СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

25 января, № 19. С. 1.

В другой депеше из Рима подтверждают созвание в мае католических епископов, будто бы для канонизации иезуитов, умерших в Японии от преследований, которым подвергла их религиозная пропаганда. Известно, что это только предлог для прений о средствах к ограждению светской власти папы, и нет сомнения, что большинство епископов объявит себя в пользу поддержания этой власти.

Из Японии сообщают, что в Иокугаме был сильный пожар, истребивший почти всю ту часть города, которая населена туземцами; квартал, занятый иностранцами, уцелел.

Япония

Из Иокугамы пишут, от 30-го/18-го/ декабря, газета «Presse»: «Серьезные опасения, какие были возбуждены убийствами, совершенными, недавно, японцами, мало-по-малу разъяснились, благодаря соглашению, последовавшему между местными начальствами и английским посланником, г. Рутерфордом Алькоком. По словам японского правительства, покушения, жертвами которых были иностранцы, происходили только от неосторожности последних, заходивших без провожатых во-внутрь страны, проникавших без дозволения в частные дома, и позволяющие себе там действия, противные нравам и обычаям нации. Вследствие этого, губернатор Канагуа официально пригласил английского посланника запретить своим соотечественникам совершать прогулки и охотиться внутри страны, а в особенности ночевать вдали от своего местопребывания. Такая просьба явно противоречила постановлениям трактата, предоставляющего всем английским подданным право свободно разъезжать по Японской Империи; однако, г. Алькок почел положение дел столь важным, что отменил пользование этим правом и издал 19-го/7-го/декабря устав из десяти статей, основанных на власти, в какую облек английских генеральных консулов в Японии декрет английской королевы от 23-го января 1860г. Этот неожиданный устав возбудил общее неудовольствие между англичанами, до которых он пока исключительно и касается. На основании его, англичане должны воздержаться на японских дорогах от слишком скорой и неосторожной езды, подвергающей опасности крестьян, а в городах и селах ездить только шагом, держаться при встрече с кем-нибудь левой стороны, не стрелять из ружей, ни днем, ни ночью в других местах, кроме тех, пределы коих обозначены японскими начальствами по соглашению с консулами ее величества, не охотиться без письменного на то разрешения консула, не проникать в частные дома без приглашения или разрешения хозяина, равно как и в батареи, арсеналы и другие японские заведения, неоткрытые для публики, ни под каким видом не позволять себе насильственных действий против японских должностных лиц, не ночевать, без разрешения консула, вне иностранной фактории, в которой они живут, и проч. За нарушение, которого-либо из этих постановлений всякий англичанин подвергается уплате денежной пени в 260 пиастров или тюремному заключению на месяц. Очевидно, что такие строгие и мелочные ограничения личной свободы англичан в Японии несогласованы с льготами, какие гарантированы трактатами и уподобляют нынешнее положение европейских купцов в различных недавно открытых портах положению голландцев, три столетия уже заключенных на Децимской Скале. Вот почему американцы считают себя свободными от всех этих преград, и пользуются преимуществами трактатов, нисколько не заботясь о неудовольствии японского правительства. Эта смелость им удается довольно хорошо, и посланник их, г. Тоунсенд Гаррис, мужественно оставшийся в Иеддо после умерщвления его секретаря, пользуется при дворе таким влиянием, что добился, в пользу матери несчастного Гейскопа, вознаграждения в 10 000 пиастров. Полагают также, что по его совету, внушенному самым похвальным беспристрастием, тайкун решился отправить в скором времени в Лондон японское посольство, которое отправится на английском паровом фрегате «Один», прямо в Суэц, а оттуда в Англию, заехав, вероятно, и во Францию, но без официального характера». [24]

Япония

В письмах из Каиагавы, от 7-го января /26-го декабря/, содержатся следующие интересные подробности о последних политических компликациях в Японии: «Торжественные трактаты, заключенные и ратификованные, в течение трех лет, великими морскими державами Европы и Америки, нарушаются японским правительством, и, к удивлению, это явное нарушение не влечет за собой, покуда, дипломатического разрыва. На основании 3-й статьи трактатов, английского, французского, русского и американского, содержание коих тождественно, подданые этих различных наций уполномочены жить в столичном городе Иеддо, с 1-го января 1862 года. Мы, конечно, не ожидали точного соблюдения этой статьи, хотя она принадлежит к важнейшим в трактате, потому что опыт научил нас, что порт Ниегата, на западном берегу Нипона, открытие которого было, по закону, назначено на 1-е января 1860 года, неоткрытый и до сих пор. Но, при всем том, мы думали, что японское правительство даст нам, по крайней мере, какое-нибудь вознаграждение, или что в случае безусловного отказа представители великих держав обратятся к тайкуну с энергическим протестом, за которым последует, быть может, выезд их из Японии. Факты рассеяли наши обольщения, и убедили нас, что японцы еще менее китайцев уважают международные конвенции; кроме того, мы узнали, что великие договаривающиеся державы, несмотря на свою силу и превосходство, не решаются прибегать к строгим мерам, и готовы, покуда, делать уступки. Первым официальным обнародованием факта, к которому приступили все проживающие здесь дипломаты, мы обязаны г. Рутерфорду Алькоку, формально объявившему, что по многим причинам, касающимся положения англичан в Японии, статья, в силу которой различные порты Японии открываются для английских подданных 1-го января 1862г. или после, отменена, до нового распоряжения, на сколько касается города Иеддо — и вследствие этого, всякий, кто нарушит это постановление и вздумает отправиться в Иеддо без особого разрешения английского консула и тайкуна, подвергнется всей строгости японских законов — как будто о городе Иеддо никогда не было упомянуто в трактатах — и лишится права искать защиты у английского посланника или консула в Японии. Через три дня после этого громового удара, поразившего всех иностранных купцов в различных портах Японии, американский консул в Канагаве обнародовал циркуляр, разосланный всем американским консулам и агентам в Японии, проживающим в Иеддо посланником Соединенных Штатов, г. Тоунсендом Гаррисом. Этот документ вполне заслуживает внимания, потому что с одной стороны обличает полное согласие насчет сущности вопроса между всеми дипломатами, а с другой постановляет не столь строгое наказание, как английский декрет — что указывает как бы на легкое предпочтение, оказанное японскими начальствами американцам. Вот текст означенного циркуляра: «Пользуясь особыми полномочиями, дарованными мне президентом Соединенных Штатов, и действуя согласно с моими товарищами, я согласился на временную отмену той части 111-й статьи иеддоского трактата, в которой постановлено, что, начиная с 1-го января 1862г. американские граждане могут иметь пребывание в городе Иеддо. Вследствие этого нельзя более законным образом посещать этот город, до нового предписания. В случае, если какие-либо лица будут иметь с этим посольством дела, которых нельзя вести письменно, им будут выдаваемы особые паспорты, и всякое посещение Иеддо без разрешения этого посольства будет проступком, на который консулы наши так и будут смотреть. [25] Я принял эту меру только после продолжительного размышления, вполне убедившись, что принятие ее вызывается интересом тех, которые желают продолжения мирных сношений с этой страной. Я думаю, что приличие моего поступка будет признано всеми, хорошо обдумавшими положение наше в этом крае, и уверен, что все охотно подчинятся необходимости представляющегося случая». Авторитет этого искусного и мужественного дипломата, всегда противившегося чрезмерным требованиям японского двора, умевшего устоять против яростных угроз иеддоского населения, и добившегося от правительства тайкуна денежного вознаграждения в 60 000 фр. матери секретаря своего, убитого во время мятежа — этот авторитет, говорю я, доказывает, что ненависть японцев к европейцам доведена в столице до такой степени раздражения, что там никто не может показываться, не возбудив несчастий, которых само правительство не сумело бы предотвратить. Дознано притом, что иеддоская чернь — только слепое орудие могущественной партии дворян, поклявшихся уничтожить трактаты и изгнать всех европейцев, для того, чтобы сохранить торговую монополию, из которой они с незапамятных времен извлекают огромные выгоды. Во главе этой партии стоял князь Мито, имевший в распоряжении своем целую шайку подкупленных убийц, которые, вероятно, и были виновниками умерщвления регента и нападения на английское посольство. Смерть похитила это чудовище, и сын его принял, говорят, политику диаметрально противоположную, преследуя только сообщников отца своего. Но враждебная иностранцам партия, тем не менее, остается всемогущей даже в совете государя, и этим объясняется почему различные представители дворов, которые вели переговоры с Японией, в том числе и французский посланник г. Лютен де-Беллъкур, почли более благоразумным принять в соображение внутренние затруднения правительства, и приостановить на время исполнение одного постановления трактатов, чтобы только не прервать открыто дипломатические сношения, и не вступить на такой путь, который бы неизбежно повел бы или к войне, или к уничтожению европейского племени. Продолжительна ли будет эта частная отмена трактатов? Если бы решение этого вопроса зависело от одних японцев, то она, конечно, продолжалась бы неопределенное время, ибо своекорыстной вражды значительной части японской аристократии ничем нельзя будет примирить — аристократия эта пустила глубокие корни при дворе и пользуется неограниченной властью в многочисленных поместьях, которыми управляет, в провинциях по своему усмотрению. Такое положение могло бы быть изменено только внутренним переворотом. Но если мы подумаем, что четыре великие державы, ратификовавшие отмененные трактаты, в высшей степени заинтересованы в ограждении своей части и интересов, то из этого должны будем заключить, что такое незаконное statu quo не будет долго терпимо, и что японцы через два или три года окажутся вынужденными в точности исполнить принятые ими на себя обязательства. Из верного источника сообщают мне даже, что уполномоченные, приступив к временной отмене, официально объявили тайкуну, что хотят удержать в целости предоставленное им право, и пользоваться им вполне, как скоро их правительства признают это за нужное. Вследствие этой декларации, составленной в энергических выражениях, тайкун собственноручно написал различным монархам, имеющим с ним трактаты, и решился, говорят, не изменять настоящей политики до получения от них ответов. В ожидании решения этого дела молодой император женился на дочери духовного государя или микадо. Невесте только 16-ть лет, и она, говорят, чрезвычайно хороша собой». [26]

27 марта, № 67. С. 297.

Японская Империя, вслед за сиамской, открыла дипломатические сношения с Европой. Посольство из трех чрезвычайных посланников, двух секретарей и свиты из 33 человек отправилось из Александрии в Марсель. Французский министр иностранных дел послал ему на встречу маркиза де-Тревиза, который состоял прежде при бароне Гро. Японские посланники останутся в Париже месяц, и будут жить там на казенный счет; а затем отправятся в Лондон, на всемирную выставку.

5 апреля, № 75. С. 337.

Говорят, что приезд во Францию японских послов — эксцентричности которых очень забавляют парижан — не чужд политики, и преимущественно имеет целью добиться отмены той статьи трактата, которой европейцам предоставлено право свободного пребывания в городе Иеддо.

Япония

В«Монитере» напечатано несколько любопытных подробностей об управлении и нравах Японии. Известно, что в этой стране существуют два государя — духовный и светский: первый — лицо мистическое и невидимое, пользуется всеобщим почетом, но не принимает никакого участия в управлении делами, а только раз в год выставляет на общественное поклонение свою подошву, которую можно видеть сквозь прозрачный потолок; резиденция его называется Миако. Второй государь /светский/ живет в Иеддо; власть в действительности принадлежит ему одному. Титул его изменяется, смотря потому, мир в империи, или война. Тайгунъ — означает: властелин правосудия, а Сиагунъ — властелин сражения. В городе Иеддо 2 миллиона жителей, и он состоит из трех концентрических оград; в центре находится дворец императора; вторая ограда предоставлена дворянству, а третья народу. Япония открыла Европе двери свои лишь года четыре назад, и только в этот короткий период времени можно было приобрести точные сведения об истории и обычаях этой страны. Сведения эти, конечно, были еще очень ограничены, когда пребывание в Париже посланников тайгуна позволило дополнить сделанные наблюдения, и пролило некоторый свет на нравы народа, интересного в стольких отношениях. Нижеследующие подробности получены прямо от лиц посольства, и записаны, частью, с их слов. Можно сказать, что в отношении к одежде все японцы похожи друг на друга: материи могут быть более или менее хороши и тонки, смотря по состоянию того, который их носит, но форма одежды постоянно одна и та же — и состоит из полотняной рубахи, длинного платья, волочащегося по земле, панталон и чего-то в роде жилета, с широкими рукавами, на котором вышивается или печатается герб каждого лица. Шляпы почти плоски, с небольшой остроконечной выпуклостью посредине. Обувь состоит из башмаков с соломенной подошвой. В японском костюме всего замечательнее отсутствие всякой пуговицы и булавки. Но за поясом у [27] японца непременно торчат две сабли, веер и чернильница, а в кармане у него хранятся: трубка, в шелковом футляре, палочки для риса, кисет с табаком и одна или две тетрадки носовых платков из бумаги. Теми же платками они сами, каково бы ни было их звание, очищают палочки, с помощью которых ели рис. Большая часть японцев очень умеренна в пище; французская кухня нравится им, однако, больше других; любимое же японское блюдо — сырая рыба без костей, под соусом, известным во многих странах крайнего Востока под именем сои /Soja/. Японцы кладут в чашку рис, смоченный теплой водой, вынимают свои палочки, берут кусок рыбы — смешивают его с рисом и затем проглатывают его, в виде шарика, с большим шумом. Один европеец выразил однажды японцу удивление свое о том, что он ест сырую рыбу. «Ведь вы едите же устриц», — отвечал японец. Между различными сословиями в Японии существует полная иерархия, с которой сообразуются и знаки вежливости. Низший вообще преклоняется перед высшим и прикладывает обе руки к ногам, немного ниже колен. Чем разница между обоими собеседниками значительнее, тем более опускаются руки. Являясь к знатному лицу, необходимо вынуть из-за пояса наибольшую из двух сабель и держать ее в руке.

Знаков отличия существует очень много; например, высшие классы пользуются привилегией носить шелковый галстук и белые башмаки; но официальное значение каждого лица можно узнать всего легче по официальной его шляпе.

Японское население разделяется на десять классов — и вот какие различия существуют между шляпами.

Из членов японского посольства трое первых принадлежат к первому классу, а четвертый ко второму. Вот подробности о них. Текенго-Учи-Си-Модзуки-Ноками — управляющий иностранными делами и финансами; ему 53 года. Мацдаира-Ивамино-Ками, также служащий по иностранным делам — военный и гражданский губернатор Ганакавы; ему 33 года, и он чрезвычайно богат. Третий посол — контролер полиции, а четвертый — чиновник первого разряда в управлении иностранными делами. Одному из них 34 года, а другому 40 лет. Свита состоит из разных должностных лиц и четырех толмачей. Из 36 японцев, приехавших в Европу, только пятеро неженаты — в том числе французский толмач 17 лет, и голландский, которому 19; последний, впрочем — жених. В брак вступают, обыкновенно, мужчины между 20-ю и 25-ю годами, а девушки между 16-ю и 20-ю. Японцы вообще медлительны и любят соблюдать достоинство; трудно прочитать их ощущения на лице, и они никогда не забывают ни малейшей формулы вежливости. В их театрах, как в театрах древности, женские роли исполняются мужчинами; но знатные господа приглашают актеров к себе, а на публичных представлениях не присутствуют. Вот, в заключение, факт, характеризующий японскую вежливость. Первому послу представили однажды ребенка, которому он подарил веер; видя, что родители благодарят без особой горячности, Текенго обратился к ребенку со следующими словами: «Даря тебе веер, я делаю наилучший подарок, какой только можно дать: желаю тебе расти подобно ему, без всяких потрясений, до пределов возможного. Достоинство веера зависит от прочности связи, существующей между отдельными полосками. Связь эта может быть уподоблена семейству; если те, от которых происходишь — добрые люди, то будешь добр и ты». [28]

Япония 19 мая, № 106. С. 481/3/.

Газета «Presse» сообщает следующее извлечение из писем, полученных ею из Японии, от первых чисел марта: «Мы получили с этой почтой четыре важные известия: первое из них — отозвание двух знаменитых дипломатов, которые со времени открытия Японии управляли политический делами Англии и Соединенных Штатов. Английское правительство пригласило в Лондон, под видом отпуска, г. Рутерфорда Алькока, воспользовавшегося данными полномочиями для того, чтобы приостановить, не совсем почетным образом, действие трактатов, заключенных с Японией года три назад. Доктор Винчестер, долго бывший консулом в Китае, будет исполнять должность поверенного в делах на место г. Алькока, но сохранит официально звание английского консула в Гакодаде, впредь до нового распоряжения министерства. Президент Соединенных Штатов, со своей стороны, призвал в Вашингтон посланника своего в Японии, г. Тоусенда — Гарриса и назначил ему в приемники г. Прюйера, отправившегося уже к месту назначения, с полномочиями и инструкциями, которые придадут новое направление американской политике в японском архипелаге. Легко понять, что такое одновременное отозвание, последовавшее тотчас за одобрением обоими дипломатами временной отмены трактатов, заключенных с правительством тайкуна, служит очевидным доказательством неудовольствия кабинетов лондонского и вашингтонского на снисходительность их представителей. И действительно, здесь все согласны между собой в том, что извинение, на которое ссылается японское правительство в оправдание своего образа действий, то есть невозможность сладить с населением, есть не что иное как пустой предлог, прикрывающий глубокую ненависть к иностранцам японских князей и дворян, которые до заключения трактатов пользовались произвольной и весьма выгодной монополией всей японской привозной и отпускной торговли. Но надеяться более успешных действий от новых посланников можно лишь в том случае, если их будет поддерживать присутствие в Иедосском Заливе значительных морских сил, которые бы внушили японцам единственное чувство, могущее побудить их к уступкам — страх. Второе известие, находящееся, отчасти, в связи с предыдущим — покушение, посреди белого дня, на жизнь министра иностранных дел, известного своим расположением к иностранцам. Обстоятельства, при которых совершено это преступление, не могут не заставить каждого призадуматься. Андо-Цузима-Но-Ками возвращался из государственного совета, где он заседает, и отправлялся к доклатайкуну, с докладом о принятых там решениях. Едва моримон или паланкин, в котором он сидел, был перенесен за вторую ограду императорского дворца, как его окружила, с яростными криками, придворная стража, которая произвела даже несколько выстрелов, впрочем, совершенно безуспешных. Андо-Цузима тотчас вышел из своего паланкина и, мужественно бросившись на виновников нападения с большой саблей, которой всегда вооружены в Японии высшие сановники, убил пятерых, а остальных отстранил, и тем спас себе жизнь. Это происходило в минувший четверг, и в течение следующих шести дней не было речи ни о следствии, ни о поисках преступников — что доказывает по-видимому, что виновники покушения или их сообщники принадлежат к высшим сферам, и что оно составляет только последствие мнений, мужественно выраженных в то же самое утро Андо-Цузимой в государственном совете, в пользу иностранцев. Третье известие интересно особенно для католиков, желающих распространения своей веры. В католической часовне, состоящей под защитой французского посольства, совершали два дня сряду богослужение. В первый день туда отправились десять туземцев, а во второй двенадцать, привлеченных, вероятно, простым любопытством, а не желанием обратиться в христианскую веру. Но полиция была на-стороже и арестовала при выходе из церкви всех бывших в ней японцев, которые были связаны и отведены в тюрьму, где подверглись жестоким истязаниям. Эти несчастные принадлежат, большей частью, к сословию мелочных торговцев. Французский посланник поспешил сделать представления на этот счет губернатору Иокугамы и просить его об освобождении заключенных; но так как принятие христианской веры считается в Японии самым непростительным государственным преступлением, то губернатор не мог взять на себя решения вопроса, и дело было препровождено в государственный совет, который постановит приговор только [29] тогда, когда половина заключенных умрет в тюрьме от голода и лишений. Наконец, я должен известить вас о бедственном пожаре, бывшем недавно в европейских факториях Иокугамы. Все магазины гг. Лакен сгорели дотла: в них было товаров на 60 000 франков. Многие другие купцы также потерпели значительные убытки, и, к несчастью, все это не было, да и не могло быть, застраховано. Однако материальные потери, быть может, не так прискорбны, как политические компликации, к которым подал повод этот пожар. Чиновник английского консульства, г. Вальш, вздумал ночью полюбоваться зрелищем пожара в японском квартале и неблагоразумным образом вошел в большой дом, в котором не подозревал притона самых подозрительных людей. Как скоро он вошел в верхний этаж, его окружили ночные женщины, и когда он отверг их с презрением, то японец отвратительной наружности напал на него и дал ему понять, что он может искать спасения только в бегстве. Молодой англичанин поспешно сбежал с лестницы, но в темноте не мог отделаться от разных других людей, которые нанесли ему побои. Г. Вальш едва освободился от них, размахивая во все стороны попавшейся ему под руку большой палкой. Он подал жалобу на виновников нападения, но и они сделали тоже: губернатор города приказал нарядить следствие, а английский консул г. Вайз предложил отдать дело на рассмотрение особых судов, смотря по национальности истцов; это оказывается, однако, невозможным, так как японцы не могут быть преданы английскому суду и наоборот. Нельзя и предвидеть, чем кончится это дело, но все жалеют о таком скандале и опасаются последствий, какие он может иметь для личной безопасности иностранцев в Японии».

27 мая, № 113. С. 507.

Кардиналы и епископы, собравшиеся в Риме по поводу канонизации японских мучеников, положили подписать адрес папе и выразить свою преданность светскому владычеству Пия IX. Редакция этого документа поручена кардиналу Вайзмену и одному французскому прелату.

29 июня, № 140. С. 615.

Из Гаги пишут газете «Nord», от 2-го июля, что король нидерландский принимал, в торжественной аудиенции, японское посольство. Главная цель этого посольства состоит в отсрочке еще на семь лет торгового трактата, заключенного Японией с некоторыми государствами, по которому с 1-го января будущего года все порты этой империи должны быть открыты для европейцев. Японское правительство полагает, что его народ не на столько еще просвещен, чтобы мог прийти в соприкосновение с иностранцами без нарушения спокойствия империи. Англия утвердила отсрочку заключенного с ней трактата на пять лет. Франция ни на что еще не решилась.

Японское посольство.

О путешествии японского посольства в Петербург «Кронштадтский Вестник» сообщает, между прочим, следующее: «Пароход-фрегат «Смелый» уже отправился за японским посольством в Штетин; на нем, между прочим, послан хор портовых музыкантов для парадной встречи. «Смелый» — это большой колесный пароход, с огромными, хорошо отделанными [30] каютами, вполне удобными для размещения многочисленной свиты посланников; он должен возвратиться около 20-го июля. Вероятно, прямо с парохода «Смелый» японское посольство переедет на другом, маленьком пароходе в Санкт-Петербург. Посольство, как говорят, состоит из двух партий: из старых японцев, открытых врагов всякого нововведения и сближения с европейцами, и из представителей партии прогресса, желающей учиться, желающей познакомиться с Европой. Представители обеих партий должны смотреть, должны учиться, с тем, чтобы, возвратившись в Японию, окончательно решить вопрос «годится или нет для Японии европейская цивилизация». В числе членов миссии есть живописцы, стенографы и чертежники; они все замечают, записывают и рисуют».

29 июля, № 164. С. 711/1/.

Высочайше-утвержденный церемониал приемной аудиенции японскому посольству в Зимнем Дворце. — В назначенный для аудиенции день, предводитель японского посольства, церемониймейстер высочайшего двора, в сопровождении церемониймейстерских помощников, отправится к посланникам, для приглашения их в Зимний Дворец.

У Запасного Дворца, назначенного для пребывания посольства, будут ожидать парадные золоченые кареты, с придворными лакеями, в парадной ливрее.

По занятии посланниками со свитою мест в каретах, поезд отправится по Дворцовой Набережной, около Зимнего Дворца, и въезжает во двор оного к посольскому подъезду, в следующем порядке:

• Четырехместная карета, запряженная в четыре лошади, в которой поедут: два церемониймейстерские помощника и два переводчика азиатского департамента.

• Четырехместная карета, запряженная в четыре лошади, в которой поедут: два доктора, Кавасаки-Доминъ и Такасима-Юке, и два переводчика, Мацки-Коонъ и Миц'кури-Шуя.

• Четырехместная карета, запряженная в четыре лошади, в которой поедут четыре переводчика: Фукудзава-Юкици, Оота-Генъ-Заб'роо, Таци-Косаку и Фукуци-Генъ-Ицироо.

• Четырехместная карета, запряженная в четыре лошади, в которой поедут четыре чиновника японского посольства: Ямада-Хацироо, Такамацы-Хикосаб'роо, Сайто-Дайносинъ и Мори-Хацитароо.

• Четырехместная карета, запряженная в четыре лошади, в которой поедут три чиновника японского посольства: Фицинобе-Токузоо, Уэда-Юске и Масыдо-Сюндзиро.

• Четырехместная карета, запряженная в четыре лошади, в которой поедут: два чиновника посольства, Оказаки-Тоодзаемомъ и Мидзусина-Ракутароо, и помощник прокурора Ф'куда-Сакутароо.

• Четырехместная карета, запряженная в четыре лошади, в которой поедут: советник по финансовой части, Хидака-Кейзаб'роо, секретарь, Мори-Яма-Такицироо, и начальник свиты посольства Сибагпа-Садатпароо.

• Четырехместная карета, запряженная в шесть лошадей, в которой поедут: прокурор, Кен'гоку-Нотпоно-Ками, младший посланник, Мацдаира-Ивамино-Ками, и правитель дел экспедиции церемониальных дел, Кудрявцев. У дверей кареты будет ехать конюшенный офицер, верхом.

• Четырехместная карета, запряженная в шесть лошадей, в которой первое место займет старший посланник, Такеноуци-Симоцкено-Ками, а напротив его предводитель посольства, церемониймейстер, Шереметьев. У дверей кареты будет ехать конюшенный офицер, верхом.

• Четыре придворные ездовые, верхом.

При въезде посланников во двор, стоящий на главной гаупвахте караул отдает им честь.

При выходе посланников из кареты встретят их на подъезде два скорохода и два гоф-фурьера, и в предшествии их и церемониймейстерских помощников пойдут по парадной лестнице, где на верхней площадке их встретят два камер-фурьера и камер-юнкер высочайшего [31] двора, а в Николаевской зале церемониймейстер. Шествие следует через аванзал, где поставлен будет караул из дворцовых гренадеров, в Николаевскую залу — камеру отдохновения, где встретят посланников директор азиатского департамента, гофмаршал и обер-церемониймейстер.

В этой зале посланники со свитою будут угощаемы чаем, кофеем и разными сластями.

После сего, посольство, в предшествии и сопровождении вышепоименованных лиц, будет проведено из Николаевской залы, через Помпеевскую галерею, Фельдмаршальскую и Петровскую залы, в Гербовую, в которой будут ожидать аудиенции.

Государь Император примет японских посланников в Тронной зале, стоя у трона и имея по правую сторону — Государыню Императрицу, а по левую — Государя Наследника Цесаревича.

При Их Императорских Величествах и Его Императорском Высочестве будут находиться:

• По левую сторону трона, в стороне и несколько отступя от Государя Наследника Цесаревича: министр Императорского Двора, вице-канцлер, военный министр, военный генерал-губернатор, товарищ министра иностранных дел, который примет от Государя Императора кредитивные грамоты императора японского, директор азиатского департамента, дежурные: генерал-адьютант, генерал-майор свиты и флигель-адьютант; попечитель Государя Наследника Цесаревича и лица, состоящие при Его Высочестве.

• По правую сторону трона, в стороне же, отступя от Ее Величества: обер-камергер, обер-гофмаршал и все первые чины двора, гофмейстеры, Ее Величества камер-фрейлина и свитные фрейлины; дежурные: камергер, камер-юнкер и два камер-пажа.

• По сторонам тронной залы, перед колоннами: по левую сторону трона — все генерал-адьютанты, генерал-майоры свиты и флигель-адьютанты; по правую сторону — все статс-дамы, фрейлины и придворные кавалеры.

Когда все будет готово к аудиенции и по принятии от Государя Императора повеления, обер-церемониймейстер и предводитель посольства введут посланников в Тронную залу на аудиенцию к Их Величествам Государю Императору и Государыне Императрице и Его Высочеству Наследнику Цесаревичу.

Японские посланники и свита их, дойдя до средины Тронной залы, останавливаются. Тогда обер-церемониймейстер пригласит посланников приблизиться к трону; прочие же лица японского посольства остаются посреди залы, ожидая конца аудиенции посланникам.

После аудиенции, обер-церемониймейстер подведет к трону прочих лиц японского посольства, которых старший посланник представит Их Императоским Величествам и Его Императорскому Высочеству.

После сего, посланники со свитою будут проведены обратно, по тем же залам, на посольский подъезд, с соблюдением того же этикета, какой был при приеме их, и возвратятся в Запасный дворец в тех же придворных каретах.

Все внутренние караулы в дворце и часовые при дверях будут отдавать посланникам воинские почести.

В комнатах дворца, где посланники проходить будут, обе половины дверей будут растворяемы.

Все лица, участвующие в церемонии, должны быть в парадной форме, а дамы в русском платье.

31 июля, № 165. С. 716/2/.

Прибытие японского посольства в Санкт-Петербург. — 28-го июля, в 2 часа пополудни: прибыло в нашу столицу японское посольство. Оно высадилось на берег на Английской Набережной и было встречено у пристани согласно высочайше-утвержденному церемониалу, подлежащими властями, в присутствии многочисленной публики. [32]

Прибытие принца Альфреда и японского посольства в Кронштадт

С 27-го июля кронштадтский рейд представляет необыкновенно-оживленную картину. Утром пришли английский 86-пушечный винтовый корабль «St. George» и 17-пушечный винтовый корвет «Chanticleer», а вечером, в 10 часу, пришел из Свинемюнде наш пароход-фрегат «Смелый», с членами японского посольства.

На корабле «St. George» находился его королевское высочество принц Альфред, второй сын королевы Виктории; он служит во флоте мичманом, и потому не имеет на корабле ни флага, ни брейд-вымпела, так-что корабль и крепость обменялись только обыкновенными, установленными национальными салютами, по 21 выстрелу.

Английские суда пришли на вид Кронштадта во 2 часу дня. Погода была прекрасная; на купеческой стенке собралось довольно много любопытных; наши суда на рейде были иллюминованы флагами по случаю дня рождения Ее Величества Государыни Императрицы. Все это вместе давало городу и рейду особенно праздничный вид. Навстречу кораблю была послана императорская паровая яхта «Александрия». Принц Альфред тотчас-же пересел на нее и отправился в Ораниенбаум и, оттуда, в Петергоф. Между тем корабль подошел ближе и стал на якорь против форта «Павел»; корвет стал у форта «Александр». Ставши на якорь, на корабле и на корвете подняли, на всех трех брам-стеньгах, русские и английские флаги, в знак того, что суда эти принимают участие в нашем народном празднике. Вечером, перед закатом солнца и спуском флага, на рейд выехали сотни грузовых купеческих шлюпок, яликов и даже рыбацких лодок; это были капитаны и матросы с английских коммерческих судов; окончивши дневные свои труды в гавани, они спешили к своим соотечественникам, чтобы поздравить их с благополучным приходом. Все эти шлюпки собрались за кормою корабля, поднимали весла, кричали «ура» и махали шапками. На корабле играла музыка; вся команда была наверху и отвечала на приветствия соотечественников. Когда мимо корабля проходили шлюпки под русским флагом, тогда на корабле играли русский национальный гимн. Корабль хорош, но корма у него с балконом и несколько высока, потому кажется, будто бы дифферент у него на нос. Вооружение корабля обыкновенное, но мы заметили одну особенность, которую, впрочем, и прежде видали на английских судах: на корабле не снимаются нок-тали, они постоянно остаются на реях и висят бухтами; перты также сброшены с рей. Корвет очень красивое судно; наружный вид его напоминает несколько наш винтовый корвет «Баян».

28-го июля в двенадцать часов дня японское посольство пересело с парохода-фрегата «Смелый» на придворный пароход «Стрельна». Вещи посольства отправлены были ранее, на пароходах «Славянка» и «Петербург». Мы не станем описывать церемониала торжественного въезда послов в нашу столицу, а расскажем подробности перехода парохода-фрегата «Смелый» из Свинемюнде до Кронштадта; этот рассказ мы списываем со слов одного из лиц, сопровождавших посольство, и, следовательно, за достоверность его можно ручаться. В заключение рассказа мы прилагаем полный список имен, титулов и чинов всех членов японской миссии, с обозначением, кто из них говорит на каком из европейских языков. Этот список списан на пароходе «Смелый», со слов японских переводчиков.

24 июля японское посольство прибыло в Свинемюнде на прусском военном пароходе Одер. Вещи были присланы за ранее на 3 х частных пароходах. На пароходе-фрегате Смелый посланников встретили с церемонией и музыкой, они очень любезно и ласково поздоровались с офицерами и командой. С командиром посланники были уже знакомы в Берлине; там-же представлялись им чиновник министерства иностранных дел, барон Остен-Сакен и кап.-лейт. Можайский, присланные на Смелом для встречи посольства. После встречи посланники сели за стол, приготовленный для них по распоряжению Высочайшего двора, они пригласили к обеду барона Остен-Сакена, кап.-лейт. Можайского, командира кап. 2 р. Левицкого и некоторых из офицеров парохода. Обед был сервирован по-европейски и только зная, вкус японцев, было приготовлено несколько блюд из рису. По окончании обеда за десертом члены посольства просили подать редьки и тертого хрену. Этой оригинальностью и ограничились особенности их вкуса. Хреном и редькой они закусывали шампанское, которое пили с большим удовольствием. [33]

Во время обеда пароход Смелый начал сниматься с якоря. Посланники, заметив это, просили позволения встать из за стола, они желали еще раз проститься с прусским народом. И действительно они все вышли на верх и вежливо раскланивались на все стороны, пока пароход шел в узкостях реки Свине посреди набережных, усыпанных народом. Потом они спустились вниз и продолжали обедать. Эта вежливость Японцев и необыкновенный их такт, составили довольно резкий контраст с нескромным любопытством и некоторой навязчивостью простого народа и публики в Берлине, в Свинемюнде. Выйдя в море, на пароходе-фрегате Смелый началась обыденная жизнь, устроенная известным порядком. К 8 часам утра члены миссии вставали, пили чай с легкими, холодными закусками. В час пополудни им подавали второй завтрак; в 6 часов они обедали.

В первое время Японцы конфузились, но вскоре сделались очень разговорчивы и любезны; они охотно рассказывали о своем путешествии, а некоторые начинали учиться по-русски. Многие из Японцев уже начинают объевропеиваться, они носят сапоги и почти все завелись часами, которые очень занимают их. Младшие из членов посольства выказывали во всем детскую, наивную любознательность и были очень развязны и веселы. Старшие посланники постоянно важны и сериозны, они сохраняют чувство собственного достоинства и отличаются своей утонченной вежливостью. Во время плавания они делали много таких вопросов, которые ясно доказывают сведения в навигации и мореходной астрономии; так например, каждый день в полдень они спрашивали обсервованные и счислимые широту и долготу.

В первый день плавания барон Остен-Сакен подарил старшему из посланников князю Симодскому карту России на 12-ти листах, только что отпечатанную при военно-топографическом депо; на другой день командир парохода подарил князю чертежи и планы парохода и машины. Наконец, на третий день, в день прихода барон Остен-Сакен подарил ему план С-Петербурга. Эти подарки заключались подарком фотографического портрета трех лиц, присланных на встречу посольства; князь в свою очередь подарил им свои фотографические карточки. Эти маленькие подарки очень понравились японцам и вообще свидетельствуют о дружеских отношениях общества, плававшего на пароходе Смелый.

На высотах Дагерорда, Смелый встретил 111-ти пуш. винтовый корабль Император Николай I-й. Корабль был под парусами и салютовал флагу посланника 15 выстрелами, на что получил ровный ответ. Посланники желали видеть ближе корабль; он лег в дрейф и пароход Смелый обошел его со всех сторон. На второй день перехода была довольно сильная качка и многие из членов миссии чувствовали морскую болезнь. На третий день плавания, вечером в 10 часов, через трое суток и два часа, и пароход Смелый благополучно достиг Кронштадта и стал на якорь на малом рейде; а на другой день, 28 июля, в полдень, посольство отправилось в С-Петербург.

Во все это время члены миссии выказали много ума, такта и любознательности; с ними также обходятся очень вежливо и предупредительно, так что отношения сохранились самые дружеские. В продолжении плавания постоянно кто-нибудь из членов посольства рисовал и записывал все что попадалось интересного. Как деликатны посланники, это можно было видеть в их постоянной заботливости о музыкантах и прислуге. Музыканты, скажем мимоходом, очень понравились Японцам; сам посланник, князь Симодский, приказывал всякий раз благодарить их.

Еще одна особенность: когда перевозили багаж, кажется более 300 ящиков и тюков, тогда единственно очень заботились все члены миссии, это об одном ящике, вроде деревянной клетки, в котором хранились вверительная грамота посла и копии с трактатов. «Это моя жизнь», говорил несколько раз посланник, указывая на ящик. На денежный сундук не обращали никакого внимания; правда он весил 20 пуд. и утащить его не легко было, не смотря на пренебрежение, с которым он был брошен на пристань в Свинемюнде.

Японские посланники выехали из Иедо в начале января 1862 года на английском пароходе Оден; на пути они заходили: в Гон-Конг, Сингапур, на Цейлон, в Аден и в Суэц, откуда по железной дороге и Средиземному морю отправились в Европу. В половине марта посольство прибыло в Париж, к 1-му мая н. с. они были в Лондоне, где и провели май. Июнь пробыли в Гаге, июль в Берлине, откуда выехали 24 июля с. с. [35]

СПИСОК ЛИЦАМ, СОСТАВЛЯЮЩИМ ЯПОНСКОЕ ПОСОЛЬСТВО

1. Такено-уци-Симодске но-Ками (Уци-значит: князь; но Ками-титул высших государственных сановников), (первый посланник, князь Симодский).

2. Матею-даира Ивани-но-Ками (товарищ посланника).

3. Киокок Нотоно-Ками, (товарищ посланника).

4. Сибата-Сада-Таро, (начальник свиты).

5. Мориама Такициро, (секретарь; говорит на голландском и английском языках).

6. Хитака Кей-Сабуро, (советник по финансовой части).

7. Фукутаваку Таро.

Секретари:

8. Мидсюсима Дакютаро.

9. Окасаки-то Саемон.

10. Масидзю Сун-Дзиро, (инженер).

11. Футси но-бе-токюцо.

12. Ииеда Иуске.

13. Мори Хатси-Таро.

14. Саито Даи-Носин.

Смотрители:

15. Такаматси Хико-Сабуро.

16. Иамада Хациро.

Переводчики:

17. Фукидзи жен-ициро, (2-й секретарь).

18. Таци ко-сакю.

19. Охода жен-Сабуро.

20. Фукузама ию-кильзи, (все говорят по голландски, английски и Таци по-французски).

21. Мицюкури сию-хей.

22. Мацуки Коань, (оба доктора и переводчики).

Доктора:

23. Такасима-ию-кей.

24. Кавасаки то-миу.

Слуги:

25. Такама Ооске.

26. Нагава Дзиоске.

27. Нозава Икда.

28. Итсигова Ватари.

29. Ивасаки Бунь Даифю.

30. Кюросава синь-саемон.

31. Нагамотси Городзи.

Помощники чиновников:

32. Сано Тееске.

33. Дзю Бее.

34. Тсюне Соо.

35. Хара Какюеоо.

Дворецкие:

36. Сюге Синеке.

37. Иси-Кюро-Квандзи.

38. Ока Синако Ске. [36]

Прием японского посольства.

В четверг, 2-го августа, происходил торжественный прием японских посланников в Зимнем дворце, согласно с обнародованным церемониалом. Посланники произнести следующую приветственную речь, сообщаемую нами в русском переводе:

«Ваше Императорское Величество!

По сему случаю мы желаем благоденствия Вашему Величеству и счастья и преуспеяния Вашему народу.»

Государь Император изволил отвечать следующей речью:

Надеюсь, что пребывание ваше в Моей столице удостоверит и вас в искреннем расположении России к Японии».

Посещение Кронштадта японцами.

В среду, 29 августа, члены японского посольства, в числе 19 человек, прибыли в полдень из Петербурга на пароход Ильмень в Кронштадте. Первый посланник, князь Симодский и первый переводчик Фукидзи Жень-Ициро остались в Петербурге, вероятно уставшие от беспрерывных и продолжительных осмотров Петербурга и его окрестностей.

Японцев сопровождали от морского министерства капитан-лейтенант Верещагин, а от министерства иностран. дел гг. Ломан и Вольф. В Кронштадте же их встретил и сопровождал адьютант штаба Кронштадтского порта кап.-лейт. Можайский.

Сев на приготовленные коляски и дрожки, японцы посетили первым пароходный завод, в котором, хотя не производились работы, по случаю праздника, но все мастерские были отперты и японцы с особенным вниманием осматривали огромные машины и разного рода станки. За тем им показывали арсенал и модель-камеру. Все что особенно обращало их внимание, они записывали и чертили. Отсюда они направились с Петровской пристани на катерах на форт Меньщиков, а оттуда, пересев на пароход Ильмень, отправились на большой рейд осматривать корабль Император Николай I. Удивительно, как они не запутались в своем весьма неудобном костюме, принужденные спускаться и подыматься через множество трапов стопушечного корабля. Обойдя все палубы корабля и надивившись его грандиозности, они тем же путем возвратились к Петровской пристани, откуда проехали по Господской улице и прибыли в морское собрание и библиотеку. В собрании их поразила обширная и роскошная танцевальная зала, а в музеуме библиотеки они увидели японские произведения и заметно было как смуглые их лица просияли радостью при виде этой богатой коллекции из родного края.

После клуба им показали доковое адмиралтейство, а оттуда поехали завтракать в летнее помещение морского собрания в летнем саду. Утомленные 4-х часовым беспрерывным моционом, они с удовольствием уселись за стол и с особенным аппетитом кушали и пили, особенно шампанское, которое они предпочитают другим винам. [37]

В 6 часов вечера японцы в сопровождении толпы любопытствующих отправились на пароход Ильмень и возвратились в Петербург.

Россия. Придворные известия.

В воскресенье, 2-го сентября, японские послы: первый посол Такено-Узи Симозкено-Ками, второй посол Мацудаира Ивамино-Ками и прокурор Кенъ-Йоку-Нотоно-Ками имели честь откланиваться в прощальной аудиенции в Царскосельском Дворце Их Величествам Государю Императору и Государыне Императрице и Его Императорскому Высочеству Государю Великому Князю Наследнику Цесаревичу.

Лица, состоящие при японском посольстве, также имели честь откланиваться Их Величествам и Его Императорскому Высочеству Великому Князю Наследнику Цесаревичу.

6 сентября, № 194. С. 832.

Отъезд японского посольства. — «Journal de St. — Petersburg» известив об отъезде из Санкт-Петербурга японского посольства, отзывается о членах его с большой похвалой, говоря, что они, во время пребывания своего в Петербурге, постоянно выказывали много такта, ума и учености, но кроме того отличались необыкновенной деликатностью, любезностью и учтивостью. Японское посольство пробыло в Петербурге больше месяца и, изучая нравы и достопримечательности нашей столицы, позволило и нам ознакомиться с обычаями, нравами и национальным характером страны, впервые отрядившей в Европу своих представителей. Члены японского посольства уехали из Санктпетербурга 4-го сентября.

11 сентября, № 197. С. 843/1/.

Известия, полученные из Японии от 27-го/15-го/ июля, возбудят конечно ужас и негодование в Англии, говорит газета «Times»: Убийцы осмелились напасть в Иеддо на резиденцию английского посольства, и хотя намерения их убить английского поверенного в делах, полковника Гиля, и других членов посольства не удались, однако, они умертвили капрала и матросов, составляющих стражу. Убийцы выбрали для совершения своего преступления ночь с 26-го/14-го/ на 27-е/15-е/ июня; говорят, что они принадлежали к японской страже. Английский корабль «Пирль» прибыл, к счастью, в иедоскую бухту тотчас после преступления, и все иностранные представители, за исключением американского, удалились в Иокугаму. Газета «Pays» возвещает неминуемый, по ее мнению, переворот в Японии. Микадо послал комиссара в Иеддо, чтобы напомнить тайкуну обязанности его в отношении к его духовному государю, и преобразовать управление. Могущественнейшие феодальные князья отправились к микадо, чтобы оказать ему поддержку своими войсками. Такое восстание ретроградной партии, привилегиям, которой угрожает соприкосновение с европейскими идеями, вызвано, по уверению «Pays», трактатами, заключенными с иностранцами. Но гагский корреспондент газеты «Ind. Beige» замечает, что известия эти должны быть принимаемы с большой осторожностью: в Голландии, где сношения с Японией весьма деятельны, никто о них не слыхал, и потому все приписывают их чрезмерной изобретательности одной англо-китайской газеты. Как бы то ни было, впрочем, трактаты иностранных держав с тайкуном будут, по понятиям японцев, обязательны для нации лишь в таком случае, если их утвердит микадо и верховный совет даймиосов, а до тех пор, вероятно, иностранцы не будут вполне безопасны в Японии.

16 сентября, № 201. С. 859/1/.

«… Прибавим к этим сведениям, что по утверждению одной испанской газеты, нет на свете города обширнее столицы Японии, Иеддо. Она содержит в себе полтора миллиона домов и населена 5-ю миллионами душ. Многие улицы длиною в 22 английских мили». [38]

Япония

В «Кельнской Газете» напечатано следующее письмо из Иеддо, от 7-го июля /25-го июня/: «Около месяца назад, члены английского посольства в Японии возвратились в Иеддо, потому что храбрый полковник Миль готов был выдержать все опасности своего положения. В ночь на 26-е /14-е/июня, годовщину последнего покушения, японские убийцы напали на дом посольства с тылу, т. е. с той стороны, где находится спальня посланника. Эти люди убили кольями и саблями английского часового. Услышав шум, капрал стражи бросился к дому, вооруженный револьвером, и застрелил одного из убийц, но был немедленно убит другими, которые нанесли ему шестнадцать ран. На тревогу сбежались все жившие в доме и поспешили в комнату посланника, где собралось таким образом до пятидесяти человек. Но убийцы обратились в бегство. Вскоре прибыли 500 человек японской стражи, которых распределили по саду, где они и стали расхаживать с обнаженными саблями при свете больших огней, зажженных вокруг дома. Виновник этого покушения — один из солдат японской стражи, данной английскому посольству для его защиты. Он принадлежит князю Мачудаиръ-Тоба-но-Ками и, вероятно, действовал заодно со своими товарищами, потому что один из убийц, тяжелоранненый, успел бежать через сад и, кроме одного часового, слегка раненного в ногу, не ранен ни один японский солдат. По причине темноты ночи, невозможно было определить число убийц. Один из них, раненный пистолетом в плечо, лишил себя жизни, распоров себе живот. Последствия этого нового покушения неисчислимы. В Японии готовится большой переворот, под внушением партии, враждебной иностранцам и в особенности микадо, или духовного императора, против тайкуна или императора светского, благоприятствующего сношениям с цивилизованными нациями. Из Миако, столицы микадо, прибыл посланный, в сопровождении 2000 солдат, с строгими повелениями на имя тайкуна. В японском министерстве произошли большие преобразования. Английский посланник, охраняемый только 80 солдатами и английскими матросами, отправится в скором времени с своим посольством обратно в Иокугаму».

23 сентября, № 207. С. 883/1/.

Многие парижские газеты извещают, что французская эскадра в Китае получила предписание идти в Японию для защиты поселившихся там иностранцев. Японское посольство, посетившее главные города Европы, прибыло в Париж и возвратится на родину на французском пароходе.

26 сентября, № 209. С. 891/1/.

Японское посольство перед отъездом из Европы, собирает все политические и ученые сведения, необходимые для его правительства. Приобретя в Англии, Нидерландах и России значительное собрание лучших сочинений в этих землях, доктора, состоящие при посольстве, покупают в Париже капитальные ученые сочинения, которыми хотят обогатить библиотеку иедосского переводчика. Они весьма внимательно осматривали императорскую библиотеку, институт и французскую коллегию, намереваясь основать подобные заведения в Японии. Кроме того они закупили много химических продуктов и физических и хирургических инструментов.

16 октября, № 225. С. 957/1/.

В Иеддо знают об успехах англо-французских войск против тайпинов и о благосклонном приеме, сделанном европейскими дворами японскому посольству. Эти известия произвели хорошее действие и, надеются, что возвращение посольства усмирит враждебное расположение аристократии и прекратит настоящие опасности.

Генерал Ставели отправился в Японию для принятия мер к защите английского посольства. [39]

Япония 1 ноября, № 238. С. 1011/3/.

Водной английской газете сообщены некоторые сведения о внутреннем управлении Японии, заимствованные из «Синей Книги» по японским делам и из нескольких номеров газеты «Cbma-Mail», наиболее знакомой со всем тем, что происходит в крайнем Востоке. Из этих сведений должно вынести то заключение, что разделение власти в Японии на светскую и духовную, которые, так сказать, параллельны и нисколько не зависят одна от другой в действительности совсем не существует. Тайкун, называемый светским государем, в сущности вовсе не самодержец: он даже не первый сановник империи. Между ним и микадо есть еще много иерархических степеней. Тайкун — просто первый исполнительный агент правительства, нечто вроде констебля или наместника. После революции, бывшей 250 лет назад, первый тайкун, Гонгем-Сама, сделал это звание наследственным в своей фамилии; но он не только не коснулся божественной власти микадо, но даже не сделался территориальным владельцем всей империи. Завладев иедосским престолом, Гонгем-Сама заключил конвенцию с 18-го могущественнейшими землевладельцами, которых не мог покорить себе. Эта конвенция, известная под именем законов Гонгем-Самы, составляет основу политического устройства Японии; она определяет и ограничивает сферу власти государя или микадо, первого исполнительного агента или тайкуна, и 18-ти князей или даймиосов, воспротивившихся Гонгем-Саме в его попытке к узурпации. На основании этих законов, организация империи состоит в следующем. Император или микадо, живущий в столице своей Миако, пользуется только номинальным преобладанием, но хотя он и не участвует в исполнительных мерах, однако, согласие его необходимо в известных случаях, и через это он приобретает действительное значение. Тайкун, живущий в Иеддо, заботится о содержании двора микадо из тех доходов, какие дают земли, которыми он некогда завладел. Наряду с этим, заседает в самом Иеддо, большой совет империи, составленный из 18-ти даймиосов. Многие из этих дворян, стоявших в иерархии выше тайкуна, равняются ему по могуществу и количеству земель своих. Совет даймиосов выражает собой власть микадо над исполнительным агентом. Никакой важный вопрос не может быть разрешен иначе, как с его одобрения; кроме того, решение, принятое тайкуном и советом даймиосов, не может быть приведено в исполнение без формального согласия микадо. Это относится единственно к делам, которые касаются империи в ее совокупности, ибо в своих частных владениях тайкун и даймиосы сохранили власть почти неограниченную. Эти три власти уравновешиваются между собой довольно сложным образом, потому что даймиосы служат представителями как своей собственной независимости, так и верховной власти микадо, и ни одна из трех властей не может действовать отдельно. Независимо от них, тайкун имеет свой особый совет, составленный из пяти министров, выбранных из числа мелких дворян и не имеющих ничего общего с большим советом князей. Действительная власть его очень велика, потому что этот совет пяти управляет делами от имени тайкуна. Такйм образом, власть последнего не распространяется на всю Японию, и только один микадо может заключать обязательства, относящиеся до всей империи. Между тем, последние трактаты с иностранными державами не утверждены микадо, и следовательно не имеют в глазах японцев законной силы. Поэтому-то правительство тайкуна не может защищать иностранных посланников и подданных, и едва само в состоянии оградить себя против недовольных; по той же причине, оно не наказывает убийц, и ограничивает, по-возможности, торговлю с иностранцами. Посольство, отправленное в Европу тайкуном, также не имело официального характера и старалось только о замедлении сношений с европейцами и отмене трактатов, заключенных четыре года назад.

В Японии совершаются политические убийства. Трое иностранцев подверглись нападению японцев. Один англичанин был убит, другие спаслись бегством. [40]

Япония

Из Иеддо пишут от 18-го/6-го/сентября «Монитеру»: «В Японии совершено новое покушение против иностранцев. 14-го/2-го/сентября три английские резидента в сопровождении жены одного из них ехали верхом по токайдской дороге, в десятимильном районе, где трактаты предоставляют иностранцам особенное покровительство. Они встретили многочисленную свиту посланника микадо или духовного императора, князя Шиматс-Сабро, отправляющегося в Канагаву. Несмотря на предосторожности, соблюденные резидентами, которые из уважения к японскому этикету, посторонились, чтобы дать дорогу вооруженной толпе, предшествовавший норимону /носилкам/ князя и следовавшей за ним, солдаты и офицеры этого войска мало-по-малу заняли угрожающее положение, и некоторые фанатики, под внушением одного только чувства дикой ненависти против иностранцев, ударили англичан саблями. Через несколько секунд один из них, г. Ричардсон, был убит, а двое других, равно как и их спутница — тяжело раненные, могли укрыться от преследований только поспешным бегством. Это нападение на беззащитных и безоружных европейцев, разумеется, сильно взволновало колонию. Представители держав собрались у французского посланника для изыскания средств к тому, чтобы получить от японского правительства необходимое удовлетворение. Присутствие на иедосском рейде корветов «Monge» и «Duploix», а также нескольких судов английского флота, может совершенно успокоить наших соотечественников и поручиться за их безопасность».

Английские газеты присовокупляют к этому рассказу следующие подробности: «Французский посланник, узнав о случившемся, отправился на место, в сопровождении своей стражи и вооруженных матросов, и нашел раненных в американском консульстве, в На-нагаве, где уже был отдан в их распоряжение врач-доктор Генбурн. На другой день, когда это страшное событие сделалось известным в Иокугаме, все дела остановились, и корабли, готовившиеся к выходу, задержаны. Тело несчастного Ричардсона привезено в ужасном состоянии: его легкие, сердце и внутренность были обнажены, а одна рука отрублена. Жители Иокугамы в тот же день составили митинг и положили послать лорду Дж. Росселю записку и образовать военную стражу для ограждения их безопасности. Тело г. Ричардсона погребено с большой церемонией. Все иностранные представители выказали по-поводу этого ужасного события большую деятельность; только английский посланник Ниль не тотчас принял необходимые меры, под тем предлогом, что оно не было доведено до сведения официальным образом».

20 декабря, № 278. С. 1171/1/.

Одна немецкая газета сообщает следующие известия из Японии: «Тайкун /светский государь/ не имел, как видно, законного права заключить трактаты с иностранными державами — и теперь говорят, что правительство микадо /духовного государя/ объявит их недействительными, под тем предлогом, что государственное устройство страны противится торговле с иностранцами. Такой перемене содействовало донесение послов, объявивших, что европейские державы не хотят отказаться от открытия запертых еще портов /кроме Иокугамы, Нангасаки и Гакодаде/ и соглашаются, разве только на отсрочку. Странный мирный переворот, совершившийся недавно в Японии, облечен еще в непроницаемую тайну. Известно только, что главные, даймиосы, образующие феодальное дворянство страны, удалились из Иеддо в Миако, и потому Иеддо перестал быть столицей. Говорят, что тайкун приглашен отправиться к микадо и скоро будет вынужден, вероятно, отречься от престола. Присовокупляют, что тайкун обратился к покровительству Англии, и что регент /Городжио/ убит. Газета «China-Mail» видит в известиях из Японии новое доказательство тому, что она давно [41] утверждала, а именно, что Японское посольство в Европу преимущественно имело в виду обойти обязательства, заключенные в отношении к Европе. До сих пор полагали, что в Японии существуют два императора — один светский, в Иеддо, а другой духовный, в Миако, и что второй — только тень первого. Этот взгляд ошибочен. Предметы ведомства тайкуна не так обширны, как полагали — и он в Японии даже не носит этого титула. Тайкун, хотя звание его и наследственно, не пользуется самодержавною властью; он стоит только во главе исполнительной власти, между тем, как управление находится в руках микадо, первый министр которого стоит выше тайкуна. Японцы прибегли к дипломатической хитрости, снимая с него всякую ответственность, когда дело шло о заключении трактатов».

Япония

В «Монитеръ» пишут: «Последние известия из Иеддо не подтверждают слухов о революции в Японии. Вот изложение новых фактов, к которому мы присоединим несколько исторических пояснений. Японская Империя было подвластна некогда императору, который управлял ею, как государь самодержавный. Ряд императриц и малолетних принцев, находившихся под опекой, повлек за собой назначение главного министра, сиогуна, который избирался сначала из ближайших родственников государя. Этот первый министр, который впоследствии был назначаем со стороны, сделался вскоре, если не по праву, то фактически, настоящим главою страны. Но, под влиянием этой революции, империя разделилась на малые государства, которые постарались приобрести как можно более значения и независимости. Отсюда междоусобные войны, продолжавшиеся до шестнадцатого века. В это время принц из микавской провинции — по имени Нобо-Нанга, одержал верх над своими состязателями. Он покорил своей власти все провинции вокруг Миаки. Быв, вскоре затем, умерщвлен, он был замещен Та-ко-Самой, который подчинил себе всю империю. Преемник его, Джеиас, устроил управление государством и пытался достигнуть своей цели рядом мер, обеспечивших трон за его династией. Таким образом, он родоначальник государей, которые носят наименование светских. Первым делом его было переменить столицу и удалиться из Миако, резиденции духовных императоров, которые, вопреки этим важным событиям, продолжали пользоваться общим уважением, без сохранения, однако, преимуществ, предоставленных правителям; он старался затем ослабить могущество даймиосов или медиатизированных государей земель, принадлежащих к империи; таким образом он принудил их жить поочередно в Иеддо, новой столице, им основанной, и в их провинциях, требуя еще, чтобы всякий раз, когда они выедут из столицы, они оставляли там своих жен и детей, как заложников. Наконец, он предпочтительно предоставлял власть наименее могущественным даймиосам. На основании этих то принципов, преемники Джеиаса управляют страной уже 250 лет. Даймиосы издревле старались воротить утраченную ими власть. Для этой цели, они всегда пытались сблизиться с миакским двором, где живет уважаемый потомок бывших императоров, носящий титул микадо. До сих пор усилия их не увенчались успехом, но они стремятся с новой энергией к осуществлению видов своих. Несовершеннолетие государя они считают обстоятельством, особенно для себя благоприятным. Этот беглый очерк объясняет значение важного события, известие о котором мы получили с последней почтой. Закон, принуждающий даймиосов жить через каждые два года определенное время в столице, впервые отменен на несколько лет. За исключением известного числа второстепенных даймиосов, исполняющих в Иеддо разные важные должности, все принцы получили разрешение отлучиться из Иеддо, и готовятся к отъезду в свои провинции. Они освобождены даже от разных услуг, какие прежде от них требовались, как например, от охранения императорских дворцов: изъятие сделано только в пользу Миако, где один даймиос, член фамилии тайкуна, назначен комендантом императорской крепости. Какова бы ни была причина этого изменения в японской конституции — нет сомнения, что оно возвращает даймиосам свободу и независимость, которыми они не пользовались уже два или три столетия, и которые всегда старались завоевать. Другое действие этой перемены состояло в возбуждении живейшего неудовольствия в иедосском населении, которое видит для себя большую потерю в [42] этом перемещении аристократии, и опасается что ему нечем будет жить. Нельзя не сблизить с этими переменами известие, нуждающееся, однако, еще в подтверждении — будто новый регент, Майсдавиа-Эцизен-но-Кавни, убит одним из его слуг. Это был бы факт весьма важный, посреди тех затруднительных обстоятельств, в каких находится теперь правительство тайкуна. Хотя настоящее положение Японии не внушает еще европейским купцам полного спокойствия, однако, иностранная торговля там развивается правильным образом. Это доказывают цифры коммерческого движения в Японии. В первые три месяца 1862г. привезено в канагавский порт товаров на 5,255,410 франков, а в соответствующий период 1861г. привоз не превышал 3,604,475 франков. Отпуск в 1862г. простирался, в течение трех месяцев, до 14,021,193 фр., а в 1861г. до 7,692,225 франков. Итак, коммерческое движение канагавского порта было, в первые шесть месяцев нынешнего года, почти вдвое значительнее, чем в прошедшем; можно надеяться, что это увеличение будет продолжаться и впредь».