-

От друг. корр. 16/28 августа 1860 г. М. Г. Два года сряду мне удалось видеть один из пяти главных праздников в Японии, 7-е число седьмого месяца (11 авг.), и я постараюсь познакомить ваших читателей с его описанием, оставляя пока в стороне остальные. Ни один из них не имеет связи с религиею, но все различаются друг от друга, как по значению своему, так и по разнообразию сопровождающих их шумных, оригинальных церемоний. Праздник, о котором я буду говорить, называется щанабата мацури (Правильнее "танабата". — OCR), т. е. жертвоприношение звезде Лире, и, основываясь на рассказах японцев и смысле праздничных песен, служит выражением благодарности этой звезде за ниспосланный обильный урожай рису, бобов и других овощей, за хороший весенний улов рыбы и вообще за настоящее благополучие государства (Не знаю, можно ли отнести к благополучию страны то, что регенту малолетного сиогуна японцы отрубили голову, а Иедо каждонедельно горит от поджогов.). Приготовления к празднику начинаются за несколько дней и состоят в том, что в разных местах города, преимущественно возле храмов, делают навесы, над которыми ежедневно собираются 2-6 лет дети жителей того квартала, или улицы, которыми построен навес; дети колотят здесь беспощадно до вечера в большой повешенный под навесом барабан, сопровождая эти музыкальные концерты праздничными припевами. Вот смысл начала этих припевов: «нынешний год хороший урожай всех растений, за что приносим жертву звезде Лире». Продолжения и конца детских припевов я не буду приводить, как заключающие в себе слова, совершенно неприличные, недопускаемые в печати, но передам вам смысл другой песни, которую поют японцы по случаю праздника: «смотрю с удовольствием на волнующиеся прибрежные растения, на обильно полный колос полевых произведений, на золотистые переливы кленовых листьев, и протекая жизнь, как река, не возвращающая воды свои назад, — я сомневаюсь увижу ли опять этот праздник». Припевам детей учат дома по вечерам уже взрослые артисты, не упускающие при этом случая потешить и себя барабанным боем.

Кроме навеса, соединившаяся в одну компанию улица строит колесницу с огромною, какою либо затейливою, фигурою, стараясь перещеголять оригинальностью выдумки другие улицы. Все эти колесницы свозятся накануне праздника на главную улицу, куда отцы семейств приводят своих маленьких детей и приносят с собою огромные бумажные фонари, на длинных бамбуковых [232] шестах раскрашенные и убранные цветами и разноцветными бумажными лентами. Дети одеты в новые праздничные платья из креповой ярких цветов материи. Головы мальчиков, обыкновенно пробритые в нескольких местах кружками, с напомаженной кисточкой или косичкой на макушке, в этот день повязываются желтыми платками, концы которых висят за ушами. У девочек же блестящие черные волосы, зачесанные вверху буклямм, убраны множеством длинных шпилек, серебряных, золотых, стеклянных, на концах которых болтаются золотые или серебряные привески, изображающие листья, ягоды и проч.; главная же букля на макушке перевязана куском вязанного крепа, бахрома которого рассыпается из под маленького золоченого гребня. Как у мальчиков, так и у девочек лицо и шея напудрены рисовою мукою, и у последних, кроме этого, по обыкновению, вместо выбритых бровей намазаны тушью на лбу два круглые пятна, а губы густо покрыты розовою краскою. Длинный шелковый халат с широкими рукавами, гладко обхватывает стан девочки, а широкий, черный пояс, завязанный назади огромнейшим бантом, довершает костюм ее.

В 7 часов вечера, накануне праздника, когда все было готово, церемониймейстер, назначив порядок шествия, ударил в колотушки, и процессия с криками и песнями народа, с грохотом барабанов, свистом флейт и скрипом колесниц, двинулась по большой улице прямо с губернаторскому дому, где проходила мимо нарочно устроенных лож для губернатора и важнейших чиновников. Процессия состояла из множества отделений, заключавших в себе такое разнообразие колесниц, что я в состоянии был запомнить из них только некоторые. В первом отделении открывали шествие 2 семилетних мальчика, везя маленькую колесницу с раскрашенною бумажною на ней рыбою; за ними две пожилые японки вели за руки представительницу звезды Лиры, семилетнюю девочку, с ног до головы одетую в белое и имевшую на голове металлическую шапочку, в виде коронки. Далее, человек 80 везли огромную колесницу, в нижнем этаже которой, заседали живые музыканты и барабанщики, а в верхнем — хор песенников, состоявший из маленьких детей; над ними высилась, сажени в три вышиною, бумажная скала, на вершине которой сидела птица, а у подножия плясала под музыку на задних лапах лиса, держа виноград в передних. За этой колесницей следовала вторая, с высокою башнею, на которой лежала обыкновенная женская деревянная подушка для звезды Лиры, и наконец третья, с горами и рекою, из которой японец [233] вытаскивал рыбу, ниспосланную ему Лирою. В остальных отделениях не могла не броситься в глаза колесница, которую с особенным почетом, с музыкою, везли человек 70 японцев с закрытыми лицами; на колеснице этой бумажные, эфектно освещенные внутри, фигуры японца и японки, одетые в роскошное праздничное платье и представлявшие вторую жену императора и одного знатного японца. Далее провозили колесницы с рисовым полем, горы с каскадами, огромный глобус, вертящуюся и освещенную внутри, страшную старуху колдунью, всю в красном, с блестящими глазами, и наконец, огромную двухэтажную колесницу, в нижнем ярусе которой помещались музыканты, а на верхнем плясали танцовщицы по заказу зрителей... Ко всему этому нужно прибавить бесчисленное множество фонарей, барабанов, группы детей-песенников и густые толпы народа. Часу в первом процессия остановилась у крепости на ночлег, и тронулась в путь опять уже утром в самый день праздника, в продолжение которого колесницы с тем же криком, песнями и барабанным боем возились взад и вперед по главной улице до позднего вечера, т. е. до тех пор, пока не устали веселиться и участвующие в церемонии, и зрители, и не разбрелись по домам для того, чтобы пировать там до глубокой ночи, угощаясь от даров обожаемой звезды Лиры.

Праздник этот закончился через несколько дней трагически на одном из живущих здесь американских купцов, г. Вильке. Он ехал ночью в загородную деревню Комиту, и увидев в одном доме, на конце города, огонь, остановился и вошел в него, чтоб закурить сигару. Там он застал до 30 человек гуляк-японцев, игравших в запрещенную азартную игру бакуци (в кости и карты, род банка), и закуривая сигару, шутя сказал, что скажет про их игру начальству. Не успел Вильке выдти после этого за двери, как все японцы бросились на него и взбили его до полусмерти. Тотчас же происшествие это огласилось; над г. Вильке приняты самые заботливые медицинские меры нашего доктора г. Альбрехта, и 26 человек виновных японцев схвачены и посажены в тюрьму. На первом допросе, сопровождавшемся ужасною пыткою — заворачиваньем ногтей толстою иглою кверху — только шестеро сознались в преступлении. На втором же, сделанном при американском консуле, один из преступников принял на себя всю вину, утверждая, что остальные не были его соучастниками; но жестокие пытки заставили всех их окончательно сознаться. В настоящее время есть надежда, что г. Вильке останется жив, но жестоко еще страдает от ран. [234]

Японец, уличенный в игру бакуци, подвергается следующим наказаниям: от 50 до 150 ударам палкою, обтянутою листовою жестью с густо наколотыми на ней острыми железными шпильками; или заклеймению и ссылке на всегда на тягчайшие работы в отдаленные рудники; или, наконец, голодной смерти в тюрьме. Я спросил однажды одного японца о причине таких жестоких наказаний. — «Проигравшийся в бакуци, отвечал он, непременно сделается вором, а вор вреден и себе и другим».

И. Махов.

Текст воспроизведен по изданию: Смесь // Морской сборник, № 2. 1861