-

РЕЙХЕЛЬ И. Г.

КРАТКАЯ ИСТОРИЯ О ЯПОНСКОМ ГОСУДАРСТВЕ

ГЛАВА ШЕСТАЯ

О УЧЕНОСТИ ЯПОНЦЕВ

Те, которые разумели Асийские языки, и которые могли их сравнивать между собою, как на пример миссионеры, Кемфер и другие, утверждают, что Японской язык не токмо различен от Китайского, но и совсем особенной, или по крайней мере составляет некоторой род Татарского языка. Выговор его гораздо мужественнее Китайского, и имеет многосложные а часто и весьма долгие слова. Он правилен, красив, изобилен и заключает в себе множество слов и речений подобного знаменования; на нем говорить можно о высоких и низких вещах прилгано и важно.

В древние времена Японцы имели собственные свои знаки или буквы, Коммон называемые, которые они в письме употребляли; но ученые сии знаки отменили и приняли вместо их Китайские, думая, что точнее и удобнее свои слова выражать можно Китайскими знаками, нежели старыми Японскими. Между буквами ж обоих народов находится великое различие; ибо Японцы употребляют акценты, [228] то есть, ударения или силы и другие соединительные и разделительные знаки, к которым они так привыкли, что ежели и самые Китайские книги перепечатывают, то силы и все прочие знаки прибавляют в оных; ибо они без того сих книг ни читать, ни разуметь не могут.

Японцы также как и Китайцы пишут столбиками сверху вниз и с правой руки к левой. Употребляемые ими в письме кисточки, чернило и бумага мало различествуют от Китайских. Они любят чистое и хорошее письмо; почему и приобучают к тому детей своих с великим старанием, дабы оные с малых лет привыкали писать не токмо читко, но и скоро.

Сие весьма похвально, равно как и то, что они детей своих учат на природном языке говорить чисто и ясно. У них почитается за великой стыд, естьли кто читает худо и говорит против свойства языка. Руководствуют же они к тому детей своих добром и ласкою, а упрямых стыдом; для того, что чувствование чести и стыда действует в них весьма сильно. После того детей своих обучают Истории своего отечества, которую со всеми ее баснями любят все чрезвычайно и упражняются в ней с охотою. Закону детей своих учат по сектам, к каким принадлежат они сами. Естьли ж рассудить о сих [229] сектах так, как они известны: то легко представить себе можно, что нравоучение, содержащееся в оных, для детей не очень великого стоит. Но в сем пункте Японцы оставляют свои секты, а следуют больше природному рассудку, и нравоучение свое выводят из Истории своего отечества; из хороших и худых примеров своих предков; из благополучных и нещастливых перемен своего государства; и такое нравоучение при всяком случае в своих детей вперяют со всевозможною чувствительностию.

Прочие ж науки и художества, в которых юношество упражняется, составляют Живопись, Музыку, Стихотворство и Красноречие: и всем сим исчисленным наукам не токмо отроков, но и девиц обучают с великим старанием. Последним служит то к особенной чести, естьли они в уединении, в котором по тамошнему обыкновению жить должны, бывают непраздны, но при своих рукоделиях упражняются также и в вещах к очищению вкуса и просвещению разума служащих.

Наилучшие описатели путешествий почитают Японцев за таких людей, которые перед всеми Асийскими народами к наукам и художествам имеют преимущественную природную способность. Естьли ж все известия о [230] Японии снести, и между собою сравнить; то окажется, что Японцы прежде прибытия к ним миссионеров, Португальцев и Голландцев погружены были еще в большем невежестве, нежели Китайцы. А как оба сии народа при всяком случае стараются, сколько возможно, доказать глубокую свою древность: то и сие у них общее, что они с самых древних времен приписывают себе изобретение всех рукоделий, наук и художеств.

Сколь велико самолюбие и тщеславие Японцев, столь мало было их знание прежде прибытия к ним Португальцев. Тогда они весь свет разделяли только на три части: на Японское, Китайское и Сиамское государства, а о прочих землях нашего шара совсем не имели никакого познания. Они приписывают себе изобретение пороха и книжного тиснения, и говорит, что оба сии искусства в употреблении у них были с непостижимой древности. Тож самое говорят о себе Китайцы, и о двух сих изобретениях между обоими народами происходят ужасные споры. Но как Японцы в Артиллерии уступают Китайцам, то напротив того превосходят они их в печатном искусстве.

Оба народа печатают разными досками, а не так как Европейцы движимыми буквами: Японские доски вырезаны чище, чернило и бумага их лучше, да и вся связь в буквах [231] искуснее и приятнее Китайской. Такое различие признают знатоки и в Живописе обоих народов. Японцы имеют самые превосходные краски, свет и тень на картинах прокладывают искуснее Китайцев, цветы и животных пишут не худо по недостаточны в абрисе или рисунке в перспективе и расположении картины. Не можно их сравнивать с нашими Европейскими живописцами; да и пишут они только на бумаге: ко не смотря на то хорошие свои картины продают очень дорого. Впрочем о Живописи Японцев не должно рассуждать по их живописным бумажкам, чрез Голландцев в Европу приходящим, которые гораздо посредственной или последней работы. Но кто в Европе за большую и самую хорошую живописную Японскую бумагу даст несколько тысяч червонцев? поскольку однакож Японские богачи не редко платят. Европейцам известнее лаковая их работа, которая в преимуществе не уступает Китайской и вообще оба народа своею работою доказывают великое искусство в составе и доброте лака, в абрисе же и перспективе напротив того крайнее невежество.

До Музыки, как вокальной, так инструментальной Японцы великие охотники. Они играют на флейтах, арфах, органах, тромпетах, барабанах, бубнах, на курантах и медных тазах разного шона. Но [232] инструментальная их музыка составляет громкой только и противной звук, да и вокальная столь же неприятна, как и Китайская; потому что они только кричат горлом, а голосом своим нежно управлять не могут.

В Красноречии, как сказывают, сильны особливо их Бонцы. Католицкие миссионеры, которые впрочем не много похвального о Бонцах писали, свидетельствуют, что они сами хаживали слушать их проповеди, которые не токмо сочинены были с хорошим вкусом Красноречия, но и говорены притом с таким выражением и толь сильным искусством телодвижения, что они слушателей приводили чрез то в великую чувствительность, и так сердца их трогали, что оные часто ручьями проливали слезы.

Равным образом похваляется и Поезия Японцев, особливо ж театральная. Комедии и трагедии их, так как и наши разделены на действия и явления, украшения их театров великолепны, и представляемой материи всегда соответствуют. Прологи их предуведомляют зрителей о содержании наступающего представления. Между действиями бывают балеты. Вообще веселые и печальные их представления заключают в себе много нравоучительного. Содержание ж их трагедий берется всегда из знаменитых дел их героев, или из жития их святых. Они [233] имеют великое множество театральных сочинений. Кемфер упоминает о собрании Японского стихотворства, которое на их языке называется Факу-нин-исиу, то есть, стихотворством ста Пиит, которые жили при дворе Даировом. В древние времена Японцы к стихотворцам имели чрезмерное почтение; потому что оные в молодых и старых людей вперяли хорошие мысли и самое нравоучение делали приятным, и как бы оживляли. Чистота и правильность Японского языка также приписываются Пиитам, и Японцы думают, что о от приведения в совершенство Поезии и просаические писатели много успели и учинились способными писать обо всех родах известной в Японии учености.

Да и действительно имеют они многих сочинителей, которые писали не токмо о сектах их закона, но также о приключениях своего отечества и натуральной Истории о травах, древах, птицах, минералах, о земледелии, красноречии и о прочем. Кемфер и другие знатоки Японских книг, яко, нечто особенное, примечают то, что между толь великим их множеством нет ни одной книги Юристической. Но Кемфер и сам тому не удивляется, а паче утверждает, что Японские законы и указы, которые обыкновенно не токмо по всем городами и деревням, но и по всем публичным дорогам прибиты, сочинены весьма коротко, и в малых [234] словах толь ясны, что ни малейшего изъяснения не требуют: толковать же их в разные стороны запрещено там под смертною казнию.

Не должно думать, будто бы все вышепомянутые и другие части учености в Японию введены миссионерами, которые не очень за то принимались, но имели другие предприятия. Причем и у Японцев, еще прежде прибытия оных были большие и малые школы, Франциск Ксаверий, сей толь славный миссионер, приехав в Японию, около города Миака застал четыре большие училища, и в каждом из оных до четырех тысяч учеников. В прочих провинциях сего государства таких училищ, чаятельно, находится еще больше; ибо нет там недостатка ни в иждивении, ни в учителях, ни в хороших местоположениях, ни в прочих потребностях и книгах.

Учители по большей части из духовных особ, как то Бонцы, монахи и жрецы изо всех сект. От чего и произойти не может иного, как то, что сии разномыслящие люди, ежедневно друг другу противореча, и всяк свою секту защищая упорно, учащихся сбивают больше, нежели утверждают в своем Законе: почему теологическое сие училище, в котором учащиеся упражняются в одних только умозрительствах, и у самих [235] Японцев не в большом почтении: да и можно ли от таких суеверных и с предрассуждениями принятых людей ожидать каких успехов в толь высоком знании, каково есть теологическое.

Миссионеры в своих письмах Японцев представляют нарочитыми Философами, искусными Фисиками и хорошими Математиками: но приводимые ими на то доводы не доказывают их утверждения. Шарльвоа, которой Езуитам, братии своей, иначе не противоречит, однакож в сем пункте с миссионерами не соглашается, и показывает, что Японцы как в Философии вообще, так в Фисике и особливо в Математике уже и после времен миссионеров немного успели. В Астрономии они только суеверные предсказатели будущего по небесным светилам, которые много врут о силе звезд, утверждая, будто бы оные содействуют делам человеческим. Двенадцать знаков зодиака имеют у них следующие названия: 1. мышь, 2. телец, 3. тигр, 4. заяц, 5. дракон, 6. змей, 7. лошадь, 8. баран, 9. обезьяна, 10. курица, 11. собака и 12. свинья. Опыт географического их знания показали мы не давно перед сим; оказали ж Японцы в оном некоторые успехи уже после сообщения с Португальцами и Голландцами, и сочинили ланд карты островам своим и землям, которые, хотя и чудной вид имеют, однакож Голландцам служили к лучшему познанию Японских [236] земель. В счете Японцы весьма искусны, считают же они большие суммы не цифрами, а на счетах, подобных нашим.

Как нет у Японцев никакого уложения, також и законов у них вообще не много, и во всем зависят от воли своих Государей: то и в судах своих не имеют они никакой другой Юриспруденции, кроме воли и указов Монарших; и ежели оные решимому делу ясно и точно не соответствуют; то в таком случае решат дела здравым рассудком, которой служит у них вместо всех юристических книг. Португальцы и Голландцы о Японцах не весьма похвально отзываются, не токмо в рассуждении малого числа их законов, но и в рассуждении строгости и жестокости оных. Что до малого числа их законов касается, то Кемфер почитает Японцев тем еще щастливыми; жестокость же оных выводить должно из смутных времен, в которые бунты и междоусобные войны, чрез целые веки продолжавшиеся, Японское государство бедственно опустошали; и таким образом сперва Даиров, а потом и Кубов понудили к восстановлению и сохранению покоя и тишины в своем государстве, и к утверждению самодержавства издать строжайшие законы. Когда же примечено было, что сии строгие средства к достижению желанного конца действительны были и полезны, то изданные единожды строгие сии указы оставлены потом и [237] навсегда в своей силе. Сия строгость отвращает много зла, и неминуемыми и скорыми казнями заставляет как главных и нижных правителей, так всякого подданного исправным быть в своем звании и должности: потому что у преступников отнята вся надежда к милости.

В частях Медицины не многого ожидать можно от такого народа, которой никакой не имеет теории, да и иметь оной не может. Самая их религия препятствует достигнуть в том до некоторой основательности. В Анатомии упражняться им не можно, потому что убивать зверей не дозволяют положительные их сект уставы, и по тем же самым без осквернения себя не льзя прикасаться к мертвому телу; следственно все Анатомические наблюдения запрещены; почему Японцы и остаются невеждами в оной, а только помощию рисунков (Такие рисунки из Кемферова наследства купил славной Ганс-Слоан в преждебывшей свой кабинет.) и достигают некоторого понятия о внешних и внутренних частях человеческого тела. Но они тем искуснее в Ботанике; в сей науке упражняются их Князья, вельможи и простой народ. Всякого состояния люди разводят собственные сады для ращения и собирания аптекарских трав и [238] других простых лекарств из царства растений. Они имеют не токмо живые травники, но также и книги об оных, в которых описаны названия трав и растений, различительные их знаки, сила и употребление. Кемфер из Японии в Германию вывез такое собрание, Кинмодсуи называемое и разделенное на восемь книг, которое по смерти его купил покойной Ганс-Слоан, и сею редкостию умножил дорогой свой кабинет. Равным образом не много доброго сказать можно о теоретической и практической Медицине Японцев; тем менее выхвалять их Медиков и Хирургов, которые Астрологии, Магии и многим другим суеверным лечениям приписывая великую силу не мало на них полагаются: однакож, по объявлению наилучших описателей путешествий, Японцам отдать должно ту справедливость, что Медики и Хирурги, как они ни худы, у них в великом почтении, и за свои труды награждаются порядочно и щедро.

Кемфер и Другие при заключении своих известий о Японии делали вопрос: полезно ли то Японскому государству, что оно со всех сторон заперто и с чужестранцами не имеет никакого сообщения? Ежели мы рассмотрим местоположение Японского государства, его долговременное пребывание, правителей его, законы, нравы, многолюдство и другие политические обстоятельства, то можем мы подтвердить сей вопрос; и сие подтверждение [239] доказать из непеременяемого почти состояния сего государства. Естьли ж взор свой обратим на просвещение разума, искоренение предрассуждений, поправление и распространение наук и художеств, очищение вкуса и нравов: то по справедливости должны мы ответствовать иначе и признаться; что сей, впрочем хорошей бы, народ сам себе заключил врата к истинне и чистой добродетели. Сколь бедны были б люди, ежели бы все государства в свете были в подобном сему состоянии!

КОНЕЦ.

Текст воспроизведен по изданию: Краткая история о Японском государстве, из достоверных известий собранная. М. 1773