-

ПУТЯТИН Е. В.

ВСЕПОДДАННЕЙШИЙ ОТЧЕТ

ГЕНЕРАЛ-АДЪЮТАНТА ГРАФА ПУТЯТИНА, О ПЛАВАНИИ ОТРЯДА ВОЕННЫХ СУДОВ НАШИХ В ЯПОНИЮ И КИТАЙ.

1852-1855 ГОД.

Повергая на Высочайшее Его Императорского Величества воззрение всеподданнейшее донесение о принятых мною мерах к исполнению возложенных на меня в 1852 году, волею в Бозе почивающего Государя Императора Николая Павловича, поручений, имею счастие присовокупить, что в состав сего донесения входят:

1) Краткое обозрение плавания фрегата «Паллада» и других, впоследствии присоединенных к нему судов, и 2) изложение хода и результатов поручений, данных мне от Министерств Морского и Иностранных дел.

Получив от Министерств этих некоторые особые, как относящиеся, так и не относящиеся до экспедиции поручения, и не дожидаясь окончания изготовления, предназначавшегося для нашего плавания, фрегата «Паллада», я отправился в Августе 1852 года, на частном пароходе, в Англию.

Первою моею заботою, по прибытии туда, было приискание и приобретение винтовой шкуны, которая назначалась в экспедицию, для рассылок и других надобностей, что вполне увенчалось желаемым успехом. [23]

Новая, имевшая все нужные для дальнего плавания качества, шкуна, в 30 сил, названная «Восток», на покупку которой было ассигновано около 50 тысяч рублей, была приобретена в Бристоле за 3375 фун. стерл., а с преобразованием ее в военное судно, она обошлась в 5380 ф., что составит на наши деньги 33 547 р. 66 к. — Камандиром шкуны, по представлению моему, назначен был прибывший на фрегате «Паллада», Лейтенант Римский-Корсаков.

Для совершенного уравнения фрегата «Паллада» с военными иностранными судами того же ранга, я счел нужным, с разрешения морского начальства, поставить на фрегат четыре бомбовые 68 фунтовые орудия, которые и были приобретены мною, равно как и 60 штуцеров, взятых у двух лучших английских мастеров, Ланкастера и Вилькинсона. Образцы сих штуцеров тогда же были представлены в С. Петербург. Сверх того на моей обязанности лежало озаботиться в Лондоне покупкою вещей, назначавшихся в подарок Японцам, в дополнение к отпущенным из России на сей предмет вещам.

31-го Октября прибыл в Портсмут фрегат «Паллада», вышедший из Кронштадта 7 числа того же месяца. На нем, кроме Командира Флигель-Адъютанта Унковского, было 22 человека офицеров и 439 нижних чинов, из коих предназначались на шкуну 6 офицеров и 37 нижних чинов; сверх того прибыли также: Архимандрит Александро-Невской Лавры, Аввакум, хорошо знающий Китайский язык, и два чиновника Министерств Иностранных дел и финансов; один назначен был для исправления должности переводчика китайского и манжурского языков, а другой — должности секретаря при мне. По донесению Командира фрегата, Флигель-Адъютанта Унковского, плавание по Балтийскому морю [24] сопровождалось бурною погодою и другими неблагоприятными обстоятельствами, между прочим потерею четырех матросов: трех от холеры, обнаружившейся на фрегате вскоре по выходе из Кронштадта и прекратившейся у берегов Дании, и одного, упавшего в море, в Финском заливе, при авральной работе. К сожалению, последний, по случаю сильного волнения и большого хода фрегата не мог быть спасен, не смотря на все принятые к тому меры. Сверх того в Зунде, в туманную и дождливую погоду, фрегат слегка приткнулся к мели у мыса Драго, за неявкою, по неоднократному вызову пушечными выстрелами, лоцманов.

Дальнее, предстоявшее нам, плавание заставило меня обратить особенное внимание на это обстоятельство, и ввести фрегат для осмотра в Портсмутский док, ибо малейшее повреждение в подводной части судна, один оторвавшийся медный лист обшивки, и тому подобный, сам по себе незначительный, случай, мог повести, в двухгодичном плавании, к важным последствиям, которых нельзя бы было отвратить, по неимению к тому средств в местах, куда направлялась экспедиция. Между тем я воспользовался введением в док фрегата для надежнейшего на нем приспособления, с разрешения морского начальства, парового водоопреснительного апарата, который принят на многих английских судах, как полезнейшее из новейших изобретений, что вполне оправдалось блистательными последствиями. Мы кроме речной воды, которою запасались всюду, где был случай, опресняли ежедневно, посредством апарата, до 120 ведр воды, превосходившей, чистотою и вкусом, речную.

Хотя, по тщательном освидетельствовании фрегата в доке, повреждений от стояния на мели не оказалось, но между тем при этом случае обнаружились явные [25] признаки гнилости в надводной части судна, побудившие переменить большую часть конопатки, и сделать местами новые вставки в деревянной обшивке. Таковое состояние фрегата, имевшего впрочем отличные качества, и в особенности скорость в ходу, но прослужившего уже более 6 лет после тембирования, и совершавшего в это время значительные рейсы по Балтийскому, Немецкому морям и Атлантическому океану, заставило сомневаться насчет благонадежности его в течение продолжительного плавания.

Как переделки на фрегате и изготовление к плаванию шкуны «Восток», так и крепкие противные ветра продержали нас в Англии долее, нежели я предполагал, и именно до 6 Января 1853 года. В следствие этого я должен был изменить первоначальный план пути мимо мыса Горна, который пришлось бы огибать в самую неблагоприятную пору весеннего равноденствия и крепких ветров, и счел более удобным направиться мимо мыса Доброй Надежды, в Зондский пролив и Китайское море, где мог пользоваться попутным муссоном, о чем в свое время и предупредил Министерства Морское и Иностранных дел.

В 6 день Января наступившего нового года, по совершении Архимандритом Аввакумом Божественной Литургии и молебна, оба судна снялись с якоря и покинули Портсмут, а 11 того же месяца вышли в Океан, выдержав в Английском канале шторм, причем фрегат «Паллада», в полном грузу сильно бивший носом, потерял утлегарь. Весь переход наш от Англии до острова Мадеры, совершенный в семь дней, сопровождался крепким, хотя и попутным, северным ветром. У этого острова, к которому, по моему приказанию, должна была придти отставшая от фрегата шкуна «Восток», для пополнения запасов, — мы продержались [26] 18 Января, около 12 часов, под парусами, и взяв запас свежего мяса и зелени, отправились далее к югу. Так как некоторые из новейших мореплавателей признают более выгодным пересекать экватор в меньшей W-й долготе от Гриничского меридиана, чтобы потом SO пассат менее отводил от прямого курса, то я, сообразно сему, расположил пройти сквозь группу островов Зеленого мыса, куда фрегат и прибыл благополучно 25 Января, бросив якорь в Порто-Прайя, на острове Сант-Яго. Здесь оказалось нужным вытянуть стоячий такелаж, ослабевший от крепких ветров, что и было исполнено в сутки (Морск. Сборн. 1853 г. т. X., ч. неоф. стр. 9: О плавании из Англии на мыс Доброй Надежды и в Зондский пролив в 1853 году. К. Посьета. Mop. Сб. 1856 г. № 1 н. о. стр. 132: Отчет о плавании фрег. «Паллада» и пр.).

Если бы в нашем распоряжении было и более свободного времени, то печальный вид острова, состоящего из массы скал вулканического происхождения, в беспорядке брошенных в кучу, палимых солнцем и лишенных растительности, бедность города и черных жителей, вселяли мало охоты продлить там пребывание. Однодневной прогулки по острову и посещения редких цветущих оазисов, с лесом пальм, апельсинных и других деревьев, было слишком достаточно, чтобы развлечь плавателей новостью и оригинальностью предметов, невиданных на севере.

В Порто-Прайя мы застали американскую эскадру, назначенную для преследования торга неграми, и захватившую, не задолго до нас, судно с черными невольниками; здесь же получили мы первые известия, что другая эскадра, под начальством коммодора Перри, находилась уже у Китайских берегов, направляясь к одной цели с нами. [27]

Дальнейшее плавание по Атлантическому океану можно назвать продолжительною приятною прогулкою. Хотя, по времени года, в Северном полушарии была зима, но вся разница от лета обозначалась только по временам облачностию горизонта; по температуре же, доходившей до 20 слишком градусов в тени по реомюру, тропическая зима равнялась самым жарким дням нашего лета.

Прекрасный колорит неба и воды, свежий воздух и ясные, тихие, один на другой похожие, дно и великолепные ночи, — все это поддерживало в Офицерах и нижних чинах бодрость, веселое состояние духа и охоту к дальнейшему пути.

В воскресные и праздничные дни на фрегате постоянно происходила Божественная служба, как здесь, так и далее во всех местах нашего путешествия, от Англии до Японии включительно. Этим духовным утешением мы обязаны попечительности Его Императорского Высочества Генерал-Адмирала, об устроении подвижных церквей на военных судах.

В свободное от службы время, офицеры постоянно занималось чтением и переводами разных сочинений по части путешествий, преимущественно же лоций и других, относящихся до морского дела книг, и вообще с величайшим прилежанием и любознательностию спешили обогатить себя запасом сведений для дальнейшего пути, а гардемарины, сверх обязанностей службы, делали астрономические наблюдения, имея отличные, купленные в Англии, секстанты, и занимались при содействии офицеров и других участвовавших в экспедиции, лиц предметами, входящими в курс, преподаваемый в Морском Корпусе. Благодаря щедрости правительства, экспедиция была богато снабжена всеми учеными пособиями: отличными астрономическими и [28] другими инструментами и книгами по всем частям знаний. Кроме книг, отпущенных Морским ведомством, моей и общей офицерской библиотеки, офицеры и другие лица запаслись сочинениями, которые каждый считал для себя нужными. Команда, по обыкновению, ежедневно упражнялась в ученье пушками и обордажным оружием.

Излишним считаю упоминать, что особенные попечения приложены были, со стороны казны, к обеспечению судов продовольствием на многие месяцы вперед. Некоторые статьи, и особенно те, которые наименее подвергались порче, например, солонина, сухари и т. п., были заготовлены морским начальством в Кронштадте; все же прочее забрано в Англии и возобновлялось, по мере потребления, всюду, где представлялась возможность. Между прочим, много взято было провизии в так называемых презервах, т. е. приготовленной в прок, и уложенной в герметически — закупоренных сосудах. Таким образом офицеры пользовались тем же столом на море, как и на берегу, а нижние чины, имея постоянно хорошего качества пищу, не подвергались опасности от скорбута, который и не обнаруживался во все время нашего плавания.

NO-й пассат сопровождал нас до 4° N широты, т. е. почти до южного предела штилевой полосы. Начала его мы не могли определить потому, что имели северный ветер от самого Английского канала. От 4° нас подвигало переменное маловетрие, до 1° N, где о но перешло в пассат, дувший сначала между S и SO, а потом, до 20° S, между SO и O. Экватор мы пересекли 3 Февраля, в 23-й день плавания от мыса Лизарда, в долготе W 15° 20:

С 13 Февраля и с широты 20°, в продолжение трех недель мы имели штили и маловетрие, и в [29] течении всего этого времени среднее суточное плавание не превосходило 68 миль. Таким образом и нашим плаванием подтвердилось существование штилевых полос на внешних границах тропиков, доказываемое известным Моррисом. В пределах тропиков мы имели случай и время любоваться всеми особенностями южного неба, богатого блестящими созвездиями, и моря, со множеством летучей рыбы, аккул и морских птиц.

В 31° S широты мы получили наконец ровный SSW, пользуясь которым увеличили широту до 35 1/2°, на градус южнее мыса, дабы господствующими у него SO-ми ветрами и сильным NW течением не быть отнесенными к северу.

10-го Марта фрегат бросил якорь в SW углублении Falzebay, против города Саймонстоуна, как более покойном месте, нежели Столовая бухта, для стоянки кораблей при ветрах, дующих в это время года. Мы совершили путь от Англии до сих мест, 6 000 миль, в 59 дней. На острове Мадера я оставил предписание шкуне «Восток» направиться в означенную бухту, куда она и прибыла благополучно 15-го числа того же месяца, не испытав никаких неблагоприятных случаев, и употребив на сей переход 64 дня. По свидетельству командира шкуны, судно это оказалось совершенно годным и способным для дальнего плавания, оно отлично держалось при волнении, и вполне соответствовало предназначенной цели (М. Сб. 1836. № 1, неоф. стр. 132: Отчет о плавании фр. «Паллада» и пр.).

Вообще после долгого перехода, по прибытии на место, всегда оказывается нужным делать более или менее исправлений на судах, и фрегат «Паллада», как более слабое судно, потребовал значительного времени для производства всех необходимых на нем работ. [30] Местные английские власти, между прочими, командир стоявшей там эскадры, Тальбот, командовавший кораблем в Балтийском море в нынешнюю войну, много содействовали приготовлению судов к дальнейшему плаванию, к снабжению их каменным углем и другими предметами продовольствия из казенных запасов, сравнительно по сходным ценам, что было для нас немаловажным облегчением, ибо в вольной продаже этих предметов, цены необыкновенно возвысились от множества приходящих на мыс судов, по случаю усилившейся эмиграции в Австралию.

Так как помянутые исправления судов должны были задержать нас на несколько недель на мысе Доброй Надежды, то я избрал некоторых, более свободных от службы офицеров и гражданских лиц, для совершения поездки внутрь Капской колонии, с целию предоставить им случай обозреть этот любопытный во всех отношениях край, и обогатить себя познаниями по части статистики и естественных наук; полагая, что подобная поездка, совершенная с пользою, послужит опытом для исследований подобного рода в местах, менее известных, которые предстояло нам посетить (Статьи: г. Посьета От. Зап. 1854 г. № 3 и 4., и г. Гончарова, Морск. Сб. 1856 № 8 и 9.).

Между тем, в пребывание наше на мысе совершились два важные события, которые должны произвести важное влияние на колонию. Первое, заключение мира с Каффрами, на прочность которого, впрочем, не слишком надеются люди, хорошо знающие нравы и обычаи этого дикого племени; хотя условия мира, сами по себе таковы, что могли бы на долго обеспечить спокойствие во всякой другой стране, но Каффры, судя по предшествовавшим [31] войнам с ними, обыкновенно соблюдают обязательства мира до тех пор, пока не оправятся от нанесенного им удара, и не запасутся вновь нужным количеством оружия и пороха, которые, при заключении мирного трактата, от них отбираются, и снабжение их тем и другим строго запрещено. Не смотря однако ж на такое запрещение, английские же промышленники, считающие дозволенными все средства, когда дело идет о торговых выгодах, не задумываются снабжать Каффров, чрез восточные приморские порта, и порохом, и оружием, для действия против своих соотечественников, что неоднократно было обнаружено в последнюю войну. Второе событие заключается в даровании колонии от Английского правительства конституции, по которой законодательная власть переходит в руки колониального правления. Высшему и среднему классам предоставлено право избрания членов в две камеры, учреждаемые наподобие Американского конгресса, и образующие, вместе с губернатором, назначаемым из Англии, главное управление. Вместе с тем большая часть расходов, производившихся от метрополии, и между прочим издержки на войну с Каффрами, должны будут падать уже на счет колонии. Этим средством надеются удержать пограничных с Каффрами поселенцев от частых раздоров с своими дикими соседями, каковые раздоры обыкновенно и служат началом и поводом продолжительных и разорительных войн с черными племенами.

Последние дни нашего пребывания на мысе ознаменовались печальным для нас происшествием: матрос 22-го флотского экипажа Карманов, самовольно отлучившись с посланной на берег шлюбки, по сделанному розыску, — не найден, а на другой день тело его выброшено было приливом моря на берег. Так как, [32] по медицинскому освидетельствованию, никаких признаков насильственной смерти не оказалось, то надо предполагать, что, возвращаясь вечером к шлюбке, матрос этот оступился с пристани, далеко выдающейся в море, и утонул.

По совершенном изготовлении обоих судов к отплытию, я дал предписание командиру шкуны «Восток» сняться с якоря и итти в Гон-Конг, который избран был мною будущим местом остановки, как удобнейший пункт для якорной стоянки, снабженный всеми корабельными и другими припасами, и для сообщения с Европою через Ост-Индию и Красное море; сам же остался, с фрегатом «Паллада», надвое суток, в ожидании предписаний из С. Петербурга, которые и доставлены были с английским почтовым пароходом. Предписания эти заключали, между прочим, извещение о двух, посланных от Министерства Иностранных дел, через Америку, курьерах, с новыми дополнительными инструкциями, касательно возложенного на меня поручения в Японии. В следствие этого я немедленно сделал распоряжение о назначении курьерам местом соединения с нашим отрядом, лежащие близ Японии острова Бонин-Сима, куда по моему извещению, должны были прибыть и другие, назначенные в состав отряда, суда: корвет «Оливуца» из камчатской флотилии, и судно Американской компании «Князь Меншиков».

12-го Апреля, после месячного пребывания на мысе Доброй Надежды, я снялся с якоря и направился к Зондскому проливу. Намереваясь пользоваться на этом переходе господствующими в Индейском океане западными ветрами, до встречи с южными, дующими в это время года близ западного берега Австралии, я расположил плавание между мысом Доброй Надежды и точкою пересечения мередиана 105°, с параллелью 30°, [33] составляющее до 5700 миль по дуге великого круга. Это тем более было удобно, что оба упомянутые пункта лежат близко одной параллели.

Отойдя около 200 миль от мыса, мы выдержали 14 Апреля один из тех сильных штормов, которые довольно обыкновенны в этом месте, при борьбе трех океанов, и свирепости дующих со всех сторон ветров, незадерживаемых на огромном, чистом пространстве, начиная от самого Южного полюса, никакими препятствиями. Здесь слабость и неблагонадежность нашего старого фрегата к продолжительному плаванию подтвердилась неопровержимым образом: он потек всеми палубами, и сверх того обнаружилось движение в креплениях надводной части. Принимая в соображение предстоявшее нам продолжительное пребывание в жарких местах, переходы из одного климата в другой и плавание по бурным Китайскому и Японскому морям, что все должно было способствовать к окончательному расслаблению судна, на котором предстояло возвращаться в Россию, я предположил довести об этих обстоятельствах до сведения высшего морского начальства, и ходатайствовать о высылке, на смену фрегата «Паллада», вновь построенного в Архангельске фрегата «Диана», с меньшим, против положения, числом людей и артиллерии, дабы судно это, в видах сокращения расходов, могло вместе с тем доставить в Камчатку полный груз разного рода припасов и военных снарядов, ежегодно посылаемых на военных транспортах. Тогда же я выразил предположение, в случае возможности, привести фрегат «Паллада», по снятии с него всей артиллерии, под конвоем фрегата «Диана», обратно в Кронштадт. Для доставления моих представлений об этом в С. Петербург, я назначил отправить курьером, через Ост-Индию и Египет, [34] старшего офицера фрегата, Лейтенанта Бутакова, и предположил для сей цели зайти на остров Яву, в порт Батавия, имеющий почтовое пароходное сообщение с Ост-Индиею.

Дальнейшее плавание наше по Индейскому океану сопровождалось самыми благоприятными обстоятельствами, как относительно ветров, так и быстроты хода. Вместо ожидаемых сильных непогод от W, господствующих в это время года и разводящих огромное волнение на Океане, мы постоянно имели умеренные ветры из NW четверти, и совершили этот переход, составляющий около 7 000 миль, в 34 дня, что, как видно из журналов мореплавателей, удавалось редким судам. Такое постоянство северо-западных ветров было противно обыкновенному порядку движения воздуха в этой части океана. NW ветры, господствующие в южном полушарии в продолжении всего почти года, как в северном юго-западные, в осенние и зимние месяцы обыкновенно уступают юго-западным.

Бросив якорь, 17-го Мая, для освежения команды и снабжения зеленью, в Зондском проливе, у Малайского селения Анжер, имеющего голландский форт, и лежащего недалеко от Батавии, я узнал, что почтовый голландский пароход, на котором предполагалось отправить г. Бутакова в Россию, не регулярно делает рейсы в Ост-Индию, и потому, чтобы выиграть время, я расположил с фрегатом, направиться в Сингапур, имеющий постоянные почтовые сообщения с Европою, так как это место мало отклоняло нас от прямого пути к китайским берегам.

В течение нескольких часов стоянки на Анжерском рейде, я предоставил большей части моих спутников, в первый раз совершавших подобное плавание, сделать непродолжительную прогулку по [35] цветущим берегам этого острова, поросшего густым, разнообразным лесом, и являющего образец роскошной тропической природы во всем ее блеске (См. От. З. 1855 г. Март стат. г. Посьета и Морск. Сборн. №№ 8 и 9, за 1856 года, стат. г. Гончарова.). Сюда при нас прибыл Испанский военный транспорт с офицерами и отрядом нижних чинов, назначенными в Маниллу.

Плавание от острова Явы до. Сингапура сопровождалось тихими, умеренными ветрами и прекрасною погодою, которая однако нередко прерывалась сильными шквалами, и хотя мы здесь перешли через изотермический экватор, — линию наибольшей теплоты, — но термометр ни разу не показывал в тени выше 24°. — Из трех каналов Гаспарского пролива я избрал так называемый Маклефильдский, как наиболее просторный.

21-го Мая фрегат вошел этим каналом в Китайское море, встретив сильное попутное течение, доходившее до 3 миль в час; 23-го Мая мы вторично пересекли экватор, а 25-го того же месяца бросили якорь на Сингапурском рейде.

Остров Сингапур, отделенный от Малакского полуострова узким проливом, сделался обитаем с 1819 года, по занятии его Англичанами, и с того времени постепенно приобретал громкую известность, как складочное место. Здесь происходил огромный и живой размен Европейских товаров, на произведения Индии, Китая, Австралии и Зондских островов. Мы, по возможности, осмотрели огромные склады товаров в пакгаузах, и были свидетелями живого движения торгового мореплавания. На Сингапурском обширном и безопасном рейде теснится во всякое время множество европейских и американских судов, китайских и [36] сиямских джонок и других кораблей, со всех соседственных мест, а на самом острове стекаются со всех сторон разноплеменные торговцы, преимущественно с Индейского полуострова и из Китая. Китайцы составляют большую часть народонаселения и способствуют процветанию колонии. Число их простирается до 30 т. человек, тогда как поселенцев других наций более Малайского племени, доходит только до 20 т. К сожалению это торговое место посещается пиратами, которые, имея главный укрепленный притон на острове Минданао, и меньшие на Борнео и Целебесе, грабят слабейшие купеческие суда, не трогая сильнейших, и являются, под видом купцов, сбывать награбленные товары в Сингапурский порто-франко и запасаются необходимыми для себя военными запасами. Здесь учреждено также правильное сообщение пароходами с Европой, Востоком и Австралиею. Это торговое место потеряло однако же часть своего значения, со времени открытия Англичанами, для европейской торговли, пяти китайских портов и учреждения английской колонии в Гон-Конге, снабжающей Китай европейскими произведениями. Природа этого островка, лежащего в 1° 30' к северу от экватора, также роскошна, как на Яве, и плаватели вновь имели случай сделать несколько приятных прогулок по окрестностям города, густо поросшим пальмовым лесом. Зной здесь не так чувствителен, потому что умеряется влажностию моря и почти ежедневными дождями, а различие в переменах времен года вовсе не заметно.

Обеспечив отправление Лейтенанта Бутакова на первом английском почтовом пароходе, с донесениями в С. Петербург, и освежив запас фрегата, я 1-го Июня, снялся с якоря и направился к Китайским берегам, в Гон-Конг, куда, вследствие оставленного [37] мною предписания в Анжере, должна была прибыть и шкуна «Восток».

Чрез 12 дней благополучного плавания, я с фрегатом «Паллада» прибыл в Гон-Конг, и нашел там шкуну, прибывшую полутора сутками ранее фрегата. Здесь, как и в других английских колониях, со стороны местного начальства оказано было нам самое заботливое внимание и содействие к исправлению всех наших нужд. Английский губернатор, соединяющий это звание с званием Полномочного в китайских портах, сер-Джорж-Бонем, после официального взаимного визита, сопровождавшегося салютами в честь русского и английского флагов, оказал особенное гостеприимство и мне, и офицерам обоих судов.

Что касается до допущения наших военных судов в означенные порта, то Кантонский генерал-губернатор, в ответе своем на мое письмо к ему, прошел это обстоятельство молчанием, из чего можно было заключить, что запрещение посещать китайские порта, на военные суда не распространяется. Это заключение подтвердилось тем, что шкуна «Восток», на которой я прибыл из Гон-Конга в Кантон, остановилась против города, и в ответ на салют с английского брига Rapid, в честь моего звания, отвечала 15-ю выстрелами, - следовательно генерал-губернатор не мог не знать о прибытии в город военного судна; но протеста на это с его стороны не было.

Дальнейшее пребывание наше в Гон-Конге не представляет ничего замечательного. Город этот называемый официально, в честь английской королевы, ее именем, состоит из одной улицы, с богатыми купеческими домами, пробитой в бесплодных скалах, и китайского квартала, имеющего 20 тысяч жителей. [38]

Место это занято было, при начале англо-китайской войны, Англичанами, которые основали здесь обширные фактории, в надежде сосредоточить в нем всю свою торговлю с Китаем. Но намерение это удалось не вполне, не смотря на употребленные на сие огромные капиталы, и торговый перевес остается на стороне Кантона и Шанхая, как более обширных и удобных для торговли портов, лежащих притом на больших реках, которые соединяют их с самыми плодородными областями края. Сверх того нестерпимый зной и местная климатическая болезнь заставляют Европейцев искать по соседству других, более безопасных для жительства мест.

Здесь мы получили некоторые достоверные сведения о восстании в Китае и об успехах оружия инсургентов, распространившихся от запада к востоку, между прочим, по реке Янсекиянгу, и взявших города Нанкин и Амой.

В Кантоне я известился также, что командор Перри, с эскадрою, состоявшею из 6 судов, отправился уже от Лакейских островов к берегам Японии, что заставило и меня ускорить отплытием из Гон-Конга, который я и оставил с фрегатом «Паллада» 26 Июня, предписав шкуне «Восток» итти на остров Бонин-Сима, в порт Ллойд.

Начало нашего плавания от Гона-Конга, вместо дующего в это время года западного муссона, сопровождалось противными ветрами и шквалами, замедлявшими наш путь. Проходя между островом Формозою и группой островов Баши, я предположил зайти на принадлежащий к этой группе о. Батан, чтобы запастись свежей провизией; но, за невозможностию пристать к берегу на шлюпках, по причине сильного прибоя, оставил это намерение и отправился далее. В ночь с 8-го на 9-е [39] Июля ветер скрепчал до того, что надо было взять все рифы у марселей и закрепить крюйсель, на другой день ветер превратился в жестокий шторм (Морск. Сб.: 1835 г. T. XVII, см. стр. 7: Шторм в Восточн. Океане выдержанный фр. «Паллада», К. Л. Болтин; и 1836 г. № 2, н. оф. стр. 459: Заметки о шторме фр. «Паллада».), который должно отнести с числу свирепствующих иногда в летнее время в здешних местах тифонов, или вращающихся штормов, ибо ветер, согласно с описаниями оных, при быстром понижении барометра, переходил от одного румба к другому: задув от NW, постепенно перешел до OSO. Фрегат во все время бури, продолжавшейся около 30 часов, имел ходу свыше 12 узлов. Вечером 9-го Июля барометр перестал понижаться, а ветер достиг крайней степени силы, и вырвал фок, грот и фор-марсель.

Руководствуясь правилами изложенными в теории вращающихся штормов, я изменил при этом курс, и вышел из круга разрушительного действия ветра, который к 11 часам вечера стих.

При этом случае подтвердилось донесение мое о неблагонадежности фрегата для дальнейшего продолжительного плавания. В верхней части судна обнаружилась сильная течь, так что две помпы постоянно качали воду; сверх того мы были в опасности потерять грот-мачту, по причине ослабевших от жестокой качки вант, в помощь которым однако же успели заложить сей-тали, а потом, когда буря стихла, перетянуть наскоро и самые ванты.

При тяге вант случилось следующее несчастное происшествие: стоявшему на грот-путень-вантах матросу, Яну Ларю, разогнувшимся гаком ударило в голову и раздробило темянные и затылочную кости, отчего он через пять дней умер. [40]

Остальное плавание наше до островов Бонин-Сима задерживалось, до 25-го Июля, наступившими штилями, а с сего числа подул попутный ветер, и на другой день фрегат «Паллада» бросил якорь на острове Пиль, в порте Ллойд, употребив на этот переход, который при попутном ветре можно сделать в две недели, ровно 30 дней.

В этом порте я застал уже шкуну «Восток», вышедшую из Гон-Конга днем ранее фрегата, также корвет «Оливуца» и судно Американской компании «Князь Меншиков», на котором прибыли, через Панаму и Сандвичевы острова, курьеры: Лейтенант Кроун и Коллежский Секретарь Бодиско, привезшие, между прочим, дополнительные наставления к данной мне инструкции, относительно предстоявших действий в Японии. На судне «Князь Меншиков» привезена была заготовленная в Гамбурге провизия для фрегата.

Не найдя на острове Пиль, на котором поселилось несколько английских и американских выходцев, никакой свежей провизии, забранной заходившею перед нами эскадрою командора Перри, а также посещающими этот порт китоловными судами, я остался в нем самое короткое время, необходимое для исправления повреждений. Между тем я нашел возможность доставить некоторым молодым офицерам и гардемаринам случай к практическим занятиям, для чего отправился на корвете «Оливуца», к неисследованной группе островов Бейли, и сделал, как главному острову, так и мелкой группе, лежащей у южной его оконечности, надлежащую опись.

Карта этих островов представлена была мною Главному Морскому Начальству.

4-го Августа, при попутном ветре, фрегат «Паллада» [41] оставил порт Ллойд, и держась соединенно с прочими тремя судами, направился к Нагасаки.

С напряженным вниманием и любопытством, которое постоянно поддерживалось в течение десятимесячного плавания, завидели мы берега Японии, как страны во многих отношениях загадочной и неисследованной. С этим вместе мы достигали главного предела нашего похода, и потому минута, когда 9-го Августа, наши четыре судна бросили якорь на Нагасакском рейде, была одною из торжественных минут нашего плавания.

Еще за несколько миль до Нагасакского порта, высланы были навстречу нам чиновники, с вопросами о том, к какой нации принадлежат суда, и с предостережением не входить на внутренний рейд, а остановиться у входа на оный. Но видно было, по осторожности и опасениям, какими сопровождалась передача этих вопросов, что Японцы исполняли этим только, предписанный законом, старинный обычай, соблюдаемый в отношении всех иностранных судов, и что вид четырех вооруженных военных судов наводил на них страх и недоумение. Не успели суда наши войти на первый, открытый с моря рейд, как от Нагасакского губернатора последовало приглашение стать и на второй рейд, ближе к городу. В этой поспешной присылке приглашения заключалось, кажется, опасение, чтобы военные суда не нарушали предписанное правило и тем не обнаружили в глазах народа, слабости их правительства перед вооруженной иностранной силой. Это предположение подтвердилось неоднократно в последствии подобными мерами со стороны Нагасакского губернатора.

С этого начались и не прекращались наши живые ежедневные сношения с Японцами, причем они употребляли всю изворотливость и хитрость, свойственные [42] их характеру, чтобы удержать за собой старинные права и обычаи, установленные ими в сношениях с иностранцами. Не будучи приготовлены к появлению многих военных судов в одно время в двух главных своих портах, они пытались в сношениях с нами, и, как я узнал в последствии, с Американцами, подчинить в начале нас и их тем же условиям и ограничениям, какие налагали прежде на иностранные суда, как то: расставляли около судов свои караульные лодки, хотели ограничить прогулки наши по рейду на шлюпках, и пр.; но вскоре должны были ослабить этот надзор и окончательно совсем от него отказаться. В дальнейших сношениях они потеряли надежды, разными проволочками и затруднениями, которые старались делать на каждом шагу (например в отведении места на берегу), отбить у нас охоту обращаться к ним с какими либо требованиями, и по-прежнему желали оставаться чуждыми миру. Они полагали, что, утомив наше терпение, успеют заставить нас отказаться совсем от намерения завязать с ними дела, или по крайней мере отложить последние на неопределенное время.

Соображаясь с Высочайшей волею в Бозе почившего Государя Императора, и с данной мне от Министерства Иностранных Дел инструкциею, я начертал себе систему действий в сношениях с этим народом, в основание которой принял кроткое и дружеское с ним обращение, снисходительное исполнение тех законов и обычаев страны, которые не противны были достоинству нашей нации и моего звания, и твердую, спокойную настойчивость в переговорах по возложенному на меня поручению. Следуя неуклонно этой системе, по мудрому указанию Монарха, до последнего дня моего пребывания в Японии, я имел счастие достигнуть желаемой цели, не только ни разу не нарушив доброго [43] между мною и японскими властями согласия, но установил оное на прочных основаниях, смею думать и надолго вперед.

Изложив ход и результаты моих переговоров с японским правительством в особой записке, которую имел счастие, вместе с сим, всеподданнейше повергнуть на Высочайшее Его Императорского Величества воззрение, я продолжаю, в последовательной связи, настоящее обозрение плавания вверенного мне отряда судов, а также и главных обстоятельств пребывания оных в Японии.

Спустя некоторое время по прибытии в Нагасаки, я решился послать транспорт «Князь, Меншиков» в Шанхай за свежей провизией, и вместе для передачи на почту моих донесений, а шкуну «Восток» в Татарский пролив, к острову Сахалину и к берегам Амура, для получения сведений о положении дел в нашем краю. Об этой посылке шкуны с особым поручением на север, определительнее изложено в помянутой особой записке.

Голландские суда, до сих пор не имеют права оставлять рейда, без разрешения местной власти, по этому Нагасакский губернатор, которого я предупредил о своем предположении послать шкуну и транспорт в разные места, в избежание всякой таинственности в своим действиях, и чтоб не возбудить каких нибудь неосновательных опасений в подозрительных Японцах, — поспешил, относительно посылки первой, прислать свое разрешение, которого я не просил.

Он, без всякого сомнения, действовал так на основании старых, предписанных ему относительно иностранцев, правил, от которых не смел отступить, не подвергаясь строжайшей ответственности пред своим правительством. Само же правительство не ожидая, [44] как я имел случай упоминать выше, появления нескольких военных судов у берегов Японии, не успело конечно снабдить губернатора новым руководством на счет образа действий относительно нас. В последствии, на основании, полученных без сомнения, новых предписаний из Едо, обращение губернатора с нами значительно изменилось; по прибытии же в последних числах Декабря 1853 года, назначенных от Правительства, для переговоров со мной, высших сановников, Японцы оказывали в сношениях с нами самое утонченное внимание и предупредительность, свойственные всем образованным народам.

Что касается до отправления транспорта «Князь Меншиков» в Шанхай за провизиею, то Нагасакский губернатор, не смотря на всю свою осторожность, сделал при этом случае сильный промах, которого не в состоянии уже был потом исправить. Он просил не посылать транспорта за провизиею, предлагая снабжать наши суда оною через посредство голландской фактории, которая, имея право торговли в Японии, могла покупать от них припасы и перепродавать нам. Я поспешил принять это выгодное для нас предложение, и мы во все время пребывания в Нагасаки, благодаря посредству начальника Голландской фактории, Донкера Курциуса, изъявившего полную готовность к оказанию нам означенной услуги, получали постоянно живность, рыбу и свежую зелень. Но как в Японии, по религиозным понятиям, запрещающим бить скот, мяса достать нельзя, и притом я имел надобность в отправлении на почту бумаг, то я и не мог исполнить просьбы губернатора не посылать транспорт в Шанхай, почему оба судна отправились по назначению. На транспорте «Князь Меншиков», отправлен был мною в тоже время один из прибывших курьеров, Коллежский Секретарь [45] Бодиско, в Шанхай, для отъезда, при первом удобном случае, в Россию; а другого, Лейтенанта Кроуна, я зачислил в число Офицеров отряда, с тем однако же, чтобы при встретившейся надобности, отправить и его курьером в С. Петербург.

Еще в начале прибытия моего в Нагасаки, я просил губернатора о назначении мне свидания, для вручения двух писем от Господина Государственного Канцлера Российской Империи, графа Нессельроде: одного к нему, губернатору, другого в Японский Верховный Совет. Он отозвался, что, по неимению разрешения от своего правительства, он назначить свидания мне не может, и просил передать ему адресованное на его имя письмо через старших его чиновников. Находя приведенную им причину уважительною, я не настаивал на свидании и вручил письмо присланным от него доверенным лицам. Что касается до второго письма, в Верховный Совет, то губернатор отвечал, что передача такого важного документа должна сопровождаться особым церемониалом, которого он сам определить не может, и просил снисходительно подождать, пока получится на это разрешение из Едо, куда со всевозможной поспешностью, отправлен от него курьер.

Хотя я знал из истории всех предшествовавших посольств в Японию, как медленно производятся официальные дела в этом государстве, но счел однако же нужным обнаруживать по временам некоторую настойчивость, чтобы Японцы с своей стороны употребили в сношениях с нами более поспешности. Впрочем одни мои настояния не могли бы повести к желаемому успеху, если б они не подкреплялись неоднократно изъявленною мною готовностью итти с судами в Едо, чтобы там непосредственными сношениями с высшими властями достигнуть, как можно скорее, цели моего [46] прибытия. Опасение их видеть близ столицы еще несколько военных судов, сверх американских, которые уже там находились, было так велико, что они при этот случае и во многих других, спешили удовлетворить наши справедливые домогательства.

Долгом считаю присовокупить, что изъявляя готовность итти в Едо, я имел в виду решиться на это только в крайней необходимости, как то: в случае отказа с их стороны вступить в сношения со мною или, если б Японцы назначили слишком отдаленный срок ответа на привезенное мною письмо.

Приняв в соображение расстояние Нагасаки от Едо, составляющее около полуторы тысячи верст, а также медленность существующих у них способов сообщения, я согласился ожидать ответа не долее тридцати дней.

В течение этих тридцати дней, а равно и следующих за тем двух месяцев, которые мы провели на Нагасакском рейде до отхода в Китай, я старался поддерживать дружеские сношения с губернатором и его чиновниками, приглашая последних на фрегат, внушая им как можно более доверия к намерениям нашего Правительства, что и удалось до значительной степени. Баниосы, или старшие после губернатора лица, с удовольствием и любопытством наблюдали наш быт, обычаи, слушали через переводчиков рассказы об устройстве европейских государств, образе жизни и обо всем, в чем они резко расходятся с нами. Переводчики не раз секретно обнаруживали желание покороче познакомиться с Европейцами и вполне надеялись на успех в достижении нашей цели. В подтверждение своих надежд они между прочим, приводили одно замечательное обстоятельство, именно, что во время посольства Резанова, из шести членов Японского [47] Верховного Совета, только двое объявили себя в пользу сношений с иностранцами, а остальные были против; тогда как ныне, по словам их, дело происходит совершенно на оборот, т. е. двое только не соглашаются с общим мнением открыть японские порта, для иностранных судов.

Во все время пребывания нашего в Японии здоровье как офицеров, так и команд на судах было совершенно удовлетворительно, благодаря постоянно хорошей погоде и свежей провизии, которая в достаточном количестве доставляема была, частию вышесказанным образом, через Голландцев с берега, частию же привозилась транспортом «Князь Меньшиков» из Шанхая, отстоящего всего на трое суток хорошего плавания от Нагасакского порта. На обоих судах ежедневно производимо было ученье парусное и орудиями, также и абордажным оружием; к сожалению 6 числа Сентября служебное занятие это ознаменовалось несчастным происшествием: матрос 23-го экипажа Борисов, при поднятии брам-стенег и брам-рей, упал от собственной неосторожности с фор-салинга на палубу, и при падении получил переломы костей, с признаками сотрясения мозга, от чего, через несколько часов, умер.

Офицеры и гардемарины, отправляя обыкновенную морскую службу, продолжали заниматься чтением и переводами с иностранных языков, также описью Нагасакского порта (которому составлена карта) и укреплений берегов. Сверх того, катаясь ежедневно по обширному живописному и превосходному в морском отношении Нагасакскому заливу, совершенствовались в управлении гребными судами.

Попытки мои уговорить губернатора отвести нам место на берегу для проверки хронометров и для [48] магнитных наблюдений, а также для освежения людей прогулками, не увенчались успехом: очевидно было, что он сам собою не имел на то никакого права, как равно и на принятие подарков, которые я хотел сделать, как ему самому, так и его подчиненным, ибо все прочие наши желания, как то: доставку провизии на суда в требуемом количестве, расположение судов на рейде, — по моему указанию, и размещение японских караульных лодок как можно далее от наших судов, словом, все, что по видимому было в его власти, исполнялось им довольно охотно, хотя и не без возражений. Последние делаемы были, кажется, только для вида, чтобы в глазах правительства и народа не изъявлять слишком явной готовности отступать от старых японских обычаев, угождая иностранцам.

В начале Сентября Нагасакский губернатор уведомил меня, что из Едо получено разрешение на принятие от меня письма в Верховный Совет, а 9 числа того же месяца, день рождения Его Императорского Высочества Государя Великого Князя Константина Николаевича, было назначено для свидания с губернатором, и вручения ему означенного письма.

Три или четыре, предшествовавшие свиданию, дни посвящены были определению церемониала, которым должно было сопровождаться самое свидание. Губернатор настаивал, чтобы соблюдены были те же условия церемониала, какими сопровождался прием Резанова, но я возразил, что настоящее посольство предпринято в больших против прежнего размерах, и предложил значительные изменения, которые и были приняты. Я счел нужным действовать в этом случае с некоторою настойчивостию и выговорить сколько можно более прав: ибо по обычаю этого народа, пример служит правилом на будущее время. [49]

По совершении Архимандритом Аввакумом Божественной службы, мы на девяти шлюпках, двинулись к городу, при звуках музыки, игравшей наш народный гимн.

Следуя к городу мимо берегов залива, мы имели случай подробно осмотреть местность этого превосходного во всех отношениях порта. Приглубые берега его представляют отличные якорные места для судов всякого рода, а высоты - большие средства к защите города от неприятеля. В тоже время, глядя на японские батареи, где пушки стояли на старых станках или лежали вовсе без станков, мы могли сделать безошибочное заключение о жалком состоянии военного искусства в Японии. Берега эти не выдержали бы нападения самой незначительной силы с моря (М. Сб. 1856, № 1, н. оф. стр. 202: Описание Нагасакского порта; и № 8, н. оф. стр. 300: О Нагасакских укреплениях.).

На берегу, предшествуемый флагом и сопровождаемый почетным караулом из матросов, я со свитою из командиров судов и прочих офицеров и гражданских лиц, при звуках той же музыки, прошел пешком, до губернаторского дома, отстоящего недалеко от пристани.

На встречу мне высланы были почетные лица города, которые ввели меня и свиту в приемную залу, а караул расположен был на дворе (М. Сб. 1853 г. № отдел I, н. оф., стр. 14: Русские в Японии в конце 1853 и в начале 1854 годов. Статья г. Гончарова.). После размена первых учтивостей, я вручил губернатору письмо от г. Государственного Канцлера графа Нессельроде в Японский Верховный Совет, а губернатор прочел мне полученное им из Едо повеление, в коем разрешалось ему принять письмо и вместе с тем уведомить [50] меня, что ответ на оное в скором времени последовать не может. На мои возражения против такого решения, губернатор приводил разные причины, между прочим ссылался на значительность расстояния Нагасаки от Едо, медленность сообщений, а равно и то, что ответ на письмо, по важности и неожиданности дела, за коим я прибыл в Японию, вероятно потребует значительного времени для основательного обсуждения.

Тогда я спросил губернатора, не признает ли он за лучшее если я, для ускорения дела, отправлюсь сам с судами прямо в Едо и буду сноситься непосредственно с Верховным Советом. Губернатор, сохранявший доселе, в речах и приемах, важность своего сана, неожиданно изменился при моем вопросе и мягким тоном возразил, что «сколько правительству приятен был мой поступок т. е., что я прибыл не в Едо, а в Нагасаки, столько японскому глазу будет больно видеть иностранные суда в столице». Я воспользовался этим обстоятельством и заметил, что от японского правительства будет зависеть, сообщением скорого ответа на привезенное мною письмо, удержать меня в Нагасаки. Губернатор обещал представить об этом на благоусмотрение высшей власти, и обнадежил меня получением, по возможности, скорого ответа. Затем свидание кончилось, губернатор уклонился от дальнейших с моей стороны вопросов, на которые вероятно, без разрешения из Едо, затруднился бы ответами.

Между тем возвратившийся 14. Сентября из Шанхая транспорт «Князь Меншиков» привез первые известия об ожидаемом разрыве с Турцией, Францией и Англией. Это известие отчасти изменило мои планы насчет будущего плавания вверенного мне отряда. Китайские порта, в которых я намеревался снабжаться [51] провизиею и исправлять все наши нужды, в случае решительного разрыва, были бы по превосходству военных сил Англии и Франции для нас недоступны, и потому я предположил избрать будущим местом нашего постоянного пребывания Сан-Франциско, как наиболее безопасный порт, в коем Англичане не решились бы нарушить нейтральных прав. Так как положение дел в Европе, по полученным нами известиям, не обещало еще скорого наступления военных действий, то я счел нужным вторично отправить транспорт в Шанхай за новыми известиями, намереваясь с прочими судами итти туда же, для исправлений судов и за продовольствием на продолжительный переход до Калифорнии, — тотчас по получении какого либо решительного ответа из Едо, и по прибытии из Татарского залива шкуны «Восток».

В Октябре месяце Нагасакский губернатор, уведомляя меня о доставлении привезенного мною письма по назначению, в тоже время сообщил, что 14 Августа скончался Сиогун, наместник Микадо, светский правитель Японии, и что одно это обстоятельство по необходимости должно повести за собой замедление ответа.

Изъявив ему в официальной записке прискорбие от имени Российского Правительства в понесенной Японией) потере, я, в другой записке, возразил, что несмотря на важность этого печального события, ход дел в таком обширном государстве, как Япония, вероятно остановиться не может, и что если это событие не помешало Верховному Совету определить церемониал принятия от меня письма, то конечно оно не воспрепятствует сообщить мне обстоятельный ответ. Вместе с тем я вновь дал понять губернатору, что если в предположенный мною, шестинедельный срок, со времени вручения письма, не получу ответа, то буду [52] действовать по своему усмотрению, сообразно с данными мне инструкциями.

Наконец 7 Ноября явились губернаторские чиновники, с письменным лаконическим извещением, что из Едо прибудут в Нагасаки, для переговоров со мною, два важные сановника. Так как прибытия этих лиц ранее месяца ожидать было нельзя, то я счел бесполезным оставаться долее в Нагасаки, и 11 Ноября отправился в Шанхай. По привезенным вторично транспортом «Князь Меншиков» известиям, о ходе политических обстоятельств в Европе, посещение этого порта не представляло еще опасности, между прочим и потому, что находившиеся там морские неприятельские силы были не сильнее нашего отряда. Мне предстояло разменять там наши кредитивы, возобновить запас угля и других морских припасов, также провизии, и особенно исправить некоторые повреждения на шкуне «Восток», возвратившейся 3 Ноября из Татарского пролива, по удовлетворительном исполнении возложенного на нее поручения.

По причине узкости фарватера реки Янсекиянга, в которую большие суда могут входить только с помощию большого парохода, я после трехдневного благополучного перехода от Нагасаки, 14 Ноября, остановился, с отрядом у расположенной в 40 милях от устья Янсекиянга группы островов East-Saddle, где останавливались, во время англо-китайской войны, английские военные суда, — и в тот же день отправился на шкуне «Восток», с некоторыми офицерами, по рекам Янсекиянгу и Вусунг, в Шанхай, чтобы сделать распоряжение о снабжении судов всем нужным, о введении шкуны в док — для исправления повреждений, также и для собрания новых сведений о положении дел в Европе и Китае. Здесь я получил присланное с ост-индской почтой [53] предписание Морского Министерства, извещавшее меня о том, что, с Высочайшего разрешения, фрегат «Диана», назначенный на смену фрегата «Паллада», вышел из Кронштадта в Октябре месяце и направляется кругом Америки на Сандвичевы острова. Получив вместе с тем известие о крейсерующей у западных берегов Америки английской эскадре, я должен был отказаться от намерения итти в Сан-Франциско, и потому немедленно послал, чрез американского консула в Шанхае, предписание командиру фрегата «Диана» соединиться с отрядом в Татарском проливе, во вновь открытой на Азиатском берегу гавани, куда располагал притти весною, ко времени очищения пролива от льда. Европейские газеты наполнены были известиями объявления Турцией войны России, и об ожидаемом разрыве последней с Францией и Англией.

Что касается до междоусобной войны в Китае, то мы сами, находясь на театре военных действий, были отчасти очевидцами сражений между инсургентами, которые заперлись в стенах Шанхая, и Богдыханскими войсками, расположившимися лагерем около города (М. Сб. 1888 г. № 10 отдел I, н. оф. стр. 299: Русские в Японии в конце 1853 и в начале 1854 годов. Статья II. Ив. Гончарова.). Не смотря на то, что правитель Шанхайского округа, имея в своем распоряжении несколько военных, приобретенных у Европейцев и Американцев, судов, также джонок, действовал в одно время с реки и с сухого пути, усилия его овладеть городом и вытеснить инсургентов не имели никакого успеха. При нас сделан был сильный приступ с реки, но инсургенты отразили противников с уроном, взорвав несколько джонок на воздух. Всякий день с утра до [54] вечера происходила пальба с обеих сторон, впрочем для той и другой стороны безвредная. Войска претендента были лучше, бодрее на вид, и приличнее одеты, нежели Богдыханские солдаты, состоявшие, сколько я мог видеть, из толпы худо дисциплинированной, жалкой сволочи. Лагерь их представлял картину шумного и пестрого базара, а солдаты толпу негодных бродяг, неимеющих вовсе военного вида. Инсургенты свободно выходили из города в европейский квартал и снабжались в изобилии через городскую стену всеми предметами продовольствия, без всякой помехи.

Европейская часть города, расположенная по реке Вусунгу, вне Шанхайской стены, была в то время неприкосновенна для обеих сторон, благодаря конечно присутствию английских, французских и американских военных судов. Впоследствии однако же я узнал, что после нашего ухода, европейские негоцианты, вследствие неоднократных вторжений бродяг в город, не считали уже себя в безопасности, и должны были прибегнуть, для защиты себя и своей собственности, к оружию.

Французский полномочный в Китае, Бурбулон, во время нашего пребывания в Шанхае, совершил, на французском военном пароходе, поездку по реке Янсекиянгу в Нанкин, чтобы видеться с претендентом Тайпин-Ваном, и узнать его намерения в отношении к Европейцам, в случае если ему удастся взять верх над Манжурскою партиею. Тайпин-Ван предложил столь унизительный церемониял, которым должна была сопровождаться аудиенция, что Бурбулон уклонился от нее и предпочел видеться с его министром. Сей последний объявил, что Тайпин-Ван получил свыше призвание истребить Манжуров и покорить «весь свет», разумея, вероятно, под этим земли, подвластные [55] Китаю и лежащие за большой Китайскою стеною, и что до Европейцев ему мало дела. К этому министр присовокупил, что инсургенты, как христиане, считают себя братьями Европейцев. Между книгами действительно найдены были у инсургентов брошюры, изданные живущими в Китае протестантами, а также несколько христианских толкований, составленных в прежние времена иезуитами.

Все эти смуты не могли не отразиться и на торговле, которая, как я имел случай упомянуть выше, достигла здесь колоссальных размеров. Многие китайские купцы удалились от театра военных действий, и торговля значительно упала.

Привоз и отвоз товаров однако же продолжался, хотя с меньшею живостию, причем европейские и американские купцы не считали нужным подчиняться таможенным, правилам, установленным Нанкинским трактатом, не смотря на жалобы китайского правительства, лишавшегося от этого значительных доходов. Разборы этих жалоб, и удовлетворение по ним оставлены были консулами до окончания беспорядков, которым не предвиделось конца. Торговля опиумом шла своим чередом: в 16 милях от Шанхая, стоял целый флот английских и американских судов, содержавших склады этой отравы, которая тайно, в розницу, перевозилась на берег, и сбывалась на наличные деньги.

Европейские и американские купцы, пользуясь смутными обстоятельствами, производили весьма выгодные обороты звонкою монетою, которую сосредоточили в своих руках, и выдавали испанский таллер по 7 шиллингов 8 пенс., тогда как в публичном обращении он стоил только 4 шиллинга 2 пенса. Во избежание значительных потерь от этого высокого курса звонкой [56] монеты, я разменял только небольшую часть наших лондонских кредитивов, и взял самые необходимые запасы для судов; между прочим некоторое количество угля, продававшегося по 10ф. ст. за тон, отпущено мне было, по обязательности коммодора Перри, из склада, назначенного для американских военных судов, по сходной цене, а именно по 16 таллеров за тон.

Не предвидя на долгое время возможности сноситься с С. Петербургом, я счел за нужное отправить в начале Декабря Лейтенанта Кроуна курьером, чрез Гон-Конг и Ост-Индию с донесениями, описями разных мест и картами, составленными трудами офицеров отряда, с образчиками некоторых китайских товаров, и другими результатами нашего путешествия, а также и с извещением об открытии копей каменного угля на острове Сахалине.

По окончании исправлений на шкуне «Восток», произведенных отчасти нашими мастеровыми с фрегата «Паллада», окрашения подводной части и вывода ее из дока, я прибыл вскоре к островам East-Saddle, и 17-го Декабря со всеми четырьмя судами отправился обратно в Нагасаки, куда благополучно прибыл 22-го того же месяца

Перед уходом из Японии, я объявил нагасакскому губернатору, что если, по возвращении в Нагасаки, не застану там назначенных для переговоров со мною полномочных, то, не теряя времени, должен буду итти в Едо; осведомись же, что полномочных еще не было, я отдал приказание готовиться к отплытию и только, когда уже подняты были гребные суда, и Японцам не оставалось никаких сомнений насчет действительности моих намерений, они объявили, что полномочные прибыли.

31-го Декабря назначено было первое свидание, [57] которое сопровождалось большею с обеих сторон торжественностию нежели свидание с губернатором: При мне был многочисленный караул и свита; сверх того при съезде с фрегата, произведено было с него и с корвета, в честь нашего флага, по двадцати одному пушечному выстрелу. Японцы приняли меня в самых нарядных одеждах, о которых дают верное понятие гравюры, приложенные к сочинению о Японии Зибольда; на пристани и у дома, где происходило свидание, расставлены были солдаты, неимеющие, по наружному виду, ничего общего с тем, что мы привыкли понимать под этим именем.

В помощь двум главным полномочным присланы были еще два сановника, и значительная свита, по видимому, для того, чтобы придать более важности делу, ибо в самых переговорах участвовали только два главные лица.

Все первое свидание прошло в размене учтивостей и изъявлениях дружбы; напрасно я пытался склонить разговор к цели моего прибытия: Японцы объявили, что, по обычаю их страны, при первом свидании должно ограничиться личным знакомством, и все речи о делах откладываются до другого времени. Затем они угостили нас обедом в японском вкусе, причем оба полномочные обедали вместе с нами, а другие два, и также оба губернатора, прежний и прибывший ему на смену новый, удалились в другие покои (М. Сб. 1855 г. № 11, н. оф. стр. 63: Русские в Японии в конце 1853 и в начале 1854 годов. Статья III-я, г. Гончарова.).

Старшие полномочные, по имени Тсу-Тсуй-Хизе-но и Ковадзи-Сойемон-но, в образе мыслей, выражениях, вежливости и внимании к нам, мало чем отличались от образованных Европейцев. Особенно второй из них, [58] своим бойким здравым умом и искусной диалектикой был бы замечательным лицом во всяком европейском обществе; оба они, а за ними губернаторы и прочие чиновники, старались осыпать нас знаками утонченной вежливости, радушия и гостеприимства. Мы имели случай вполне удостовериться, что Японцы, по описаниям путешественников, не напрасно считаются самой образованной нацией из всех народов крайнего востока. В остальные дни нашего пребывания в Нагасаки, они не изменяли своего обхождения с нами, выражая тем, по их словам, искренность намерений Японского правительства вступить в дружеские связи с нашим.

Текст воспроизведен по изданию: Всеподаннейший отчет генерал-адъютанта графа Путятина, о плавании отряда военных судов наших в Японию и Китай. 1852-1855 год // Морской сборник, № 10. 1856