-

РЕЙХЕЛЬ И. Г.

КРАТКАЯ ИСТОРИЯ О ЯПОНСКОМ ГОСУДАРСТВЕ

ГЛАВА ТРЕТИЯ

О ЗАКОНЕ ИЛИ БОГОСЛУЖЕНИИ ЯПОНЦЕВ

В известиях о Японии, до сей главы касающихся, находим мы великое противоречие. Почти все они сходствуют в том, что закон Японцев есть не что иное, как грубое язычество и безбожие. Те, которые в Японии были миссионерами, или проповедниками от Католицкой церкви, и старались о обращении тамошних жителей к христианскому закону, приводят великое множество примеров самого ужасного суеверия; они объявляют, что Японцы и понятия не имеют о божестве, и верят, что сей мир вечной, и что их боги, которым они покланяются, были не что иное, как люди, Которые жили на земле по нескольку тысяч лет, и за свое благочестие, строгую жизнь и произвольное самоубийство достигли той чести, власти и почтения, которые они в народе имеют многие уже тысячи лет. Обо всех сих нареканиях и обстоятельствах в Голландских известиях почти совсем не упоминается, или очень мало и темно. Из чего Писатели Историй заключили, что Португальцы и Католицкие миссионеры закон Японцев отвратительными и грубым описывали единственно для того токмо, чтоб тем более возвысить и [117] выхвалить важность своего труда и попечения о душах Японцев, и похвастаться великими своими заслугами в обращении сих язычников к христианству. Однакож естьли точно рассмотреть самое дело, то ни Португальцы ни Голландцы, при описании Японского закона, не держались худого намерения, а притом еще и неравное имели познание о их законе. Миссионеры жили во внутренних городах Японского государства, имели обхождение с разумнейшими и ученейшими Японцами, ежедневно говорили с ними о законе, и таким образом выведали о сей материи более, нежели Голландцы; потому что оные жили только во внешних городах или при морских местах, ездили в Японию не для сведения о их законе, а токмо для торгов, и старались более о покупке и продаже товаров, нежели о снискании знания о Японской вере и разных ее сектах; следовательно и писать они о том могли менее, нежели Португальцы. Но мы в сей главе намерены предложить то, в чем согласны между собою миссионеры и Голландцы.

В Японском законе находится три главные секты:

1. Секта Ксинто, самая древняя, которая одна токмо поклоняется древним и собственным своим идолам;

2 Секта Будзо, или Будздо называемая, которою введено великое множество богов и идолов из Китая, Сиама и других Индейских стран; [118]

3. Секта Сиуто, которую содержат их Философы и Моралисты, и которую пристойнее назвать можно безбожием; она сходствует с сектою ученых Китайцев. Держащиеся сей секты Сиуто, публичное богослужение и все общенародные других сект суеверья почитают безумием; сами ж между тем очень малому, или совсем ничему не верят.

Сии три главные секты разделяются на разные отделения, которые имеют особенных своих богов, на пример солнце, луну и звезды, с которыми, как Японцы, сами сказывают, Бонцы их имеют великое сообщение и узнают от них обо всем будущем. Но при столь великом различии главных и малых сект каждому свободно избирать себе ту или другую по своему произволению, и сей свободности не бывает препятствия ни от тамошнего правления ни от родителей. Да и не редко в Японии случается то, что в одном семействе отец содержит секту, мать другую, а дети третию и четвертую. В обществе не бывает чрез то ни какого смятения: только по домам происходят от того различные ссоры, которые иногда фамилиям могли бы причинить не малой вред, естьли б хозяева, над своим семейством неограниченную там власть имеющие, не вступались в их раздоры, и прежней тишины и согласия одним словом повелительно не восстановляли. Стоит того, чтоб о каждой секте предложить особенно, потому что они много содействуют в поведении Японцев. [119]

I. О Секте Ксинто

Суеверие Японцев имеет равное происхождение с суеверием других языческих народов, у которых прославившимся людям чрез дерзкие дела, по их смерти обыкновенно посвящаемы были храмы. Секта Ксинто почитает бесчисленное множество обоготворенных сим образом людей, которых она разделяет на разные роды, и покланяется им под общим именем Ками, то есть, бессмертных духов. История сих Ками, их распри и брани с исполинами и змиями, их оружия, сберегаемые в храмах, и другие невероятные и смешные об них повести составляют большую часть теологического, знания секты Ксинто. Между тем не должно думать, чтоб сия секта довольна была старинным великим множеством своих богов; она и поныне ежедневно умножает число своих Ками. Микаддо, или Даир, которой в сей секте представляет знатнейшего и главного жреца, оказывает сию честь многим по смерти особам, которые усильно рекомендованы бывают от богатых наследников. Ему только стоит приказать, чтоб новопреставльшегося называли Ками, и построили оному Ми, то есть, храм. Сей Микаддо или Даир не токмо новых богов делать может, но он и сам почитается за бога в своей секте, которая ему и покланяется. А именно думают, что происходит он в прямой линии от самого старшего Японского Ками, и имеет все те силы, качества и [120] великие свойства, какие приписываются его предкам: да еще и самые Ками все ему покланяются, которые в десятой месяц в году отправляются к Даирову двору, и во все сие время невидимо ему служат. Почему тот десятой месяц и Каминатсуки называется, то есть, месяцем без богов, в которой все храмы сей секты заперты; для того что Ками не бывают тогда дома, но при Даировом дворе имеют свое пребывание.

Содержащие секту Ксинто хотя и не верят, чтоб было перехождение душ, однакож не едят никакого мяса. Равным образом не убивают тех животных, которые людям полезны, почитая то за свирепство и неблагодарность. Они имеют темное понятие о бессмертии души человеческой, и о хорошем и худом состоянии оной по смерти своего тела. Рай полагают они на тридцать третием небе, где живут их Ками и все блаженные души, куда не впускаются беззаконные, которые, по их мнению, скитаются. по воздуху толь долго, пока получат очищение своим грехам. Злых духов поставляют они только один род, которой создан на тот конец единственно, чтоб лисицу, которую они Ма, то есть, злым духом называют, поощрять ко причинению зла, что она и рачительно исполняет. Между тем Ксинтцы очень мало пекутся о будущей по смерти жизни; они довольны тем, естьли токмо до смерти проживают хорошо и щастливо. Почему, между [121] бесчисленным множеством Ками, молятся только тем, о которых думают, что они сильны отвратить злополучие и оказать добро. Сия секта, которая на таких мнениях основана, мало бы повиновалась законам, естьли б Даиры не изобрели к тому строгих условий и обыкновений, которые заключаются в четырех главных статьях, как то: 1. в обрядах; 2. в торжествовании праздничных дней; 3. в предпринимаемых путешествиях в провинцию Исие; и 4. в духовных братствах.

1. Ксинтсие обряды

Большая часть обрядов касается до чистоты тела: для сохранения которой Ксинтцы не должны ни кровию себя марать, ни мяса есть, ниже прикасаться к мертвым телам: а кто погрешит против сего, тому под тяжким наказанием запрещено ходить во все святые их места.

1. Естьли кто замарает свое платье одною каплею крови, тот нечист на семь дней.

2. Естьли при строении храма упадет работник, то почитают они сие за великое нещастие, и такого работника не должны уже более допускать к строению ни того ни другого какого храма. Чего ради и работают они весьма осторожно и неспешно.

3. Естьли в Исийском храме, в котором Тен-сио-де-сина, или праотца Японского народа [122] более всех других богов почитают, на пол упадет одна токмо капля крови, то храм тот должно сломать и другой построить.

4. Естьли кто наестся мяса четвероногой скотины, выключая оленя, тот нечист на тридцать дней.

5. Кто наестся мяса смирных, или диких птиц, выключая фазана и водяных птиц, тот нечист на два часа.

6. Естьли кто будет при смертной казни какого злодея, или приблизится к умирающему, или войдет в дом, где лежит мертвой, тот нечист на весь день. Смерть родственника всю родню нечистою делает на долгое время.

7. Нечистым также сделаться можно тому, кто что нибудь нечистое увидит, услышит, или выговорит.

8. Равным образом не молятся Ксинтцы тогда, когда они печальны, или беспокойной дух. имеют: ибо такое моление своим бога м, которые живут в высочайшем блаженстве, по их мнению, весьма противно.

2. Ксинтсие праздники

Торжествование праздничных дней в секте Ксинто есть весьма важной пункт. Они свои праздники называют Реби, то есть, [123] днями посещения, потому что в оные дни Ксинтцы посещают своих приятелей, и друг друга угощают всевозможным образом; для того что взаимные такие угощения почитают они весьма приятным своим Камам.

Когда Ксинтцы в сии дни ходят в церковь, то моются они сперва дома, надевают на себя самое лучшее платье, и на оное сверх еще Камисиино, или церемониальной кафтан; в храм идут весьма тихо, и пришед к оному из каменного сосуда, какой подле всякой Мии поставляется, умывают руки. Мии, или храмы, сей секты суть небольшие капища, к которым хотя всходить и можно по ступеням, однако внутрь их никто не впускается, а приходящие становятся против окон, сделанных с железными решетками, сквозь которые в храме все видеть можно, оборачиваются лицом к зеркалу в средине повешенному, кладут несколько поклонов, мало, или и совсем не молятся, сквозь решетку кидают в Мию по нескольку серебряных денег и сие сделав отходят проч. Возвращаясь оттуда по трижды ударяют в колокол, над капищными воротами повешенной.

В каждой месяц сия секта отправляет по три особливые праздника.

1. Первой бывает 1 числа месяца в честь новой луне. В сей день Ксинтцы посещают и угощают друг друга взаимно, но молятся [124] редко. По засвидетельствовании начальникам своим почтения и поздравления с новомесячием, собираются в находящиеся при капищах для прогулки места, прохаживаются там, а после росходятся по трактирам и зазорным домам, которых по таким странам бывает довольное число. Все секты отправляют торжествование новомесячие.

2. Другой праздник бывает 15 числа каждого месяца в честь полномесячию. В сей день все ходят к своим Миям и молятся у оных.

3. Третий праздник бывает в последнее число месяца, и препровождают они его еще хуже прежних.

Сверх сих трех торжественных дней, каждого месяца, секта Ксинто имеет в году еще пять больших праздников, которые отправляются с великолепием и большими церемониями.

1. Первой из них праздник нового года, в которой все, одевшись в церемониальное платье, ходят для молитвы к своим Маиям, посещают своих родственников и начальников и дарят ящичками, в которые кладут, по два или по три веера, и каждой замечает на них свое имя; самой же праздник, которой на их языке Сонгуац называется, продолжается несколько дней, в которое время во всем оказывается великая пышность, так что и самые нищие надевают на себя Камисиино и носят тогда короткие сабли. [125]

2. Другой годовой праздник, Сонгуац-сомниц называемый, бывает в тридцатый день третьего месяца, которой отправляется в удовольствие малолетных девиц. Родители в сей день приказывают в своих домах большую залу убирать куклами, которые представляют Даиров двор, в ту же залу приносят статую богини, Финакуге называемой. Перед каждою куклою ставят стол с кушаньем, заедками и чернобыльнишными листочками; дети разносят сие кушанье вокруг призванным гостям и родственникам, после чего пьют по стакану сакки. Сей детской праздник посвящен богине Бензаите, о которой Японцы рассказывают весьма много самых глупых басен, на пример, что сия богиня снесла 500 яиц, как курица, из которых высидела пять сот робенков, и что с сими 500 детьми живет она на тридцать третьем небе.

3. Третий большой праздник называется Гогуац-гониц и бывает в пятой день пятого месяца; он учрежден для увеселения малолетных отроков.

4. Четвертый праздник, Сиссигуац-нанука называемый, равным образом детской праздник, которой отправляют в седьмой день седьмого месяца.

5. Пятой и последний годовой праздник, Куниц называемый, начинается в девятой день девятого месяца, и в танцовании; музыке, [126] позорищах, объядении и пьянстве продолжается несколько дней; он весьма подобен Римскому Сатурнову и Вакхусову торжеству.

Сколь беззаконно ни отправляют Ксинтцы сии праздники, однакож думают они, что чрез то могут отвратить гнев своих Ками, и побудить их к оказанию себе добра и благодеяний. Но как Японской народ такие веселости, позорища и пиршествы любит, то и другие секты охотно празднуют сии, секте Ксинто собственно принадлежащие, праздники. Много б заняло места, естьли б описывать все прочие торжественные дни сей секты: особливо когда она почитает толикое множество богов, которым посвящены особенные праздники. К сим богам принадлежат на пример Тенсио-де-син, Сува, Фазман, Мори-саки, Симиос, Ситенно и проч. Чернь имеет особенных своих богов, как Иевису, брата Теисиодесинова, которому покланяются рыбаки, матросы и водолазы; Декоку, бога богатства; Тосситоку, бога купечества; Мирокку или Фоттея (Сего бога изображают Японцы с превеликим брюхом.), бога здравия и других многих идолов сей секты.

3. Ксинтсие набожные путешествия

Третий пункт закона секты Ксинто составляют предпринимаемые из набожности [127] путешествия в провинцию Исие, в которой родился Тенсио-де-син, и где его особенно почитают. В сей провинции построен ему храм и много малых капищ, в которых Канусы [род жрецов] от приходящих туда богомольцев получают много подарков. А как обыкновенно при сих капищах бывают великие веселости, то во весь год сходится туда бесчисленное множество людей обоего пола, а особливо в Марте, Апреле и Майе месяцах; потому что сие время для путешествия самое способное и приятное. Простой народ почитает за великой грех, естьли не каждой год ездить в Исие: но Японские вельможи рассуждают о том иначе. Они равным образом, как и Кубо, сами туда не ездят, а вместо себя посылают кого нибудь из своих людей, которой их именем предприемлет сие путешествие. Богомольцы в сем пути делают всякие бесчинства, и большая часть из них кормится подаянием, а остатки от оного отдают Канусам, которые водят их по всем храмам и капищам и снабжают своими покоями: сии бедняки охотнее бы согласились жить по трактирам, каких там очень много, однакож в оных становятся только зажиточные люди, которые по посещении однажды капищей и по принесении богам некоторых молитв, все время своего там пребывания препровождают в веселостях. Но прежде посещения своих идолов должны они очиститься и омыться в реке Мийонгаве, и во время своей набожности воздерживаться от всякие нечистоты. По [128] окончании сих обрядов от Канусов получает каждой по маленькой коробочке, которую Японцы называют Офаваи, и в которую положено по нескольку прутиков с настриженною в мелкие лоскутки бумагою. Раздаются ж такие коробочки в знак отпущения грехов; и Японцы принимают их с великим благоговением и хранят весьма тщательно: однако сила сего разрешения и коробочек продолжается токмо один год, по прошествии которого хоронят они их в дуплах, под застрехами и в других скрытных местах. Но Канусы не токмо отъежжающим богомольцам дают такие деревянные скрыночки, они еще рассылают их по всем провинциям, дабы больные и другие, которые не в состоянии ехать в Исие, могли пользоваться сим даром. Вельможам же и богачам достаются они еще с большею удобностию: они получают их от Канусов вместе с печатанными в Исие календарями, не имея нужды выежжать для того из своих домов. Но за сию догадливую услужность и Канусы должны иметь пристойное награждение: ибо сии люди в Японии мало что или ничего не делают без платы, хотя им за то и всегдашее бывает нарекание, что они корыстолюбивые люди и великие сребролюбцы, какими им, яко Канусам, и быть бы не надлежало.

4. Ксинтские духовные братства

Наконец в Секте Ксинто еще примечать должно духовные братства, которые более, [129] нежели за 1200 лет перед сим, основал некто Гиенно-гиосса. О происхождении и прочих обстоятельствах сего основателя ничего не известно; выключая только, что Гиенно-гиосса любил уединение, жил в пустынях и необитаемых местах, и тем отечеству принес великую пользу. Ибо чрез его странствования по пустыням открыты были многие места, в которые по причине трудного к ним прохода и ужасного их вида, никто прежде не захаживал. Сверх того Гиенно-гиосса показал ближайшие и удобнейшие дороги от одного места к другому, от чего проежжим в последовавшие времена произошла немалая выгода.

1. Великое почтение, какое Японцы имели к Гиенно-гиоссе, было причиною того, что он нашел многих себе последователей, которые по смерти его вообще назвались Иаммабосами, то есть, нагорными воинами, которые брань вели за богов и закон своего отечества. Они разделены на два рода: одни из них называются Тосанфы, которые ежегодно ходить должны на Фикоосанскую гору в провинций Бузен: а другие Фонсанфы, которые равным образом ежегодно предпринимают путешествие к Гиенно-гиоссову гробу, на вершине Оминской горы в провинции Йостсиино находящемуся, и с опасностию жизни должны всходить на ужасную высоту сей крутой горы. В обоих классах много богатых и бедных людей; богатые живут по своим [130] домам, а бедные скитаются по всей Японии: все они вообще ведут грубую и бедную жизнь и должны в состоянии быть сносить голод, жажду, зной и стужу. Генерал или Гроссмейстер сего ордена живет в Миаке, от которого они за собранные по-миру чрез подаяние подарки, какие часто ему приносить должны, не токмо чины и внешние различия к платье, но також и главные достоинства в своем ордене получают: ибо сии Йаммабосы не смотря на свою нищету весьма честолюбивы и горды. Камфер, которой о узнании обстоятельно о сем братстве особенно старался, в третией книге своего в Японию путешествия с выявляет, что сии пустынники далеко отошли от древних своих законов и обыкновений, что они таскаются ныне по всей Японии, толкуют сны, открывают разные таинства, угадывают будущее, сыскивают воров и пропажу, и помощию некоторой, разными знаками исписанной бумажки вылечивают всякие и неисцелимые болезни; словом сказать, что они, так как наши цыганы, над простыми людьми делают всякие плутовские обманы, ставят себя волшебниками и такими людьми, которые и у самых богов других сект отнять могут всю силу и власть; но чрез такое свое поведение Сиутской секте подали повод смеяться над всеми Йаммабосами и их презирать. Однакож при всем том вступление в свой орден молодым людям делают они весьма трудным: хотя и учат других за деньги своему искусству [131] и обманам, токмо под клятвою всегдашнего о том молчания. Кемфер обучил одного молодого Японца Медицине и Хирургии, которой прежде был в Йаммабосском братстве. Сей рассказывал, что он при вступлении своем в сей орден должен был дать клятвенное обещание воздерживаться на всегда от рыбного и всякого мясного кушанья, шесть дней в неделю есть только сорочинское пшено и траву, каждой день по семи раз мыться в холодной воде и, сложив руки на теме, класть по 780 земных поклонов. Сей же самой молодой человек признавался, что он, хотя был здоров и крепкого сложения, однако на силу мох класть только по 300 таких поклонов; чтоб не бросило его в превеликой пот, и не устать до расслабления.

2. Кроме Йаммабосов есть еще другие братства, как то братство слепых Буссетов, которое основано Сеннимаром третьим, сыном Императора Йенгино-микадда. Сеннимар любил одну прекрасную Принцессу из Императорского дома, и был взаимно ею любим. Но смерть сей Принцессы Сеннимара привела в такую печаль, что он в скором после того времени лишился зрения, и у отца своего выпросил дозволение, в память сей Принцессы, учредить духовной орден, в которой бы принимать только таких людей, которые или от роду слепы, или каким случаем лишились зрения. Сие общество еще и в Кемферовы времена состояло из одних только [132] духовных особ, которые нравами своими и поведением не много разнствовали от Йаммабосов.

3. Слепые Фекисы равным образом составляют братство сего имени и имеют свое начало от некоторого Генерала Какекига, которой в междоусобные войны против Гендзов служил в Фекиевом войске. Феки учинил возмущение против своего благодетеля, тогдашнего Даира Конжея и убит на сражении, а Какекиго взят в плен Даировым Генералом, славным Жоритомом, которой содержал его хорошо и просил вступить в Даирову службу; но Кекекиго ответствовал Жоритону: я был верной слуга моему Государю, которой уже убит; никто впредь не должен хвалиться моею верностию и дружбою. Я признаюсь, что я вам многим да и самою жизнию обязан. Но ах! то для меня нещастие, что я никогда не могу на вас взглянуть, без внутреннего желания лишить вас жизни, в отмщение за смерть моего Государя. А чтоб в бедных моих обстоятельствах не остаться мне за ваши благодеяния неблагодарным, то ни чем лучше не могу вам жертвовать, как моими глазами, которые вам желают столь много зла. При сих словах Какекиго выколол у себя оба глаза, и подал их Жиротому, которой от такого позорища пришел в великой ужас, и удивясь великодушию сего пленника, даровал ему свободу. Какекиго отправился в Фиугу, выучился там играть [133] на некотором музыкальном инструменте и в память прежнего своего Государя учредил общество слепых Фекисов, Сие братство состоит из светских людей, и имело многих государственных вельмож своими сочленами. Слепые Фекисы живут не мирским подаянием, но каждой из них упражняется в такой работе, какую он умеет и какая пристойна его состоянию, чрез что получают они себе пропитание и вспомоществуют своему братству Естьли кто вступит в сие общество, тот должен по смерть свою в оном остаться. Многие из слепых Фекисов обучаются музыке и живут отчасти при Императорском дворе, отчасти при дворах Княжеских и других знатных вельмож; их употребляют при пирушках, свадьбах, торжествах, публичных процессиях и в других случаях. Начальник сего ордена, Осиокф называемый, живет в Миаке и на свое содержание от Даира ежегодно получает по 4300 телей, то есть, около 5000 рублев или 20 тысяч Французских ливров. За краткостию опускаем здесь привиллегии и выгоды; слепых Фекисов, равным образом не упоминаем и о прочих Японских духовных братствах: когда Кемфер и многие другие пространно о том писали.

(В предыдущей главе в конце Истории о Даирах упомянули мы, что после Кемфера в Японии никто не бывал из иностранных, почему и сказанное о сих братствах так как и все здесь описываемое относить должно к прошедшему веку.) [134]

II. О секте Будзо или Будздо

Как из предыдущего известно, что собственно Японские идолы или боги называются Ками; так напротив того принятые в Японию из чужих. стран идолы называются Будздо, которое слово значит путь чужестранных богов. Сия секта по свидетельству Кемфера, весьма распространена по. всей Азии. Начало ее относить должно к Браминам, Китайцы и Сиамцы, приписывают оное известному Будге (Сиамцы от сего Будги начинают свое летоисчисление.), которой, по их мнению, ввел ее и в Японию из Цейлонских, Малабарских и Кромандельских стран почти за 1200 лет прежде рождества Христова. Японцы ж мнения Китайцев и Сиамцев о происхождении секты Будздо хотя со всем и не отвергают; однако введение оной в Японию приписывают некоторому человеку, Сиакою называемому, которого почитают они сыном некоего Магаттакофкского Короля. Сей Сиака на 19 году от роду, оставя свое государство, жену, детей и все общество, пошел в Дандофскую гору в послушание к Арариа-Сеннину, славному пустыннику, под руководством которого жил он весьма строго, и все свое время препровождал в размышлениях о небесных вещах и притом еще в некотором особенном расположении своего тела. А именно становился он всегда на колени и обе руки прикладывал [135] к груди так, чтоб большие пальцы касались друг друга. Японцы еще и при Кемфере сие расположение тела дочитали весьма удобным к приведению души в состояние чинить высокие размышления о небесных вещах и натуральных таинствах; ибо, по их мнению, чрез то все душевные силы как бы к одно место стекаются, и при сильном их напряжении грело на несколько времени остается без всякого внешнего чувствования. Сей глубокой восторг, в которой содержащие секту Будздо еще и в новейшие времена приходили, Японцы называют Сафан, а великие истинны, которые таким, выше облаков умом своим восходящим людям открываются, и напряженными душевными силами постигаемы бывают, называются у них Сатори. И сим то образом Сиака всему учился, все вразумлял, видел и слышал все прошедшее, настоящее и будущее. Почему и дивиться не должно тому, что сей толь великий пустынник нашел многих себе последователей и учеников, которые привидения его, восторги и учение распространили в Японии и во всей Азии. Сиака по Японским летописцам жил только 79 лет, а умер за 950 лет до рождества Христова. При чем то примечать должно, что из Японских писателей видно, что учение секты Будздо в Японии известным учинилось чрез Браминов, гораздо пожже, то есть, после рождества Христова в половине первого века, что после того сия секта долгое время опровергаема и гонима была последователями Китайского [136] Конфуция, и что наконец в шестом уже веке в Японии терпимою быть стала. Сиака ученикам своим и преемникам дал пять заповедей, которые у Японцев известны под именем Икаи, то есть, напоминовений, и состоят в следующем: 1) чтоб не убивать никакого животного; 2) ни у кого не красть; 3) не прелюбодействовать; 4) не лгать; и 5) не пить крепких напитков: из которых последнюю Сиака наблюдать велел строжайшим образом.

После как Сиакины последователи, особливо ж Аннан-сонсиа и Касиа-сонсиа, все его заповеди и нравоучения собрали, и написали их целую книгу, которая по причине своей преизящности Фокекио, то есть, книгою преизрядных цветов, или просто Кио, то есть, книгою названа: то содержащие секту Будздо всех троих внесли в число богов, построили им храм и олтари, и Сиаку поставили в средине, а Аннан-Сонсию и Касиа-Сонсию по сторонам его. Будзцы от Конфуциевой секты в Китае и в Японии претерпели многие гонения: за то, что учение их во многом противно было Конфуциеву, бывшему тогда в сих государствах в великом почтении.

Содержащие секту Будздо думают, что души человеческие и скотские бессмертны и одинаково естества, а различествуют между собою только тем, что они оживляют тела, [137] или человеческие, или скотские; что оные по смерти своего тела переводимы бывают в блаженные или мучительные места, смотря по действиям минувшей жизни, добрые ли они были или худые. В местах блаженства добродетельные, по их мнению, наслаждаются чистейшим удовольствием, почему и не бывает между ими ни малейшей зависти. Начальник блаженных сих жилищ называется Амида, общий покровитель человеческих душ. Отпущение грехов и самое вечное блаженство зависит от милости сего Амиды, для получения которой должно не токмо жить добродетельно, но и пять Сиакиных заповедей наблюдать и исполнять весьма строго. Сии пять кратких заповедей изъясняются другими десятью Сикаями, или хорошими наставлениями, за которыми следуют еще иных пять сот Го-фиаки, то есть новых поучений, в которых предписано, каким образом достигнуть можно до высочайшего степени добродетелей в сем свете.

Но трудность сей секты состоит в том, что все наставления, и так называемые напоминовения или предписания оной клонятся к тому только, чтоб не убивать животных и вести строгую жизнь. Ибо естьли б кто все сии бесчисленные о воздержании предписанные правила совершенно исполнять захотел, тому бы неотменно иссохнуть и пропасть должно было с голоду. Почему в сей секте и находится толь много ни к чему годных людей, [138] лицемеров, и набожных ханжей, которые, наистрожайшие заповеди другим выхваляя, наружностию только своею доказывают, будто бы они точно живут по оным, но в самом деле не пропускают ни малейших приятностей, какие только могут быть в жизни; а следовательно и строгое свое нравоучение исполняют меньше всех в свете.

Над мучительным же местом, где души беззаконных содержатся во мраке, начальник Йемма, строгой судья оных, которому все пороки людей во всем гнусном их виде помощию некоторого зеркала явны; сие зеркало называется Софарино-когами, то есть, зеркалом незнания самого себя. Наказание беззаконных, по мнению Будзцов, уменьшено быть может добродетельным житием оставшихся в свете друзей их и родственников; Амидовы жрецы молитвами своими и жертвами равным, образом упросить могут сего покровителя всех душ, чтоб он Йемму склонил к уменьшению строгого суда и жестокого наказания, которой, спустя несколько времени, по такому Амидову заступлению, осужденные души выпускает из темницы и посылает их в мир обратно; но при сем возвращении должны они сперва входить только в тела гнусных животных, как на пример в змеиные, лягушечьи и других несекомых, потом в птичьи, рыбьи и прочих животных, пока они в сем перехождении постепенно дойдут наконец до овладения человеческим телом. И естьли они [139] после того жить будут добродетельно, то им отворен путь в царство Амидово; естьли ж паки впадут в пороки, то опять возвращаются в Йеммины мрачные места, и снова должны терпеть все. мучения, и ожидать нового странствования по телам животных.

Описанное здесь учение, секты Будздо, в Японию введено и распространено в оной из Китая, Кореи и других стране восточной Индий. При чем примечать должно, что у Будзцов идолов еще больше, нежели у Ксинтцов; токмо с тем различием, что все они выдуманы и в число богов внесены не самими Японцами, а другими Асийскими народами. Для сих чужестранных идолов в Японии построено много капищей, уставлены праздники и учреждено великое множество Бонцев, или жрецов, мужеского и женского пола; которые разделены, на разные классы, имеют особенные свои названия, праздники и обряды, и не смотря, что принадлежат к одной секте, друг друга ненавидят и гонят весьма жестоко. Главной над всеми ими жрец называется Ксако.

Содержащие секту Будздо покаяние свое приносят обыкновенно с тяжкою строгостию; ибо они постятся перед тем, бичуются, в трескучие морозы обливаются, по нескольку часов студеною водою и наконец предпринимают для того известные путешествия. Именно ж всякой год собираются они в великом множестве в город Наре, неподалеку от [140] Миака. Бонцы, Ксамабуги называемые, водят сих людей многие дни по пустым и каменистым дорогам, где многие от усталости, голоду и жажды умирают безвременно. После осмидневного пути отдают их на руки другим Бонцам, Генги называемым, которые чрез гористые ж и кеменистые места доводят богомольцев до городка Одзабы, где принимают их иные Бонцы, Гоги называемые, и сии уже наконец приводят тружеников до Сиакина храма. Но прежде, нежели туда достигнут, должны сии богомольны перенести великое мучение, жить по предписанию Гогов, в противном же случае, за малейший проступок свергаемы бывают с вершин гор в неизмеримые пропасти. На половине дороги, между Одзабским городком и Сиакиным храмом, на некоторой долине все богомольцы должны сесть поджав под себя голени, и руки крестообразно приложив к груди голову приклонить к коленям, и в сем положении без всякого движения пробыть целые 24 часа. Естьли кто хотя чуть пошевелится тот от Бонцев жестоко наказываем бывает. В сем несносном положении труженики должны разбирать свою совесть и вспоминать все грехи, какие учинили они после последнего своего путешествия и тотчас в них каяться. По прошествии 24 часов Гоги провожают тружеников далее, и по нескольких днях приходят на-гору, в средине которой стоит другая превысокая и весьма крутая каменная же гора, на вершину которой все труженики взлезать [141] принуждены бывают. На сей вершине Бонцы утвердили долгую и толстую железную полосу, которой конец выставился над самою пропастью, находящеюся под тою горою. К сей полосе прицеплены весы, к в одну чашку оных положены гири, а в другую садиться должен каждой из тружеников, в оной исповедываться, и при всех других тружениках сказывать грехи свои в слух. А как скоро такой исповедник заговорит тихо и не в слух, или захочет что умолчать, то Бонцы из одной чашки машиною вынимают гири и бедного богомольца сбрасывают в глубокую пропасть. По учинении таким образом всеми своей исповеди, Гогами наконец вводимы бывают в Сиакин храм, при котором проживают по 25 дней; и в сие время ходят они по всем в окружности находящимся святым местам, потом от Бонцев получают свой отпуск и платят им за то, каждой около 4 рублев по нашим деньгам, которое последнее обстоятельство и составляет главную причину, для чего Бонцы к сим набожным путешествиям народ увещают толь прилежно.

Португальские миссионеры о сих Бонцах писали весьма много худого, и всю секту Будздо вообще представили в самом гнусном виде. Может статься, как уже Петр Белий в критическом своем словаре в артикуле о Японии приметил, что от одного и другого Бонца заключено о всей секте, и пороки одного [142] человека приписаны всему обществу. Такие ложные заключения от нерассмотрения, ненависти и пристрастия делаются почти везде еще и ныне. Однако ж естьли все известия о Японии снести вместе, то они сходствуют в том, что Бонцы Будзской секты не из числа лучших граждан Японского государства, и под внешним видом принятой строгости и святости делают много неправосудия, бесчеловечия и других разных обществу вредных пороков. Равным образом мало им чести приносит и то, что почти во всех классах сих Бонцев при их монастырях находятся также монастыри для Бонцев женского пола, Биконисами называемых, с которыми они имеют тесное знакомство и производят многие бесчинства; чрез что у других сект приводят себя в великое презрение и ненависть.

От такого нарекания исключить можно Негоров, которые хотя и принадлежат к числу жрецов секты Будзд или Бонцев, но они составляют особенной класс, или паче воинской орден, которой учрежден для защищения оной секты. Члены сего ордена при вступлении в оной обещаются, только в непорочности, в силу чего и действительно с превеликою строгостию воздерживаются от обхождения со всякими женщинами, не выключая и Биконисс. Сии Негоры почитаются за наилучших солдат, что и доказывают они о себе в известные праздничные дни, в которые в честь своих богов бьются промеж собою и [143] делают часто великие кровопролития; для того, что в такие побоища под видом набожности вмешиваются часто и светские люди, взаимною вражду имеющие, которые при сем удобном случае дела свои решат на кулаках и саблях.

III. О секте Сиуто

Слово Сиуто на Японском языке в собственном разумений значит философской путь, а Сиудасиу Философов, которые идут по сему пути. Конфуций, Китайской Философ, почитается основателем сей секты; а Мооси, ученик его, чрез сочиненные им четыре книги, которые еще и поныне Китайцами и Японцами за великое почитаются, весьма много споспешествовал к распространению оной. Сия секта идолослужением, обрядами и учением других сект не довольна; или яснее сказать, секта Сиуто не имеет совсем никакого закона, которое мнение о ней не несправедливо, а паче основание свое имеет на самой системе их учений. Хотя и говорят Сиутцы, что высочайшее добро и совершенство смертного человека состоит в удовольствии, какое он чувствует от добродетельной жизни; что человек обязан добродетельно жить по своему пред другими тварьми превосходству; но присовокупляют к тему также, что нет другого воздаяния за добродетель и наказания за пороки, как токмо одни следствия, какие [144] происходят от добродетельной или порочной жизни.

Вся их нравоучительная Философия заключается только в пяти членах, которые они называют Дсин, Ги, Ре, Тси и Син. Дсин учит добродетельной жизни; Ги правосудию, Ре учтивству, Тси государственному правлению, а Син искренности и чистосердию. Они смеются учению других сект о перехождении душ; однакож вместо сего нефилософского сновидения имеют другое опасное учение, а именно: утверждают они, что «есть некоторая всеобщая душа всего мира, или некоторой всеобщей дух, которой рассеянною всюду своею действующею силою все оживляет, и все отделенные от тех души, как свои истечения паки в себя принимает, и поглощает, так, как море все реки и воды Земного шара». Бог и сия всеобщая всего мира душа почитается у них за одно. Сам Кемфер, которой имел случай говорить с некоторыми из сей секты, объявляет ясно; что сии Философы хотя и верят в некое невещественное и разумное высочайшее существо; однакож присовокупляют к тому, что сие существо не создало натуру, но паче само натурою произведено. Они говорят, что мир сей вечен, люди ж и все прочие животные произведены от Инь и Ио, то есть от неба и пяти стихий, находящихся под луною.

Они не принимают никаких богов, почему и не имеют ни храмов ни богослужения. [145] Память своих предков сохраняют чрез статуи, которым оказывают они всякое почтение и лобызают их, как бы живых; в честь сей памяти делают они пирушки, богатые каждой месяц, а бедные в год по однажды, которое пиршество почти одно только и составляет все обряды их закона. По принуждению и из страха отправляют они с некоторою наружною учтивостию праздники главного закона; а по бесчеловечном гонении и искоренении Христиан, по именным повелениям своих Государей, принуждены были принять в свои до мы хотя по одному идолу, на пр. Амиду, которого почитают они постановлением перед него горшка с цветами.

Сиутцы наружно живут честно; к самоубийству склонны, которое почитают за добродетель, и другим его выхваляя при малейшей досаде сами над собою совершают оное. Сия секта за несколько веков была весьма многочисленна: но как при бывших Великих гонениях ложно думали, будто бы Сиутцы держали сторону Христиан и были их друзья; то с того времени важность их весьма умалилась. Не с большим за 130 лет жил один известной Сисенской и Инабской Князь, которой, будучи сам Философ сей секты, старался 6 во становлении оной. На какой конец созвал он наилучших философов, дал им содержание и жалованье, и учредил училище с знатными выгодами для поощрения своих подданных к упражнению в учении Сиутской [146] секты. Сие учреждение с часу на час возрастало, и в короткое время для обучения сошлось туда несколько тысяч учеников: но следствие не соответствовало намерениям Принцовым и ему самому было вредно. Новые Сиутцы во всех поступках Бонцев открывали их обманы и бесчеловечие, так что и наконец никто было им ничего давать не хотел. Чрез что самое вдруг многие тысячи Бонцев, Биконисс и других праздных людей приведены были в опасность умирать с голоду. Сии люди жаловались повсеместно, и нашли себе многих защитников между простяками и глупыми вельможами Японского двора, чрез которых до Императора дошли ужасные жалобы учреждение Сисенского Принца было утеснено, да и сам он из предосторожности, для избежания большого негодования сложил с себя правление и сдал оное своему сыну. Сие известие весьма вероятным окажется, естьли только рассмотрим то, что 1675 года в городе Миаке, при годовом исчислении его жителей, нашлось Бонцев одной только Будзской секты 37093 человека, а всех жрецов 52169, и еще 9000 светских людей, которые также при капищах отправляли разные должности.

О Христианском законе

В которое время, каким случаем и каким образом Христианской закон в 16 веке введен в Японию и распространен в оной; том Историки между собою не согласны. [147] С великою вероятностию подтвердить можно, что Евангельское учение и в сих странах Асии известным учинено еще в первые веки после рождества Христова: хотя и трудно показать, когда именно и по каким обстоятельствам в последовавшие времена в Японии паки оное прекращено. По надежным же известиям христианство в 16 веке в Японию введено было следующим образом.

Ангероо. один богатой и знатной Японец, учинив смертоубийство, от страха казни бежал из своего отечества в Индию, и в Гое крестился с двумя своими домашними. Сие обращение к христианскому закону и его богатство познакомило его с тамошним Португальским правлением и Езуитами. Ангероо уверил Португальцев, что они беспрепятственно могут ездить в Японию и отправлять там выгодные торги. Уговорил он также и Езуитов, что они разным образом в Японии могут проповедывать Евенгелие и обратить многие тысячи язычников. И то и другое было вероятно; ибо тогда для торгов Ездили в Японию разные Асийские народы, и к берегам оной дозволено было приставать людям разных сект и законов, которые отправляли там свою торговлю. Ангероо возвратился в Японию и взял с собою трех Езуитов, Ксаверия, Торреца и Фернандеца. Сие происходило в 1549 году, в Августе месяце; хотя сочинители пространной всеобщей Истории и относят то происшествие к 1552 [148] году Прибывшие к Японию Езуиты обращение тамошних жителей начали сначала не столь легким, как уверял их Ангероо: а именно, не разумели они Японского языка; по чему и не могли нимало успеть в своем предприятии ни чрез ежедневное обхождение с язычниками, ни проповедывать Евангелия на известном им языке. Но Езуиты и сию трудность хотели преодолеть прилежанием, терпением и благоразумием. Велели они толмачам переводить свои проповеди на Японской язык, и такой перевод сперва переписывали Латинскими буквами, а потом читали его при народном собрании; однако и сии старания сначала были без успеха. Ибо Езуиты читали нечто по своим тетратям без всякого смысла и Ораторической красоты, притом Японские слова выговаривали столь худо и превратно, что они чрез то в слушателях один только смех производили. Японские ж Бонцы, а особливо Будзской секты, весьма прилежат к красноречию, и в капищах своих идолов нравоучения к народу говорят с великою живностию и приятностию. Сие самое обстоятельство, по свидетельству Кемфера, в Ксаверий произвело скуку и отвращение от предпринятого им намерения, так что он, оставя трудное обращение Японцев, в 1551 году в Ноябре месяце из Японии отправился обратно в Индию. Но Езуиты в своих письмах и Шарльвоа напротив того объявляют, что Ксаверии чудным некиим образом Японской язык понял весьма в короткое время, [149] говорил на оном проворно и красноречиво, проповедывал с великою похвалою, был безвыходно при Императорском Дворе, посещал государственных вельмож. имел знакомство с тамошними учеными, с Бонцами часто спорил о законе, в Цингоксиме воскресил мертвого, и много других чудес поделал, чрез что к христианству обратил бесчисленное множество Японцев. Сколь много вероятности заслуживают все сии рассказы, всякой легко усмотрит, кто слыхал, какого свойства Езуитские повествования, касающиеся до производимого ими обращения к христианству.

Естьли ж справедливо рассуждать о сем деле, то во всем том по самым же сим повествованиям без чудес обойтись было можно. Ибо Езуиты привозили с собой в Японию разные Европейские: редкости, и зная математику, имели при себе разные астрономические инструменты. Японская чернь, тамошные ученые и вельможи из любопытства хотели все новое видеть; Езуиты вельможам оказывали учтивость, с учеными обходились как ученые, к простому народу были, ласковы и щедры, в доведении своем честны, к больным и умирающим услужливы. Сии обстоятельства произвели к ним почтение и подали случай, с успехом начинать к язычником проповедь Евангелия, которая и слушана была ими со всяким вниманием. К сему присовокуплялись примеры мелких приморских владельцев, которые, от торгов с [150] Португальцами надеясь великой прибыли, Езуитов приглашать к себе старались и не препятствовали им в обращении к христианству простого народа. Такие обстоятельства облегчали помалу трудности, Ксаверием найденные. А как многие из Японцев на острове Саикокфе, да и сами Бунгской, Аримской и Омурской Князья приняли христианской закон, то Езуиты к 1582 году под предводительством Валеньяни чрез Португалию и Испанию к Папе Григорию XIII могли уж отправить посольство, в котором находилось четверо из Японских вельмож, яко родственников обращенных к христианству Князей. Сие посольство во всей Европе произвело тогда великое внимание. Примеру Саикокфских жителей последовали многие другие; Езуиты продолжали свае предприятие, они переехали в остров Нипон, проповедывали в Иедде и Миаке, двух столицах Японского государства, Нобунанга, двадцать седмой Куба, к миссионерам был благосклонен, дружелюбно равным образом обходился с ними и министр его Ватадоно, Миакской вицерой. Но по смерти Нобунанги щастие Езуитов и обращенных Японцев переменилось. двадцать девятой Кубо, или светской Император Теко-сама ни Езуитам не благоприятствовал, ниже терпеть того мог, чтоб христианской закон распространялся в его владении. Он скрывал несколько времени свои намерения, но в 1586 году издал строгой указ, дабы впредь никто из Японцев, под страхом смертной казни, не отваживался принимать Езуитских учений: а как [151] сие повеление было преступлено, то в тот же самой год много Японцев распято, и гонение христиан было всеобщее. Гонимые принялись за оружие, которой поступок еще больше испортил их дела, и правление в 1590 году осудило на смерть более 20 тысяч человек.

Первое сие гонение продолжалось по 1598 год, в котором умер Текосама. Кемфер в 4 книге своего путешествия оставил нам разные рассуждения о Текосамовом гонении христиан, которые стоят того, чтоб сообщить их здесь хотя вкратце. Текосаму, правду сказать, подозрительно было чрезмерно возрастающее в его государстве число Португальцев, и их размножившиеся торги почему для безопасности своего владения и хотело он из Японии выгнать сих чужестранцев. Те ж, которые проподелывали Евангелие сами подали ему нужные причины к учинению на них гонения. Ибо Езуиты по дерзской своей неосторожности оказывали тогда явно свое властолюбие, не хотели терпеть никакого другого закона, да и самых Японских сект; с презрением смеялись над Бонцами, и над всем Японским богослужением, ломали их идолов и разоряли храмы. Толь безрассудное поведение, ни Даиром, ни Кубом за простительное принято и милостиво извинено быть не могло. Португальские купцы Езуитов были неразумнее. Известная их скупость, ненасытная жадность к неумеренным барышам от всех родов коммерции, их [152] вероломство и криводушие в самых торгах, нехристианской денежной рост, бесчеловечная жестокость, какую употребляли они против своих должников, Японцев изнуряли до крайности, и Португальскую нацию всем им обращенным к христианству и необращенным ежедневно более делали ненавистною. Всяк признавал тогда, что Португальцы больше дела имели до Японского золота, нежели до спасения обращенных язычников. Миссионеры в Текосамовы времена не имели уже тех ласковых и пленяющих качестве, какими одарены были первые Езуиты, бывшие в Японии в 1551 и следующих годам. Когда они чрез обращение Японцев нашли свои выгоды, то возрастала их надменность, прихоти и пышность; думали о себе, что они в Японии не менее, как и Кардиналы в Италии; почитали себя за знатнейших вельмож в ином государстве, и самим придворным не сказывали ни малейшей учтивости, к чему однакож по тамошним законам были обязаны; так что и главнейшим тамошним министрам публично оказывали презрение. Каким образом поступлено было с одним Статским Императорским Советником, ехавшим ко Двору. В Японии всяк таким вельможам должен уступать дорогу, вытти из своего портшеза, остановиться, и проежжающему министру оказать пристойное почтение. Но миссионеру, которой, несен будучи в великолепном портшезе, встретился с одним придворным министров, сделать то показалось в [153] тягость; он еще закричал на своих людей, которые было по тамошним законам остановиться хотели. Чем министр столь был огорчен, что употребил он все возможные меры Португальцев у Куба привести в подозрение и ненависть, что он ко вреду отцов миссионеров и всех Португальцев с успехом и произвел в самое действо. А как таким образом Езуиты надменностью своею и властолюбием, которое они основать хотели на неограниченной власти и высочестве Римского Папы, огорчили уже всех в Японии как знатных так и простых людей: то сие огорчение учинилось еще большим, когда Китайской Манильской губернатор прислал послов в Японию, которые были нечто иное, как Францисканцы. Сии монахи, позабыв свое посольство не токмо начали проповедывать по улицам в Миаке без дозволения Императорского, но еще и против имянного повеления в Миаке ж застроили большую кирку. А хотя и сами Езуиты просили их, чтоб при таких опасных обстоятельствах, ко вреду всего христианства, не принимались они за столь надменное и непростительное дело: но Францисканцы не смотрели ни на совет и прозьбу Езуитов, ни на повеление Японского Императора. И как можно было в самодержавном государстве стерпеть такое глупое неповиновение пришельцев монахов? в таком государстве, в котором малейшее ослушание, и в самых вельможах примеченное, наказывается смертию. Такие примечания о причинах содействовавших и произведших гонение [154] на христиан в Японии оставил нам Кемфер, которой между описателями путешествий имеет великую похвалу беспристрастия.

По общей пословице: и от малой искры раждается великой пожар. Сие подтвердил Шарльвоа в 10 книге своей Истории. Он объявляет, что в то ж самое время, когда Текосама издал уже указ о гонении на христиан, из Филиппинских островов шел корабль в новую Ишпанию, которой бурею прибило к Урандской пристане в провинции Таза. Владелец сей провинции к капитану того корабля послал офицера просить его войти к пристань; но Ишпанской Капитан почел то за излишнее. После чего выслано было двести малых барок, которые помянутой корабль привели туда силою. Как скоро груз сего корабля был оконфискован, то Текосама прислал своего министра, Макситою называемого с тем, чтоб не токмо корабельной груз, но и самой корабль задержать. Штирман думая, что он хитростью чрез угрозы получит обратно свой корабль и бывшей на нем груз, начал говорить о великом могуществе Католицкого Короля, изъяснял великость и пространство его владений, и на географической ландкарте показал все земли, которыми владеет его Государь в Европе, Асии, Африке и особливо в Америке. Министре Максита и все тут бывшие удивились тому чрезмерно. Но как спросили, коим образом достиг его Государь до владения толь многими землями, [155] глупой Штирман на то ответствовал, что нет ничего легче понять, как сие. Когда, де, наши Короли хотели завладеть тою, или другою землею, то посылали они сперва туда своих монахов, которые бы проповедывали наш закон; по приведении ж такими миссионерами к христианству некоторого числа тамошних жителей отправляли они туда свое войско, которое, соединяся с новыми христианами, у прежних жителей отнимало их области.

Максита услышав то поспешно возвратился в Иеддо, и сие ухищрение открыл Текосаме, чем Император раздражен был толико, что он заключил в Японии не токмо убить всех Португальцев, но и христианство совсем искоренить в своем государстве. Чего он сам сделать не мог, то довершили его преемники; как то Жежассама в 1614 году издал строгой указ, по которому все христианские церкви разорены, миссионеры из государства выгнаны, и все Японцы, христианской закон принявшие, которые от христианства с клятвою отрещись не хотели, осуждены к сожжению. В 1615 году издан другой указ, по которому, всякому, кто миссионера будет скрывать, или содержать в своем доме, определенна смертная казнь самому и всей его фамилии. Император Фиде-тада поступал еще строже. Никогда не бывало такого бесчеловечия, как во время гонения на христиан, учиненного после 1622 года. Женщины и девицы, по претерпении поругания от палачей, живые ввергаемы [156] были в огонь. Много тысяч людей распято и так мучено, что умирать им надлежало продолжительною смертию. Другие вешены были за ноги, и такое мучение претерпевали по 9 и по 10 дней: иные для заклинание христианства погружаемы были в кипящие Юганские источники, и опять оттуда вытаскивемы, и сие погружение над всяким, к тому осужденным, продолжалось по 10 дней и более де тех пор, пока у таких нещастных со всех костей слезало мясо.

Многие тысячи все сии мучения претерпевали с великою твердостию духа, и казалось тогда, что трудно было в Японии искоренить христианство. Но к тому присовокупились два обстоятельства, которые христианству были еще предосудительнее и Японцев принудили искоренить остатки оного. Голландцы в 1636 году имели войну с Португальцами, и при мысе Доброй Надежды захватили один Португальской корабль. Между письмами, на сем корабле находившимися, было одно письмо к Португальскому Королю, от Мора Директора Португальского купеческой компании в Японии, природного Японца и потаенного христианина. Между Голландцами ж и Португальцами была взаимная зависть в рассуждении выгодных Японских торгов: почему одна нация другую, и ненавидела чрезмерно. Голландцы думали, что найденное ими толь важное письмо способствовать будет к изгнанию Португальцев из Японии. Почему и послали они его к [157] Принцу Фирандо, Протектору Голландской коммерции, а оной к Нангасакскому губернатору, и как сей равным образец такие ж против Португальцев имел мысли, то старанием его помянутое письмо дошло до самого Императора. Но какого то письмо было содержания? Моро писал к Португальскому Королю, что Японские христиане с Португальцами сделали заговор против жизни Императора; что Японские Князья участники сего заговора; что теперь потребен флот и войско, которое Португаллия к тому обещала; и что они с часу на час ожидают Папского на то благословения. Содержание сего письма подтвердило другое, от того ж Мора к находящимся в Миаке Португальским Директорам, перехваченное письмо. Моро взят был под арест, допрашиван, уличен, и преведен будучи к признанию, живой сожжен; все участниками сего заговора открывшиеся казнены, и вся Португальская нация выгнана из Японского государства навсегда.

После чего в 1637 году обнародован указ по Кемферову переводу следующего содержания: «никакому Японскому кораблю не позволяется для торгов ездить в чужие земли, и никому из Японцев не позволяется выежжать из своего государства: кто против того поступит, тот должен лишен быть своего корабля, всех товаров и самой жизни. Естьли кто в Японии откроет католицкого попа и покажет, тому в награждение дано быть имеет от 400 до 500 шуитов [158] серебра (Шуит серебра Российскими деньгами составляет около 5 рублев.), а за открытие каждого христианина почти такое ж награждение. Кто примет христианской закон, или подозрение в том на себя подаст, такого посадить в тюрму: все Португальское поколете перевести в Макао: естьли кто из чужих земель в Японию привезет письмо, или по изгнании возвратится паки в оную, такой со всею своею фамилиею имеет быть осужден на смерть, да и тот, кто просить за него станет, подвержен такой же казни».

Другое христианству в Японии вредное обстоятельство приключилось в Аримской провинции, в которой, признаться должно, гонение на христиан было самое жесточайшее. Ежедневно оказываемое бесчеловечие пересилило терпение страдавших и гонимых; и те, которые должны были утешать себя Евангелием, позабыв важнейшее учение оного, принялись за оружие против своего Государя и Императора. Сорок тысяч таких бунтовщиков овладели Симабарскою крепостью в провинции Фиген, против которых Японской Император принужден был послать для осады той крепости 80 тысяч войска. В сем случае просил он у Голландцев артиллерии, от которых и получил оную. Осажденные защищались храбро, делали удачные вылазки и перебили более 20 тысяч Императорской армии. [159] Но как они свою крепость не запасли провиантом, то наконец голодом понуждал их, или сдаться, или силою пробиться сквозь осаждавшее войско. Последнее избрали и дали сражение, на котором бились с таким ожесточением, что все они пали на оном.

Сие происходило в 1638 году; с того времени число христиан умалялось со дня на день, так что в 1650 году, когда Жиестнако вступил в правление, между Японцами не было уже почти ни одного христианина. Въезд в Японию Португальцам и Католикам запрещен навсегда, одни только Голландцы для своих торгов были терпимы; но и то каким образом? С толикою осторожностию, и толиким ограничением, что пребывание их в Десиме больше подобно заключению, нежели дозволению свободно жить между Японцами; сверх чего обременены они не малыми тягостьми, что Кемфер, как очевидной свидетель, испытал над самим собою, и описал то наилучшим образом. Хотя Португальцы, Агличане и Французы покушались сыскать себе вход в Японию: но все их старания были тщетны. В сем столетии одному Италианскому Аббату, из Рима в Манильские острова ехавшему, вздумалось побывать в Японии. Он в Октябре месяце 1709 года приехал к Японским берегам, и не смотря на все отсоветывания выгрузился на береге. Но тотчас сие открылось и он поиман Японцами. О его судьбине не слыхать было ничего до 1716 года, в [160] котором в Англию приехал один Китайской Штирман, и от него уже узнали, что [отец] Сидоти умер в тюрьме.

Еще и в Кемферовы времена ежегодно в известной день по всем Японским домам носили крест, которой всяким, в доме живущим, попираем был ногами, для испытания чрез то, нет ли кого из обывателей христиан? Обвиняли прежде Голландцев, будто бы они при въездах своих в Японию, принуждены бывали ступать ногами на крест Спасителев и образ пресвятые Богоматери. Но сие совсем неосновательно, и сущая баснь вымышленная в ругательство оным, к которому повод подал один, бывшей в Нагасаки, Голландец, Михаил Сандворт, которой на вопрос: не христианин ли он и его товарищи? сыщикам второпях отвечал: что за христиане! какие христиане! мы Голландцы.

Текст воспроизведен по изданию: Краткая история о Японском государстве, из достоверных известий собранная. М. 1773