-

ИСТОРИЧЕСКИЙ ОБЗОР СНОШЕНИЙ ОБРАЗОВАННОГО МИРА С ЯПОНИЕЮ

(Продолжение.)

III.

Теперь мы должны возвратиться к письмам Вильяма Адамса, из которых одно было адресовано им, на удачу, кому бы то ни было из соотечественников его, находившихся в Ост-Индии. Чрез эту меру Адамс сделался основателем английской торговли с Япониею.

Письма его достигли Батавия и оттуда пересланы были в Лондон, где предъявлены одному обществу, известному в то время под именем «Почтенное товарищество Лондонских купцов, торгующих в Ост-Индии», и прославившемуся впоследствии под громкою фирмою «Почтенная Ост-Индская компания». Без малейшей потери времени, общество отправило в Японию свой корабль.

Перчес (Purchas) оставил вам описание его плавания. — Корабль этот назывался Клев и состоял под командой капитана Джона Сариса, совершившего уже несколько плаваний на Восток.

По нагружении корабля должным количеством товаров, Сарис оставил Англию, 18 Апреля 1611 г., снабженный от короля Иакова I письмом на имя князя Фирандо и другим, с подарками, на имя императора. После остановок по пути в разных местах, для торговых целей, он достиг наконец Фирандо 11 Июня 1613 года, и встретил там самый дружеский прием со стороны туземцев.

Узнав в Фирандо, что Адамс находился в Иеддо, т. е. [58] почти за 900 миль, Сарис немедленно вошел с ним в сношение, прося его прибыть как можно скорее в Фирандо. Между тем сам вел переговоры с Японцами при помощи одного из японских уроженцев, захваченного им в Бантаме и говорившего между прочим на знакомом Сарису малайском языке. Сарис представил письмо короля князю Фирандо, Фойнэ-Сама, который принял письмо с некоторою гордостью, но не хотел вскрывать его до прибытия Адамса (которого там называли Анже), желая, что бы этот последний перевел ему его содержание. О прибытии «Клева» князь Фирандо послал с своей стороны донесение императору.

29 Июля прибыл Адамс и Сарис совещался с ним по торговым делам и, должно полагать, сообщил ему также какие нибудь сведения о его жене и детях. Результатом этого совещания было то, что в первых числах Августа Сарис отправился из Фирандо в Иеддо, в сопровождении Адамса и десяти других соотечественников своих. Целью этого путешествия было представить императору подарки от английского короля и вступить с ним в переговоры о заключении трактата. Князь Фирандо предоставил по этому случаю в распоряжение Англичан свою собственную галеру с пятьюдесятью гребцами. Сарис описал особенности этого путешествия, представляющие много занимательного, преимущественно в отношении к нравам и обычаям японского народа, которые он имел случай наблюдать при самых благоприятных обстоятельствах, так как присутствие Адамса делало обращение туземцев с Англичанами нисколько непринужденным. Наконец Сарис имел свидание с императором, которым был принят благосклонно. После некоторых переговоров его с секретарем императора, Англичанам предоставлены были разные права императорскою грамотою следующего содержания:

1) «Мы даем полную свободу подданным короля Велико-Британии, а именно: сэру Томасу Смиту, губернатору, и [59] всей компании Ост-Индских купцов и путешественников, всегда безопасно заходить во все порты нашей Японской империи, с их кораблями и товарами, безо всяких остановок, как для них, так и для их имущества; жить в них, покупать, продавать и менять, по тем обыкновениям, которыми они руководствуются в сношениях с другими народами; оставаться столько времени, сколько они заблагорассудят, и уезжать по их усмотрению».

2) «Мы предоставляем им право свободной торговли всеми товарами, как привезенными ими по настоящее время, так и теми, которые они впоследствии будут привозить в наши владения или вывозить из них в чужие края; и уполномочиваем те корабли, которые впоследствии приходить будут из Англии, приступать непосредственно к продаже своих товаров, не обращаясь более за позволением к нашему двору».

3) «Если какому нибудь из их кораблей случится подвергнуться опасности крушения, то нам угодно, чтобы вы, наши подданные, не только оказали ему помощь, но и возвратили спасенные части корабля и имущества их капитану или главному торговому агенту, или лицам от них уполномоченным, и чтобы они (Англичане) построили или могли построить для себя один или несколько домов в такой части нашей империи, в какой это им представится наиболее удобным, с тем, чтобы при отъезде своем могли их, по усмотрению, продать».

4) «Если кто либо из английских купцов, или вообще Англичан умрет в наших пределах, то имущество умершего останется в распоряжении их торгового агента, которому предоставляется равным образом право назначать им наказания за проступки; наши же законы не должны касаться ни их личности, ни их имущества».

5) «Нам угодно, чтобы вы, наши подданные, производящие с ними торговлю, за всякий их товар платили им согласно условию, без замедления и не возвращая раз взятых уже товаров. [60]

6) «Нам угодно, чтобы товары, которые они теперь привезли или впоследствии привозить будут, годные для нашего употребления, не подлежали ни какому аресту, но чтобы цены назначались по соглашению с их торговым агентом, сообразно с ценами, по которым они продают те же предметы другим народам и чтобы плата производилась на месте при самом отпуске товаров.

7) «Если при открытии других стран для торговли, и при возвращении их кораблей, они будут нуждаться в людях, или съестных припасах, то нам угодно, чтобы вы, наши подданные, доставляли им все нужное, за их деньги, в потребном размере.

8) «Они могут без особого паспорта отправляться на открытия в Иессо или всякую другую страну в пределах вашей империи или во соседству с нею».

Предоставление Англичанам таких значительных преимуществ решительно говорит в пользу мнения, что первоначальная политика Японии нисколько не основывалась на системе исключительности и что сами же Европейцы подали повод к введению этой стеснительной системы, которая закрыла на столь долгое время порты Японии для торговли почти всего образованного мира. Японцы, узнав, что иностранцы задумали овладеть Японскою землею, естественно не хотели допустить этого и избрали, как простейшее средство предупреждения такого зла, изгнание из Японии всех иностранцев, с воспрещением им когда либо возвращаться в нее. Можно, конечно, сомневаться в благоразумии и основательности такой меры, но едва ли кто может оспаривать ее справедливость и находить что либо предосудительного в желании Японцев удержать за собою Японию.

Император вручил также Сарису следующее письмо на имя английского короля.

«Королю Велико-Британии.

«Благосклонное письмо вашего величества, доставленное мне слугою вашим, капитаном Джоном Сарисом (который, сколько мне известно, первый посетил мои владения), [61] я с радостью принимаю, будучи немало счастлив узнать о нашей великой мудрости и силе, из того, что вы соединяете под вашею могущественною властию три обширных и сильных государства. Я вполне ценю высокую щедрость вашего величества, явленную в присылке мне столь незаслуженного подарка из многих редких вещей, непроизводимых моею землею и мною до сих пор никогда невиденных; я принимаю их не как от чужого, а как от вашего величества, которого я уважаю наравне с собою. Я желаю, чтобы дружба моя с вашим величеством продолжалась и чтобы вы могли, по вашему благоусмотрению, посылать подданных ваших во все части и порты моих владений, где они встретят самый радушный прием; отдавая волную справедливость их удивительным познаниям в мореплавании, — которые они доказали легким открытием столь отдаленной страны, — и их неустрашимости, вследствие которой ни беспредельная бездна моря, ни бесконечные бури ни на минуту не ослабляли их благородного стремления на пути к открытиям и торговле, — я с своей стороны готов содействовать их дальнейшим успехам, доставляя им все, чего они от меня пожелают. Я в свою очередь посылаю вашему величеству (чрез упомянутого подданного вашего) небольшой залог моей любви, прося принять его от меня, как от того, кого дружба ваша особенно радует. Подданные вашего величества просили некоторых торговых привилегий и позволения основать факторию в моих владениях, и я не только предоставил им все чего они просили, но и скрепил эти права приложением моей большой печати, для окончательного упрочения их.

«Из моего замка в Сурунге, сего четвертого дня девятого месяца, в восемнадцатый год вашего Даири, но нашему счислению. Остаюсь вашего величества друг. Высший повелитель в сем государстве Японии

«Минна Монттоно».

Три года спустя, в 1616 г., сделано было небольшое ограничение в предоставленных Англичанам [62] преимуществах, которое впрочем не имело вредного влияния на их коммерческие интересы. Постановлено было, чтобы корабли их, по прибытии в Японию, направлялись в Фирандо и чтобы вся торговля сосредоточивалась в одной тамошней фактории. Впрочем, на случай неблагоприятных ветров, или бурного времени английские суда могли заходить и в другие порты и пребывать там беспошлинно, приобретая все необходимые для них предметы, но не имея права производить торговлю. Возвращаясь в Англию, Сарис оставил в Фирандо, для заведывания факториею, мистера Ричарда Кокса (Mr. Richard Kockes), в распоряжение которого поступили восемь Англичан, трое японских переводчиков и двое служителей из туземцев. В числе этих Англичан был и Адамс, которого компания с радостию приняла в свою службу, назначив ему большое содержание. Так в Фирандо находились в соседстве две протестантских фактории — Голландская и Английская — в то время как Децима в гавани Нагасаки была занята Португальцами.

Англичане вскоре снискали дружбу и доверие туземцев и Кокс не раз посещал императора, в Иеддо. Он довольно долго оставался в Японии и, как можно заключить из его писем, приводимых Перчесом (Purchae), наконец поссорился с своими соседями Голландцами, которые с самого поселения своего в этой стране, по-видимому систематически стремились вытеснить из нее всех других Европейцев.

Но, вследствие ли несвойственного выбора английскою компаниею товаров для японских рынков, или же по каким другим причинам, только положительно известно, что японская торговля ее шла неудовлетворительно, так что компания, затратив уже на этот предмет до 40000 фунт. стерл., нашлась вынужденною закрыть свою факторию в Фирандо и прекратить торговлю с Япониею.

Во все пребывание свое в Японии, Англичане вели себя безукоризненно, и потому оставили эту страну, сохранив [63] полное уважение высшего сословия и сопровождаемые сожалениями низшего.

Бесполезно делать какие либо предположения о том, в каком состоянии находилась бы в настоящее время Япония, если бы Англичане удержались в ней, но весьма правдоподобно, что она давно уже имела бы постоянные сношения со всем остальным светом.

Англичане оставили Японию прежде чем кровавое гонение на христиан достигло в ней полного развития. Тогда еще оставались в империи туземные христиане. Хотя мы несклонны думать, чтобы Англичане могли когда либо добровольно принять участие в таком преследовании, но тем не менее они должны быть довольны, что выбыли из Японии до бомбардирования Симабары.

Тринадцать лет спустя, Англичане решились сделать попытку к возобновлению фактории в Японии. Но отправленные с этою целию четыре корабля возвратились без успеха, встретив весьма неблагосклонный прием в Нагасаки, где преобладали их недоброжелатели Голландцы.

Голландцы делались в то время всемогущи на Востоке; утвердившись на развалинах португальского владычества в Амбоине и Тиморе, укрепившись в Батавии, владея Молуккскими островами, Цейлоном, берегами Малабарским и Коромандельским, они естественным образом не могли терпеть соперников и потому Англичане, по видимому, справедливо приписывали им одним неудачу своей попытки восстановить торговые сношения с Япониею.

Они решились однако оставить это дело, до времени, без последствий. Над Англией собирались тогда темные тучи; ей предстояли междоусобные войны, которыми ознаменовалось царствование Карла I. Не время было пускаться в смелые коммерческие предприятия. Потому Ост-Индская компания ограничивалась, в течение многих лет, только сношениями с Бантамом. Для дальнейших же предприятии ей необходимы были ручательства мирного времени и прочного правительства. [64]

В 1673 году компания эта, получив от короля новые, более обширные права и сделавшись почти полновластною на Востоке, попыталась вновь проникнуть в Японию. Туда отправлен был корабль, названные Return (Возвращение). Журнал его плавания еще до сих пор не появлялся в печати. Фрессинет говорит, что документ этот находится в Лондоне в руках фамилии Соутвель (Southwell). Он имел случай просматривать его и приводит некоторые извлечения, которые, как он справедливо замечает, живо характеризуют три особенности Японцев: замечательную осмотрительность этого народа, его решительное сопротивление к допущению в империю всяких иностранцев, его непреодолимую ненависть к Португальцам.

Припомним, что Карл II, король английский, был женат на браганцской принцессе и находился следовательно в свойстве с королевским домом Португалии; обстоятельство это Голландцы не упустили из виду сообщить Японцам. Уже по этой одной причине появление английского корабля на водах Япония было встречено с необыкновенным подозрением. Мы приведем здесь некоторые из разговоров между Англичанами и японскими властями, заимствованные из журнала, или вернее из Французского перевода журнала корабля «Return».

«Вы Англичане?»

«Да. Мы прибыли сюда с позволения нашего монарха, английского короля, чтобы торговать по поручению Ост-Индской компании и возобновить именно ту торговлю, которую соотечественники наши начали с вами и потом оставили 50 лет тому назад. Мы имеем письма от нашего короля и от компании к его величеству императору Япония»; при этом была предъявлена японским чиновникам копия с приведенной уже выше торговой грамоты, написанная на японском языке.

За тем, по поручению губернатора, переводчик спросил: «находится ли Англия в мире с Португалиею и Испаниею; давно ли король женат на дочери короля португальского; [65] есть ди от этого брака дети; какой вы религии и какого рода привезены ваши товары?»

Мы отвечали, что в это именно время мы находимся в мире со всем светом; что король наш женат уже одиннадцать лет; что у королевы не было детей; что мы такие же христиане, как Голландцы, но не паписты; что корабль наш нагружен всякого рода товарами.

При следующем свидании, губернатор сказал: «уже пятьдесят лет, как были здесь Англичане; мы бы хотели знать причину вашего столь долгого отсутствия». На это им было отвечено, что причинами тому были: междоусобные войны в самой Англии, две войны с Голландиею и издержки и опасности столь далекого пути. Это по-видимому удовлетворило спрашивавших. Затем вопросы продолжались:

«Нет ли кого между вами, кто бы уже прежде бывал в этой стране?»

— «Нет никого».

«Как же вы нашли сюда дорогу?»

— «При руководстве морских карт».

«Какое название придаете вы, Англичане и Голландцы, религии Португальцев?»

— «Мы называем ее римско-католическою религиею».

«Как называют вас Португальцы?

— «Hereyes на их языке, а на нашем chereties».

К эту самую минуту был поднят английский флаг и Японцы тотчас же предложили нам следующий вопрос:

«Отчего вы сегодня поднимаете ваш флаг, а не делали этого всякий день, с тех пор как пришли?»

— «Сегодня у нас праздник, и мы имеем обыкновение поднимать флаг, по прошествии каждых семи дней».

«В какие времена дня вы молитесь?»

— «Каждое утро и каждый вечер».

«И Голландцы делают тоже?

— «Конечно».

Изображение на нашем флаге креста Святого Георга [66] смутило Японцев, и они стали допытываться по какой причине мы приняли его.

— «Мы приняли крест в наш флаг не вследствие какого либо предрассудка; он не имеет ни какого религиозного значения. Это не более как наш отличительный знак. Притом наши флаг и крест весьма различны от Португальских».

«Были ли вы когда либо под властью Португалии или Испании?»

— «Никогда. Наш монарх — король трех больших государств. Он более сильный владетель, чем король португальский».

«Итак вы получили ваш крест не от одной из этих наций?»

«Мы его имеем с незапамятных времен; по крайней мер шесть столетий».

Однако, не смотря на все эти объяснения, Японские чиновники, не по приказанию, а частным образом, по дружбе, посоветовали Англичанам не поднимать флага с крестом, так как большая часть народа принимала его за флаг португальский.

Наконец получен был ответ от Императора на сделанное ему представление о желании Англичан возобновить торговлю с Япониею.

«Мы получили письмо от императора, ваша просьба, равно как и причины, которыми вы подкрепили ее, были должным образом рассмотрены. Но вам не может быть позволено производить здесь торговлю, потому что ваш король женат на дочери короля португальского. Это единственная причина, по которой вы получаете отказ. Император повелевает, чтобы вы уехали отсюда и никогда более не возвращались. Такова его воля и мы ее не можем ни в чем изменить. Поэтому вы выйдете в море при первом благоприятном ветре и самое позднее — чрез двадцать дней». [67]

— «Нам невозможно тронуться с места до изменения пасатных ветров».

«В таком случае, сколько вы хотите, чтобы вам было дано времени?»

— «Сорок пять дней; в течение этого времени, я полагаю, будет перемена».

За тем Англичане попросили позволения продать по крайней мере до ухода свой груз.

«Император запретил это; мы не смеем ослушаться; ваш несчастный союз с Португалиею стоит вам в этом преградою».

Так кончилась эта попытка Англичан возобновить торговлю с Япониею.

Легко может быть, что в этом случае, кроме свойства английского короля с португальским, действовали и другие причины, из которых Голландцы, без сомнения, тоже умели извлечь для себя пользу; но если бы и не было других причин, то самым обращением внимания Японцев на один этот неблагоприятный факт, Голландцы дали уже достаточный повод считать их единственными виновниками неуспеха Англичан. Такого мнения было все общество корабля Return.

После этого неудачного опыта прошло более столетия, прежде чем Англичане решились на новую попытку. В 1791 г. корабль «Аргонавт», производивший торговлю мехами у северозападных берегов Америки, сделал было шаг к меновой торговле с Япониею, но по прибытии туда, был, по обыкновению, немедленно окружен рядами лодок, отрезан от всякого сообщения с берегом и вынужден удалиться, успев получить от Японцев только воды и топлива.

В 1803 году английский купеческий корабль Фредерик отправлен был из Калькутты с грузом в Японию, но не быв даже впущен в гавань, получил приказание удалиться в 24 часа.

И этими новыми неудачами Англичане были тоже [68] обязаны Голландцам. В ряду завоевании, которыми Англия упрочила свое владычество в Индии и вообще на востоке, многие сделаны были на счет Голландцев. Клайв (Clive) и Варрен-Гастингс (Warren-Hastings) окончательно разрушили любимые мечты Голландии о постоянном пристанище в Индии.

Не успев осуществить своих целей, Голландцы задумали, по-видимому, обратить самые удачи своих соперников во вред дальнейшему распространению английской торговли и достигли этого, возбудив зависть и опасения в Японцах. И в самом деле, последние имели постоянно слишком подробные сведения о всем ходе дел в Индии, что бы могло подлежать какому либо сомнению, что они получали их от Голландцев. При этом конечно Голландцы умели представлять им все события в наиболее выгодном для себя свете. Всегда оправдывая своих соотечественников и очерняя их врагов, они внушили Японцам понятия о характере английского народа и его честолюбии самые враждебные видам Англии на установление торговых сношений с Япониею.

По несчастью, во многих случаях (из которых один, происшедший в самой Японии, будет ниже рассказан), сами же Англичане доставляли обильные материалы для такого злословия. Не желая вовсе оправдывать образ действия Англичан на востоке, мы не можем однако не заметить, что однообразная система политики, которой следовали по-видимому Голландцы, с самого начала сношений своих с Япониею, имела по крайней мере все признаки стремления их к отстранению как Португальцев, Англичан и Американцев, так и вообще всех других торговых наций христианства, от всякого участия в японской торговле, в которой Голландцы приобрели себе монополию ценою рабства, совершенно недостойного благородных деянии, упоминаемых в прошедшей истории Голландии.

Следующая попытка посетить Японию предпринята была Англичанами в 1808 г. Директором голландской фактории [69] в Дециме был в то время Дуфф (Doeff). В Октябре месяце показался в виду Нагасаки вооруженный европейский корабль под голландским флагом. Так как около этого времени должен был придти обыкновенный годовой транспорт товаров из Батавии, то все в фактории были уверены, что это именно ожидаемый транспорт и потому двое голландских чиновников, из которых один был бухгалтер Гоземан, отправились в лодке на встречу кораблю. Чрез несколько времени воротились бывшие там в одно время с ними японские переводчики и рассказали Дуффу следующее происшествие.

При виде лодки, на которой находились голландские чиновники, от корабля отделилась на встречу ей шлюпка, на людях которой замечено было оружие. Когда обе лодки приблизились друг к другу, голландская была взята на абордаж и оба чиновника были насильственным образом захвачены в плен и отвезены на корабль. Событие это сильно удивило Японцев: они не могли себе представить, чтобы люди путешествующие под голландским флагом позволили себе такое обращение с Голландцами в той части империи, в которой они имели полное право находиться и при том во время отправления ими законных обязанностей.

Дуфф же тотчас заподозрил, что корабль был английский, зная, что в то время Англия находилась в войне с Голландиею.

Губернатор Нагасаки был страшно взбешен; он прогнал от себя переводчиков, запретив им показываться ему на глаза без Гоземана и его товарища; сам между тем занялся приготовлениями к обороне на случай вооруженного нападения со стороны Англичан. Но он узнал, к величайшему своему ужасу, что на самом важном оборонительном пункте гавани, где должен был стоять гарнизон из 1000 человек, почти все люди находились в самовольной отлучке и командира тоже не было, так что нельзя было набрать более 60 или 70 солдат. Хотя личная команда на этом пункте и не входила в [70] обязанности губернатора, но он должен был иметь главное за ним наблюдение, поэтому с той минуты, как обнаружился такой беспорядок, губернатор уже считал себя погибшим.

В ночь того дня, в 11 часов, Дуфф получил записку, написанную почерком одного из захваченных чиновников, следующего содержания: «корабль пришел из Бенгалии. Имя капитана Пелью (Pellew); он нуждается в воде и съестных припасах». Это был английский корабль Фаэтон из эскадры Адмирала Дрюри (Drury), крейсировавший в восточных морях. Как мы уже сказали выше, Англия находилась в то время в воине с Голландиею. — Английский адмирал приказал капитану Флитвуд Пелью (Fleetwood Pellew) крейсировать в виду японских островов с целию перехватывать голландские транспорты, направлявшиеся в Нагасаки. Капитан Пелью, пройкрейсировав безуспешно целый месяц, решился наконец отправиться в Нагасаки, чтобы узнать не прибыли ли уже туда голландские корабли.

Дуфф не осмелился послать на корабль воды и съестных припасов без согласия японского губернатора и даже, когда последний спросил его совета в этом деле, то отвечал уклончиво, что он не может поддерживать домогательства представителей того государства, которое, как ему известно, находится во вражде с его отечеством.

Среди всех этих затруднений и недоумении, волновавших несчастного губернатора, явился вдруг к нему его секретарь и сделал одно предложение, довольно верно обрисовавшее некоторые черты японского характера. «Вот, сказал он, мой план. Иностранный корабль захватил Голландцев изменою; все средства позволительны для наказания за измену; поэтому я хочу попытаться отправиться на корабль один, под предлогом дружелюбных объяснении; потребую от капитана выдачи двух Голландцев и если он их не выдаст, то я убью его и потом самого себя кинжалом, который будет скрыт у меня на груди. [71] Я знаю, что убийство противно нашему национальному характеру; но английский командир, так бесчестно вторгнувшийся в нашу страну, чтобы напасть на тех, чьим флагом он воспользовался без всякого права, недостоин лучшей участи. Короче, чтобы наказать его, я совершенно готов пожертвовать своею жизнию».

Но Дуфф заметил благородному Японцу, что предприятие это, имея прямым последствием смерть самого виновника его, может кроме того повести и к погибели находящихся в плену Голландцев. С мнением этим согласился губернатор, и секретарь должен был оставить свое отчаянное намерение.

За тем представился другой план: задержать корабль, под тем или другим предлогом, до тех пор, пока не будут собраны, необходимые для обороны, войска соседних владетелей. Но в течение дня явился на берег Гоземан с запискою следующего содержания; «я приказал моей собственной шлюпке свезти на берег Гоземана, с тем, чтобы он доставил мне воды и съестных припасов. Если он не возвратится до вечера, то я войду в гавань завтра рано утром и сожгу все, какие окажутся там, японские или китайские суда».

Гоземан рассказывал, что когда его привезли на корабль и он пожелал видеться с командиром, его отвели к молодому человеку, на вид восемнадцати или девятнадцати лет, который спросил его есть ли какие нибудь голландские корабли в Японии, угрожая строгою ответственностию в случае неверного показания. Гоземан сказал ему откровенно, что в этом году голландские корабли еще не приходили. Но командир корабля не поверил ему, и объявил, что сам побывает в гавани и если найдет там хоть один голландский корабль, то Гоземан может считать себя погибшим. За тем капитан действительно отправился на своей шлюпке в гавань и тщательно осмотрел ее. По возвращении он сказал Гоземану, что на его счастье показание его оправдалось и послал его на берег с [72] упомянутою выше запискою, и с приказанием воротиться во всяком случае, достанет ли он припасов или нет, обещая, — если он не воротится, — повесить его товарища.

Губернатор пришел в неописанное бешенство, выслушав этот рассказ, но вынужден был наконец, по внушению Дуффа, послать с Гоземаном на корабль воды и съестных припасов. Вскоре после этого оба Голландца были отосланы на берег.

Японский губернатор занялся принятием мер к задержанию (по обязанности) корабля до тех пор, пока не узнает воли правительства. Но каким образом достигнуть этого, составляло вопрос не легкий для разрешения. Снова спрошено было мнение Дуффа, который при этом не скрыл от Японцев всей трудности, если не совершенной невозможности для них овладеть английским фрегатом, находившимся в состоянии полного вооружения военного времени. Один план предложен был князем Омуры, который взялся сам привести его в исполнение.

План этот требовал большой отваги, в которой впрочем не было недостатка в Японцах — этом истинно храбром племени. Он состоял в том, чтобы снарядить триста лодок нагруженных тростником, соломой и другими удобовоспламеняющимися веществами, окружить ими фрегат и сжечь его. Было рассчитано, что если Англичане и успеют истребить двести из этих лодок, то остальных ста все же достаточно будет, для достижения предположенной цели. Гребцы же этих лодок должны были спасаться вплавь.

Но Дуфф предложил другой образ действия. Он советовал: обманывая командира корабля обещаниями воды на следующий день, задержать его как можно долее и воспользоваться этим временем, чтобы послать известное число японских лодок, снабдив их каменьями, для заграждения узкого канала, представлявшего английскому кораблю единственный выход в открытое море. Он надеялся, что это можно будет сделать в тайне от [73] Англичан, в течение следующих дня и ночи. Уже отдано было приказание приступить к делу, как вдруг подул благоприятный ветер и Фаэтон вышел в море.

Во всякой другой стране, кроме Японии, как справедливо замечает Мак Фэрлен (Mac-Farlane), подобное дело, обошедшееся без кровопролития, было бы обращено в шутку, как ловкая ruse de guerre. Но японские власти далеко не видели в этом ничего забавного. Нарушение государственного постановления не могло у них остаться без последствия. Чрез полчаса, после отбытия английского корабля, губернатор Нагасаки лишил себя жизни, чего требовал обычай страны. Тоже сделали и офицеры гарнизона, оказавшегося неисправным. Переводчики были отвезены в Иеддо и не показывались более в Нагасаки, так что Голландцы даже никогда не могли узнать об их участи. Губернатор всей провинции (Физен), имевший главную команду над войсками гарнизона и находившийся во время описанного нами случая, по обязанности, в Иеддо, был тем не менее наказан, за неисправность своих подчиненных, стодневным заключением. Итак, посещение английского фрегата имело самые грустные последствия; оно внушило Японцам сильное предубеждение против Англичан и до сих пор вспоминается в Японии с некоторою горечью.

Прошло пять лет после этого случая, без новых попыток со стороны Англичан посетить Японию. В течение этого времени военные события в Европе отрезали находившихся в Дециме Голландцев от всякого сообщения, не только с Голландиею и ее колониями, но и со всем остальным светом. Они решительно не знали что делалось в этот промежуток времени вне пределов Японии.

В Июле 1813 года, услышали они с особенною радостью, что в виду Нагасаки показались два европейских корабля под голландским флагом. Когда суда эти подали при том частный голландский сигнал, то Дуфф не сомневался более, что это были давно ожидаемые корабли с годовым [74] транспортом из Батавии. С судов этих присланы были на берег письма, из которых он узнал, что на одном из кораблей находился Варденар (Wardenaar), бывший директор голландской фактории в Дециме, — в качестве коммисара от правительства, с своим секретарем и доктором, а на другом Касса (Cassa), назначаемый на место Дуффа, — сопровождаемый тремя другими лицами.

Немедленно смотритель складов, Бломгофф (Blomhoff), с другим из чиновников фактории, отправились на встречу кораблям. По возвращении, Бломгофф сказал Дуффу, что г. Варденар находится действительно на корабле, что командует кораблем голландский капитан Воорман (Voorman), который часто прежде бывал в Дециме; «но, прибавил он, все на корабле имело странный вид; и коммисар, вместо того, чтобы, по обыкновению, вручить мне бумаги от правительства, сказал, что он отдаст их лично вам». Наконец корабли вошли в гавань. Как весь их экипаж говорил по английски, то Японцы, привыкшие слышать этот язык с 1795 г., заключили, что это были корабли американские, нанятые в Батавии Голландцами, которые, как было известно, производили иногда свою торговлю, для большей безопасности, под флагом Соединенных Штатов. Чтобы убедиться в справедливости всего рассказанного Бломгоффом, Дуфф сам отправился на корабль. Г. Варденар встретил его с видимым смущением и вручил ему письмо. Тут Дуфф догадался, что должно быть что-то, чего он еще не знает и ловко отклонил вскрытие письма до прибытия в факторию, куда он вскоре возвратился в сопровождении Варденара и его секретаря.

По прибытии в Дециму Дуфф вскрыл письмо в присутствии Бломгоффа, Варденара и его секретаря. Оно имело подпись «Раффльс (Raffles) вице-губернатор Явы и принадлежащих к ней областей» и заключало объявление, о назначении г. Варденара коммисаром в Японии, с полною властью над факториею. Несчастный Дуфф был сильно поражен. Во время его продолжительного разобщении со всем [75] светом, произошли важные события и между прочим окончательное присоединение его отечества к Франции и завоевание всех голландских колонии. Он спросил с удивлением: «кто такой Рэффльс?» Тут были рассказаны ему последний пять лет истории Европы и он узнал, что Голландия не существовала более как самостоятельная нация, что Ява принадлежала Англии и что сэр Стамфорд Раффльс, управляющий ею, назначил Варденара и доктора Энсли (Ainslie), Англичанина, коммисарами в Японии и требует, чтобы Дуфф сдал им все, чем заведует. Это была остроумная, но в высшей степени смелая попытка со стороны Раффльса перевести в руки Англичан японскую торговлю, составлявшую столь долгое время монополию Голландцев.

Дуфф решительно отказался подчиниться такому требованию, на том основании, что Япония, не принадлежа к Яве, не может подвергаться последствиям условии, заключенных Голландцами на сдачу этого острова Англичанам, и что если остров Ява действительно принадлежит Англичанам, то предъявленное ему предписание исходит от власти, которой он, как Голландец, ни сколько не подчиненный Англии, конечно не обязан повиноваться. Притом Дуфф, как человек весьма сметливый, тотчас понял, что английские корабли и их экипажем были совершенно в его руках. И в самом деле, при том ожесточении на Англичан, которое Японцы сохранили со времени посещения Фаэтона ему стоило бы только передать им все слышанное — и истребление как кораблей, так и их экипажа, было бы неизбежно. Он сознавал выгоды своего положения и действовал сообразно с этим.

Фрессинет (который в своем сочинении о Японии, старается во всех отношениях выхвалять Голландцев), представляет этот образ действия Дуффа, как пример возвышенного человеколюбия и патриотизма; Мак-Фэрлен же намекает на то, что Дуфф, под влиянием сильной ненависти к Англичанам, вероятно не остановился бы выдать их Японцам рели бы в деле этом не замешан был [76] г. Варденар, его соотечественник, друг и благодетель, под начальством которого он начал свою службу в фактории. Но действовал ли Дуфф по тем или другим побуждениям, это ни сколько не изменяет того факта, что он остался верен всем известной системе сохранения во что бы то ни стало коммерческих интересов Голландцев в Японии.

Голландская фактория в Японии оставалась пять лет без годового подвоза товаров из Батавии и вынуждена была, вследствие этого, сделать значительный долг у Японцев, на содержание свое в течение столь долгого периода. Дуфф, подействовав на Варденара и Энсли изображением всей опасности, которой они подвергались в Нагасаки, заставил их войти с ним в сделку и письменно обязаться к исполнению договора, сущность которого заключалась в следующем. Во первых, английские корабли должны были быть выдаваемы за американские, нанятые Голландцами в видах прикрытия их торговых транспортов нейтральным флагом Соединенных Штатов; во вторых, показание это должно было быть подкреплено ссылкою на участие в этом деле г. Варденара, известного Японцам, как Голландца и бывшего директора фактории в Дециме; в третьих, Дуфф требовал в вознаграждение за сохранение им тайны, от которой зависела жизнь Варденара и Англичан, чтобы грузы обоих кораблей были сданы ему обыкновенным порядком, как уполномоченному от Голландцев; чтобы он мог располагать ими и из выручаемых за них денег прежде всего уплатить Японцам весь долг за содержание Голландцев в течение пяти лет. Остальная затем часть продажной суммы должна была быть обращена на покупку меди, для нагрузки английских кораблей в возможно большем количестве. Наконец было условлено, чтобы по прибытии кораблей в Батавию и продаже ими меди, 25 000 рикс-долларов были обращены на личный кредит г. Дуффа. На этих условиях голландский директор согласился ввести в заблуждение Японцев. Корабли были как можно скорее [77] нагружены и отправлены. Они в самом деле находились в большой опасности во время пребывания своего в Дециме: сын того губернатора Нагасаки, который лишил себя жизни во время посещения этой гавани английским кораблем Фаэтон, был уже одним из влиятельных сановников в Иеддо, и конечно с радостью воспользовался бы столь удобным случаем, чтобы отмстить Англичанам за смерть своего отца.

Сэр Стамфорд Раффльс, как вообще находят даже самые друзья его, сделал большую ошибку, послав в Японию эти корабли. Если бы Дуфф и сдал факторию, то по всему вероятию, лишь только Японцы узнали бы о переходе ее в руки Англии и притом без их ведома, то они конечно разрушили бы Дециму и умертвили всех находящихся в ней Англичан.

Не смотря на это, в 1814 году Раффльс послал снова корабль в Японию, отправив на нем одного Кассу (Варденар вероятно отказался второй раз подвергнуться опасности.) Но и при этом случае повторилась прежняя хитрость: ловкий Голландец извлек и из этого предприятия те же коммерческие выгоды и Кассе не удалось сделаться директором фактории на место Дуффа. Последний далеко превосходил его в тех уловках и хитростях, которыми каждый из них старался пересилить другого. Дуфф удержал Дециму за Голландцами и было одно время, когда из всего света на одном только этом отдаленном мест разорвался голландский флаг. Наконец после восстановления на голландском престоле Оранского Дома и возвращения Явы Голландцам, прежняя торговля Децимы возобновилась и место Дуффа занял новый директор.

В 1818 г. новая попытка посетить Японию была сделана небольшим английским кораблем (в 65 тонн) под начальством капитана Гордона. Корабль этот вошел в гавань Иеддо, но был по обыкновению окружен рядом лодок; с него сняли руль и свезли на берег все орудия и военные припасы. Японцы осведомились, находились ли в [78] то время Англичане в мире с Голландцами и не принадлежал ли корабль Ост-Индской Компании и затем обошлись с Англичанами весьма вежливо, но не приняли от них никаких подарков, ни предложений, относившихся до торговли.

Последнее посещение Англичанами Японии, предшествовавшее экспедиции эскадры Соединенных Штатов под начальством коммодора Перри, было в Мае 1849 года. Английский корабль Mariner под командою Матисона (Matheson) приходил в Орагаву, около 25 миль от Иеддо, но посещение это не имело ни каких важных последствий.

IV.

Старания Русских проникнуть в Японию качались со второй половины XVIII столетия. Владея Сибирью; захватив некоторые из Курильских островов; принадлежавших Японцам и основав небольшую колонию в Ситхе, в Америке, Русские расположились таким образом с трех сторон вокруг Японской Империи. Но в политике своей они отличались большою осторожностию; они выжидали наиболее удобного времени для установления возможно полной связи между своими азиятскими и американскими владениями.

Владея Кореею, Япониею и Алеутскими островами, простирающимися до оконечности полуострова Аляски, на северо-западном берегу Америки, и имея твердую точку опоры в Ситхе, Россия могла бы доказать всему миру, что ее планы распространения владений далеко не ограничивались пределами восточного полушария. Сообщаясь гаванями Восточных берегов Азии и западных Америки с тем морем, которое должно быть средоточием самой обширной и прибыльной торговли, Россия могла бы сделаться великою морскою державою, полною повелительницею на Тихом океане. Если бы она владела Япониею, то в распоряжении ее находилось бы множество гаваней, лучших в свете по своему удобству, и при ее средствах она могла бы держать в руках всю торговлю на Тихом океане. [79]

Понятно, что при таких условиях, ни одна из торговых держав в мире не может желать присоединения Японии к России. Сама же Россия без сомнения вполне сознает важность для нее такого приобретения.. Если только она желает сделаться когда либо торговою державою, то овладев Япониею она вполне достигнет своей дели.

Около 70 или 80 лет тому назад японский корабль потерпел крушение у одного Из Алеутских островов, принадлежавших России. Экипаж его был спасен и отведен в Охотский порт. Люди эти было оставлены в России десять лет, как полагают, с тою целью, чтобы дать время Японцам научиться русскому, а Русским японскому языку. Мера эта могла бы действительно принести со временем пользу, если бы не одно обстоятельство, которое вероятно не было известно Русским: задержанные ими Японцы не могли быть приняты обратно в свое отечество, даже непосредственно после взятия их с погибшего корабля; десятилетнее же отсутствие их делало это еще менее возможным.

Однако Екатерина II приказала сибирскому генерал-губернатору отослать Японцев на родину и попытаться установить, чрез их посредство, торговые сношения с Япониею на условиях возможно выгодных для обеих сторон. Ему предписано было послать с этою целью уполномоченного от своего имени, снабдив его должными кредитивами и приличными подарками и строжайше запретив ему допускать к участию в этом деле кого-либо из Англичан или Голландцев. Поручение это возложено было на русского Лейтенанта Лаксмана, который, осенью 1792 года, отправился из Охотска на Транспорте «Екатерина». Он вскоре бросил якорь у северного берега острова Иессо, где и зазимовал. С наступлением лета он перешел на южную сторону острова и вошел в гавань Хакодате. Японцы обошлись с ним вежливо, но отказались принять к себе своих соотечественников, объяснив Лаксману, что это было бы противно их законам. Они сообщили ему также, что он подвергал как себя, так и весь экипаж свой [80] вечному заключению, которому подлежат по их законам иностранцы, в случае высадки на берег во всяком другом месте Японского государства, кроме нарочно указанного для этого порта Нагасаки; но во внимание к неведению Русских об этом законе и к попечению их о Японцах, подвергшихся кораблекрушению, сделано было на этот раз изъятие из закона, с тем однако, чтобы лейтенант Лаксман обязался за себя и за своих соотечественников возвратиться немедленно в Россию и никогда более не заходить в другой какой-либо пункт Японии, кроме Нагасаки.

Лаксман не мог таким образом высадить на берег пленных Японцев и в царствование Императрицы Екатерины Русские не пытались более посетить Японию.

Вторая попытка сделана была в царствование Императора Александра I. От правительства послан был в Нагасаки корабль, под командою Крузенштерна, и на нем отправлен в Японию, в качестве посланника, Резанов. Но едва прибыв на место, Резанов успел уже обнаружить неспособность к исполнению возложенного на него, довольно щекотливого поручения. Сношения его с Японцами начались спором о ничтожном предмете этикета, о том — должен ли русский посланник поклониться представителям японского императора.

Резанов отказался также сдать, по принятому обычаю, Японцам вооружение корабля, тогда как подобное сопротивление было совершенно бесполезно после предварительной сдачи им всех военных припасов. За тем он сделал еще большую неосторожность, дав заметить некоторым членам Голландской фактории в Дециме, к которым он имел письма, что он подозревает их в тайных происках, враждебных его целям. Это было тем более неловко, с его стороны, что хитрый голланский директор Дуфф, употребил именно всю свою изворотливость на то, чтобы самым ловким образом избегнуть всякого участия в этом деле и тем сохранить возможность обратить в пользу свою [81] и своих соотечественников всякий исход переговоров Русских с Японцами.

Наконец русский корабль был допущен в гавань. После многих толков и отсрочек русский посланник выхлопотал себе позволение жить на берегу, до получения от императора из Иеддо ответа на предложения русского правительства. Для помещения Резанова очистили старую рыбную кладовую, которую обнесли высоким бамбуковым частоколом; когда же он отправлялся в Нагасаки для выслушания ответа императора, то по обе стороны улицы, по которой он должен был проходить, дома завешены были занавесями и жителям строжайше запрещено было показываться ему на глаза.

Читая описание приема Резанова, нельзя не заметить, что Японцы находили какое-то особенное удовольствие в том, чтобы всячески досаждать ему и в то же время окружать его личность самою натянутою и преувеличенною вежливостью. Только в 1805 году был получен следующий решительный ответ императора:

«Приказ Японского Императора Русскому посланнику».

«Первоначально Империя наша поддерживала сношения с многими народами. Но опыт заставил нас предпочесть противуположный образ действия, как более безопасный. Японцам не позволено производить торговлю в чужих краях, а иностранцам — вступать на нашу землю. Что же касается до России, то мы никогда не имели с нею никаких сношений. Десять лет тому назад вы присылали в Матсмай несколько Японцев, потерпевших кораблекрушение, и сделали нам при этом случае предложения союза и торговли. Теперь вы опять прибыли в Нагасаки, чтобы возобновить эти предложения. Это доказывает, что Россия имеет сильную склонность к Японии. Мы уже давно прекратили всякие сношения с иностранцами вообще. Хотя мы желаем жить в мире со всеми соседними государствами, но различие между ими и нами в отношении к нравам и обычаям делает невозможными всякие договоры [82] о союзе. Поэтому ваши поездки и труды бесполезны. Всякое сообщение между вами и нами невозможно и наша императорская воля такова, чтобы вы отныне не появлялись более с вашими кораблями на наших водах».

Когда Резанов отправился обратно в Россию, Японцы приняли на свой счет все издержки, произведенные посольством во время пребывания в Японии.

Весьма понятно, что русский посланник, в сильном негодовании на Японцев за все их обращение с ним, решился отмстить им как можно скорее. Под влиянием этих неприятных чувств он уговорил, по прибытии в Камчатку, двух морских офицеров, Хвостова и Давыдова, временно командовавших вооруженными купеческими кораблями, которые производили торговлю между Азиею и северо-западною Америкою, сделать враждебную высадку на самые северные из Японских островов; а сам между тем поспешил в Петербург и на пути умер.

Русские офицеры высадили десант на один из южных Курильских островов, принадлежавших Японии. Должно заметить, что этой империи принадлежал одно время весь Курильский архипелаг, но России удалось овладеть северною частью этих островов. Голландские писатели сомневаются даже, доходило ли когда либо до Иеддо известие об этом отчуждении японской территории. Говорят, будто правитель островов, отшедших к России, решился скорее скрыть от Императора потерю части территории, не имеющей особенной ценности, чем довести до сведения его о событии, которое могло показаться особенно неблагоприятным для Японии и подать повод к наказанию лиц принимавших в нем участие.

Итак Хвостов и Давыдов высадились на один из южных Курильских островов. Это случилось в 1807 году; известие об этом произвело сильное впечатление при японским дворе и Японцы старались узнать чрез посредство Голландцев, не было ли сделано это нападение с разрешения Русского Императора. [83]

Спустя несколько времени, в Мае 1811 года, русский военный шлюп «Диана», под начальством капитана Головнина, отправлен был с оффициальным назначением рекогносцировать группу курильских островов; но как полагали (что впрочем не доказано), экспедиция эта имела дальнейшею целью возобновление попытки установить торговые сношения с Япониею. Придя к острову Итерпу (Итуруп), Головнин высадился на берег, полагая, что найдет там только Курильцев; но он был встречен японским офицером и солдатами, которые спросили у него не намеревался ли он повторить покушение, сделанное насколько лет тому назад на другой из Курильских островов Хвостовым и Давыдовым. Головнин заключил из этого, что ему следует как можно скорее удалиться. Затем он подошел к острову Кунаширу, где «Диана» встречена была несколькими выстрелами. Он старался однако показать жителям этого острова, что намерения его были самые дружелюбные и наконец, заманенный хитростью Японцев, решился высадиться на берег, взяв с собою только мичмана, штурмана четырех русских матросов и одного переводчика из Курильцев. Все эти лица были взяты в плен и подверглись целому ряду бедствий, подробно описанных Головниным (Описании этого плена, с записками адмирала Рикорда, который освободил Головнина, издано в 1816 г. самим Головниным.). Так Головнин и его сподвижники должны были искупить своим продолжительным пленом безрассудные действия мстителей за обиду Резанова и может быть вовсе не освободились бы, если б не было наконец доказано Японцам, что покушение Хвостова и Давыдова было сделано без ведома Русского Императора. При освобождении Головнина, ему вручена была бумага, в которой Японцы предостерегали Русских не делать более бесполезных попыток к установлению торговли с Япониею.

Справедливость требует однако прибавить, что Головнин, не смотря на перенесенные им бедствия, неразлучные с [84] положением пленного, отзывается вообще о Японцах, как о племени великодушном и кротком.

За тем старания Русских войти в сношения с Япониею не возобновлялись до последнего времени.

Сношения Соединенных штатов с Япониею начались весьма недавно. В 1831 году, японская джонка была отнесена бурями от берегов Японии и после некоторого странствования по Тихому океану, выброшена на западный берег Америки, близь устья р. Колумбии. Находившиеся в ней Японцы были приняты ласково жителями Соединенных Штатов и впоследствии отвезены в Макао и там отданы под покровительство американского и английского резидентов. Несколько времени спустя, решено было наконец отвезти этих несчастных на родину. Должно полагать, что Американцы или вовсе тогда не знали о существовании в Японии закона, воспрещающего возвращаться в отечество отлучившимся Японцам или рассчитывали на изъятие из него, во внимание к исключительному положению отлучившихся. Вследствие этого снаряжен был американским торговым домом Кинг купеческий корабль «Моррисон», с которого, для лучшего заявления Японцам о мирных его намерениях, сняты были орудия и всякие предметы вооружения. Корабль этот отправился в путь в 1837 году (Журнал его плавания издан был впоследствии К. В. Кингом, одним почтенным американским купцом, который лично находился на Моррисоне.). Когда он появился в виду гавани Иеддо, Японцы тотчас же заметили, что он совершенно безоружен; официальные лица, осматривавшие его, оказали ему совершенное пренебрежение и только на следующий день, довольно поздно, по нем начали стрелять из орудий. Такой прием заставил его сняться с якоря и отправиться к Кагозиме, главному городу острова Киу-зиу; но и там вскоре открыли [85] по нем огонь, так что американский корабль вынужден был возвратиться в Макао, не достигнув цели своей экспедиции.

В 1846 году послана была в Японию особая экспедиция от правительства Соединенных Штатов с поручением установить, если признается возможным, торговые сношения с этою империею. Эскадра состояла из 90 пушечного корабля «Columbus» и корвета «Vincennes». Во главе экспедиции был командор Биддль (Biddle). В Июле эскадра достигла гавани Иеддо, где была немедленно окружена рядами сторожевых лодок, число которых доходило в этом случае до 400. Некоторые из. Японцев взошли на палубу корвета «Vincennes»; один из них принес две палки, на которых были вырезаны какие-то символические знаки и одну поставил на носу, а другую на корме судна. Американцы не поняли смысла этой формальности и думая, что Японцы хотели обозначить таким действием взятие корабля, приказали им снять эти палки, что и было исполнено без малейшего возражения. Корабли оставались за тем десять дней в гавани Иеддо; во все это время никто не съезжал с них на берег и ничего не происходило замечательного. Ответ императора на просьбу Американцев о дозволении им производить торговлю с Япониею был очень короток: «ни с одним из иностранных народов, кроме Голландцев, торговля дозволена быть не может».

В Феврале 1849 г. получено было известие чрез Батавию, что в Японии содержались в плену 16 американских матросов, потерпевших кораблекрушение у одного из Японских островов. В это время крейсировала в Китайском море эскадра Соединенных Штатов. Находившийся в составе ее корабль «Пребль», под командою Глинна (Glynn), был немедленно отправлен для освобождения пленных Американцев. Лишь только стал приближаться он к японскому берегу, как сделано было с ближайших возвышенностей материка несколько сигнальных выстрелов, для возвещения о появлении иностранного судна. Когда [86] же корабль входил в гавань, навстречу ему вышло значительное число больших лодок, которые, сообщив ему приказание удалиться, попытались за тем на самом деле заградить ему дальнейший путь в гавань. Но корабль, двигаясь быстро вперед под парусами, прорвал цепь лодок и бросил якорь в удобном для него месте.

Вскоре после этого стали приходить целые флотилии лодок, наполненных солдатами, и этот подвоз войск продолжался непрерывно, днем и ночью, во все время пребывания «Пребля» в гавани Нагасаки. Войска эти располагались по береговым возвышениям, окружавшим место, где стоял на якоре американский корабль. На этих же возвышенностях видны были местами батареи тяжелой артиллерии, содержавшие впрочем всего шестьдесят орудий, т. е. не более числа пушек «Пребля».

Глинн вступил безотлагательно в переговоры об освобождении американских матросов, которые уже около семнадцати месяцев содержались в заключении, подвергаясь жестокому, бесчеловечному обращению со стороны Японцев. Требования Глинна были сперва приняты японскими властями с притворным, высокомерным равнодушием; но дело приняло совсем иной оборот, когда американский капитан сказал им в резких, но ясных выражениях, что они должны немедленно выдать пленных Американцев, если не желают, чтобы употреблены были в дело понудительные меры и что правительство Соединенных Штатов имеет и желание и полную возможность защитить своих граждан. Через два дня были выданы пленные Американцы и корабль Пребль возвратился к эскадре.

Из всего изложенного выше видно, что причины упорного сопротивления Японцев всякому общению с другими народами, должно искать не в какой-либо природной особенности характера японского народа, которою обыкновенно объясняли историки это странное явление, — а в целом ряде исключительных обстоятельств, сопровождавших неудачные опыты сношений Японии с иностранцами. И в [87] самом деле, если вникнуть во все подробности неоднократно возобновлявшихся попыток разных народов прервать преграду, отделявшую их от Японии, то едва ли останется малейшее сомнение на счет причины их неуспеха. Особенные временные политические условия самых государств, искавших сближения с Япониею; соперничество в этом стремлении различных народов, старавшихся препятствовать друг другу: неосмотрительность, часто нахальство, с которыми лица стоявшие в главе миссий, отправлявшихся в Японию, требовали от гордого японского народа безусловного подчинения их желаниям; наконец непонимание истинного характера Японцев, которые хорошо знают различие между надоедливою услужливостью и гуманным чувством миролюбия, основанным на начале кротости и справедливости и смущающимся при виде всякого оскорбления и всякой неправоты; — вот все условия неудачи, которые не трудно открыть среди обстоятельств сопровождавших все попытки образованных народов установить сношения с Япониею.

А. Б.

Текст воспроизведен по изданию: Исторический обзор сношений образованного мира с Япониею // Морской сборник, № 10. 1860