СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

«Китано Тэндзин энги» как исторический источник культа Сугавара Митидзанэ

«Китано Тэндзин энги» — комплексный источник культа Тэндзин, наиболее полно описывающий историю его возникновения и развития. Под именем Тэндзин обожествлен Сугавара Митидзанэ (845-903), один из наиболее выдающихся деятелей японской истории и культуры. Содержание культа значительно изменялось на протяжении его более чем тысячелетней истории, и сегодня Тэндзин является божеством знания и учености, которое почитают в сотнях святилищ по всей стране. Многочисленнее только святилища, посвященные Инари и Хатиману. Таким образом, культ Тэндзин является один из самых популярный в современной Японии.

Подобно большинству японских культов, культ Тэндзин имеет синкретический характер и сложился на основе местных верований в условиях широкого распространения материковых религиозных учений. Он стал результатом синто-буддийского синкретизма, и вплоть до разделения синто и буддизма в 1868 г. его институтами были синтоистские святилища и буддийские монастыри. Для письменной фиксации своей истории и для проповеднической деятельности культ Тэндзин позаимствовал буддийский жанр энги. Энги (***, кит. юань ни, санскр. пратитъя-самутпада) — важнейшая категория буддийской философии, имеющая значение «причинности», «причинной зависимости», «взаимозависимого порождения». Помимо основного философского значения, этот термин приобрел и сопутствующее: он означал начало чего-либо, происхождение, появление. В Японии словом энги также обозначали тексты, повествовавшие о происхождении и истории буддийских и синтоистских храмов и содержащие предания об их основателях и подвижниках, связанных с ними чудесах и т. д.

Первые известные энги о божестве Тэндзин датируются 1194 г.: это так называемые «Кэнкю-хон», то есть «Книга годов [120] Кэнкю» (годы Кэнкю 1190-1199). Известный сегодня текст «Кэнкю-хон» дошел до нас в составе тринадцатого свитка «Китано бунсо» («Собрание документов Китано») монаха Сюэн (1786-1859), который скопировал текст «Кэнкю-хон», хранившийся в семье Годзё, потомков Митидзанэ. Таким образом, сегодня нам доступен только список 1828 г. В тексте указана точная дата написания оригинала: 5 год Кэнкю (1194 г.), 24-й день десятой луны. Эта дата спорна, но японские ученые единодушны во мнении, что «Кэнкю-хон» написана примерно в это время и является первой из известных энги культа Тэндзин ¹.

Появление всеобъемлющей истории культа именно в конце XII в. обусловлено рядом причин, из которых, прежде всего, следует назвать логику развития самого культа. К этому времени уже появились многочисленные и различные по характеру письменные источники, отражавшие отдельные моменты его появления и развития. Однако единого текста, дающего полную картину становления и содержания этого широко распространившегося и популярного культа, не существовало.

Внутренняя потребность культа в создании собственной истории совпала с политическими устремлениями рода Кудзё, стоявшего за созданием первых энги о Тэндзин. Время создания «Китано Тэндзин энги» (Кэнкю-хон) пришлось на период становления первого сёгуната (конец XII в. ²), когда в жизни Японии происходили глубокие политические и социальные перемены. Тогда на востоке страны, в районе Канто, в Камакура, был создан новый политико-административный центр. Власть распределилась между императором в Киото и военным правительством в Камакура. Посредниками между императорским двором и сёгуном выступали представители рода Кудзё, весьма значимые на политической сцене: например, основатель первого сёгуната Минамото Ёритомо поддерживал регента Кудзё Канэдзанэ (1149-1207). [121]

Существуют две версии авторства энги. Согласно одной из них, автором был младший брат Канэдзанэ, монах Дзиэн (посмертное имя Дзитин, 1155-1225), сын Фудзивара Тадамити (1097-1164). Дзиэн был не просто рядовым монахом, но главой школы Тэндай; известен как поэт и автор первого исторического трактата в Японии ³. В таком случае, очевидно намерение автора написать историю культа, в становлении которого важную роль сыграл его род. Известно, что первые иллюстрированные «Китано Тэндзин энги» («Дзёюо-хон») составил в 1219 г. Кудзё Митииэ (1191-1252), внук Канэдзанэ. Это прямое и неоспоримое свидетельство внимания Кудзё к культу Тэндзин. Согласно другой версии, автором является Сугавара Тамэнага, потомок Митидзанэ, принадлежавший к духовенству святилища в Китано или, по крайней мере, к духовенству школы Тэндай, в ведении которой тогда находилось святилище ⁴. В этом случае стремление Тамэнага написать историю культа с акцентом на роли Кудзё объясняется зависимым положением автора от рода Кудзё. В любом случае, на основе анализа содержания текста становится очевидным, что автор принадлежал к духовенству самого святилища в Китано или школы Тэндай.

К концу XII в. чрезвычайно широко распространилась идея о том, что мир вступил в период «конца Закона» (маппо), когда не осталось даже подобия истинного учения Будды. Эволюция культа Тэндзин во многом определялась появлением новых школ буддизма и общим оживлением религиозной жизни. Однако при этом взаимодействие синтоистских и буддийских представлений стало еще более прочным. Тэндзин, первоначально почитавшийся в рамках культа «разгневанных духов» и «священных духов», приобретал черты человеколюбивого божества, которое защищает от ложных обвинений и награждает за честность. Широко распространившийся амидаизм, оформившийся [122] в самостоятельные школы ⁵, привлекал обещанием легкого пути спасения. В своих ранних откровениях (942 г., 947 г.) Тэндзин обещал вознаграждать тех, кто поклоняется ему, что перекликается с обещанием спасения в амидаизме.

Таким образом, очевидно, что создание в конце XII в. концептуальной истории формирования культа Тэндзин, зафиксированной в «Китано Тэндзин энги», обусловлено политической и религиозной ситуацией того времени.

«Кэнкю-хон» написана по-японски, графически передается канамадзири бун — «письмом, смешанным со знаками каны» ⁶, т.е. частично китайскими иероглифами, частично знаками каны. Сюэн указывает, что внешнее заглавие свитка, прикрепляемое снаружи, было «Тэндзин ки» («Записи о Небесном божестве») ⁷.

При чтении энги сразу же обращает на себя внимание эпизодичность повествования (несмотря на то, что в варианте «Кэнкю-хон» отсутствуют иллюстрации, играющие определенную сюжетообразующую роль). Подобная эпизодичность вообще характерна для японской литературы, примером чего могут служить «Исэ-моногатари» и «Гэндзи-моногатари». Проблема фрагментарности описания в японской литературе является одной из ключевых. ⁸ И. А. Воронина отмечает, что эпизодичность романа «Гэндзи-моногатари» имеет связь с поэзией танка и древней драмой. Она также указывает, что жанр эмакимоно (рассказы в картинах, чередующиеся с текстом) способствовал сближению литературы с живописью и эпизодичности описания ⁹. Однако представляется, в случае «Кэнкю-хон» повествование через отдельные фрагменты объясняется не только [123] особенностью японской литературы, но и особенностями составления данного текста. Он представляет собой соединение отдельных сюжетов из письменных памятников разного времени. Разнохарактерный материал расположен в хронологическом порядке в соответствии с четко определенным авторским замыслом.

Рассмотрим подробнее, какие источники легли в основу «Кэнкю-хон». Прежде всего, это две биографии Митидзанэ, составившие основу его жизнеописания в энги. К середине X в. появляется самая ранняя из его известных биографий «Китано Тэндзин го-дэн» («Жизнеописание божества Тэндзин из Китано») ¹⁰. Предполагается, что ее составил Арими, внук Митидзанэ, в 931-947 гг. для «Синкокуси» («Новой истории страны») ¹¹. Эта биография ничего не говорит о Митидзанэ как о божестве, а ее заглавие является позднейшим дополнением. Однако наряду с точным и подробным перечислением должностей и рангов, а также исторических и поэтических трудов, уже в этой биографии появляются первые легендарные сведения о Митидзанэ: история о стрельбе из лука и о праздновании его пятидесятилетия.

Вторая по времени составления биография Митидзанэ, «Канкэ го-дэн ки» («Записи о жизни Сугавара Митидзанэ») написана в 1106 г. Сугавара Нобуцунэ, прямым потомком Митидзанэ ¹². Это более объемный и композиционно сложный текст, чем первая биография. Ее примечательной особенностью являются ссылки на использованные источники ¹³. Включенная в биографию [124] легенда о чудесном происхождении Митидзанэ является позднейшей припиской 1118 года ¹⁴: она помещена в самом конце текста памятника, после подписи и даты ¹⁵.

Некоторые эпизоды автор энги основывает на произведениях самого Митидзанэ. Прежде всего, это относится к его стихотворениям, которые часто цитируются или пересказываются в тексте. Особое внимание уделяется предисловию Митидзанэ к буддийскому трактату «Кэнъё дайкай-рон» («Рассуждение о выявлении великих заповедей») школы Тэндай ¹⁶.

Значительную часть источников составляет религиозная литература, прежде всего записи откровений и видений его адептов. Автор энги частично пересказывает важный культовый источник «Докэн сёнин мэйто ки» («Записи о путешествии в потусторонний мир святого Докэн») ¹⁷, появившийся примерно в 940-941 гг. Коррекция посмертного образа Митидзанэ этим источником определяет буддийскую составляющую культа: «Докэн сёнин мэйто ки» отражает новый этап развития культа Тэндзин, когда буддизм, не возражавший против культов народных богов, принимал их, не нарушая пути к своей конечной цели (нирване) ¹⁸.

Записи откровений, данных Аяко (в 942 г.) ¹⁹ и Тарумаро (в 946 г. или 947 г.) ²⁰, которые также пересказываются в энги, [125] свидетельствуют о следующем этапе развития представлений о духе Митидзанэ — этапе, когда культ Тэндзин уже оформлялся в самостоятельный. Записи монаха Сайтин «Китано-дэра со Сайтин кибун» («Записи Сайтин, монаха из храма в Китано») (ок. 977 г.), на которые опирается автор энги, рассказывают о создании святилища (не упоминая о роли Аяко), а затем о его развитии и процветании благодаря покровительству Фудзивара Моросукэ ²¹. Автор энги также пересказывает содержание серии последующих откровений, явленных в Анракудзи ²².

Автор энги использовал такие источники как исторические хроники, в частности, «Нихон киряку» («Краткая хронология Японии») ²³ и «Фусо рякки» («Краткая история Японии») ²⁴, памятники XI-XII вв.

При составлении своего текста автор энги нередко использовал художественные произведения. Так, например, вступление к энги является цитатой из молитвенного послания 1012 г. Придворного [126] чиновника и известного литератора Ооэ Масахира ²⁵, в котором тот превозносил таланты Митидзанэ как государственного деятеля, а также как величайшего литератора и родоначальника словесности ²⁶.

Одним из источников энги стало собрание жизнеописаний императоров и высших сановников дома Фудзивара «Оокагами» («Великое зерцало», вторая половина XI в. или начало XII в.) ²⁷. Один из разделов второго свитка «Оокагами» посвящен левому министру Фудзивара Токихира. В нем описывается политическая борьба Фудзивара Токихира с Митидзанэ, приводится множество легенд, возникших после его смерти и связанных с местью его духа своим обидчикам. Автор энги цитирует японские песни, помещенные в «Оокагами» и приписываемые Митидзанэ. Однако они не входят в собрание его трудов и до сих пор не атрибутированы.

Еще одно литературное произведение, послужившие источником материала для энги — «Годансё» («Извлечение из рассказов Оэ») ²⁸. В этом обширном собрании текстов немало историй о Митидзанэ, четыре из которых в переработанном виде вошли в энги.

Характеризуя божество Тэндзин, автор энги заимствует истории о нем также из трудов Фудзивара Киёсукэ (1104-1177). В его литературоведческом трактате «Фукуро дзоси» (1157) и поэтической [127] антологии «Сёку сикавакасю» («Продолжение сборника «Цветы стихов») (ок. 1165) помещены легенды о Тэндзин, в которых тот обрисован как милосердное божество ²⁹.

Таким образом, текст «Кэнкю-хон» состоит из многочисленных фрагментов, заимствованных из различных источников. Каждый фрагмент представляет собой отдельный сюжет, поэтому текст энги распадается на 38 данов в соответствии с такими сюжетами. В оригинале текста (списке Сюэна) отсутствует разделение по данам. Однако многие последовавшие за «Кэнкю-хон» иллюстрированные энги естественным образом разделялись на даны в соответствии с рисунками. Поэтому некоторые исследователи для удобства работы и простоты сравнения списков разбивают на даны и «Кэнкю хон». В тексте выделяются четыре композиционные части — вступление, жизнеописание Митидзанэ и его смерть (даны 1-16), обожествление духа Митидзанэ (даны 16-38), заключение.

Хронологическая канва служит одной из связей, придающих цельность разновременным и разнородным частям и известиям, почерпнутым из многочисленных источников. По содержанию текста энги подразделяется на две части. Первая часть представляет собой жизнеописание героя в традициях агиографического жанра. Вторая часть — описание возникновения и развития святилища в Китано, рассказанная через историю культа Тэндзин. Обращает на себя внимание точность датировок в первой части энги, которые перепроверяются по другим источникам того времени и являются вполне достоверными. В первой части энги автор преимущественно использует фактические данные, расцвечивая их немногочисленными легендами, поэтому каждое событие датировано зачастую не только годом, но днем и месяцем. В отличие от фактографической первой части энги, для второй характерны яркие и пространные описания, обращение к воображению и эмоциям читателя. Здесь точные даты встречаются гораздо реже, хотя автор продолжает располагать события в хронологическом порядке. Появляются такие указания на время события, как «во времена [128] императрицы Тайкэн» или другие недетализированные указания на время правления императора.

Соединив все фрагменты энги одной хронологической основой, автор внес в произведение больше единства, переработав его составные части с использованием одних и тех же приемов и положив в основу своего труда мировоззрение и дидактику буддизма. Интерпретируя факты, тщательно отобранные из более ранних источников, автор энги уделяет основное внимание проявлениям сверхъестественного и объявляет Митидзанэ воплощением бодхисаттвы Каннон. Так автор, отражая процесс превращения человека в божество, творит на основе истории жизни обычного человека «житие» божества.

Уже во вступлении автор энги сообщает, что история культа Тэндзин представляется как история поклонения воплощению бодхисаттвы. Далее рассказывается о полной чудес жизни Митидзанэ (необычайное появление на свет-сверхъестественные способности-добродетельная жизнь-несправедливое изгнание-прижизненное превращение в божество) и деяниях в других рождениях (месть духа Митидзанэ обидчикам-повелитель грозных божеств, почитающий Закон Будды, — покровитель почитающих его-защитник Закона Будды, карающий за непочтение к нему, — покровитель невинно оклеветанных). Следует иметь в виду, что мы имеем дело с памятником агиографической литературы, методы и выводы которого радикально отличаются от принятых в исторических и религиоведческих исследованиях. Автор энги намеренно обошел вниманием такие важные факторы и компоненты, как служебная карьера и исторические труды Митидзанэ; народные и оппозиционные элементы культа; почитание Тэндзин как покровителя словесности; родовой характер, его почитания — хотя эти факты были ему известны. Акцентирование внимания на литературных талантах Митидзанэ связано с буддийской и конфуцианской традициями: с одной стороны, он рассматривается как воплощение Бодхисаттвы и поэтому обладает замечательными способностями, с другой стороны, китайская образованность предполагала мастерское владение кистью. Изображение духа Митидзанэ в рамках народных верований не гневным, но пришедшим спасать мир свидетельствует о преимущественно буддийской интерпретации его культа, имевшего синкретический характер. [129]

Изучая историю культа Тэндзин по «Китано Тэндзин энги» необходимо помнить, что, хотя этапы формирования культа Тэндзин в общих чертах прослеживаются в тексте, хронологически они смещены или размыты. Это объясняется не только особенностями авторской обработки исторических сведений, но и использованием источников более поздних, чем описываемые события. Так, «Нихон киряку» и «Фусо рякки» связывают с проклятием духа Митидзанэ близкие ему по времени события: кончину его политических соперников (Суганэ, 855-908, Фудзивара Токихира, 871-909) и множество стихийных бедствий (эпидемии, наводнения, засухи, землетрясения). Однако, как убедительно доказывает Герберт Плющов, эти два памятника весьма тенденциозны и неадекватно описывают события. Многие печальные происшествия и природные катаклизмы, случившиеся сразу же после смерти Митидзанэ, объясняются в них действиями разгневанного духа умершего, хотя в источниках X в. такая трактовка отсутствует ³⁰. На тенденциозность и недостоверность «Нихон киряку» и «Фусо рякки», по крайней мере, в отношении культа Тэндзин, также указывает японский исследователь Касаи Масааки ³¹. Подобную тенденцию мы наблюдаем и в литературных произведениях «Оокагами» и «Годансё».

«Китано Тэндзин энги» («Кэнкю-хон») стали официальной версией становления культа, не подвергавшейся сомнениям на протяжении столетий, а только дополнявшейся все новыми легендами и чудесами. В настоящее время известно свыше 120 произведений, называемых «Тэндзин энги». Наиболее поздние из них созданы в конце периода Эдо (первая половина XIX в.). Некоторые содержат только тексты, некоторые — тексты с иллюстрациями, некоторые — только иллюстрации. В целом, каждые энги отражают дух эпохи, в которую они были созданы, и фиксируют содержание культа Тэндзин на тот момент. [130]

* * *

Для перевода «Китано Тэндзин энги» («Кэнкю-хон») использовался текст, помещенный в томе «Дзися энги» («Энги храмов и святилйщ») серии «Нихон сисо тайкэй» («Собрание произведений японской мысли») ³². В этом издании на основании позднейшего списка ³³ восполнены отсутствующие отрывки текста. [131]

КИТАНО ТЭНДЗИН ЭНГИ

Много божеств оберегают столицу, но [в храме в Китано] поистине небывалые чудеса, и каждый человек непременно еще раз придет на поклонение к Красной ограде. Хлопнешь в ладоши — непременно ответит, посмотришь с почтением — непременно появится. Это так же [непременно], как отражение осенней луны в глади воды, как сочетание рассветного звука колокола и утреннего инея.

Ах, как прекрасен храм Китаномия! [Здесь] император складывает ладони, простые люди склоняют головы. Со времен правления императора Итидзё: ³⁴, со дня первого посещения храма императором в первом году эры Канко: — в год ко:син, в 21-й день — день синтю: десятой луны ³⁵ и до сегодняшних дней Кэмпо: ³⁶ прошло двести с лишним лет, сменились 82 мудрых правителя ³⁷. Сколько людей за эти долгие годы пришло поклониться Тэмман Дайдзи Тэндзин! В далеком прошлом он стал великим предком изящной словесности, основоположником высокой поэзии. Он умело управлял страной, помогал осуществлять замыслы императора и освещал всю страну, подобно луне и солнцу в небесах. Ах, до чего прекрасно воплощение бодхисаттвы ³⁸ в человеческом теле ³⁹! [132]

Усадьба Сугавара — это дом советника ⁴⁰ Сугавара Корэёси ⁴¹. Советник Корэёси как-то увидел ребенка пяти-шести лет, игравшего в южном саду его дома, и тут же подумал, что всем своим обликом дитя не похоже на простого человека. [Советник] спросил: «Из какого ты рода и зачем пришел сюда играть?» Мальчик ответил: «Нет у меня дома. Нет у меня ни отца, ни матери. Я хочу, чтобы Вы взяли меня в сыновья». Советник Корэёси очень обрадовался, обнял и погладил ребенка. [Советник] наставлял [мальчика] в науках, и его чудесные способности росли с каждым днем.

Его называют Великий министр Сугавара ⁴², о чем сказано в «Записях» ⁴³. [133]

Тем временем, [ребенку] исполнилось одиннадцать лет, и советник Сугавара ⁴⁴ попросил: «Напиши, пожалуйста, на пробу какое-нибудь стихотворение», и не успел он договорить, как мальчик мгновенно сложил:

Сияние луны подобно блеску снега ясным днем.
Цветы сливы — как сверкающие звезды.
Прекрасная луна обходит небеса.
В садах аромат цветов, подобных драгоценным каменьям. ⁴⁵

В 13-14 лет он уже превзошел в науках самого советника. Никто из мудрецов не мог сравниться с этим ребенком.

Вода затянута льдом, прислушаешься — не слышно шума волн.
Ветви деревьев засыпаны снегом, посмотришь — словно цветы. ⁴⁶
Такие прекрасные стихи сложил [он] в четырнадцать лет, любуясь в одиночестве зимой ⁴⁷.

Позволим себе одно отступление: после того, как Великий Учитель Дэнгё: ⁴⁸ ездил в страну Тан и привез оттуда совершенные [134] заповеди бодхисаттвы ⁴⁹, он хотел открыть кайдан ⁵⁰ на горе Хиэй ⁵¹ и распространять это учение и дальше, но другие школы воспротивились этому. Тогда Учитель написал «Рассуждение о выявлении заповедей» ⁵² в трех свитках и поднес его императору эры Ко:нин ⁵³. В тринадцатом году эры Ко:нин ⁵⁴, в двадцать первый день шестой луны императорским указом, невзирая на недовольство других школ, было разрешено соорудить место для посвящения в монашеский сан на горе Хиэй ⁵⁵. Однако мнения ученых мужей по этому поводу разделились, и они спорили [135] друг с другом. Великий Учитель Дзикаку ⁵⁶, печалясь от такой глупости и скорбя о таком заблуждении, начал составлять «Рассуждение о выявлении великих заповедей» ⁵⁷, но сделал только наброски и не успел завершить свой труд. Никто не может предвидеть своей судьбы, и внезапная болезнь поразила [Великого Учителя]. Он наказывал: «Если у меня есть единомышленники, которые исполнят, что я желаю, то и после смерти мое тело не сгниет и возрадуется». Высокочтимый Аннэ ⁵⁸ глубоко проникся этими словами Учителя и за двенадцать лет закончил его труд: записал тринадцать работ в восьми свитках. [Высокочтимый Аннэ] хотел, чтобы о них знали в трех мирах и десяти сторонах ⁵⁹, и он, повесив себе на шею [свитки], пришел в дом советника Корэёси и спросил того: «Не напишите ли Вы к ним предисловие?» Тот задумался: «Этот труд — опора императорского дома, основа всего живого ⁶⁰. Сам я не напишу. А попрошу-ка я лучше Митидзанэ, хоть это и мой сын». И он обратился к сыну. В то время, в месяц инея ⁶¹ восьмого года эры Дзё:ган ⁶², Тэндзин ⁶³ было только двадцать один или двадцать [136] два года ⁶⁴, он обладал небольшим рангом и еще оставался студентом, изучающим словесность ⁶⁵. Однако это предисловие, написанное [Митидзанэ] по велению отца, ученые мужи школы Тэндай в своих спорах о заповедях Великой и Малой колесницы, об уловках и истинном учении ⁶⁶ вплоть до последнего времени принимают за основной довод именно потому, что оно создано божеством, воплощенным в человеке. Всё не упомню, приведу в пример только часть:

Наша страна ищет истину в душе и взыскует Закон в своих пределах. Те, кто раньше следовал учению, неукоснительно соблюдали предписания ⁶⁷, а те, кто позднее оттачивал свой дух, еще и распространяли совершенные заповеди ⁶⁸. К тому же те, кто шли первыми, перевернули повозку и им не вернуться, а те, кто шли позже, — выдерживают верное направление ⁶⁹ и непременно достигнут [цели]... ⁷⁰ Очень жаль, что яростные приверженцы [137] [Закона] самовольно придерживаются только малых предписаний ⁷¹ и отрицают путь Великой колесницы. В конце концов, разрушая учение о сетях Брахмы ⁷², принимают учение молодых монахов ⁷³, и, отбросив три основных заповеди ⁷⁴, следуют правилам мирян ⁷⁵. За деревьями не видят леса!... ⁷⁶ Наш Великий Учитель Дзикаку всесторонне изучил, в чем состоит несовершенство трех учений ⁷⁷, и заново указал на самое совершенное ⁷⁸. [138]

Так [он] написал. Увидев эти знаки, встанешь на путь великой добродетели, обретешь полное понимание ⁷⁹. Вот благо от буддийских трактатов и прочих трудов бодхисаттвы, воплощенного в человеке!

В двенадцатый год эры Дзё:ган ⁸⁰, в начале весенней поры, в доме Мияко-но Ёсика ⁸¹ его ученики и последователи занимались стрельбой из лука. Пришел туда и [Митидзанэ]. Хозяин дома подумал: «Он все время сидит дома за закрытыми дверями, склонившись над письмом. Он, наверно, и не знает, как правильно держать лук». И, скрывшись за соломенным занавесом, попросил Митидзанэ пробы ради пустить стрелу. Весь облик Митидзанэ — как он стоял с луком, как вложил стрелу, как с силой натянул тетиву — настолько напоминал Э Юйцзи ⁸², что все очень удивились, словно увидели перед собой самого мастера. Дважды [Митидзанэ] пускал стрелу, и дважды попадала она в цель. Вот уж воистину меткое попадание! Удивленный Мияко-но Ёсика с чувством изрек: «Точное попадание — предзнаменование того, что ты сдашь экзамен ⁸³». ⁸⁴

Вскоре, в двадцать третий день третьей луны того же года состоялся экзамен на получение должности ⁸⁵. Мастер слова Мияко-но Ёсика был экзаменатором; каждая строка [ответа на] [139] оба вопроса ⁸⁶ была исполнена нескольких значений, и сверх этого уже нечего было прибавить. Ответы на вопросы [Митидзанэ] написал необычайно красивым слогом и правильно изложил суть. Однако, желая походить на обычных людей, он притворился, что не знает, как ответить в одном месте, и изобразил задумчивость. В это время в ворота вошел Татибана Хироми ⁸⁷, обутый для верховой езды и, увидев, что Митидзанэ затрудняется с ответом, [вскочил на лошадь], и, погоняя ее, отправился к отшельнику из Сага ⁸⁸ и рассказал ему, мол, так-то и так-то. Отшельник подумал и ответил на вопрос. [Татибана Хироми] тут же вернулся на экзамен и тихонько передал ответ Митидзанэ ⁸⁹. Поэтому стали считать, что поступки бодхисаттвы, воплощенного в человеке, не предсказуемы [простыми смертными]. Известно, что после этого посторонним людям запрещалось приходить на место проведения экзамена.

В шестом году эры Кампё: ⁹⁰ в девятую луну все ученики [Митидзанэ] — и высокого, и низкого происхождения — собрались [140] в Китидзё:-ин ⁹¹, чтобы провести праздничную церемонию в честь пятидесятилетия учителя ⁹². Тогда в саду, где проводилась церемония, увидели старца в соломенной обуви, доходившей до голени. В руках он держал гаммон ⁹³ и золотой песок; медленно приблизившись к главному павильону, он положил это на стол перед павильоном и, не говоря ни слова, быстро ушел. [Все] подумали, что это очень странно, и стали читать гаммон.

Говорят, что ученики Канкэ ⁹⁴ собрались, чтобы праздновать его пятидесятилетие. Хотя мои следы сотрутся, и никто не вспомнит мое имя, но я многократно внимал чистому учению [Митидзанэ] и исправлял многие ошибки и заблуждения. Древние говорили: за добродетель обязательно воздастся, слово всегда отзовется. Я хочу, чтобы смысл [этих слов] навсегда запечатлелся в моем сердце, но не могу достичь этого. Поэтому сегодня я принес этот золотой песок в твою благую обитель ⁹⁵. Золото — знак полноты моих чувств, песок ⁹⁶ — молитва о твоем долголетии. Не спрашивайте, что за человек, [который поднес гаммон и золотой песок], примите его намерения. Живущий в [141] далеком северном дворце ⁹⁷ преисполнен глубокого почтения к тебе, живущему в южном направлении ⁹⁸.

Так было написано. Помощник главы монашеской общины ⁹⁹ Сё:эн, руководивший проведением церемонии, восхитился: «Какая честь! Ведь это послание самого императора! Какая редкая удача!» Так сказал он, не уступая в красноречии самому Фуруна ¹⁰⁰.

В седьмой год эры Кампё: ¹⁰¹, в двадцать шестой день третьей луны правитель годов Энги ¹⁰², пребывавший тогда в Весеннем дворце ¹⁰³, повелел ¹⁰⁴: «Слышали мы, что в стране Тан есть [142] человек, который за один день сложил сто стихотворений. У тебя непревзойденный поэтический талант, к тому же ты очень быстро складываешь стихи ¹⁰⁵. Не сложишь ли ты нам за час ¹⁰⁶ десять стихотворений?» Принц назвал десять тем для них, и Митидзанэ сложил стихотворения в час от курицы до собаки ¹⁰⁷ и поднес их принцу. ¹⁰⁸

Для проводов весны не нужны повозка или лодка.
Просто расстаюсь с последними соловьями и опавшими цветами.
Если бы я смог поведать красавице-весне свои чувства,
То уходящая весна остановилась бы сегодня ночью в доме поэта.

Эти стихи вошли в «Собрание японских и китайских стихов для декламации» и «Собрание стихов Японии» ¹⁰⁹.

В следующем году опять было дано высочайшее повеление: «Знаем Мы, что весной прошлого года ты в короткое время [143] сложил десять стихотворений. А сейчас за то же время сложи двадцать стихотворений на двадцать тем и преподнеси Нам». Митидзанэ, не отказываясь, без промедления сложил двадцать стихотворений от часа курицы до часа собаки ¹¹⁰ и выполнил высочайшее повеление. ¹¹¹ Такого никогда не бывало ни в Китае, ни в нашей стране! В прежние времена дед [Митидзанэ] ¹¹², занимавший третий ранг, основал школу, где обучали разным наукам, называлась она Канкэ ро:ка ¹¹³. Во времена министра Сугавара ¹¹⁴ эта школа особенно процветала.

В девятый год эры Кампё: ¹¹⁵, в шестую луну [Митидзанэ] повысили в должности от среднего советника до старшего советника ¹¹⁶, и в тот день же последовал высочайший указ о его назначении еще и на должность командующего ¹¹⁷. Митидзанэ трижды отказывался ¹¹⁸, и трижды высочайший указ запрещал [144] отказ. После того, как в десятую ¹¹⁹ луну того же года правитель годов Энги ¹²⁰ взошел на престол, Митидзанэ стал его всемогущим помощником, и в первый же год эры Сё:тай ¹²¹, во вторую луну получил повышение: стал Правым министром ¹²².

В третий год эры Сё:тай ¹²³, по-видимому, в восьмую луну [Митидзанэ], тщательно собрав, преподнес императору [Дайго] собрание своего деда, занимавшего третий ранг ¹²⁴, собрание советника Сугавара ¹²⁵ и свое собственное собрание в двенадцати свитках ¹²⁶.

Император был так восхищен всеми стихами, что изволил сложить:

Издавна дом Сугавара славился своими учеными.
Поднесенное ныне соцветие сочинений сияет, словно золото.
Прочтя лишь пару строк, ощущаешь прелесть этих стихов.
Тем более прекрасно наслаждаться стихами трех поколений!
Звук чист, как отшлифованный блестящий камень.
Слог красив, словно расцвеченные облака.
К тому же, творения Сугавара превосходят творения Бо-Цзюй-и ¹²⁷!
Теперь его поэзия останется в шкатулке, покрытой пылью. ¹²⁸ [145]

В третий год эры Сё:тай, в третий день первой луны правитель годов Энги пожаловал во дворец Судзаку ¹²⁹ и, встретившись с бывшим правителем годов Кампё: ¹³⁰, тайно совещался. Они тщательно обдумывали: «Если два министра, левый и правый, будут управлять страной, то подданные возропщут. Не лучше ли выбрать одного и положиться на него? Кого же выбрать? Старший министр ¹³¹ — старший сын Сё:сэнко: ¹³², потомка тайсёккана ¹³³ в девятом поколении, старший брат императрицы ¹³⁴, дядя императора Судзаку и императора Мураками ¹³⁵. Поистине, его род весьма уважаем. Однако, хоть он и происходит из рода потомственных помощников императора ¹³⁶, ему еще нет полных тридцати лет и по внутренним устремлениям и врожденным способностям ему не сравниться с почтенным Сугавара. Министр Сугавара хоть и не из рода потомственных помощников императора, но черпал воду из реки [146] Вэйшуй ¹³⁷ и чтил ветер горы Шаншань ¹³⁸. Если выбирать мудрость и чтить добродетель, то подходит именно он. Ху Гуан был из крестьянской семьи, а достиг должности министра под именем Боши. Хуан Сянь был сыном лекаря при коровах, а под именем Шуду заправлял в столице ¹³⁹» По этой причине бывший и нынешний император долго совещались, а потом призвали к себе [Митидзанэ] и сказали: «В деле управления страной ты один будешь посредником между императором и подданными». Левый министр ¹⁴⁰, видя такое благоволение обоих императоров [к министру Сугавара], в злобе покинул место службы во дворце. Тогда министр Сугавара сказал императору: «Левый министр — выше меня. Императорский указ о том дан раньше. Приношу свои извинения, но [Левый министр], наверное, разгневается. Не должно так быть!» Дрожа от ужаса, [Митидзанэ] уклонился от предложения. [Государь] подумал: «Нынешнее приглашение [во дворец Судзаку] покажется подданным необычным». Он придумал тему стихотворения «Приход весны заметен в иве» и, пойдя на хитрость, объявил: «Это причина приглашения [министра Сугавара] во дворец. Всем следует поднести стихотвореня на эту тему». Левый министр с радостью вернулся [к обязанностям] и присутствовал на стихотворном вечере. В тот день кроме [147] обычных даров оба императора ¹⁴¹ и императрица пожаловали еще и одежду со своего плеча. [Министр Сугавара] был на вершине своей славы, но и положение левого министра немного изменилось. ¹⁴²

К тому же, хоть и говорится, что императоры совещались тайно, но небесные божества знают об этом, и земные божества знают, и мы знаем. За год об этом узнали повсюду, и Левый министр изо всех сил очернял перед государем [Митидзанэ]. Вместе с Хикару-кё: Садакуни-кё: и Суганэ-асон ¹⁴³ он, лживо выступив от имени императора, пригласил чиновника из Главного астрологического управления ¹⁴⁴ и пожаловал ему разные редкие сокровища. Тот совершил поклонение различным богам и за пределами столицы, в горах и полях, закопал многие магические [148] сокровища ¹⁴⁵. Однако министр Сугавара использовал магические средства, чтобы защитить себя, своих детей м внуков от вредоносной магии, и в последнее время его потомки в восьмом-девятом колене процветают, и конфуцианские ученые непрестанно появляются в нем. Светлейшему повелителю годов Энги тогда исполнилось только шестнадцать или семнадцать лет, он был еще слишком молод, но добродетель его вышла за пределы страны ¹⁴⁶, благоволение его глубже тени горы Цуку-ба ¹⁴⁷, звезды выстраивались в порядке в высоком небе ¹⁴⁸, волны звучали мягко в голубом море ¹⁴⁹.

В четвертый год эры Сётай ¹⁵⁰, двадцать девятого ¹⁵¹ дня первой луны из-за несправедливого обвинения левого министра [Митидзанэ] неожиданно перевели на должность временного помощника наместника Дадзайфу ¹⁵², и был обнародован высочайший указ о его изгнании. Министр Сугавара, не в силах [149] вынести такую печаль, сложил стих и отправил его монаху-императору Тэйдзи ¹⁵³.

Я стал подобен грязи и опавшим листьям в бегущей воде.
Господин, будь запрудой, чтобы остановить меня ¹⁵⁴.

Монах-император прочел эти строки, и слезы комом стали у него в горле. Он подумал: «Ведь император — мой сын, и если я попрошу его, он, наверное, выполнит мою просьбу». Пешком, по грязи и пыли, дошел он до ворот Дзё:сай, миновал Бураку-ин и Сингон-ин, приблизился ко Дворцу Сэйрё:дэн ¹⁵⁵. Однако глава Архивного управления Суганэ-кё: ¹⁵⁶, пребывавший в глубокой злобе [на Митидзанэ] из-за того, что когда-то, во время игр в ночь ко:син ¹⁵⁷ [Митидзанэ] ударил его, не доложил императору [о приходе бывшего императора]. Монах-император в отчаянии изливал свою горечь в саду под грушей, а когда вечернее [150] солнце стало клониться к горам, он в слезах возвратился назад, думая, что случилось недоразумение. ¹⁵⁸

После этого, по высочайшему указу из двадцати трех детей [Митидзанэ] четырех сыновей отправили в разные стороны. Скромно живущих дочерей оставили в столице, младшие малолетние сыновья уехали вместе с отцом и с грустью вспоминали родной Ко:байдэн ¹⁵⁹, обменявшись клятвами даже с бесчувственными травами и деревьями ¹⁶⁰.

Цветы сливы, несущие свой аромат с восточным ветром!

Хоть нет хозяина дома, не забывайте цвести весной.
Цветы сакуры! Если вы не забыли своего хозяина,
Отправьте мне весть с попутным ветром.
Уезжая, [он] оставил именно такие стихи, полные печали ¹⁶¹.

Нет у человека своего места. Его судьба в руках Повелителя Неба. ¹⁶² Неожиданно из министра и командующего [Митидзанэ] превратился во временного помощника наместника Дадзайфу, сменил почетное звание советника и помощника императора на презренное имя ссыльного. Утирает [он] слезы, падающие на рукав, точно утренняя роса, и рыдает, уткнувшись в подушку, словно раздается голос кукушки. ¹⁶³ [151]

Родился он в четвертом году Дзё:ва ¹⁶⁴, и во времена правления императоров Ниммё: и Монтоку ¹⁶⁵ был еще малым ребенком. Он начал службу с годов Дзё:ган ¹⁶⁶, и при выездах пяти императоров ¹⁶⁷ даже садился на [коней, известных словно] Рёкудзи ¹⁶⁸, стоял перед паланкином императора, а теперь он только настегивает почтовую лошадь, сбившую копыта ¹⁶⁹.

«В годы Нинна ¹⁷⁰, направляясь на службу в провинцию Сануки ¹⁷¹, [я, подобно] Ганьнин, перерезал парчовый канат ¹⁷², и развлекался в волнах южных морей. А теперь навстречу пришла небесная рыбацкая лодка с поломанной кормой и разбитым носом. Преодолев безграничное море страданий в мире рождений, вверил себя и свою душу Закону ¹⁷³, и попутный ветер вынес меня к спасительной Мацубара ¹⁷⁴. Чжуань Шо, занимавшийся земляными работами на далеком берегу ¹⁷⁵, Фан Ли с [152] его быстроходной лодкой ¹⁷⁶, я сам — какими прошлыми деяниями определяется судьба? Блуждая в плывущей пустоте в сопровождении диких гусей, раздвигающих облака, не стану ли цикадой, впивающейся в кору дерева и поющей на исходе дня? Продолжаю примешивать слезы к предрассветным волнам озера у трех ущелий ¹⁷⁷, просыпаться по ночам от дикого ветра в опасных горах. Оглядываясь назад, вижу, что я, недостойный, получил великие милости, [и это хуже], чем если бы я заглядывал в бездонный пруд. На утлой лодке пересекал я великую реку ¹⁷⁸, и ответственность моя была тяжелее огромного камня. После того, как я покинул столицу, прошло много времени, но не вьется утренний дымок, и нет места, где остановиться на ночь. Как уменьшить понесенный ущерб? Хочу обелить дурное имя ссыльного. Теперь я просто складываю ладони и молюсь Будде, отдаляясь после многочисленных раздумий от греховных дел. Я думаю о печали будд в трех мирах. Чудесная Сутра Одной Колесницы ¹⁷⁹, спаси меня в последующей жизни!» — так написал ¹⁸⁰. Любой человек, услышав это, не удержится от слез.

До самой глубины души преисполняешься печалью, когда услышишь стихи в двадцать восемь строк, созданные [Митидзанэ], как было предопределено ¹⁸¹, при воспоминании стихов Аэ Тянь ¹⁸² «Три друга, верных в тиши кабинета» ¹⁸³. [153]

После того, как гонец от правителя изгнал меня,
Отец и сыновья расселились по пяти далеким местам.
Не вымолвить слова, только кровавые слезы в глазах.
Смотрю вверх — молюсь небесным богам, смотрю вниз молюсь земным богам.
Далекие облака плывут туда, плывут сюда.
Дни второй и третьей луны еле тянутся.
Нет известий от друзей, охраняющих заставы.
Живу в горчайшей дреме, не вижу даже снов.
Я здесь вдали от гор и рек — так долго идти до них.
Пейзаж вдоль дороги все более унылый и мрачный.
Прибыл на место ссылки — равнина. С кем разделить мне трапезу?
Дождался осенних ветров, а теплой одежды нет.
Прежде три друга были вечной радостью.
Теперь три моих друга стали вечной печалью ¹⁸⁴.

В этом отрывке семь рифм. Сердце разрывается от печали при этих стихах в двадцать восемь строк!

Всего-то слышишь песню, сложенную вдали от родины, когда очень одиноко, и посвященную той, кто на севере ¹⁸⁵, а преисполняешься глубокой печалью:

Оглядывался, пока не скрылись ветви деревьев возле твоего дома ¹⁸⁶.

Услышав [крики] диких гусей над осенними туманами, он сложил:

Я — ссыльный, ты — гость.
Наша с тобой судьба — печально блуждать.
Поправив изголовье, размышляю о дне возвращения:
Сколько лет мне будет тогда? Прилетай будущей весной! ¹⁸⁷
И эти стихи тоже проникают в самую душу.
Три-четыре месяца назад покинул дом.
Льются слезы в далеком путешествии. [154]
Все подобно сну.
Иногда молюсь голубому небу. ¹⁸⁸

Удивительно, что эти стихотворения, запечатленные в самом сердце, он только читал вслух [и не записывал], но в великой стране Тан ¹⁸⁹ и знатный, и низкий услаждали себя чтением [этих] стихотворений и не считали пустым делом.

Время от времени подобные стихотворения, от случая к случаю, он складывал и в пути, и в Цукуси ¹⁹⁰, где пробыл целый год. Он сложил много стихотворений, но среди них особенно печальна та песня, что написана им при виде тумана:

По вечерам над полями и горами поднимается туман.
Он еще больше разжигает пламя моих стенаний. ¹⁹¹

Или же [сложенные им строки] во время дождя:

Никто не прячется под небом от дождя,
Не сохнет [под дождем] промокшая одежда.

Слышавшие это люди не могли сдержать слез!

В третий год эры Сё: тай ¹⁹², в девятый и десятый день девятой луны был праздник ¹⁹³ у императора, [Митидзанэ] занимал тогда третий старший ранг и пребывал в должности Правого министра и командующего Правой гвардией. Он цвел, как раскрывающаяся хризантема, и восхищение императора изливалось подобно благодатному дождю. На следующее утро после девятого дня [Митидзанэ] сложил:

Ты умножаешь свои весны и осени, а твой министр стареет.
Запаздывает моя благодарность за твои безграничные милости. ¹⁹⁴ [155]

Восхищенный император снял со своего плеча одежды и накинул на плечи министра. Тот привез их с собой в Цукуси и часто рассматривал, вспоминая столицу. На следующий год ¹⁹⁵ в десятый день девятой луны он сложил:

Год назад в этот же вечер был я во дворце Сэйрё:дэн ¹⁹⁶,
Только мои стихи тронули сердце.
Пожалованные одежды сейчас со мной.
Разложив их, каждый день вдыхаю оставшийся аромат ¹⁹⁷.

«И правда, стихотворения Канкэ ¹⁹⁸ непостижимы для нас. Стихотворения Бо Цзюй-и мы понимаем», — говорили сочинители древности.

Видна лишь черепица на башне ¹⁹⁹,
Слышен лишь колокол в храме Каннон. ²⁰⁰

Такие строки он сложил, превосходящие даже сложенное Бо Цзюй-и:

Припав к изголовью, слышу колокол храма Иай ²⁰¹.
Приподняв занавес, вижу снег на вершине Сянлу.

Советник Гоэ ²⁰² во время экзамена ²⁰³ использовал рифмованный иероглиф в качестве хё:сэй ²⁰⁴, и советники словесности [156] того времени хотели расценить это как провал. И тогда советник Гоэ прочитал вслух стихотворение [Митидзанэ] «Журавль пролетит тысячу ри, но не отдалится от земли» ²⁰⁵, но никто ему не внял, поэтому он сказал: «Я слушал, что говорил министр Сугавара»! Добродетельный правитель годов Энги ²⁰⁶, запечатлев эти слова в своем сердце, повелел: «Какими бы ни были способности и познания советников словесности, им не сравниться с министром Сугавара. Поскорее зачтите экзамен». Советники словесности того времени замолчали и уступили ²⁰⁷.

[Митидзанэ] собрал стихи, сложенные им после восьмой луны третьего год эры Сё:тай ²⁰⁸ в Западных землях ²⁰⁹ и назвал их «Позднее собрание». В третий год эры Энги ²¹⁰, в первую луну, почувствовав себя больным, он положил собрание стихов в шкатулку и отправил среднему советнику Хасэо-кё: ²¹¹. Когда советник Ки ²¹² увидел, что ему прислали, он возвел глаза к Небу, пал на Землю и застенал. «Это человек непревзойденных способностей и необычайного стихотворного таланта, нет ему в мире равных! Хоть и поднялся он до должности министра, но не забросил занятия прекрасным. Его сочинения на устах у многих людей. Когда потомки будут говорить о сочинительстве, они не смогут не назвать Канкэ!» — так хвалил [Митидзанэ советник [157] Хасэо] ²¹³. В одном из стихотворений «Позднего собрания» даже бесчувственный услышит печаль. [Митидзанэ], успокоившись сердцем, сложил его в полнолуние в пятнадцатый вечер девятой луны.

В былые дни успеха носил я шпильку и пояс ²¹⁴.
Теперь я — разжалованный и сосланный пленник диких трав.
Свет луны — как зеркало, но он не отражает мою невиновность.
Дыханье ветра — как меч, но оно не прервет мою печаль.
Все, что вижу и слышу, ранит мне сердце.
Эта осень — только печаль. ²¹⁵

Каждый раз, как слышишь эти стихи, они проникают в самую душу!

Так, пока он был в Цукуси, написал молитвословие ²¹⁶, говорящее о его невиновности и поднялся на высокую гору. Когда он семь дней подряд взывал к Небу ²¹⁷, текст молитвословия вознесся в небеса и, раздвигая облака, исчез вверху ²¹⁸. Считается, что, миновав дворец Тайсяку, молитвословие поднялось до Бонтэн ²¹⁹. [158] Будда Шакьямуни неисчислимое множество лет тому назад находился у Будды Тэйся ²²⁰, семь дней и семь ночей сидел в медитации и сложил песнь, прославляющую Будду Тэйся:

На небе и земле, в этом мире, в жилище четырех небесных царей ²²¹,
Во дворце Индры, у дэвов, во всех десяти направлениях нет [никого, подобного Будде Тэйся].
Истинно верующие, пастыри и подвижники
Обошли землю, леса и горы — равного ему нет.

Поэтому он разом преодолел девять кальп и раньше Мироку ²²² стал буддой ²²³. Министр Сугавара в своем теле ²²⁴ семь дней и ночей поклонялся Владыке Неба ²²⁵, позабыв себя, служил Будде, старался с чистым сердцем, и! — стал Тэмман Дайдзидзай Тэндзин. [159]

В третий год эры Энги, в двадцать пятый день второй луны [Митидзанэ] возвестил, что расстается с пятью основами тела и ума ²²⁶, в которых обитают двенадцать причин страданий ²²⁷. Когда-то в Центральной Индии, среди деревьев сала ²²⁸ во вторую луну ²²⁹ среди многих печалей пятьдесят два вида живых существ ²³⁰ проливали кровавые слезы. Теперь, в Дадзайфу, в храме Эноки-дэра, во вторую луну, в двадцать пятый день при расставании [с Митидзанэ] у людей из шестидесяти с лишним провинций волосы встали дыбом от ужаса ²³¹. Останки Десяти-именного ²³², который, не умирая, ушел из этого мира, предали огню, и выбрали место для могилы [Митидзанэ] возле Сидо: ²³³ в провинции Тикудзэн, и решили упокоить [останки] там. По пути повозка внезапно остановилась посреди дороги, и сколько ни тянули сильных откормленных быков из Цукуси, они не сдвинулись. На этом месте решили сделать могилу, и теперь там храм Анракудзи. При кончине министра Сугавара по всей [160] земле, словно дождь, проливались слезы, по всей стране не смолкал плач.

Вскоре после этого тринадцатый настоятель монастыря ²³⁴ Энрякудзи ²³⁵ Хоссё:бо: ²³⁶ Сонъи ²³⁷, которому посмертно пожаловали должность со:дзё: ²³⁸, — в то время ему было только лет сорок, точно не помню, — самой жаркой летней ночью ²³⁹, еще до наступления пятой стражи ²⁴⁰, пребывал на вершине Симэйдзан ²⁴¹. И вот, когда он, взыскуя истины ²⁴², преисполнился [161] мудростью Будды ²⁴³, и перед алтарем, [где постигают] три тайны ²⁴⁴, очистился сердцем при созерцании луны ²⁴⁵, неожиданно раздался стук в дверь кельи, [настоятель] отодвинул створку и увидел министра Сугавара, принявшего временный облик ²⁴⁶. С глубоким почтением и боязнью [монах] попросил того войти в зал с изображением Будды и спросил: «Что привело вас сюда?» Тот ответил: «Я получил разрешение Бонтэн и Тайсяку ²⁴⁷. Запрета земных и небесных богов тоже, кажется, нет. Я хочу пойти в столицу и войти во дворец императора, известить о своей печали, и сотворить месть. И только ты ²⁴⁸, обретя в соблюдении многих обрядов силу, сможешь меня остановить. Даже если получишь императорский указ, извинись и верни его. Извечная связь ²⁴⁹ наставника и его прихожан именно в этом» ²⁵⁰. И тогда Хоссё:бо: сказал: «Отношения наставника и прихожан — это связь, зарождающаяся не в этом мире, поэтому если я закрою глаза [на происходящее], наверное, случится что-то плохое! Вся страна — это земля государя. И что делать проживающему в этих владениях, если государь трижды направит указ? ²⁵¹». Министр Сугавара несколько переменился в лице, словно ему захотелось пить, и он откусил предложенный ему гранат, выплюнул [кусок] на дверь и вышел. Этот гранат полыхнул пламенем, и дверь загорелась. Монах сотворил магический знак «полить [162] водой» ²⁵², и огонь исчез. Опаленная огнем дверь кельи сохранилась до сих пор.

Вскоре после этого прогремел гром и ударила молния. Передают, что сверкание было такое, как при появлении слоя воды и слоя металлов ²⁵³ во времена образования этого мира ²⁵⁴. Во Дворце Сэйрё:дэн только один господин Хон-ин ²⁵⁵ обнажил меч и, пристально вглядываясь, сказал: «Когда ты служил при дворе, ты следовал за мной. Пусть теперь ты даже стал божеством, но будет неразумным, если ты не проявишь почтительность ко мне».

В это время посмертно удостоенный должности со:дзё: ²⁵⁶ трижды получил указ государя ²⁵⁷ и пришел с горы Хиэй к императорскому дворцу. Разлившиеся воды реки Камо отступили, и, он прошел по реке словно посуху. Сила, приобретенная от соблюдения обрядов, была необычайной, и государь немало удивился. Вскоре после этого [Сонъи] часто умиротворял Небесное божество ²⁵⁸.

В восьмой год эры Энги ²⁵⁹, в десятую луну Суганэкё: самым первым подвергся божественному наказанию: он скончался. [163]

В девятый год той же эры ²⁶⁰ в третью луну министр Хон-ин ²⁶¹ премного страдал [от болезни], и, хоть он и принимал лекарство, составленное по рецепту [самого] Киики ²⁶², никакого толка не было, и тайное искусство семьей Абэ и Камо ²⁶³ лишь понапрасну растрачивало подношения богам. [Министр] раздумывал, не отступились ли [от него] светлые божества святилища Касуга ²⁶⁴, и сердцем понял, что здесь замешан дух министра Сугавара ²⁶⁵. [Он] думал, что его спасет только сила, полученная от соблюдения многих обрядов, [и выбрал] почтенного Дзё: дзо: ²⁶⁶, ученика Сэйрё: бо: рисси Гэнсё: ²⁶⁷, сына советника Дзэн ²⁶⁸. Почтенному Дзё: дзо: тогда не исполнилось еще и двадцати ²⁶⁹, [164] но уже с десяти лет он служил посланником божеств ²⁷⁰ и превзошел своих сотоварищей по знанию тайного и явного учений ²⁷¹. Не было в мире равных ему в его многочисленных способностях и умениях: [он превосходил всех] в искусстве толкования санскритских знаков ²⁷², в написании текстов, в игре на духовых и струнных инструментах, в астрономии, в искусстве предсказания, в гадании по панцирю черепахи и гадательным палочкам, в наставлении на путь Будды, в обретении чудесной силы от творимых молитв и заклинаний, в искусстве врачевания, в музыке голоса озлобления ²⁷³. И в четвертый день четвертой луны ²⁷⁴ его призвали для молитв. В тот день около полудня советник Дзэн пришел навестить больного, а из правого и левого уха министра вылезли головы голубых змей и возвестили: «Я написал прошение, воззвал к Бонтэн и Тайсяку, получил от них разрешение и теперь хочу отплатить заклятому врагу, но твой сын Дзё:дзо: скоро начнет изгнание духов. Останови его!». Советник испугался, как Шэ Гун, встретившийся с настоящим драконом ²⁷⁵, и поведал [услышанное] сыну. Дзё:дзо: узнав об этом, ушел на закате. Вскоре после этого министр [165] Хон-ин скончался. ²⁷⁶ Было ему тогда тридцать девять лет. Его дочь, бывшая наложницей государя ²⁷⁷, тоже скончалась. Старший сын, командующий Ясутада, живший на Восьмой линии, скончался очень молодым. Вот как! Когда он заболел, человек, обретший чудесную силу в соблюдении обрядов, возносил [за Ясутада] молитвы, и когда, читая сутру Якуси ²⁷⁸, возвысил он голос при словах «так называемый военоначальник Кубира ²⁷⁹», [Ясутаде] послышалось «задуши меня ²⁸⁰», он испугался и, не открывая глаз, скончался. Вскоре скончался и третий сын [Токихира], средний советник Ацутада ²⁸¹. Люди этого рода умирали до сорока лет, и ни у кого не было потомства ²⁸². И только правый министр Акитада из Томи-но ко:дзи ²⁸³ достиг должности министра и получил второй ранг. Он весьма боялся министра Сугавара, и хотя занимал должность министра шесть лет, но в это время даже обходился без сопровождающих при выездах. Часть своей еды он клал на четырехугольный поднос и подносил [божеству]. При входе в его дом стоял маленький бочонок с черпачком, и Акитада, набрав воды, сам мыл руки. Однако в его семье были только потомки, следовавшие пути Будды и ставшие со:дзу ²⁸⁴, хо:ин ²⁸⁵, со:дзё: ²⁸⁶. Были только Синъё из [166] Миидэра ²⁸⁷, Кайко: из Ко: фукудзи ²⁸⁸, Монкё: из Ивакура ²⁸⁹. И особенно печально, что третий сын Ацутада, помощник главы Штаба императорской гвардии Сари ²⁹⁰, раздумывая над положением своей семьи, решил, что в миру ему нечего делать, стал монахом и умер. От такого становится страшно.

Жил человек по имени Кимитада ²⁹¹, контролер старшего разряда ²⁹², внук императора Комацу ²⁹³, двоюродный брат правителя [167] годов Энги. В двадцать третий год эры Энги ²⁹⁴, в четвертую луну он внезапно умер, а по прошествии трех дней воскрес и сказал своим близким: «Вам следует пойти со мной во дворец к императору». Услышав это, люди подумали, что он помутился рассудком, но Кимитада настойчиво повторял эти слова, и его сыновья Нобуакира и Нобутака, придя на помощь, отправились с ним во дворец. От двери Такигути ²⁹⁵ он [начал] докладывать о своем деле. Повелитель годов Энги, удивившись, вышел навстречу, и то, что он услышал, было действительно пугающим. «[Я], Кимитада внезапно умер и оказался перед воротами Подземного Дворца, а немного погодя увидел человека ростом более дзё: ²⁹⁶. На нем были красивые одежды и шапка, а в руках — подставка с [написанным] золотом текстом. Он читал, и я стал внимательно прислушиваться. «Повелитель годов Энги поступил бессердечно», — звучали слова. Тут я понял, что это министр Сугавара. В это время выстроились тридцать четыре служителя подземного мира в красных и фиолетовых одеждах, и второй по счету человек, слегка усмехнувшись, сказал: «Правитель годов Энги был довольно невнимательным. Может, следует сменить девиз правления?», — сообщил [Кимитада] императору и тут же ушел ²⁹⁷.

Правитель услышал это и невероятно испугался. В двадцатый день четвертой луны ²⁹⁸ министру Сугавара вернули его бывшую [должность Правого министра] и, повысив на одну ступень, пожаловали старший второй ранг. В этот день сожгли [168] и выбросили высочайший указ ²⁹⁹ от четвертого года эры Сё:тай, двадцать пятого дня второй луны ³⁰⁰.

По этой же причине в двадцатый день пятой луны девиз правления Энги сменили на Энтё: ³⁰¹. Министр Сугавара также явился в измененном виде в Сэйрё:дэн, предстал пред лицом императора и поведал о прошлом ³⁰². К тому же именно в это время самые различные боги вызывали многие стихийные бедствия!

В восьмой год эры Энтё: ³⁰³, в двадцать шестой день шестой луны ³⁰⁴ в юго-западную колонну дворца Сэйрё:дэн попала молния и случился пожар. Загорелись верхние одежды старшего советника Киёцура, он повалился на пол, катался и кричал, но огонь не погас. У правого контролера среднего разряда Марэёасоми обгорело лицо, и он упал под колонну, Корэсигэасоми взял лук, чтобы противостоять ³⁰⁵, но дух убил его, у стражника императорской гвардии Тадацуми обгорели волосы, и он умер. Ки Кагэцура задохнулся от пламени и в мучениях умер. Это было делом повелителя огня, грома и молнии, третьего посланника из 168 000 приверженцев Тэмман Тэндзин. С этого дня вошла в тело государя немочь, ему становилось все хуже и хуже, и в двадцать третий день ³⁰⁶ девятой луны он передал правление своему одиннадцатому сыну, ставшему императором Судзаку ³⁰⁷. [169] В двадцать девятый день девятой луны, в возрасте сорока шести лет, он принял монашество. И вскоре скончался.

В то время жил человек, которого называли святой Нитидзо: ³⁰⁸. Настоящее его имя было До:кэн, но благодаря учению бодхисаттвы Конго:дзао: ³⁰⁹ он сменил имя и стал называться Нитидзо: В четвертый год эры Дзё:хэй ³¹⁰, с шестнадцатого дня четвертой луны этот человек затворился в тесной пещере горы Кимпусэн ³¹¹ и совершенствовался на пути Будды; в первый день восьмой луны ровно в полдень он внезапно скончался, а в тринадцатый день воскрес! В то время благодаря умению ³¹² Конго:дзао: он увидел каждый уголок в трех мирах ³¹³ и на шести [170] путях ³¹⁴. Там он находился в месте пребывания Тэмман Дайдзи Тэндзин ³¹⁵, во Внутренней и Внешней обители Тушита ³¹⁶, во дворце повелителя Эммы ³¹⁷, в аду и прочих местах. Суть радостей и горестей тела, души и их окружения, предопределенных прошлым ³¹⁸, ничуть не отличается от их описания в священных сутрах. Тэмман Тэндзин называли Повелителем грозных и добродетельных дэвов ³¹⁹, его странствия в десяти направлениях подобны церемонии выезда императора при восшествии на престол. Выглядит он так, что не описать словами. Не счесть его сторонников и приверженцев самых разных видов и форм. Они — и как защитники храма ³²⁰, и как [171] божества грома, злые духи, лесные духи ³²¹ и ракшасы ³²². Место, где живет [Тэмман Тэндзин] — огромное озеро. Не видно его краев и берегов, и подобно оно Четырем великим морям ³²³. Посередине озера — большой остров. Цветы, птицы и растения на нем великолепны: такие, как говорится в сутре Будды Амиды ³²⁴ о крае Высшей радости. В середине острова — четырехугольный алтарь примерно в восемь локтей ³²⁵. В середине алтаря — лотосовый цоколь. На лотосовом цоколе стоит прекрасная пагода. Внутри пагоды на осях из красивых камней висят свитки «Сутры о Цветке Лотоса Чудесной Дхармы», написанной золотыми буквами, там — храм школы Тэндай ³²⁶. К востоку и западу от него висят две мандалы ³²⁷. На севере, на расстоянии примерно одного ри, стоит большой замок. Убранство его великолепно, сияние ³²⁸ ярко. Именно здесь живет Повелитель грозных и добродетельных дэвов. [172]

«Этот остров — место, где [я] непрерывно размышляю», — так изрек он. И изволил сказать святому Нитидзо: «Сначала я думал так. В прошлой жизни я изошелся слезами, поэтому я хотел погубить Японию: затопить ее, сделать огромным морем, а через восемьдесят четыре года создать твердь и устроить там свою обитель. Но поскольку [это страна], где Фугэн ³²⁹, Рю:мё: ³³⁰ и другие распространяют учение Будды, я, всей душой преданный Закону, простил. Сила тайного и явного учения довольно умерили мою злобу. Кроме того, Так Пришедший ³³¹ далекого прошлого, великие ³³² в теле закона ³³³ благодаря обету милосердия взяли ³³⁴ себе имена светлых божеств и теперь во множестве живут в этой стране. Силой своей мудрости они несколько успокоили меня, поэтому я не причиню большого вреда. Однако подчиняющиеся мне 168 000 вредоносных божеств в некоторых случаях причиняют вред и даже мне трудно их остановить». Нитидзо: выслушал это и со страхом и почтением сказал: «В Японии множество людей, и знатных, и низких, называют вас Божеством грома и молнии и почитают наравне с Просветленным ³³⁵. По какой же причине такая злоба?» Великий повелитель дэвов изволил ответить: «Вся страна [нанесла] мне великую обиду и ущерб. Каждому следует почитать меня. Пока я не стану буддой, разве смогу я забыть такую горечь? Однако если люди будут верить в меня, сотворят мое изображение, будут повторять мое имя и усердно молиться мне, то я [173] откликнусь на это, как эхо откликается голосу». Такую клятву дал он! Когда Нитидзо: поведал об этом бодхисаттве Конго:дзао: тот сказал: «Я хотел дать тебе знать о главных причинах бедствий в мире, вот и доставил тебя к Повелителю грозных и добродетельных дэвов».

Этот святой Нитидзо: при помощи чудесной силы Конго:дзао: достиг царства царя Эммы ³³⁶, в сопровождении посланника царя обошел множество адов ³³⁷. В одном из них есть место под названием «Железная пещера страданий». Там было четыре человека. Тела — черные, как сажа, на плечи одного из них накинута одежда. Трое остальных, совершенно голые, сидели, скрючившись, на красном пепле: не было ложа, чтобы лечь, и они плакали и стонали. Посланник царя Эммы объяснил: «Тот, на кого накинута одежда — мудрейший повелитель страны годов Энги. Трое остальных — его слуги. И господин, и его слуги одинаково подвергаются страданиям». И вот правитель годов Энги подозвал к себе Нитидзо: и тот с почтением и трепетом приблизился к господину. Повелитель сказал: «Нет больше ко мне почтения. В подземном царстве господин тот, кто безвинен, и не важно, знатного или низкого он происхождения. Я — сын Конго:каку Дай о: ³³⁸, однако низвергнут в «Железную пещеру страданий». Долго я правил страной, и за это время совершил множество добрых дел и немало плохих. Сначала я получил воздаяние за плохие дела, и теперь беспрерывно страдаю. Однако я любил и уважал Закон, а, значит, потом буду возрожден в Каракутэн ³³⁹. Так называемый Повелитель грозных и добродетельных дэвов, затаив злобу, сжигает и разрушает Закон Будды, вредит всему живому. Все воздаяние за эти плохие дела падает на меня. В моей прошлой жизни я совершил пять тяжелых проступков. И все они связаны с Повелителем грозных и добродетельных дэвов. Во-первых, я толкнул отца на трудный путь, заставил его страдать. Во-вторых, сам я, сидя в высоком дворце, оставил отца внизу. В-третьих, обвинил невинного [174] мудреца, служившего мне. В-четвертых, желая долго править, способствовал разрушению Закона Будды. В-пятых, из-за своих врагов причинял вред многим живым. Эти пять проступков моей прежней жизни привели к мучительному воздаянию после смерти». Он наказывал святому Нитидзо: во избежание таких мучений [совершать] добрые дела, которые ведут к хорошему воздаянию.

Также Конго:дзао: сказал, что 168 000 божеств Повелителя грозных и добродетельных дэвов — божество воды и огня ³⁴⁰, божество грома и молнии, божество ветра, божество дождя, злой дракон ³⁴¹ и другие — наполнили всю страну и наносят ей огромный вред, и силы добрых божеств уступают их силам. Разрушение гор, землетрясения, разрушение замков, порча вещей, болезни и мятежи — все это дело божеств, подчиняющихся Повелителю грозных и добродетельных дэвов. 617 пожаров в столице в четырнадцатом году эры Энги ³⁴² во второй день пятой луны, сгоревшие в То:дайдзи ³⁴³ в семнадцатом году эры Энги ³⁴⁴ в первый день второй луны сто двадцать четыре монашеские кельи и зал для лекций в одиннадцать ма ³⁴⁵, пожар в Су:фукудзи ³⁴⁶ в двадцать первом году той же эры ³⁴⁷, пожар в Хо:рю:дзи ³⁴⁸ в третьем году эры Энги ³⁴⁹, сгоревшие в Энрякудзи ³⁵⁰ [175] в пятом году эры Дзё:хэй ³⁵¹ сорок с лишним павильонов, в том числе и центральный, вооруженный мятеж Сумитомо и Масакадо ³⁵² — свидетельства деяний посланцев Тэндзин.

Вдумываясь в прошлое и размышляя о будущем, [понимаешь, почему произошли] сражение Садато: и Мунэто: ³⁵³; смута после первого года эры Хо:гэн ³⁵⁴; соперничество домов Минамото и Тайра ³⁵⁵; пожар третьего года эры Ангэн или же первого года эры Дзисё: ³⁵⁶, вспыхнувший в переулке Томи-но ко:дзи улицы Хигути и добравшийся до Дайгоку-дэн, Сингон-ин, галереи Хассё:-ин, Судзаку-мон, Оотэммон, Кайсё:мон ³⁵⁷; разрушение [176] Ко:фукудзи ³⁵⁸ домом Тайра; мгновенно сгоревшая в огне в То:дайдзи позолоченная бронзовая статуя Русяна Нёрай ³⁵⁹ высотой пять дзё: три сяку пять сун ³⁶⁰; голод годов Тё:сё: и Ё:ва ³⁶¹; великое землетрясение первого года эры Бундзи ³⁶²; тайфун пятого года той же эры; наводнение годов Кэнкю: ³⁶³. Знающие люди говорили: «Бедствия страны — от подчиняющихся Тэндзин божеств, которые не прекращают работы».

В пятый год эры Тэнгё: ³⁶⁴ в двенадцатый день седьмой луны Аяко из рода Тадзихи, жившей в Западной части столицы на Седьмой линии во втором квартале, получила откровение: ³⁶⁵ «Когда я прежде жил в миру, я долгие годы часто отдыхал в Уконо баба ³⁶⁶. Это тихое место в окрестностях столицы, и ничто не сравнится с ним. Однако с тех пор, как меня понапрасну обвинили и отправили в Западные земли — хоть так и было предопределено — в глубине души не утихает злоба, которая сжигает сердце. Я не знаю, когда вернусь в столицу, но пламя в [177] груди утихает, как только я тайно направляюсь в это место. Построй там для меня небольшое святилище ³⁶⁷». [Аяко], стесненная своим низким происхождением, не построила святилища в Уконо баба, а соорудила священную ограду ³⁶⁸ возле своего бедного жилища, пять лет почитала и поклонялась [духу Митидзанэ]. Однако сердце божества не отзывалось, и тогда, следуя откровению, в первый год эры Тэнряку ³⁶⁹, в девятый день шестой луны святилище перенесли в Китано и стали поклоняться там. Об этом сказано в «Записях» ³⁷⁰.

В девятый год эры Тэнгё: ³⁷¹ во дворце в Хира провинции Ооми было дано откровение семилетнему сыну нэги ³⁷² Мива-но Ёситанэ. О подробностях лучше справляться в «Го-такусэн ки» ³⁷³. Было сказано: «Мои вещи я впервые получил, когда прибыл [178] сюда. Это останки Будды, пояс с драгоценными камнями, большой серебряный меч, скипетр и зеркало ³⁷⁴. Среди моих последователей есть два человека по имени Оимацу и Фукубэ. Скипетр я передал Оимацу, останки Будды — Фукубэ. Они пришли со мной из Западных земель. Эти двое очень отличаются от других! Им следует доверять. Я решил разместить их подле себя. Оимацу уже давно следует за мной. Когда я прежде был министром, то увидел во сне, как во мне выросла сосна, и тут же сломалась. Это означало мою скорую ссылку. Сосна — это я сам. Пламя моего гнева ³⁷⁵ переполнило Небо, и множество божеств грома и демонов подчинились мне; всего их 105 000 ³⁷⁶. Беды мира — дело моих рук. И Тайсяку ³⁷⁷ поручил все это мне. Он возвестил [мне]: «В мире стало много неверующих, насылай на них всякие болезни», и поэтому я повсюду направляю своих демонов и насылаю болезни. На неверующих падает молния и повергает их! Демоны насылают на них болезни кожи. Но при этом, если в мире есть печалящиеся и страдающие живые существа, я только и думаю, как их спасти! Пока я был в Западных землях, я не переставал молить Будду ³⁷⁸, чтобы после завершения моей ничтожной земной жизни я мог бы спасти всех, кого, как и меня, постигло внезапное несчастье, и прочих страждущих, чтобы я мог бы исправить тех, кто причиняет вред другим. И стало так, как я хотел. Возле моего святилища нельзя убивать зверей и птиц, иначе мой гнев еще больше возрастет, и в душе появится желание причинить несчастие. Все люди произносят [имена] Камо и Хатиман ³⁷⁹, а мое — нет. Я от всего сердца буду охранять людей, [179] которые обращаются ко мне. И к какому бы божеству не обращались, [ему] меня не остановить. Именно Уконо баба — земля для отдохновения. Я переселюсь туда. В том месте, где я буду обитать, следует посадить сосны. Пока я жил в этом миру, я занимался общественными делами, и не раз задерживал рис для Будды ³⁸⁰ — эта вина велика. Хоть и стал я теперь вездесущим ³⁸¹, много у меня печалей. Хорошо бы на том месте построить Зал Самадхи Цветка Дхармы и время от времени разъяснять Великое учение Будды. Непостижима важнейшая причина, по которой Будда пришел в этот мир ³⁸². В стихотворении «Три-четыре месяца назад покинул дом» из последнего собрания ³⁸³ говорится:

[Увидев] белые от инея лапы дикого гуся, думаю,
а не привязано ли к ним послание из родного дома?
[Увидев] иней на голове дикого гуся, думаю,
вернусь ли домой?

Людям, которые помнят и произносят эти строки, наверное, это придется по душе».

Так сказал, и ребенок очнулся. Ёситанэ ³⁸⁴ хорошенько запомнил, что говорилось в откровении, пришел в Уконо баба и [180] направился к монахам Сайтин, Хо:ги, Нансэй из храма Асахи-дэра ³⁸⁵. Пока они вместе подробно обсуждали все это, за одну ночь выросло несколько десятков ³⁸⁶ сосен, и вдруг появился лес в несколько хо ³⁸⁷. Словно проявился божественный дух, и множество людей разом посадили [деревья]. Сразу же после этого монах Сайтин, Каму-но Хиромунэ, следовавший за Аяко настоятель храма Мандзо: и Хосигава Сю: эй, соединив свои помыслы, берегли росу святилища в густом лесу и поклонялись ветру в священных соснах. После этого чудеса стали поистине удивительными, а вознаграждение и наказание — небывалыми. С первого года эры Тэнряку ³⁸⁸ до эры Тэнтоку ³⁸⁹, на протяжении четырнадцати лет святилище перестраивалось пять раз.

В третий год эры Тэнтоку ³⁹⁰, год цути-но то хицудзи ³⁹¹, правый министр Кудзё: ³⁹² построил здание и принес в дар многие сокровища. В молитвословии ³⁹³ по этому поводу написано:

Во время [службы] при дворе [ты] прославил древнее имя и занял высокое место. Будучи министром ³⁹⁴ в этом мире ³⁹⁵, по своему разумению управлял страной. После смерти ты по велению сердца ³⁹⁶ принял временный образ божества ³⁹⁷, отвечаешь на все молитвы, охраняешь во всем мире и знатных, и низких. Поэтому Моросукэ не жалеет сил в стремлении к истине и беспрестанно [181] возносит молитвы. Божественный покровитель бережет мое счастье денно и нощно, поэтому у меня много потомков, мужчин и женщин. Мужчины стали опорой страны, по своему разумению во всем помогают правителю, а, кроме того, стали предками наследного принца. Женщины стали матерью императора, супругой императора, матерью повелителя. С почтением и страхом прошу, чтобы наша фамилия Фудзивара передавалась в роду множеству потомков, наследовалась их многочисленными домами, и по мере того, как Тэндзин почитают на этой земле, пусть мой род не слабеет наравне с двумя принципами ³⁹⁸, сияет вместе с солнцем, луной и звездами, а божественный покровитель бережет мое счастье денно и нощно.

Считается, что с тех пор и по наши дни процветание [дома], непрерывность регентов, продолжающаяся связь с императорским родом — все это сила веры господина Кудзё: ³⁹⁹ и милость Тэмман Тэндзин. Во времена, когда отправили министра Сугавара на Западный остров ⁴⁰⁰, господин Таданобу ⁴⁰¹, младший брат министра Хон-ин, был [всего лишь] правым контролером старшего разряда ⁴⁰². К тому же, он не участвовал в хитроумном плане старшего брата, и, будучи душевно близок с министром Сугавара, обменивался с ним известиями, не прерывая духовной связи. Поэтому [между Тэндзин и] господином Таданобу возникла связь ⁴⁰³, и род [Таданобу] особенно охранялся и получал милости, так что в его роду не переводились регенты ⁴⁰⁴, и правили они страной по своему разумению. И в «Готакусэн ки» ⁴⁰⁵ записано, что великая радость была, когда третий сын Кудзё:-доно ⁴⁰⁶, Хо:ко:-ин ⁴⁰⁷, и другие проезжали Китано. [182]

В «Готакусэн ки» ⁴⁰⁸ написано:

Про меня, Тэмман Дайдзидзай Тэндзин, говорят, что я в одно мгновение обхожу три мира ⁴⁰⁹. Мое обычное место пребывания — мир спасенных живых существ ⁴¹⁰. Четыре Бодхисаттвы — Фугэн, Мондзю, Каннон и Дзидзо: ⁴¹¹ — приходят вместе, чтобы объяснять [Закон] и направлять все живое к спасению ⁴¹². Я по велению сердца каждый день прихожу поклониться во дворец Тайсяку ⁴¹³, дворец царя Эммы ⁴¹⁴, дворец Бонтэн ⁴¹⁵, в Пять Индий ⁴¹⁶, в столицу Великой Тан город Чанъань, в храм Симин ⁴¹⁷, в храм Цинлун ⁴¹⁸, замок Кунму в Силла, дворец императора в Японии, а также в чудесные храмы и святилища пяти провинций и семи дорог ⁴¹⁹. Также приходят и все те, все, [183] кто следует за мной, все духи, некогда бывшие и низкими, и благородными, затаившие глубокую злобу и отвернувшиеся от мира. Однако моими спутниками не стали те, кто без причины преисполнен злобы. В конце эры Энги ⁴²⁰ во дворце Тайсяку собрались светлые божества, устанавливающие порядок в Японии, и пока они размышляли, в стране происходили многочисленные стихийные бедствия.

Во времена императора-монаха Энъю: ⁴²¹, с начала годов Дзё:гэн ⁴²² и до пятого года эры Тэн:гэн ⁴²³, на протяжении семи лет, дворец императора ⁴²⁴ горел трижды ⁴²⁵. Для очередной постройки дворца собрались плотники ⁴²⁶, они строгали потолочную балку в Южном дворце, а вечером протерли ее и ушли. Когда они пришли на следующий день, то увидели, что балка в одном месте немного закоптилась. Они сочли это странным, а когда как следует присмотрелись, то увидели, что за одну ночь жучки проточили отверстия, которые складывались в стих:

Хоть и построите, я, Сугавара, сожгу снова!
Пока не стихнет боль в груди (Пока есть щели между досками) ⁴²⁷.

Этот стих возвестил знатным господам о [необходимости] перестройки и ремонта в храме в Китано, и, подумав, двор согласился. Говорят также, что это случилось во времена императора-монаха Итидзё: когда императорский дворец горел четыре раза за десять лет.

Во времена правления императора-монаха Итидзё: [Сугавара] повысили со второго старшего ранга до первого младшего [184] Ранга ⁴²⁸ и пожаловали должность Левого министра. ⁴²⁹ В четвертый год эры Сё:ряку ⁴³⁰, в девятнадцатый день восьмой луны императорский гонец Сугавара Мотомаса с грамотой о присвоении придворного ранга и указом о назначении прибыл в Дадзайфу. В двадцатый день в час овцы ⁴³¹ он пришел в Анракудзи, поставил на стол шкатулку с грамотой, дважды помолился и стал читать. И тогда чудесным образом проступило китайское четверостишие. Мотомаса очень удивился и испугался.

Я удивлен, что императорский гонец вдруг удалил шипы [клеветника] ⁴³².
Я благодарен за повышение ранга и должности.
И хоть я рад милости императора, полученной уже в могиле,
Но и живому, и мертвому постыдно имя ссыльного.

Этот текст передали в Гэки ⁴³³, где он хранится и по сей день. Почерк совершенно такой же, как у Тогфу: ⁴³⁴. Считается, что, воистину, верны слова Великого учителя Ко:бо: ⁴³⁵: «Министр Сугавара — это я в наше смутное время. Оно То:фу: — это я в благоприятные времена» ⁴³⁶. Многие рассудили, что ответ императору [свидетельствует] о недовольстве божества, и в пятый год эры Сё:ряку ⁴³⁷ [Митидзанэ] пожаловали первый [185] старший ранг и должность главного министра ⁴³⁸. На этот раз душа божества смягчилась, и [оно] дало в откровении такие стихи ⁴³⁹:

Вчера я был слугой презренным в императорском дворце.
Сегодня я покойник, очистившийся от стыда в Западной столице ⁴⁴⁰.
Как быть мне, скорбному в жизни и радостному в смерти?
Пусть вскоре исполнится мое желание хранить устои государства.

Говорят, что [Тэндзин] поклялся каждый день семикратно хранить того человека, который хоть раз произнесет этот стих ⁴⁴¹.

Считается, что процветание храма в Китано, родового святилища министра Сугавара, началось со времен правления императора Мураками ⁴⁴². Если те, кого несправедливо обвиняли в чем-либо, приходили [в храм] и склоняли голову, то немедленно получали божественную милость. Если же кто просил о повышении ранга и должности или молил о счастье и долголетии, то его просьбы исполнялась. Тэндзин сразу же поддерживал веру, а неверие наказывал.

Во времена императрицы Тайкэн ⁴⁴³ у одной их фрейлин ⁴⁴⁴ пропала одежда. Подозреваемая [в краже] фрейлина ⁴⁴⁵ отпросилась на семь дней, затворилась в святилище ⁴⁴⁶ в Китано и воззвала: [186]

Взываю к тебе, когда-то ставший богом Тэндзин! ⁴⁴⁷
Не понимаю, почему про меня такое говорят?

Укравшая одежды прислужница ⁴⁴⁸ Сикисима, мать монахини Кирисихара, предстала перед императором-монахом Тоба ⁴⁴⁹ и сама преподнесла [одежды] ⁴⁵⁰.

Жил человек по имени Нисюн, сын главы Министерства управления Мититоси ⁴⁵¹, высокопоставленный монах ⁴⁵² храма Сэсондзи ⁴⁵³, весьма чтимый [последователями] тайного и явного учений ⁴⁵⁴. Прислуживавшая императору-монаху Тоба фрейлина ⁴⁵⁵ сказала, что Нисюн падок на женщин. «Как стыдно!» — подумал этот высокопоставленный монах, затворился в Китано и воззвал:

Наверное, божества думают: как печально!
Один человек мешает другому!

Тогда эта фрейлина, будучи в одних алых хакама ⁴⁵⁶, держа в руках посох ⁴⁵⁷ и приговаривая «Это возмездие за то, что я наговорила [187] пустое на Нисюн», пустилась в безумный пляс. Позвали этого высокопоставленного монаха из Китано, он один раз произнес заклинание Фудо: ⁴⁵⁸, и фрейлина очнулась. А для высокопоставленного монаха привели лошадь по имени Усудзуми ⁴⁵⁹.

А вот еще один недавний случай. Один высокопоставленный монах из храма Ниннадзи ⁴⁶⁰ ехал в повозке и хотел проехать перед священным паланкином ⁴⁶¹, который несли из Китано в Западную столицу ⁴⁶² к месту временного пребывания божества ⁴⁶³. Быки ⁴⁶⁴ которые везли повозку, упали перед [паланкином] и вскоре умерли. Монах убежал босиком ⁴⁶⁵. И таких случаев [188] столько, что для записи не хватит даже кистей из Чу ⁴⁶⁶, их не сочтет даже Ли Шоу ⁴⁶⁷.

Праздник в восьмой луне тоже начался при императоре Мураками ⁴⁶⁸. По распоряжению двора это стало обязанностью Министерства казны. Могущество и слава божества внушают благоговение, проводятся такие ритуалы, каких мало в наше время. И когда в четвертый день восьмой луны священный паланкин ⁴⁶⁹, сверкая среди листвы в западных горах и преодолевая зелень кустов Китано, постепенно приближается, поднимаясь по дороге Ниси-но Оомия, тогда перед глазами сияют украшения на паланкине, и вера все крепче. Мужчины и женщины, старые и молодые в величайшем почтении складывают ладони. Когда священный паланкин вносят в зал для поклонений ⁴⁷⁰, монахи, живущие в монастыре, обходят вокруг и звенят [колокольчиками] посохов, подчеркивая могущество божества. Благодаря уловке бодхисаттвы ⁴⁷¹, скрывшего свое сияние и сравнявшегося с пылью страданий ⁴⁷², исчезают тяжкие грехи и живых, и мертвых. При этом, если говорить о подлинном, то [189] [Тэндзин] — след ⁴⁷³ Кандзэон ⁴⁷⁴, проявление Одиннадцатиликой ⁴⁷⁵. Он спустился с высокой горы Истинного ⁴⁷⁶, явил собой спасителя ⁴⁷⁷ Западного рая, оставил Чистую Землю Высшей Радости ⁴⁷⁸ и проявился в образе Тэмман Тэндзин. Он наказывает неверующих и объемлет искренне верующих, в настоящем и будущем создает все земли, в этом мире он дарует долголетие, а на склоне лет, посадив человека на плот из чистого золота, отправляет его в Западный край Высшей Радости. С радостью побудем рядом с ним. Следует искренне верить и усердно посещать [его святилище].

Запись завершена в пятый год эры Кэнкю: ⁴⁷⁹, в двадцать четвертый день десятой луны.