что кроме Кодаю в Японию вернутся Коити, Исокити и Кюэмон, но последний умер в январе 1791 г. в Иркутске.

12. В 1771 г. с Камчатки бежал, захватив корабль "Св. Петр", сосланный туда царскими властями польский офицер — авантюрист Беньёвский. Он запугивал голландцев, а те — японцев различными небылицами о русской агрессии в северных водах. Это также способствовало развитию у японцев враждебного отношения к России уже в ХVIII в. (см. "Очерки новой истории Японии", стр. 91).

13. "Кацурагава Xoсю ( 1751-1809) — потомственный придворный врач сёгуна, известный также под псевдонимом Куниакира Гэтти, Кокан и Дзуйтикудб, больше всех сделал для ознакомления Японии с Россией. Зная голландский язык, он участвовал в переговорах с голландцами в Эдо, в числе других переводил анатомический атлас с голландского языка на японский и написал ряд научных трудов. В 1776 г. во время пребывания в Эдо известного шведского ученого Карла-Петера Тунберга, находившегося с 1772 г. на службе голландской Ост-Индской компании, Кацурагава с его помощью изучал европейскую медицину и получил от него свидетельство об успехах в искусстве врачевания.

В 1783 г., впав в немилость у временщика — диктатора Танума Окицугу, Кацурагава был выслан на остров Микурадзима, но через три года его восстановили в должности придворного врача и вернули ко двору.

Несмотря на отсутствие прямых русско-японских связей, Кацурагава Xocю был известен в России. Именно ему и Накагаве Дзюнъану видный русский ученый-естествоиспытатель акад. Кирилл Густавович Лаксман послал со своим сыном Адамом Лаксманом письма, термометры и коллекции "натуральных редкостей", что послужило началом русско-японских культурных связей". — В.М.Константинов, Первый в Японии крупный научный труд о России, стр. 100. (Прим. ред.)

14. Иэнари был 11-м сёгуном из династии Токугава.

15. 2-е ноября по новому стилю.

16. См.: Э. Я. Файнберг, Из истории установления; Д. Позднеев, Материалы по истории Северной Японии и ее отношений к материку Азии и России.

17. В 1961 г. факсимиле рукописи было издано В.М.Константиновым — см. "Оросиякоку суймудан", изд. В.М. Константинова. (Прим. ред.)

18. В этой книге Кацурагава не ограничился записью рассказов потерпевших кораблекрушение, а использовал в своей работе доступные ему в Японии китайские и европейские, главным образом голландские, материалы и сведения о России. Подойдя критически к последним и имея " возможность беседовать с очевидцами, он способствовал получению правильного, а не искаженного голландскими купцами представления о России и отношении русского народа к японцам", — В.М.Константинов, Первый в Японии крупный научный труд о России, стр. 100101. (Прим. ред.)

19. "Синсэн-дай-дзиммэй дзитэн" ("Новый большой биографический словарь"), т. II, стр. 89.

20. "Краткие вести о скитаниях в северных водах" написаны старинным японским языком, частично соробуном, настолько непонятным даже для японцев неспециалистов, что в Японии потребовалось издать "перевод" книги на живой, современный японский язык (В.М.Константинов, Первый в Японии крупный научный труд о России, стр. 101), что и было в 1943 г. сделано Такэо Хадзимэ — см. "Хокуса монряку", пер. Такэо Хадзимэ. (Прим. ред.)

21. Из предисловия Камэи к изданию "Хокуса монряку", стр. 1, 2. 22

22. Страницы здесь и ниже указаны по изданию Камэи Такаёси. (Прим. ред.)

23. Очевидно, Нижнеудинск, так как указано, что находится западнее Иркутска.

24. Искаженное "банк", написано японской слоговой азбукой, так как в Японии того времени соответствующего слова не было.

25. В Японии того времени часть самураев была лишена земельных владений и взамен доходов от них получала жалованье рисом ("рисовый паек").

26. Кирилл Лаксман, о нем см. выше.

27. "Краткие вести о скитаниях в северных водах", стр. 137-138 (стр. указаны по изд. Камэи Такаёси).

28. Точность сведений о Тальцынском заводе, которые Кодаю сообщил Кацурагаве, в частности о количестве рабочих, подтверждается официальными русскими данными, приводимыми Лагусом в указанной выше работе, "Эрик Лаксман", стр. 177.

29. Морской, или камчатский бобр, из семейства куньих, с ценным мехом.

30. Искаженные русские слова, написанные японской слоговой азбукой

31. В 1793 г.

32. "Очерки новой истории Японии", стр. 95.